Гарем чужих мужей Жукова-Гладкова Мария

Глава 21

Санкт-Петербург, 9 августа, понедельник

На следующий день, правда, отдохнула, но понедельник оказался еще более суматошным, чем суббота.

Около полудня мне на работу позвонил Костя и сообщил, что тетя Вика в больнице. Первой моей мыслью было: инфаркт после того, как узнала, что доллары фальшивые. Оказалось: сотрясение мозга. В ночь с субботы на воскресенье к ней в дом проникли некие личности, ударили ее по голове, а все в доме перевернули вверх дном. Тетю Вику нашла соседка. Хитрый пес, когда на дом напали, спрятался под кроватью (так предположили соседи), а когда налетчики ушли, стал дико лаять, разбудив соседей, вначале хотевших устроить скандал, а потом вызвавших «Скорую». Тетю Вику стукнули чем-то тяжелым, думали, наверное, что прибьют одним ударом. Но не на ту напали. У нас тетка крепкая.

Костя собирался ехать в сельскую больницу.

— Неужели из-за долларов? — спросила я.

— А кто мог знать, что мы ей их оставили? Думаешь, стала бы хвастаться всем соседям?

— А кто ее знает?

Я в самом деле почувствовала себя виноватой, велела Косте не жалеть денег на врачей и побольше помалкивать. А если тетка назовет ему место тайника (вдруг его воры не нашли?), забрать оттуда эти треклятые фальшивые доллары и спустить в унитаз, как я и предлагала изначально.

Братцу также напомнила, чтобы машину вел осторожно и мне в дальнейшем не пришлось ездить в какую-нибудь сельскую больницу еще и к нему. В субботу-то Верка сидела за рулем нашей «шестерки», а в Веркиных навыках вождения я уверена.

Но братец еще не закончил.

— Лана, — сказал он, — нам придется еще взять к себе и Лелика. Ведь теткины соседи его и так терпеть не могут, а уж выгуливать и кормить тем более не станут. А бросить жалко. Ты же знаешь, как тетя Вика его любит. Мне сейчас из больницы звонили и первым делом про него сказали. Тетка всех там уже довела после того, как очухалась.

— Он, случайно, не говорящий? — вздохнула я. — Не будет регулярно выдавать чего-нибудь типа: «Девушки должны выходить замуж, гав-гав»?

— Надеюсь, — сказал Костя.

Я также очень надеялась, что наш кот не объединится с попугаем против третьего пришельца. Но кошачьи оплеухи ему, по-моему, были гарантированы. Но это уже проблема Оливера какого-то там (подпольная кличка — Лелик). Тетка вообще всегда гонялась за престижем и купила в свое время мопса с длинной родословной и тремя именами. Правда, на Оливера (первое имя) он никогда не реагировал (возможно, потому, что тетка всегда произносила это слово с воспитательной интонацией), так что она стала звать его Леликом.

— Кстати, вы вчера цветы в Марининой квартире полили с Веркой? — уточнила у брата.

— Да, — сказал он и распрощался.

Следующим позвонил Афганец и для начала рассыпался в комплиментах. Слушая его, я поняла, что следующей будет какая-нибудь гадость: Алексей Петрович редко так изощряется в русской словесности. И оказалась права.

— Когда ты сможешь вылететь в Швейцарию? — спросил он ласково.

— Я не собираюсь ни в какую Швейцарию.

— А Верка сказала, что ты собиралась договариваться насчет горнолыжных курортов. Ты же, Ланочка, у нас всегда все делаешь правильно и готовишь сани летом. И виза у тебя уже должна быть.

Про себя покрыла Верку последними словами, но сказанное ею было правдой: я собиралась в Швейцарию, только в конце августа.

— Так у тебя виза стоит или не стоит? — вкрадчиво спросил Лешка.

Я поняла, что он сможет узнать это и без меня, и подтвердила полученную им от Верки информацию.

— Сегодня уж ладно, — сказал Лешка, — не погоню, хотя ты бы в принципе успела: самолет в полшестого. Следующий рейс в среду. В субботу вернешься. И наши общие дела сделаешь, и свои туристические. С твоей проворностью за два дня ты все провернешь.

Мне не хотелось бы, чтобы Лешка так высоко ценил мои таланты, но должна винить только себя: сама их неоднократно демонстрировала.

Далее Лешка сказал, что наконец поступили сведения из Узбекистана: по факсу перекинули начерченный от руки план подземелий. К сожалению, бывший сотрудник фирмы Макарова не участвовал в строительстве всех подземных лабиринтов, уволившись где-то в середине строительства, да и многого не помнил. Но хотя бы указал, из какой части замка они спускались вниз.

— Так я не поняла: вначале что, замок возводили, а потом подземелья? Не наоборот?

— Вроде бы все делалось одновременно, — ответил Афганец. — Но теперь ни у кого не спросишь. Все мог знать только Макаров.

— Ты думаешь лезть в замок в ближайшее время?

— С ордером на обыск. Зачем что-то делать своими руками, когда можно чужими? Правда, мои люди будут поблизости.

Мне Лешка велел сегодня вечером все-таки заехать к вдове любимой мумии. Встречу с клиентами спецучреждения, страдающими манией преследования амазонками, Лешка планировал для меня на завтра. Между делом он сообщил мне, что оба товарища обвинялись в убийстве, хотя оба пытались доказать, что их не совершали. Теперь Лешка мог сказать, что случаи удивительно похожи на случай с Ольгой Макаровой. Амазонки, по всей вероятности, действуют по одной и той же схеме.

Следующий звонок (не считая звонков потенциальных клиентов турфирмы, но они не говорили мне ничего интересного, наоборот, это я им расписывала преимущества курортов) поступил опять от Лешки. Теперь он был зол, как черт. Можно подумать, я виновата во всех его неприятностях.

Известия опять касались амазонок, на этот раз тех, которые позавчера приехали ко мне во двор с каким-то злым умыслом. В благородство их намерений я не верила.

Одной из девиц (получившей лишь царапины) удалось сбежать, несмотря на выставленный у палаты милицейский пост. К сожалению, Афганец не поставил своих ребят, да это могло и не помочь: девица вылезла через окно, несмотря на шестой этаж, а затем спустилась вниз и была такова. Она, бесспорно, прошла неплохую подготовку, но в данном случае следовало поблагодарить и архитектора, постаравшегося разнообразить фасад больницы, словно предполагая, что кто-то будет использовать его в качестве лестницы.

Вторая девица покончила с собой. Лешка не захотел предупреждать ни сотрудников милиции, ни персонал больницы насчет ампул с ядом (зачем было давать им такие сведения и пояснять, откуда это известно людям Афганца). Вскрытие уже произвели, остатки ампулы извлекли, правда, не смогли определить, что это за яд — для подобного анализа возможностей обычной городской больницы явно не хватало. Официальное расследование пошло с новой силой.

Радовало одно: после такого повышенного к ним внимания амазонки должны были бы вообще убраться из наших мест. По-моему, их организация не желала никакой рекламы своей деятельности, да и кому понравится, что у тебя на базе постоянно рыскают то представители правоохранительных органов, то люди Афганца, то деревенские жители, которые экспроприировали все, что только было можно.

Когда пришло время закругляться с работой, я задумалась, звонить ли вдове мумии. Решила не звонить, а то ведь может и отказаться меня принять (нет ничего проще, чем отказать человеку по телефону), а так уж как-нибудь проникну в квартиру. Я закрыла кабинет, попрощалась с двумя еще остающимися на работе девочками до завтра (очень надеялась, что увижу их завтра, вернее — они меня, причем в добром здравии), свистнула двух молодцев, поджидавших меня под дверью, и вместе с ними загрузилась в «БМВ».

Для начала мы заехали в Маринину квартиру и полили цветочки, то есть поливала я, молодцы опять паслись у двери, затем мы снова сели в машину и отправились по любезно предоставленному Афганцем адресу. Парни остались внизу, я села в лифт и поднялась на пятый этаж.

Перед нужной мне дверью (открытой) дежурил мужчина в милицейской форме, оказавшийся участковым. В квартире суетились люди. Их работа была мне знакома — в последнее время довелось неоднократно наблюдать.

— Вы к кому? — суровым голосом спросил милиционер.

— К Маргарите Игоревне, — пролепетала я.

— Вы кто? — спросил он.

Я назвала имя, фамилию, отчество и предъявила водительское удостоверение. Возможно, судя по моему летнему деловому костюму, милиционер решил, что я — коллега Маргариты Игоревны, в последнее время занимавшейся бизнесом. Он смилостивился и уже нормальным, нементовским голосом сообщил, что соседи сегодня вызвали милицию. Из квартиры стал доноситься омерзительный запах.

— Она мертва? — как полная идиотка уточнила я.

Милиционер кивнул и пояснил, что в такую жару труп, конечно, стал быстро разлагаться.

— Сердце? — уточнила я.

— У нее было больное сердце?

