Герцогиня в подарок Жукова-Гладкова Мария
«А ведь Ленка должна была знать Полину, – подумала я. – Или не знала? Хотя если труп лежал лицом вниз…
Олег тем временем пришел в себя и стал уговаривать народ расходиться. Парни, которые не поднимались наверх, первыми тронулись к выходу с территории. С ними отправились проститутки, забрав свою подругу.
– Вообще-то неплохо было бы перекусить, – объявила Клавдия Степановна, когда в парке осталась только компания, дискутировавшая в комнате наверху.
– Я, пожалуй, поеду, – объявил Артем. – Девочек подвезу. Мы же живем рядом.
– Нет, ты как раз немного задержишься, – сказал Сигизмунд Сигизмундович тоном, с которым не спорят. – Девочки, как вы сюда добирались?
– Мы подождем, – объявила брюнетка, не отвечая на вопрос. – Нас Олег может отвезти. Или Вася.
– Они тоже задержатся. Как и Каллиопа.
– Ее вещи у меня в квартире, – мрачным тоном сообщил Артем.
– Много вещей? – спросил Бодряну.
– Одна сумка. Довольно большая.
– Каллиопа, у тебя есть с собой вечернее платье? – повернулся Бодряну ко мне.
Я кивнула.
– Завтра мы сходим с тобой в ресторан, – продолжал он. – Только придется немного изменить прическу. Понимаешь: здесь с такими прическами в ресторан не ходят. Тебе помогут девочки. – Бодряну посмотрел на них и сказал: – Пожалуйста, превратите ее в человека. Деньги возьмете у Артема. – И многозначительно глянул на него.
Артем закивал.
– Я приду помочь, – заявила Клавдия Степановна.
– Пожалуйста, проверьте, что у нее за наряды, – заговорил Сигизмунд Сигизмундович. – Может, потребуется еще и платье покупать. Вообще посмотрите, какая у нее одежда с собой.
Выдачу ценных указаний пришлось прервать – у Сигизмунда Сигизмундовича зазвонил мобильный.
– Да, Боря! Добрый вечер, если он у тебя добрый.
«Братец из Лондона?» – догадалась я.
– Что? – взревел Доброчинский, немного послушав. Затем посыпал вопросами: – Бонни Тейлор в Петербурге? Анонс в «Зарубежном репортере»? Собирается рассказывать англичанам о русских брачных традициях? Анонс после отчета о конференции геев и лесбиянок в Париже? И что тебе рассказала твоя девка? Это Зинка, которая то лесбиянка, то нет? Как Тейлор сейчас выглядит?
Теперь на меня неотрывно смотрели Бодряну и Доброчинский. До остальных, похоже, не доходил смысл полученной информации, вернее, ее последствий.
– Боря, я тебе перезвоню попозже. Если только у меня не случится сердечный приступ.
Сигизмунд Сигизмундович отключил связь. Я убрала с лица идиотскую улыбку.
«Опасность!» – прозвучал в мозгу голос интуиции или моего ангела-хранителя.
– А я-то все думал, кого вы мне напоминаете! – воскликнул Бодряну, разглядывая меня. – Я же и фотографии ваши изучал, и записи смотрел…
– Дорогая Бонни, я давно хотел познакомиться с вами лично. Никак не думал, что встречу при таких обстоятельствах, – заговорил Сигизмунд Сигизмундович, обращаясь ко мне. – Однако я знаю, что вы умеете договариваться с людьми…
Взгляд Доброчинского стал вопросительным.
– Книга, – сказала я по-русски. Больше играть роль не было смысла – Борис ведь описал брату, как я сейчас выгляжу. Ну, Зина… Нашим, вашим, вместе спляшем…
– Она по-нашему лопочет! – пораженно воскликнул Вася с таким выражением лица, словно увидел заговорившую по-русски обезьяну.
– Она «лопочет» на четырех языках, – бросил Васе Николай Бодряну и подошел ко мне. Я протянула руку, он ее пожал, потом поцеловал. – Книга – моя, мисс Тейлор. Господин Доброчинский обещал ее мне…
– За нелегальный вывоз меня за пределы России, – закончила фразу я. – Но необходимость в этом отпала. Я буду выезжать легально. Поэтому господину Доброчинскому не за что вам платить.
– Но вы нелегально въехали! – заметил Бодряну. Все присутствовавшие при разговоре стояли с открытыми ртами.
– Ошибаетесь. Я въехала легально, по своему паспорту, в котором у меня стоит многократная российская виза.
– Но… – вякнул было Артем.
– Заткнись! – гаркнули одновременно Доброчинский, Бодряну, Клавдия Степановна, Ленка и Вася.
– Хотя я, конечно, не могла рассчитывать на такую удачу, когда собиралась в Россию, – спокойно продолжала я, переводя взгляд с Сигизмунда Сигизмундовича на Бодряну и обратно. – Вася с Артемом на самом деле выбрали меня в качестве подарка своему другу. И мне на самом деле заказан цикл статей о русских брачных традициях. Признаться, мальчишник произвел на меня неизгладимое впечатление.
– Вы что, никого другого не могли выбрать? – устало спросил Сигизмунд Сигизмундович, глядя то на Васю, то на Артема.
– Дедушка… – произнес рабочий, подходя к старичку.
Тот повернулся и улыбнулся. На сморщенном личике появилось еще больше морщин.
– Давайте я вам помогу, – предложил рабочий. Он не мог видеть, как старый человек моет окно. Такого не должно быть! А ему все равно нужно чем-то себя занять.
Дедуля очень внимательно его осмотрел.
– Проблемы, сынок?
– Проблемы, – вздохнул рабочий и взял «лентяйку».
Дедуля кивнул, еще раз внимательно осмотрел рабочего и сказал:
– Как закончишь работу, заходи. – И кивнул на дверь. – Я тебя чайком крепеньким напою, бутерброд сделаю, а может, и по рюмочке коньячка с тобой выпьем.
Дедуля скрылся за дверью, а рабочий принялся мыть окно. Он понял, что это единственное окно маленького книжного магазина. Или правильнее будет сказать «витрина»? Нет, в витрине что-то должно выставляться, а тут на стекле лишь написано по-старинному, с твердым знаком и еще с какой-то неизвестной белорусу буквой…
Он справился быстро, правда, воду пришлось менять пару раз. Дедуля показал, где. У дедули уже вскипел чайник, и он накрывал завтрак на маленьком старом (или старинном?) столике за ширмочкой.
– Яишенку? – спросил дедуля, показывая на электрическую плитку, на которой стояла сковородка.
Рабочий понял, что страшно голоден, и кивнул.
Дедуля смотрел, с какой жадностью он ест, подливал ему чайку, потом налил им обоим по маленькой рюмочке коньяку.
– Ну, мил человек, расскажи старику, в чем проблема. Может, смогу помочь? Или посоветую что. Жизнь-то я прожил долгую и трудную…
Дедуля посмотрел куда-то над головой рабочего. Там были книжные полки, но он явно смотрел не на них, а куда-то в глубину веков. Или в свою прошедшую жизнь?
Глава 12
– Надо выпить и закусить, – сказала Клавдия Степановна. – Еда и выпивка в доме остались? – Женщина посмотрела на ошарашенного Олега.
– Найдем чего-нибудь, – промямлил тот, неотрывно глядя на меня. – А это вы с Анькой в Швейцарии учились? – спросил он через некоторое время.
Я кивнула – и увидела, как у Олега меняется выражение лица.
– Значит, это ты, сука английская, Полину…
– Олег! – рявкнул Доброчинский, попытался остановить несостоявшегося жениха, но тот прорвался ко мне.
А зря. Мне давно хотелось размяться. И посмотреть, не утратила ли я с таким трудом приобретенные навыки. Да и кое-кому из собравшихся следовало продемонстрировать, что я умею.
Олег приземлился на траву, по-моему, не поняв, как там оказался.
– Лихо! – воскликнула брюнетка.
Блондинка и две подруги Клавдии Степановны захлопали в ладоши.
Примерно через минуту Олег принял сидячее положение, потряс головой. Все молчали. Олег поднял глаза на Сигизмунда Сигизмундовича.
– Но она могла…
– Как я понимаю, Полину убили из огнестрельного оружия? – я обращалась к Бодряну. Тот кивнул.
– Так труп был? – заорала Ленка. Мать дернула ее за рукав. Ленка замолчала.
– Во-первых, я никогда бы не стала носить огнестрельное оружие на территории России, – я посмотрела на Олега.
– Во-вторых, Бонни не требуется огнестрельное оружие, чтобы кого-то убить, – продолжил за меня Бодряну и изобразил демоническую улыбку.
– Знаете, через голову соперника перекинуть – это одно, а человека убить – совсем другое, – вдруг заявил Вася, быстро приходя в себя, и хмыкнул: – Подумаешь, приемы знает… На ее стороне сейчас была неожиданность.
Это он что, в очередной раз выражает презрение к женщине в моем лице? Эх, в Англию бы его, с таким мужским шовинизмом, а лучше в Америку… На Западе женщины быстро бы ему крылышки пообломали. Только бы и трудился, чтобы платить по искам за моральный ущерб.
– А кто вас обучал приемам? И где? – встряла брюнетка.
– Русский спецназ, – ответила я. – В Чечне.
Я не стала добавлять, что еще и в Англии много занималась, изучая различные приемы самообороны, по-моему, просто необходимые человеку, занимающемуся международной журналистикой и специализирующемуся по России. Но самым действенным приемам меня на самом деле обучили русские спецназовцы. Вспомнив о них, я вспомнила и того капитана… И вздохнула про себя.
– Ой, это вы участвовали в освобождении заложников? – вдруг воскликнула тетя Света. – Я еще думала: такая симпатичная девушка, а не побоялась в логово полевых командиров пойти!
– Симпатичная? Чувырла! – взревел Вася, тыча в меня пальцем. – И какое освобождение заложников? Да любая из баб там описалась бы от страха!
– Из тех баб, с которыми ты, Вася, обычно имеешь дело. А Бонни Тейлор награждена высшей наградой Великобритании за храбрость, – сообщил Николай Бодряну. – Я ничего не путаю, дорогая Бонни?
– Ой, Бонни, расскажите, как там было-то, – попросила тетя Света. – Три или четыре года назад, да? Я тогда все репортажи смотрела. И за вас болела.
– Что еще за хрень? – Вася удивленно уставился на меня.
– Не хрень, а правда, – поправил его Доброчинский. – Бонни Тейлор – самая известная иностранная журналистка, пишущая о России. И она стала известна всему миру после ведения переговоров с полевыми командирами, которые взяли в заложники английских журналистов. А теперь, если не ошибаюсь, мисс Тейлор дружит с одним из тех полевых командиров.
Сигизмунд Сигизмундович посмотрел на меня с хитрой улыбкой.
– Он меня иногда консультирует, – пояснила я нейтральным тоном.
– Что вы мне тут заливаете?! – заорал Вася. – Да если чеченский полевой командир консультирует какую-то бабу, это означает…
– Тот чеченский полевой командир получил вид на жительство в Англии благодаря Бонни, – сказал Сигизмунд Сигизмундович, которого Вася уже довел до белого каления. Я все думала, когда он сорвется. Но он не повышал голос, хотя и цедил слова, да и лысина опять покраснела.
– Ну, если баба обеспечила мужику вид на жительство…
– Вася! Заткнись! – рявкнули хором Олег и Артем, которые теперь смотрели на меня совсем другими глазами.
– Мне кажется, что нам всем нужно выпить, – спокойно произнесла Клавдия Степановна.
– Пойдемте в дом, – пригласил Доброчинский. – Перекусим. И выпьем за знакомство.
По пути я первым делом взяла Клавдию Степановну под локоток, отвела чуть в сторону и шепнула:
– Я должна извиниться перед вами – в момент нашей первой встречи я не могла никому показать, что знаю русский язык.
– Да ладно, Каллиопа… то есть Бонни, – махнула рукой Клавдия Степановна. – Я все понимаю. И вообще у нас говорят: кто старое помянет, тому глаз вон. Знаешь такую поговорку? И вообще ты очень хорошо говоришь по-русски.
Я отделилась от Клавдии Степановны и отклонилась в сторону.
– Эй, ты куда? – рявкнул Вася. – Смотаться решила по-тихому?
– Я не собираюсь никуда сматываться. У меня здесь остались нерешенные вопросы.
Доброчинский с Бодряну обернулись, и я сказала им:
– Мне нужно позвонить. Я догоню.
– Да, Бонни Тейлор не работает без подстраховки, – усмехнулся Бодряну.
– Что вы заливаете? – опять рявкнул Вася. – Она одна была в Париже! Стал бы я ее брать, если бы ее какие-то телохранители сопровождали! И если бы у нее охрана была, она бы не позволила себя вывезти!
Бодряну вопросительно посмотрел на меня. Он улыбался.
– Вася и Артем уже в картотеке Интерпола, – небрежно обронила я. – Так что если вы планировали их как-то использовать…
– После того, что они придумали? Я не нанимаю неадекватных людей, дорогая Бонни.
– Чего?! – вскинулся Вася.
– Как в картотеке Интерпола? – проблеял Артем.
– Люди, которые меня подстраховывали, не могли знать, кто вы такие. Может, представители какой-то… не очень хорошей организации, ворующей людей для своих порочных целей? Поймите, никому на Западе и в голову не придет подарить живую женщину, причем гражданку другой страны, другу на мальчишник!
Доброчинский с Бодряну захохотали.
– Да, Вася, Интерпол будет долго разбираться с тем, что пришло в твою дурную голову, – заметил Сигизмунд Сигизмундович.
– После недели беспробудной пьянки, – ехидно добавила Ленка.
– А я? – спросил Олег, глядя на меня.
– Вас же не было в Париже, – пожала плечами я. – А их фотографировали в аэропорту.
Артем схватился за голову и, больше ни слова не говоря, отправился в дом. Другие потянулись за ним. Я отошла еще дальше в сторону и запустила набор Анькиного номера.
– Будем говорить по-французски, – сказала я, только услышав Анькин вопль «Бонни, наконец-то!».
– Рядом с тобой кто-то есть? – сообразила Анька.
– Говори, – предложила я. – Только кратко.
– Бонни, Полину убили! Ты представляешь?!
– Ты или нет? – уточнила я.
Анька на мгновение смолкла, потом тихо спросила:
– Ты в своем уме? Как я-то могла? – Она помолчала еще мгновение, потом выпалила: – Значит, я не все забрала?
– Быстро говори! – прошипела я. – Мне нужно точно знать.
Оказалось, что Анька, как и многие другие дамы сегодня, прибыла на территорию особняка Доброчинского, чтобы сделать мальчишник незабываемым. Следуя по тропинке от ворот к дому, она, как и Ленка, увидела труп. Только, в отличие от Ленки, она Полину узнала. Она очень хорошо изучила соперницу.
Но не это было самым главным. Главным было то, что кто-то попытался подставить Аньку – рядом с телом валялась ее брошь, сделанная на заказ, папа заказывал украшение знакомому ювелиру для подарка Аньке на двадцатипятилетие. Недавно брошь пропала. Анька не представляла, где ее потеряла. И вдруг увидела возле трупа. Она ее забрала. А еще на кустике неподалеку болтался легкий Анькин шарфик, пропажу которого из своего гардероба она не заметила. Шарфик Анька тоже забрала.
– Ты где сейчас? – спросила я.
– У себя дома.
Я посоветовала сменить замки.
– Когда мы увидимся, Бонни? – жалобно спросила Анька.
– Сегодня точно нет. Я позвоню.
Я отключила связь и тронулась к дому. В зале уже убрали следы предыдущей трапезы и водрузили на стол оставшиеся блюда. Русские женщины умеют это делать очень быстро.
– Бонни, а в Чечне очень страшно было? – спросила у меня пышнотелая тетя Света.
– Да, – сказала я.
И все вспомнила.
Я была молодой и не могла просчитать возможные последствия своих действий. Или не хотела. Но я опять поругалась с папой. Правда, скандалы с папой в конечном счете всегда давали положительный результат. Я совершала какой-то поступок. Желая что-то доказать ему. Доказать себе. Доказать всем. Всему миру.
В тот раз папа заявил мне, что из моей журналистской деятельности все равно не выйдет никакого толку. А потому нужно прекращать заниматься глупостями и начинать работать в семейной фирме.
Мне же очень не хотелось (и до сих пор не хочется), чтобы меня воспринимали как наследницу. Да, я в самом деле наследница, но я предпочитаю, чтобы другие люди об этом не помнили или чтобы данный факт оставался где-то на задворках их сознания. Я не желаю, чтобы меня воспринимали как дочь владельца ювелирной компании. Только как личность, как Бонни Тейлор, журналистку, саму по себе. Я уважаю людей, которые смогли разбогатеть, в особенности начав с нуля, причем неважно каким способом. Кто-то может обвинить меня в безнравственности, но, по-моему, те, кто критикует новых русских миллиардеров, просто им завидует, а окажись сами на их месте в нужный час, сделали бы то же самое. Однако они не смогли оказаться в нужном месте в нужный час. А кто-то смог. Кто-то просчитал варианты. Кто-то пошел на риск. Работал по двадцать часов в день. И вообще какую голову нужно иметь, чтобы украсть миллиард!
Честно признаю: у меня такой головы нет. Я не знаю, как украсть миллиард. Не хватает соображалки, как говорят в России некоторые мои знакомые, например нефтяник Павел Прокофьевич Криворогов. Анькин папа часто говорит про «соображалку». У него, как я понимаю, она находится в очень развитом состоянии.
Я уважаю людей, которые смогли увеличить унаследованное богатство в два раза, и не уверена, способна ли сделать подобное сама. Может, просто потому, что ювелирный бизнес нашей семьи меня не интересует? Тех же, кто просто проматывает наследство, предаваясь увеселениям, я презираю.
Я уважаю людей, которые смогли пробиться. Например, на эстраду. Недавно читала в русской газете про одну молодую, безумно популярную певицу. Статья была злой (журналистку явно трясло от зависти), и в ней утверждалось, будто певица пробилась лишь через чужие постели. Но ведь ноги-то раздвинуть может каждая, а пробиваются единицы. Значит, этого недостаточно. Хотя это вполне может быть обязательным условием.
В общем, я никогда не хотела, чтобы меня воспринимали как богатую девочку. Как единственную дочку богатого папы, которой фирма, недвижимость и деньги перейдут по наследству. Но создать свой бизнес, причем такой же успешный, как у папы, я не могла.
Зато могла стать известной журналисткой. В особенности специализируясь по России…
В Чечню меня от газеты не послали. Поехал другой человек. И от других наших средств массовой информации поехали люди. Одни мужчины.
Пятерых взяли в заложники. Те, кто взял, требовали самолет, денег и политического убежища в Англии, куда уже перебралось много их родичей. У нас довольно большая чеченская община. Как я понимаю, она увеличивается с каждым годом, и не только за счет естественного прироста населения.
Основная масса русских приехала к нам в девяностые годы прошлого века. Под «русскими» я имею в виду всех выходцев из бывшего СССР. Очень многие русские, не осевшие в Англии, а продолжающие жить, например, в Москве, тогда активно скупали в моей стране недвижимость. У нас тогда не было налога на недвижимость для иностранцев! Ведь когда принимался соответствующий закон, предполагалось, что человек, покупающий недвижимость в Англии, также вкладывает деньги в экономику Англии, и немалые. Но кто же мог предположить, что будет такое нашествие русских? Причем русских, которые не собирались вкладывать деньги в нашу экономику. Граждане Англии стали сильно возмущаться, и налог на недвижимость для иностранцев ввели.
Часть «среднего класса» (хотя что у русских понимают под «средним классом», я так и не разобралась) недвижимость в Англии продала и купила на Кипре, где налога на недвижимость нет вообще. На Кипре сейчас вообще активно идет строительство, вернее перестройка трехзвездочных гостиниц на побережье. По их законам на побережье нельзя строить ничего нового, можно только перестраивать старое. Вскоре там останутся только пятизвездочные гостиницы и часть четырехзвездочных. А другие будут перестроены в жилые дома, в которых квартиры купят русские. Пресловутый «средний класс» русских. Отдыхающие же русские в основном живут в пятизвездочных гостиницах, причем за самые дорогие номера, которые стоят по две тысячи евро за ночь, буквально идет борьба. А на англичан, которые в основном живут в трехзвездочных гостиницах, киприотам плевать. Англичан там не любят.
Но я отвлеклась. Просто мне не очень хочется вспоминать поездку в Чечню. Мне стыдно. Ведь, если честно, я руководствовалась совсем не теми мотивами, которые потом с восторгом расписывали мои коллеги… Хотя так бывает всегда. Что движет людьми? Месть, зависть, желание щелкнуть кого-то по носу, жажда славы, богатства… Может, конечно, и есть такие, которые руководствуются лишь высокими идеалами, но я к ним не отношусь.
Тогда, после скандала с папой, я пошла к шефу и сказала, что поеду в Чечню. Шеф кричал и топал ногами (что для него нетипично). Я настаивала. Из наших больше никто ехать не хотел. И не только не хотел, а просто боялся. Это совершенно нормальная человеческая реакция. Один очень известный парашютист, совершивший более тысячи прыжков, с которым у меня был недолгий романчик, как-то признался мне, что все равно испытывает страх. После стольких прыжков! Но, как он также сказал мне, люди делятся на две группы: на тех, кто в состоянии страх преодолеть, и тех, кто не в состоянии.
Шеф орал, мол, я не осознаю возможных последствий, он себе никогда не простит, если меня там убьют, изувечат или вообще что-то со мной сделают.
– У вас есть еще кто-нибудь, говорящий по-русски? И есть желающие ехать? А ведь будет странно, что «Зарубежный репортер», который всегда публиковал новости из Чечни, на сей раз не будет давать людям никакой информации. А сейчас это важнее, чем когда-либо раньше!
Я была уже совершеннолетней, так что могла принимать самостоятельное решение. Шеф заставил меня подписать какие-то бумаги, составленные нашим юристом (о том, что всю ответственность я беру на себя), и я поехала. Шеф все-таки думал и о бизнесе, и о репутации газеты.
Дело в том, что больше из Англии туда не отправился никто. Тогда. Прибыли позже… И журналисты, и политики.
Русские обещали решить вопрос, и в наших СМИ давали репортажи русских журналистов.
Русский спецназ, ожидавший приказа к штурму, не воспринимал меня серьезно. Молоденькая худенькая сероглазая блондиночка… Там, естественно, я не выглядела как «чувырла». Меня считали лишней проблемой: можно подумать, у них мало дел, а тут еще безопасность какой-то иностранки обеспечивать. И им еще было сверху особо указано «руки не распускать», как потом в частной беседе сообщил мне один спецназовец, который неровно ко мне дышал.
Но я влюбилась в их командира, который считал меня в лучшем случае назойливой мухой, задающей вопросы, а в худшем… Даже думать не хочется. Да, я влюбилась, как молодая русская девчонка, которая встретила настоящего мужика, образ которого рисовала в мечтах о суженом-ряженом…
Я не показывала ему своих чувств, примерно представляя его реакцию. И вообще я капитану спецназовцев не только не нравилась – буквально раздражала. Конечно, он не цедил ответы сквозь зубы, стараясь быть вежливым (все-таки я иностранка), но произносил слова абсолютно нейтральным тоном, отвечал кратко, строго на заданные вопросы.
А потом те, кто взял заложников, потребовали для ведения переговоров представителя Англии, говорящего по-русски.
Я не специалист по военному делу, но из разговоров и ответов на мои вопросы поняла, что держат наших журналистов в неприступном месте, на высоте. Если брать его штурмом, то погибнет много русских. И нужно очень много ребят, чтобы кто-то добрался до логова. Возможно, предвидя такой исход событий, командир отряда и был со мной неласков…
Переговорщики (русские) ходили с белым флагом по одному или по двое. Они же сообщали, что окопавшиеся на высоте могут сидеть там долго. Подготовились они знатно. У них были большие запасы оружия и боеприпасов, еды, там имелся колодец.
Возможно, если бы в заложниках находились русские журналисты, то русский спецназ действовал бы по-другому. Русские высшие чины и политики отдали бы другие приказы…
Но были захвачены англичане, и двое из них успели передать информацию коллегам в Англию. Быстро приехали американцы, французы и немцы. Русские журналисты тоже. И рисковать жизнями иностранных заложников было никак нельзя. Тем более Россия как раз укрепляла свой имидж на международной арене.
Из представителей Англии прибыла я одна. И я говорила по-русски.
Мне было безумно страшно, но я понимала, что это мой шанс. Если я его не использую, то остается только, поджав хвост, идти работать в папину ювелирную фирму. И еще мне очень хотелось доказать русскому капитану, что я чего-то стою. Чтобы он не смотрел на меня как на назойливую муху.
Я сказала, что пойду вести переговоры, хотя мне никто не предлагал ничего подобного. Русские обсуждали, кого вызвать из Англии, и вызывать ли. Русские политики, которые находились там, настаивали на штурме и применении какого-то газа. Но еще перед моей поездкой в Чечню шеф консультировался с кем-то из знакомых специалистов (у него есть знакомые во всех сферах) и предупредил меня, чтобы в случае применения газов бежала без оглядки. После применения газов можно не проснуться. Неизвестно, как он подействует на твой организм.
Забывая, что я понимаю русский язык, политики обсуждали, какие последствия их ждут, если со мной что-то случится. Моя судьба их совершенно не интересовала. Их интересовало, останутся ли они на своих теплых местах. Но я их понимала.
После того как я заявила, что отправлюсь вести переговоры, капитан впервые очень внимательно на меня посмотрел. Не как на назойливую муху. Его заместитель стал возражать. Но капитан явно думал о своих бойцах… И правильно делал. Лучше одна глупая англичанка, чем много его ребят.
Я пошла с белым флагом. Ноги у меня тряслись, внутри все сжималось, сердце судорожно билось в груди. И я ведь не знала, будут ли со мной вести переговоры. Я же – женщина.
Они и правда сильно ругались. Но я твердым голосом (ах, какие усилия мне потребовалось приложить, чтобы говорить уверенно!) повторяла, что я – единственная англичанка на месте и к тому же лучше из всех собравшихся здесь иностранных журналистов говорю по-русски.
Потом мне помог папа. Хоть и преследовал совсем другие цели.
Папа, узнав из средств массовой информации, куда меня занесло, явился к главе чеченской общины Лондона и попросил взять меня в заложницы и поучить уму-разуму, раз ему это не удалось. По мнению папы, мне будет полезно побывать в заложницах, зная, что он за меня не даст ни пенса.
Потом папа выступил перед телекамерами, рассказывая о своих мечтах. И тоже повторил, что лишает меня наследства и не даст за меня ничего.
У тех, кто держал заложников, имелась связь с братьями в Англии. Братья сообщили, что ни в коем случае не нужно брать в заложницы некую Бонни Тейлор, раз за нее все равно ничего не дадут. И, пожалуй, от той самой Бонни Тейлор будет много проблем. Один образованный брат читал О’Генри и вспомнил «Вождя краснокожих». Правда, я была англичанкой, а не американкой, мой папа – владельцем ювелирной компании, а не полковником Дорсетом, а полевые командиры – не авантюристами Сэмом и Биллом. Но брат из Лондона, собравший обо мне и папе кое-какую информацию, подумал, как бы чеченской общине не пришлось выплачивать мистеру Тейлору крупную сумму, лишь бы тот забрал меня назад…
А я не понимала, почему компания, захватившая заложников, не выехала в Англию, как их братья. Зачем нужно требовать денег и самолет и брать в заложники ни в чем не повинных людей? Я знала, что у братьев в Англии с деньгами полный порядок. Могли бы помочь.
Я спросила, желая рассеять свое недоумение. Надо мной посмеялись. Я снова спросила. Диктофон работал.
В конце концов мне все-таки ответили. Оказалось, что у полевых командиров между собой имелись непримиримые противоречия.
Я задумалась, потом сказала:
– Наверное, я могу вам помочь.
Правда, я опять же думала о своей карьере.
– Как ты можешь нам помочь, девочка?! – закричал один полевой командир, который годился мне в отцы. – Возвращайся домой. Проси прощения у отца. Зачем ты вообще сюда явилась?
Я пояснила, что приехала сюда как раз для того, чтобы меня не считали дочкой богатого папы, а воспринимали как личность. Полевой командир заявил, что все бабы на Западе ненормальные.
– Пусть так, – сказала я, – не буду спорить. Но должна заметить, что в разных странах разные понятия о нормальности. И я действительно могу помочь вам и себе.
Второй чеченец предложил меня выслушать. Остальные молчали. Наши журналисты мало что понимали из разговора. Они ездили по России с переводчиками. Вернее, им в России, в представительствах их СМИ, выделяли переводчиков. У «Зарубежного репортера» нет представительств ни в одной стране, наши журналисты просто выезжают туда, где что-то происходит, мы должны быть готовы сорваться с места в любой момент. Но в то время газета не была еще такой крупной, как сейчас. Наш журналист был с нанятым в Москве переводчиком. Кстати, двоих переводчиков убили, а двоих отправили сообщать в массы о случившемся с их нанимателями и требованиях захватчиков.
Я предложила давить на ущемление прав и ограничение свобод – на Западе это страсть как любят. Мол, именно притеснения и невозможность реализовать себя вынудили их группу привлекать внимание мировой общественности вот таким жестоким образом, никаким другим не удавалось. И захват заложников – вынужденная мера. Тогда, если удастся иностранцев освободить в целости и сохранности, дело с убийством переводчиков русские сами замнут.
А иностранцы были в целости и сохранности. Их кормили, поили и не били. Правда, условия проживания не тянули даже на однозвездочный отель. Но ведь и те, кто их взял, жили в таких же.
Иностранцы давали возможность перебраться в Англию. По крайней мере так думали те, кто их захватил.
Я сделала несколько снимков заложников. Потом они наговорили на диктофон послания к родственникам.
Я беспрепятственно ушла с базы. И возвращалась туда еще несколько раз.
Потом прилетели наши политики и многочисленные журналисты. Но переговоры продолжала вести я, что освещалось во всех английских, русских, европейских и американских СМИ.
Когда вместе со мной на переговоры отправился один английский политик, полевой командир (старший в группе) предложил ему убираться вон, потому что он будет говорить только со мной.
– Ты где был, когда девчонка сюда одна пришла? – спросил его полевой командир.
То же самое на английском повторили и наши журналисты, которые знали, что я одна представляю нашу страну.
Позже мне уже помогали коллеги. Выступая перед телекамерами и в своих статьях, которые печатались на первой полосе «Зарубежного репортера», я убеждала наших политиков, что Англия должна предоставить политическое убежище гражданам, которые об этом просят. Если мы пообещаем, но не выполним требования, то наших заложников будут убивать. Ведь мы не можем исключать, что наших граждан не возьмут в заложники в той же Чечне или в какой-то горячей точке мира? Если же те, кто берет в заложники (конечно, нехорошие люди, но они пока есть), будут знать, что англичане свои обещания выполняют, то сами наши граждане будут чувствовать себя спокойнее. Ведь в горячих точках и странах, где наблюдается напряженная обстановка, работают наши журналисты, различные специалисты, приглашенные фирмами или государством… И вообще слово «честь» для англичанина не пустой звук. Англичанин должен держать данное слово.
СМИ стали крутить эту «тему». Ведь все они посылают своих представителей в горячие точки. Потом выступили специалисты, которым доводилось оказываться в разных странах во время революций. Все считали: нужно дать политическое убежище людям, вынужденным пойти на крайние меры из-за ущемления их свобод. Кто-то хотел в очередной раз ущипнуть Россию.
Те, кто взял заложников, обещали быть в Англии паиньками и говорили, сколько всего хорошего они слышали про нашу страну от своих братьев. Братья тоже обещали взять их на поруки. Кстати, чеченцы в Англии всегда вели себя спокойно.
В результате в Англии остались трое. С одним мы поддерживаем отношения.
О том, что останутся трое, договорились еще в Чечне. Я передала это двум нашим политикам, но не сообщила коллегам-журналистам и русским. Остальные из тех, кто окопался на высоте вместе с заложниками, собирались куда-то на Восток и желали, чтобы в Англии им не препятствовали из Англии убраться.
Им не препятствовали. Оставшиеся трое были очень даже образованными и умными людьми. Еще во время переговоров со мной разговаривали двое из них. Третий и остальные, которые потом отправились на Восток, только зыркали черными глазами.
Деньги дали чеченцы, проживающие в Англии, что очень порадовало наши власти и сыграло свою роль в решении вопроса с предоставлением политического убежища. Ведь средства налогоплательщиков не потрачены; и даже Бонни Тейлор находилась в Чечне за счет своей газеты. Вот и отлично, можно спокойно и дальше заниматься политикой. Никому даже в голову не пришло подавать в отставку. Наши все были довольны.
С русскими спецназовцами я потом встречалась несколько раз. При первой встрече после освобождения заложников-англичан капитан орал на меня, не в силах больше сдерживаться. Он кричал, что чеченцы, которым в Англии предоставили политическое убежище, – преступники, совершившие множество злодеяний, у них руки в крови.
– Вы уверены? – спокойно спросила я. – Вы сами видели, как они кого-то убивали?
– А ты знаешь, который раз я здесь? И сколько тут наших ребят полегло?
– Один наш военный перед первой моей поездкой сюда сказал мне, что у вас при освобождении заложников исходят из того, что заложники уже мертвы. Я ему не поверила. Теперь верю. Для вас главное – уничтожить врага и по возможности сохранить жизни максимальному количеству своих людей. Что ж, я прекрасно вас понимаю. Но думаю, что это неправильный подход. Нужно постараться сохранить максимальное количество жизней. Англичане, которые были в заложниках у граждан вашей страны – а чеченцы ведь тоже граждане вашей страны, не правда ли? – остались живы. У них не отрезаны конечности, не выколоты глаза. И англичане, получив своих граждан в целости и сохранности, выполнили свои обещания. Дело стало известно всему миру. И другие террористы, повстанцы, революционеры теперь знают, что англичане держат слово. И – надеюсь – будут сохранять жизни и другим нашим гражданам. Но будут ли вашим? Кстати, в США также считают, что ценна жизнь каждого отдельного человека. Из-за спасения одного своего гражданина США войну могут развязать.
– Это неправильно! – завопил тогда капитан.
– Это правильно. В любом случае в СМИ уже представлена наша версия. Никто ничего не будет менять.
– Вы представили преступников чуть ли не воинами-освободителями! Какой кретин выдумал такую версию?
– Я.
Читать бесплатно другие книги:
