Код Золотой книги Козловский Юрий
…На место я приехал за пять минут до назначенного срока. Съехав с дороги, вышел из машины и осмотрелся по сторонам. Я знал, где прятался каждый из моих парней, но, как ни старался, не увидел никого из них. На занятиях в Школе маскировке на местности было отпущено немало учебного времени.
Огромный армейский «Хаммер», раскрашенный в камуфляжную расцветку красноватых тонов, под стать окружающей местности, вынырнул из горячего марева совершенно неожиданно, появившись будто ниоткуда. Следом за автомобилем так же ниоткуда возникла цепь вооруженных автоматическими винтовками людей. «Хаммер» остановился метрах в двадцати от моей малолитражной «Хонды», кажущейся по сравнению с ним игрушкой. Оттуда вышел начинающий лысеть крепкий мужчина с навеки застывшей на лице постной миной и вопросительно посмотрел на меня.
– Пусть ваши люди остаются на месте! – крикнул я.
– Книгу! – тихо, так, чтобы его не слышали оставшиеся в трех десятках метров за его спиной офицеры, потребовал Иеремия.
– Сначала документы! – возразил я. – И у меня до сих пор нет подтверждения перевода!
Я достал телефон и сделал вид, что набираю СМС. На самом деле я просто без всякого смысла тыкал в кнопки пальцем – меня совершенно не интересовали его миллионы.
– Ну конечно! – сказал я обиженно. – Ничего на счет не поступало!
– Деньги будут сразу после обмена! – сказал генерал оскорбленно. – Неужели вы думаете, что я буду мелочиться? А документы – вот они. Давайте книгу!
Он, не глядя, протянул руку, и из машины кто-то подал ему зеленую пластиковую папку.
– Давайте, давайте! – повторил генерал.
Я взял с заднего сиденья «Хонды» портфель. Тот самый, что однажды уже побывал в руках генерала Льва.
– Идите сюда! – предложил я.
– Лучше вы! – не согласился он.
– Тогда давайте посередине!
– Давайте! – И он сделал осторожный шаг в мою сторону.
Все это выглядело настолько по-детски, что мне стало смешно. Я представил себе, что Иеремия, один из всемогущих «властителей мира», выхватывает у меня портфель и, показав язык, убегает сломя голову, и едва удержался от смеха.
На этот раз мы хорошо подготовились, гораздо лучше, чем к встрече с генералом Львом. Иеремия шел ко мне, и непреодолимое желание скорее прикоснуться к Золотой книге притупило его осторожность до такой степени, что он не видел, как люди за его спиной опустили к земле стволы своих «М-16» и окаменели, не в силах шевельнуться.
Дальнейшее даже нельзя было назвать боем. Иеремия вдруг почувствовал, что каждый новый шаг дается ему все с большим трудом, будто он шел по грудь в воде против быстрого течения. Поняв, что дело неладно, он уронил на землю папку с документами и приготовился защищаться.
Американец оказался не слабее покойного Льва, и преодолеть его сопротивление оказалось нелегко даже впятером. Но я недаром упомянул, что в этот раз мы хорошо подготовились. В том числе и технически. Из-за камней появился Виктор, держащий в руке похожую на ручной гранатомет трубу. Но это был не гранатомет. Лейтенант нажал на спуск, из трубы вылетела развернувшаяся в воздухе сплетенная из серебряных нитей сеть и накрыла генерала. Некоторое время он отчаянно метался, как попавшая в невод акула, и мне показалось, что сеть может не выдержать. Но Слободенюк сильно дернул шнур, будто подсекая рыбу, сеть затянулась на теле Иеремии, и он затих, не в силах пошевелиться. Лишь иногда издавал приглушенное рычание – прикосновение серебряных нитей причиняло ему сильную боль.
Я прислушался к внутреннему голосу и понял – все! Больше нам ничто не грозило. Обездвиженные, но не потерявшие способность соображать офицеры хорошо знали, кого ловят серебряной сетью…
…В ближайшие три месяца невидимый миру ураган пронесся по планете, выметая из убежищ генералов-изменников. Создав вокруг себя информационный вакуум, они ничего не знали о происходящих в Службе событиях и тем самым загнали себя в ловушку. Даже получая предложение насчет Золотой книги, они ничего не сообщали коллегам, не желая ни с кем делиться вожделенным сокровищем. С каждой новой операцией мы набирались опыта, и захват проходил легче, чем в прошлый раз. А в Китай нам даже не пришлось ехать. На прием к маршалу попросился заместитель главы тамошней Службы кореец Хо и принес удивительное известие. Оказалось, что китайские оперативники, давно заметившие странности в поведении генерала Чана, разоблачили его, и сейчас генерал заключен в серебряную клетку.
Умом я мог понять гуманизм маршала, стремившегося после изгнания врага сохранить изменникам жизнь. Или он все еще надеялся на спасение их душ, или просто не мог забыть их дедов, которых помнил только-только пришедшими в Службу молодыми, чистыми душой ребятами… Но, зная, в кого они превратились и какие планы вынашивали, я всем сердцем был против этого, хотя ничего не говорил падре. И немало злорадствовал, когда после проведения обряда «экзорцизма» оказалось, что спасать уже некого. Покидая тела генералов, враг сумел произвести в их душах такие изменения, после которых они могли лишь пополнить ряды обитателей психиатрических клиник. Маршал объяснял происшедшее какими-то учеными словами, которых я не понял. У меня было свое мнение насчет случившегося. Думаю, враг инстинктивно отомстил бывшим хозяевам за долгие годы, проведенные в симбиозе с генералами в униженном подчиненном состоянии.
К Новому году с изменой в рядах Службы было покончено. Во всех отделениях вместо отстраненных генералов появились новые руководители. Маршал занимался этим лично, разрушив практику наследования должностей. Конечно, «детки» генералов, рассчитывающие на высокие посты, остались недовольны, но падре легко усмирил их.
Маршал сложил с себя полномочия главы российской Службы и, к общему удивлению, назначил вместо себя… Борю Кацнельсона. Моя надежда передать ему старшинство в нашей пятерке накрылась медным тазом.
Глава 11. А вас, подполковник, я попрошу остаться…
Прошел Новый год, за ним Рождество. Приближались крещенские праздники. Ни Боря, перепрыгнувший сразу через два звания и несколько должностных ступеней и взлетевший на горные вершины власти, ни Радзивилл, оставшийся моим командиром, не спешили воссоздавать нашу пятерку, второй раз за короткое время ставшую четверкой. Практически как боевая единица она перестала существовать. За все это время я выполнил всего одно простенькое сольное задание – обезвредил злокозненного одержимого, недалекого умом, но хитрого и изворотливого, который наводил по ночам ужас на жителей одного подмосковного городка. Остальные дни я проводил в праздном созерцании потолка в своей одинцовской квартире, куда вернулся еще до Нового года. После нашего «дезертирства» Служба перестала перечислять квартирную плату, и почтовый ящик оказался полон неоплаченными квитанциями и грозными предупреждениями о выселении. Теперь, слава Богу, справедливость восторжествовала, и бухгалтерия полностью погасила мою задолженность.
Во время моего отсутствия кто-то даже умудрился взломать замок и проникнуть в мое холостяцкое жилище, но дальше прихожей грабителю пройти не удалось. Вместо тревожной сигнализации жилье каждого офицера Службы снабжено специальным устройством, разработанным нашими умельцами. Не буду объяснять, как оно действует, но после его срабатывания любой непрошеный гость бежит от охраняемого объекта с такой скоростью, будто за ним гонится легион завывающих и клацающих зубами чертей. Многим после этого приходится отстирывать штаны…
Итак, я томился бездельем и тосковал по Катерине и Антону. Несколько раз я спрашивал маршала, когда смогу их увидеть, и каждый раз слышал один и тот же ответ: позже. Сейчас они заняты в своем времени чрезвычайно важным делом, но уже скоро мы все получим длительный отпуск, который сможем провести вместе.
Сам маршал, уступив власть Кацнельсону, занял скромный пост Бориного советника и теперь обучал его премудростям управления такой сложной системой, как наша Служба. Начали они с устранения несправедливости, допущенной по отношению к полевым офицерам. Все мы прошли новую коррекцию, полную, а не в том урезанном виде, что ограничивал продолжительность нашей жизни ста двадцатью годами. Теперь этот срок зависел исключительно от личных качеств каждого из нас. И только Петр Станиславович Радзивилл, легендарный оперативник, чьи вошедшие в историю Службы операции сохранили жизни даже не тысячам, а миллионам не подозревавших об этом людей, категорически отказался что-то менять в своей жизни.
– Я слишком свыкся с тем, что скоро для меня все кончится, и готов к этому, – заявил он. – После новой коррекции мне пришлось бы жить, не зная сроков, а этого я, хоть ты тресни, никак не могу принять. Нет, я уже привел свои дела в порядок, написал завещание, и не надо больше ко мне приставать. Я ведь не атеист и знаю, что со смертью ничего не кончается. И надеюсь, заслужил для себя там, – он показал пальцем вверх, – не самое плохое местечко.
Я чувствовал, что командир что-то не договаривает, и пытался переубедить его. Но тщетно. Сам я отнесся к коррекции спокойно, никакого восторга не испытывал и, прислушиваясь к себе, не замечал никаких изменений.
Ранним утром накануне праздника Крещения мой телефон заиграл бодрую мелодию футбольного марша и незнакомый голос сообщил, что Франц Витольдович Орловский к четырнадцати часам собирает сотрудников на совещание. Я забрал со стоянки свой успевший запылиться «БМВ» – уже две недели Служба не трогала меня – и отправился в Центр. Приехав туда за два часа до назначенного срока, я по привычке поднялся в буфет и увидел там Павла, Митю и Виктора. Они сидели за столом и с аппетитом уплетали щи с нежнейшими телячьими ребрышками. Я присоединился к ним, и минут десять за столом не раздавалось ни звука, кроме хруста разгрызаемых косточек.
Мы уже убрали со стола посуду и расслабленно откинулись на спинки стульев, сытые и довольные, когда в буфет вошел Боря Кацнельсон, придвинул от соседнего стола стул и присоединился к нашей компании. Первое время после его неожиданного возвышения, соблюдая субординацию, мы пытались относиться к нему так, как положено рядовым оперативникам относиться к генералу Службы. Сначала Боря недовольно морщился, а потом заявил, что перестанет с нами разговаривать, если мы будем тянуться перед ним. Мы с удовольствием согласились, а Виктор – тот и вовсе стал смотреть на Кацнельсона как на божество.
– По какому поводу собираемся? – поздоровавшись, спросил я у Бори. – Можешь хоть намекнуть?
– Да я и сам точно не знаю, – ответил он. – Похоже на то, что затишье кончается. И правильно, что-то мы засиделись без дела. Маршал уже две недели сидит запершись в кабинете, порученцы едва успевают таскать ему документы. Весь аналитический отдел только на него и работает. Что-то он задумал. Но не будем гадать, через час все узнаем.
Без десяти два мы сидели в огромном зале на первом этаже, размерами и великолепной отделкой напоминающем зал Большого театра. Я оказался здесь впервые и удивленно крутил головой. Зал был так велик, что никак не должен был вместиться в левом крыле здания, а огромные золоченые люстры висели на такой высоте, что даже конек крыши Центра не достал бы до них. Такого никак не могло быть. Но ведь было! По поведению сидевших в обтянутых бархатом креслах офицеров было сразу видно, кто попал сюда впервые, а кто давно привык к этому великолепию. Одни, как я, изумленно крутили головами, другие сидели спокойно и вполголоса переговаривались между собой. Всего здесь собралось несколько сот человек.
Мои размышления прервало появление на сцене маршала. Усевшись за приготовленный для него стол, он заговорил, и сразу стало тихо. Не было никаких микрофонов, но голос маршала разносился по всему огромному залу, хорошо слышный в самых дальних его углах.
– Здравствуйте, господа! – сказал он. – Я попросил вас собраться здесь по важному поводу. Скоро я покину вас…
Тут ему пришлось жестом успокоить начавшееся в зале волнение. Когда ропот стих, он продолжил:
– Да, нам придется расстаться. Но об этом позже. А сейчас мы вместе с вами должны определить цели Службы на ближайшее время и на отдаленную перспективу. Измена генералов привела к тому, что враг изменил тактику. Мы должны оперативно находить новые методы борьбы и от обороны переходить в наступление. Я не отрицаю, что все вы честно и бесстрашно исполняли свои обязанности, как могли искореняли проникавший в наш мир хаос. Но генералы вели вас не туда, указывали неверное направление. Вы, наверное, заметили, что число настоящих одержимых уменьшается с каждым годом? Конечно, в этом есть и ваша заслуга. Но все обстоит гораздо сложнее. Враг набирается опыта и меняет тактику. Он не стремится теперь к простому физическому уничтожению людей, хоть и не гнушается насилия и терроризма. Важнее для него оказалось уничтожение духовной составляющей человека. Последние пятьдесят лет я посвятил исследованиям, результаты которых хочу вам доложить. Не сомневаюсь, они заставят вас задуматься.
Наблюдая огромные массы людей, я поразился, как широко распространился враг в нашем мире. Трудно найти человека, не носящего в себе хотя бы маленькую его частичку. Как правило, чем выше положение человека в обществе, тем большая часть его души захвачена врагом. Но страшнее всего то, что люди, стоящие во главе стран и народов, имеющие власть и определяющие ход событий в мире, поражены им все без исключения. А если вдруг где-нибудь и существует это исключение, то оно только подтверждает общее правило. Не буду объяснять прописных истин, вы и сами отлично знаете, что происходит в мире, в том числе и в России, народ которой стремительно теряет лучшие свои качества, всегда отличавшие его от других народов. А сейчас мне иногда кажется, что власть в стране исподтишка захватила шайка клептоманов. И беда в том, что люди постепенно привыкли к такому положению и даже не понимают, что все может и должно быть иначе. Тех же немногих, кто видит истинное положение вещей и готов бороться с наступающим хаосом, враг ловко разворачивает в нужном себе направлении, и те уходят в революционный терроризм, заменяя созидание разрушением и еще больше увеличивая количество страданий на земле.
Не менее ловко враг использует людей талантливых и просто способных к искусству и литературе. Подсказывает, нашептывает, подталкивает под руку… А когда на свет появляется очередной «Черный квадрат», провозглашает его высшим достижением человеческого гения. Примеров много. