Остров острых ощущений Жукова-Гладкова Мария

Глава 9

Тамара Ильинична уехала, но Анечка была не одна. В квартире сидел мужчина лет сорока пяти, который при нашем появлении встал и представился Герасимом. Мужчина был крупный, с бородкой, одет опрятно, но в вещи из секонд-хенда. С Анечкой они пили чай с печеньем.

– А вы кто? – спросил весельчак из психиатрической «Скорой», который к тому же после пары литров пива (как столько влезло-то?) был уже не просто веселым, а навеселе. Хотя пиво, похоже, наложилось на старые дрожжи.

– А вы? – ответил вопросом на вопрос Герасим. – Вот девушку я знаю, – он кивнул на меня. – Кто парень – догадываюсь. И знаю, что они сегодня здесь были.

Весельчак представился и заявил Анечке, что у него к ней несколько чисто профессиональных вопросов, которые он должен задать без свидетелей. Потом он что-то объяснял про врачебную тайну, про то, что человека, например, попавшего в больницу на кардиологию, не могут отправить в психушку, даже если он там сходит с ума (вероятно, от условий содержания в наших больницах для бедных). Его должны выписать домой, а уже из дома родственники должны вызвать психиатрическую «Скорую», на которой и работает дядька.

Весельчак подхватил обалдевшую Анечку и потащил в комнату, где, как я успела заметить в открытую дверь, уже все было убрано, а вспоротый диван и кресла застелены пледом и какими-то небольшими ковриками. Мы с Пашкой и Герасимом остались на кухне.

– Вас, наверное, интересует, кто я? – посмотрел на меня Герасим.

Я кивнула.

– Друг Алевтины Ильиничны.

Я открыла от удивления рот.

– Не в том плане, в котором вы подумали. Просто друг. И меня волнует ее судьба. О том, что случилось, я, можно сказать, узнал от вас. Где ее содержат?

Я сказала и пояснила, что вскоре ее, вероятно, переведут в частную клинику.

– То есть никакое обвинение предъявлять не будут?

– Она официально признана сумасшедшей. То есть, конечно, все гораздо сложнее, но суть такова. Она пойдет на принудительное лечение, и по договоренности муж обеспечит лечение в частной клинике. В какой именно, я пока не знаю. А как вы познакомились?

– Она меня пьяного отвела домой. Понимаете, я заснул у нас в скверике – тут есть один недалеко, – и никому не было до меня дела. А было прохладно. Алевтина Ильинична – добрая русская женщина. Она гуляла в скверике, увидела меня, пожалела, разбудила и отвела домой. Потом я ее увидел в магазине и подошел поблагодарить. Мы вместе погуляли в скверике. Потом много раз общались. Очень хорошая женщина.

Я бы не сказала, что у Герасима было испитое лицо. Оно было загорелым и обветренным, как у людей, которые много времени проводят на улице. Руки явно были рабочие и жилистые. Интересно, он у пивного ларька время проводит или работает на улице?

Оказалось, что Герасим перебивается разовыми заработками и может починить все, что угодно. Он уже вызвался перетянуть вспоротую мебель, если Анечка купит материал. Также Герасим – заядлый охотник и рыбак, обожает собирать грибы и ягоды, и они с Алевтиной даже успели несколько раз вместе съездить в лес.

– Но все было пристойно, – заявил Герасим. – Клянусь! Я с замужней женщиной грешить не могу. Вот когда разведется… А я могу взять ее на поруки?

– На поруки?!

– Ну, как это правильно называется? У мужа-то, как я понимаю, другая баба теперь. А я честно готов жениться. Но я не могу сейчас жениться на Алевтине Ильиничне, так как она пока замужем. Развод будет иметь юридическую силу, если она разведется, пока находится в психушке?

Я на самом деле не знала. Надо будет поговорить с ребятами в Управлении. Но наличие такого Герасима для Алевтины Ильиничны, пожалуй, – подарок судьбы. Насколько я поняла, ей потребуется поддержка родственников. Мы же как раз сегодня это обсуждали. Поддержка друга Герасима – лучший вариант. Опять же любимые ею охота, рыбалка, грибы и ягоды… Надо будет поговорить с Геной.

Но тогда почему Алевтину Ильиничну понесло в баню заложников захватывать с требованием кастрировать мужа? Тем более если психиатры не считают ее на самом деле сумасшедшей?! Мне самой в бане она периодически казалась совершенно нормальной…

Герасим оставил мне номер мобильного телефона, заявив, что проживает в коммунальной квартире и вообще приходит туда только спать, и просил позвонить, когда ситуация с Алевтиной Ильиничной прояснится до конца – то есть окончательно будет определено место ее содержания. Он хочет прийти ее навестить – когда позволят, и готов вести переговоры с мужем. Просил меня выступить посредницей.

После его ухода я вежливо постучала в закрытую дверь комнаты. Открыл весельчак, закрывая своим огромным телом весь проход, мне подмигнул и сказал, что будет звонить.

– Про этого все знаю, – он кивнул на входную дверь, которая уже закрылась за Герасимом. – Как раз то, что надо Алевтине. Сообщите своим знакомым в органах о его существовании.

Мы с Пашкой решили, что нам пора, и откланялись.

– Нас с тобой должны свидетелями на свадьбы приглашать, – заметил Пашка уже в машине. – Не исключено, поможем трем парам вступить в законный брак.

– Ты уверен, что наш веселый друг желает законного брака?

– Ты уверена, что Тамара Ильинична позволит дочери жить в грехе, если есть питерский мужик с квартирой и пропиской? Правда, меня никто не смог отвести в загс, – невозмутимо добавил Пашка.

Я не стала говорить, что никто даже не пытался, и Пашка уже давно допился до того, что бабы его не интересуют. Но я на самом деле буду рада помочь устроить личную жизнь несчастной Алевтине Ильиничне с Герасимом, а Гене вступить в законный брак со своей бухгалтершей, которая ждет от него ребенка.

Правда, я позвонила Андрею в Управление, сообщила про наличие друга Герасима, охотника и рыбака, продиктовала его номер мобильного и попросила выяснить, что возможно.

Однако номер оказался зарегистрирован на какую-то пенсионерку семидесяти восьми лет.

Из конюшни, дико мыча, младшего Алексия на руках вынес немой Герасим. Это был огромный детина, прекрасный плотник и вообще мастер на все руки. Он молча работал, создавая шедевры деревянного зодчества. Младшего Алексия очень любил, и парень отвечал ему тем же.

Герасим ничего рассказать не мог, изъяснялся жестами. Все поняли, что мальчишку копытом по голове ударила лошадь. Что еще могло случиться? Все стали вспоминать, как воск с волосиками утонул при крещении, как парень ногу обварил, как с лесов строительных падал. Бывают такие люди, которых всю жизнь преследуют несчастья. Только не у всех они смертью заканчиваются.

А жизнь из младшего Алексия на этот раз ушла.

Глава 10

Я посмотрела на часы, поняла, что у нас еще полно времени до появления бухгалтерши в холдинге (она должна была приехать после работы), и решила, что мы с Пашкой вполне можем заглянуть к одному из убитых бизнесменов. Мы как раз проезжали по той улице, на которой он жил. Адрес был у меня с собой.

– Юля, у тебя есть какие-то понятия об этике?! – воскликнул любимый оператор.

– Это наша работа, Паша.

– На сегодня мы уже наснимали. Вообще эту террористку можно на неделю растянуть.

– Но мы вообще-то обычно трупы народу показываем, – заметила я. – И где твои понятия об этике? Несчастную брошенную мужем женщину неделю показывать! Опозоренных известных в нашем городе мужчин с голыми задами?

– Артур Небосклонов был просто счастлив законным образом продемонстрировать народу свой голый зад, – невозмутимо заметил Пашка. – Я не сомневаюсь, что ему поступит предложение сняться в каком-нибудь эротическом журнале для педиков.

– Для педиков он никогда не согласится. Но его продюсер вполне может организовать съемку в женском журнале. Странно, что мы до сих пор не видели нигде голого Артура.

– Так он же создает образ приличного мужчины. Тело показывает, но не все. Вызывает эротические фантазии у девушек и женщин, которые на него смотрят. Это только ты у нас такая непробиваемая. Девять, то есть десять голых мужиков в бане, а ты у одетой бабы интервью брала.

Пашка хохотнул. Я завернула в нужный двор, сверяясь с адресом.

Я, конечно, понимала, что нас могут послать подальше, но ведь могут и согласиться поговорить?

Дверь открыла молодая женщина-пышка с заплаканными глазами и в черном. Пару раз она моргнула, я открыла рот, чтобы представиться, но она и так меня узнала. На ее лице эмоции сменяли одна другую. Я не успевала за ними следить.

– Вы согласитесь со мной поговорить? – спросила я.

– Да, – твердо ответила молодая женщина. – Я хочу, чтобы вы нашли убийцу. На милицию я не рассчитываю. Проходите.

И она широко распахнула дверь.

Квартира оказалась улучшенной планировки, с очень хорошим ремонтом, с дорогой мебелью, явно сделанной на заказ, потому что она идеально входила в ниши, которых тут было немало. Конечно, всю квартиру мы не видели, только большой и широкий коридор (в два раза шире моего) и комнату, служившую гостиной. Там сидели немолодые мужчина и женщина.

Однако до встречи с ними я обратила внимание на, так сказать, «чемпионский уголок» в коридоре, очень любовно оформленный. Вероятно, это были все медали и кубки, завоеванные погибшим хозяином квартиры за годы спортивной карьеры.

– Паша, сними, – сказала я.

Медали висели на стене, от потолка и почти до пола, в несколько рядов. На стенах были сделаны полочки на разной высоте, на разных расстояниях друг от друга. На них стояли кубки. Смотрелось красиво и впечатляло. Хозяин явно гордился своими прошлыми спортивными достижениями.

В гостиной мы увидели большой портрет хозяина в спортивной форме, в траурной рамке.

– Это Юлия Смирнова, – представила меня девушка немолодым мужчине и женщине. – Она у нас в городе ведет «Криминальную хронику» и занимается частными расследованиями.

– А мы вас смотрим, – сказал мужчина, представившийся Николаем Николаевичем. – На Московскую область ваш канал тоже идет.

Я знала, что нас не показывают в Москве – владелец холдинга не желает прогибаться перед москвичами, чтобы дали частоту, хотя очень хотел бы пробиться на московский рынок. Из двух зол он выбирает меньшее. Но у нас и без Москвы довольно внушительная зрительская аудитория. Московская область нас тоже не вся берет. Но Сибирь вся смотрит, в особенности после наших с Пашкой приключений там.[2] И еще во многих местах в России смотрят, а наши издания распространяются по всей территории нашей необъятной родины, правда, я в своих статьях и передачах рассказываю исключительно о происходящем в Питере.

Кстати, а что тут делает мужик из Московской области? Хотя на похороны родственники из разных мест приезжают…

Оказалось, что Николай Николаевич – это отец погибшего Николая Свиридова, бывшего спортсмена и владельца спортивных магазинов. С ним прибыла его вторая жена. Первая жена и мать старшего сына умерла несколько лет назад.

– У милиции есть какие-нибудь версии? – спросила меня вдова, которую звали Вероника. – Мне они вообще ничего не говорят. А вы, как я понимаю, одна из последних, кто видел моего мужа живым. Та сумасшедшая баба его могла убить?

– Однозначно нет, – заявила я. – Ей сделали укол и увезли, а вашего мужа с другом убили во внутренних помещениях бани, куда она после того, как ее скрутили, уже не заходила.

Я высказала свое мнение – или кто-то в бане прятался на протяжении всего времени захвата заложников, или зашел вместе с журналистами и сотрудниками органов. Ворвалось много народу, и человек вполне мог проникнуть во внутренние помещения.

– Но тогда убийца должен был точно знать, в какой кабинет идти, – заметил Николай Николаевич, который показался мне очень разумным человеком. Более того, это был крепкий, жилистый мужчина. Возможно, он до сих пор занимается спортом. – Как я понял, эта баня разделена на отдельные кабинеты?

Я кивнула. Навряд ли погибшие бизнесмены всегда ходили в один и тот же кабинет. Или убийца во все заглядывал? И ему повезло? Но все равно время-то поджимало! Значит, скорее всего, убийца оставался все время в бане и видел, куда пошли Николай с приятелем.

– У него были враги? – спросила я у вдовы.

– Так, чтобы убивать, – нет. Конкуренты были. В прошлом, когда спортом занимался, – соперники…

– Да все из-за этого треклятого клада! – заорала немолодая женщина, которая до этого времени молчала.

Я сделала стойку охотничьего пса. Вероника скривилась. Николай Николаевич тяжело вздохнул.

– Какого клада?

– Выключите камеру. Пожалуйста, – попросила вдова. – Потом я дам вам интервью, если захотите, но про это никто не должен знать. Да, сколько вы берете за услуги?

– Я беру эксклюзивными репортажами, информацией. Деньги я не беру.

– И проводите расследования? – уточнила немолодая женщина.

– Если тема меня интересует. Если я считаю, что можно сделать интересный репортаж, причем сюжет должен быть и телевизионный, и газетный.

– Вам придется съездить на Север, – сказал Николай Николаевич. – И сюжет будет даже если не криминальный, то исторический. Но, конечно, и криминальный тоже. В этой истории много всего намешано…

– Секундочку, – перебила я. – Вы считаете, что вашего сына убили из-за того, что он нашел клад? Я правильно поняла?

– Нет, клад нашел не Николай, а мой второй сын, Роман.

– Мой сын, который пропал! – закричала немолодая женщина и зарыдала. – Найдите мне сына!!!

Николай Николаевич бросился ее утешать, вдова отправилась варить всем кофе. Мы с Пашкой переглянулись. Хотя Пашка камеру на самом деле выключил, у меня в кармане, как и обычно, работал диктофон. Тут я незаметно включила еще один, в сумке. По-моему, этот разговор стоило обязательно записать. Пойдет ли информация в печать – другой вопрос, но она вполне может помочь моим приятелям из органов и заинтересовать моего покровителя Ивана Захаровича Сухорукова, у которого с Севером связано очень много воспоминаний. И мне самой потом нужно будет прослушать запись, возможно, неоднократно. Иногда в первый раз упускаешь какие-то нюансы. Да и запомнить все детали не всегда возможно.

Когда мы все отхлебнули кофе и вторая жена Николая Николаевича немного успокоилась, я попросила рассказать историю с начала и подробно.

– Я бы первым делом спросила про клад, – усмехнулась вдова.

– Ну, если хотите, начните с клада, – ответила я. – Кстати, посмотреть можно, что нашли?

– Клад украли, – сообщил Николай Николаевич.

– После убийства вашего сына и мужа или до? – Я переводила взгляд с Николая Николаевича на Веронику и обратно.

– До. Мой старший сын его вообще не видел, то есть кое-что, конечно, видел – то, что привез младший сын.

Я пока ничего не понимала, но, увидев мое выражение лица, Николай Николаевич наконец приступил к подробному рассказу.

С первой женой, от которой у него был сын Николай, недавно убитый в бане, Николай Николаевич развелся много лет назад. Мальчику тогда было три года, и он его долго не видел. Жена после развода взяла девичью фамилию и сына тоже переписала на свою девичью фамилию, поэтому у сыновей Николая Николаевича фамилии разные.

Второй сын родился уже в Московской области, куда судьба занесла Николая Николаевича. Там он женился во второй раз, осел и живет до сих пор. Он один раз привез младшего сына в Петербург еще подростком, чтобы показать ему город, позвонил старшему, они встретились все втроем – и братья сразу же нашли общий язык. Младший потом несколько раз приезжал к старшему, тем более что старший в то время уже жил отдельно от матери, потом она умерла. Никто встречам не препятствовал.

Потом младшего, Романа, призвали в армию и отправили служить на Север, в часть ПВО, расположенную на острове.

– Секундочку! – перебила я. – Это случайно не та самая часть, про которую в прошлом году столько говорили?

– Она самая, – кивнул Николай Николаевич. – Очень хорошо, что вы хоть немного в курсе. Только вы явно не знаете, что мой младший сын, Роман, – один из тех, кого забыли и кто на пару с сержантом дошел до людей.

Я с трудом сдерживалась, чтобы не показать свое возбуждение. Вот это развитие событий! Хотя у меня постоянно так бывает – начинаю заниматься каким-то делом, и оно обрастает все новыми и новыми деталями, ко мне обращаются люди, каким-то образом связанные с ним, расследование расширяется, иногда уходит в сторону, я узнаю совершенно невероятные вещи… Но я и подумать не могла, что услышу слово «клад» в связи с делом по захвату в заложники голых мужиков одной сумасшедшей бабой!

Хотя эта сумасшедшая баба со своим мужем-прапорщиком проживала как раз на том острове, где служил Роман… А не ее ли это клад? Не его ли возвращения она хотела на самом деле? Мало ли чего она насобирала по лесам за годы службы мужа на том острове… Вывезти не успевали, так как собирались в спешке, а скорее всего, никому показывать не хотели место тайника и, главное, его содержимое. А забытые при снятии части с места ребята нашли. Они же наверняка там все осматривали в поисках забытых продуктов питания, одежды, да чего угодно!

Николай Николаевич не стал тратить время на описание трудностей, которые пришлось преодолеть его младшему сыну и сержанту из-под Смоленска, да он и не знал всех деталей. Ребятам помогло то, что они с отцами с детства ходили в лес, ездили на рыбалку, на охоту. К тому же стояло лето. Зимой или поздней осенью они, конечно, не дошли бы.

Выйдя к людям, они вначале отдыхали в какой-то полузаброшенной деревне, у старой бабки. Она приняла их как родных. Ребята помогли ей починить крышу, еще что-то сделали в доме. Заняв у нее денег и получив одежду покойного мужа, они добрались до места, где имелся телефон, и позвонили в Питер Николаю Свиридову, ныне покойному, и под Смоленск, старшему брату сержанта, потом отправились назад к бабке.

– Они очень просили, даже требовали, чтобы Коля и тот парень из-под Смоленска приехали вместе и на машине, – встряла вдова. – Коля дождался этого мужика, и они поехали за младшими братьями.

– И привезли их?

– Да, потом уехали снова, все вместе, и на этот раз уже отсутствовали долго. И только после второго возвращения они публично объявили, что вышли к людям, – и завертелось дело.

– Хотя до дембеля еще оставалось время – Роман должен был демобилизоваться в ноябре, как и Степан, – их быстренько комиссовали и еще и компенсацию выплатили, – вставил Николай Николаевич. – Армия не хотела скандала. Но скрыть все равно не удалось. Ребята же вначале у вас в городе к журналистам обратились. Это Коля организовал. Вас там не было.

– Не моя тема.

– Но ребята про вторую поездку в те места никому не говорили, и вас мы просим ее не упоминать. Они представили дело так, будто только что добрались до цивилизации, хотя на самом деле еще раз успели наведаться на остров.

– Рома пропал! – опять зарыдала немолодая женщина. – Найдите Рому! Я даже не знаю, жив мой мальчик или нет! Я знаю, что виноваты клады проклятые! Только тут проклятие сработало через год! И Коля погиб, и Рома пропал!

Она стала раскачиваться из стороны в сторону.

– Когда пропал Роман?

– Примерно месяц назад, – пояснил Николай Николаевич. – Чуть больше.

«Мало ли может быть причин, – подумала я. – Хотя Николая-то сейчас убили…»

– Они снова решили съездить на Север, на тот остров, где служил Роман, – вставила вдова. – И опять впятером.

– Впятером? – переспросила я. – Я так поняла…

Вдова пояснила, что и в прошлом году, и в этом году компания кладоискателей состояла из пяти человек – сводные братья Николай Свиридов (ее муж, ныне покойный) и Роман из Московской области (солдат, служивший и забытый на острове), два родных брата из-под Смоленска (один из них – забытый сержант), а также давний друг и одноклассник Николая, теперь немного занимающийся антиквариатом.

– Если у Коли несколько спортивных магазинов, – заговорила вдова, явно продолжающая думать о муже в настоящем времени, – то у Генриха – несколько сувенирных лавок. Он продает и новые вещи, и на комиссию берет. Сувениры разные – и петербургская тематика, и фарфоровые статуэтки, и тарелочки всевозможные, и кое-какие антикварные вещицы, но антиквариат у него не является основным направлением. Он берет только вещи, которые, если так можно выразиться, встают в ряд сувениров. Никакие старинные бюро, кресла его не интересуют. Вот безделушки – это да.

– Почему Николай обратился к нему? Потому что знакомый?

– Да, конечно. Вы же знаете, что в нашей жизни все делается через знакомства. И Генрих в состоянии оценить такие вещи. Ну хотя бы примерно. В любом случае другого человека, к которому могли бы обратиться братья, ни у кого из четверых не было. Не в первый же попавшийся магазин идти для оценки? И разве малознакомый человек поехал бы с ними на Север? Если бы только за невероятные деньги. И он мог бы еще кого-то подключить, а ребята не хотели никого больше ставить в известность о находке.

«Ты так уверена, что этот Генрих никого не подключил?» – подумала я, но вслух этот вопрос задавать не стала.

– Да, ребята даже примерно не знали ни цены, ни эпохи найденного, – вставил Николай Николаевич.

– То есть они привезли клад в Петербург? И его украли уже здесь?

«Точно Генрих», – добавила я про себя.

И Вероника, и Николай Николаевич кивнули в ответ на первый вопрос, потом Вероника сказала, что здесь ничего не крали. Супруга Николая Николаевича опять зарыдала и стала бормотать про проклятый клад.

– Клад привезли мой младший сын Роман и Степан из-под Смоленска – забытые после снятия с места воинской части. Клад нашли они. Но поскольку им предстояло пробираться через леса, причем они понимали, что дорога может занять и месяц, и два, они взяли только самую мелочь. Им выжить нужно было! Они собрали всю еду, которая оставалась на острове, одеяла, одежду. Оружие и патроны взяли – они же охотились по пути. Они не могли тащить с собой тарелки!

– Так, давайте уточним. Клад нашли Роман и Степан из Смоленска?

– Да.

– Но не смогли забрать его с собой целиком из-за того, что там было много вещей?

– Да. Они взяли только женские украшения.

– И два креста, – вставила супруга Николая Николаевича. – Один Рома домой привез, второй Степан забрал – так Рома сказал. У нас тот крест висит под иконой.

Николай Николаевич пояснил, что кресты большие, такого размера, как можно увидеть на груди у священников, но без цепочек.

– Золотые? – уточнила я.

– Да, золото с чернением, как сказал Генрих, – сообщила Вероника. – Но работа грубая. Это даже я могу сказать. Генрих отказался их брать на реализацию. То есть ребята и не хотели их продавать, хотели на память оставить, а Генрих тогда сказал, что не взял бы, если бы предложили. В его магазинах на такое покупателя не найти. И он сказал, что в любом случае за них много денег не получишь. Могут пойти только как лом. А жертвовать церкви они ничего не собирались.

– Крест не отдам! – заявила супруга Николая Николаевича.

– Я у вас ничего не отбираю и не собираюсь, – заявила я и спросила, что еще привезли.

Вероника встала и вернулась с парой длинных, весьма своеобразных серег. Я такой формы никогда не видела, если только в художественных фильмах о боярах и князьях.

– Это все, что осталось у меня.

– Остальное продали?

– Нет! Генрих опять же сказал, что нет смысла все это продавать. Денег за это особых не выручишь. Если бы нам есть было нечего – другое дело. А так-то Коля очень хорошо зарабатывал…

– Как ты жить-то будешь, девонька?! – всхлипнула супруга Николая Николаевича.

– Магазинами буду руководить, как Коля руководил, – как само собой разумеющееся сказала Вероника. – Я же бухгалтер в них. Я все это дело знаю. Возьму в помощники толкового менеджера. Как-нибудь и себя прокормлю, и сына своего, и маму.

– А мы-ы-ы? – завыла женщина.

– Тоня, прекрати! У меня руки еще не отвалились. Нам сына главное найти, а потом думать о том, на что жить будем. И много ли нам с тобой надо?

Я подумала, что Николай Николаевич как отец тоже имеет долю в наследстве, но не стала обращать на это внимание, чтобы не настраивать против себя Веронику. Это их семейные дела. Без меня разберутся.

Вероника тем временем рассказала, что в найденном кладе были женские украшения, крупные кресты и посуда – золотая и серебряная. Ребята так решили. Хрусталя и фарфора по крайней мере там не было.

– Они его на острове обнаружили?! – уточнила я. – Где часть ПВО стояла?

Вероника и Николай Николаевич кивнули.

– То есть это мог быть монастырский клад, – сделала вывод я.

– Они тоже так решили, – сообщила Вероника. – Генрих не согласился. Монастырь был мужской. Какие женские украшения в мужском монастыре?!

– Может, паломницы жертвовали? – высказал предположение молчавший до этого времени Пашка, по виду которого я понимала, что он страшно хочет пива. Но попросить было неудобно.

– И что бы монахи делали с женскими украшениями? – спросил Николай Николаевич. – Если бы монастырь стоял у какого-то города, где их можно было продать, – еще понятно. Посуда тоже понятно. На ней хоть есть можно.

– На золотой посуде? В монастыре? – закричала тетка.

Я заметила, что в Средние века, по крайней мере в Европе, было очень много богатых монастырей. Там как раз ели на золотой и серебряной посуде. Например, одна из причин того, что Англия стала протестантской, заключалась в излишнем богатстве католических монастырей. Людей это раздражало. На их фоне остальные граждане жили бедно. В дальнейшем земли монастырей разделили (а это были огромные земельные наделы), а монастырскую утварь разобрали по домам знатных господ. Ни у кого, даже из английской знати тех лет, не было таких золотых подсвечников, как в католических монастырях. Почему-то во всех книгах, которые я читала про тот исторический период, подчеркивалась эта богатая утварь, которая имелась в католических монастырях.

Поэтому вполне вероятно, что и на территории России монастыри тоже жили неплохо, хотя, наверное, не все.

– Этот стоял на отшибе, – заметил Николай Николаевич.

– Может, так и стоял, чтобы там что-то прятать, – высказала свое мнение Вероника. – И никакие татары туда точно не доходили и навряд ли бы смогли дойти. Поэтому туда могли свозить сокровища. Не исключено, даже царские. И спрятали украшения какой-то женщины – или нескольких женщин. Хотя в наше время их никуда не наденешь. Ничего из того, что ребята привезли, я на себя точно не надела бы.

Я поинтересовалась, что Генрих сказал насчет украшений. По словам Вероники, Генрих не был ювелиром, но однозначно заявил, что у себя в магазинах точно ничего из этого выставлять не будет (хотя он немного торгует ювелиркой, в основном почему-то брошами) и вообще не рекомендует нести эти вещи в комиссионные ювелирные магазины. Если ювелир попадется толковый, возникнут вопросы о происхождении. Вещи-то явно старинные.

– Коля поэтому Генриха и пригласил, как своего человека, который в органы точно не побежит. Генрих в свое время отсидел за антикварные дела, теперь на воду дует.

К знакомым из криминального мира – а такие у Генриха имелись – он тоже не рекомендовал обращаться, опять же из-за ненужных вопросов. Если бы игра стоила свеч – то да, но принесенное ребятами не тянуло на крупные суммы. Вот если удастся привезти посуду – другое дело. Поэтому Генрих и напросился в экспедицию. Он хотел посмотреть все на месте – как укрыт клад, как все разложено, поскольку это тоже могло сыграть роль. Он планировал все сфотографировать. Это должно было поднять цену. Себе он требовал пятнадцать процентов.

– Где он планировал все это продавать? – спросила я.

– Вывозить за границу.

Я подумала, что о Генрихе стоит рассказать Ивану Захаровичу, в особенности раз Генрих провел какое-то время в местах не столь отдаленных. Сухоруков точно выяснит, кто это такой и с чем его едят.

Вероника тем временем сообщила, что у Генриха имелась и аппаратура для кладоискательства, и в первую поездку, в прошлом году, ездили только с ней. Это было еще одним объяснением приглашения Генриха. В этом году Коля тоже купил самое новейшее оборудование в Германии и брал его в поездку в июне, чтобы обыскать окрестности.

Я спросила разрешения снять серьги. Вероника кивнула. Пашка заснял.

– Ни в одной паре серег не было бриллиантов, только жемчужины и бирюза. А тут вообще нет ни жемчужин, ни подвесок!

Генрих объяснял, что подобные серьги на Руси назывались «колтами», то есть к ушному кольцу в нижней части привешивалась бляха в форме куба, круга, овала, также она могла быть неровной формы, островерхой. Именно она и называлась «колтом» (то есть колодкой, бруском). Иногда к колту снизу крепились подвески, чаще всего – жемчужины. На самых древних серьгах на колтах финифтью изображались птицы, звери и цветы. На Вероникиных серьгах не было даже этого. Но это было золото.

– И куда мне в этих серьгах ходить? – посмотрела на меня Вероника. – Оставляю как память.

– Мне сынок другие подарил, – вставила мать Романа. – Сказал, что серьги древнейшей формы.