Тень доктора Кречмера Миронова Наталья
— Вера, проснись! Андрюша плачет, я с ума схожу! Что случилось?
Вера с трудом разлепила веки, протерла глаза и вдруг почувствовала на шее уже неприятно потеплевшую «ливерную колбасу». Она хотела стащить компресс, но вовремя спохватилась.
— А где Андрюша?
Голос все еще был сорванный и хриплый, но, слава богу, звонкие согласные стали выговариваться.
— С Шайтаном пошел. Вера…
— Потом. Сейчас я умоюсь, оденусь…
— Иди, тебя завтрак ждет.
— Нет, позвоните, пожалуйста, Лёке, пусть купит мороженого.
— Мороженого? Вера, что с тобой? Кто, простудившись, ест мороженое? Что происходит? Ты никогда меня раньше не обманывала.
— Я не простудилась. — Опять, как и вчера, Вера оттянула «колбасу» на шее. Антонина Ильинична чуть не лишилась чувств от ужаса. — Но Андрюша не должен знать. Скажите ему, что я уже позавтракала.
Вера быстро встала и, пока сына не было дома, переменила компресс. Когда Андрейка вернулся, она была уже умыта, одета, а шею замотала шелковым шарфом. То, что доктор прописал. Доктор Вася.
— Мам, а можно я в школу не пойду? Буду тебе читать. Ты мне всегда читала, теперь я тебе почитаю.
— Спасибо, милый, но ты все-таки иди в школу. Я и так поправлюсь.
— А что это за шприц?
— Это? — Вера совсем забыла про шприц. — Это лекарство. Быстро собирайся в школу! Олег тебя уже ждет.
— А ты…
— Я сегодня на работу не пойду. И завтра тоже. Вот вернешься из школы, тогда мне и почитаешь.
Когда они остались одни, Антонина Ильинична устремила на Веру вопрошающий взгляд.
— Кто это сделал? Что это было? Нет, я все-таки не понимаю, как это — завтракать мороженым!
— Не только завтракать, — устало улыбнулась Вера. — И обедать, и ужинать. Вы Лёке позвонили?
— Позвонила, она скоро будет. Верочка, да расскажи же, что произошло?
— Об этом никто не должен знать, — предупредила Вера. — Ни Андрюша, ни Зина, ни Лёка… Вот разве что Шайтан. — Вера ласково провела ладонью по густой собачьей шерсти, но отогнала пса, когда он ткнулся носом ей в больное бедро. — Антонина Ильинична, обещайте мне. Если кто-нибудь узнает, это мигом разлетится, будет страшный скандал, и меня уволят. И больше никуда не возьмут. Вы, главное, Зине не рассказывайте, а то она перескажет всему салону. И не пускайте ее ко мне. Скажите, что это заразное, чтоб она Илью Ильича поберегла.
— Да говори уже, не томи душу! Никому я не скажу.
Вера уже успела обдумать и мысленно подредактировать свой рассказ. Она не любила врать и решила, насколько возможно, придерживаться правды.
— На меня напал наркоман.
— Где? На работе?!
— То-то и оно. У нас один сотрудник оказался наркоманом, а я его нечаянно застукала, пока он кокаин нюхал. Но если об этом узнают, из банка уйдут клиенты.
— Верочка, лучше ты оттуда уйди. Это не банк, это притон!
— Да я уже сама думала… Но это хороший банк, еще неизвестно, что в другом месте будет.
— Ну, в одну воронку, как говорится… А что это за лекарство ты себе колола? Могла бы меня позвать.
— Да, я вчера была очень голосиста… — горько усмехнулась Вера. — А лекарство это снотворное. В жизни так хорошо не спала! Никогда больше не буду принимать снотворных.
— Что-то я тебя не понимаю, — нахмурилась Антонина Ильинична.
— Я вчера переволновалась, у меня были причины не спать. И вдруг такая маленькая ампулка… Я не хочу, чтобы лекарства имели надо мной такую силу. Хочу сама справляться, без всякой химии. На химию я вчера насмотрелась, спасибо большое.
Вера просидела дома больше двух недель: питаясь мороженым и шампанским, она натуральным образом простудилась. Пришлось отправить Андрейку на елку с Антониной Ильиничной. На работу она вышла уже после Нового года и даже после Рождества. Альтшулер сразу пригласил ее к себе в кабинет. Вере все еще приходилось закрывать шею, и он первым делом хмуро уставился на шелковый свитер-водолазку.
— Ну что? Тоже шлепнете мне заявление на стол?
— Почему «тоже»? Кто еще шлепнул? А-а, Холендро, — не сразу догадалась Вера.
— Ну почему же только Холендро? Вот и Маловичко тоже решил поиграть в принципиальность. Не могу, дескать, не считаю возможным, мое упущение и так далее.
— Степан Григорьевич? — ахнула Вера. — Вы его уволили?
— Вот прям щас! — засмеялся Альтшулер, но тут же снова помрачнел. — Никого я пока не уволил, даже этого гада Гуревича… формально. Надо минимизировать ущерб, приходится делать вид, что все идет как было.
— Не трогайте его, Натан Давидович, — попросила Вера. — Он умирает.
— А что мне — благодарность ему объявить в приказе? — взорвался Альтшулер. — За то, что не продал коды конкурентам? Вы хоть понимаете, чем это могло обернуться? Между прочим, все ваши труды, ваше число Мерсенна — все пошло псу под хвост.
— Он умирает, — повторила Вера. — Ему нужны были деньги на операцию.
— И по-вашему, это его оправдывает?
— Нет.
— Вот и я так думаю. Но вы мне так и не ответили. Хотите уволиться?
— Да, мне хотелось бы уйти, — честно признала Вера.
— А я вас прошу остаться. Не знаю, за что вы меня так не любите…
— О чем вы говорите, Натан Давыдович? Мне не за что вас любить или не любить. Вы — трудный человек, но, мне казалось, мы с вами прекрасно ладили…
— Вот и мне так казалось, — вздохнул Альтшулер. — Хотите, возьму вас на место Холендро?
— Я не тяну на вице-президента. У меня капиталов нет, и вложить в банк мне нечего.
— Зачту ваш интеллектуальный вклад, — буркнул Альтшулер. Вечно он так разговаривал, что было непонятно, сердится или хвалит. — Никто не сделал для банка больше вас. Между прочим, Холендро со мной согласен.
— Сколько мне помнится, — осторожно возразила Вера, — по уставу это выборная должность. Что скажет совет директоров?
— Ничего. Если я вас рекомендую, а Миша поддержит, все проголосуют как надо. А хотите, — Альтшулер хитро прищурился, — эти двенадцать лимонов переведу на ваше имя? Чтоб вы не дергались, что у вас капиталов нет.
— Какие двенадцать миллионов?
— А те самые, что нам с Холендро за Гошу пришлось внести. Что вы на меня так смотрите?
Вера ничего не понимала.
— Почему двенадцать? Он растратил около шести.
— Он зареповал активы, чтоб на Форексе играть, Сорос хренов, — выругался Альтшулер — А тут вход — руль, выход — два. Пришлось выкупать за двенадцать.
— И вы помогли Холендро эти деньги внести? — уточнила Вера.
— Половину взял на себя, — подтвердил Альтшулер. — Он хоть и мультимиллионер, а двенадцать лимонов разом собрать нелегко. Все вложено, все крутится… Так что — да, я ему помог.
— Но потом вы с него взыщете.
— Не буду я с него взыскивать. — Альтшулер мрачно покачал головой. — Мы с ним все-таки вроде как друзья. Вместе банк создавали. И потом, может, я тоже принципиальный? Вы не допускаете такой мысли? Это у меня в банке ЧП случилось, значит, мне и отвечать.
— Что с ним теперь будет? — спросила Вера.
— С Холендро? — Альтшулер вскинул на нее удивленный взгляд. — Вы за него не впрягайтесь, он не пропадет. Будет числиться у нас в совете директоров, дивиденды с капиталов получать.
— А что с Гошей?
— Вас это волнует? Отец отправил его лечиться. Здесь он больше не появится, не бойтесь. Ну так как? Пойдете ко мне в замы?
— Нет. Извините, Натан Давыдович, это место не для меня. Нет у меня начальственной жилки.
— А вот уж это, извините, мне виднее. — Альтшулер помолчал, что-то обдумывая. — Ну хотите, я вашим «тюбетейкам» деньги дам?
Это последнее замечание больно задело Веру. В феврале только что миновавшего года она побывала на заседании Ассоциации представителей малого бизнеса и выслушала несколько докладов. Это был бесконечный поток жалоб на притеснения и поборы. Один из предпринимателей рассказал, как трудно таким, как он, получить кредит в банке.
— Я беру кредит, — говорил он, — закупаю товар, продаю и кредит сразу возвращаю. И мне тут же нужен новый кредит — закупить новую партию товара. Так и кручусь. Моей прибыли только на жизнь хватает да на выплату процентов. Но вы не представляете, каких трудов мне это стоит — каждый раз кредит выбивать. До инфаркта доходит.
То же самое с несущественными вариациями говорили и другие.
Вера не стала ничего обещать, но пришла с предложением к своему начальству: открыть для малого бизнеса такие краткосрочные кредиты. По ее расчетам выходило, что это очень выгодно, но тогда, в феврале 2003-го, никто ее не поддержал, в том числе и Альтшулер. Ни ему, ни другим директорам не хотелось возиться с этой мелочовкой, с этими, как он тогда выразился, «тюбетейками». Среди представителей малого бизнеса в самом деле было много выходцев из южных республик России и СНГ, но, по мнению Веры, это никому не давало права отзываться о них так пренебрежительно.
Сам Альтшулер как-то раз на корпоративной вечеринке расслабился и рассказал под настроение такую историю. Еще в советские годы он публиковался в экономических журналах, и однажды его острую проблемную статью решила перепечатать газета «Правда». Он внес сокращения, кое-что уточнил, подправил, добавил новых данных, а когда все было уже готово, его как-то стыдливо попросили взять псевдоним.
— Любой по вашему выбору, — уговаривал редактор.
— Ладно, — согласился Альтшулер, — пусть будет псевдоним. Записывайте: Рабинович.
И вот — назвал деловых людей «тюбетейками».
— Я думала, уж кому, как не вам, знать, что такое предубеждение, — попрекнула его Вера.
— Контингент ненадежный, стоящего обеспечения у них нет, — отмахнулся Альтшулер. — Наберут кредитов, и поминай как звали. На кой нам эта морока?
Сколько Вера ни уговаривала, сколько ни убеждала совет директоров, что при такой высокой оборачиваемости кредиты малому бизнесу крайне выгодны, все было без толку. Она поняла, что имеет дело с государственной политикой.
На словах поддерживая малый бизнес, государство смотрело на него косо. Ведь речь шла о людях по-настоящему независимых, тертых, битых, на жизнь глядящих трезво, без верноподданнического обожания. К тому же малый бизнес являлся дойной коровой для армии чиновников, а кого обираешь, того и презираешь. Но ее поражало, что Альтшулер, человек агрессивно независимый и чрезвычайно дальновидный, тоже занял начальственную позицию.
А теперь он решил, что называется, «кинуть ей кость».
— Хочу, — ответила она сухо. — Только не считайте, что делаете мне одолжение. Малый бизнес — выгодная инвестиция, она принесет банку прибыль. А я…
— А вот я вас и поставлю курировать эти кредиты, — злорадно перебил ее Альтшулер. — Вы за них ратовали, вы с ними и нянькайтесь. Проштрафятся — будете покрывать из своих денег. Может, хоть теперь заглянете ко мне в гости, — добавил он ворчливо. — Мне Вероника уже всю плешь проела.
Вере не хотелось ехать к нему в гости. Одно дело пообщаться с Вероникой на корпоративной вечеринке, и совсем другое — ехать к ней домой. Вера считала, что если уж ходишь к кому-то в гости, значит, надо приглашать к себе. Но приглашать к себе безмозглую Веронику и вечно чем-то недовольного Альтшулера с его сигарами…
— Простите, — сказала она вслух, — у меня семья, сын… У меня просто времени нет дружить домами.
— Да не бойтесь, — Альтшулер словно читал ее мысли, — я не набиваюсь к вам в гости. Как говорится, «уж лучше вы к нам». Ничего, отмучаетесь разок с моей Вероникой, отбудете номер и можете считать себя свободной. Ну как, по рукам?
И он протянул ей руку.
— По рукам, — вздохнула Вера.
— Да, я вас еще вот о чем попрошу, — озабоченно хмурясь, заговорил Альтшулер. — Нам все коды приходится менять, вы же понимаете. Мне порекомендовали пару электронщиков вместо Гуревича, но они мне доверия не внушают. Один — хиппарь, другой — мальчишка-сопляк. Компьютерный гений, видите ли… Гуревич тоже был… гений.
— А кто рекомендовал?
— Скалон из «РосИнтела». Вы с ним знакомы?
— Шапочно. Но, я думаю, ему можно доверять.
— Да ему-то можно, а вот этим гениям… Не знаю, не нравятся они мне. Не то что не нравятся, а… не внушают доверия, — повторил Альтшулер. — С ними работает наш сисадмин, он в тот вечер дежурил, так что все равно в курсе, вот я его и приставил. Но я настоял, чтобы они работали вслепую. Так вы уж присмотрите за ними, я вас очень прошу.
Вера согласилась. А куда было деваться? К тому же ей было любопытно взглянуть на компьютерных гениев из компании Никиты Скалона. Она отправилась в компьютерную группу. Одним из гениев оказался хорошо знакомый ей Владик. «Хиппарь», — сказал про него Альтшулер. У Веры защемило сердце, когда она его увидела и вспомнила, как двенадцать лет назад… К счастью, Владик не стал ей ни о чем напоминать. Рассеянно кивнул и уткнулся в работу.
Еще больше поразил Веру второй гений: «мальчишка-сопляк». Вот уж кто был совсем не похож на Бориса Гуревича! Веселый, беспечный, на вид — и вправду подросток, азартный фанатик своего дела. Звали его Даня Ямпольский. Как ни странно, он ничуть не рассердился на Альтшулера за недоверие.
— На сердитых воду возят, — ответил Даня Вере на прямой вопрос. — Я с вашего Альтшулера таких бабок слупил за эту работу — любой моральный ущерб окупится. Ничего, он же у вас бобур, не обеднеет.
— Бобур? — невольно улыбаясь, переспросила Вера.
— Богатенький Буратино, — расшифровал Даня. — Я как раз тачку приглядел — на миллион!
— «Феррари»?
— Нет, «Феррари» — не моя тема, — пренебрежительно отмахнулся Даня. — Тачка — сильно так себе. На любителя. Нет, у меня «Порш». Зверь машина! — добавил он азартно, но тут же, забыв о тачке, с тем же жадным азартом заговорил о деле: — Вот посмотрите, мы использовали новый нелинейный ГСЧ note 13 со счетчиком тактов. Суперкруто!
Вере понравился этот мальчик. Вот бы Андрейка стал таким, когда вырастет! Что ж, не исключено, что так оно и будет. А пока Вера сказала Альтшулеру, что порядочность электронщиков не вызывает сомнений. Надо бы выдать им премию за качественную работу и за нанесенную обиду. Бобур Альтшулер согласился не моргнув глазом.
Пока не разработали новые коды, приходилось пользоваться прежними, хотя они были скомпрометированы Гошей и Борисом Гуревичем. Вера считала, что все эти предосторожности вообще ни к чему: вряд ли Гоша помнит коды наизусть, к тому же он далеко и ему теперь вообще не до банковских спекуляций. Бориса Гуревича тоже можно было сбросить со счетов. Его лишили доступа к аппаратуре и фактически держали под домашним арестом. Но денег на операцию Альтшулер ему дал. Непостижимый человек.
Вера энергично взялась за работу вместе с компьютерщиками. Они генерировали новые коды, она с сисадмином Виталием их распределяла. Когда все внутренние операционные коды банка были заменены, Вера по настоянию Альтшулера разослала клиентам стандартные электронные письма с предложением сменить коды их счетов: «В целях повышения надежности и сохранности Ваших активов предлагаем Вам заменить Ваш прежний шифр на… Для подтверждения нового шифра просьба перейти по ссылке… В случае отказа от подтверждения нового шифра прежний шифр остается действительным». Эту нудную секретарскую работу мог бы сделать любой, но Альтшулер заявил, что доверяет только ей. Наверно, это можно было считать комплиментом.
Так Вера, неожиданно для себя, стала миллионершей. Альтшулер сдержал слово и оформил на ее имя банковские ценные бумаги, причем на сумму, втрое превышающую двенадцать миллионов долларов. Вера отнеслась к такой перемене участи спокойно. Для мультимиллионера Альтшулера, ворочающего миллиардами, это действительно была не сумма, а Вера не считала эти деньги своими: они были вложены в банк и крутились без всякого ее участия. Но они приносили ей доход.
Вера переехала в более просторный и дорого обставленный кабинет, у нее появился не только персональный водитель, но и охрана, хотя она предпочитала обходиться без эскорта. У нее стало гораздо больше денег, чем она могла истратить. Она купила машину побольше и теперь могла бы, пожалуй, «потянуть» дом на Новой Риге, где-нибудь по соседству с Альтшулером, но душа у нее не лежала к такому варианту.
Конечно, хорошо жить за городом и дышать чистым воздухом, но… Возить сына в школу каждый день?.. Перевести в другую школу? Нет, у него здесь друзья, привычная обстановка. Всего четыре года назад они уже совершили один переезд. Хватит с него. Да и самой Вере не хотелось торчать в пробках по дороге на работу и с работы. Пожалуй, лучше выстроить дачу где-нибудь в менее престижном, но более доступном месте. Главное, подальше от Альтшулера и Вероники. Хорошие они люди, но утомительные.
Стремительный взлет Вериной карьеры сильно всколыхнул «офисный планктон». Курилки полнились самыми невероятными слухами. Еще бы! Все коды вдруг поменяли… С чего бы это? Говорят, была DoS-атака note 14. Но при атаке второго рода защита должна была сработать, систему заблокировать, а операционисты говорят, все шло штатно… Говорят, несанкционированная подключка. Кого к кому? Пароли, явки, адреса? Виталька-сисадмин знает, но молчит как партизан.
Холендро куда-то слинял в одночасье со своим стремным сыночком… А его место заняла эта выскочка… Кто-то ей ворожит. Кто? Да не иначе как сам Альтшулер! Что он в ней нашел? А вот не скажите. Что-то в ней есть. Офисные мальчики вдруг открыли для себя, что Вера Нелюбина — интересная и притом одинокая женщина. Они начали подкарауливать ее в банковских коридорах, прохаживались как павлины, бросали многозначительные взгляды, напрашивались на прием. Втайне посмеиваясь, Вера вежливо давала понять, что им ничего не светит.
Новогоднюю корпоративную вечеринку Вера пропустила, о чем не сильно горевала. Но всему бывает конец: синяки у нее на шее постепенно побледнели, из лиловато-багровой стадии перешли в желто-зеленую, а потом и вовсе исчезли. Голос восстановился, к вящей радости Андрейки.
Однажды, пока Вера еще сидела дома, к ней зашла Оксана Терентьева. Вера отправилась было на кухню варить кофе, выкладывать на стол опереточные сигареты «Собрание» и пепельницу, но гостья ее остановила. Оглядевшись по сторонам, Оксана не сразу поняла, чего ей не хватает, но в конце концов сообразила: телевизора.
— А чего телик не работает? — спросила она.
— Ну, ты же ко мне пришла, а не телик смотреть.
Но Вера знала, что Оксане плохо без телика. У Оксаны телевизор работал круглые сутки. Как-то раз она даже призналась:
— Мне нужен телик, чтобы казалось, что я не одна. Что, кроме меня, в квартире еще кто-то есть.
Веру ужаснуло это признание.
— У тебя же дети…
— А что дети? Что дети? Сидят по своим комнатам, — Оксана сделала ударение на последнем слоге — «комнатам», — в наушниках и уроки делают. А тут хоть чей-то голос.
Позабыв и про кофе, и про пепельницу, и про сигареты «Собрание», Вера нашла пульт и включила телевизор, привычно настроенный на канал «Культура». Как раз шли новости. Оксана вновь нахмурилась, увидев на экране симфонический оркестр, но тут изображение сменилось.
— Ой, смотри! Ты только посмотри, какой красавец!
Вера глянула на экран и обомлела. На экране был… Коля. Ее Коля.
— Как вы сами оцениваете свою работу? — спрашивала у него молодая кокетливая репортерша.
— Это были тяжелые дни, — без улыбки ответил Коля.
Вера поняла, что речь вдет о спектакле, который она видела в ноябре. И действительно, на экране мелькнула нарезка из сцен спектакля.
— Слушай, вот ты все знаешь. Это кто? — спрашивала между тем Оксана.
— Режиссер, — не своим, механическим голосом ответила Вера. — Дай послушать.
— Но вы рады, что получили номинацию? — продолжала репортерша и, не дожидаясь Колиного ответа, развернулась прямо на камеру: — Напоминаем нашим зрителям, что «Тяжелые дни» в постановке Николая Галынина выдвинуты на соискание премии «Золотая маска» в номинации «Лучший комедийный спектакль».
— Это, конечно, приятно, — говорил с экрана Коля, — но давайте дождемся результата.
— А каковы ваши творческие планы? — задала репортерша следующий ожидаемый вопрос.
— Меня пригласили в тот же театр ставить «Недоросля». Но есть и другие предложения.
Вера невольно поморщилась, вспомнив, как разговаривала голосом немца Вральмана.
Когда сюжет закончился, Оксана забросала ее вопросами. Вера выключила телевизор.
— У меня горло болит. Я не могу его перекрикивать.
— Ну, Вер, ну, расскажи! Ты его знаешь?
— Я была на его спектаклях. Он выходил на поклоны. Кстати, советую тебе детей сводить.
— Да ну, я театр не люблю. Я больше кино люблю. А он такой красавец — мог бы сам сниматься.
Вера слушала ее вполуха и рассеянно кивала в ответ. Она не подавала виду, но ей хотелось, чтобы Оксана, выпив ритуальную чашку кофе и выкурив ритуальную сигарету, ушла поскорее. Едва простившись затем с Оксаной, Вера заперлась у себя в кабинете. На душе было тоскливо, тревожно…
Коля… Ты думаешь обо мне? Вспоминаешь меня? Я тебе еще нужна? Ужасно было неловко, когда я сама позвонила, но оказалось, что не зря. А может, все-таки зря? Ладно, что толку об этом думать? Если ему будет нужно, он сам проявится, решила Вера.
Он проявился.
Получив номинацию, Николай набрался смелости, снова позвонил Вере на работу и пригласил на церемонию присуждения и вручения наград. На этот раз, к его удивлению, она согласилась.
— Давай я за тобой заеду, — предложил Николай.
— Спасибо, но давай лучше встретимся прямо там, на месте, — возразила Вера.
Конечно, где ему возить ее на своей подержанной «Тойоте», с горечью подумал Николай, хотя в глубине души понимал: дело вовсе не в классе автомобиля. Ей дорога ее независимость от него.
ГЛАВА 20
Они встретились в вестибюле Театра имени Моссовета, и опять, даже издали его поразила ее красота. Черное вечернее платье с длинным, но узким вырезом подчеркивало воздушную стройность фигуры. Жемчужное ожерелье придавало ее облику изысканность и аристократизм, гладко зачесанные назад волосы были уложены каким-то сложным, испанским, как он потом узнал, узлом на затылке. Сам Николай почувствовал себя неловко рядом с ней в смокинге, взятом напрокат. Но Вера улыбнулась ему, взяла под руку, и он забыл обо всем.
— Над чем ты сейчас работаешь? — спросила Вера. — Я видела тебя по телевизору, там сказали, что ты будешь ставить «Недоросля».
Николай состроил гримасу комического мученичества.
— Сорвалось. Я им предложил поставить мюзикл — знаешь, есть такие чудные зонги Юлия Кима? Они не захотели.
— Значит, ты сейчас в простое? Ты говорил, что есть и другие планы.
— Да, есть у меня один проект… Пойдем, уже начинается. Потом расскажу.
Премию он получил. Его все поздравляли, он благодарил и жал руки, растягивая губы в резиновой улыбке, но потом признался Вере, что его тяготит закрепившаяся за ним слава комедийного режиссера.
— Мне хочется сменить амплуа, — начал Николай уже на приеме а-ля фуршет по окончании церемонии. — У меня есть серьезный проект. Если бог даст…
— Вот голубки и встретились, — раздался знакомый ненавистный голос у них за спиной.
Они оба обернулись, и оба вздрогнули. Вера не видела сестру двенадцать лет, Николай чуть меньше, но то, что они увидели, шокировало обоих. Лора раздобрела. От «девяносто — шестьдесят — девяносто» не осталось даже воспоминаний. В своем очень открытом платье телесного цвета она напоминала колбасное изделие с перетяжками в нужных местах. И она была не одна. Ее держал под руку немолодой господин восточного типа, а по другую руку от нее стоял Звягинцев.
— Здравствуйте, Руслан Гаджиевич, — поздоровалась Вера с восточным господином, упорно игнорируя Лору.
— Вера Васильевна, — поклонился он и повернулся к Николаю: — Поздравляю.
Николай молча поклонился в ответ и сделал движение уйти.
— И мои поздравления, — тут же встрял Звягинцев. — Что-то ты последнее время стал избегать меня, Николай. Нехорошо, нехорошо. А у меня как раз появился новый проект, он мог бы тебя заинтересовать. И вас, Вера Васильевна, тоже.
— Вряд ли, — холодно ответил Николай, решительно намереваясь уйти, но Звягинцев ловко заступил ему дорогу.
— Это не имеет отношения к телевидению, — торопливо заговорил он. — Это чисто театральный проект. Вот Руслан Гаджиевич заинтересовался. А вы, Вера Васильевна, — Звягинцев обвел масленым взором обоих, — тоже ведь интересуетесь театром. С некоторых пор. — Он покосился на Лору, словно ссылаясь на источник информации. — Кстати, вас тоже можно поздравить! Вы стали вице-президентом банка. Должен признать, это был блестящий пиаровский ход.
Николай впервые слышал о том, что Вера стала вице-президентом банка, но сразу понял, что Звягинцев пытается ее оскорбить. Увы, как ответить наглецу, он не знал. За Веру вступился неведомый ему Руслан Гаджиевич.
— Пиар тут ни при чем, — нахмурился он. — Вера Васильевна — прекрасный экономист. Она достойна этой должности.
— Спасибо, я могу сама за себя постоять, — невозмутимо откликнулась Вера.
— Виноват! — вскричал Звягинцев. — Я ничего такого не имел в виду. Так вот, вернемся к проекту. Мы хотим поставить мюзикл по русской классике. Наш, так сказать, ответ «Горбуну из Нотр-Дама».
Вера с улыбкой взглянула на своего спутника. «Бывают странные сближения», — подумала она. Они же только что говорили о мюзикле по русской классике, от которого отказался академический театр. Но Николай не ответил на ее улыбку. Он был предельно мрачен.
— Руслан Гаджиевич готов стать спонсором, — продолжал между тем Звягинцев. — Вы, Вера Васильевна, тоже могли бы подключиться. А Николай мог бы нам это поставить.
— Меня это не интересует, — отрезал Николай.
— Вера Васильевна! — умоляюще вскричал Звягинцев. — Вы могли бы его уговорить. Внесите хотя бы посильный вклад.
— Он не маленький, чтобы его уговаривать. А меня ваш проект тоже, честно говоря, не вдохновляет.
— Что, Верочка, все воешь на луну? — вступила в разговор Лора. Восточный господин дернул ее за руку, но она лишь упрямо тряхнула головой и продолжила: — Она ни за что не даст вам денег, Леонид Палыч. И ему ставить не даст. Просто из вредности.
— Но почему? Вы что-то имеете против мюзиклов? Мюзикл — это великолепный жанр!
— Да, когда ставит Боб Фосс или Кэрол Рид note 15, — согласилась Вера.
— А мы должны доказать, что наши не хуже. Мюзикл, если хотите, — это своего рода показатель уровня развития страны. Деньги в стране есть, экономическая ситуация изменилась. Россия встает с колен, а мюзикл — идеальный жанр, чтобы это отразить. Народ устал от линялых джинсов так называемого демократического театра, — Звягинцев уже рубил воздух ладонью, как Ильич на броневике. — Публику надо ослепить. А чтобы ее ослепить, надо вывалить перед ней на сцене, ну, скажем, четыре миллиона долларов.
— Простите, я всего лишь бухгалтер, — перебила его Вера. — У меня несколько иное отношение к деньгам. А хотите ослепить, — добавила она с усмешкой, — ставьте «Мастера и Маргариту». И пусть каждый вечер четыре миллиона слетают с потолка. Но только чтобы каждый вечер новые. Публика будет в восторге.
— Напрасно вы так, — обиделся Звягинцев, и Руслан Гаджиевич тоже укоризненно покачал головой. — Мы хотим поставить что-нибудь из Островского. Ты же у нас специалист по Островскому, правда, Коля? Как насчет «Последней жертвы»? А потом и твой проект можно было бы пропихнуть. Им ведь пока никто не заинтересовался?
— Что за проект? — спросил Руслан Гаджиевич.
— Вот, дошли до меня слухи, — как в восточной сказке заговорил Звягинцев, — что наш новоявленный лауреат хочет ставить «Евгения Онегина» — заметьте, не оперу! — да только ни один театр не берется.
— Отстой, — томным, чуть гнусавым голоском протянула Лора, видимо, вспомнив школьную программу. — Кому это нужно?
Николай почувствовал, как его захлестывает волна бешенства. Конечно, в театральных кругах невозможно что-либо удержать в секрете, но до чего же противно сознавать, что о его замысле пронюхал именно Звягинцев, да еще собирается так откровенно его шантажировать.
Ему вдруг вспомнился помощник депутата, приглашавший его снимать порнуху. Николай тогда еще спросил, кто рекомендовал его на эту престижную работу, и тот ответил: «Одна чува». Он не отрицал, что это Лора! Да нет, он прямо подтвердил… И вот… выходит, Лора знакома со Звягинцевым? Тогда, два… нет, уже почти три года назад, Николай, испугавшись, что помощник депутата вздумает давить на него через родителей, бросился за помощью именно к Звягинцеву. А если это была разводка? Что, если за помощником депутата с самого начала стоял Звягинцев со своим тогдашним проектом, в котором Николай отказался участвовать?
Николаю пришлось напомнить себе, что, если бы не Звягинцев с его клипами из русской классики, он не встретил бы Веру в ресторане «Прага». Вера тоже, видимо, почувствовала, что он готов взорваться, и вмешалась:
— «Последняя жертва»? Боюсь, вы на этом не остановитесь. «Последних-то жертв может быть много, — привела она слова Дульчина из пьесы, — да потом еще несколько уж самых последних». — Вера бросила лукавый взгляд на Николая, потом на Звягинцева. — Мой вам совет, уж если хотите Островского, ставьте лучше «Бешеные деньги». Они к теме ближе. К четырем миллионам. Всего хорошего, Руслан Гаджиевич. Желаю успеха.
Она повернулась, потянув за собой Николая, и они ушли.
— Что это за Руслан Гаджиевич? — хмуро спросил Николай, немного отдышавшись.
Ему ужасно не понравилось, что Вера за него вступилась при всей честной компании, а сам он стоял дурак дураком и слова не мог сказать. Ему хотелось на ком-нибудь сорвать досаду.
— Уразбаев, — невозмутимо ответила Вера. — Банкир. Президент банка «Золотой стандарт».
— Ясно. Только такой и мог польститься на Лору, — язвительно заметил Николай. — У них там считается, что любимого тела должно быть много.
— У кого это «у них там»? Мне такие выпады не нравятся. Кстати, ты тоже в свое время… польстился, — сухо напомнила Вера. — Давай лучше поговорим о другом. Расскажи о своем проекте. Ты ведь о нем собирался рассказать, когда нас прервали?
— Да. — Николай нахмурился, стараясь сосредоточиться. Встреча с Лорой и компанией выбила его из колеи. У него было ощущение, что его обложили со всех сторон, как на охоте, причем Лора тоже внесла посильный вклад. — Но, собственно, ты все уже знаешь. Я хочу сделать инсценировку «Онегина».
— Наш ответ английскому фильму? — улыбнулась Вера.
— Английский фильм был типичной дешевкой, — горячо заговорил Николай, стряхнув с себя наконец дурное настроение. — Но они хоть это сделали к двухсотлетию Пушкина, а у нас вообще никто ничего не смог. Никто даже не пытался. Я хочу сделать философский спектакль, не иллюстративный, как английский фильм, а динамичный, игровой. У меня автор будет вмешиваться в действие… я уже нашел актера на эту роль. Но главное, у меня будет само действие, диалоги, характеры, я задумал быструю смену сцен и декораций. И это не будет стоить четыре миллиона долларов… я надеюсь. Я все построю на ширмах и поворотном круге… Извини, это уже профессиональный жаргон.
— Сон Татьяны будет? — задумчиво спросила Вера.
— Обязательно!
— С медведем?
— Да, с медведем. Ну, не с живым, конечно, будет актер в костюме, но не чучело. Пожалуй, это будет самая дорогая часть постановки, — вздохнул Николай.
— Я все-таки не представляю, как ты из пушкинского текста сделаешь пьесу, — призналась Вера.
— Это мой секрет. Между прочим, пьеса — сама текстовая часть — уже готова. Мне мама помогала. Она у меня пушкинист, — добавил Николай с гордостью.
О том, что его мать, Наталья Львовна Стефанович, пушкинист и профессор Института русской литературы, Николай рассказывал Вере еще при первом знакомстве двенадцать лет назад. Хотя она и жила с мужем и сыном в Москве, Наталья Львовна была настоящей петербурженкой.
Она часто ездила в Питер на научные конференции, работала в архивах… Николай говорил о ней с такой гордостью, с такой сыновней любовью, что Вере становилось немного грустно: сама она ничем подобным похвастать не могла. Очнувшись от воспоминаний, она спросила:
— Можешь составить мне бизнес-план?
— Я не умею составлять бизнес-планы.
Читать бесплатно другие книги:
