Камень судьбы Туров Тимур
«Да уж, – вливая в себя пенящийся напиток, угрюмо посмотрел на довольного Часовщика Глеб. – Без меня меня женили. Я ему кровь, а он всего лишь какое-то слово… Правильно говорит Андрюха-Брюха: все носатые – пройдохи. Интересно, а как он кровь будет брать? И сколько?»
Последний вопрос Глеб, допив ай-цараз, озвучил.
– Вот столько, почтенный, всего лишь вот столечко! – щеря мелкие зубы, заверил его Сог-Рот, пальцами показывая расстояние в несколько сантиметров.
«Если в рюмке – то это немного, – решил Глеб. – А если в тазу?»
Но все оказалось гораздо проще. Порывшись в ящике под верстаком, Часовщик извлек оттуда упакованный в фабричный пакетик одноразовый шприц, не привычный когда-то Погодину тоненький «красный баян», а нормальный медицинский пятикубовик.
– Дай руку! Я все сделаю быстро! – стрекотнул Сог-Рот, цепко ухватив Глеба за запястье. – Закатай рукав. Сожми пальцы. Еще, еще… Закрой глаза.
– Зачем? – с трудом ворочая непослушным после ай-цараза языком, спросил Глеб.
– Крови не боишься, а? – Часовщик вытянул губы трубочкой. – Ай молодец! Другие «коричневые» боятся. На пол падают. Штаны мочат. Ты – мужчина. Хорошая сделка!
«Знал бы ты, лилипут чертов, сколько раз я тыкал в себя иголкой, – сам бы обмочился», – едва не ответил Глеб.
Сог-Рот зубами стянул со шприца упаковку, колпачок, примерился и умело и осторожно ввел иглу в вену. Поршень мягко поехал вверх, матовый цилиндрик шприца заполнился кажущейся в полумраке мастерской почти черной кровью.
– Вот и все! – затряс ушастой головой Часовщик, быстро пряча шприц. Вместо ватки он сунул Глебу какую-то тряпку, предварительно макнув ее в широкое горлышко кувшина с ай-царазом. – На, пусть кровь твоя встанет и не течет наружу. Тут ей не место.
«Что я делаю? – Послушно зажимая мокрой тряпицей прокол, Погодин обвел помещение тоскливым пьяным взглядом. – Все, что произошло в последние несколько дней, – это бред, тяжкая галлюцинация…»
– Почтенный Сог-Рот, – заговорил тем временем внимательно наблюдавший за процедурой забора крови Акунд, – теперь твоя очередь.
– Да, да, – снова затряс головой Часовщик. – Аскет ныне облекся в водное кольцо, сокрылся от мира. Он стар и подозрителен, и может убить просто так. Слово успокоит его, ну а дальше вы должны действовать сами. Когда вы предстанете перед ним…
– Когда мы встретимся с Игроком, твоя часть сделки будет выполнена, почтенный, – нетерпеливо сказал Акунд.
Сог-Рот вздохнул.
– Слово такое…
И он издал серию горловых и шипящих звуков, будто змея, которой наступили на хвост. Глебу стало смешно – ни один человек не в состоянии повторить эту какофонию. Но оказалось, что сатра такое вполне под силу. Акунд несколько раз воспроизвел Слово, вопросительно посмотрел на Часовщика. Тот кивнул.
– Тогда позволь нам откланяться, почтенный. – Сатра поднялся во весь рост.
Глеб тоже попытался встать, но проклятый ай-цараз сыграл с ним злую шутку – ноги не слушались, голова кружилась, в ушах стоял гул.
– Сейчас! – Прижав руки к груди, Часовщик умчался за занавеску и вернулся с глиняной пиалой, полной напитка, похожего на странное, зеленоватое молоко. – Пей, Глеб Погодин. Это прояснит твой разум и укрепит тело. Пей.
Глеб выпил. «Молоко» было кислым и терпким. Его чуть не стошнило, но хмель действительно прошел.
– Спасибо, – возвращая пиалу, прошептал он.
– Прощай, почтенный, – поклонился Акунд Сог-Роту. – Да не угаснет пламя в твоем горне во веки веков!
Оказавшись на улице, Глеб еще раз оглянулся на Коричневый дом Часовщиков.
– Интересно, что за гадостью он меня напоил?
– Скисшим молоком трехцветной кошки, – думая о чем-то своем, рассеянно ответил сатра. – Эй, братуха, да я же пошутил!
Но Погодина уже вырвало…
Беглецы не могли видеть того, что произошло в мастерской Часовщика после их ухода. Сог-Рот некоторое время сидел без движения, глядя на закопченный циферблат старых ходиков. Наконец его рука скользнула за отворот грязной рабочей рубахи и извлекла самый обычный сотовый телефон. Набрав номер, карлик сухо произнес:
– Они были у меня, госпожа. Да, пять минут назад. Их интересовал Аскет. Я дал им Слово. Нет, мы заключили сделку, я не мог отказать. Хорошо. Надеюсь, вознаграждение поступит вовремя. Всего вам доброго, госпожа.
В бывшем кабинете Ксенофонтова сидели друг напротив друга, неспешно беседуя, Декатин и Царев. По крайней мере, секретарша Елизавета Львовна, зайдя туда, чтобы принести кофе, увидела именно это: заместитель погибшего шефа принимает доклад от начальника службы безопасности.
На самом же деле Дэфтер и Базэл встретились накануне чрезвычайного Совета клана, чтобы обсудить крайне тяжелое положение, в которое попали Ксенфы.
– После убийства Владыки, закрытия колодцев силы, атаки на Обитель и смерти Крицы совершенно понятно, что кто-то пытается ослабить и уничтожить нас, – гудел Страж клана, склонив голову и глядя на свои чудовищные кулаки, лежащие на полированной столешнице. – Я задействовал осведомителей и могу сказать: это не сатра из других кланов, хотя вроде бы им это интересно в первую очередь. Но информаторы сходятся в одном – никто и из других сфер не таит к нам вражды.
– Это было известно и так, уважаемый Страж, – устало помешивая ложечкой кофе, вздохнул Дэфтер. – Враг притаился где-то рядом, совсем рядом. Быть может, мы завтра на Совете будем говорить с ним. После загадочного побега Акунда и «коричневого» из Обители не осталось никаких сомнений – среди нас изменник или даже изменники. Беглецам помогли.
– Они убили троих! – возвысил голос Базэл. – Хотел бы я добраться до этого Акунда!
– Он, помнится, подавал пару лет назад прошение о зачислении в твою службу? – вопросительно изогнул бровь Стоящий у престола.
– Да. – Страж клана скрипнул зубами. – Не исключено, что уже тогда он замышлял черное дело. Смерть Акунда будет долгой и мучительной!
– Я бы не спешил с выводами. – Отставив чашку, Дэфтер потер виски. – Представь, что ты принял бы его. Вряд ли ему удалось бы тогда, будучи на виду, содеять что-либо против клана. Нет, тут все сложнее… Меня очень занимает этот «коричневый»! Глеб Погодин, кажется?
– А меня – «Силлипитирья», – отрубил Базэл. – Мы нашли несколько упоминаний об этих убийцах в отчетах Стражей клана прошлого века. Стало быть, такая организация действительно существует.
– Ты нелогичен, уважаемый Страж, – усмехнулся Дэфтер. – Если Акунд и Погодин – наши враги, то яснее ясного, что они, припутав сюда «Силлипитирью», хотели навести нас на ложный след. Клянусь корнями Великого дерева, я впервые оказался в такой темноте!
– Я совещался с парнями, – после некоторой паузы произнес Базэл. – Мы выработали пакет мероприятий для нормализации положения. Готов их предоставить.
– Ну-ну. – Дэфтер достал из кармана носовой платок, протер обширную лысину, отхлебнул из чашечки кофе. – Слушаю тебя, уважаемый.
Базэл засопел, выкладывая на стол из файл-бокса листы распечатки.
– В первую очередь мы должны достать из запасников все аккумулирующие амулеты, заполненные магической энергией, и передать их боевым магам клана. Маги-целители, маги-предсказатели, маги-наставники обязаны передать подобные предметы в распоряжение Совета клана.
– Это разумно, – кивнул Стоящий у престола. – Что еще?
– На прошлом Совете молодой глава рода Гиппосов Пекрес высказал ряд дельных, как нам кажется, мыслей, к которым, увы, не прислушались. Мы предлагаем объявить клан на военном положении и всю полноту власти передать Совету. Совет не распускать до нормализации ситуации. Начать постоянное круглосуточное патрулирование нашего домена. Усилить охрану всех объектов, принадлежащих клану, включая источники и бизнес-структуры. Обратиться за поддержкой к союзникам, хотя таковых у нас почти и нет. Много лет мы были сильны и ни в ком не нуждались.
– А это не преждевременно? – Дэфтер взял в руки карандаш и в задумчивости начал постукивать им о край малахитовой пепельницы. – Если реализовать все это, клан понесет большой экономический урон. Это во-первых. А во-вторых, мы открыто признаемся, что у Ксенфов большие проблемы. Это может спровоцировать наших недругов на открытые действия против клана. Надо крепко подумать…
– Времени на раздумья не осталось! – горячо возразил Базэл. – Мы балансируем на грани больших потрясений, и неизвестно, чем все закончится! Когда в дом стучится беда, ее не встречают, лежа на кровати. О Дэфтер, поддержи нас на Совете. Уверяю тебя – нет более преданных клану сатра, чем я и моя служба безопасности. Сказав «альфа», нужно говорить и «бета», разве не так?
– Так… – внимательно посмотрев в глаза Стражу клана, ответил Стоящий у престола. – И все же мне надо подумать…
Попрощавшись с Царевым, Декатин поднялся из кресла, подошел к большому панорамному окну и некоторое время любовался видом осеннего парка. Вернувшись за стол, он достал из отделанного золотом хьюмидора толстую, почти черную «куабу», щелкнул гильотинкой, обрезая кончик, но, потянувшись за зажигалкой, неожиданно отложил сигару и ткнул в кнопку селектора.
– Елизавета Львовна, соедините меня с Анастасией Владимировной. Срочно!
Когда закурлыкал телефон, Василий Леонтьевич, развалившись в кресле и задрав ноги на стол, вовсю дымил «куабой», прикрыв глаза тяжелыми веками. Сняв трубку, он лениво буркнул:
– Да?
Строгий и холодный женский голос произнес:
– Господин Декатин, мне сказали, что вы…
– Настя, бросай все и поезжай в норку, – положив сигару в пепельницу, негромко сказал Декатин. – Я буду через час. Я соскучился…
Голос в трубке мгновенно изменился, потеплел, в нем появилась легкая хрипотца:
– Да, да, я поняла. Уже выезжаю. Что-то приготовить, купить?
– Ничего не надо.
– А…
– Что?
– У вас… У тебя есть что-то для твоей любимой ласковой кошечки?
Декатин усмехнулся, проворчал:
– Есть!
И нажал кнопку, отключая соединение.
– Ну, и куда мы дальше? – отдышавшись после очередного рвотного позыва, поинтересовался у Акунда Глеб.
– Сог-Рот сказал, что Аскет облекся в водное кольцо. Я не помню точно, что это за хрень, но, по-моему, это где-то в Измайлово, – задумчиво проговорил сатра.
– Водное кольцо? Измайлово? – В голове Глеба мелькнула догадка. – Остров на Серебряно-Виноградном пруду?
– Да, типа того, – рассеянно кивнул Акунд. – Меня не это волнует. Все-таки побаиваюсь я к тому типу идти, Игроки – они опасны, как акулы или бешеные волки…
– А кто они вообще такие? – спросил Глеб.
– Маги. Но не такие, как все остальные. Могущественные, странные, и источники им не нужны.
– Понятно. – Глеб закурил. – Все одно ехать надо, чего на месте стоять?
– Ну, давай… – нехотя согласился сатра. – Как туда ехать?
– Можно на тачке, можно на метро.
– Вот уж хрен! – Акунд презрительно скривил губы. – Пусть на метро оборотни катаются…
Расплатившись с таксистом-бомбилой у метро «Партизанская», Глеб про себя с сожалением отметил, что денег осталось не так много, как он думал. По дороге они перекусили в ресторанчике на «Электрозаводской» и купили мерзнущему сатра пушистый исландский свитер.
«Надо начинать экономить», – решил Погодин, еле поспевая за вышагивающим впереди Акундом.
- Седая истина права,
- Запоминайте, ради Бога:
- Не в деньгах счастие, друзья,
- А в том, что их должно быть много.
Оставив по левую руку высокие здания гостиницы «Измайловская» и пряничные шатры лубочного «кремля», через десять минут они уже стояли на берегу пруда, у Второго Бауманского моста. За серой водой поднимались полуоблетевшие кроны ив, скрывавшие стены бывшей царской усадьбы, после революции ставшей «городком имени Баумана».
– Если я все понимаю правильно, твой Аскет обитает именно там, – сказал Глеб.
– Не нравится мне все это. – Акунд сплюнул под ноги. – Блудня какая-то. Игроки – они… хм… Может, не пойдем?
– Но Крица сказал… – начал было Глеб.
Сатра раздраженно оборвал его:
– Знаю, знаю. А вдруг там засада?
– Ты ошибаешься, сатра, – раздался за спиной знакомый насмешливый голос. – Там засады нет. Я ждала вас здесь.
Глеб и Акунд обернулись одновременно – перед ними стояла, улыбаясь и поигрывая короткой тростью, затянутая в черную кожу сатресса. Поодаль застыла еще одна женщина, красивая странной, болезненной красотой, очень худая и бледная. Глеб вздрогнул.
«Вот и все. «Силлипитирья». Кажется, это переводится как «мои соболезнования», – мысли рванули с места в карьер. – Может, милицию позвать? Хотя какая тут милиция. Эта магическая стерва… она, наверное, человек сто за раз уложить может…»
Акунд немного пригнул голову, сделал короткий скользящий шаг, оказавшись чуть впереди Глеба. В душе Погодина шевельнулось уважение к сатра. Его товарищ по несчастью был грубоватым, порой себе на уме, но в критические моменты он, не задумываясь, бросался в бой, прикрывая Глеба.
– Ты смелый мальчик, – улыбнулась сатресса. – Успокойся, я не буду убивать – ни тебя, ни «коричневого». Контракт разорван. Не заставляй меня делать тебе больно. Мне нужен камень.
– У нас его нет! – срывающимся голосом выкрикнул Глеб.