— Не знаю, но после того, как она узнала про мужа…

Мне пришлось рассказать, в каком виде был найден С.В., правда, я не стала уточнять, что первой обнаружила мумию. Участковый тут же позвал следователя, тот записал мои показания, поблагодарил, в свою очередь удовлетворил мое любопытство, и я отбыла вниз к поджидавшим меня ребятам. Они тут же позвонили Лешке и сообщили новость. Маргариту Игоревну убили одним ударом по затылку. Били каким-то тяжелым тупым предметом. Описание случившегося напомнило мне Костин рассказ о тете Вике. Квартира Маргариты Игоревны тоже была перевернута вверх дном.

Глава 22

Санкт-Петербург, 9 августа, понедельник

Когда я вошла в родную квартиру, меня встретили вчерашним составом. Два телохранителя уже, можно сказать, поселились у нас и спали на полу в Сашкиной комнате. Верка делила постель с Костей, я — с котом, когда не ночевала у Алексея Петровича. Правда, теперь у нас еще появился и Лелик, встреченный традиционным воплем попугая. Лелик гонял кота по всем комнатам, а в результате и кот, и попугай стали «верховыми» жителями (кот на шкафу, куда до сих пор не мог запрыгнуть). Пес же с чувством исполненного долга обосновался на ковре и поглядывал то на кота, то на попугая. Кот временами шипел и выгибал спину, попугай орал про козлов.

— Я заехал в секс-шоп, — первым делом сообщил братец. — С Леликом. Ему подобрали и ошейник, и цепь.

— А себе что-нибудь купил? — поинтересовалась я, размышляя, почему братцу не пришла мысль заехать за этими вещами в зоомагазин. Или ему, как школьнику, нужно оправдание для посещения секс-шопа?

Братец покраснел, потом гордо продемонстрировал подарки от нашей семьи Лелику, что купил для себя, утаил, Верка за его спиной закатила глаза.

— Мама, — подал голос сынок, ранее с Леликом не встречавшийся, — тебе не кажется, что этот мопс похож на Леонардо Ди Каприо?

Мы все пригляделись повнимательнее и поняли, что сын прав. У Сашки к Ди Каприо вообще особое отношение, как и у его друзей: в их классе половина девчонок свихнулась на этом заокеанском «супермене». Парни же при виде его портретов подрисовывают рожки, козлиную бородку, сопли из носа, хвост и уши, как у Чебурашки.

Я попросила рассказать про тетю Вику.

Она была в сознании, и братцу даже разрешили с ней поговорить десять минут.

— Лана, это опять амазонки, — сказал Костя.

Заговорщическим шепотом тетя Вика успела сообщить племяннику, что ей удалось услышать ночью. Вражины (по выражению тети Вики) думали, что убили ее, но наша родственница только притворялась мертвой, правда, после ухода вражин на самом деле потеряла сознание и очнулась только при появлении соседей.

— Костя, — сказала тетя Вика, — они хотят убить тебя и меня. Им зачем-то нужны Лана и Вера.

— А Сашка?! — закричал Костя.

— Сашку они боятся убить, потому что, как они сказали, Лана тогда разнесет какой-то там замок и их всех прикончит.

— Правильно сказали, — заметила я.

Но тетя Вика очень возмутилась, и теперь я была навсегда исключена из списка любимых родственников. По-моему, я в нем никогда и не числилась, но сейчас это не имело отношения к делу.

— Значит, меня и тебя убивать можно, — заявила она Косте, — а Ланку с Сашкой нет?! Привези мне сюда в больницу нотариуса, я отпишу все наследство тебе. Ланкиному сыну ничего не достанется, а ты, может, женишься на хорошей девушке, и у тебя тоже будут дети. Вот у моей приятельницы Анны Ивановны…

Далее последовала обычная программа расхваливания очередной старой девы, которой никак не выйти замуж и она готова бросаться на кого угодно. Костю спасла медсестра, заявившая, что визит пора заканчивать. Братец сделал это с радостью, пообещав регулярно заезжать. Тетка ему вдогонку крикнула, что ни меня, ни Сашку видеть не хочет, тем более «эту шалаву» (Верку), уже столько лет пытающуюся окрутить «хорошего мальчика» (Костю).

— Лана, ты как хочешь, но я к ней больше не поеду, — заявил братец. — Мне сегодняшнего дня хватило. От удара по голове у нее получился еще больший крен.

— Жаль, не добили, — заметила Верка.

— Вера! Грешно все-таки так говорить о пожилом человеке.

— Она еще всех нас переживет, — заметил сынок.

Я была вынуждена признать, что он прав: тетка Вика «умирала» еще в годы моего детства, и уж если амазонки не пробили ей голову…

— Это все, что она тебе сказала? — уточнила у брата. — Ты помнишь, что тебе следовало говорить с ней об амазонках, а не о старых девах?

Тетя Вика шепотом попросила Костю не считать ее сумасшедшей (это было сложно, но братец постарался), а затем описала двух молодых девиц, заявлявшихся к ней ночью. Судя по описанию, оно соответствовало полнолунному видению Валентина и его приятеля: кольчуги из мелких металлических колец на голое тело, шлемы странной формы на головах. Более того, одна была нерусской внешности и имела довольно смуглую кожу. Говорила по-русски с акцентом.

— Как тетя Вика могла их рассмотреть ночью? — удивилась я. — Она теперь что, и в темноте видит? Дар ясновидения вдруг проснулся в дополнение к яснослышанию? Сквозь стену-то она раньше всегда все слышала, в особенности то, что не предназначалось для ее ушей.

— Там же фонарь светит как раз ей в окна, — сообщил братец.

Верка вспомнила, как в субботу тетка Вика жаловалась, что столбы, по ее мнению, в садоводстве установлены неправильно и она уже писала жалобу в правление садоводческого товарищества. Правда, на жалобу пока не отреагировали, но тетя Вика напишет еще одну: запасы бумаги у нее были немалые, остались еще с советских времен. На ее век хватит.

Но больше всего тетка Вика сокрушалась по поводу украденных ста долларов. Она не успела их как следует припрятать, потому что это можно было сделать только ночью (а тут ее чуть не прибили), и девицы быстро их обнаружили, но до главного тайника, к счастью, не добрались. Тетя Вика, конечно, не стала говорить Косте, где он.

— В земле, что ли? — догадалась Верка, тоже большая специалистка по устройству тайников. — В глиняном горшке по опыту предков? А копать можно только ночью? Чтобы соседи не видели? Представляю, что бы было, если бы соседи заметили ее ночью в огороде…

— Думаю, особо не удивились бы, — высказала свое мнение я. — Они ведь все друг друга знают много лет. И к тете Вике уже привыкли. Тем более они ее постоянно видят по пять месяцев в году, мы же общаемся редко, и нам многое кажется странным, а им привычным.

Верка кивнула, соглашаясь, а Костя стал рассказывать про свою поездку в теткин дом, где как раз встретился с сотрудниками органов, попросивших его сказать, что пропало. Но в этом гораздо лучше помогли теткины соседки. Правда, амазонки не взяли ничего, если не считать ста долларов. Тетя Вика считала, что воры были очень разочарованы. Костя же, узнав, что говорили амазонки, решил: они просто пытались имитировать ограбление, а сто долларов прихватили, узнав одну из своих фальшивых купюр.

Но амазонок видела не только тетя Вика. Одна из соседок (у себя в доме) и двое подростков (у себя) заметили, как две полуголые девицы в шлемах бежали по огородам. Подростки и назвали их амазонками. Парни ловили какой-то ночной фильм, показываемый по финскому телевидению. Почему не спала бабка, осталось великой тайной. Или ее телевизор тоже ловил Финляндию, хотя на домике Костя не заметил никакой специальной антенны, как у одного из подростков.

Как решили представители органов, у нескольких людей (двое из которых находятся в возрасте, далеком от маразма) одинаковых галлюцинаций быть не могло. Костя добавил еще ряд фактов (правда, информацию фильтровал и, по его мнению, ничего лишнего не ляпнул). Сотрудники органов обещали связаться с коллегами, уже видевшими амазонок.

— А у тебя теперь какие планы? — спросили меня родственники.

— Завтра — к психам, послезавтра — в Швейцарию, — вздохнула я. — Ну, Верка, ты и стерва, что сказала Афганцу про визу.

— Он бы все равно узнал, — пожала плечами подружка. — Да и какая тебе разница, когда лететь? А так, может, ребят поскорее освободим. Ланка, Вовчика жалко!

Мне тоже было жалко «двустворчатый шкаф», которому явно тесно в подземелье (если он вообще еще в подземелье), поэтому я смирилась с судьбой.

— Ты одна в Швейцарию полетишь? — уточнила Верка.

— Нет, с адвокатом.

— Каким еще адвокатом? — удивился Костя и, судя по изменившемуся выражению лица, приготовился выдать одну из воспитательных речей (с воплями), которые братец иногда произносит, забывая, что мне тридцать шесть лет. Но слово «адвокат» (как и ряд других) обычно вызывает у него большое беспокойство.

Пришлось рассказать родственникам то, что я предложила сделать Афганцу. Ему не пришлось все разжевывать, он схватил на лету, потому что был знаком с процедурой. Родственники же, подружка и охранники очень заинтересовались, Верка в особенности.

В нашем городе находится высококлассная адвокатская контора, в которую обратилось уже немало родственников погибших «бойцов молодых», например, застреленных бизнесменов и банкиров. Все эти люди имели счета за границей, а после их безвременной кончины родственники возжелали добраться до причитающихся им по праву наследства денег. Часто родственники даже не знали, в какой стране лежит вклад, а уж тем более название банка… В большинстве случаев адвокаты справлялись с полученным заданием — естественно, за немалое вознаграждение. Ведь вклад нужно было не только найти, но и получить, а для этого требовалось как минимум знать законы той страны, в которой он оказался.

Афганец про эту адвокатскую контору, конечно, знал и, как выяснилось, даже сам пользовался ее услугами после безвременной кончины того человека, от которого унаследовал свою империю. Ее же услугами пользовалось немало Лешкиных знакомых и их родственников.

Лешка туда съездил лично и обрисовал ситуацию. Поскольку Алексей Петрович и все его окружение считались клиентами ценными и постоянными (более того, адвокаты знали, кто он такой и сколько всего имеет), так что тут же взялись за дело.

— Так Ипполита к ним обращалась или нет? — уточнила Верка.

— Нет. Зачем ей? Она же знала, где лежали прабабкины деньги. Вспомни: Ипполита ездила к ней незадолго до смерти. По всей вероятности, прабабка ей все рассказала. После смерти прабабкины адвокаты (иностранные) связались с Ипполитой. Это обычная практика на Западе. За тот процент, который получили прабабкины адвокаты, они должны были с Ипполиты пылинки сдувать. И, по всей вероятности, именно это и делали.

— А потом она что, перевела деньги в Россию? — подал голос Костя.

— Думаешь, она такая дура? — воскликнула Верка. Охранники тоже посмотрели на братца, как на полного идиота.

— Никогда не следует недооценивать противника, — заметила я. — Если бы она была такой дурой, то никогда бы не организовала эту шайку амазонок. Конечно, она перевела часть денег в Россию или привезла наличными, что более вероятно. Замок-то на что-то надо было строить. Но она вполне могла открыть счета Макарову и его людям за границей и переводить оплату туда. А потом избавилась от них. Деньги вернулись к ней.

— Но если счета были открыты на других людей?.. — воскликнул Костя.

— Этого никто не знает, — ответила я. — И вообще это только предположение. Она могла убить их всех за то, что они знали про подземные лабиринты. Могла за деньги. Могла за то и за другое. Повторяю: это — только одна из версий.

Сынок спросил, почему я собираюсь именно в Швейцарию. Прабабкины деньги лежали там?

Перед тем как ответить, я вздохнула. Ситуация с прабабкой тоже оказалась запутанной. Она эмигрировала из России во Францию и много лет жила там, но на старости лет перебралась в Швейцарию, купила себе небольшой домик, в котором и умерла. У нее остались счета и во Франции, и в Швейцарии. Лежавшие во Франции деньги она оставила другим родственникам, своим сыновьям — гражданам Франции, родившимся там. Возможно, для того, чтобы они не предъявляли к Ипполите претензий. Но, скорее всего, они до сих пор не знают о существовании Ипполиты. Бабка всегда была скрытной, Ипполиту разыскали ее адвокаты, которые не имеют склонности трепаться направо и налево о желаниях клиентов. Французские родственники получили какие-то деньги и успокоились. Они вполне могли решить, что это все, что осталось от бабки. Домик в Швейцарии, по завещанию, был продан для оплаты услуг адвокатов. Это тоже было вполне нормально и не вызвало ни у кого подозрений.

— Это все наши адвокаты выяснили за сегодняшний день? — удивился Костя.

— Ты забыл, что мы с Верой в пятницу ездили к Ольге Макаровой в Саблино, — напомнила я. — Афганец сразу же задействовал свои ресурсы. Как я понимаю, у него есть люди чуть ли не в каждой европейской стране. Ну а сегодня и эти адвокаты подсуетились. У них тоже имеются контакты во многих европейских государствах. А уж в Швейцарии, не сомневаюсь, в более чем достаточном количестве. Как, впрочем, и во Франции. Ведь после революции очень многие наши эмигранты отправились именно туда. Да и здесь люди Афганца поработали. Ведь можно было выяснить, когда и куда Ипполита выезжала из страны.

А она сразу же после получения извещения о наследстве отправилась в Швейцарию. И первое, что она сделала после оформления бумаг, — это легла в клинику пластической хирургии. Там она провела два месяца, потом отправилась во Францию, где жила около месяца, затем вернулась в Россию и начала строительство своего замка.

— Лана, но почему тебя несет в Швейцарию? — не унимался братец.

— Я пойду в банк или банки, где лежали прабабкины деньги, вместе с адвокатом, который неоднократно в этих банках бывал — с другими клиентами. Его там знают. И знают, что он, по всей вероятности, приедет снова. По крайней мере, поэтому не пошлют подальше. Я представлюсь еще одной родственницей. Ведь бывают же разные случаи… Есть такая вещь, как труднодоказываемая степень родства.

— Ты хочешь получить часть этих денег? — загорелись глаза у Верки. — Но…

— Я хочу узнать условия завещания. Меня не интересует, сколько бабка оставила Ипполите. Судя по размаху строительства и организации банды амазонок, можно сказать, что немало. Хотя точную сумму узнать было бы неплохо… Но почему Ипполите? Не было ли в завещании каких-то сопутствующих условий? Может, Ипполита должна была что-то делать с этими деньгами и не делает? А поверенные, которым бабка поручила проследить за правильным расходованием ее средств, оставленных Ипполите, как раз заинтересованы в том, чтобы проследить, как она их тратит. Мы не представляем, приезжали ли они в Россию и требовалось ли от них это. Но они могли приехать и ничего не выяснить. Или могли дать поручение кому-то в России — и получили ложную информацию. Да вариантов может быть великое множество! Главное — получить как можно больше данных. А адвокат, имеющий соответствующую лицензию и официально представляющий меня как наследницу, вполне способен информацию раздобыть. То, что мои права не доказаны и вообще являются очень спорными, никакого значения не имеет. В любом случае мы должны получить наиболее полную информацию о бабке.

— Ну почему ты такая авантюристка! — взвыл братец.

— Лана, если удастся отцапать хоть часть бабкиного наследства, я тоже поеду в Швейцарию с адвокатом, — заявила Верка. — За любой процент адвокату.

Я рассмеялась.

— Мама, будь осторожна, — попросил сынок. — Ведь швейцарцы могут не только предоставить тебе информацию. Они могут сообщить Ипполите, что ты интересуешься ее наследством. А от нее следует ждать всяких гадостей.

Глава 23

Санкт-Петербург, 10 августа, вторник

Но на вторник у меня было запланировано еще одно мероприятие в родном городе, а именно посещение здания на Арсенальной улице, где трудился Павел Леонидович и содержались пленники вначале амазонок, теперь — государства.

Первым оказался тщедушный мужичонка лет пятидесяти, чем-то похожий на Витю, мужа Марины. Павел Леонидович уже дважды разговаривал с ним, и мужичонка не отнесся ко мне враждебно. Он понял, что теперь хотя бы двое людей верят в его рассказ.

Его схватили на улице, отвезли в подземелье и держали там вместе с десятью другими мужчинами. Все были разных возрастов и из разных сфер деятельности. Вначале мужичонка думал, что его схватили за выкуп: он был ювелиром. Никакими особыми талантами не отличаясь, он в основном переплавлял краденые вещи. В советские годы, в период массового отъезда евреев из страны, у него был самый высокий доход: он переплавлял золото и делал из него, например, уголки чемоданов, которые потом покрывались краской. Таким вот оригинальным образом золото уплывало из страны. В последние годы доходы упали, но их было достаточно, чтобы время от времени уходить в запой — недели этак на две.

Но вскоре после попадания в замок амазонок (все мужики их так называли, возможно, это каким-то образом подсказывали сами тюремщицы) ювелир понял, что дамочек его ремесло, деньги и противозаконная деятельность совершенно не интересуют. Его отучали пить. Методы были жесткими, но действенными. Чтобы снова не попасть к дамочкам в плен, ювелир решил сам завязать. Главное, все было очень унизительно… Он решил больше не пить, чтобы не испытывать эти унижения.

— Унижали ваше мужское достоинство? — уточнила я.

— И мужское, и человеческое…

— Вас били женщины?

— Ну, это нельзя назвать избиением… — медленно произнес собеседник. — Мне давали возможность защищаться. То есть… В общем, говорили: ты должен сразиться вот с этой. Победишь — скорее отпустим. Допустимы любые приемы. Кто-то в нокауте — поединок прекращается. Но всегда оказывался я… У меня никогда не было хорошей подготовки. Вы же понимаете: я не тем делом занимался, образ жизни сидячий, да и в детстве был хлюпиком, в дворовых схватках не участвовал. А там тетки — о-го-го! Но очень унизительно, когда женщина отправляет тебя в нокаут… А ты даже не успеваешь ей ни одного синяка поставить.

