Гарем чужих мужей Жукова-Гладкова Мария
Потом его развязали — что он сделает со сломанными руками и ногами? — но все равно не сбросили вниз. К нему приехала жена.
Вначале у Сергея мелькнула надежда, но потом она угасла. Жена заявила, что отправила его на «перевоспитание». Он, видите ли, не пускал ее в бизнес, заставляя сидеть дома, да еще и распускал руки. Он ее ни в грош не ставил. Она, конечно, не платила за то, чтобы с ним сделали то, что сделали, но тут уж он сам виноват: незачем было пытаться убежать. И незачем было калечить стольких девушек.
— Так ты его забираешь или оставляешь нам? — уточнила старшая амазонка. — Теперь он не будет тебе мешать заниматься бизнесом.
Сергей рассмеялся, несмотря на боль во всем теле.
— Вы так уверены в этом? — спросил он. — И вы думаете, что я все это оставлю просто так?
— Сделайте так, чтобы он никогда не вышел отсюда, — сказала жена старшей амазонке, с ненавистью посмотрела на Сергея и ушла.
«Но ведь она же плакала, когда нашли его труп», — вспомнила я.
Или это было только напоказ? Она думала, что справится с бизнесом, но у нее ничего не получилось. И ведь ее, наверное, мучила совесть. Но теперь… теперь она сама мертва. Это явно дело рук амазонок. Но почему ее убили? Чтобы не сболтнула лишнего?
Амазонки же заявили Сергею, что пока его оставляют в живых, но если умрет какая-то там Анна, его живьем замуруют в склепе.
«Анна, — вспомнила я. — Анна похоронена рядом с Олегом Макаровым».
По всей вероятности, сказал «псих» Вася, она умерла, поскольку Сергея забрали и больше его никто из мужчин, томившихся в подземелье, не видел. А амазонки словно озверели. Предыдущие издевательства не шли ни в какое сравнение с тем, что последовало. Поединки стали проходить гораздо чаще, и теперь это по большей части были не поединки, а отработка ударов на живых людях. Кое-что записывалось на пленку, что, опять же, раньше не делалось. Или делалось скрытой камерой.
— Что именно записывалось? — спросила я.
— Нас заставляли молить о пощаде, целуя женские ножки, ну и все такое прочее. Чтобы мы потом молчали. Ведь если бы кому-то из моих друзей показали, как я умоляю женщину о пощаде, ползая за ней на коленях… Как я говорю перед камерой… нет, не буду я все это повторять, — его перекосило. — Да они какие-то извращенки! Это они ненормальные, хотя я — в психушке, а они разгуливают на свободе. А что вы собираетесь с ними делать? — с надеждой спросил Вася.
— Изолировать от общества, — ответила я. — Хотя предполагаю, может оказаться и так, что изолировать будет некого: мужчины их всех убьют.
— И правильно сделают, — кивнул Вася.
Я спросила, долго ли он находился в подземелье и многих ли его товарищей по несчастью оттуда выпустили.
Он сидел там месяца три, и его выпустили первым. Выпустили ли кого-то еще и когда, сказать не может. Ни с кем не пытался встретиться. Дома припер жену к стенке. Она пришла в ужас, узнав, что на самом деле творится в профилактории. И именно жена заявила: надо принять меры и положить конец этому делу.
— Как она вышла на амазонок?
— Подруга дала телефон. У подруги, оказывается, мужа вылечили от алкоголизма, и моя об этом знала. Поинтересовалась, где. Позвонила по телефону. Это оказалась какая-то бабка-диспетчер. Потом моей перезвонили, обговорили условия. Встречалась она с некой молодой девицей в кафе. Подписала какие-то бумаги, отдала деньги — тысячу долларов. Как и обещали, меня вернули «излеченного».
— И что вы с ней сделали? Или ты е е убил?
— Пошли выяснять отношения к этой самой подруге. Вмазал я ей по физиономии. Жена высказала, что думает. Через день меня взяли. Оказалось, что я убил и подругу, и ее мужа. А его тогда вообще в квартире не было! Но нашлись свидетели, видевшие, как мы входили к ним, как выходили, мои отпечатки пальцев в квартире… Жену никто не слушал: думали, что меня покрывает. Подстроено все было — не подкопаешься. А Таню мою машина сбила, когда я уже в СИЗО оказался…
От Васи я также узнала, что после случая с Сергеем Ветровым пленники решили рыть подземный ход. Это опять была идея Сергея. Он же увидел, где стоит замок, примерно прикинул расстояние до забора. Землю складывали к одной из стен: подземелье было большим, темным, так что кучи земли, во-первых, были незаметны для амазонок по углам, во-вторых, землю тут же утрамбовывали. Амазонки же не могли помнить точных размеров помещения.
Васю я тоже попросила нарисовать мне план подземелья и единственного этажа замка, где он бывал. Только Вася не мог сказать, первый он или полуподвальный. Все схватки с амазонками происходили при свете факелов. Дневной свет в то помещение не проникал. Возможно, в нем вообще не было окон. Или дрались ночью, а на окна опускали тяжелые шторы, или закрывали их ставнями.
— Ну как вам амазоночки? — спросил Павел Леонидович, встретившись со мной на улице, чтобы передать планы, нацарапанные, словно кура лапой писала. — По-моему, по ним плачет заведеньице типа нашего.
Я медленно кивнула, соглашаясь.
— Светлана Алексеевна, большая просьба. Лично от меня. Когда докопаетесь до сути, позвоните, пожалуйста. Просто интересно, в чем там дело. И как врачу, и просто как человеку.
— Вы уверены, что мы докопаемся?
— Не «мы», а вы, Светлана Алексеевна. Вы относитесь к тому типу людей, которые не могут успокоиться, пока не решат загадку. В особенности если им брошен вызов.
Глава 24
Швейцария, 12 августа, четверг
На следующий день Афганец лично поехал провожать меня в Пулково-2. Расцеловал на таможне, попросил быть поосторожнее, а сопровождающего меня адвоката — беречь меня, как зеницу ока.
— Не волнуйтесь, Алексей Петрович, — сказал адвокат. — Мы же едем из России в Швейцарию, а не наоборот. Это у нас страсти и происшествия, а у них там за целый год не происходит того, что у нас за день. Да они и представить себе не могут наших проблем. У них совсем другая жизнь. Правда, мы, наверное, не смогли бы там обосноваться: скука.
Начиная с утра четверга мы с адвокатом развили бурную деятельность. Правда, завещание бабули нас ни-сколько не порадовало. Все швейцарские счета, а также ячейки, где, по всей вероятности, хранились драгоценности, получала Ипполита. В завещании было особо оговорено, что никто другой из родственников не имеет права претендовать на оставшееся от бабульки богатство. Нам очень вежливо сказали, чтобы «мадам» (то есть я) не тратила время и деньги. Завещание не подлежит оспариванию.
Далее мы встретились с представителем частного детективного агентства, с которым адвокат уже связывался из России и дал задание выяснить всю бабулькину подноготную. Наша питерская адвокатская контора к услугам этого агентства прибегала часто и считалась ценным клиентом, поэтому информация была собрана в кратчайшие сроки.
Видимо, Ипполита унаследовала страсть к экзотическим странам и экзотическим мужчинам от своей прабабки. Та прожила бурную жизнь, состояла в трех официальных браках, правда, по всей вероятности, замуж выходила по расчету. После расставания с каждым из мужей становилась богаче. Но среди бабкиных поклонников имелись и негры, и арабы, и индусы. Хотя, надо отдать ей должное, замуж за них не выходила, только имела деньги: все «цветные» тоже были не из бедных семей.
Более того, бабулька всегда удачно вкладывала деньги. Возможно, у нее имелись хорошие консультанты, разбиравшиеся в ситуации на рынке ценных бумаг. Даже по самым приблизительным оценкам, ее состояние составляло несколько миллионов долларов.
Я с трудом сдержалась, чтобы не присвистнуть.
Но на старости лет бабулька осталась практически одна. У нее было два сына — от первого и второго браков. Оба — истинные французы, всю жизнь прожившие во Франции. Хотя они обожали женщин, имели дело только с белокожими француженками, ну или в крайнем случае европейками. Связи матери с «цветными», в особенности арабами, осуждали. Более того, оба сына состояли в неофашистской партии, одним из лозунгов которой был: все права только французам. Бабуля же, несмотря на то что бежала в свое время от революционеров (правда, тогда она была совсем юной гимназисткой и бежала вместе с родителями, потому что страну покидали они), вдруг прониклась идеей всеобщего равенства и братства.
Поняв, что с сыновьями они придерживаются диаметрально противоположных взглядов, более того, те считают, что мать их компрометирует, бабуля отправилась жить в Швейцарию, где держала часть своих счетов. Уже в Швейцарии она наняла детективов, чтобы те попробовали отыскать потомков ее родственников, оставшихся в России. Те вышли на Ипполиту.
Но я видела в ситуации явное противоречие. Бабуля сошлась с Ипполитой в вопросе равенства и братства народов? Судя по тому, что я уже знала о старшей амазонке, в это верилось с трудом.
Конечно, перед бабкой она могла сыграть любую роль, поняв, что ту интересует. Ведь ради денег можно пойти на многое, а ради миллионов долларов…
В Швейцарии у нас осталась лишь одна зацепка: клиника, где Ипполита делала пластическую операцию после того, как ее покусал крокодил. Я решила наведаться в клинику без адвоката. Моя внешность пока не требовала вмешательства пластического хирурга, но я не исключала, что лет этак через пять придется лечь под нож. Лучше швейцарского хирурга.
Хотя я приехала без предварительной договоренности, меня приняли как самую дорогую гостью. Чуть позже, узнав цены, я поняла, почему мне были так рады. Операция вместе с пребыванием в клинике (а этот период растягивался на месяц-два, а то и три) тянула на десятки тысяч долларов. Правда, это неудивительно. Швейцария — вообще страна дорогая, а по среднегодовому заработку стоит на первом месте среди европейских стран, да и США опережает по этому показателю.
— Моей знакомой нужно изменить внешность, — сказала я, оказавшись в уютно обставленном кабинете, где меня принимал импозантный мужчина лет сорока, представившийся Руди Штимлером.
— Простите, вам или вашей знакомой? — мягко переспросил он. — Мы сохраняем полную конфиденциальность.
— Моей знакомой, — твердо повторила я.
— После автокатастрофы? Какого-то другого несчастного случая?
— Просто изменить лицо.
— Это несложно, — ответили мне. — Если у вас есть с собой фотография, мы прямо сейчас можем «сделать» ей новое лицо на компьютере. Время пребывания в клинике будет зависеть от ряда факторов: возраст, тип кожи, характер вносимых изменений. Правда, первые два гораздо важнее последнего…
Поскольку у меня с собой имелось Веркино портретное фото (я предполагала, что разговор перейдет на личности), я протянула его Штимлеру.
Он внимательно изучил подружкино лицо (профессиональным, но не ментовским взглядом), кивнул, затем пригласил меня пройти в другой кабинет, где стоял компьютер. Фотографию тут же отсканировали, изображение увеличили и принялись за дело.
Через полчаса мне вручили несколько вариантов возможного изменения внешности подруги. Глядя на новые Веркины лица, я никогда не сказала бы, что это она. Швейцарцы могли сделать ее и очень красивой, и просто красивой (хотя подружка и так была очень ничего: темно-карие глаза, темно-каштановые волосы, пухлые губы. Вообще Верка отличалась яркой внешностью и еще подчеркивала ее косметикой), и «никакой». Некрасивых лиц мне не предложили.
— Если она готова постоянно осветлять волосы, можно сделать другие варианты, — сказал Штимлер. — Мы всегда учитываем пожелания заказчика, хотя, конечно, кое-что предлагаем, как профессионалы… Нам просто нужно знать цель, с которой делается пластическая операция. Изменить внешность — не проблема. Превращение некрасивой женщины в красивую всегда доставляет радость хирургу.
— А когда-нибудь красивая женщина хотела стать некрасивой? — полюбопытствовала я.
— На моей памяти таких случаев не было. Чаще всего женщины хотят исправить ошибки природы или результаты несчастных случаев. Иногда изменить внешность, но опять же хотят быть только красивыми! Временами это бывает очень сложно сделать…
Он задумался, явно что-то припоминая.
— Я могу посмотреть вашу картотеку? Или как это у вас тут называется? Что было до операции и что стало после?
— У нас есть рекламный альбом, — кивнул Штимлер. — Правда, мы включаем в него фотографии лишь с согласия пациентки. Но их немало. Пойдемте.
Альбом поразил меня так, как давно не поражало ничто.
Ипполита была в нем. Более того, Штимлер назвал возвращение ей ее изначальной красоты одним из самых высших достижений клиники.
Под фотографиями стояли даты.
Ипполита сделала операцию не тогда, когда мы считали, а на два года раньше… Еще при жизни прабабки.
А я ведь подспудно задумывалась: неужели бабуля, отыскав в России родственницу, которой она решила оставить состояние, не выделила ей денег на операцию? Неужели Ипполите пришлось ждать смерти прабабки, чтобы лечь под нож пластического хирурга? Ан нет, Ипполита оперировалась раньше.
Но тогда в какой клинике она лежала два года спустя? Ведь мы имеем адрес этой. Больше она внешность не меняла. Но, как сообщили детективы, она после получения наследства легла на два месяца в клинику, а потом еще съездила на месяц во Францию.
Кто ее видел в те два года? Олег Макаров — определенно. Ведь он расстался с ней только после того, как она стала законной наследницей прабабкиного состояния. Он ведь вполне мог не говорить Ольге, что Ипполита уже сделала операцию. Кто ее еще видел? У кого мы можем это узнать? Но, с другой стороны, зачем нам это? Хотя интересно, где она провела два месяца, которые числилась в клинике, после получения наследства…
Я понимала, что здесь мне ничего не скажут. Полная конфиденциальность, как в начале разговора заверил меня Штимлер. А с подкупом тут, как я понимаю, дела обстоят гораздо хуже, чем в отечественных медицинских учреждениях. Можно не только потерять высокооплачиваемую работу, но и поставить крест на дальнейшей деятельности — где бы то ни было. Это нашим не страшен ни позор, ни компромат, ни огласка. Плевать с высокой колокольни. Тем более вокруг берут все, кому дают. Можно прослыть идиотом, если, наоборот, узнают, что ты не взял.
Штимлер продолжал активно рекламировать свою клинику. Теперь он сам листал альбом, показывая мне разные снимки и вкратце рассказывая истории этих женщин. Потом он вдруг снова вернулся к фотографии Ипполиты и сказал, что ее внешность (естественно, после пластической операции) так понравилась одной клиентке, что она захотела такую же.
— Ведь красивая же женщина, не правда ли?
— Значит, у одной вашей пациентки появился двойник — тоже ваша пациентка?
— Ну, не совсем двойник, не совсем… Нельзя было сделать полную идентификацию. То есть, конечно, можно, но мы все-таки предпочитаем не делать. Но очень похоже.
— То есть вы не делаете двойников из этических соображений? — уточнила я.
— Делаем, — с легкой грустью признал Штимлер. — Популярных киноактрис, поп-див. Клиент всегда прав… Хотя я часто и считаю это глупостью. Но подобным в основном грешат юные девушки. Через несколько лет они снова приходят к нам. Возвращать свою внешность.
Поблагодарив Штимлера, я клинику покинула и уселась в поджидавшую меня машину: мы с адвокатом взяли ее в аренду.
— Я, конечно, прямо сейчас свяжусь с детективами и скажу, что мы желаем знать, где на самом деле была Ипполита те два месяца. Но, боюсь, узнать это будет нелегко.
— Можно ли выяснить, с кем вместе она лежала в клинике в первый раз?
— Сомневаюсь. Наверное, можно узнать про тех, кто лежал тут под своим подлинным именем. Но ведь вас не они интересуют?
Глава 25
Швейцария, 13 августа, пятница
На следующее утро я села в арендованную машину и целый день провела в переговорах с местными турфирмами. Подъезжала к отелю усталая, как собака, и думала только о том, чтобы поскорее лечь спать. Но у портье мне была оставлена записка с просьбой сразу же по возвращении подняться в номер адвоката. Мы с ним жили на разных этажах.
Решив поскорее закончить с делами, а уже потом наслаждаться душем и предаваться чревоугодию, я вначале постучалась в номер адвоката. Дверь быстро открыли, и я проследовала в комнату, где с удивлением заметила незнакомого мне мужчину с внешностью кагэбэшника советских времен. Я решила, что это еще один представитель детективного агентства, работающего на адвокатскую контору, но оказалась не права.
В номере моего сопровождающего сидел сотрудник Интерпола. Как мило. Интересно, в связи с чьими «подвигами» он тут оказался? Я вроде бы пока в международной террористической и просто преступной деятельности замечена не была? Да и из России не могли выслать запрос, чтобы меня тут хватали и депортировали на родину. Взяли бы уж дома. Поэтому я надеялась, что в «Шан-Доллон» меня в ближайшее время не переправят, да и находились мы в Цюрихе, а «Шан-Доллон» — в Женеве. «Шан-Доллон» — это швейцарский аналог «Бутырки», правда, гораздо более комфортабельный, осваиваемый в последнее время и нашим гражданами.
— Господин Боку хотел бы поговорить с вами, — сказал мне адвокат по-английски и в дальнейшем мы уже общались на этом языке.
Боку и представляемую им организацию интересовала та, которая интересовала и нас, — Ипполита Макарова. О нашем интересе к ней ему сообщили банкиры, с которыми мы разговаривали вчера.
Но еще больше месье Боку интересовала некая Лейла Роше, наполовину француженка (по матери), наполовину алжирка.
— Вы ее знаете? — спросил интерполовец.
Я покачала головой. Некую арабку я уже видела неподалеку от печально известного замка, арабку видели и ушлые бабки, и жители старорусской деревни, и тетя Вика (хотя одну и ту же или нет, вопрос спорный). От захваченных в плен амазонок мы знали, что во главе организации стоят Ипполита и некая Лейла. Только ее фамилию я слышала впервые.
— Я с Ипполитой-то лично не знакома, — ответила я.
— Я могу спросить, чем вызван ваш интерес к Ипполите Макаровой?
Подумав несколько секунд, я изложила месье Боку суть дела, конечно, не упомянув, как лично лазала по склепам в свободное от основных занятий время, а также как, вырядившись бабой-ягой, летала в ступе над местом жительства Ипполиты (и, возможно, Лейлы) вместе с любимым мужчиной и кидалась гранатами. Про все остальные свои подвиги и боевое прошлое также умолчала. Однако про найденные трупы (что Боку вполне может проверить, связавшись с нашими правоохранительными органами), исчезнувшего Вовчика и еще двух других людей Афганца рассказала в деталях.
Месье Боку слушал очень внимательно, что-то время от времени записывал в маленький блокнотик, задавал кое-какие вопросы. Адвокат все это время молчал.
— Я могу спросить вас о ваших целях, мадам Никитина?
— Освобождение моих друзей. И других мужчин, томящихся в подземелье под замком Макаровой — или где они сейчас сидят.
— Вы не считаете, что этим должны заниматься правоохранительные органы вашей страны?
«Эх, мужик, — подумала я, — сразу видно, что не в России живешь».
Вслух сказала:
— У нас в стране есть очень популярная поговорка: спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
На лице Боку мелькнула улыбка. Но он явно не понимал и не принимал психологию русского человека. Однако на данный момент мы могли быть друг другу полезны.
Месье Боку предоставил нам с адвокатом информацию, которую мы не могли получить ни в клинике пластической хирургии, ни при помощи детективов из агентства. Однако клиника предоставила требуемые сведения сотрудникам Интерпола. Вернее, она предоставила то, что имела.
Когда Ипполита Макарова легла в клинику на операцию, там также находилась Лейла Роше. Если Ипполиту покусал крокодил, Лейла просто меняла внешность, превращаясь из одной красивой женщины в другую. «Но можно ли было кардинально изменить Лейлу с ее восточной красотой?» — тут же мелькнула у меня мысль. Ведь ее смугловатый цвет кожи не поменяешь. Ее-то блондинкой не сделаешь, как и шатенкой. Тут следовало придерживаться вполне определенного восточного типа красоты. Хотя, наверное, изменить до неузнаваемости можно.
— Взгляните, — протянул Боку мне две фотографии. Адвокат даже не пошевелился в своем кресле. Наверное, он видел эти два снимка до моего прихода.
Я внимательно рассмотрела оба фото. На них были изображены исключительно красивые восточные женщины. Внешнее сходство имелось, правда, отдаленное. Пожалуй, одну из них я видела. Она заходила в склеп, где держали моего брата и Карена Мовсесяна.
— Я видела вот эту в Питере, — сказала я месье Боку.
Он не мог скрыть своего удивления, потом спросил, когда.
— Этим летом. Число точно не назову.
— Но этого не может быть! — воскликнул он. — Это… это Лейла Роше до операции! Сейчас она выглядит вот так! — Боку ткнул пальцем во вторую фотографию.
— Может, она и выглядит так, но я видела первую. А она не могла вернуть себе прежнюю внешность?
— Не в Швейцарии. В Швейцарию Лейла Роше навряд ли рискнет приехать. Если бы она здесь появилась, ее бы тут же арестовали. Ее арестовали бы в любой европейской стране. Клиника пластической хирургии не пошла бы на такой риск. Если бы мадемуазель Роше, допустим, все-таки въехала в Швейцарию по подложным документам, как-то преобразив себя, и добралась до клиники, они бы отказались ее оперировать. Чтобы не потерять все.
«А наши хирурги не отказались бы», — подумала я. В особенности за несколько десятков тысяч долларов.
Но сейчас я думала о другом. У Ипполиты Макаровой теперь есть двойник, пусть не полный, но некая девушка, чье имя мне в клинике пластической хирургии отказались назвать, выглядит почти так же, как она. Почему бы не быть двойнику у этой самой Лейлы? То есть не совсем двойнику, а… двойнику бывшей Лейлы? Некто выглядит так, как она раньше, а сама Лейла — по-другому. Руководительницы амазонок решили подстраховаться?
Я решила, что ответила уже на многие вопросы месье Боку, а поэтому он тоже вполне может удовлетворить мое любопытство.
— Мы выяснили, что Ипполита Макарова дважды ложилась в клинику пластической хирургии, где вчера побывала я. С перерывом в два года. Это так?
— Да, — твердо ответил господин Боку. Адвокат заинтересованно посмотрел на меня, потом на него.
— Но она не изменила внешность во второй раз?
— Судя по фотографиям — нет. Хотя могла убирать морщинки или еще что-то… Или, может, что-то со швами… Я не могу судить о деталях… Или она делала что-то с грудью, ягодицами…
— Вы что, не узнавали это? — подал голос адвокат. — Вы можете это узнать?
— В случае крайней необходимости — да. Но нам не хотелось бы лишний раз давить на клинику…
«Вас бы на наши просторы. Для прочтения курса лекций некоторым сотрудникам наших органов». А то открываешь газеты и видишь: там из подследственных выбивали показания, тут собирали дань с торговцев, спецназ покрушил фирму, расставили сотрудников по стеночке, оказалось — не ту, но никто даже и не думает говорить о моральном и материальном ущербе. А при взятии одного авторитета на даче (читай: в загородном особняке) повыдергали перья из хвостов экзотических птиц, в больших количествах разведенных в тропическом саду. Хотя птицы-то за что пострадали? Или следует просто еще раз убедиться: мужчины — большие дети, даже если служат в спецназе.
Месье Боку тем временем объяснял что-то про тайну частной жизни и что клиника всеми силами старается сохранить конфиденциальность клиенток. Какой женщине хочется, чтобы о недостатках ее лица или тела (пусть даже и прошлых) кто-то знал?
— Внешность Ипполиты Макаровой после второго пребывания в клинике пластической хирургии не изменилась, — твердо заявил месье Боку в конце своей речи. — Мы в этом уверены. Что изменилось… На взгляд не скажешь. Но Ипполита Макарова лежала в клинике два раза. Это подтверждено документами.
«И ты в своей Швейцарии привык верить документам».
Но оставался самый важный вопрос, который мне следовало выяснить у месье Боку.
— Кто такая Лейла Роше? Почему, по вашим словам, ее тут же арестуют в любой европейской стране, если она там появится?
— Вы в самом деле не знаете? — удивился интерполовец.
Я покачала головой.
— Она — международная террористка. На ее счету более сотни взрывов, два успешных угона самолетов, бессчетные человеческие жертвы. Но она поразительно удачлива. Истинная дочь своего отца.
Конечно, меня заинтересовало, кто отец Лейлы. Месье Боку пояснил, что Саид Авизгар уже давно находится на примете спецслужб всего мира. Он раз пять менял внешность, и сейчас никто не знает, как он выглядит на самом деле. Может, он даже мертв, хотя его коллеги по ремеслу поддерживают в других фанатиках веру в то, что Саид «живее всех живых». Он периодически рассылает «воззвания» своим соратникам. Кто их составляет и кто печатает, остается тайной. Несколько лет назад в дело терроризма включилась дочь Авизгара от француженки. У него есть и несколько сыновей от арабских жен, но никто из них не может сравниться по удачливости, находчивости, хитрости и результативности с сестрой. Боку упомянул, что в жилах Авизгара течет кровь каких-то арабских принцев.
— Значит, он все это делает только ради какой-то сумасшедшей идеи? — уточнила я.
— Почему у вас возник этот вопрос? — посмотрел на меня швейцарец.
— Раз принц, да еще и араб… Значит, деньги ему не нужны? Он — просто псих? Свихнулся на какой-то освободительной идее?
Боку кисло улыбнулся и пояснил, как глубоко я заблуждаюсь. Его отдел не так давно занимался террористами, состоящими в кровном родстве со сводным братом короля Саудовской Аравии. Так вот, в Саудовской Аравии на сегодняшний день проживает более четырех тысяч принцев и принцесс, и некоторые из них просто бедны.
— Почему вы не арестовали Лейлу Роше, когда она делала пластическую операцию? — спросил адвокат, возвращаясь к предыдущей теме.
— Тогда она еще не была известна. О ней вообще стало известно после того, как нам удалось взять в плен нескольких ее соратников. Обычно они молчат, но тут заговорили. И этому есть объяснение: арабам не нравится, когда ими командует женщина. А Лейла Роше хотя и наполовину арабка, на другую половину француженка и выросла во Франции, кстати, окончила Сорбонну. Она историк. Лейла Роше не желает быть покорной восточной женщиной и всеми своими действиями доказывает это. Она все время пытается показать, что она лучше мужчин. А коллегам-террористам это не по душе. Если бы она не была так удачлива, ее, возможно, уже убрали бы свои… Они, в принципе, могут ее сдать. Мы, по крайней мере, на это надеемся.
— А почему вы решили, что Ипполита Макарова связана с Лейлой Роше? — спросила я. Про свои знания молчала. Но Интерпол-то почему заподозрил, что они действуют совместно?
— Их несколько раз видели вместе наши агенты. Но не успевали взять: они профессионально уходили. И Ипполита Макарова теперь встречается с коллегами Лейлы — в тех странах, где Лейла не может появиться. Но Макаровой мы не можем ничего предъявить. Знакомство с Лейлой Роше — не преступление. И она вполне может сказать, что знает ее не как Лейлу, а как… Фатиму, Анну, Элизабет. И мы ничего не сможем доказать. Ведь на лице у человека не написано, что он террорист. В последнее время появилась еще одна женщина из России, которая тоже часто путешествует… По определенным местам. И встречается с интересующими нас людьми. Сейчас, насколько нам известно, она находится в Северной Африке.
При упоминании Африки у меня на границах памяти забрезжило какое-то воспоминание, но я не могла его четко сформулировать. Да ведь любая амазонка вполне может ездить по разным странам и весям, если для главной террористки теперь закрыт путь в Европу. В России-то она, похоже, живет очень неплохо.
Тем временем месье Боку встал, вручил нам с адвокатом свои визитки и очень просил связаться с ним, если мы получим какую-то информацию, которая, по нашему мнению, может его заинтересовать. «Да мы каждый день такую получаем у нас в стране», — подумала я, не имея в виду Ипполиту с Лейлой. Похоже, адвокат подумал то же самое. Если бы интерполовец хотя бы примерно знал, каких клиентов представляет мой сопровождающий…
— Благодарю вас, мадам, — пожал он мне руку. — И вас, месье.
С этими словами он удалился, тихо прикрыв за собой дверь. «Ну просто типичный кагэбэшник», — опять подумала я.
Глава 26
Санкт-Петербург, 14 августа, суббота
В аэропорту Пулково-2 меня встречал Афганец и двое его молодцев. Лешка сказал, что прямо в эти минуты его ребята дружным коллективом копают старое кладбище перед замком в надежде добраться до подземного хода. Им активно помогают местные жители: Лешка велел им заплатить. Ведь деревенским жителям гораздо сподручнее работать лопатами, чем Лешкиным подчиненным. В качестве наблюдателей также были приглашены несколько дружественных сотрудников органов (для официального оформления протокола и прочих процессуальных мероприятий). Сотрудники органов активно общаются с местным населением. Наиболее крепко они подружились с бабкой Никифоровной, а в особенности с ее продукцией, оцененной всеми социальными слоями копателей. А вообще сотрудники органов по большей части сидят в кустах (видимо, по профессиональной привычке) и выбираются из них, только чтобы перекусить и опохмелиться. Но главное, установлен контакт между разными социальными слоями, слившимися в едином порыве: добраться до чужого добра, а по ходу дела освободить кое-кого из своих.
Доставив меня до родного дома, Афганец уехал на место, чтобы лично руководить своими подчиненными. Мне с братом, сыном и Веркой предложил завтра прибыть туда же — если будет желание. У меня было желание только полежать на пляже или хотя бы на лоджии. Я дико устала за последнее время, да и поездка в Швейцарию изрядно меня вымотала.
Костя, как и обычно к моему приезду из-за границы, сварил борщ. Я им всегда отъедаюсь, даже если отсутствую два дня. А вообще дома застала интересную картину. Верка занималась с попугаем Яшей — пыталась обучить новым фразам, а то единственная им освоенная всем порядком надоела. Костя предлагал: «Все бабы — стервы», но Верка почему-то не прониклась, долго думала, чье бы имя поставить в сочетании с «дурак», и приняла компромиссное решение. Дураком стал Лелик, который так и обитал у нас. Отношения между животными претерпели изменения. Кот осмелел и теперь сам гонял Лелика. Хотя иногда и Лелик гонял его. Так что они или носились друг за другом по комнатам, или лежали, отдыхая. Потом беготня начиналась снова, а Яша из своей клетки, подвешенной под люстрой, время от времени выкрикивал кодовую фразу.
Вчера, в пятницу, Костя, Сашка, Верка и охранники, так и проживающие у нас, съездили на книжный рынок — в ДК им. Крупской, а затем проехались по центральным книжным магазинам города, где в товарном количестве закупили книги, в которых имелась хоть какая-то информация об амазонках.
Начиная со вчерашнего дня мои родственники и постояльцы активно просвещались в плане амазонок. Каждый читал свою книгу, а потом пересказывал другим полученную информацию. Начали с подвигов Геракла (заодно прочитали и об остальных, а не только про то, как Геракл раздобыл пояс царицы Ипполиты), затем перешли к творениям Плутарха. Правда, Плутарх давался тяжело, и его решили читать выборочно — только «Тесея» и только про его контакты с амазонками. С удивлением для себя узнала, что амазонки, оказывается, и официально выходили замуж. Например, как утверждает Плутарх, после взятия города амазонок Фемискиры Тесей забрал с собой в Афины еще одну царицу амазонок — Антиопу и женился на ней. Правда, ничем хорошим это не закончилось.
После прочтения сочинения Плутарха стало многое понятно и в поведении наших амазонок. Современные, как и древние, были уверены, что женщине плохо с мужчиной. Древние, например, отправились в Аттику мстить грекам за разрушение своего города и освобождать Антиопу из тяжкого плена. Но она сражалась рядом с мужем. Она любила его и не хотела покидать. А амазонкам это было непонятно.
Родственники с охранниками также ознакомились с творениями Овидия и Вергилия. Если и не выяснили все, что нас интересовало об амазонках, по крайней мере повысили свой образовательный уровень. Я их действия очень одобрила.
— А что это вдруг вам захотелось сделать экскурс в историю? — спросила я.
— Думали, найдем что-то про подземные ходы, — сказал Сашка.
Но, к сожалению, в купленной литературе про подземные ходы ничего не было. Признаться, мы вообще нашли мало параллелей. Наши амазонки не особо-то руководствовались историческим материалом. Совпало только имя одной из цариц. Мы даже не нашли нигде упоминания кольчуг, в которые они почему-то облачались. Были луки, боевые топоры, легкие щиты, шлемы, которые они изготовляли сами.
— По-моему, кольчуги — это вообще что-то средневековое, — заметила я.
— Нет, мама, — просветил меня сынок. — Кольчуги получили наибольшее распространение в Средние века, но появились они в Ассирии в десятом веке до нашей эры.
— Наверное, эти дамочки просто развлекались, — высказала предположение Верка. — Лана, ну подумай сама. Сравни все, что нам известно. Решили вернуть матриархат в одном отдельно взятом замке.
— Но они убивали, Вера, — напомнила я. — Они калечили людей. Что же это за развлечения?
16 августа, понедельник
Воскресный день прошел относительно спокойно, мы съездили на карьер, вечером я рано легла спать. В понедельник начиналась новая трудовая неделя.
Часов в пять вечера в понедельник услышала шум в зале, где мы принимаем клиентов. Но выйти туда сама не успела: дверь в мой кабинет распахнулась, и в него вихрем влетел Лешка, в очередной раз свалив по пути столик с рекламными проспектами.
— Водички выпьешь? — спокойно спросила я. — Или коньячка?
Лешка уже хотел что-то завопить, но, раскрыв рот, его закрыл, выдохнул, посмотрел на меня и сказал:
— Водички.
Я налила ему стакан из графина, Лешка его осушил. Прислушиваясь к тому, что делается в зале, я поняла, что сопровождающие Лешку молодцы опять налаживают контакты с моими девочками. Может, нам с Лешкой еще свидетелями на свадьбах придется выступать. Или посажеными отцом с матерью.
— Чего примчался? — спросила милого. — Ход раскопали?
— Нет, — выдохнул Лешка. — Копают пока. Ты же видела, какая там площадь?
Я-то видела, но я также знала, что чем больше людей, тем больше бардака. А если там в основном еще и лица мужского пола… Надо поговорить, посоветоваться, перекурить, обсудить события в мире, в стране, затем помыть кости начальству (и Лешке, и милицейскому), послать гонцов за пивом или продукцией бабки Никифоровны. Бабка-то, бедная, небось теперь денно и нощно самогон варит. Аппарат-то у нее не перегорит? Или запасной есть?
Я вопросительно смотрела на Лешку. Он не стал больше испытывать мое терпение и сообщил, что сегодня с утра своему знакомому милиционеру позвонил один работник типографии, принадлежащей моей приятельнице Марине. В обед они встретились, и работник типографии передал сотруднику органов весьма любопытные листовки, которые им заказано срочно напечатать, отложив остальную работу. Хозяйка аж лично звонила откуда-то из Африки.
Милиционер, ознакомившись с содержимым листовки (вернее, переводом, сделанным кем-то из сотрудников типографии, знающих французский язык), передал ее в ФСБ — она оказалась по их части.
— Ознакомься, — протянул мне Лешка смятый листок, который извлек из кармана брюк.
В листовке говорилось про борьбу за независимость, национальное освобождение и прочие подобные вещи. Текст, врученный мне Лешкой, был на французском языке, которым я владею не так хорошо, как английским, но изъясниться и читать в состоянии. Никакой подписи внизу не стояло.
— А к кому обращаются-то? — подняла я глаза на Афганца.
— Вопрос, конечно, интересный, — вздохнул он. — Но раньше подобные листовки печатали арабской вязью, которую в типографии никто не в состоянии прочесть. Но был точно такой же формат, бумага, в общем — все то же самое, только другой язык.
И тут я вспомнила, что говорил мне в пятницу вечером интерполовец. Какая-то новая дамочка из России прониклась борьбой алжирского — или арабского — народа и сейчас путешествует по Северной Африке. Марина? Значит, она тоже одна из амазонок? И в ее типографии печатались эти воззвания? Но как их доставляли по назначению?
— Ты что, не знаешь, что через таможню можно переправить все, что угодно? — устало посмотрел на меня Афганец. — А тут ведь не контейнер даже, тираж умещается в чемодан.
Лешка добавил, что сотрудники типографии и Марининого издательства сейчас с готовностью отвечают на вопросы следователей. Правда, особо интересной информации предоставить не могут. Однако все отметили, что в последнее время у издательства наметился крен в сторону феминистического движения. А листовки печатали уже примерно год.
— Но ведь кто-то должен их забирать? — спросила я.
— Уже готовится группа захвата. За тем, или скорее — той, кто приедет за ними, проследят. Так, надеемся, удастся выйти на новое логово этих самых амазонок.
Глава 27
Санкт-Петербург, 17 августа, вторник
На следующий вечер, когда я только вошла домой, позвонил Лешка и пригласил к себе всю нашу семью вместе с Веркой и охранниками. Он был готов рассказать нам о достигнутых успехах.
Когда мы приехали на моей «БМВ» и вошли в Лешкины апартаменты, нас встретил Вовчик, правда, немного похудевший и осунувшийся.
Не сговариваясь, мы с Веркой бросились к нему на шею. Затем Костя с Сашкой по-дружески обняли его.
— Тебя надо откармливать, — сказал братец. — Приезжай в гости.
— Так, Вовчик, — вылетел в коридор Афганец, — давай-ка неси еду.
— Костя, помоги, — велела я брату и вслед за Лешкой проследовала в гостиную, где нас уже ждал сервированный стол.
За трапезой Лешка приступил к рассказу.
За листовками приехала одна из начинающих амазонок, которая и привела группу захвата к квартире на Захарьевской улице, неподалеку от Большого дома.
«Интересное место выбрали девушки», — усмехнулась я про себя.
На квартире взяли и Ипполиту, и ее двойника, и двойника Лейлы (вернее, девушку, выглядящую так, как Лейла до пластической операции), и еще нескольких амазонок из основного ядра. У них сразу же вынули ампулы с ядом. Правда, Ипполита ничего подобного во рту не носила — как и нигде в одежде. Она не собиралась умирать.
Более того, она очень многого не знала…
— Притворяется, — заметила Верка.
Афганец покачал головой.
Несколько лет назад, когда Ипполита узнала о существовании родственницы, живущей в Швейцарии, у предгорья Альп, она тут же поехала к ней. В те годы все ее путешествия оплачивал Олег Макаров. Она сказала ему, что едет просто покататься на горных лыжах. Зачем было мужу знать, что у нее обнаружилась богатая прабабка?
Они с прабабкой сразу же нашли общий язык, несмотря на разницу в возрасте, проживание в разных странах, разное воспитание: обе обожали путешествия по экзотическим местам, охоту, мужчин разных рас и национальностей. Ипполита даже пожалела, что не встретилась с прабабкой раньше. Та, по всей вероятности, тоже.
Ипполита захотела переехать к прабабке: у той в домике было достаточно места для двоих. Более того, светило немыслимое наследство, прабабка не возражала, а, наоборот, поощряла путешествия Ипполиты, муж ей опостылел, и жила она с ним только из-за денег. Теперь же денег хватало и без него. Однако требовалось урегулировать кое-какие формальности в России, в частности развестись с Макаровым.
Но Олег не пожелал разводиться с Ипполитой. Он любил ее, как любят стерв. Он понимал, что она ему изменяет, но все равно оплачивал ее поездки, поскольку знал: тогда она останется с ним. Ему совсем не хотелось, чтобы она перебиралась к прабабке в Швейцарию. В таком случае он терял ее навсегда. Он переставал быть ей нужен.
— Но у него же была Ольга! — напомнила я. — И он давно хотел уйти к ней…
— Да ничего он не хотел! — воскликнул Афганец. — Это Ольга настроила себе воздушных замков. Она вообразила, что Олег хочет с ней жить. Но он просто не мог ее послать подальше, жалел ее, к тому же родился ребенок. Но после Ипполиты с Ольгой было скучно. Да, она была покладистой, услужливой, по-собачьи заглядывала ему в глаза. Она ничего не требовала, в то время как Ипполита всегда хотела то кольца, то браслеты, то шубы. Не говоря уже про поездки в Африку, Азию и Латинскую Америку. Стервами рождаются, стать стервой нельзя. Уж тебе ли, Ланочка, этого не знать? И тебе, Веруша?
Мы с Веркой изобразили на лицах выражение кающейся Марии Магдалины. Лешка продолжал свой рассказ.
Макаров долго думал, как удержать Ипполиту рядом с собой. И придумал. Он купил экзотический тур — охоту на крокодилов — и поехал вдвоем с Ипполитой. А уже на месте, на какое-то время оставшись вдвоем с женой у реки, где и жили рептилии, фактически бросил ее в пасть огромной зеленой твари. Олег Макаров стоял рядом, пока зверюга работала челюстями. Потом он вытащил Ипполиту из пасти, рискуя собственной жизнью. Когда прибежали спасатели, все выглядело так, словно муж отважно бросился на спасение жены, и он в самом деле бросился. Ипполита не могла ничего сказать. Никто не знал, что сделал Олег, и никто бы ей не поверил: все видели, как он ее спасал.
У нее оказалось полностью изуродовано лицо. А Олег постоянно повторял ей: теперь ты навсегда останешься со мной. Кому ты нужна такая? С любовниками покончено. С твоими поездками тоже. А мне ты нужна любая. Теперь ты будешь постоянно сидеть дома и перестанешь трахаться с другими мужчинами. Он отомстил ей за все измены, но он любил ее… И радовался, что теперь она — только его.
Однако Макаров не учел возможностей современной пластической хирургии. Немного придя в себя (Ипполиту специальным рейсом доставили в Питер, и она какое-то время находилась в обычной больнице), женщина связалась с прабабкой, пояснила ситуацию и попросила выслать ей билет. Прабабка тут же выполнила просьбу, более того — послала своего поверенного, чтобы сопровождал Ипполиту. От нее все шарахались.