Мимо шли люди, обычные прохожие, любующиеся красотами этого заповедного уголка Москвы. Группа иностранцев, окружив гида, слушала его рассказ о царе Алексее Михайловиче. Веселой стайкой промчались школьники. Влюбленная парочка с цветами спустилась к самой воде.
«Интересно, что они видят? – отрешенно задал себе вопрос Погодин. – Наверное, двух красивых девушек и флиртующих с ними парней».
– Я так и думала, – кивнула сатресса. – Но времени у меня предостаточно. Ты, «коричневый», пойдешь и принесешь смарагд…
Вскинув голову, Акунд с ненавистью посмотрел на нее:
– Ты не Ксенф! Он не принадлежит тебе!
Заразительно рассмеявшись, сатресса склонила голову к плечу, искоса поглядела на сжавшего кулаки сатра.
– Мальчик, а ты забавный. Ты все еще не понял, что мне принадлежит все, что я только могу пожелать.
И вдруг, резко переменившись в лице, она хищно оскалилась и сдвинула брови. Бледная девушка, уловив смену настроения сатрессы, почти мгновенно оказалась совсем рядом. От нее исходила хорошо ощутимая волна холодной ненависти.
– «Коричневый»! Марш за камнем! Я не люблю повторять дважды! – Жесткий приказ точно бичом хлестнул Глеба.
– Я… Мне… – пролепетал он, совершенно потерявшись. – А как же Акунд?
– Он будет залогом.
– А гарантии?
– Не в твоем положении думать о гарантиях! – Голос сатрессы зазвенел. – Камень принесешь сюда. Времени тебе – сутки. – Она сунула трость под мышку, небрежно кивнула на Акунда и сказала своей спутнице: – Возьми его.
Тот рванулся, но девушка выпростала тонкую, почти прозрачную руку с черными ногтями, прищелкнула пальцами. Глеба как будто ударило невидимым бревном – он упал, а когда поднялся, увидел, что сатра, стуча копытами, послушно бредет следом за женщинами, а на безвольно отвисшей нижней губе мотается тонкая ниточка слюны…
Глава 9
Вагон метро болтало на невидимых в темноте стрелках, ритмичный грохот навязчиво бился в ушах.
– «Павелецкая», переход на станцию «Серпуховская», – прокатился по вагону безжизненный голос информатора.
Пассажиры зашевелились, кто-то начал протискиваться к выходу.
Голос торопил, роняя слова:
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Октябрьская».
Парень, уткнувшийся головой в пристроенную на коленях сумку, со стороны казался спящим. Никто не обращал на него внимания, никому не было дела до чужих проблем. Ну, спит и спит – может, пьяный, может, устал, а то и вовсе наркоман какой-нибудь. Ломка у него или умер уже. Пусть те, кому положено, на конечной станции разбираются.
На самом деле Глеб Погодин не умер, не спал и не был пьян. Он мучительно размышлял, как ему следует поступить теперь, когда ситуация обострилась донельзя. Вновь вспомнилось детство и история с мышами в пылесосном шланге.
«Оптимисты любят говорить, что выход есть всегда, – мысли ползли в голове словно нехотя, тяжелые и неповоротливые. – Наверное, оптимисты – это те, кто никогда не попадал вот в такое положение, как я. Все, с кем мне довелось иметь дело, либо гибнут, либо… Нет, «иметь дело» – не совсем правильные слова. Милка – разве с ней я «имел дело»? Или Акунд? А Крица? Чер-рт! Камень придется отдать. Ну и пусть. Жил же я без него – и дальше проживу. Собственно, а чего я завелся? Я не сатра, не Часовщик, не маг и вообще влез во все это случайно. В конце концов, плевать мне на все эти магические заморочки! Да, плевать! Отдам камень, они отпустят Алексея… то есть Акунда…»
И вдруг Глеб отчетливо понял – не отпустят. И его самого тоже убьют. Жуткая хозяйка «Силлипитирьи» свернет ему шею, как куренку. Получит камень, уберет свидетелей – и концы в воду. Или в землю. Или в огонь. Да мало ли способов!
Резко выпрямившись, Глеб напугал сидящего рядом мужичка-работягу. Тот, подхватив пластиковый кофр с инструментами, поспешно встал и отошел подальше от странного пассажира с безумными глазами. Но Глеб не обратил на это никакого внимания. Его разум отчаянно бился в паутине страха. Неожиданно из глубин подсознания поплавком всплыла подленькая мысль:
«А кто такой мне этот Акунд? Еще несколько дней назад я его и знать не знал. Сатресса решила, что я непременно постараюсь спасти его, принесу камень. Но ведь можно сделать по-другому. Отвезти изумруд в Обитель, сказать: «Вот ваш артефакт, расколдуйте Милку!» Потом мы вместе уедем из Москвы – и все будет хорошо».
На мгновение Глебу показалось – все, выход найден! Пусть через предательство, через смерть сатра, но ситуацию можно сделать благоприятной для себя. Однако холодная логика подсказала: обольщаться не следует. Если «Силлипитирья» сумела найти их в Измайлово, вполне вероятно, что передвижения Глеба тоже под контролем магов-убийц. Его просто не пустят в Обитель, перехватят по дороге.
«Или еще проще – возьмут в момент, когда я достану камень из тайника. А ведь и верно! Как я сразу не допер! – Ему сделалось жарко от этой безжалостной простоты. – Они не знали, где камень, но знали, что мы придем к Аскету. В заложники взяли именно Акунда, потому что сатра сопротивлялся бы до последнего. Они были уверены – я приведу их к изумруду. У меня нет друзей за Пеленой, я – всего лишь «коричневый». Сог-Рот… а ведь он и мог навести на наш след. Или не он? Да какая теперь разница… Н-да, куда ни кинь, всюду клин. Но что же делать? Ехать за камнем или попытаться сбежать? Совсем сбежать, «соскочить», как говорят в криминальных сериалах. Жизнь-то одна. Акунд погибнет, Милка вечно будет «храниться» в Обители, я потеряю все – работу, квартиру, но, если повезет, останусь в живых. Поселюсь в каком-нибудь Екатеринбурге или Новосибирске, постараюсь сменить документы, устроюсь по профессии… И всю оставшуюся жизнь буду трястись, ожидая, что вот сейчас откроется дверь и в нее войдет убийца из «Силлипитирьи». Или из клана Ксенфа».
– «Октябрьская», переход на Калужско-Рижскую линию, – бесстрастно оповестил голос из динамика.
Поезд затормозил, за окнами сверкнули огни станции. Нужно было решаться – или идти за камнем, или…
– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, – вслух произнес Глеб слышанную где-то фразу, поднялся и вышел из вагона.
Две девушки, сидевшие напротив, переглянулись и дружно расхохотались.
– В Кащенке сегодня день открытых дверей! – сквозь смех выдавила одна.
– Так стра-ашно жи-ить… – подражая Ренате Литвиновой, пропела вторая.
И они снова засмеялись…
Настя Шарко была довольна жизнью. А чего роптать и жаловаться на судьбу, если природа посредством папы и мамы одарила ее идеальной фигурой, симпатичным личиком и великолепными пепельно-серыми волосами, которые с помощью модного шампуня Настя превратила в настоящие платиновые локоны? Высокая грудь, большие голубые глаза, припухлые безо всякого силикона губы, по-детски изогнутые домиком брови – редкий мужчина не оборачивался, когда она шла по улице. Хотя справедливости ради надо признать, что как раз на улицах города Настя бывала реже всего. Бытие девушки, недавно отметившей свое двадцатидвухлетие, протекало по большей части за рулем красной «Ауди», в спа-салонах, фитнес-клубах, ночных увеселительных заведениях, офисе «Фонда Ксенофонтова» и собственной уютной квартирке, подаренной Насте год назад ее «мохнатым медведиком», как она именовала в минуты страсти Декатина. Квартирку о трех комнатах, расположенную на двадцать первом этаже элитного дома, по плану точечной застройки воткнутого среди старинных особняков на Елоховской, любовники между собой называли «норка». Именно туда сейчас и отправилась Настя, сообщив коллегам по финансово-экономическому отделу, что ей звонили из товарищества собственников жилья по поводу запаха гари, якобы доносящегося из-за входной двери.
– А вдруг я утюг забыла выключить? – закатывала глаза Настя, поспешно одеваясь.
Две дамы предпенсионного возраста, одна из которых по совместительству была начальницей Шарко, кивали, в душе злорадствуя – ну, может, хоть так Бог накажет эту бессовестную лярву, от которой в отделе толку чуть больше, чем от вешалки у дверей?
Бросив машину у подъезда, Настя стрелой влетела в лифт и, пока кабина поднималась на ее этаж, в нетерпении постукивала каблучками, царапая бирюзовыми ногтями металлическую панель с кнопками вызова. Причина такого поведения крылась отнюдь не в страстной любви к Декатину. «Мохнатый медведик», конечно, был «клевым папиком», а в постели вообще творил чудеса, иногда поражая опытную Настю какой-то нечеловеческой, звериной способностью заниматься любовью по нескольку часов подряд. Но все это для девушки было лишь приложением к главному – деньгам, положению в обществе и еще одной вещи, без которой Настя с некоторых пор уже не мыслила свое существование и которая имелась только у Декатина.
В квартиру она вошла, напевая себе под нос куплет модной песенки певицы с мужским именем Максим:
- Перекрашу квартиру в розовый цвет.
- В спальне будет ночь, а на кухне рассвет.
- Я выкину прочь все дверные замки.
- Все будет петь по взмаху руки.
На самом деле перекрашивать что-либо здесь не было никакой нужды – дизайн и обстановка в «норке» делались согласно Настиным желаниям и капризам. Получилось, по мнению хозяйки, «миленько и без напряга». Стены действительно отливали розовым, в косяки дверей были вставлены кристаллы Сваровски, от гламурной позолоты рябило в глазах, а мягкая мебель – кресла, диваны, пуфы, отороченные по всем швам пушистым белым мехом, напоминали каких-то обаятельных зверьков, не то беременных кроликов, не то поседевших шиншилл. Сами шиншиллы в «норке» тоже присутствовали – возились в позолоченной клетке. Ухаживал за ними специальный человек, угрюмый носатый биолог, аспирант МГУ, приходивший два раза в неделю. Настя, как-то решив похулиганить, попыталась затащить его в кровать – просто так, для души. «Специальный человек» настолько испугался, что у него произошел сердечный приступ. Декатин, когда Настя рассказала ему об этом случае, хохотал до слез, а отсмеявшись, ударил ее по лицу, не сильно, но обидно, и весело сказал:
– Еще раз узнаю о чем-то подобном – убью.
Настя не заплакала, не стала устраивать истерику, просто коротко сказала, что все поняла, потому что знала – «клевый папик» и вправду убьет. Было в нем что-то такое… Жуткое и завораживающее одновременно. Умом многое не понимая, да и не пытаясь понять, Настя «особым чувством блондинки» ощущала – шутить с Декатиным нельзя. Никогда.
Раздевшись в гардеробной до трусиков, девушка пробежалась по длинному коридору, сделала «колесо» – все же не зря «в школьные годы чудесные» несколько лет посещала секцию художественной гимнастики – и открыла дверь ванной.
– Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое! – провозгласила Настя, открывая воду.
Обжигающие струи душа хлестнули по спине, ягодицам, бедрам. Поворачиваясь и так, и эдак, она жмурилась от наслаждения, а в душе все пело: «Скоро приедет папик и привезет «вкусняшку».
«Вкусняшка» и была с некоторых пор для Насти самым главным моментом в их отношениях с Декатиным. Густо-красный сладкий сироп с легким привкусом клубники «мохнатый медведик» привез, по его словам, из Греции. Он называл его «имиглико», что на языке страны олив и мраморных руин означало «полусладкое», а Настя говорила просто – «вкусняшка».
Она не задумывалась, что это такое на самом деле. Чайная ложка «имиглико», добавленная в бокал мохито вместо сахара, делала напиток безумно вкусным и дарила божественное опьянение – легкое, веселое, зажигающее страсть, а потом, после всего, уносящее в страну прекрасных видений. И еще один важный момент: сколько бы алкоголя Настя ни выпила, если в него добавлена хотя бы капля «вкусняшки», наутро никогда не болела голова, а тело было полно энергии и готово наслаждаться жизнью дальше.
Настя жалела только об одном – что запасы чудесного сиропа у Декатина очень невелики. Как-то она поинтересовалась, не собирается ли «медведик» в Грецию.
– А чего ты хочешь, киска? Там, как известно, все есть.
– Привези мне большую бутылку «вкусняшки», – попросила Настя.
Декатин странно сверкнул глазами, рассмеялся.
– «Имиглико» не бывает много. Его не разливают в большие бутылки. И в маленькие тоже. Это очень дорогое и редкое… лакомство. Но если ты будешь хорошо себя вести и наденешь сегодня вечером тот костюм медсестры, что я подарил на Рождество, я принесу тебе пузырек. Договорились?
– Конечно, мой медведик! – просияла Настя.
Подумаешь – надеть халатик с красным крестом, кружевные чулки и десять минут поиграть «в больничку». Насте приходилось в жизни делать куда более неприятные вещи, причем за куда менее щедрое вознаграждение…
К сожалению, тот пузырек давно кончился, и почти месяц Настя обходилась без «вкусняшки». Но совсем недавно, несколько дней назад, Декатин намекнул ей, что обзавелся бутылочкой «нашего полусладкого приятеля». Девушка тут же начала настаивать на свидании, но тут произошла трагедия – убили «большого шефа», как называл «медведик» Ксенофонтова, и Декатину стало не до развлечений с любовницей.
Звонок в дверь прозвучал, когда Настя допивала кофе. В прихожей, пододвинув «папику» вязаные перуанские тапочки-почикос, она взглянула в его круглое лицо и отметила про себя, что выглядит Декатин так себе – круги под глазами, резче, чем обычно, обозначившиеся морщины.
«Интересно, а сколько ему лет? – впервые задумалась девушка. – Он ведь уже совсем старый…»
Вслух же она произнесла традиционное:
– Медведи-ик мой пришел! Кисочка так соску-училась… Сразу в душик?
Декатин отрицательно покачал крупной головой, шагнул в комнату. Усевшись в пушистое кресло, он выставил на стол бутылку мартини, хрипло сказал:
– Давай-ка выпьем. Неси посуду.
Пока Настя доставала фужеры, рядом с мартини появилась крохотная, прямо-таки аптечная колбочка, в которой рубиново светилось «имиглико». Заметив ее, девушка радостно запрыгала, точно маленькая, хлопая в ладоши.
– Медведи-ик! Какой ты лапка! Вкусняшку принес!
– Сядь, – сухо указал на соседнее кресло Декатин.
Свернув пробку с мартини, он наполнил фужеры, откупорил колбочку и вылил ее содержимое в Настин напиток. «Имиглико» розовым облачком расползлось в толще светло-желтого вина.
– Ну, за все хорошее! – Тост был не оригинальным, но иного и не требовалось.
Настя подхватила фужер, чокнулась и под затихающий в воздухе хрустальный звон с удовольствием глотнула терпко-сладкой, чуть обжигающей жидкости.
Заметив, что девушка собирается поставить фужер, Декатин нахмурился:
– Нет, киска. Выпей все. До дна.
Эти слова пробудили в душе Насти легкую тревогу. Но «вкусняшка» уже начала действовать, и мир постепенно наполнялся блаженной радостью, вытеснившей все неприятные мысли. Дурачась, девушка шумно выдохнула, как профессиональный алкоголик перед тем, как проглотить какую-нибудь спиртосодержащую дрянь, и лихо влила в себя мартини, занюхав рукавом шелкового халатика. Ей было хорошо, и она пыталась рассмешить Декатина, но тот сидел бука букой, угрюмо глядя перед собой.
В течение последующих десяти минут Настя, включив музыкальный центр, станцевала под «Спайс гёрлс» «полустриптиз» и рассказала «папику» несколько смешных, по ее мнению, анекдотов, вычитанных на «Одноклассниках». Василий Леонтьевич сидел не шевелясь. Вдруг он вскинул голову, посмотрел на часы и поманил девушку толстым волосатым пальцем.
– Что хочет медведик? – Полуголая Настя присела на подлокотник кресла, призывно потерлась о плечо Декатина, но тот в ответ лишь приобнял ее за загорелую талию и тихо, раздельно выговаривая слова, спросил:
– Ты знаешь, кто такой Вадим Царев?
– Ага, – весело тряхнула завитыми локонами Настя. – Он во-о-от такой! Человек-гора!
– Сейчас ты оденешься и поедешь в фонд. Царев у себя. Ты войдешь к нему и… и сделаешь так, чтобы он захотел тебя. Потом, когда все случится, ты достанешь вино. Главное – чтобы Царев его выпил. Ты меня понимаешь?
– Д-да, – несколько растерянно сказала Настя. – Но медведи-ик… у меня нет вина…
– Я дам тебе бутылку. Это будет весело. – Слова Декатина падали, как тяжелые камни. – Это нужно мне. Если ты все сделаешь правильно – получишь два вот таких пузырька «имиглико». Поняла?
И он впервые за все время посмотрел прямо в глаза девушке. Настя попыталась отодвинуться, но взгляд Декатина был наполнен такой силой, что она тут же сдалась.
– Да, – глухо произнесла Настя. – Я все сделаю… Когда надо ехать?
– Прямо сейчас. Иди, одевайся. Хотя нет, погоди… – Декатин вынул из кармана маленький шарик на цепочке. – Надо подстраховаться, а то вдруг эти проклятые ма… что-нибудь учуют. Смотри сюда, киска, смотри внимательно и верь моим словам…
Взгляд девушки сфокусировался на шарике, и тот засветился призрачным зеленым огнем. Глаза Насти стали совершенно пустыми, а Декатин поднес губы к ее уху и произнес несколько слов.
– Теперь иди. – Он хлопнул девушку по попке. – И быстрее! И упаси тебя Всеотец задержаться.
Декатин поднялся на ноги, бросил взгляд на часы. Когда Настя, волоча за собой по полу халатик, скрылась за дверью, он пробормотал:
– До Совета еще три часа. Мы должны успеть…
Осенний вечер накатывался на Москву, как неприятельская армия. Тяжелые тучи шли сплошным строем, густо бомбардируя город ледяной крупой. Пронзительный ветер трепал широкие ленты перетяжек, рвал афиши, раскачивал деревья, и их оголенные ветви секли стылый воздух, словно сабли. Густой туман дымовой завесой полз по запруженным автомобилями улицам. Под его прикрытием в столицу вступала зима, но никто из погруженных в свои житейские сиюминутные проблемы людей пока не замечал этого.
Зябко поеживаясь под порывами ветра, Глеб не спеша шел по улице Бутлерова, время от времени оглядываясь по сторонам. На душе у него теперь царило обреченное спокойствие. Выбор сделан, Рубикон перейден. В голове занозой сидела единственная мысль:
«Главное – чтобы быстро! Пусть больно, но быстро! Крица был прав – умирать, не доделав дела, страшно. Поэтому пусть все произойдет за несколько секунд… Как там пелось в какой-то старинной песне: «Если смерти – то мгновенной».
