Гарем чужих мужей Жукова-Гладкова Мария

Швейцарские пластические хирурги сделали чудо. Ей вернули утраченную красоту.

В клинике она познакомилась с Лейлой Роше.

Лейла была девушкой ушлой. Услышав историю Ипполиты, заинтересовалась. Затем при помощи своих соратников раздобыла побольше информации о прабабке и поняла: вот оно, золотое дно. Ведь у террористов часто возникали проблемы с финансированием. Следовало только перетянуть Ипполиту на свою сторону.

Национально-освободительной борьбой арабского народа Ипполита не прониклась, она ей была до лампочки, а вот реабилитацию и специальную подготовку девушек, подвергнувшихся сексуальному насилию, восприняла на ура. Она, конечно, не подвергалась сексуальному насилию, но хотела помочь женщинам, пострадавшим от мужчин, неважно по какой причине. Более того, Лейла представила ей какие-то выкладки немецких ученых и социологов, изучавших проблему на примере европейских стран. Даже в законопослушной Германии каждая пятая женщина (по данным этих исследований) становится жертвой изнасилования, чего уж говорить про Россию… Правда, понятия об изнасиловании у нас несколько отличаются: русские женщины терпят в своих семьях то, чего никогда не допустит немка. Лейла также поняла авантюрность натуры Ипполиты, поэтому и предложила игру: кольчуги, шлемы, древние мечи. Замысел, конечно, сложился не сразу, что-то добавлялось в процессе.

Лейла Роше и ее отец всеми способами качали из Ипполиты деньги. Лейла быстро нашла единомышленниц среди русских — в основном бывших валютных проституток или тех, у кого карьера в этом бизнесе заканчивалась. К сожалению, Лейла не говорила по-русски, но все эти девицы прекрасно владели английским. С французским было туго, в Питере скорее находились специалистки по финскому или шведскому языку — в связи с географическим расположением города.

Лейла быстро наладила многочисленные связи в России, где никто и не думал объявлять ее в розыск, затем в Москве случайно встретила девушку из Сирии, похожую на нее саму до пластической операции. Девушка, Саида, неплохо говорила по-русски, так как училась в Москве. Она вообще знала несколько языков. Когда мы с Сашкой и Веркой скрывались в иван-чае у ряда склепов, то, по всей вероятности, видели и слышали Саиду, вернувшуюся после выполнения очередного задания Лейлы. С нашими девушками она вполне могла говорить по-английски: амазонки часто переходили с языка на язык, тренируя и эти навыки.

Лейла в свое время сагитировала Саиду перебраться в Питер. Девушка, воспитанная в восточных традициях, находясь в России, уже стала проникаться идеями равенства мужчин и женщин и не очень хотела возвращаться на родину. Встреча с Лейлой оказалась очень кстати. Саиде пластическую операцию делали в Питере — она не представляла особой сложности: требовалась лишь небольшая корректировка.

Ипполита продолжала активно путешествовать и иногда «помогала» Лейле. С арабкой они пересекались в разных странах. Правда, Ипполита до сих пор не поняла, что ее использовали в террористических актах.

— Как этого можно было не понять? — воскликнула я.

— Она притворяется, — твердо сказала Верка. — Кому хочется садиться в тюрьму?

Но Ипполита искренне удивилась во время допроса, когда ей на фактах (любезно предоставленных Интерполом) продемонстрировали, что взрывы и гибель людей имели место в тех местах, которые она недавно покинула.

— Но это просто совпадение! — воскликнула она.

Интерпол, а теперь и наши правоохранительные органы не считали это совпадением. Хотя, похоже, Ипполита в самом деле оказалась дурой… Стервой, но дурой…

Олег Макаров убеждал Ипполиту простить его. Она не желала этого делать, но тут вмешалась Лейла. Она решила использовать безумную любовь мужа к Ипполите. Он к тому же был строителем, и хорошим строителем. Лейла ждала, когда Ипполита получит наследство, чтобы обустроить свою базу в России. Тем более ее отец и братья уже закупали тут оружие.

Спустя два года умерла бабка. Ипполита получила наследство, по ее паспорту в клинику пластической хирургии легла другая девушка — чтобы сделать операцию и стать двойником Ипполиты. Это опять была идея Лейлы, обещавшей «двойнику» золотые горы. Двойник Ипполиты нужен был не самой Ипполите, а Лейле, чтобы использовать в своих целях. Лейла уже поняла, что Ипполита пойдет далеко не на все. Однако необходимость двойника осознала: Лейла смогла убедить ее, делая упор на владении двойником несколькими видами восточных единоборств — в отличие от Ипполиты. А вдруг кто-то из «излеченных» мужчин все-таки примчится в замок? И мало ли кто еще предъявит претензии? Ипполита сама сможет себя защитить и показать: не лезьте — хуже будет? Да и вдруг придется все-таки общаться с правоохранительными органами? Двойник была готова на все за деньги. Ипполита это поняла. А вдруг в самом деле что-то? И придется срочно уезжать из страны?

— Но почему тогда работники клиники сказали интерполовцам, что у них два раза лежала Ипполита? — не понял мой брат.

Афганец объяснил и это. В клинике данные пациентки спрашивают один раз, и делает это клерк. В дальнейшем к пациентке обращаются так, как она пожелает: миссис Смит, фрау Берг, Элизабет или Наташа. Так она захотела — а желание клиента, который отстегивает несколько десятков тысяч долларов, — закон. Причем ничего удивительного в том, что персонал клиники и другие пациентки не знают настоящего имени дамы, нет, хотя клиника и настаивает (все-таки там законопослушные швейцарцы, и они должны знать, кого берут), чтобы в одном месте данные хранились. Опять же не было ничего удивительного в том, что одна и та же дама ложилась на операцию два раза с разницей в два года: первый раз кардинально восстанавливалось лицо, второй раз — делалась легкая корректировка. Клерк посчитал это самым обычным делом, тем более он же не врач, а зная квалификацию врачей клиники, не увидел ничего удивительного в том, что лицо новой клиентки кажется естественным. За два года все «улежалось», клиентке что-то не нравится, теперь можно что-то подправить, что нельзя было сделать сразу же. Даже обычная подтяжка может через два года «упасть», хотя считается, что ее делают на десять лет. Но все зависит от «материала»: кожи пациентки и того, какую жизнь она ведет. В дальнейшем, когда «двойник» общалась уже с врачами, которые точно поняли бы, работали с ее лицом или не работали, она могла говорить, что никаких операций никогда не делала. Она посмотрела журнал и выбрала лицо Ипполиты. Сама же отказалась фотографироваться.

Клерк честно подал сведения, запрошенные Интерполом. Да, одна и та же дама была у нас дважды. В первый раз значительно меняли внешность, во второй раз — корректировка, а вообще извините, это — медицинская тайна, тем более в таком деликатном деле. Интерпол предъявляет фотографию. Да, эта дама у нас есть даже в рекламном альбоме. Она теперь выглядит по-другому? Нет, вы же сами знаете.

Но в то самое время настоящая Ипполита по паспорту своего «двойника» (а у них изначально имелось некое сходство в лицах, да и паспортные фотографии не всегда отвечают реальному облику) путешествовала по разным странам. Рассказывая об Ипполите и Лейле, Афганец по ходу дела высказал свое мнение об Интерполе и правоохранительных органах европейских стран вообще: туго соображают, как и все иностранцы в сравнении с русскими. Наши менты бы эту клинику всю переворошили и не оставили бы в покое, пока не вытребовали бы себе за это солидное вознаграждение.

Олег Макаров после получения Ипполитой наследства был отряжен на строительство замка по проекту, над которым поработал вместе с Лейлой Роше. Лейла недвусмысленно пригрозила Олегу. Он испугался — и не только за себя, а и за своего ребенка, за Ольгу, за своих рабочих, поэтому выполнял все задания. И мечтал об Ипполите, правда, ему пришлось с ней развестись. Лейла же понимала, что Ипполита, в крайнем случае, всегда может положиться на Олега, а Лейле не хотелось, чтобы у «дойной коровы» имелась такая надежная опора.

Поэтому и Олег, и все его рабочие, строившие замок и знавшие его секреты, были обречены. Более того, Лейла устроила все так, что в тюрьму попала Ольга, новая жена Макарова. На Ипполиту не должна была ложиться даже легкая тень подозрения. По той же схеме в дальнейшем избавлялись от других лиц, которые могли что-то разболтать об организации.

О системе вербовки мы уже знали от двух юных амазонок. Девушек тщательно готовили, обучая приемам борьбы, владению оружием, некоторых — основам гипноза. Ипполита искренне верила, что они помогают девчонкам, пострадавшим от сексуального насилия, но все было гораздо серьезнее. И сложнее.

Лейла устроила на базе замка лагерь подготовки международных террористок, что прославило ее в определенных кругах, чьим мнением она дорожила. Наркодельцы часто используют в качестве курьеров девушек славянской внешности, которым легче путешествовать и в рамках страны, и пересекать границы. Они привлекают гораздо меньше внимания, чем лицо кавказской национальности мужского пола. Тот же расчет был сделан и здесь. Лейла и ее двойник, преданная ей всей душой, лично рассматривали каждый конкретный случай и выбирали тактику работы. Одним можно было прямо сказать, что от них требуется: это, как правило, были те, для которых все решали деньги. Бабки на стол — сделаю все, что угодно, главное, чтобы сумма была соответствующая. Для них не существовало понятий мораль и нравственность. К таким, например, относилась бывшая коллега Верки Катерина, которую я впервые увидела в квартире Марины и которая погибла в сожженной в дальнейшем деревне.

Другие поддавались внушению и могли действовать после того, как им в подсознание была заложена определенная программа. Имелись и «идейные», только следовало правильно подобрать для каждой «идею».

Но для хорошей подготовки требовались не только манекены и инструкторы, а и живой материал, причем тот, который не станет манерничать, зная, что против него сражается женщина.

Лейла и тут нашлась. Ипполите было представлено, что они могут и другим способом помогать несчастным женщинам: например, избавляя их мужей от любви к зеленому змию. Лейла сказала, что у арабов для этого разработана специальная методика. Ведь Ипполита же слышала, что в арабских странах не пьют? Ипполита слышала и кое-что другое на эту тему, но почему-то верила Лейле, очаровавшей ее.

— Гипноз? — спросила я.

— Нет, — покачал головой Лешка. — Ипполите нравилось, что она открывает свое дело. Это во-первых. Во-вторых, она считала, что помогает несчастным женщинам и обрести уверенность в себе, и забыть о прошлых переживаниях, а теперь еще и поставить мужей на путь исправления. Плюс не стоит забывать про элемент игры: кольчуги, шлемы, амазонки… Кстати, никто так и не вспомнил, кто первым об этом подумал, но Лейла ухватилась за идею и обставила все соответствующим образом.

Ряд мужчин в самом деле избавили от желания когда-либо прикасаться к бутылке. Лейла и в этом случае все хорошо продумала: они подвергались унижениям, в которых потом боялись кому-то признаться. Алкоголики сражались с начинающими амазонками, пока плохо подготовленными. Их не следовало убивать и калечить. Их убивали или устраивали в места не столь отдаленные, только если запугивания и унижения не срабатывали и они намеревались что-то предпринять в плане амазонок. Во всех квартирах для этого устанавливались «жучки», и доверенные амазонки слушали, как ведет себя излечившийся алкоголик. Сарафанное радио передавало об их успехах, и клиентов вскоре стало более чем достаточно. Каждая жена к тому же служила источником дополнительного дохода для Лейлы.

Но некоторые женщины хотели и избавиться от надоевших мужей, в особенности терроризировавших семьи. Этих использовали в качестве основных мишеней для отработки ударов. В каждом отдельном случае разрабатывалась версия, чтобы не подставить женщину, сдающую мужа в качестве подопытного кролика. Ну, например, кто поверит, когда дружки «кролика» рассказывают, что пришли полуголые девицы (в кольчугах на голое тело) и забрали Васю (Петю, Колю), а дружкам сказали: будете пить, и вас заберем. Дружки, проснувшись поутру, начинают что-то вспоминать. Но каждый не хочет делиться с остальными своим «видением». Однако Вася (Петя, Коля) на самом деле пропал. Жена заявляет в милицию. Дело доходит до допроса дружков. Кто-то начинает нести околесицу про голых баб в кольчугах. Другие подхватывают. Далее возможно несколько вариантов развития событий, но главное: к женщине никаких претензий.

Кого-то брали на улице, даже не разыгрывая комедии. Известного нам Карена Мовсесяна заказали девочки-цветочницы, которых он регулярно принуждал делать себе минет. Такие категории заставляли сражаться не на жизнь, а на смерть. Вначале говорили: победишь нашу амазонку — отпустим. Но даже если и побеждали, их тут же заставляли сразиться со следующей.

Сергея Ветрова вначале не собирались убивать, но он убил Анну, любовницу Лейлы. Лейла ко всему в придачу оказалась и лесбиянкой. Этим грешили многие из новоявленных амазонок, Ипполита баловалась. Лейла была намерена мстить, а когда и жена С.В., нашей любимой мумии, дала добро, его использовали на все сто, а потом оставили умирать в склепе.

— Насколько я помню, ты говорил, что по Анне убивалась Ипполита. Ты ведь вроде бы с каким-то врачом разговаривал? Или твои ребята? Который Ипполите транквилизаторы выписывал?

— Врачу тоже вешали лапшу на уши, а Ипполита в самом деле принимала транквилизаторы. Лейла вела работу по всем направлениям, а бдительность Ипполиты следовало притуплять всеми возможными способами. Но на мучительной смерти С.В. настояла Лейла — за Анну.

— Несчастный мужик, — сказала я.

— Это вы все, бабы, стервы! — взорвался Лешка и в своем стиле грохнул кулаком по столу, затем спокойно продолжил.

Лейла постоянно думала о том, как расширить сферы деятельности. Она познакомилась с Мариной, владелицей издательства и типографии. Для пробы предложила ей несколько современных западных книжонок на темы «Как избавиться от надоевшего мужа», «Как устранить соперницу» и «Однополая любовь», потом они близко сошлись. Марина стала одной из ее самых верных соратниц и в своей типографии издавала нужную Лейле литературу, печатала листовки. Но тем не менее Марина по русской традиции продолжала жалеть непутевого мужа, однако потом познакомилась с одним из дальних родственников Лейлы, в которого влюбилась. От мужа следовало отделаться. Он был отправлен к амазонкам.

Именно Марине пришла в голову идея с фальшивыми долларами. Вот только недоработали дамочки немного.

— Почему они оставили их у всех на виду в замке? — спросила Верка.

— Ну, не у всех на виду, — усмехнулся Афганец. — Следовало поискать, не так ли, Веруша? — он прищурился. — Но, по всей вероятности, это тоже было сделано специально. Отвлечь внимание меньшим злом. Лучше фальшивые доллары, чем живые пленники в подземельях и трупы в склепах. А вообще арабы славятся изготовлением фальшивых баксов не меньше, чем наши соотечественники.

Я напомнила Лешке, что наша с Костей тетя Вика слышала странный разговор амазонок, считавших, что они убили ее.

— Это про вас с Веркой-то? — усмехнулся Лешка. — Вы для Лейлы были лакомым кусочком, красотки. Она навела справки и узнала вашу боевую биографию. Конечно, она захотела заполучить вас к себе. И, между прочим, правильно просчитала, что ты, Лана, например, за сына разнесешь их замок по кирпичику и тогда они тебя ни за что не заполучат. Только она пока не успела придумать, чем тебя можно привлечь. А вот с Верушей вопрос решила.

Верка надулась.

— Тебе ведь уже предлагали кое-что за сотрудничество, не так ли? — продолжал Афганец голосом змея-искусителя, пристроившегося под яблоней. В это мгновение он очень напоминал это противное пресмыкающееся.

— Что?! — взревела я, глядя на Верку.

— Ну, поделись секретом, сколько тебе предложили? — ворковал Афганец.

— Сто тысяч баксов сразу. Еще сто, если уговорю Ланку. Дальше — сдельно.

— Так ты согласилась или нет, я что-то не пойму? — прошипела я, сама, наверное, похожая на пресмыкающееся.

— Я сказала: если отпустят Вовчика и не тронут Костю, — ответила Верка и посмотрела вначале на одного, потом на второго.

Вовчик расплылся в идиотской улыбке, Костя прижал руки к груди и смотрел на Верку влюбленными глазами.

— Но они не согласились, — добавила Верка и вздохнула. Правда, быстро оживилась. — Значит, каждый из вас мне должен по сто тысяч. Леша, ты, конечно, заплатишь за Вовчика. И, естественно, за нашу с Ланой помощь. Ведь что бы вы делали без нас? С Ланы я, конечно, денег за брата не беру, но думаю, Леша, что ты и в этом случае компенсируешь мой моральный ущерб. Так что давай двести тысяч.

И Верка улыбнулась хищной улыбкой, глядя на обалдевшего Алексея Петровича, не ожидавшего такой наглости даже от нашей компании.

— Не понял, — наконец родил он.

— Вера хочет компенсации морального ущерба, — пояснила я. — Она отказалась от очень выгодного предложения. Ты же должен понимать, как она страдала.

— Ты даже представить не можешь мои душевные муки! — воскликнула Верка, поняв, что я включилась в игру и на нее не сержусь. — И вообще, Леша, если бы не мы с Ланочкой, ты бы сейчас закупал костюмы торжественного черного цвета для своих людей.

— Там речь, между прочим, шла и о твоем брате! — рявкнул Лешка, сверкая на меня глазами.

— Со своим братом я сама разберусь, — отрезала я. — Ты лучше скажи, во сколько ты оцениваешь Вовчика и каким образом он вновь оказался вместе с нами? — Я обворожительно улыбнулась похудевшему «двустворчатому шкафу», который от моей улыбки почему-то стал продвигаться в направлении двери, желая нас покинуть, что и сделал в скором времени.

Афганец не стал произносить вслух оценочную стоимость своего верного соратника, вместо этого решил перейти к менее щекотливой теме его спасения.

Руководствуясь всеми планами, оказавшимися в распоряжении Алексея Петровича и его молодцев, они несколько дней занимались раскопками. Мужики, сидевшие в подземелье, тоже не теряли времени даром. Когда от Вити, протиснувшегося сквозь узкий подземный ход, слишком долго не поступало известий и никто их не вызволял, оставшиеся решили расширить ход. Молодцы Афганца, прихваченные у меня во дворе, подключились к завершающему этапу работы. Появление Вовчика осложнило задачу: он был самым мощным, и для него пришлось еще расширять ход. Поскольку сами амазонки замок покинули, воспользовавшись другим ходом, ведущим на противоположный берег реки, парням никто не спускал ни воду, ни еду, правда, в подземелье имелись сырые углы: там недалеко проходили подземные воды, так что понемногу удавалось утолить жажду. Но требовалось работать быстрее, чтобы не умереть от голода и той же жажды.

К счастью, сверху приближались спасатели. Они, можно сказать, встретились на полпути. Теперь освобожденные из плена мужчины дают показания, а также получают необходимую медицинскую помощь.

Афганец также добавил, что, по всей вероятности, двое клиентов спецпсихушки, а также Ольга Макарова, пока остающаяся в Саблине, вскоре будут освобождены. Амазонки решили, что чистосердечное признание сократит им самим срок. Правда, каждой известны лишь отдельные эпизоды. Но этого должно хватить, чтобы освободить невинных людей.

— А Ипполита? — спросила я. — Что будет с ней? Как я понимаю, ей не Канарские острова светят и даже не Швейцария?

Афганец усмехнулся.

— Вполне может и отмазаться. С такими-то деньгами. Адвокаты будут настаивать, что она помогала реабилитации девушек — жертв сексуального насилия. Она возглавляла предприятие по избавлению от алкогольной зависимости. Будет изображать из себя дурочку, валить все на Лейлу. Тем более все девицы говорят, что истинной руководительницей и вдохновительницей на самом деле была Лейла.

— А она-то где? Ее что, не взяли? — подал голос Костя.

— У нее просто звериное чувство опасности, — сказал Афганец. — Она исчезла, и никто даже примерно не представляет, куда она делась.

Я застыла на месте. Лейла на свободе. Это не предвещает мне ничего хорошего. Она ведь может разделаться и со мной, и с моими родственниками просто из чувства мести…

— А Марина? — поинтересовалась Верка.

— Ее возьмут при пересечении любой европейской границы. А уж если появится в России — тут ее будет ждать торжественная встреча прямо у трапа самолета.

— Значит, попугай остается у нас, — сделал вывод мой сын.

— Похоже, — усмехнулся Лешка. — И цветочки вам придется поливать до конца дней своих.

— Ну уж нет. Пусть их поливают те, кому перейдет квартира. Должны же быть у Марины какие-то наследники?

— Я заберу цветы себе, — объявила Верка.

— И что ты намерена с ними делать? — искренне удивилась я. — Ведь опять же мне придется их поливать. Или они переедут к нам.

— Ну зачем же. Продам. Там ведь есть и ценные экземпляры, а у нас в городе найдутся любители. Должна же я получить какую-то компенсацию за моральный ущерб? За мои страдания? За потраченное время? Это сколько ж клиентов я могла обслужить, пока помогала вам всем разбираться с амазонками? И вообще, каждый труд должен оплачиваться. Я не общество благотворительности.

— Кстати, тебя хотел видеть Андрей Евгеньевич, — невозмутимо сообщил Верке Афганец, затягиваясь сигаретой. — И Валентин. И его друг. И бизнесмены, с которыми ты познакомилась в доме Андрея Евгеньевича как раз перед его разрушением. Можешь со всех брать по двойному тарифу, в особенности если появишься в костюме бабы-яги, оставшемся от Ланочки. Ланочка, думаю, не будет возражать. Она в состоянии изобразить бабу-ягу и без костюма. Как, впрочем, и ты сама.

Я хотела возмутиться, но не успела.

— Тетя Вера, а вы не думали каждому своему клиенту дарить что-нибудь на память о себе? — с ехидной улыбочкой поинтересовался мой сын. Я приготовилась к какой-нибудь гадости. Но, по крайней мере, не в свой адрес. — Тогда, может, спрос на вас еще больше повысится.

— Что за подарочки? — оживилась Верка.

— Ну, например, рожки, — как бы задумавшись, произнес мой сынок.

— Такие, как были у дяди Леши? — спросила Верка. — Ему они оказались очень к лицу. — Верка всегда отличалась мстительностью. Да и мой сынок не подкачал. Хотя в чей огород он кидал камушек?.. Признаться, не разобралась.

Афганец подпрыгнул так, словно под ним взорвался стул, и, по всей вероятности, хотел обежать стол кругом, чтобы добраться до Верки. Но не тут-то было. Сашка первым подставил ногу. Афганец рухнул — и уткнулся лицом мне в колени: я успела развернуть свой стул, чтобы тоже подставить ногу. В комнату тут же влетел Вовчик (ранее нас покинувший). Он уже хорошо знал, что может означать непредвиденный шум. Правда, узрев Лешку в несколько странной позе, но лицом у меня на коленях, успокоился. Тем более я улыбнулась Вовчику и сказала, что Алексей Петрович просто решил признаться мне в любви, но поскольку опыт в этом деле у него небольшой, признание получилось несколько скомканным. Да и выпил он сегодня немало.

— А… — сказал Вовчик и повернулся, чтобы снова нас покинуть.

— Котик, подожди! — крикнула Верка и выпорхнула из-за стола, причем это получилось у нее очень ловко: она не споткнулась о поднимающегося Лешку, а наоборот, еще разочек поддала ему, и он опять рухнул лицом мне в колени.

— Веруша, я с вами! — завопил братец и бросился вслед за Веркой.

Тут Афганец наконец поднялся на ноги (даже ни разу не ущипнув меня за бок и вообще не применив никакого насилия к моему организму, что показалось странным) и хотел броситься вдогонку за Веркой, но ее с двух сторон охраняли Вовчик и мой брат, гордо распрямивший плечи. Верка показала Лешке язык и вместе с двумя любимыми мужчинами комнату покинула.

— Пока не заплатите тете Вере двести тысяч, она не успокоится, — заметил сынок.

— Хочешь сказать, что тетя Вера — это одержимая одной навязчивой идеей гадюка, жалящая всех, кто не дает ей того, чего она хочет?

— В общем, да, — согласился сынок и продолжил с самым серьезным видом: — Ну и нашей семье тоже неплохо бы по сотне на брата. Разве вы не считаете, дядя Леша, что мы вам очень помогли? Разве без нас, и мамы в особенности, вы добрались бы до амазонок? Да вы про них ничего не узнали бы. И что такое для вас пятьсот тысяч долларов? Неужели мама не тянет на такую сумму? Она одна ее достойна.

— Она вообще бесценна, — процедил Лешка, переводя взгляд с сына на меня, потом взял меня за руку и прошипел: — Пойдем поговорим с глазу на глаз, пятьсоттысячедолларовая моя.