Других мужчин на поединки водили гораздо чаще, причем это не зависело от спортивной подготовки и успеха в предыдущих поединках. Потом их бросали в подземелье со сломанными конечностями — а на следующий день забирали вновь… Мужики не могли понять, чем руководствуются амазонки. Большинству из тех, кого регулярно вызывали на поединки, давали напиваться до бесчувственного состояния. Это опять было непонятно.

— Лично вам сказали, что вас лечат от алкоголизма? — уточнила я.

— Да, — кивнул ювелир. — И сказали, что чем раньше я решу больше не пить, тем скорее меня выпустят.

— Вы решите?

— Вот именно, — закивал мужичок. — И правда. Когда я сам проникся идеей больше никогда не брать спиртного в рот, меня отпустили.

— Вам угрожали? В смысле, если расскажете про то, где были, вас ждет…

Ювелир замотал головой.

— Не было никаких угроз. Но, во-первых, я даже не знал, где нахожусь. Туда меня везли в бесчувственном состоянии, обратно тоже. Я проснулся в своей кровати. То есть вполне мог «лечиться» и в другом государстве, если на то пошло… Мог в самом городе, мог в области, в другом городе, деревне — где угодно. Во-вторых, ну кто будет о таком рассказывать? Амазонки лечили от алкоголизма? Голые бабы в кольчугах? Вон я рассказал, — он грустно усмехнулся. — И куда попал? Причем чем увереннее я все описывал, чем больше деталей вспоминал, тем больше врачи убеждались в моей ненормальности. Мне тут потом объяснили: если ты косишь под психа, то полностью не уверен в том, что несешь. Можешь что-то напутать. Детали какие-то. А я-то был уверен, абсолютно уверен. И врачи поняли, что я уверен, что я нисколько не сомневаюсь в том, что рассказываю, ну и поставили диагноз. Ведь для нормального человека все, что я нес, — полный бред…

Он помолчал немного, усмехнулся и добавил:

— Но хорошо, что я здесь оказался, а не в какой-нибудь колонии, где жрать нечего. Питер. И даже не окраина. Передачки. Это раньше диссиденты гораздо больше боялись психушки, чем зоны. А теперь… Сестра на свидания часто приходит. Вон Павел Леонидович мне вроде поверил. Вы пришли. Вы ведь не просто так пришли?

Он явно ждал, когда я скажу, что мне нужно.

— Вы можете нарисовать план подземелий? — спросила я. — Где вход? Куда вы попадали, когда вас выводили из подземелья? Ведь сражения с амазонками происходили не там, где вас держали с остальными мужчинами?

— Попробую, — сказал собеседник.

— Передайте, пожалуйста, Павлу Леонидовичу, когда нарисуете.

— Еще что-нибудь? — спросил ювелир.

— Вас обвиняют в убийстве. Кого вы убили? За что? При каких обстоятельствах?

Но мой собеседник был твердо уверен, что не убивал никого.

Когда он вернулся домой (вернее, его вернули), ювелир долго обдумывал, кто мог сдать его амазонкам. Вернее, он думал об этом еще в подземелье, а уже дома, наблюдая за женой, уверился в мысли: она. Потом встретился с сестрой и выяснил: жена говорила золовке, что сдала благоверного на излечение. Припер жену к стенке. «Так ты вон уже неделю капли в рот не взял, — усмехнулась она. — Когда раньше такое случалось? Главное — результат».

Тогда он хорошенько врезал жене. Затем собрал вещи и ушел к сестре.

Через несколько дней его взял наряд милиции.

— Она была жива, когда я уходил. Она орала и кричала, когда я собирал вещи. Хватала меня за одежду, поцарапала. У нее под ногтями потом нашли следы моей кожи… Но я не убивал ее.

— Она сказала что-нибудь про амазонок?

— Нет, только призналась, что отдала меня в хороший профилакторий, гарантирующий стопроцентное излечение от пьянства.

— Сколько за это заплатила, говорила?

— Рыжьем расплачивалась. У меня же много золотишка всегда лежало. Точно не скажу… Но чтоб мое рыжье за то, чтобы надо мной издевались…

Я посмотрела на собеседника внимательно.

— Да не убивал я ее. Не убивал. Ну не убийца я. И она ведь сестре в тот же день звонила, умоляла, чтобы я вернулся. Но сестре никто не поверил. Считали, что она меня покрывает. А потом, когда выясняли, из-за чего возникла ссора… Я и решил все выложить. Может, думаю, менты почешутся и других мужиков освободят. Освободили, ждите больше. А у вас эти амазонки прихватили кого-то из знакомых?

Я кивнула.

— Любимого мужчину?

— Нет, просто хорошего знакомого и двух его друзей. И они убили уже нескольких человек, совершили несколько покушений. Органы, как вы правильно заметили, почти не чешутся. Спасение утопающих в нашей стране — дело рук самих утопающих. А вам спасибо. Если удастся помочь чем-то лично вам — мы это сделаем.

— В «мы» входит Алексей Карташов?

— А про него вы откуда знаете?

— У нас тут почта хорошо работает. Гораздо лучше, чем на воле, — мужичок мне подмигнул.

Следующим этапом был разговор со вторым узником амазонок, неким Васей, которого тоже лечили от алкоголизма и который в дальнейшем тоже совершил убийство. Вася был взят под стражу примерно полтора года назад, уже в психушке познакомился с ювелиром с такой же «манией» и нашел в нем единомышленника. Они-то оба знали, что не врут, только им никто не верил, даже коллеги по спецучреждению.

Да и как поверишь в то, что их в плену держали бабы, одевающиеся лишь в кольчуги на голое тело и шлемы странной формы? Именно в таком виде амазонки появлялись перед пленниками. Из оружия у них были мечи, кинжалы, боевые топоры, ничего огнестрельного.

Хотя, по-моему, врачам следовало бы заинтересоваться, что у двух ранее не знакомых друг с другом «психов» одна и та же мания. Ведь они одинаково описывали амазонок, место, где их содержали, и что с ними делали. Но, по всей вероятности, врачам за их зарплату было плевать. Или просто решили, что пошло новое поветрие, может, какой-то фильм смотрели по видео, ну и вбили себе в головы, что их брали в плен амазонки.

От Васи я получила дополнительную информацию. Он находился в подземелье одновременно с Сергеем Ветровым, С.В., или нашей любимой мумией, которую мы обнаружили в склепе.

Сергей пил мало, очень активно занимался бизнесом. Вернее, он пил, но только с теми, с кем нужно было пить, чтобы заключить сделку. Ветров был отлично подготовлен физически, он бывший борец (Вася только не знал, каким видом борьбы он занимался). Попав в подземелье, Сергей внимательно выслушал мужиков, там находившихся, и заявил:

— Надо выбираться отсюда.

— Ну, неужели ты думаешь, что мы бы не вырвались, если бы могли? — ответили ему почти хором.

Но Сергей не собирался сдаваться. Он расспросил всех, кого выводили на поединки, где они проходят, сколько амазонок присутствует, как они вооружены, и так далее. Почувствовав надежду, все охотно отвечали, вспоминая мельчайшие детали.

Когда Сергея увели сражаться, мужчины в подземелье сжали кулаки. Верующие молились. Всем хотелось, чтобы он победил или хотя бы убил кого-то из амазонок. Ведь насколько знали пленники, даже если им и удавалось послать соперницу в нокаут (что случалось крайне редко), их тут же оттаскивали другие. Да и через некоторое время приходилось встречаться с той же соперницей. Видимо, амазонки активно боролись с комплексом неполноценности у своих и добивались победы над противником, который когда-то сумел их победить.

Сергея не было очень долго. Мужчины уже решили, что ему удалось бежать. Некоторые возмущались, что он не пришел их освободить. Другие считали, что он отправился за подмогой: зачем действовать в одиночку? Но все радовались: он победил. Да и понимали, что замок нужно брать большой силой.

Однако, спустя почти двое суток, Сергея сбросили в подземелье. У него были сломаны обе ноги и обе руки, несколько ребер… Но он был жив…

Мужчины, как могли, ухаживали за ним и слово за слово вытянули из него информацию.

Ему удалось вырваться из замка, хорошенько поддав нескольким амазонкам. Те, с кем он сражался, падали без чувств: Сергей не скупился на удары. Он выскочил на старое кладбище и, петляя между могил, побежал прочь от жуткого строения.

— Ему удалось перемахнуть через забор? — уточнила я.

— Он открыл ворота, — сообщил Вася.

Амазонки бросились в погоню. Теперь это были обычным образом одетые девицы, вооруженные современным оружием. Сергею не повезло: нога попала в какую-то ямку, он упал и вывихнул ногу. Девицы настигли его. Они были неплохо подготовлены физически. Несмотря на боль в ноге, он сражался с шестью одновременно. Двух вырубил, четыре же смогли его скрутить. Его отнесли назад в замок, но не спустили сразу же в подземелье. Все пришедшие в чувство дамочки отводили на нем душу. А что он мог сделать, связанный по рукам и ногам? Среди амазонок нашлись и настоящие садистки: они ломали ему конечности, проверяя силу своих рук.