Герой жестокого романа Жукова-Гладкова Мария

Глава 22

Поскольку до вечера все равно было еще далеко, я решила навестить дядю Леню. Снова поймала машину, попросила высадить меня на улице, идущей параллельно набережной, где обычно ставила свою «Оку», а оттуда отправилась пешком.

После того, как я позвонила несколько раз, в коридоре послышались нетвердые шаги, щелкнул замок, и я увидела художника Колю, которого с трудом узнала. Челюсть моя поползла вниз.

Колю били долго и упорно, лицо его изменило цвет на синий с какими-то разводами из других красок, опухло и как-то сместилось в сторону. Одна рука висела плетью, вообще он весь стоял какой-то перекошенный, словно я видела его в кривом зеркале.

— Лени нет. Забрали его. Черные. Уходи. И больше не приходи сюда. Сиди в норе какой-нибудь. И не показывайся. Все.

Коля захлопнул перед моим носом дверь.

Пошатываясь, я спустилась пешком на первый этаж, вышла в старый двор, потом на набережную и медленно побрела в сторону «Сфинкса», вернее, стройплощадки, на которой уже было почти полностью воздвигнуто новое здание. Я долго стояла и смотрела, как по верху снуют рабочие в ярких касках, а также разглядывала забор, окружавший стройплощадку, который оказался бесплатным холстом для новых отечественных импрессионистов, ну и знатоков великого и могучего, конечно. Каждый самовыражается по-своему.

— Здравствуй, Ксения, — оторвал меня от раздумий тихий голос, прозвучавший за спиной.

Я резко обернулась.

На меня смотрел Иса.

— Здравствуйте, — ответила я безразличным тоном, встречаясь с ним взглядом, потом отвернулась и снова уставилась на площадку.

Мужчина встал рядом и долго молчал.

— Что вы хотите от меня? — спросила я наконец.

Он еще помолчал какое-то время, потом сказал, что там (кивок на стройплощадку) погибли его друзья — как и мои подруги. В некотором роде мы — товарищи по несчастью. Он, конечно, совсем недоволен тем, как я поступила с его сотрудниками. Они заслужили такое обращение, заявила я. Да, возможно, кивнул мужчина. (Пусть думает, что приставали, я не стану его в этом разубеждать.) В особенности если не смогли совладать с женщиной. Но тем не менее ряд вопросов остался невыясненным.

— Ты — девушка упрямая и настойчивая, — сказал мужчина. — Ты роешь носом землю, несмотря на все препятствия. Тебе говорят — остановись, ты продолжаешь. Ты можешь сказать мне точно, что ты выяснила?

— Я могу сказать, что я думаю. При условии…

Мужчина хитро глянул на меня и усмехнулся.

— Ну ладно, говори свое условие.

— Отпустите дядю Леню.

Иса вскинул брови, хотел что-то спросить, но сдержался.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Кстати, ты случайно не знаешь, куда делись двое моих парней, которых я послал к тебе в квартиру?

Я сделала удивленное лицо. Не говорить же Исе, что их спустили в канализацию? Что тогда станет со мной?

— Ладно. Ты можешь о них и не знать. Вдруг не доехали. Тебя же столько всяких людей охраняет. — Иса улыбнулся. — Как же ты вырвалась из-под надзора?

— Не люблю, когда меня опекают, — сказала я.

Иса хмыкнул. И предложил вернуться к нашим баранам.

Я высказала свою версию.

Я предполагала, что отец каким-то образом хотел использовать мать в построении своих отношений с Петром Петровичем Багаевым, который, как он знал, горячо любил ее в юности и так никогда и не женился. Мама, скорее всего, не хотела, чтобы ее использовали, и в гневе сказала отцу, что я — не его дочь. Возможно, все было как-то по-другому. Например, ей надоели измены отца, она узнала о существовании Иры, даже ее беременности, и ей захотелось сделать отцу больно.

Иначе я не могу объяснить изменившееся отношение отца ко мне. И уход отца от нас с мамой.

И самоубийство мамы, которая, возможно, очень страдала, сорвавшись. И считала себя виноватой и перед отцом, и передо мной, хотя я ни о чем не знала. Теперь я полностью уверилась в мысли, что это было все-таки самоубийство и мама совершила его из любви ко мне. «Я теперь не смогла бы смотреть тебе в глаза, Ксюшенька», — писала она. Она явно не знала, во что все это выльется, но точно знала, что отец не сдержится. А потом «Сфинкс» взлетел на воздух — как раз в ту ночь, когда там должна была быть я. Мама решила, что это дело рук отца и что его любовь ко мне перешла в ненависть. Возможно, он не захотел меня больше видеть. Ему стало тяжело на меня смотреть. И он решил убить сразу нескольких зайцев.

Он взрывал клуб в определенный день. Именно тогда, когда я вместе с подружками отмечала там успешную сдачу сессии.

Я считала теперь, что клуб взорвал именно отец, то есть Владислав Николаевич Колобов — чтобы он не достался Багаеву, чтобы убить Ису с Равилем, которые тоже должны были там быть (по крайней мере, один из них), и меня… А мама не могла все это больше выдерживать, она дошла до предела. Она взяла клятву с Багаева, что он позаботится обо мне. К тому же в ту ночь она узнала, что я остаюсь у какого-то мужчины… То есть, можно считать, устроена, у меня своя жизнь.

Я винила себя в том, что после ухода отца к Ире жалела в основном себя, а не мать. Ей-то поддержка требовалась гораздо больше. Я даже не представляла, что, наверное, творилось в ее душе, как она себя проклинала за то, что сорвалась. А потом взрыв, известие о моей гибели, затем — известие о том, что я жива… Кто ж тут выдержит?

Вот и все…

— А кто твой настоящий отец, Ксения? — взглянул на меня Иса. — Багаев?

Я пожала плечами.

Иса спросил про дату моего рождения, что-то прикинул, потом достал трубку сотового телефона и сделал несколько звонков, отойдя немного в сторону, чтобы я не слышала, что он говорит. Но я и не хотела слушать, мне все стало все равно.

Иса подошел ко мне и взял под локоток.

— Багаев не может быть твоим отцом, девочка, — сказал мужчина. — В то время он был на зоне. И твой отец, ну в смысле Колобов, не отбивал твою мать у Багаева. Багаев сел. Твоя мать вышла замуж за Колобова.

— Но тогда кто?..

— А я-то откуда знаю? Наверное, теперь тебе этого никто не скажет. Если, конечно, твоя мать не назвала Колобову имя.

Я подошла к ограждению набережной и уставилась на замерзшую воду. Иса последовал за мной. Мы опять долго молчали.

— Вы отпустите дядю Леню? — вскинула я на него глаза.

— Леня правда в ту ночь поехал за тобой с Каратистом?

— Правда, — кивнула я. — Он спасся случайно. Отец, ну то есть Колобов, — сволочь, хотел погубить стольких людей… Гад!

Иса молча кивнул, затем сказал: «Едем!» и повел меня к своему джипу. За рулем сидел накачанный парень славянской внешности, за всю дорогу не издавший ни звука.

Остановились мы у знакомого мне мебельного салона, на этот раз вошли через магазин, где в это время наблюдалось некоторое количество покупателей и продавцов в строгой форме, расхваливавших достоинства того или другого предмета.

По внутренним лабиринтам, в которых Иса ориентировался великолепно, прогулялись до его кабинета.

— Кстати, нельзя ли осмотреть содержимое твоей сумочки? — усмехнулся он, закрывая дверь. — На всякий случай.

— Дядю Леню приведите, — процедила я, теперь думая, не зря ли я сюда приехала.

Иса тут же взял со стола рацию и отдал кому-то приказание. Дядя Леня появился в кабинете минут через пять, выглядел он немногим лучше, чем художник Коля. Лицо было раскрашено разноцветными полосами и подтеками, словно у индейца, выходящего на тропу войны. Или с нее вернувшегося не по своей воле? Я резко вдохнула воздух. Сопровождавшие дядю Леню парни вопросительно посмотрели на Ису.

— Свободны, — сказал он, кивая на дверь, затем перевел взгляд на Леонида Тарасовича. — Садись.

Дядя Леня сел. Я не могла оторвать от него взгляда. Леонид Тарасович попытался мне подмигнуть, правда, это у него не очень хорошо получилось.

— Кстати, Ксения, — обратился ко мне Иса, — зачем тебя сегодня понесло к Лене?

— Тебя взяли у меня? У Коли?

— За домом следили мои люди, — вставил Иса. — Но Ксения не таилась.

— Я же предупреждал тебя! Зачем я тебе сегодня понадобился? — закричал дядя Леня, но закашлялся.

Иса тем временем усмехнулся и заявил, что я провела свое расследование лучше Лени и лучше самого Исы, что он вынужден признать. Леня ему больше не нужен. Более того, в качестве компенсации, так сказать, физического и морального ущерба Иса не станет возражать, чтобы Леня возглавил два оставшихся клуба.

— С Ксенией в помощницах, — вставил дядя Леня.

— С Ксенией в помощницах, — кивнул Иса. — На тех же условиях, что и раньше, Леня.

— А как же Багаев? — вставила я.

— А его мы поручаем тебе, красавица. У тебя хорошо получается заговаривать зубы.

Для дяди Лени мне пришлось повторить то, что я сказала Исе на набережной. Он молча кивал.

— Вполне, вполне могло быть и так, — кивнул Леонид Тарасович. — Сволочь твой отец. То есть Владислав Николаевич.

Затем дядя Леня снова спросил, с какой целью я его искала. Я достала из сумочки фотографию обнаженной Иры на коленях у Багаева и протянула Леониду Тарасовичу. Иса мгновенно вскочил из-за стола и тоже изучил снимок. Иру он узнал первой.

— То есть? — глянул на меня Иса. — Как?

— Так. Она была подослана Багаевым к моему отцу, чтобы разбить семью. Чтобы мама вернулась к Багаеву. А теперь… она беременна ребенком моего отца, ну то есть Колобова. И она в самом деле его любит…

— Бразильский сериал какой-то, — пробурчал дядя Леня.

Иса кивнул.

А дядя Леня тем временем спросил у Исы, нет ли у него плюсовых очков, чтобы получше рассмотреть снимок.

— Найдем, — пожал плечами Иса и оставил нас вдвоем в кабинете.

— Ну как ты, Ксения? — устало спросил меня дядя Леня.

— Я-то что, вот вы…

— Поправлюсь. Я живучий. Кстати, ты сейчас где живешь?

Я сказала.

— Вот и поживи пока там. Не надо никуда спешить.

Я открыла сумочку и протянула дяде Лене ключи от своей однокомнатной квартиры.

— Вам ведь некуда идти?

— Ну почему же? Вернусь домой. Воскресший из мертвых. Интересно будет на жену посмотреть. Как раз узнаю, как она там меня оплакивает.

Дядя Леня улыбнулся, но ключи все равно взял. Вернулся Иса, протянул ему очки с одним треснутым стеклом, дядя Леня нацепил их на нос, сказал, что пойдут, и уставился на снимок.

На пару с Исой мы видели, как менялось выражение его лица.

— Ты ее знаешь? — выкрикнул Иса.

Дядя Леня снял очки, посмотрел вдаль сквозь зарешеченное окно, потом на меня, затем на Ису.

— Она впервые появилась в «Сфинксе» за неделю… или дней за пять до… взрыва, — сообщил дядя Леня. — Мне наши сразу показали новенькую…

— Путанила? — уточнил Иса.

— Я не разобрался. Честно. Она, как бы это сказать… раскручивала мужчин на выпивку. В некоторых клубах это уже практикуется. На западе — так вовсю, вот и к нам постепенно переходит. Колобов в первый же вечер появления дамочки уединился с ней в своем кабинете. Потом позвал меня и сказал, что новая девушка предложила совместный бизнес. Ну в смысле, что она будет раскручивать мужчин, сама вообще предпочтет безалкогольные напитки, даже с Жориком, барменом, договорились, что условным сигналом будет «Анжелика» — это значило, что девушке подавать безалкогольный коктейль, а выставлять за него максимальный тариф. Ей — тридцать процентов.

— Но ведь отец с ней уже давно знаком! — закричала я.

— Прости, Ксения, вот этого я сказать не могу. Это нужно уточнять у Колобова и этой…

— Иры, — подсказала я.

Возможно, как высказал предположение дядя Леня, Владислав Николаевич хотел, чтобы Ира всегда была у него на виду. А может…

— Вы хотите сказать, что он хотел взорвать и ее? — прошептала я.

— Нет, другое. Он мог предложить ей пронести взрывчатку, — сказал дядя Леня. — Или пронес сам, а она положила… Ну, например, в женском туалете. Я же понятия не имею, где лежала бомба. И что это была за бомба. Я в них как-то не очень разбираюсь.

— Вот что, — вскочил с места Иса. — Давайте-ка навестим эту Иру.

— Но она же на сохранении! — попыталась возразить я, хотя и не очень настаивала.

И Иса, и дядя Леня сурово посмотрели на меня.

— Поехали, — сказала я. — Только боюсь, что вас, дядя Леня, э… с таким лицом…

Дядя Леня попытался усмехнуться, а затем заявил, что будет ждать нашего с Исой возвращения. Лучше в моей квартире, добавила я. Иса даже согласился выделить Леониду Тарасовичу транспорт — как свидетельство своей доброй воли. Мы же поехали в больницу.

Глава 23

Посмотрев на часы, я поняла, что Сашка уже может ждать меня на перекрестке, о чем поставила в известность Ису.

— Объедешь как-нибудь, — приказал он водителю. — Сашка знает мою машину. А он нам пока не нужен.

— Я могу с вами посоветоваться? — вдруг решила я спросить у Исы.

Он вылупился на меня, потом кивнул, сказав: «Да, конечно».

— Почему Сашка воспылал ко мне такой любовью?

Я объяснила про свои подозрения.

Иса усмехнулся, выдал парочку комплиментов в мой адрес, потом стал серьезным.

— А ты сама что думаешь? — спросил.

— Думаю, решил, что я — дочь Багаева. Ну и соответственно…

— Вполне возможно, — кивнул Иса. — На Сашку похоже.

Значит, так считает мой отец, подумала я. То есть Владислав Николаевич Колобов, которого я до недавнего времени считала своим отцом. Именно после того, как Колобов побывал в руках у Сашки, Каратист и стал проявлять ко мне неземную любовь, даже о женитьбе заговаривал. Надо будет проверить, решила я. Сообщу-ка я милому другу кое-какую любопытную информацию. Интересно, как отреагирует?

И надо бы навестить Глеба. Спрошу сегодня вечером у Петра Петровича, в какой больнице он лежит.

Мы притормозили у больницы, водитель остался в машине, а мы с Исой направились в платное отделение.

— Вы знаете, она спит, — сказала дежурная медсестра, постоянно сидевшая за столом перед входом и записывавшая посетителей. — Сегодня у нее было столько посетителей! Такая милая, такая общительная девушка!

— Давай подождем, — посмотрел на меня Иса, обнимая меня за талию, явно разыгрывая спектакль перед сестричкой.

— Ой, не знаю, не знаю, сколько вам придется ждать. У нас Наташа, процедурная сестра, заглядывала к ней с полчасика назад и мне сказала, что подождет с уколом. Не хочется будить. Так сладко спит. Днем-то не спала. Может, завтра приедете?

Я посмотрела на Ису. Пока мы решали, за нашими спинами послышался шум, и появился Владислав Николаевич Колобов собственной персоной. С цветами и пакетом, полным всякой снеди.

При виде нас с Исой в одиночку изобразил финальную сцену «Ревизора».

— Ой, наверное, все-таки придется разбудить, — пропела сестричка. — Раз любящий муж приехал, надо вставать. Я сейчас.

И упорхнула, оставив нас втроем.

— Что вы здесь делаете? — прошипел Колобов. — Ксения, тебе место только в борделе!

— А тебе — в тюрьме, — невозмутимо заметила я.

— Или на виселице, — поддакнул Иса.

Нашу перепалку прервал истошный женский крик, который повторился снова и снова. Из разных дверей появились люди в белых халатах, женщины — в домашних, а кто-то продолжал орать и орать.

Наверное, у Исы, Колобова и у меня одновременно промелькнули одинаковые (или подобные) мысли, и мы рванули к палате, в которую хотели попасть.

Ира была мертва.

Медсестра стояла рядом, прижимая кулачки к груди, и кричала истошным голосом. В палату уже набилось большое количество народа. Колобов растолкал всех и бросился к лежащей. Ему никто не стал мешать.

Я наблюдала за происходящим, словно в замедленной съемке. Отец, ну то есть Владислав Николаевич, рухнул на Иру, целовал ей лицо, руки — и рыдал. Я впервые видела его в таком состоянии. Он не рыдал на похоронах моей мамы, когда я сама была в полубреду. По-моему, там он не проронил ни слезинки. Иру же он любил…

Мне было жалко и отца, и Иру, главное — не родившегося ребенка, пусть и не моего брата или сестру.

Затем мозг пронзила мысль: кто? Кто это сделал?

Я не успела ее додумать: Иса взял меня под локоток и вывел в коридор, за нами последовала часть медицинских работников, уже разводивших женщин по палатам. К нам обратился пожилой мужчина с седой бородкой, уточнил, кто мы такие, кто рыдает на теле мертвой девушки, кивал, слушая наши ответы, и предложил подождать у него в кабинете — он уже вызвал милицию. Нас наверняка захотят допросить.

— А мы-то что можем сказать? — удивился Иса, явно не горящий желанием общаться со следственными органами. Как и я.

Мужчина с седой бородкой пожал плечами, но все равно вежливо и настойчиво снова попросил задержаться: так ему сказали в милиции, куда он позвонил, узнав о несчастье. Я понимала, что врач боится — во-первых, за репутацию клиники. Ведь если другим клиенткам и их родственникам станет известно, что произошло, клиника может не досчитаться многих пациентов. И ведь узнают.

— А что с ней?.. — открыла рот я. — В смысле… как она?..

— Пока я ничего сказать не могу, — ответил врач.

Мы с Исой разместились в довольно просторном кабинете на кожаном диванчике и тихо переговаривались.

— Черт меня сюда сегодня принес, — бурчал себе под нос Иса. — Зачем поехал с тобой?

— Сам же захотел, — напомнила я.

— Захотел, — вынужден был признать Иса. — Хорошо, Леню не взяли. Представь: он бы еще тут со своей физиономией появился.

Я улыбнулась, но тут же стала серьезной: ситуация того требовала.

Мы с Исой пришли к общему мнению, что Ира умерла в результате передозировки какого-то препарата. На простынях не было ни капли крови, лицо и голова тоже были чистыми.

Вскоре в кабинете появился представитель правоохранительных органов, физиономия которого показалась мне знакомой, вот только я никак не могла вспомнить, где его видела. Но он меня вспомнил — еще и благодаря тому, что вспомнил моего отца.

— Опять вы? — посмотрел на меня капитан, представившийся дежурным по городу. Как и в день самоубийства моей мамы.

— И опять вы? — ответила я вопросом на вопрос.

Я честно ответила капитану, кем мне приходилась Ира (не посвящая его в отсутствие моего родства с Владиславом Николаевичем Колобовым, о котором мне стало известно), сообщила, что приезжала навестить ее вчера (ведь это записано в журнале), сегодня заехала со своим… другом.

— У вас в прошлый раз был другой мужчина, — заметил капитан, поглядывая на Ису.

Иса в очередной раз отвалил мне комплиментов на тему «такая девушка никогда не бывает одна», я вякнула, что с предыдущим рассталась, а с Исой мы совсем недавно познакомились. «Друг» нежно обнял меня за плечи.

— А как она… умерла? — поинтересовалась я теперь у капитана. Но он тоже пока не мог дать точного ответа на этот вопрос. Более того, сотрудникам правоохранительных органов предстояло опросить немало свидетелей: как оказалось, к Ире сегодня заезжало несколько человек, и ведь они вполне могли назвать вымышленные имена и фамилии, паспорта же дежурная медсестра не спрашивала, просто записывала в журнал то, что ей говорили. И кто тут сегодня был?

Минут через пятнадцать нас с Исой отпустили, записав наши координаты. Я дала номер телефона и адрес своей однокомнатной квартиры: раз там сейчас будет обитать дядя Леня, он мне передаст, что со мной еще кто-то хочет побеседовать.

Напоследок капитан поинтересовался моим мнением: если Иру убили, то сделали это, чтобы отомстить господину Колобову? Или предупредить его? Конечно, ответил вместо меня Иса. Кто стал бы убивать женщину просто так?

Я правда придерживалась другого мнения. Как, впрочем, и сам Иса. Но зачем посвящать в это правоохранительные органы? Это — дело семейное, мне не хотелось выносить сор из избы. Но Иру было жалко.

Глава 24

— Я отвезу тебя к Петру Петровичу, — заявил Иса, когда мы сели в его джип. — И сам как раз с ним кое о чем побеседую.

Я бросила удивленный взгляд на Ису, но ничего не сказала.

В общем, мы поехали на дачу. На перекрестке, где меня должен был ждать Саша, уже, конечно, никого не было. Я опоздала на встречу на три часа. Владислав Николаевич остался в больнице.

На даче Петра Петровича были и сам Багаев, и Сашка, тут же начавший на меня орать. Петр Петрович от комментариев воздержался, но при виде меня в сопровождении Исы в его глазах промелькнуло удивление. Я попросила Сашку заткнуться, но он продолжал вопить о своем беспокойстве за мою жизнь и здоровье. Иса молчал. В конце концов Багаев взял дело в свои руки и предложил им троим уединиться в гостиной, а мне отправиться на кухню к Елене Ивановне, которая меня накормит.

Я проследовала, куда было указано.

— Ксенечка, как мы тут все переволновались! — всплеснула руками Елена Ивановна. — Саша ваш приехал, тут всех на ноги поднял. Но мне кажется… Петр Петрович решил, что вы от Саши сами сбежали? — и Елена Ивановна хитро на меня посмотрела.

— В некотором роде — так, — кивнула я.

— Ваш Саша очень не нравится Петру Петровичу, — продолжала болтать Елена Ивановна (правда, громким шепотом). — Он мне сам говорил. Мне он тоже как-то не очень… По-моему…

Елена Ивановна глянула на меня с некоторой робостью.

— Да-да? — подбодрила я ее. Мне было очень интересно, что она скажет.

— По-моему, Ксенечка, Петр Петрович хотел бы, чтобы вы уделяли больше внимания… или как мне выразиться получше?

— Я все поняла. Кому же?

— Его сыну, — сказала Елена Ивановна.

— Кому?! — вырвалось у меня, по-моему, даже слишком громко.

— Ну как же? Вы же с ним знакомы? Вы же даже про него спрашивали. Я сама слышала.

Я в ситуацию не въезжала. Вроде бы я со всех сторон слышала, что Петр Петрович после несчастной любви к моей матери так ни на ком и не женился.

— Так он раньше был женат, — как само собой разумеющееся сообщила мне Елена Ивановна. — До вашей мамы. Это он потом не женился. Вам сколько лет? Девятнадцать? А Глебу-то в этом году тридцать будет.

Я открыла рот, потом закрыла. Так вот почему Петр Петрович сватал его мне! Хотел поженить своего сына и дочь своей любимой. Тоже мне сват нашелся. Хотя… Но, значит, я не могу быть его дочерью! Он никогда бы не стал расписывать мне все достоинства Глеба, если бы сам был нашим общим папой.

А может, все-таки в те старые анализы, что мама приносила Алле Аркадьевне, закралась ошибка? Могло быть такое? Но Алла Аркадьевна утверждает, что помнит изменившееся мамино лицо. Значит, мама с кем-то… все-таки… Она не исключала… Но кто восстановит события двадцатилетней давности? Ведь у мамы не осталось подруг после того, как отец, ну то есть Владислав Николаевич, пошел вверх и мы, так сказать, стали «новыми русскими». Подруги не могли это выдержать. А если мне все-таки с кем-то из них связаться? Но вообще-то мама была довольно скрытной. Стала бы она с кем-то из них делиться? Такой информацией?

Или Алла Аркадьевна что-то напутала?

Но как бы мне убедить отца снова сдать кровь? Не пошлет ли он меня подальше? Тем более мама могла бросить ему в лицо…

Что? Что я — дочь Багаева? Могла со злости, чтобы, например, позлить отца. Отомстить ему за все его измены. Или она все-таки назвала ему вполне конкретное имя?

Или мама каким-то образом все-таки встречалась с Багаевым? В смысле в тюрьме, на зоне? Могла она поехать к нему на свидание? Выплакать встречу? Подкупить кого-то? И Багаев не знает, что я — его дочь. Мама сказала отцу, но не сказала Багаеву. О господи!

Елена Ивановна накормила меня, я поведала ей про смерть Иры (все равно узнает, а было бы странно, если бы я умолчала), она, в свою очередь, расспросила меня про Ису, которого никогда раньше на этой даче не видела.

Где-то в половине двенадцатого мы услышали шум отъезжающих машин. Двух. Мы с Еленой Ивановной припали к стеклу, но в темноте ничего разобрать не смогли.

Через несколько минут в кухне появился Багаев.

— Ксения, пойдем ко мне в кабинет.

Я послушно встала и последовала за хозяином дома.

В кабинете Багаев налил себе и мне коньяку, сел напротив меня и долго на меня смотрел.

— Ты совсем не похожа на свою маму, — наконец сказал он.

— Но почему? — воскликнула я. — Все наоборот говорят, что я — ее копия.

Но Багаев имел в виду не внешность. Мама никогда не полезла бы в гущу событий. Она была покорной и абсолютно безынициативной. Если ей говорили: нельзя, она воспринимала это буквально. Точно так же и «не лезь», «не суй свой нос в мужские игры», «не высовывайся». Во мне же очень силен дух противоречия. Любопытство. Желание добиться цели, которую я перед собой поставила. Если мне сказать «нельзя», это как раз послужит сигналом к действию. Я хотела сказать, что такой я стала лишь в последнее время, но сдержалась. Если бы жизнь так круто не изменилась, я, не исключено, тоже всегда была бы такой, как мама. Но она изменилась… И мне пришлось стать сильной, чтобы выжить. А может, я всегда была сильной, просто не знала этого? Просто раньше мне не представлялось возможности себя показать.