Жестокая ложь Коул Мартина

Глава 108

— Ему рано или поздно понадобится работа.

Дерек Грин был искренне рад тому, что Винсент выходит из тюрьмы.

Берти Уорнер улыбнулся.

— Конечно, понадобится. Но первое время — ни-ни. Он отсидел четыре года. Теперь ему придется наверстывать упущенное время, привыкать… Мы устроим ему грандиозную встречу. Как-никак парень молчал как рыба. Дай ему несколько штук на первое время. Пусть обживется. Может, он попытается завязать…

Дерек громко расхохотался.

На лице Берти появилась moue.[17] Он поджал губы, потом заметил:

— Теперь паренек на крючке у легавых.

— Вряд ли он станет завязывать. У Винсента это в крови. О нем хорошо отзывались. Парень не впустую проводил время в тюряге. Шесть часов в день в тренажерном зале — это тебе не шутка. Теперь он такой качок, что аж жуть берет. Думаю, придется дать ему настоящее дело с настоящими бабками. В конце концов, он нас всех выручил, и я его за это уважаю. В восемнадцать лет попасть на остров и хорошо себя там зарекомендовать… К нему там нормально относились. Парень не позволял себе никаких… отклонений.

Берти согласился с приятелем и с усмешкой добавил:

— Готов поспорить, его малышка ждет не дождется, когда снова сможет его обнять. Четыре года без секса — это не шутка! Я не слышал, чтобы она погуливала на стороне. А ты?

— И я не слышал. Сначала, правда, она наделала глупостей. Когда ее парня посадили, девчонка начала толкать экстази и имела глупость нарваться на легавую, которая работала под прикрытием. Что-то во всем этом деле с самого начала дурно пахло. За всем стояла Кристина Картер, а эта шлюха кого угодно готова продать.

Берти помолчал, а затем спросил:

— Ты думаешь, Винсент собирается призвать кое-кого к ответу?

— Я бы не стал его винить. Его девчонку могли навсегда лишить родительских прав.

— Сейчас ребенок живет у бабушки?

— Насколько знаю, да. Но я бы ни за что не подпустил эту чертову Синтию Каллахан… Тейлор… к малышке. У кого хватило ума отдать невинного ребенка этой чертовой суке?

Берти сокрушенно покачал головой, поражаясь чудовищной глупости социальных служб. Каждый день в газетах печатают статьи о том, что они, отобрав детей у вполне приличных людей, доверяют их опеке всяких психопатов, которые убивают или морят малышей голодом. В этом вообще нет ни крупицы здравого смысла.

— Если он надумает выбить дурь из Синтии, я хотел бы при этом присутствовать.

Дерек улыбнулся и сказал:

— Я тоже не откажусь.

— Но, по правде говоря, когда она была моложе, то была горячей штучкой. Задница — как два вареных яйца, а грудь задиралась к потолку. Синтия ходила с таким видом, словно каждый мужик просто обязан пасть перед ней на колени… Как по мне, так куда лучше, когда такие бабы сами падают перед тобой на колени. Просекаешь?

Дерек расхохотался.

— Габби похожа на свою мать. Я так понимаю…

Берти улыбнулся.

— Когда я вижу дочь, то не напрягаюсь, а вот у ее матери всегда был вид человека, от которого всего можно ожидать. Эта сумасшедшая сука убила моего друга, пристрелила его, а мне даже отомстить ей как-то не с руки. В конце концов, она защищала себя и свою сестру. Вот лажа! Если бы Паркер вломился в дом моей жены, я бы хотел иметь Синтию Тейлор на своей стороне. Кевин сделал большую дурость. Он хотел отомстить, но мстить надо на ясную голову, а не под действием эмоций.

Дерек согласно кивнул. Берти был полностью прав.

— Им и так не повезло. Мы разобрались с Паркером. Джимми Тейлор совершил самоубийство. Его сын попал в сумасшедший дом, или как там теперь это называется… Все, кто имеет отношение к этой суке, плохо заканчивают. Борджиа — просто Микки Маус по сравнению с ней.

Берти рассмеялся.

— Ну, Винсент скоро выходит. Думаю, он быстро с ней разберется.

Дерек усмехнулся и вполне серьезно сказал:

— Аминь. Да будет так!

Глава 109

Мэри любила свою правнучку. Милый ребенок, хотя и не лишенный черт характера, позаимствованных, судя по всему, у Синтии. Это не на шутку беспокоило Мэри. Чери были присущи эгоизм и высокомерие Синтии Каллахан. Девочка запросто обводила прадедушку вокруг пальца, но на Мэри ее обаяние не действовало. И Чери в свои четыре года уже осознавала, что прабабушка — крепкий орешек, поэтому держалась с ней несколько настороженно. Да, она умела играть на чувствах близких людей — в конце концов, у нее хорошая учительница.

— У тебя все в порядке, бабуля?

Мэри утвердительно кивнула.

— Да, дорогая. Просто я устала. Винсент сегодня звонил?

Габби заулыбалась.

— Утром. Я не могу дождаться, когда мы снова будем вместе, бабушка. Я так по нему скучаю!

— Он счастливчик. Получил только четыре года… — В голосе Джека зазвучала неподдельная гордость. — Я слышал, что о нем очень высокого мнения. Иногда я бываю в пабах, и каждый раз кто-нибудь обязательно покупает мне стаканчик и расспрашивает о Винсенте. Его считают очень крутым сукиным сыном. Ты приняла правильное решение, Габби. У парня большое будущее.

Габби покраснела от похвалы, улыбнулась и счастливым голосом сказала:

— Я знаю. Сегодня заходил Берти Уорнер, принес денег. Сказал, что это Винсенту на первое время. Десять тысяч! И в честь Винсента устраивают вечеринку. Ему будет приятно.

Мэри презрительно фыркнула и саркастически заметила:

— Десять штук, значит?! Какая невиданная щедрость! Две с половиной тысячи в год! Лучше бы Винсент стал почтальоном. По крайней мере, каждую ночь спал бы у себя дома.

Габби раздраженно закатила глаза.

— Ладно, бабушка, я тебя поняла. Но сделанного не воротишь. Все, чего я хочу, — это забыть прошлое, как страшный сон. Когда Винсент вернется домой, все изменится.

— Я могу только надеяться, что он поставит твою мать на место.

— Да, дедушка. Он ее терпеть не может.

Джек Каллахан рассмеялся.

— Я тоже. Единственное, когда я не отказался бы поговорить с ней, так это через посредничество Дорис Стоукс.[18]

Даже Мэри рассмеялась шутке, хотя смешного в ней было мало. Синтия стала причиной многих бед, обрушившихся на их семью, и она до сих пор дергает за ниточки…

Глава 110

Джеймс-младший осторожно огляделся, размышляя над тем, стоит ли пытаться познакомиться с сидящей напротив в автобусе девушкой. Красивые волосы — длинные и темные. Похоже, ее естественный цвет. Впрочем, ни в чем и никогда уверенным быть нельзя.

Выйдя из автобуса, он сразу же обратил внимание на изменения, которые произошли в его родном районе. За прошедшие годы все еще больше обветшало. Направляясь к дому, где жили его дед и бабка, Джеймс заметил, что дорожное движение стало раза в два интенсивнее. Вместо магазинов — большей частью ресторанчики, предоставляющие «еду на вынос», и ломбарды. Парень, несмотря на проблемы с психикой, прекрасно понимал, что если в каком-то районе расплодились ломбарды, комиссионные магазины и ссудные кассы, значит, люди, живущие там, бедствуют и теряют работу. Понятно, что богатым людям комиссионные магазины не нужны. Впрочем, комиссионки — вещь хорошая. Там у тебя принимают телевизор, не задавая лишних вопросов. Для наркомана комиссионный магазин — дар божий.

Он улыбался, представляя, как удивятся его родственнички. За все прошедшие годы они ни разу его не навестили. Самое большее, на что раскошелились дед с бабкой, так это на открытку на Рождество или в день рождения. А мать вообще вычеркнула его из своей жизни. Она не интересовалась его существованием с того дня, как упекла сына в психушку. Когда врачи приняли решение отпустить Джеймса на все четыре стороны, Синтия ответила, что не ждет сына домой: «Нет, спасибо. Теперь это не моя проблема». Что за дьявольская наглость? Кем она себя вообразила? Ладно, позже он навестит и мать. Как же она удивится нежданному гостю!

Единственным человеком, с которым у него не оборвалась связь, была его сестра. Габби писала ему по крайней мере три раза в год, и Джеймс был ей за это очень благодарен. Иногда он даже хотел ответить, вот только не знал, о чем писать. Не писать же, что сидишь под замком, дерешься со всеми и вообще твои дела хуже не придумаешь…

Со временем, впрочем, Джеймс научился притворяться. Он понял, что если хочет когда-нибудь вырваться на волю, то должен обмануть врачей. Он вел себя так, как от него ожидали, и постепенно психиатры прониклись мыслью, что парень идет на поправку. Они хлопали друг друга по плечу и поздравляли с успехом. Теперь он мог выйти в мир, слиться с обществом, ассимилировать…

Чертовы идиоты! В шестнадцать лет его перевели из дома для совместного проживания трудных подростков в принадлежавшую государству гостинку. Его до сих пор считали психически больным, но, по крайней мере, не опасным для окружающих. Именно там Джеймс впервые попробовал героин. И до сих пор не мог понять, почему это чудо считается незаконным. Лучше, чем под наркотой, он не чувствовал себя за всю свою никчемную жизнь. А ведь ему пришлось проглотить больше всякой дряни, чем Курту Кобейту. Антипсихотики. Так их называют. Бльшую часть жизни он провел словно в тумане. Джеймс знал, что такое состояние медикаментозной эйфории, и оно ему нравилось. Его изредка посещали связанные с насилием фантазии, и героин помогал подавлять эти нездоровые посылы куда лучше, чем все эти чертовы таблетки.

Джеймс решил навестить свою семью. Он хотел узнать, как обстоят дела, и, что важнее, выведать, где сейчас обитает его ублюдочная мать.

По дороге к дому, в котором жили его дед и бабка, он увидел Роя Брауна и поздоровался с ним. Случай с убийством котенка давно изгладился из его памяти, но вид Роя воскресил прошлое. Бабушка тоже должна помнить. Такое не забывается.

Джеймс вспомнил искаженное отвращением лицо Мэри, когда она увидела свой нож для нарезания хлеба, свой драгоценный старинный нож, в котором она, блин, души не чаяла. Парень рассмеялся. Как же уматно она выглядела!

Потом Джеймс вспомнил, как дед его тогда избил, и улыбка увяла на его лице. Он нахмурился. Хотел бы он, чтобы старый хрыч рискнул поднять на него руку сейчас. Он подотрет им пол и будет при этом от души смеяться!

Джеймс пару раз вдохнул и с шумом выдохнул. Надо успокоиться. Надо, чтобы они приняли его за хорошего парня. Он умел неплохо водить за нос психиатров и работников социальной службы. Надо только говорить им то, что они хотят услышать, и вести себя так, как они ожидают.

Жизнь, как он давно понял, представляет собой сложную игру. Ты играешь выпавшую тебе роль и терпеливо ожидаешь своего шанса. Это так просто!

Подойдя к дому бабушки, Джеймс чувствовал странное волнение и опасение, как его встретят, одновременно. Прошло десять лет с тех пор, как они в последний раз виделись…

Глава 111

— Идем, мама! Я хочу в «Макдоналдс»!

Чери уже наскучило гостить у прабабушки Мэри. Все, чем интересовался прадедушка, — это трансляция скачек по телевизору. Джек просил, чтобы правнучка выбиала для него победителей заездов, и называл ее королевой лошадиного королевства, но в квартире было душновато, и девочке хотелось на свежий воздух. Воняло табачным дымом, старым жиром и мебельной политурой. Чери терпеть этого не могла. Ее бабушка Синтия придерживалась того же мнения. Она сказала, что этот дом похож на могилу, а потом объяснила, что это такое место, где лежат мертвые люди. Чери этого не понимала. Поразмыслив, она пришла к выводу, что, должно быть, от ее прабабушки Мэри пахнет, как от мертвеца. Эта мысль ей совсем не понравилась. Она побаивалась мертвецов.

Чери нравилось у бабушки. У нее светлый, красивый дом. Бабушка Синтия еще говорила, что ее мама — плохая мама. Полиция не разрешит Чери подолгу жить у прабабушки, потому что ее мама продает наркотики, а папа сидит в тюрьме. Девочка не верила в это. Ее папа учится на летчика-истребителя, а потом он отправится на войну. Но бабушка Синтия сказала, что все это ложь. Чери не знала, что и думать.

Единственное, что девочка знала наверняка, так это то, что бабушка Синтия любит ее больше всего на свете. Если бы она ее не любила, то Чери бы у нее не жила.

Когда они уже обувались, зазвенел звонок, и Габби пошла открывать. Через секунду девочка с удивлением увидела, как мама отпрянула, и поняла: что-то случилось. Она присмотрелась. Синтия строго-настрого наказала ей рассказывать своей бабуле все, что она видит и слышит в доме прабабушки Мэри.

В дверном проеме стоял высокий мужчина. Чери с интересом его разглядывала. Мужчина улыбался, но с ним было что-то не так. У незнакомца были очень светлые длинные волосы. Он одевался так, как одеваются парни, которые любят «зависать» по соседству с домом прабабушки Мэри. Черная куртка фирмы «Пуффа» и мешковатые джинсы. На ногах — стоптанные белые кроссовки «Адидас». Бабушка Синтия называла их отребьем. Мужчина ее пугал. Самым отвратительным в его внешности были гнилые зубы.

Чери напряглась и услышала, как незнакомец произнес:

— Привет, Габби! Давно не виделись!

Глава 112

Когда Мэри Каллахан, придя на шум, увидела своего внука в прихожей, она едва не лишилась чувств. Она понимала, что должна приказать Джеймсу убираться отсюда, но не осмелилась. Возможно, его сочли здоровым. В противном случае, почему врачи выпустили его, и теперь ее внук слоняется по улицам?

— Ты выглядишь так, словно увидела привидение, бабушка.

Джеймс стоял и улыбался, но, что бы не поменялось во внуке за прошедшие годы, бабушка видела, какими мертвыми оставались его глаза. Улыбка казалась вполне искренней, вот только радость не коснулась глаз внука. Они напомнили ей глаза мертвой рыбы. Такие же безучастные! Он был копией своего отца, даже немного выше ростом и шире в плечах. От Джеймса-младшего веяло скрытой угрозой, и она инстинктивно отшатнулась.

Габби с маленькой Чери на руках отступила ей за спину.

Тишину нарушил Джек. Пройдя в переднюю, старик оглядел парня с ног до головы и негромко спросил:

— Чего ты хочешь?

Джеймс ухмыльнулся.

— Я ничего не хочу, дедушка. Просто я был в вашем районе и…

— Тебе здесь не рады, парень. Извини, но тебе лучше уйти.

Мэри и Габби облегченно вздохнули. Джеймс был не из тех людей, общество которых может быть приятно. Конечно, все это грустно и трагично, но так будет лучше. Джеймс наверняка принимает успокоительное, но кто может гарантировать, что на него внезапно не найдет? Врачи говорили, что у парня случаются так называемые «психотические эпизоды». Последний приключился довольно давно, но любой здравомыслящий человек будет держаться подальше от человека, способного на такие «странности».

Джеймса не удивили слова деда. С трудом подавив желание взять старую развалину за горло и научить вежливости, он только безучастно пожал плечами.

— Я так и предвидел. Да ладно. — Повернув голову, он взглянул на сестру, а потом улыбнулся Чери. — Она красивая, Габби, и похожа на маму. Я на нее не сержусь. Кстати, я хотел бы навестить Синтию, но никто не дает мне ее адрес. Вы не могли бы мне помочь?

Джек Каллахан рассмеялся.

— Я запишу ее адрес для тебя. Не сомневаюсь, что у вас есть о чем поговорить…

Глава 113

Винсент лежал в камере и считал часы, оставшиеся до того, как он сможет покинуть это мрачное место и занять свое место в обществе. За прошедшие в тюрьме годы он очень изменился, и сам это прекрасно понимал. Он надеялся, что Габби ждет встречи с ним так же сильно, как он. Несмотря на общего ребенка, они никогда не спали в одной постели, не говоря уже о том, чтобы жить в одном доме. Им понадобится время, чтобы привыкнуть друг к другу.

Винсент знал, что на свободе должен будет со многим разобраться. Первым делом надо будет поставить на место эту тварь Синтию. То, что его посадили в каталажку, оказалось достаточным, чтобы эта мразь смогла отобрать их дочь у Габби. Ладненько… Он, как только выйдет на свободу, в бараний рог скрутит эту чертову суку. С бедной Габби обошлись самым гнусным образом. И дело не только в этой мерзкой потаскухе. Его собственная семья поступила не лучше. Отец и братья умыкнули его деньги и пустили их по ветру, не дав Габби даже нескольких фунтов. Мысль о том, что шестнадцатилетней девчонке пришлось разгребать то, что он после себя оставил, мучила Винсента на протяжении всех четырех лет заключения.

Он не жалел, что никого не выдал, но теперь хотел получить компенсацию за свое молчание. И он ее обязательно получит. Старые зеки были правы: последние несколько недель оказались самыми трудными. Когда ты не знаешь точной даты своего освобождения, то особо не забиваешь голову мыслями о свободе, но стоит узнать, когда тебя выпускают из тюрьмы, и время начинает ползти с медлительностью улитки. Каждый день превращается в месяц. Но tempus fugit.[19] В конце концов придет долгожданный день освобождения.

Первым, кого Винсент собирался взять за грудки, был его собственный старик. Он порежет свинье рожу, оставит отметины на всю оставшуюся жизнь. Этот ирландский ублюдок даже не дождался, пока его осудят. Заграбастал все его деньжата и тут же их спустил! Следовало заставить понять всех и каждого, что он не из тех, кого можно безнаказанно обманывать и выставлять дурачком. Любой, кто перейдет ему дорогу, нарвется на большие неприятности.

У Винсента было четыре года для того, чтобы все хорошенько спланировать. Он лежал в темноте и думал, думал, думал… Эти мысли помогли ему сохранить рассудок в выгребной яме, в которую он угодил. Винсент горел желанием поскорее выбраться отсюда и таки оставить свой след в этом мире. Теперь он превратился во вполне возмужавшего молодого человека, и, как говорится в Библии, вышел из отрочества. Винсент собирался стать владельцем гаража. Законный бизнес — то, что нужно… А потом он станет лучшим водителем в Лондоне.

Дерек Грин уже передал ему маляву. В ней давались обещания помочь ему встать на ноги. Винсент решил, что Дерек от своего обещания не отвертится. Мало кто из парней его возраста держатся так стойко. А он оставил свою беременную подружку и сел в тюрьму.

Больно было наблюдать за тем, как Габби старается наладить свою жизнь. Винсент понимал, почему она тогда слетела с катушек. Молоденькие девушки, если за ними не присматривать, легко могут сбиться с верного пути. Винсент давно уже простил Габби и даже постарался забыть ее проступок. Ее бабушка и дедушка много сделали ради его маленькой семьи, и он был им очень за это благодарен.

Сейчас Винсент не мог дождаться часа, когда его выпустят на свободу. И первым делом он начнет взыскивать с людей, которые ему задолжали. Когда он разберется с теми, кто плохо с ним обошелся, его имя станет символом сурового возмездия. Винсент решил сделать так, чтобы больше никто никогда не осмелился с ним не считаться.

Тюрьма — странное место. Она или ломает тебя, или делает сильнее как в физическом отношении, так и моральном. Винсент читал книги до тех пор, пока не начал понимать их содержание. Ежедневно он занимался в спортивном зале. Это укрепляло его тело и очищало разум, не позволяя впасть в депрессию. Теперь он был готов к любому повороту в жизни.

Он часто вспоминал последнее свидание с Габби. Какой же красавицей она стала! Как же он ее хотел! Если бы Винсент мог, он бы с радостью преподнес любимой луну на серебряном подносе. Вместе они смогут все преодолеть. В этом он был абсолютно уверен.

Глава 114

— Думаю, мы должны ее предупредить.

Джек Каллахан не имел ни малейшего желания спасать Синтию и откровенно сказал об этом жене:

— Да пошла она подальше! Он, как-никак, ее сын, а эта стерва избавилась от него, словно от дерьма. Пусть хоть раз в жизни похлебает кашу, которую сама заварила.

— А если он на нее нападет?

Джек безразлично пожал плечами.

— Мы можем только надеяться, что ему удастся довести дело до конца, дорогая. А теперь перестань волноваться и завари мне чаю.

Мэри молча пошла в кухню и поставила чайник на плиту, но беспокоиться не перестала. Кто знает, что собирается учудить Джеймс-младший. Кем бы ни была Синтия, она не заслужила того, чтобы такое вот «чудо» свалилось ей как снег на голову.

Она давно уже ожидала того дня, когда внук появится на пороге их дома. Это было бы вполне естественно. Куда ему податься, как не к родне? Но Мэри все равно надеялась, что эта встреча никогда не состоится.

Много лет назад один человек спросил ее, верит ли она в то, что некоторых людей преследуют несчастья. Если бы ей задали этот вопрос сейчас, Мэри Каллахан, не колеблясь, ответила бы утвердительно. Трагедии и всевозможные беды одна за другой обрушивались на ее семью, и ничем тут не поможешь.

Она заварила чай и понесла кружку мужу. Джек взял ее из рук жены и отхлебнул с таким выражением на лице, словно ничего на свете его не касалось. Мэри восхитила невозмутимость мужа. К сожалению, Джек воспринимал мир лишь в черно-белых цветах. Оттенки серого ему не были знакомы.

Глава 115

Берти Уорнер с нетерпением ждал возвращения Винсента и решил отметить выход парня из тюрьмы в пабе на Боу-роуд. Будет грандиозная вечеринка. Еду и напитки заказывал лично он.

Сейчас, обсуждая с Габби музыку, которую будут играть на вечере, Берти Уорнер пристально разглядывал ее. Он понимал, что привлекло Винсента в Габриеле. Изысканная и в то же время очень верная женщина, которая с нетерпением ждала своего мужчину. Это качество в женщинах Берти Уорнер ценил высоко. Габриела напоминала его собственную жену — женщину уравновешенную и здравомыслящую. Эти черты характера незаменимы в жене уголовника. Когда в три часа ночи, помахивая ордером на обыск, легавые в сопровождении собаки-нюхача ломятся к тебе в дом, всегда приятно иметь рядом жену, которая не будет закатывать истерику, а постарается оградить детей от происходящего. Когда занимаешься незаконным бизнесом, без проколов не обходится.

— Ты, должно быть, дождаться не можешь встречи с ним?

Габби утвердительно кивнула.

— Да. Большое спасибо, мистер Уорнер. Я очень благодарна вам за помощь.

Берти удивился тому, что до сих пор способен испытывать нечто сродни умилению. Большинство женщин на ее месте жаловались бы на свою судьбу, требуя больше, говорили бы, что едва сводят концы с концами, а эта малышка благодарна за то, что имеет. Ее мужчина оказал им большую услугу, а она довольствуется малым. Чудеса иногда еще случаются на свете!

— Не стоит благодарности, дорогая. Это только начало. Тебе повезло с Винсентом.

Габби вся засветилась от счастья и честно призналась:

— Я знаю, мистер Уорнер. Он у меня особенный. Я очень по нему скучаю. Мне было шестнадцать, когда его посадили. Мы даже вместе не спали… в постели… И вот он возвращается домой, будет жить с нами… Как это здорово!

Берти Уорнера подмывало расчувствоваться и пустить слезу. Нет такого черствого человека, который при определенных условиях не проявил бы сентиментальность, услышав душещипательную историю. Симпатичной малышке это явно удалось. Девчонка даже не искала сочувствия. Она просто говорила то, что думала.

— Ему повезло, дорогая. Я желаю вам обоим многих лет счастья.

Габби жизнерадостно заулыбалась, и Берти снова подумал, что девчонка эта исключительно симпатичная. И позавидовал Винсенту, которого ждет дома такая вот красавица.

— Ты наймешь диджея, или как вы там его сейчас называете… Счет пришли в паб. Лады?

Габби кивнула. Мечта, которую она лелеяла четыре долгих года, наконец была близка к тому, чтобы стать явью.

Глава 116

— Мама, послушай! Винсент хочет, чтобы наша дочь жила с нами. Что бы ты ни говорила социальным работникам, они уже приняли решение. Теперь моя дочь может жить со мной столько, сколько угодно. Если ты будешь продолжать в том же духе, я попрошу Винсента разрешить наш спор.

Синтия знала, что оказалась в невыгодном положении, и понимала, что должна смириться. Если она начнет скандалить, то потеряет всякую связь с маленькой Чери, а этого допустить никак нельзя. Надо выиграть время. Синтия была уверена, что эти двое неудачников быстро где-нибудь напортачат, тогда и настанет ее черед вступить в игру.

Растянув губы в притворной улыбке, она сказала:

— Я знаю, лапуля. Теперь вы вместе и можете зажить одной семьей. Мне уже объяснила социальный работник, что ты справилась со всеми своими проблемами, набралась опыта и теперь сможешь должным образом разобраться с материнством.

Синтия так похоже подражала манере выражаться мисс Бирн, что Габби не смогла сдержать улыбки.

— Очень похоже на то, что она мне сказала недавно! И тембр голоса очень похож!

Счастье по поводу возвращения Винсента переполняло сердце Габби настолько, что она даже с матерью могла поддерживать вполне непринужденную беседу.

— Послушай, Габриела! Не обижайся, что я так долго держала Чери при себе. Я действовала в твоих же интересах. Ты — мать-одиночка, и тогда тебе было всего лишь шестнадцать лет. Понимаю, что прежде я, мягко говоря, не была образцовой матерью. Я плохо заботилась о тебе и твоем брате, но с Чери все по-другому. Теперь я постарела и поумнела. Теперь я готова принять на себя ответственность за воспитание ребенка. По правде говоря, я хотела компенсировать тебе все те неприятности, что причинила в прошлом. Если бы я оставила малышку на твое попечение, ты бы не справилась. Ты была тогда еще так молода…

Габби улыбнулась матери, хотя и не поверила ни одному ее слову. Синтия пошла на попятную, а это значит, что сейчас она еще более опасна, чем прежде. Наверняка она что-то задумала. Ладно, пусть строит свои козни. Скоро вернется Винсент, а он уж точно сможет защитить свою семью.

— Спасибо, мама. Кстати, ты виделась с Джеймсом?

На долю секунды Синтия смутилась, но быстро вернула себе самообладание.

— Нет. А должна?

Габби получила удовольствие от того, что почти что вывела Синтию из себя. С другой стороны, ей было немного стыдно. Все же она — ее мать.

— Он приходил к бабушке на прошлой неделе. Спрашивал о тебе. Я думала, что он к тебе заходил.

Синтия нервно покачала головой, и Габби поняла, что мать не на шутку напугана. Такого она не ожидала.

— Как он?

— Неряшливый и какой-то странноватый. Честно говоря, мне показалось, что он принимает наркотики. У него гнилые зубы. Я испугалась, когда его увидела. Он похож на маньяка. Дедушка сразу указал ему на дверь. Мне его даже жалко стало.

Синтия промолчала.

— Знаешь, мама, я рада, что Винсент скоро вернется домой. Мне не нравится, что Джеймс слоняется где-то поблизости. Я писала ему по нескольку писем в год, но он ни разу мне не ответил. Я все равно продолжала писать — не хотела, чтобы он полностью потерял с нами связь.

Синтия лихорадочно размышляла. В последнее время ее преследовало чувство, что за ней следят. Последний раз она испытала острое ощущение постороннего присутствия прошлым вечером, когда парковала свой автомобиль. Теперь она понимала, что богатое воображение здесь ни при чем. Ее сын вернулся и теперь бродит по улицам. Этого она не предусмотрела. В конце концов, мальчик был безумен, как мартовский заяц, но теперь сведущие, так сказать, органы решили, что все винтики у него в голове вновь встали на место. Но она, будучи Синтией, не чувствовала своей вины в том, что сын сошел с ума. Она считала, что у мальчика был врожденный дефект. Так-то оно так, как любила говаривать Синтия, но сын, как она хорошо понимала, после смерти своего отца ненавидит ее. Врачи ее об этом предупреждали, и эта неприязнь была взаимной. Она будет держаться настороже и примет соответствующие меры безопасности. Если Джеймс начнет действовать ей на нервы, она без колебаний заявит на него. На случай непредвиденной ситуации у нее есть бейсбольная бита. Если возникнет необходимость, она проломит дурную голову Джеймса этой битой. Теперь Синтия узнала, что сын за ней следит. О том, что он захочет прийти и просто поговорить с ней, Синтия даже не подумала. Тем более она не допускала мысли, что Джеймс осмелится в открытую с ней ругаться. По крайней мере, теперь она предупреждена. И все благодаря дочери, которая сейчас старается забрать единственного дорогого ей на земле человека.

Синтия с трудом улыбнулась.

— Он знает, где я живу?

— Да. Дедушка ему сказал.

Габби улыбнулась в ответ, и страх в глазах матери подействовал как бальзам на ее израненную душу.

— Завтра я заберу остальные вещи Чери, договорились?

— Договорились. Надеюсь, ты разрешишь ей изредка ночевать у меня. Я хочу сказать, что, когда вернется Винсент, он захочет больше времени проводить с тобой наедине.

— Со мной и дочерью. Он этого хочет, мама.

— Конечно, конечно.

Габби удивлялась тому, что после всего плохого, что мать ей сделала, она чувствует себя виноватой перед ней.

— Ты придешь на вечеринку, мама? Это было бы просто замечательно!

Уже произнеся это, Габби подумала: «Что я делаю?»

Всю дорогу домой она ругала себя последними словами, прекрасно понимая, что Синтия — это Синтия. Она обязательно явится на вечеринку и постарается все испортить. По-другому она просто не может! Габби горестно вздохнула. Что за незадача! Каждый раз одно и то же. Ее мать заставляет других чувствовать себя неправыми и в результате получает какую-нибудь «компенсацию». Ладно, решила Габби, если Синтия все же придет, она будет делать вид, что ничего не знает. А что ей остается?

Потом на ум Габби пришло, что и ее брат может заявиться в паб. Как же запутана и сложна жизнь! Джеймс — ее брат, и она по-своему до сих пор любит его. По крайней мере, она любит того мальчика, которым он когда-то был. У него серьезные проблемы с психикой. Если он не будет принимать прописанных врачом лекарств, то вскоре станет опасен для окружающих. При мысли, что Джеймс может добраться до маленькой Чери, Габби похолодела. Он же такой непредсказуемый! Врачи предупреждали, что нельзя предсказать, когда у Джеймса случится очередной припадок. Он выходит из себя буквально на ровном месте. Джеймс похож на паровоз: если он вобьет себе в голову, что кто-то его обидел, на самом деле или в его воображении, то закипает от убийственной ярости и остановить его почти невозможно.

Почему его выпустили из психушки? Габби не видела в этом никакого смысла. Дедушка сказал, что врачи — наивные дураки. Они думают, что способны совладать с гневом таких людей, как Джеймс, но на самом деле никто не способен унять их ярость. Таблетки действуют до тех пор, пока человек их принимает. Что случится, если больной решит не пить лекарство? Джеймсу нравится причинять людям боль. Он прямо-таки балдеет от этого. Как он сможет жить в нормальном обществе с нормальными людьми? Брат не знает, как себя вести, не понимает, какое поведение считается приемлемым, а какое — нет.

Винсент с катушек сорвется, если Джеймс причинит его близким хоть какой-нибудь вред. В этом отношении они очень похожи друг на друга… Нет, надо избавиться от негативных мыслей. Она вернула себе дочь, а ее Винсент выходит на свободу. Нельзя видеть неприятности там, где их нет… Впрочем, это нелегко, если вся твоя жизнь — сплошная борьба. Невольно начинаешь искать проблемы там, где их и в помине нет.

Ладно, ее жизнь постепенно входит в свое русло. Все ее желания скоро исполнятся. Можно немного расслабиться и наслаждаться.

Глава 117

Джеймс Тейлор наблюдал за матерью издали. Несмотря на жгучую ненависть, которую он к ней испытывал, он не мог не залюбоваться ею. Синтия до сих пор оставалась очень красивой женщиной. Она двигалась с такой уверенностью, с такой грацией, словно считала себя единственным достойным уважения человеком в мире, единственным, в чьих глазах горит божий огонь.

В детстве Джеймс считал свою мать всесильной и всемогущей, но сейчас, разглядывая ее издалека, пришел к выводу, что она ничего ужасного из себя не представляет. Синтия выглядела какой-то уставшей и припыленной жизнью. Он понимал, что старение ее убивает. Видя, какой красавицей стала Габби, Джеймс понимал, что это словно нож матери в сердце. Эта мысль его развеселила. Он любил и ненавидел мать всей душой.

Джеймс вновь чувствовал отстраненность от окружающего мира, и ему это нравилось. Чувство отстраненности было самым прекрасным из всех, которые он испытывал. Его проблема заключалась в том, что он слишком много беспокоился. Когда дела шли не так, как хотелось, Джеймс выходил из себя. Гнев его перерастал в ярость и безумие, которые истощали и разрушали его душевные силы. И тогда в его крови бушевал ураган, обуздать который можно было только через насилие.

Джеймс понимал, что вспышки ярости и насилие стали причиной того, что его посадили под замок. Чтобы выйти на свободу, пришлось научиться подавлять эту ярость в себе. В этом ему помог героин. Он был несказанно рад, что нашел средство, способное унять рвущуюся из него разрушительную силу. Наркотик не мог полностью заглушить звучащие в его голове голоса, но, по крайней мере, приглушал их до слабого шепота. Джеймс перестал принимать лекарства, так как они мешали ему полностью отдаваться во власть впрыскиваемого в вены героина.

Следить за матерью стало его хобби. Психиатр говорил, что ему следует чем-то занять свой разум, и Джеймс нашел вполне подходящий объект. Он следил за каждым шагом Синтии, и это доставляло ему несказанное удовольствие. Ему нравилось наблюдать за ней и знать, что мать даже не догадывается о его присутствии.

Папа убил себя из-за этой суки. Джеймсу было жаль его. Папа стоил пятидесяти таких, как Синтия Тейлор. Она была дерьмом, прилипшим к подошвам его туфель. Убивать себя из-за нее не стоило, но папа никогда не понимал, с какой мразью связал свою жизнь. Теперь Джеймс-младший хорошо это понимал. Он смог бы объяснить отцу, но было уже поздно…

Когда-то давно психиатр попросил Джеймса описать, как он воспринимает свою маму. Мальчик некоторое время раздумывал над ответом, а потом честно сказал: «Она ядовитая». Синтия Тейлор похожа на «агент оранж».[20] Название вполне безвредное, но на самом деле это вещество несет в себе скрытую смертельную опасность. В этом Синтия похожа на него. Джеймс унаследовал страсть к разрушению, порче вещей и убийству от матери.

Теперь, похоже, Синтия нацелилась на дочку Габби. Этого Джеймс допустить не мог. Сестра была единственной, кто не забыл о его существовании, в отличие от других членов их так называемой семьи. Только она писала ему письма, в которых рассказывала о том, что происходит в ее жизни, и обо всем, что ему хотелось бы знать.

Габби — хороший человек, и хотя Джеймс считал сестру дурочкой, но все же был благодарен за то, что она не махнула на него рукой. А все остальные отвернулись от него. Даже мать! Синтия избавилась от него быстрее, чем корова избавляется от лепешки навоза. Она ушла и даже не оглянулась…

Ладно, она заплатит за свою подлость. И заплатит дорого, очень дорого…

Глава 118

Винсент упаковал свои вещи и готов был отправиться домой. Как ни странно, но после четырех лет, проведенных в тюрьме, все его имущество уместилось в двух хозяйственных пакетах. Впрочем, до вещей Винсенту дела не было. Все, чего он хотел, — это поскорее очутиться за стенами тюрьмы. Через несколько минут он выйдет на свободу, в широкий мир, на свежий воздух. Винсент не находил себе места от нетерпения, но при этом в глубине его души гнездился страх. Уже четыре года он не ездил на автобусе и не ходил по городским улицам. Даже к выключателю он за все это время ни разу не прикасался.

Усилием воли Винсент отогнал от себя тревожные мысли. Вскоре тюремная жизнь останется только в его памяти.

На свободе его ждет Габби, и теперь, когда оба стали совершеннолетними, они смогут жить вместе. Винсент изнывал от желания прикоснуться к любимой, вдохнуть запах ее волос, прижаться к ней…