Камень судьбы Туров Тимур

Глава 12

В четырехгранном стакане с толстыми стенками благородно желтело виски. Дэфтер пригубил обжигающий напиток, откинулся в мягком кресле и погрузился в размышления.

Сделать так, чтобы известие о заказчике отравления Стража клана Базэла распространилось максимально широко среди Ксенфов, было нетрудно. Полученные из Обители результаты допроса Анастасии Шарко Дэфтер собственноручно оформил в виде информационной записки и разослал по официальным каналам всем главам родов и старейшинам. Уже через пять минут начали поступать отклики. Все они отличались редким единодушием. Подогретые предыдущими событиями, сатра вспыхнули, как порох. Тут все сложилось одно к одному – и оленья роса, которой травили Ксенфа из Ксенфов, и смерть Крицы, и гибель патрульных в Обители, и отравление Базэла…

Копившийся гнев клана искал выход. Дэфтер отлично понимал – импульсивные и яростные его соплеменники нуждаются в простом и ясном ответе на вопрос: «Кто же враг?» И он дал им этот ответ. Стоящего у престола мало заботила участь Брегнов. В конце концов, этот клан – давний соперник Ксенфов в споре за источники и власть. Рано или поздно столкновение все равно произошло бы.

Так уж устроен мир – слабый уступает сильному, покоряется ему, а если не хочет сдаваться, то его уничтожают. Конечно, сейчас, когда колодцы силы закрыты, Ксенфам нечего и думать покончить с Брегнами. Но, во-первых, Стоящий у престола и не ставил перед собой такой задачи. С Брегнами он посчитается потом, когда станет Владыкой клана, а пока они призваны сыграть роль злого бабайки из детской сказки.

А во-вторых, это для простых бойцов и магов мир окрашен в три цвета – черный, белый и алый. Это они уверены в правильности изречения Чингисхана: «Чтобы в степи наступил мир, убей своего врага». А ему, Дэфтеру, более подходит другое высказывание: «Знакомый враг лучше незнакомого друга». Брегнов можно ослабить, потрепать, отобрать у них часть источников – и на время оставить в покое. Любая система устойчива только в положении равновесия. Если у Ксенфов исчезнут внешние враги, немедленно начнутся поиски врагов внутренних, а это чревато кровавой смутой и расколом.

Мысли Стоящего у престола перекинулись на другие кланы московских сатра. Акалоны толком не оправились после Десятилетней войны и вряд ли могут на равных конкурировать с Брегнами и Ксенфами. Совсем недавно через третьи руки к Дэфтеру пришла информация: в клане Акалон проблемы с магами, детей с хорошими способностями все меньше и меньше. Это означает лишь одно – лет через двадцать клан ослабеет. У Акалонов возникнут явные проблемы. Все прочие кланы можно вообще не брать в расчет – слабы, малочисленны, не имеют достаточного количества бойцов и чародеев. Через некоторое время, одолев Акалонов и укрепившись, можно будет или раздавить Брегнов, или предложить им союз. А почему бы и нет? Зачем терять воинов и магов, пытаясь полностью уничтожить противника? Гораздо умнее продемонстрировать врагу свою мощь, а затем протянуть руку дружбы. Деморализованные Брегны с радостью пожмут ее, не заметив, что это было вовсе не предложение партнерства. Нет, в тандеме кто-то всегда – лидер, а кто-то – ведомый. Так уж устроен этот подлуннейший из миров.

Дэфтер мечтательно прищурился, представляя заголовки новостных сообщений, ложащихся на столы предводителей различных кланов и орденов по всей столице: «Два крупнейших клана «зеленых» объединяют силы! Москва на грани больших перемен. Дэфтер Ксенф из рода Декатов претендует на то, чтобы стать первым в истории предводителем всех сатра Москвы. Город встревожен. Кто знает, куда направлены устремления «зеленых»? Где истоки мощи Дэфтера?» И так далее…

Улыбнувшись, Стоящий у престола сделал глоток виски, потянулся за сигарой. Истоки мощи… Смарагд. Удивительный камень, незаслуженно доставшийся Ксенфу на излете Второй мировой войны. Много лет его верный помощник потратил на то, чтобы узнать тайну своего шефа, и преуспел.

Бывший Владыка клана был слабым магом, но даже он с помощью магического изумруда сумел невероятно возвыситься и стать главой клана. Он, Дэфтер, куда более силен и сведущ в магии. Он сумеет то, что доселе не удавалось никому в истории – объединить в единое целое источники целого города, а затем и страны. И тогда…

Президент Российской Федерации Декатин, а для посвященных – Дэфтер, Повелитель Сфер! Владыка не клана сатра, нет… Элохим, слаш, верог, джинна – все, даже «бесцветные», даже оборотни – все покорятся ему! Или он будет править из-за кулис, двигая собственных марионеток как угодно?

От невероятных перспектив у Дэфтера буквально закружилась голова. Одним глотком допив виски, он прикрыл глаза, пережидая нервное возбуждение, внезапно охватившее его. Нет, нужно успокоиться, перестать предаваться мечтам. Нужно на время забыть о будущем и сосредоточиться на настоящем. Он еще не добыл камень. Он еще не подчинил себе клан. Грядет война с Брегнами. Война придуманная, ненастоящая, и нельзя допустить, чтобы она стала настоящей.

Рывком выбросив из кресла грузное тело, Стоящий у престола взялся за телефон. Пора было принимать отчеты. Командовать. Отдавать приказы уверенным голосом – и ждать, когда, наконец, к нему в руки попадет смарагд…

Капитан Щедрин не любил выходные дни. Суббота и воскресенье – нет ничего хуже. Точнее, он не любил, когда ему выпадало дежурить в эти самые выходные. Отмотавшие трудовую пятидневку люди стремятся расслабиться, отдохнуть; семейные выгуливают детей во дворах, парках и скверах, дачники нескончаемыми караванами тянутся на родные фазенды. Но это «нормальный контингент», неприятностей милиции они почти не доставляют, разве что какой-нибудь задавленный начальством и бытом мужик примет лишнего, взбрыкнет и устроит домашний дебош с битьем посуды. Дети ревут, супруга за телефон хватается, мол, приезжайте, спасите… Тут все просто – приехали, скандалиста в наручники, жене сурово объявляется: сударыня, прощайтесь, поедет ваша пьяная половина на пятнадцать суток. Та, естественно, опять в слезы – ой, не надо, куда же вы кормильца, его ж с работы уволят. Ну а дальше совсем весело – иногда пять, а иногда и двадцать пять тысяч можно содрать с дурехи, что за годы семейной жизни так и не научилась рулить своим благоверным, не постигла немудреную женскую науку, главный закон которой гласит: «на коротком поводке даже такса удавится». За все надо платить, так мир устроен, причем не нами.

Совсем другое дело – холостой молодняк и подростки. Выходные – их время. Щедрин молодежь ненавидел люто. Вроде и сам таким был лет десять назад, да только как-то потише, поспокойнее они с приятелями себя вели в этом возрасте. Если драка, то без свидетелей, если пьянка, то без сабантуев и оргий. А теперь что? Нынешние тинейджеры будто с необитаемых островов вырвались. Все им надо делать в общественных местах, напоказ, говоря протокольным языком, «с особым цинизмом». Пьют, ругаются, морды бьют, режут друг друга, стреляют. С девчонками опять же… Хотя те тоже хороши, оторва на оторве. Набуздаются пива или коктейлей этих баночных – и туда же. Не раз приходилось экипажу Щедрина выезжать на девичьи разборки – жуть! Кровища, выдранные с корнями клоки волос, щеки, проткнутые пилками для ногтей, выцарапанные глаза – натурально, подпиленными этими же пилками ногтями.

Гуляет современная молодежь как в последний раз. То ли и вправду верят, что конец света близок. То ли не выдерживают ритма этого, нынешнего, когда все бегом, везде успеть надо. Раньше, когда Щедрин только службу начинал, головной болью для милиции неформалы были. Эх, где вы, те милые годочки… Накроешь, бывало, по наводке бдительных соседей на хате сходняк каких-нибудь хиппи, любителей музычку послушать и травку покурить втихаря. Привезешь весь волосатый кагал в отделение. Так они вежливые, тихие, начитанные. Философов цитируют, про свободу собраний говорят, идеологическую, так сказать, базу под свои посиделки подводят. Пообщаешься с такими – и как-то сам приобщаешься, культурным человеком себя чувствуешь.

А сейчас если и попадется неформал, так либо сатанист какой-нибудь, бомжей на кладбище в жертву приносящий, либо сумасшедший с пропирсингованным мозгом, либо торчок конченый, у которого «дорожки» даже на висках.

Или приезжих взять – те не лучше, а то и похуже москвичей будут. Хотя где они, москвичи-то? Кого ни ковырни, в каждом приезжий сидит, не в первом, так во втором поколении. И добро еще, если русский, а не горец или степняк. У этих понятия вообще другие. Был случай: экипаж Щедрина на пьяную драку ездил в район Соколиная Гора. Натуральная драка – трое парней кавказской наружности пластают друг друга посреди двора, скамейки на колья раскурочили, стекла в машинах побили. В сторонке две девчонки ревут.

Обработали бойцов, не без проблем, правда. Приковали друг к другу, давай разбираться. Тут и выясняется – все трое родные братья, а ссора у них как раз из-за девчонок тех и вышла. Щедрин, понятное дело, решил – не поделили, три на два-то не делится. Оказалось, наоборот: уступали друг другу. Типа «для тэбя, брат, ничэго нэ жалко!»

И главное – все они, все вот эти без царя в голове живущие людишки, цветы жизни, будущее наше, мать его, именно в выходные дни окончательно с катушек съезжают. Гуляй, Москва, понедельник не скоро!

Дежурство начинается в десять утра. Щедрин обычно приезжал на работу впритык, к самому разводу – а чего без дела по двору ОВД шататься? Начальство увидит, припашут еще куда-нибудь. Но сегодня спозаранку нужно было тещу в аэропорт отвезти, а дальше расклад по времени получился – ни то ни се. Домой вроде ехать бессмысленно, только доедешь и уже на работу надо, а напрямки в ОВД все же рано. Рано-то рано, но куда ж деваться? Щедрин и поехал.

Коротая время до развода в уличной курилке, он потягивал кислую «мальборину», прислушиваясь к разговорам «ночников». Им тоже досталось не сахарное время. В ночь с пятницы, не зря прозванной в народе «питницей», на субботу дежурить хлопотно, канительно, но прибыльно – бухариков много. Старлей Некрасов, широко расставив крепкие ноги и устало потирая небритую щеку, не спеша рассказывал:

– К часу на Буракова подскочили. Там ресторанчик есть, ну, вы знаете, «Арамаси», до последнего клиента работают. Работяги с Сортировочной по пятницам там зависают, а потом ковыляют по домам, один другого кривее. Ну и вот: едем по Буракова, сечем клиентов. Народишку на улице мало, вроде все тихо. Тут Гаврилин мне и Симоненко говорит: «Мужики, видите иномарку у продуктового магазина?» Я гляжу – ага, стоит «мерсюк» темный. На просвет вижу – внутри трое сидят. Мужики. У Гаври нюх, он сразу стойку сделал. Да и мне тоже непонятно – чего трем мужикам в машине просто так сидеть в час ночи? Явно ждут кого-то. Ну и вот: мы ход сбавили, катим потихоньку. Тут из двора «беха» выруливает. И в ней, главное, тоже трое! Подъехали они к «мерсюку», рядом встали. У меня холодок по спине до самой задницы – нечисто дело! Что-то будет… А они окна опустили, переговорили коротко, потом «мерсюк» уехал, а «беха» осталась, на смену. Понимаю: пастьба здесь. Причем магазин-то закрыт уже, народу вокруг – ни души. Ладно, подъезжаем к «бехе», встаем. Гавря автомат с предохранителя снял, Симоненко кобуру расстегнул, я тоже. Выходим. Те сидят. Я с водительской стороны подошел, стучу в дверцу. Ну, как обычно: «здрасьте-здрасьте, ваши документы». Водила стекло опустил, смотрит на меня. Здоровый такой, башка как у кабана. Не русский, черный, кучерявый, с носом. Но определить не могу – кто? Не чечен, не айзер, не армян.

– Айсор, может? – влез сержант Паршин. – Айсоры такие бывают, с башкой и большие.

– Да погоди ты! – отмахнулся Некрасов. – А то я айсоров не видал! Говорю же – не могу определить… Ну и вот: говорит мне водила, чисто так, без акцента, без фени – командир, да все у нас нормально, товарища ждем, он ночью улетает, в аэропорт поедем. Документы показал – все в порядке. Фамилия у него, кстати, самая простая оказалась: Фокин. Я голову нагнул, двух других пассажиров срисовал – они такие же носороги кудрявые. Ну, думаю, все. Или киллеры, или на шухере. Прошу выйти всех из машины, а у самого очко – жим-жим. Смотрю на Гаврю – он с лица сбледнул… Ну, чего ты, чего? Скажешь, не было?

– Да не сбледнул я! – тонким голосом выкрикнул старший сержант Гаврилин. – Тока, мужики, вот хоть режьте – почуял я косяк какой-то. И стремно стало. Они из тачки вылазят, а меня как будто в грудак кто толкает: уходи, уходи!

– В натуре, и меня так же, – пробурчал лейтенант Симоненко, нагибая коротко стриженную голову. – На измену подсел капитально.

Некрасов решительно рубанул воздух ладонью:

– Короче, голяк! Ксивы у этих, из «бехи», в норме. И главное – фамилии у всех русские, ты понимаешь? И прикинуты как олигархи – «гучи-дрючи», часы золотые. Но нервные, резкие, чуть чего – брови супят.

– Бандюки, факт, – пробормотал Щедрин.

Некрасов услышал, скривился:

– Ни хрена. В том-то и дело, Санек. Бандюков я хор-рошо знаю. Да и все наши тоже. Эти – другие. А время идет, надо отпускать да отваливать. Думаю: если сейчас досмотр проводить, неизвестно, чем все закончится. И тут…

– И тут белая «Ламборджини» вылетает с Пятой Соколиной! – возбужденно перебил старшего лейтенанта Гаврилин. – Килов под сто двадцать прет!

– Вот чего ты лезешь, а?! – взвился Некрасов. – Прямо неймется тебе. Как шило в жопе, твою мать!

– Ну все, все, старшой… – Гаврилин поднял ладони перед собой. – Молчу!

– Так и молчи. Ну и вот: «Ламборджини», белая. Красавица, а стоит, между прочим, три сотни тонн баксов!

– Да ну?.. – недоверчиво протянул Паршин.

– Вот тебе и ну! У меня старший, Генка, по машинам с ума сходит, у него каталогов, распечаток всяких с компьютера – вся комната завалена. Короче, знаю я.

– Чего дальше-то было? – не утерпел Щедрин.

Некрасов хмыкнул, попросил сигарету. Прикурив, он выпустил облако сизого дыма и продолжил рассказ:

– Мы стоим, носороги стоят. Подлетает эта «Ламборджини» к нам, по тормозам бьет – аж дорожки дымятся на асфальте. И вылезает из нее баба, охренительная такая, с буферами. Волосы, правда, странные, темные, но с зеленоватым отливом, как у русалки, но зато до задницы, натурально. Ну и вот: командует она этим, из «бехи»: типа атас, все за мной. Потом на меня посмотрела и дунула. Легонько так, с ладошки, как будто воздушный поцелуй послала. А меня словно бревном садануло! Брык! – и я лежу. И Гавря рядом, и Симоненко. Пока поднялись, пока зенки протерли от пыли – они уже в точку ушли, и «Ламборджини», и «беха». Мы, конечно, мужикам на шоссе Энтузиастов передали: так, мол, и так, попытка нападения на патруль, но только глухо – ни на Авиамоторе, ни в Перове никто ничего не видел. Мы сперва сами попробовали проехаться, да тачка захромала. На «Жигулях» за «Ламборджини» разве угонишься? Вот, с шести утра загораем…

– Гавря, – Паршин недоверчиво посмотрел на сержанта. – Было такое?

– Гадом буду! – Гаврилин покраснел, беспомощно оглянулся на Симоненко.

Тот угрюмо кивнул.

– Теперь вот кумекаем – рапорт писать или ну его нах. – Некрасов бросил окурок в ведро с водой. – Чего посоветуете, мужики?

– А заяву по поводу нападения на патруль приняли? – спросил кто-то из подошедших «дневников».

– Не. Я связался с Давыдовым, он старшим на посту у Авиамотора был, попросил замять. – Некрасов жестом потребовал у Щедрина еще одну сигарету.

– Раз замяли, то и забудьте, – посоветовал тот же голос. – Ладно, мужики, пошли на инструктаж.

– Вы только это… поосторожнее сегодня, – сказал в спину патрульным Некрасов. – Предчувствие у меня…

«Пошел ты со своим предчувствием, – зло подумал Щедрин. – Тоже мне, Ванга в погонах нашлась».

Как обычно по субботам, дневная часть дежурства прошла более-менее спокойно. Главный геморрой, тоже как всегда в этот день, начался после четырех часов. Сперва в скверике у метро шумная компания студентов устроила разборки с битьем бутылок, затем дежурный по ОВД направил экипаж Щедрина вязать пьяного мужика в супермаркет «Перекресток», а дальше вызовы пошли косяком – драка, нападение, опять драка…

К окончанию дежурства экипаж вымотался донельзя. Водитель прапорщик Бойков и сержант-патрульный со звучной фамилией Карачун скучно матерились, слушая доносившуюся из рации многоголосицу. Судя по всему, все экипажи патрульно-постовой службы сегодня пахали как проклятые.

Неприятное предчувствие, поселившееся в душе Щедрина еще утром, после рассказа Некрасова о странном происшествии на улице Буракова, и весь день угнетавшее капитана, постепенно рассеялось, сошло на нет.

«Кажется, обошлось», – подумал Щедрин и посмотрел на часы – до вечернего развода, до двадцати двух часов, оставалось еще сорок минут.

В принципе, можно уже поворачивать «на базу». Их «полста седьмая» медленно ползла по Красноказарменной улице к набережной. Осталось лишь свернуть налево – и здравствуй, родной ОВД. Но тут затрещала рация:

– Полста семь, Полста семь! Ответьте!

– Здесь Полста седьмой, – сквозь зубы прорычал Щедрин, чувствуя: вот оно, вот!

– Где находитесь?

– Красноказарменная.

– В Лефортовском парке, в районе стадиона, замечено скопление неустановленных лиц. Проверьте обстановку и доложите. Как поняли?

– Понял вас. Стадион в парке. – Щедрин еле удержался, чтобы не сплюнуть прямо в машине, и добавил не по форме: – Наверняка футболисты.

– Все может быть, Саша, – ответил дежурный, капитан Маклашкин. – Но у нас два звонка от граждан. Возможно, это фанаты или скины. Проверь, но глубоко не лезь, сразу вызывай меня. Конец связи.

Машина медленно катила по аллее парка, залитой светом фонарей. Щедрин с переднего сиденья вглядывался в просветы между деревьями. Несмотря на выходной, здесь было пустынно, и это насторожило капитана. Обычно Лефортовский парк многолюден – семейные пары с детьми, влюбленные, компании молодежи прогуливаются по заасфальтированным дорожкам, сидят на скамейках.

– Вымерли все, что ли? – проворчал Карачун, тиская автомат.

– Чего-то мне не по себе, – отозвался Бойков, сбрасывая газ. – Быстрее бы домой…

– Отставить разговоры! – строго одернул подчиненных Щедрин.

Он и сам чувствовал странное напряжение – точно невидимые, но сильные руки уперлись в грудь и не давали вдохнуть.

До стадиона оставалось метров двести. В конце аллеи темнели трехъярусные открытые трибуны, наполовину скрытые густым рябинником. Из кустов с правой стороны на дорожку вышел человек. Грязный плащ, сумка на колесиках, шаркающая походка… Наметанный глаз капитана сразу определил – бомж, охотник за бутылками.

– Тормози! – приказал он водителю. Машина остановилась. – Мотор не глуши.

Приоткрыв дверцу, Щедрин крикнул:

– Эй! Иди сюда.

Бомж, пошатываясь, подошел. Красное, опухшее лицо его, заросшее щетиной, выражало полнейшее равнодушие ко всему на свете. Щедрин уловил специфический запах и поморщился.

– Слышь, мужик, ты давно здесь шаришься?

– Да это… Ну, хожу вот, – промямлил бомж. Он был пьян, но не сильно, обычно такое состояние называют «подшофе».

– На стадион заходил?

– Ну…

– Чего видел?

– Это… мужики в футбол играют.

– Много?

Задумавшись, бомж покрутил растопыренной грязной пятерней перед носом капитана:

– Пять… десять… Человек двенадцать, наверное.

– Выпить хочешь?

– Ага. – Опухшее лицо расплылось в слюнявой улыбке.

– Тогда так. – Щедрин вылез из машины, стараясь дышать ртом – запах мочи и алкогольной изжоги, исходящий от бомжа, грозил свалить с ног. – Идешь на стадион, смотришь, что там сейчас, все ли тихо, возвращаешься, докладываешь и получаешь на чекушку. Понял?

– Ну…

– Сумку оставь.

– Не, я без нее, кормилицы…

– Оставь, я сказал! – нахмурился Щедрин.

– Все, понял, понял, начальник. – Бомж вздохнул, отпустил металлическую ручку и, покачиваясь, двинулся к стадиону.

– Будем подождать, – объявил Щедрин экипажу «полста седьмой» и закурил.

Налетел ветер, с деревьев дождем посыпались желтые листья. Время шло. Бомж давно скрылся в зарослях, и капитан, потоптавшись у открытой дверцы, резонно заметил:

– Пора бы ему уже и…

– Не вернется он, Андреич, – уверенно сказал Карачун из машины. – Вот зуб даю – не вернется.

Щедрин пнул ногой сумку-тележку. Внутри зазвенели бутылки.

– Должен вернуться.

Он хотел добавить что-то смешное про зуб сержанта, но шутка не получилась – на аллее появился бомж. Двигался он как-то странно – боком, широко размахивая руками. У Щедрина мелькнула мысль, что бомжара не стал дожидаться чекушки и где-то уже принял, причем принял хорошо, граммов двести пятьдесят – он еле стоял на ногах.

С трудом доковыляв до машины, бомж бессмысленными выпученными глазами посмотрел на капитана, нагнулся, ухватился за ручку своей сумки и завалился в кучу опавших листьев.

– Э, ты что? – Щедрин нагнулся над ним. – Мужик, ты меня слышишь?

Карачун, оббежав «Жигули», пнул бомжа:

– Нажрался, тварь! Отвечай!

Бомж молчал.

Щедрин присел на корточки, кривясь от запаха, тронул рукой голову в замызганной вязаной шапочке.

– Мужик! Вот ведь козел!

– Вставай, сука! – рявкнул Карачун, рванул бомжа за безвольно откинутую руку. – О-па, Андреич! Да он в отрубе!

«Началось», – непонятно для себя самого подумал Щедрин и приложил два пальца к горлу бомжа под челюстью.

Приложил – и сразу отдернул, точно обжегшись о неожиданно холодную кожу.

– Готов. Переверни-ка его.

Карачун, брезгливо отворачиваясь, перевалил тело на спину и зло выругался – на груди бомжа зияла, сочась кровью, жуткая рана с рваными краями.

– В машину! – похолодев, крикнул Щедрин. – Бойков, связь!

Капитан шагнул к открытой дверце, но тут со стороны стадиона послышались крики и почти сразу за ними – негромкий взрыв. Над трибунами поплыл белесый дымок. Что-то просвистело в воздухе, срезая ветки кленов и берез, звучно поцеловало капот «Жигулей». На асфальт посыпались осколки разбитой фары. Двигатель взвыл – и захлебнулся. Наступила жуткая, неправдоподобная тишина.

– Мать твою! – Щедрин вжался в сиденье, ухватил черную коробочку рации и заорал: – Дежурный! Здесь Полста седьмой! В парке убийство. Взорвано неопознанное устройство, возможно, боевая граната, машина повреждена! Дежурный, как слышишь? Дежурный!

– Связи нет, Андреич, – тихо сказал Бойков.

Щедрин беспомощно выпустил рацию, сунулся было за мобильным телефоном, но глянул на прапорщика и увидел, что тот неотрывно смотрит куда-то левее стадиона. Смотрит – и его глаза медленно стекленеют от ужаса.

– Рвем когти, капитан! – с истерикой в голосе крикнул Карачун с заднего сиденья.

– Поздно… – бухнул Щедрин. Он тоже увидел то, что так напугало бывалого Бойкова. – Попали мы, мужики…

По дорожке медленно ползла белая «Ламборджини» с разбитым лобовым стеклом. Откуда-то из недр машины шел жирный, густой дым, правая дверца отсутствовала, и из салона свешивалось окровавленное женское тело; длинные черные с прозеленью волосы задевали пожухлую траву.

«Ламборджини» пересекла аллею, клюнула носом и завершила свой неспешный путь, ткнувшись в фонарный столб. Раздался грохот, полыхнуло пламя, и то, что еще секунду назад было автомобилем, превратилось в груду пылающих обломков, похоронив под собой свою хозяйку.

– Ну ничего себе за хрень… – хрипло высказался Карачун. – Или…

Оцепенение, сковавшее капитана, прошло.

– Уходим, быстро! – Щедрин, пригнувшись, выбрался из машины.

Бойков и сержант последовали за ним. Петляя, они побежали прочь. Капитан на бегу достал мобильник.

– Зараза, батарея села! Леша, дай твой.

– У меня тоже сдохла!

– И у меня, – рассматривая телефон, сказал Бойков.

– Но так не бывает! – Щедрин остановился за увитой высохшим хмелем беседкой.

Вокруг по-прежнему не было ни души. За деревьями догорала невидимая отсюда «Ламборджини». Экипажу вроде бы ничего не угрожало, можно было перевести дух.

– Так не бывает, – повторил Щедрин. – Чтобы и рация, и все три мобильника…

Его слова оборвал рев моторов. Не меньше десятка мотоциклистов на мощных японских байках-спидерах вылетели на аллею и рванулись к стадиону. Одетые в черное, хищно пригибаясь к рулям своих железных коней, они пронеслись мимо беседки. Со стороны стадиона злобно пролаял пулемет. Над головами милиционеров засвистели пули. Они упали в листву.

– ПКМ, – определил опытный Бойков. Прапорщик, единственный из экипажа, не потерял присутствия духа. – Пулемет Калашникова, калибр семь-шестьдесят два. В Чечне такие ценились.

Один из мотоциклистов, выбитый пулей из седла, покатился по пыльному асфальту. Оставшийся без хозяина байк занесло, и он, высекая искры, скользнул в сторону. Пулемет бил не переставая откуда-то с верхней трибуны стадиона.

Сбросив скорость, мотоциклисты разъехались в стороны, один из них махнул рукой. Верхняя трибуна украсилась огненными шарами разрывов, донесся раскатистый грохот.

– Из гранатомета бьют, что ли? – вывернув голову, неизвестно у кого спросил Бойков. – Не, не похоже.

Парк потряс мощный взрыв. Стадион заволокло пылью, с неба посыпались куски бетона, измочаленные доски, куски арматуры. Побросав мотоциклы, одетые в черное бойцы устремились к руинам трибун.

– Ни хрена себе! – тоненько вскрикнул Карачун. Он был сильно напуган.

– Поползли, – распорядился Щедрин и первым двинулся в сторону от аллеи, задевая локтями корни деревьев. Рядом пыхтел Бойков, позади сипло, со всхлипом, дышал сержант.

Земля вдруг затряслась, заходила ходуном, начала вспучиваться.

– Что за…

Щедрин не успел договорить – здоровенный клен, высившийся в нескольких метрах от капитана, зашевелил ветками, зашатался и сделал попытку упасть. Следом закачались и другие деревья, словно весь парк ожил.

– Ма-а-амо! Дывитесь, хлопцы, якый жах! – от испуга перешел на родной язык Карачун. Он сел, обнял автомат. По совершенно белому лицу сержанта блуждала безумная улыбка.

С деревьев полетели обломки веток, устремились к мотоциклистам в конце аллеи. Вокруг тех возникло бирюзовое свечение, ветки и листья начали гореть прямо в воздухе. Но многие прорвались через заслон, с чавкающим звуком принялись впиваться в тела.

Выжить после этой атаки удалось четверым. Что-то на бегу крича друг другу, они бросились к байкам, но наперерез им уже бежали из глубины парка несколько человек в камуфляже. Застрекотал автомат, несколько раз грохнул пистолет.

И вновь полыхнул огонь, громыхнул взрыв, хотя ничего похожего на гранатомет в поле зрения не было.

«Я, наверное, сошел с ума, – подумал Щедрин. Оглянувшись на дико хохочущего Карачуна, на Бойкова, наблюдавшего невероятную сцену боя с совершенно помертвевшим лицом, капитан поправился: – Мы, наверное, сошли с ума…»

Он вскочил и, уже не думая о том, что может быть замечен одной из враждующих сторон, забыв о служебном долге, со всех ног бросился бежать в густые заросли…

– Уважаемый, – голос оператора дрогнул. – Патрульная группа засекла отряд Брегнов…

– Где? – быстро спросил Дэфтер, поворачиваясь к экранам, занимавшим всю стену командного пункта.

– У Лефортовского парка. – Оператор высветил участок, дал увеличение. – Наши патрульные продолжают наблюдение.

– Брегнов много?

– Две пятерки бойцов и тройка разведчиков. Они прощупывают подходы к источнику на территории стадиона.

– Передай Федре – пусть перебросит туда свою боевую группу. С врагом не церемониться, в случае проявления агрессии – отвечать, но по возможности без магии. Ее пускать в ход только в самом крайнем случае.

– Слушаюсь. – Оператор разложил консоль связи и принялся вызывать штаб Восточного района.

Дэфтер, прикрыв глаза, следил за ним сквозь ресницы, понимая – вот оно, началось!

На командном пункте клана, развернутом за сегодняшний день прямо в усадьбе Стоящего у престола, было душновато. Из соображений безопасности пункт разместили на самом нижнем уровне. Работающая аппаратура связи и компьютеры грели воздух, а единственный кондиционер не справлялся. Дэфтер вытер платком выступивший на лице пот, глотнул воды из высокого стакана. Наступил самый главный, ключевой момент, от которого зависела реализация всего плана Стоящего у престола по захвату власти в клане.

Надо показать, что война вот-вот начнется, но не допустить ее начала. Стоит врагам понять, что Ксенфы не имеют возможности использовать магию, – и случится непоправимое.

Прошло пять минут. За это время оператор принял отчеты от патрулей из других районов, несколько раз связывался с начштаба «Восток» Федрой, но пока никакой новой информации из Лефортово не поступало.

Сидя на голодном пайке, Ксенфы были вынуждены экономить магическую энергию. Только в крайнем случае, в безвыходной ситуации, разрешалось пускать в ход боевые заклинания.

– Уважаемый, разведка Брегнов вошла в контакт с заслоном источника на стадионе! – тревожным голосом сообщил оператор.

Дэфтер пружинисто вскочил, прильнул к экрану.

– Подкрепление уже выступило?

– Они на подходе. – Молодой сатра быстро пробежался пальцами по рядам кнопок, выводя звук на внешние динамики.

– …Первый, я – Третий! – отрывисто произнес женский голос. – Заслон атакован!

– Это начштаба Федра, – шепнул оператор.

Дэфтер кивнул.

– Бой идет вовсю, это не разведка, это уже атака! Первый, у нас один раненый! Прошу разрешения лично принять участие в операции.

– Разрешаю, – несколько поспешно сказал в микрофон Дэфтер, думая, что его провокация сработала и у Брегнов, как и следовало ожидать, не выдержали нервы.

– Благодарю за доверие. На связи будет мой зам, Фемист.

Динамики смолкли. Оператор переключил звук на наушники, озабоченно застучал пальцами по клавишам, меняя каналы. Стоящий у престола представил, как зеленоволосая Федра садится в свою белую «Ламборджини», о которой не менее, чем о хозяйке, втихаря мечтает каждый молодой сатра, и мчится к месту боя.

Вновь потянулись минуты ожидания. Дэфтер вертел в пальцах сигару и все никак не решался закурить.

«Главное – чтобы все ограничилось стычками», – едва ли не молил он.

– Брегны атаковали еще один источник! – выкрикнул оператор. – К Лефортово они подтянули группу быстрого реагирования! Ситуация обостряется! Так, непредвиденный фактор. В районе конфликта замечен милицейский экипаж.

– Менты? А им чего там надо? – удивился Дэфтер.

– Мы, как известно, расшугали из парка отдыхающих, чтобы никто не пострадал, в случае чего. – Оператор поморщился, пальцем оттянул наушники – видимо, звук был слишком громким. – Но энергии на то, чтобы поставить выталкивающий контур, не имеется. Поэтому район в принципе доступен…