Темное пламя Козлович Андрей

— Знаете, Гром, — сказала она, — я прожила на свете ненамного больше, чем Эдна, хотя в наше время это не считается очень солидным возрастом, и всё же меня всегда удивляет, как умудряются даже самые лучшие мужчины оставаться мальчишками.

Мир заметно смутился.

Сандра рассмеялась.

— Вот видите, — сказала она, — но должна признать, такая мальчишеская непосредственность довольно мила.

Может быть, в качестве реванша сразимся в чём–либо другом? Я слышала, вы любите фехтование.

— Знаю, что и вы тоже его любите.

— Это так, — согласилась Сандра. — И думаю, в фехтовании мужчина всегда проиграет женщине, — и весело взглянула ему в глаза.

— Почему? — удивился Мир.

— В фехтовании, особенно лёгким оружием, ловкость, выносливость и выдержка имеют большее значение, чем сила, а в этих качествах женщина превосходит мужчину. Вот если бы бой был на тяжёлых мечах, например двуручных, женщина, при прочих равных условиях, обязательно бы проиграла. Но этим видом боя сейчас занимаются немногие любители, да и вызывать на такой бой женщину не по–рыцарски, — Сандра вновь лукаво взглянула на Грома.

— Ещё не так давно, — заметил Мир, — не по–рыцарски было вообще вызывать женщину на бой.

— Да, — согласилась Сандра, — но с тех пор многое изменилось. Люди поняли — место мужчины и женщины рядом в совместном пути, и она вправе ему уступать только в физической силе. С тех пор мужчинам стало намного труднее доказывать, что они сильный пол. Может, сразимся прямо здесь, в невесомости? Мне всегда нравился такой бой.

— Я, как профессиональный звездолётчик, люблю занятия в невесомости. Гравитаторы всегда могут отказать, поэтому такие упражнения крайне важны.

— Прекрасно, бросаю вам вызов, — улыбнулась Сандра и подняла руку, в которой мгновенно вспыхнул лёгкий светящийся меч из силовых полей.

Мир склонил голову, принимая вызов. В его руке тоже вспыхнул меч.

Противники отсалютовали и сошлись в схватке, что было крайне сложно в невесомости. Разница в тактике вскоре стала очевидной: Мир полагался на стремительный напор и натиск, Сандра, напротив, умело уходила °т прямого столкновения, дающего преимущество Миру, Делала частые обманные движения и только потом наносила удары всерьёз.

— Туше! — торжествующе объявила она, достав левое плечо Мира, и взглянула на него с откровенной иронией.

Мир отпрянул на максимально возможное расстояние и, выставив меч, переживал острую боль — пропущенный выпад означал приличный удар электрическим током. В нём вскипела дикая ярость. Но усилием воли он сумел себя сдержать.

Они сошлись вновь. Теперь Мир перестал полагаться на натиск и начал экономить силы, и, только пропустив очередной выпад, понял — Сандра всё же сумела его обмануть, навязав более выгодную для себя тактику боя.

Он начал по–другому строить бой, навязывая свою тактику, но было поздно. Два пропущенных удара давали о себе знать, и Сандра, сэкономившая больше сил, опять оказалась в выигрыше.

— Туше! — вновь вскрикнула она.

И когда Мир, поняв, что проиграл, кинулся на неё в отчаянном и стремительном последнем броске, умело увернулась, отбила нанесённый уже нетвёрдой рукой удар и по самую рукоять всадила ему меч в солнечное сплетение. Иллюзия того, что Мир пронзён мечом, была полной. Лезвие, сверкая, вышло из спины, а по телу хлынула голографическая кровь, совсем как настоящая. Боль же от удара током была настолько сильной, что как только Сандра выдернула меч, он обмяк почти так же, как обмяк бы в реальности. Если бы бой происходил при гравитации, то Мир рухнул бы на пол.

Сандра отсалютовала поверженному противнику.

— Вот видите, Гром, — сказала она, когда командир звездолёта пришёл в себя, — в фехтовании преимущество всегда на стороне женщины. Я, кстати, забыла сказать ещё об одном преимуществе — женщины хитрее мужчин. Мы намного реже, чем вы, сохраняем наивность даже в ранние годы, вы же в какой–то мере остаётесь наивными всегда. И мы умеем это использовать.

— Только что убедился в этом, — согласился Мир и неожиданно для себя выдал: — Слышал, что в прежних жизнях вам не раз приходилось убивать мужчин.

И тут же замолк, мысленно кляня свой язык.

Сандра расхохоталась. На этот раз её мелодичный смех звенел намного дольше.

— Что в вас ещё по–настоящему хорошо, Гром, — сказала она, — так это то, что, потеряв равновесие, вы легко обретаете его вновь. Весьма редкая черта, поверьте специалисту. Ну а на ваш вопрос отвечу честно — имеется медитативная память и о таких событиях. Но ведь никто пока не доказал, что так называемая избыточная информация — это действительно память о прежних жизнях. Впрочем, что вас ещё интересует в моих прежних жизнях? Я выиграла у вас два раза подряд и сейчас в отличном настроении, поэтому отвечу на любые вопросы, — и в очередной раз искромётно взглянула в глаза.

— Ещё я слышал, — улыбнулся Мир, — в одной из инкарнаций вы умели танцевать танец со змеем и делали это с Корн, с которой вы подруги, может быть, уже даже не много веков, а много тысячелетий.

Сандра стала серьёзной.

— И это так, Гром, — сказала она, — у нас с Эдной действительно много общих воспоминаний о прежних жизнях. Они и сблизили нас, наверное. И знаете, — тень улыбки вернулась в глаза Сандры, — нам очень хотелось бы повторить этот танец. Кстати, правильно он называется «Поцелуй со змеем».

— Я знаю, — кивнул Мир, — и могу вас понять. И всё равно, настолько чудовищный риск, поцеловать громадную смертельно ядовитую змею, которая перед тобой в боевой стойке. Увернуться от неё, поцеловать вновь, вновь увернуться и так до тех пор, пока у змеи совсем не останется яда. Пожалуй, ни один мужчина, никогда, не сможет сделать такого.

— А это и не для мужчины, — согласилась Сандра, — храм Эриду — храм Тантры, а тантристы ещё в незапамятные времена поняли: для того чтобы изменить мир, женщина должна быть более ловкой, умелой и мудрой, чем даже самая ядовитая, самая стремительная и самая коварная змея. Иногда мужчина должен отходить в сторону, Гром.

— Не спорю, — согласился Мир, — равно как и женщина, впрочем.

— Равно как и женщина, — подтвердила Сандра, — но в большинстве случаев им лучше бы действовать вместе, а человечество поняло это совсем недавно. И вам с Эдной тоже, — неожиданно добавила она.

— О чём вы?

— Я тоже знаю — у вас с Эдной есть общие воспоминания о прежних жизнях.

— Да, я забыл, кто вы, — кивнул Мир. — Я стал воспринимать вас просто как врача и начальника медицинской службы звездолёта, забыв, что вы великий психолог и официально представляете на «Аристоне» Академию Горя и Радости.

— Гром, вы совершенно не умеете льстить, — неожиданно резко произнесла Сандра. — Я всего лишь известный психолог, далеко не выдающийся и тем более не великий. Льстить нужно, соблюдая меру. Любая женщина хочет быть обманутой не меньше, чем любой мужчина, но обман должен быть искусным.

— Но я говорил искренне, — возразил Мир, — и действительно считаю вас великим психологом или уж, по крайней мере, выдающимся. И так считаю не я один, а, наверное, каждый, кто читал ваши работы. К тому же разве в наше время нужен обман?

— Он всегда нужен, Мир, — назвала его Сандра первым именем, — и мужчина должен это помнить. Вы очень красивы, причём подлинной мужской красотой, и, на мой взгляд, ваша красота отражает истинное положение. Женщины просто разбаловали вас тем, что всё вам прощают. Даже то, что вы им всегда говорите правду. И будет лучше, если вы это однажды сами поймёте. Например, во Франции в девятнадцатом веке мальчиков из аристократических семей специально учили выражать восхищение нарядом дамы минимум несколько раз за вечер, даже если это не соответствовало действительности, и учили делать это мастерски, чтобы не попасть впросак. Вы же совершенно не умеете этого делать и, похоже, не собираетесь учиться.

Сандра вновь лукаво сощурила «тигриные» глаза и кокетливо тряхнула длинными огненно–рыжими волосами.

Командир звездолёта впервые почувствовал — откровенное кокетство Сандры не просто действует на него, а действует с потрясающей силой.

— Наверное, вы правы, — смущённо признал он. — Но мне приходится много работать, и на ухаживания не остаётся ни сил, ни времени.

— И женщины это понимают, — кивнула Сандра, — а вы этим без стеснения пользуетесь и лишаете радости и себя, и других. Скажите, — она вдруг резко переменила тему, — вы считаете Эдну своим проклятьем?

Мир задумался и подплыл к огромному голографическому экрану ТВФ — на нём сияла Ирида. Звездолёт шёл на низкой орбите, и светоносная бездна планеты закрывала практически всё поле зрения, лишь кое–где оставляя место ультрамариновой бездне космоса. Сандра грациозно подплыла, и они вместе повисли над огромным сияющим миром, в котором никогда ещё не был человек Земли.

— Возможно, — наконец сказал Мир, — возможно, Сандра. Когда я встречаю женщину типа Эдны, в моей душе просыпается сильная боль. Я старался избегать таких женщин, но судьба буквально сталкивала нас. Я всегда удивлялся, почему эти женщины, сочувствуя мне и стремясь помочь, на деле причиняли ещё большую боль.

— То, что такие женщины, внешне сочувствуя вам, на деле причиняют ещё большую боль, не удивительно, — возразила Кара. — В этом обычная тактика Кали, которую они чаще применяют к вам, поскольку на вас она, по–видимому, действует эффективнее, чем тактика Цирцеи. Психологи давно знают — нашей психике нужны не только положительные, но и отрицательные переживания, и это главное, что нужно для дальнейшего развития и совершенствования души. В этом суть работы Академии Горя и Радости. Оба состояния психики нужны не только личности, но и обществу, точнее ноосфере. Боль — сигнал тревоги, и душевная боль не исключение. И мы должны постигать на всё новом уровне не только радость, но и боль. Кокетство Кали из глубины веков строится на этом контрасте. Она то оскорбляет мужчину, которому нравится, то проявляет к нему сочувствие, всё углубляя оба переживания. Именно этот контраст позволяет ей однажды пробудить в мужчине чувство любви. В отличие от Цирцеи, которая то унижает мужчину своим кокетством, то проявляет к нему нежность, также совершенствуя равновесие. И тем не менее я понимаю вас, — неожиданно добавила она. — Эдна не Кали и не Цирцея, она другой, очень редкий тип женщины, и её предназначение намного более значительно, чем предназначение Кали и Цирцеи. К тому же ваши отношения невообразимо давно это совершенно особые отношения. Сколько раз она заставляла вас зажечь Тёмное Пламя?! — задала она непонятный вопрос.

— А вы знаете?! — спросил Мир.

— Не больше вас, Гром, — ответила Сандра.

— И потом, Кара, вы сами сказали — никто не доказал, что память о прежних жизнях действительно память о прежних жизнях. Пожалуй, даже доказано обратное.

— Нет, Мир, — вновь назвала его первым именем Сандра, — обратное тоже не доказано. Доказано лишь, что явление существует и что реинкарнация невообразимо сложнее всего, что мы можем себе представить. Если хотите знать моё мнение — я верю, вы встречаетесь с Эдной далеко не в первый раз. Равно как и не в первый раз вам придётся принять немыслимо чудовищное, бесчеловечное, но необходимое решение. Если придётся, конечно.

— Решение зажечь Тёмное Пламя, в котором сгорят не просто люди, в котором сгорит целый социум?!

— Мёртвый социум, Гром. Социум–вампир, который, если не лишить его фальшивого живого облика, сделает псевдоживым весь мир или многие миры. Вспомните, как в русских народных сказках учат обращаться с упырями. Уже давно русский народ понял: самое страшное в упырях — их очарование, их псевдокрасота. Именно она убивает душу, оставляя жить тело, в этом суть «укуса вампира». И всё равно вспомните, сколько душ, особенно у молодёжи, именно в России, в последние годы доноосферного общества убил фашизм и как близко подошла Цивилизация к тому, чтобы стать социальным манкуртом.

— Скажите, Кара, а убивать вампиров, тем более тех, которые вам доверились, это разве не отвратительно?

В глазах Сандры появилась такая бездна коварства, что Мир впервые понял — есть бездны большие, чем бездна космоса, где он провёл большую часть жизни.

— Знаете, Мир, — с лёгкой усмешкой сказала она, — это может быть даже приятным. А точнее, намного более, чем просто приятным. Я часто спрашиваю себя: чем я, как и Эдна, впрочем, отличаюсь от вампирши?! И я не могу сказать, что оправдания удовлетворяют меня полностью. Даже те, которые даёт Тантра. Образ йогини–ведьмы, убивающей возлюбленного, — древний образ. Она приносит его в жертву чёрной Дурге, но ведь на самом деле Кали, Рашти и маленькая Лакшми, богиня счастья и печали, одно целое — Тройственная Богиня. И только Тройственной Богине по силам сделать наш мир, наконец, счастливым. И я, и вы, и Эдна служим одной богине.

— А как быть со второй её стороной — богиней тёмного эроса? Также предстающей в трёх ипостасях: великой ночной хищной многоликой твари, так похожей на прекрасную и беспощадную Кали, великой свиньи или самки, так похожей на нежную и прекрасную Цирцею, и великой змеи, так похожей на маленькую Тихе или Лакшми? Ведь их так трудно отличить, и они так прекрасны, и очень немногим дан дар отличить величайшую красоту от величайшего уродства. Оно и делает неотразимым трёх великих тварей.

— А их укусы — смертельными для душ, отравляемых псевдокрасотой, — с лёгкой усмешкой добавила Сандра. — И кто же я, по–вашему, хищная ночная многоликая тварь — милосердно убивающая ночная кобылица, как её называли когда–то, или беспощадная Кали?

— Зачем вы так шутите, Сандра? — грустно спросил Мир. — Разве могла ночная тварь выжить за два с половиной века Ноосферной эры?

— Как знать, Мир, как знать… — печально ответила Сандра. — Она многолика. Она умеет прятаться не только в тёмных углах жизни, но и в тёмных углах души. Чем совершеннее и прекраснее женщина или мужчина, тем тоньше и острее лезвие, по которому им приходится идти. Стоит только оступиться, и из бездн нашей души выползет такое… Вы полагаете, — она неожиданно сменила тему, — Эра Сон — та женщина, которая может спасти вас от вашего вечного проклятия, от Эдны?

— Похоже, вы знаете обо мне ещё больше, чем я думал, — грустно улыбнулся, но всё же улыбнулся Мир. — Но каким образом? Времена, когда люди шпионили друг за другом, к счастью, давно прошли.

— Во–первых, это не так, Мир, — мягко сказала Сандра, — ПНОИ иногда приходится шпионить за людьми и сейчас. Психика ещё много веков будет хранить бездну тьмы, поэтому и нужна организация психологического надзора. Во–вторых, я всё же психолог и знаю своё дело. Сон была с вами и в прошлой звёздной экспедиции, а настолько физически красивые люди просто не могут не тянуться друг к другу. Это даже не закон психологии, это закон жизни.

— С Эрой у нас действительно особые отношения, но только издалека.

— Это я тоже поняла, — кивнула Сандра, — но ведь и вы понимаете, что Эра не Тихе, как Эдна, и не Кали. Она Цирцея, и она великая Цирцея. Действует мягко и нежно, зато наверняка. И ни одна женщина не умеет заставить мужчину так возжелать себя, как Цирцея. Поэтому она и превращает их в свиней, если, конечно, мужчина изначально свинья, в человеческом обличье. Она же и очищает мир от таких свиней. Но истинная её задача не в том, чтобы недостойный мужчина захлебнулся в собственных нечистотах, а в том, чтобы помочь ему уничтожить свинью в себе. Захлебнуться же она ему позволяет, только если ей не удалось выполнить свою истинную миссию. Задача же Кали — очищать мир от ночной твари в человеческом облике, в данном случае в облике мужчины, и точно таким же путём, прежде всего, очищая души.

— Как Тихе одинаково хорошо умеет делать и одно и другое, да к тому же ещё и третье, что умеет только она, — закончил Мир. — Как великая змея, великая самка и великая ночная тварь умеют делать обратное, почти так же хорошо, но, к счастью, и великому счастью нашего мира, именно ПОЧТИ, поэтому он и достоин жизни. Сандра, но ведь мы ушли от темы.

— А вы сами как думаете, Мир, что тяжелее: убить одного человека, или уничтожить целый город, или уничтожить целый мир?

— Признаюсь, Сандра, до сегодняшнего дня я был уверен — уничтожить целый мир или город намного тяжелее. Теперь я в этом сомневаюсь.

— И почему?!

— Потому, что человек — это тоже целый мир, и бездны его души не менее глубоки, чем бездны вселенной. Человек — микрокосм, так говорят давно, но, наверное, это нужно понимать буквально.

Лицо Сандры исказила боль. И та бесконечная боль, которую он так часто видел в глазах Эдны, вдруг померкла и даже показалась незначительной. Ещё более незначительной ему показалась собственная боль, всегда пылающая в душе.

— Наконец–то ты это понял, — хрипло сказала она, впервые назвав на «ты».

Сандра медленно, с невыразимой грацией, повернулась спиной и поплыла к выходу из зала. Уже перед самым выходом она полуобернулась и посмотрела на него долгим призывным взглядом. И исчезла за дверью.

2

Приготовления к посадке закончили. Медицинская служба синтезировала препараты, необходимые для адаптации к микроорганизмам Ириды. Сандра сообщила, что в целом для перестройки организма понадобится несколько месяцев. Совет решил — пока не будет установлено, что на Ириде нет реальной опасности, звездолётчики будут работать за пределами корабля в скафандрах высшей защиты. Около побережья, где под горной грядой по косвенным признакам были глубокие подземные пустоты, находились руины большого города.

Местность была равнинной, значит, корабль мог сесть где угодно. Сам город поразил не термоядерный удар, а удар оружия, использующего неизвестную ядерную реакцию.

Звездолёт опустился чуть в стороне. При посадке хорошо просматривалась панорама города, были видны концентрические круги зданий и сооружений. В центре огромный жилой массив из многоэтажных зданий. Когда–то он утопал в зелени. Скелеты растений в парках и скверах везде, и не только на земле. В высотных жилых домах на кольцевых пристройках были просторные висячие сады, где когда–то росли, и очень буйно, деревья, кустарники и цветы. В садах утопали и крыши домов. В центре стояли высотные административные здания, отличавшиеся от жилых строгостью линий.

Впечатляла архитектура, в которой большое место занимал силиколл, делающий административные здания почти прозрачными. Его гармонично дополнял серебристый пластик, уже известный землянам. Серебристый оттенок то доходил до зеркального, то становился почти серым. Во всей архитектуре чувствовалась устремлённость ввысь и та неуловимая гармония, что делала город единым организмом. Такое ещё редко удавалось соблюсти строителям Земли. Во многих домах использовался цветной силиколл как архитектурный элемент. Огромные конструкции из цветного силиколла, выполненные в виде огранённых кристаллов, были подняты на большую высоту. Они красиво смотрелись с воздуха и напоминали россыпь драгоценных камней на чеканном серебряном подносе. Снизу они впечатляли ещё больше.

Разглядывая эту россыпь, Эдна подумала, что красота несколько нарочитая, броская, слишком подчёркивающая совершенство.

Вторая примечательная особенность — обилие водоёмов, ныне пересохших. Все соединены в единую систему, очевидно, позволявшую поддерживать воду постоянно свежей, и оборудованы превосходными искусственными пляжами. Пляжи с воздуха выглядели яркими цветными пятнами. Песок был разноцветным: янтарный, изумрудно–зелёный, сапфирово–голубой. Даже с высоты было понятно, что кристаллики песка идеально чисты и похожи на крохотные драгоценные камешки. Вокруг водоёмов множество сооружений для водного отдыха: вышки, водные горки, системы гидромассажа. Похоже, иридиане любили отдыхать на воде в городе. При этом до побережья океана было совсем недалеко, к нему вели превосходные дороги. Даже глядя на мёртвый город, легко было представить, каким прекрасным он был раньше.

После посадки на гравитационных двигателях на абсолютно серую почву (за окраиной растительности не было или скелеты растений здесь успели рассыпаться в прах) в город отправили большой пилотируемый стрелоид. Большой беспилотный стрелоид, единственный на «Аристоне» оснащённый «ракетами–кротами», отправили к предполагаемым подземным пустотам.

Пилотируемый стрелоид опустился в центре, на главной городской площади.

Из стрелоида высадились три группы: археологическая под руководством Эдны Корн, медико–биологическая под руководством Сандры Кара и научно–техническая во главе с Эрой Сон. Каждого сопровождал личный робот–спутник, девятиножка СДФ. Мёртвый город встретил землян лёгким печальным ветром. Сначала люди осматривались. Летящие архитектурные формы вблизи впечатляли ещё больше. Город не давил, а, напротив, казалось, давал крылья. Во всём чувствовалось — здания строились умелыми и заботливыми руками, и эта забота будет всегда с устремлённым в небо человечеством Ириды. Добрая монументальность пронизывала здания. Каждая деталь напоминала человеку: всё здесь для его благополучия и счастья, везде и во всём его поддержат тысячи и тысячи заботливых рук, весь огромный город только пьедестал, поддерживающий красоту, мудрость, разум и величие человека и общества.

Особенно впечатляло центральное административное здание, в котором больше всего поражали оптические свойства. Профессиональные оптики потрудились на славу. Здание пронизывал свет. Он не ослеплял, напротив, был приятен для глаз, завораживал и умиротворял.

В то же время, чем больше человек смотрел, тем больше пробуждалась неуёмная жажда деятельности. Это свойство оптических кристаллов знали на Земле давно и издревле считали магическим, но его никто и никогда не использовал в архитектуре. Здесь же мягкое сияние было органичной частью не только здания, но и всего удивительного города, собравшего, казалось, всю великую красоту древней цивилизации Ириды. Струящиеся, пронизанные мягким светом конструкции заканчивались тремя вершинами, их венчали рукотворные цветные кристаллы из силиколла. Две вершины пониже венчали огромные тёмно–синие — сапфировые — кристаллы, главную венчал пунцово–красный — рубиновый. Свет мягко преломлялся и переливался в тончайших бриллиантовых гранях. Чувствовалась ничуть не давящая завершённость и законченность, к чему в земной архитектуре удалось приблизиться только куполам русских церквей. Эдна вспомнила, что прекрасные русские храмы изначально не имели отношения к православию, и «навеки проклятый знак распятого» стал венчать их только после «крещения Руси», до этого русский народ венчал храмы изображениями птиц. Православие, как и христианство в целом, не могло звать в небо, напротив, оно вбивало в голову — ваше место на Земле, и мечтать о небе и звёздах — кощунство. Но русские сумели сохранить в облике своих храмов великую мечту и великий вызов создателей Вавилонской башни.

Эдна вновь, как и с высоты птичьего полёта, внимательно всмотрелась в обозримый город и в это здание, и вновь ей почудилась некая нарочитая броскость, скрывающая фальшь. Вспомнила: это возникло ещё на Луоне, когда она осматривала замороженные тела иридиан. «Что ж, — подумала она, — раз чувство возникает не первый раз, то придёт ещё». И тут же успокоила себя: «К тому же, наверное, всё может объяснить печать смерти». Она Действительно лежала на всём. Чётко, на фоне ослепительно–голубого неба, выделялись тёмно–серые скелеты Деревьев находившегося рядом с площадью огромного сквера. В сквере бросались в глаза высохшие пруды и каналы с ненужными теперь изящными арками мостов. И печальный звон ветра, овевающего навеки уснувший прекрасный город.

В центре площади находилась скульптурная композиция. Молодые мужчина и женщина стояли, взявшись за руки и прикоснувшись друг к другу плечами. Головы чуть приподняты, они смотрели не под ноги, а вверх. В одухотворённых лицах и серьёзных глазах тем не менее читалась какая–то бесшабашная весёлость и бесконечная радость жизни людей, чьи предки столетия назад вырвались из многоступенчатого инферно изуродованного мироздания. Композиция, установленная на постаменте кристально–прозрачного голубоватого силиколла, была из того же серебристого пластика. Постамент, массивный внизу, кверху сужался, вознося скульптуру на довольно большую высоту, в месте соприкосновения с ней расширяясь до размеров основания. Из серебристого пластика была и главная площадь. Серебристый материал заливал весь город, сливал воедино все сооружения, и казалось, что город — единый организм. Или даже драгоценное украшение. Серебристый пластик играл роль драгоценной оправы, а кристально–прозрачный силиколл — драгоценного камня. Город напоминал сказочный ледяной дворец, но при этом дышал не холодом, а добрым поддерживающим теплом. Казалось, он весь пронизан созидательной кипящей энергией, побуждающей к спокойному, вдумчивому и в то же время страстному делу, цель которого сделать город и весь мир ещё прекраснее. «Наверное, этим подлинная красота и отличается от давящей и унижающей псевдокрасоты вампиров», — подумала Эдна, устыдившись своего странного чувства.

Решили начать изучение города с красивого здания, увенчанного тремя рукотворными кристаллами. Люди вошли в большое силиколловое фойе… и сразу увидели мумифицированные трупы иридиан. В креслах и на стульях, на полу и лестничных пролётах. Площадь была абсолютно чиста от останков. Ветер, дождь и восстановившиеся микроорганизмы, по–видимому, разрушили тела за двести лет. Но здесь их было много.

Звездолётчики разошлись по зданию, началась обычная работа. Медики и биологи занялись изучением останков людей, их одежды и всей находившейся в помещениях естественной органики, археологи — поиском документов и произведений искусства, научно–техническая группа — поиском компьютерных систем. Здание действительно оказалось административным и хранило множество аудио-, видео–и фотодокументов. Из документов выяснилось название города — Троан. В то же время документов, проливающих свет на картину гибели планеты, не обнаружили, очевидно, бой в космосе был скоротечным. Научно–техническая группа обнаружила несколько десятков локальных компьютерных сетей и главный городской электронный мозг. Эра Сон вскоре доложила — все компьютерные системы в рабочем состоянии, только обесточены.

На следующий день город и его окрестности обследовали беспилотные стрелоиды. Вскоре с большого беспилотного стрелоида пришло подтверждение — под горной грядой имеются большие подземные пустоты. Анализ грунтов, доставленных из глубин ракетами–кротами, показал, что естественные пустоты сочетаются с рукотворными.

Компьютерное оборудование главного административного здания удалось запустить. Теперь предстояла длительная работа по изучению программ. Основы земляне знали, поскольку обменялись общей информацией о программном обеспечении в период радиоконтакта Земли и Ириды, но дьявол, как всегда, сидел в деталях. Эра Сон доложила — её группе нужно не менее трёх месяцев, чтобы разобраться. Однако скоро нашли городскую библиотеку, и группа Сон буквально накинулась на научно–техническую литературу и вскоре пришла к выводу, что срок пребывания в Троане удастся сократить вдвое. Из документов почерпнули много информации о планете, в том числе и о подземных пустотах. Выяснилось, что иридиане знают о них с незапамятных времён.

Группы Эдны Корн и Эры Сон объединили усилия, отчёт об их работе обещал быть интересным и содержательным.

3

Дейра не могла успокоиться после заседания Совета звездолёта на Луоне, ей не давала покоя мысль, что «Аристон» способен уничтожать целые миры. Она решила глубже изучить Ноосферное учение и в процессе работы случайно наткнулась на статью Эдны "«Звери» и «скоты»", написанную той ещё в студенческие годы. Статья была не очень длинной.

«Изначальный перекос в мироздании — рождающий инферно, — писала Эдна, — в обществе, в цивилизованные времена, привёл к доминанте не лучших, как должно быть, а мерзавцев. Ещё древние ответили на вопрос, что является главным условием успеха в жизни, ответ прост и непригляден — смерть души. Гениально эту мысль удалось выразить великому немецкому поэту Гёте в поэме «Фауст» и великому русскому писателю Гоголю в поэме «Мёртвые души». Именно им также удалось точно, понятно и по–житейски просто показать, что мёртвые души — истинные хозяева жизни. Но смерть души происходит не всегда одинаково. Есть две дороги души к смерти.

В Эру Разобщённого Мира на Западе главным были деньги. Соответственно, чем больше у кого–либо денег, тем больше у него было власти и материальных благ. Здесь важно ответить на вопрос: что нужно, чтобы получить много денег? Каким качеством характера для этого нужно обладать? Дело в том, что деньги не от ума, как искренне думали тогда многие, а от характера и только от характера. Для того же, чтобы получить большие деньги, нужно только одно качество характера — сильная воля.

У тебя не получилось одно, берись за другое, за третье, за тысячное. Главное, не сдавайся, не опускай руки, рано или поздно пробьёшься. Минус системы — воля не обязательно должна быть доброй. Подлец тоже может быть сильным. Теперь представим себе — при прочих равных сталкиваются интересы сильного подлеца и сильного порядочного человека. Кто победит? Ответ однозначен: только подлец. Он не церемонится в средствах достижения цели. Например, порядочный человек никогда не сможет убить свою мать, подлец способен и на такое. В уголовной среде была распространена татуировка с изображением гроба и надписью: «Не забуду мать родную», она не случайна, поскольку является символом успеха в жизни по уголовным законам. Уголовные законы — всегда «законы звериные». Поэтому законы капитализма так и называли. Говорили, что «выживает сильнейший», хотя правильнее сказать: «сильнейший и подлейший».

Именно этот тип личности выживал и доминировал в бизнесе, криминальной среде и среде крупного капитала. Равно как он выживал и доминировал в вооружённых силах, правоохранительной системе и системе государственной безопасности. Расплата за выживание и доминанту — смерть души, то есть смерть совести.

Прямо противоположным образом обстояла ситуация на Востоке и в системе государственной власти в целом, за исключением силовых структур.

Если законы капитализма никому не удалось описать лучше Маркса, то законы чиновничьей (номенклатурной) системы лучше всего удалось описать, как ни странно, не учёному, а литератору, великому русскому писателю Грибоедову, в его бессмертной комедии «Горе от ума». На Востоке, как отмечено, главным были не деньги. Главным была руководящая должность. Чем выше у кого–либо должность, тем больше у него власти и материальных благ. Можно сказать так: на Западе, если есть деньги — будет и должность, на Востоке наоборот, есть должность — будут и деньги.

Соответственно, если пользоваться логикой советской общественной науки, много лет справедливо называвшей капиталистические законы «звериными», законы советской системы следует назвать «скотскими». На Западе доминировал сильнейший и подлейший, на Востоке, напротив, слабейший и подлейший — угодливый холуй и приспособленец, часто понятия не имеющий о порученном ему деле. Принцип получения высокой должности противоположен принципу получения больших денег. Его можно сформулировать так: чем больше кто–либо пресмыкается, угождает и раболепствует, тем выше он вскарабкивается по номенклатурной пирамиде власти.

Основное условие такого успеха в жизни тоже смерть души. Но смерть, если можно так выразиться, ещё более глубокая и отвратительная. У «зверя» умирает совесть, но выживает честь, и, соответственно, любой «зверь» боится позора. Опозорившись, он испытывает чувство стыда, из–за которого готов на очень решительные поступки, даже на самоубийство. Другой вопрос, что это всё же звериный стыд, «зверя» можно опозорить только в глазах других, в собственных глазах он стыда не испытывает. Нравственно полноценный человек, совершив недостойный поступок, испытывает чувство стыда и вины даже если об этом никто не знает, — эти переживания и принято называть муками совести. «Зверь» же испытывает аналогичные чувства только в том случае, если его недостойный поступок получает известность. У «скота» чувство стыда атрофируется полностью — у него нет ни чести, ни совести. Именно этот тип личности выживал и доминировал на Востоке, прежде всего в России, много веков не только при Советской власти, но и при самодержавии. По этой причине доминирующей религией и стало православие. Эта религиозная система наиболее удобна при такой системе политической. В полной мере это относится и к марксизму в советской (номенклатурной) интерпретации. В таком виде коммунистическое учение также, безусловно, выражало интересы номенклатурной бюрократии. И далеко не случайно «Моральный кодекс строителя коммунизма» буквально переписали из Библии.

Цивилизация впадает в две указанные крайности с тех самых пор, как возникло государство. Уже отмечено — реальная власть в условиях государственности неизбежно находится в руках или крупных собственников (и не важно, собственниками чего они являются: рабов, земли или капитала) или государственной бюрократии. Так было всегда, если пользоваться русским народным выражением времён Эры Разобщённого Мира, хозяевами положения всегда были или «волки позорные» или «козлы поганые». В Эру Разобщённого Мира развитие этих систем дошло до логического конца и противопоставилось в глобальном масштабе. В принципе же противоречие между «зверем» и «скотом» вечное противоречие, поскольку они живут в душе каждого. Человек тонкая, почти неуловимая грань между безднами «зверя» и «скота», но только нет ничего прочнее и надёжнее этой грани, и не случайно древние греки называли её — Аристон (наилучший). В конечном же итоге победа добра и красоты, как в этом мире, так и в душе каждого, зависит только от самого человека.

Есть ещё вопрос: что лучше? Какая система более приемлема?

В принципе верной будет вновь старая русская пословица: «Хрен редьки не слаще», но это слишком общий ответ, поскольку «звериная» политическая система всё же объективно лучше «скотской» — она менее ханжеская. Именно данный фактор рождал и более здоровые социальные отношения, и более эффективную экономическую модель. По этой причине «загнивающий капитализм» и смог победить «развитой социализм» в глобальном противостоянии систем.

Но вот только правильно ли «из двух зол выбирать меньшее»? Неужели «зверям» и «скотам» нет альтернативы и мы обречены на власть мёртвых душ?! Об этом спрашивали себя все лучшие люди Эры Разобщённого Мира.

В это время реальной политической силой становится здоровая часть интеллигенции, и особенно ощутимо эти процессы проявились в двадцать первом веке в России.

Тогда было очень модно поливать постсоветское общество грязью, подчеркивая как основные его черты: махровое невежество и бескультурье. Безусловно, доля истины в этом была. Деградационные тенденции «скотской» системы действительно глубоко извратили социальный организм. Но на этом откровенно спекулировали, не желая замечать, что вопреки всему в обществе сохранилось немало здоровых сил. Постсоветское общество было очень неоднородным, сложным и противоречивым. Любые деградационные тенденции неизбежно начинаются с элиты. «Рыба гниёт с головы», справедливо говорят в народе, но деградация элиты не означает деградации общества. Всегда параллельно с деградационными тенденциями внутри социального организма начинают назревать другие — прогрессивные, способные противостоять процессу деградации, и они нарастают по мере нарастания деградации. Сила действия всё же, даже в нашем мире, равна силе противодействия. И главным принципом мироздания остаётся принцип — мера за меру. Он не отменён, а только извращён в наших условиях. Но проявление этих тенденций происходит не мгновенно, в общественном организме высока инерция, для преодоления которой нужно накопить значительную энергию, обстановка должна созреть. Вообще, в целом возможности социального организма к саморегуляции — это удивительные и во многом даже сейчас непознанные возможности. И всегда эти живительные родники однажды пробиваются на поверхность.

Начать нужно с того, что постсоветское общество было далеко не безграмотно и тем более не невежественно. Напротив, в нём очень значительным был интеллектуальный элемент. Для того чтобы доказать это, достаточно сказать — на постсоветском пространстве в непроизводственной сфере было занято сорок два процента населения. Таким было количество интеллигенции и служащих. По сравнению с данным процентом количество и номенклатуры, и новоиспеченной буржуазии было ничтожным, и всерьёз влиять на ситуацию они могли только потому, что в руках у них находились средства производства. К тому же и постсоветский рабочий класс вопреки всему спился и деградировал далеко не в такой степени, как хотелось тогда некоторым политикам.

Здоровая часть интеллигенции реально способна была взять политическую власть в свои руки. Основной её чертой был высокий интеллект, что давало ей большое преимущество перед полуграмотными номенклатурой и буржуазией; основным занятием — производство информации — знания, являющегося основой удовлетворения потребностей и дальнейшего развития высокотехнологической цивилизации, что обеспечивало рост её влияния. По сути, научно–техническая революция уже тогда переросла в революцию информационную. Особенно мощным этот процесс стал с появлением компьютерных технологий и Интернета, и всё вернее становился принцип: «Кто владеет информацией, тот владеет миром», и речь, к счастью, всерьёз шла не о монополии на информацию, а об умении ею владеть. Интеллект превращался в самое действенное оружие политической борьбы. И всё чаще, столкнувшись с интеллектуалом, «звери» и «скоты» проигрывали. Проиграв, они начинали громко успокаивать себя и тех кто смирился с их властью, говоря: ну хорошо, иногда у него действительно получается вставить нам палки в колеса, но он один, а «один в поле не воин», не понимая и не желая понимать, что сталкиваются не с «героем–одиночкой», а с новой могучей тенденцией. На самом деле подобный интеллектуал был не один, а всего лишь первый, и с каждым годом их становилось всё больше. Таким образом, постсоветское общество, а по большому счету и не только оно, реально созрело для перехода в новое качество.

Какое?

Уже тогда становилось всё очевиднее — завтра за обществом, социальная организация которого будет строиться на основе учения великого русского учёного — академика В. И. Вернадского, ещё в первой половине двадцатого века убедительно доказавшего — будущее за ноосферной цивилизацией. Это очень сложное и многогранное учение. Именно это, прежде всего, и отличало его от коммунистических, буржуазно–демократических и весьма популярных на Западе технократических теорий, которые весьма примитивны в основе и потому столь часто пригодны для массового употребления в худшем смысле слова. Но стремительно растущий интеллектуальный потенциал общества позволил учению быть понятым многими.

Основное преимущество здоровой части интеллигенции было в том, что финансовые магнаты пользовались в народе вполне заслуженной ненавистью, а чиновники вполне заслуженным презрением. Врачи, учителя, инженеры, учёные же пользовались в народе заслуженным уважением.

Именно эти процессы, завершив свою кристаллизацию в первой половине двадцать первого века, и породили Вторую Великую Революцию. Её не смог предвидеть ни один из практических политиков начала двадцать первого века. Она была совершенно внезапной для капиталистов и номенклатуры, привыкших не принимать всерьёз тех, у кого есть знание, но нет больших денег и высоких должностей. И она невероятно быстро изменила лицо мира, изменив, прежде всего, научную парадигму, позволившую людям на научной основе понять, в насколько беспощадном и уродливом мире они живут, равно как и то, что только они сами способны изменить свою жизнь».

Прочтя статью, Дейра задумалась. В памяти всплыли бессмертные строки У. Шекспира:

Зову я смерть. Мне видеть невтерпёж Достоинство, что просит подаянья,

Над простотой глумящуюся ложь, Ничтожество в роскошном одеянье,

И совершенству ложный приговор,

И девственность, поруганную грубо,

И неуместной почести позор,

И мощь в плену у немощи беззубой,

И прямоту, что глупостью слывёт,

И глупость в маске мудреца, пророка,

И вдохновения зажатый рот,

И праведность на службе у порока.

В принципе, статья Эдны была обычной рабочей статьёй о прошлом земной цивилизации, которые писал каждый студент–историк, но Дейра остро ощутила беспокойство. Она понимала причину беспокойства. На Земле «звери» и «скоты» всё же проиграли, причём полностью и окончательно. Но она остро чувствовала, что здесь, на Ириде, если какая–то часть общества иридиан всё же выжила, их ожидает встреча с прямо противоположным обществом. Дейра вновь ощутила леденящую волну ужаса и отвращения. Сосредоточившись, Дейра поняла, что и ужас, и отвращение гораздо сильнее, чем если бы дело было только в деградации остатков цивилизации Ириды. Врождённая интуиция сигнализировала о чём–то чрезвычайно опасном, но пока неведомом. Всё было слишком смутно и неопределённо.

4

Работы в Троане заканчивались, и никто уже не ждал важных открытий. Эдна и Сандра тем не менее ещё много времени проводили в Троане. Эра же вновь вернулась к компьютерам. Видя, что реальной опасности нет, Мир Гром разрешил прогулки. И сам, воспользовавшись этим, решил слетать в Троан, в котором ещё не бывал. Его стрелоид долго кружил над городом, потом сел в городском парке.

Мёртвый парк был прекрасен, хотя производил тягостное впечатление.. Мир бродил по аллеям, любовался «драгоценным» песком пляжей, поднимался на изящные мосты над уже не существующими каналами и вдруг услышал сзади неясный шум, и уловил боковым зрением движение. Он хорошо помнил — здесь нечему шуметь и нечему двигаться. Реакция звездолётчика, не раз сталкивавшегося на других планетах с опасностью, была мгновенной. Вмиг он выхватил боевой бластер, снял с предохранителя, резко повернулся лицом к неведомой опасности.

Мелодичный смех был ответом. Перед ним стояла Эра Сон.

Даже броня скафандра высшей защиты не могла скрыть её прекрасную фигуру.

— Вы подпустили меня слишком близко, Мир, — кокетливо улыбнулась она. — Будь я врагом, вас не спасла бы даже быстрота реакции.

— Что–то женщины в последнее время часто побеждает меня, — признал Мир. — Очевидно, вы знаете, как Сандра недавно проткнула меня мечом.

— Слышала! — улыбнулась Эра. — А вы, значит, наконец, решили выбраться в Троан?

— Как видите, — ответил Мир, — а вы, похоже, устали от компьютеров.

— Да. Я давно хотела посмотреть на парк вблизи, но не получалось. Не огорчайтесь тому, что Сандре удалось вас победить. Вы очень замкнуты, Мир, и слишком много работаете. А работа командира — это одиночество, даже сейчас. Отдыхай вы чаще с экипажем, вы бы знали, что Сандру в фехтовании не смог победить никто. И не победит. Она настоящий мастер, очевидно, умеет обращаться с холодным оружием уже много жизней. К тому же, — вновь хитро улыбнулась Эра, — она тщательно готовилась к поединку, а вы не брали меч в руки несколько месяцев. Кстати, вы верите, что настоящим мастером в чём–либо нельзя стать только в одной жизни?

— Верю. Во всяком случае, так испокон веков считали мастера боевых искусств Востока, а они действительно были великими мастерами. И мне в прежних жизнях тоже стоило уделять больше внимания холодному оружию.

Эра вновь рассмеялась.

— Мужчины всегда мужчины, — с лёгкой иронией сказала она, — мне кажется, поражение огорчило вас слишком сильно.

— Вы имеете в виду — я стал неравнодушен к Сандре? — прямо спросил Мир.

— Вы неисправимы, — вздохнула Эра, — всегда напролом. Вы столько лет водите звездолёты, неужели даже это не научило вас тому, что в нашем мироздании любая кривая короче прямой? Мне кажется, вам не помогут даже Звездолёты Прямого Луча.

— Сандра упрекнула меня в том же, — кивнул Мир. — Раньше на Востоке говорили: «Если тебе двое сказали, что ты пьяный, иди и ложись спать», да вот только в моём случае сон, наверное, не поможет.

— Как всё это в вас сочетается, Мир? — рассмеявшись, спросила она. — Грозный повелитель самого могучего оружия в истории, и неуклюжий мальчишка, постоянно смущающийся собственной неловкости. Впрочем, — подумав, сказала она, — наверное, именно поэтому «Аристоном» командуете вы. В мужчине, в отличие от женщины, способности Прямого Луча не спят только пока он мальчишка. А значит, вам остаётся одно из двух. Либо так всегда и оставаться мальчишкой, и, по–моему, это самый лучший вариант; либо всё же пробудить в себе высшие способности. Только вы не сможете пробудить их в одиночестве. Без помощи женщины мужчина не справится.

— И кто эта женщина? — спросил Мир.

— Та, которую вы полюбите. Мальчишка может любить только мать.

— Я и в самом деле очень люблю мать, — согласился Мир, — и, наверное, просто не способен испытать к женщине чувство, равное по силе чувству к матери. Пожалуй, я навсегда останусь мальчишкой.

— И завоевав весь мир, останетесь в одиночестве и не захотите больше жить, — кивнула Эра. — Психологи не правы, когда называют это «Эдипов комплекс», правильнее назвать комплекс Александра Великого. Впрочем, — задумалась она, — комплекс Александра Македонского и комплекс Эдипа, наверное, всё же не совсем одно и то же. Хотя и очень похожи. Вот только в чём разница? Наверное, это вопрос к Сандре.

— Сандра всего лишь психолог, — произнёс Мир. — На этот вопрос может ответить только женщина, которая всё же сумела заставить Александра полюбить. А Сандра не похожа на Таис.

— Правильно, — кивнула Эра, — на неё похожа Эдна. И вы шарахаетесь от неё, точно так же, как и Александр шарахался от Таис. В конце концов он сбежал от неё в Индию, где и сумел найти исцеление от этой до сих пор никому не понятной любви. Как вы думаете, Таис похожа на Олимпиаду? И если да, почему Александр сбежал от неё?

— Да, похожа. Поэтому, наверное, и сбежал.

— А если точнее?

— Точнее не получится, я только чувствую, а вот понять… А что думаете вы?

— Я много думала об этом, — задумчиво сказала Эра.

— Почему? — перебил Мир.

Эра немного смутилась.

— А вы не так уж наивны, Мир, — усмехнулась она. Должна признаться, до сих пор не разобралась, наивны вы или только кажетесь таким. Хотя мне кажется верным то одно, то другое. Но на ваш вопрос отвечу честно. Ваши дороги с Эдной однажды должны разойтись, и это произойдёт в этой жизни. Более того, уже скоро произойдёт.

5

«И погибнет священная Троя, и народ копьеносца Приама!» — бессмертная строка Гомера всплыла в сознании Эдны. Ей долго не удавалось уснуть. Смутное чувство тревоги, возникшее на Луоне, нарастало. Сегодня она ясно почувствовала — её слишком волнует судьба древнего Илиона. «Название Троя созвучно названию Троан», — мелькнула мысль. Эдна протянула руку к терминалу.

Пронизанный мягким светом голубоватый огранённый шар возник перед ней и начал медленно вращаться вокруг оси. Эдна всё глубже вглядывалась в сияющие бездны шара. Ум успокаивался, мысли уходили, открывая дорогу спонтанным, часто самым неожиданным образам. «Всё же главное в медитации спокойствие ума», — мелькнула последняя осознанная мысль. Эдна почувствовала, что проваливается в транс.

Солнце светило ярко, заливая сиянием дворцовый комплекс. Таис медленно шла. Громады дворцов высились, сверкая кровлями из чистого серебра, нависали исполинские стены, украшенные резьбой и барельефами. На барельефах — гигантские крылатые быки с человеческими лицами, считавшимися величественными портретами царей, рядом львы как символ мужества царей–охотников. Кроме крылатых быков, там были только персидские воины, пленники и данники, однообразной чередой тянувшиеся на поклонение «царю царей». Внутри дворцов гигантские залы с бесконечной колоннадой.

В колоннах можно заблудиться, как в лесу. Таис долго не понимала, зачем так много колонн. Зачем такие громадные залы для такого маленького количества людей? Почти двести лет прошло с тех пор, как были возведены дворцы, а они выглядели как новые, столь мало истёрты ступени и сточены острые рёбра дверных и оконных проёмов, квадратных колонн. Но вскоре она заметила, что на бесконечных барельефах нет ни одного изображения женщины. Мужчины–цари, мужчины–воины, мужчины–рабы. Самому прекрасному созданию природы — женскому телу, не было места.

Был ли Персеполис городом в известном смысле этого слова? Нет, не был. И вновь её гложет мучительное сомнение. Вокруг дворцового комплекса громоздились особняки царедворцев и дома для приезжих. Потом шли хижины ремесленников, садовников и прочей рабской прислуги. Столица гигантской империи два века тянула из неё все соки. Сто пятьдесят тысяч талантов серебра захватили воины Александра в казне Парсы, количество денег, невероятное для Эллады. Попади они на её родину — обесценили бы всё, самые огромные состояния, копившиеся веками. И была только одна цель накопления богатств, способных невероятному количеству людей дать достойную жизнь, — ещё большее возвеличивание царей и ещё большее унижение всех остальных. Имея возможность облегчить жизнь не только многих людей, но и народов, город не облегчал жизнь людей, а всё увеличивал их горе и страдание — пил кровь целых стран. Посвящённая Таис знала — самовозвеличивание, самолюбование, вера в свою исключительность — путь к смерти. Здесь это было свершившейся реальностью. Гигантский город давно был мёртв, но сохранял фальшивый живой облик. Псевдожизнь продолжалась. И не за горами время, когда этот город, завоёванный Александром, сделает мёртвыми, но сохраняющими внешне живой облик другие города, а потом целые страны и народы.

Архитектура давала посвящённому возможность многое увидеть и понять. Испокон веков искусство изображает, постигает и творит красоту, и самое страшное, если однажды оно перерождается и начинает изображать, постигать и творить уродство, которое для непосвящённого выглядит как красота. Но как тонка грань между таким уродством и настоящей красотой! В который раз Таис спрашивала себя: а не ошибается ли она?! Как часто бывает, рубят здоровое дерево, оставляя гнилушку, убивают драгоценные ростки будущих героев, способствуя процветанию людских сорняков, проливают чистую кровь, думая, что она отравлена. И в выигрыше оказывается смерть.

Таис ещё раз взглянула на сияющие в лучах полуденного солнца дворцы. Знакомая боль с новой силой вспыхнула в сердце и отразилась на лице печалью.

Весёлый и хмельной шум грандиозного пира разносился по всему городу. Огромный тронный зал дворца Ксеркса, наверное, впервые в своей истории был переполнен народом и ярко освещён светом лампионов. Победители пировали в поверженном дворце многовековых врагов эллинов. Александр восседал на троне персидских царей. Разговор между ним и сидевшей рядом Таис шёл непросто. Внезапно царь нахмурился, и Птолемей, подумав, что он разгневался, попросил Таис станцевать.

— Здесь негде, — оглядев заставленный столами и заполненный людьми огромный зал, ответила она. — Я лучше спою.

— Спеть! Спеть! Таис будет петь! — понесся по залу восторженный рёв.

Шум быстро стих, сильно опьяневших утихомирили соседи. Таис взяла у музыканта семиструнную кифару, медленно провела по струнам и обвела взглядом воинов. И не было в том взгляде веселья, столь уместного на пиру, а была боль, глубокая и бесконечная. И ещё в нём был гнев, но гнев не внезапный, вспыхнувший, а холодный, осознанный и выстраданный. И воины вдруг почувствовали, как боль и гнев удивительной женщины заполняют их сердца. Таис ударила по струнам, ритмичная яростная мелодия сразу захватила воинов. Она запела старинный гимн о персидской войне, о сожжённых Афинах, о боевой клятве не служить ничему, кроме войны, пока последний перс не будет выброшен в море. Она пела с таким темпераментом, что люди, введённые в гневный экстаз её взглядом, ритмом и пронзающими словами, вскакивали, разбивали о колонны ценные чаши, отбивали ногами такт. Экзальтация нарастала. Захваченный ею, встал Александр и присоединился к песне. С последним призывом всегда помнить злобу врагов и горе прекрасных Афин Таис швырнула кифару музыкантам и села, закрыв лицо руками. Александр поднял её за локоть, поцеловал и сказал, обращаясь к гостям:

— Какую награду мы дадим прекрасной Таис?

Раздались громкие крики, предлагались самые баснословные награды. Таис молча отстранилась.

— Разреши мне сказать речь и не гневайся, если она тебе не понравится, — медленно и чётко в наступившей тишине произнесла она.

— Речь! Речь! Таис, речь! — восторженно заорали воины.

Александр весело кивнул и выпил большой глоток неразбавленного вина.

Таис вскочила на тяжёлую, отделанную слоновой костью скамью и несколько раз хлопнула в ладоши, призывая к вниманию. В огромном зале наступила полная тишина.

И вновь пронизывающий взгляд Таис суровой тенью прошёл по лицам воинов.

Таис поблагодарила Александра и других его военачальников за то, что она, единственная женщина Эллады, смогла достичь этого города, столицы персидских царей.

— Этот город, — продолжала она, — сердце и душа Персии. К моему великому удивлению, кроме сокровищ, роскошных дворцов и изображений высокомерных царей, здесь ничего нет. Ни храмов, ни собрания учёных и философов, ни театров, ни гимнасионов. Нет статуй и картин, прославляющих красоту и подвиги богов в образе людей и божественных героев. Кроме надменных толстомордых быков–царей, принимающих дары, и процессий раболепствующих и пленных, здесь нет ничего. Чащи колонн по сорок локтей на платформе в тридцать локтей высоты — всё это лишь для того, чтобы возвысить владык унижением подданных. Ради этого трудились искалеченные эллины, ионийцы, македонцы и фракийцы? Ради этого Ксеркс со своим злым сатрапом Мардонием принёс кровь и смерть в Элладу, дважды сжигал мои родные Афины, увёл в плен тысячи и тысячи искусных мастеров? Я здесь одна с вами, герои–победители, повергшие в прах могущество недобрых владык. Я служу богине красоты и знаю — нет страшнее преступления, чем поднять руку на созданную человеком красоту. А если она служит злой власти? Тогда она всего лишь обман, ибо нет красоты без добра и света!

Таис простёрла вперёд руки, как бы спрашивая согласия и замерла, как натянутая тетива. Воины одобрительно и грозно загудели.

— Завтра вы уходите, оставляя в неприкосновенности обиталище сокрушённой вами деспотии! Неужели я одна ношу в сердце пожарище Афин? А мучения пленных эллинов, длившиеся до сих пор, слёзы матерей, хотя бы это и было восемьдесят лет назад?! Неужели божественный Александр нашёл удовольствие усесться на троне разорителя Эллады, как слуга, забравшийся в покои господина?!

Её голос, высокий и звенящий, хлестнул словами, как бичом. Александр побледнел, лицо его пошло красными пятнами, он вскочил будто ужаленный. Люди оцепенели — македонцы и греки знали, как страшен гнев любимцев Тихе.

Царь молчал, глядя на Таис, склонившую голову, будто в ожидании удара.

— Чего же ты хочешь, афинянка?! — спросил он таким львиным рыком, что закалённые воины содрогнулись.

Вся напрягшись в волевом усилии, Таис поняла великую власть полководца над людьми, магическую силу его голоса, подчинявшего громадные толпы людей.

Она подняла на Александра огромные горящие глаза и протянула руку.

— Огня! — звонко крикнула она на весь зал.

Александр обхватил её за талию, сорвал со скамьи и подвёл к стене.

— Возьми! — Он снял факел и подал афинянке, сам взял другой.

Таис отстранилась в почтительном поклоне.

— Не мне первой! Начать должен тот, чей божественный разум и сила привели нас сюда!

Александр повернулся и повёл Таис за руку вдоль стен. Два факела мгновенно подожгли занавеси на окнах, подвески и шнуры, лёгкие деревянные переплёты для цветов.

Безумие разрушения охватило сподвижников Александра. С воплями восторга и боевыми кликами воины хватали факелы и разбегались по дворцам, поджигая всё, разбивая лампионы, опрокидывая чаши с горящим жиром и маслом.

Через несколько минут зал Ксеркса, пустая сокровищница и помещения охраны пылали. Подожгли и ападану, откуда огонь перекинулся на другие жилые дворцы. Оставаться здесь дольше не было возможности. Александр, не отпуская руки Таис, сбежал по северной лестнице на городскую площадь. Здесь, окружённый военачальниками, он стоял, зачарованно глядя на титаническое пламя, взвивающееся в чёрное небо. Балки крыш и потолков, простоявшие столетия на сухой жаре, вспыхивали, как облитые горючим маслом. Серебряные листы кровли плавились, низвергаясь ручьями жидкого сияющего металла на лестницы и плиты платформы и, застывая, летели звонкими раскалёнными лепёшками в пыль городской площади. Пламя ревело, перекрывая вопли жителей, столпившихся у края площади, боясь приблизиться. Звёздное небо, казалось, потухло. Никто никогда не видел более чёрной ночи, окружавшей слепящий жар исполинского костра. Люди взирали на пожар с суеверным ужасом, будто не руки Александра и маленькой афинянки сделали это, а силы подземного мира и ввергнутых туда титанов вырвались на поверхность Геи. Жители города попадали на колени в предчувствии большой беды. И действительно, ни Александр, ни его военачальники не стали сдерживать воинов, для которых пожар послужил сигналом к грабежу. Толпа ошеломлённых горожан стала разбегаться, надеясь спасти имущество от распалившихся македонцев.

С раздирающим уши треском одна за другой стали проваливаться перекрытия, выбрасывая вихрящиеся столбы искр.

Александр вздрогнул и выпустил руку Таис. На его суровом лице отвращение и боль.

— Уйди! — неожиданно вскрикнул великий полководец, многих врагов убивший в бою собственными руками и стёрший с лица земли Фивы, Газу, Милет, Галикарнас.

Таис подняла руку перед лицом, будто защищаясь.

Ещё печальнее стали глаза двадцатишестилетнего царя, у ног которого лежала вся обозримая Азия.

— Нет! — мучительно сказал он. — Не навсегда. Я позову тебя.

— Не позовёшь! — ответила Таис.

— Как ты можешь знать?

— Ты знаешь, что я посвящена в тайное знание орфиков? — тихо спросила она.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Рассказы и повести этого сборника посвящены запретной любви – любви вопреки: здравому смыслу, общест...
Данри Кинаро – зеленоглазый фаворит королевы Эрмеары – снова в центре загадочных событий. Но он уже ...
Никогда бы не подумала, что однажды попаду в Сказочный мир. И не абы куда, а в настоящую Школу Сказо...
Соню увезли из стаи много лет назад, и про оборотней она знала лишь по сказкам. Решившись вернуться ...
Если вы родились в тридевятом царстве, это не гарантия того, что ваша жизнь – сказка. Если в жилах т...
Хотите узнать, как упокоить сотню мертвецов? Или как заставить неугомонного оборотня делать домашнее...