Вот и стройплощадка. Расшугав стаю бродячих собак, Глеб нашел дыру в заборе, протиснулся в щель между двумя отогнутыми листами профнастила и вломился в мокрый бурьян. Место, где лежал камень, он помнил хорошо. Когда до тайника осталось буквально два шага, Глеб остановился, сбросил сумку на землю, глубоко вдохнул холодный вечерний воздух. Вокруг громоздились глыбы бетона, сквозь туман смутно просвечивал остов здания, напоминающий развалины древнегреческого Парфенона.
– Здесь мне и лежать! – неизвестно кому сообщил Глеб.
Бурьян ответил меланхолическим шелестом, ветер швырнул в лицо пригоршню ледяных гранул. Достав сигареты, Глеб долго возился с зажигалкой. Курил он жадно, а когда в пальцах остался лишь обгорелый фильтр, потянулся было за второй сигаретой, но тут же убрал пачку в карман.
– Перед смертью не надышишься!
Быстро достав футляр с камнем из щели между бетонными блоками, Глеб выпрямился, протянул руку в туманную мглу.
– Вот смарагд! Забирайте! Ну?! – Его голос дрожал, срываясь на визг.
В ответ где-то на другой стороне стройплощадки залаяли собаки. Глеб ошалело огляделся – никого! – по-заячьи сиганул к сумке, подхватил ее и стремглав бросился прочь, петляя между раскуроченными бытовками… В голове набатом стучало:
«Жить! Жить! Жить!»
Шатаясь, точно пьяный, он выбежал на улицу и, распугивая одиноких прохожих, понесся к метро. Слежки не было. Глеб Погодин, живой и невредимый, с изумрудом, оказался на время предоставлен самому себе. И у него по-прежнему оставалось два пути, две возможности, два плана действий – либо отдать камень, либо уйти в бега.
Судорожно глотая табачный дым у входа в подземку, Глеб размышлял:
«Хоть монетку кидай… И человека, чтобы посоветоваться, нет. Нет?! Черт! Да на кой мне человек, когда есть…»
Отбросив недокуренную сигарету, он решительно рванул стеклянную дверь метро. Размахивая сумкой, едва не сбил дежурную, продрался через турникет, начисто забыв про карточку, и под трель свистка побежал вниз по эскалатору.
Над притихшим осенним леском плыл ароматный дымок мангала. Расторопный шашлычник, весело посверкивая глазами, насаживал обсыпанное приправами мясо на длинные шампуры. Поодаль, в резной деревянной беседке, вокруг застеленного крахмальной скатертью стола, молча сидели полтора десятка человек. Тишину нарушали лишь потрескивающие угли да тихий звон ветра в высоких хрустальных бокалах. Набольшие клана Ксенфа собрались на поминальную встречу, чтобы почтить память погибших и решить судьбы живых. Дэфтер, выждав положенное обычаями время, когда сидевшие за столом мысленно попрощались с Владыкой, старым магом и погибшими во время ночного происшествия в Обители воинами, подал знак наполнить бокалы темно-золотистым фалернским вином.
– Во славу Всеотца и Великого древа – да живет клан Ксенфов в веках! – провозгласил он.
Главы родов и старейшины поднялись с мест, пригубили, но никто не стал допивать вино до дна – важные дела нужно решать на трезвую голову.
И лесок в пойме Цны, и охотничьи угодья на заболоченном берегу реки, и трехэтажный особняк из дикого камня, возвышающийся на холме и наполовину скрытый багряными кленами, – все это официально принадлежало «Фонду Ксенофонтова» и проходило по документам как «оздоровительный пансионат», а на деле было жалованным имением Василия Леонтьевича Декатина. Чрезвычайный Совет клана Ксенфов собрался здесь не случайно – территорию и дом надежно защищали охранные заклинания длительного действия, продублированные новейшими системами из числа тех, что берегут покой резиденций первых лиц европейских государств.
– Уважаемые сатра! Поскольку время дорого, предлагаю сразу заслушать мои предложения по выходу клана из той кризисной, сложной ситуации, в которой он оказался после смерти Владыки и Старшего мага.
Дэфтер говорил уверенно, напористо, подкрепляя каждую фразу энергичным жестом руки.
– Уважаемый, а почему мы не видим здесь Стража клана? – едва дождавшись, когда Дэфтер умолкнет, низко прогудел старейшина Адал.
– В самом деле, а где уважаемый Базэл? – присоединился к старику Дорот. – Без него…
– Базэл болен, – поспешно сообщил собравшимся Дэфтер. – Сегодня днем он почувствовал себя плохо. В настоящий момент им занимаются лекари из Обители.
Сидевшие за столом сатра нахмурились. Рамер, впервые надевший мантию Старшего мага клана, покачал седой головой:
– Неладно, когда в такой момент Страж клана позволяет себе болеть. У него нет такого права!
Читать бесплатно другие книги:
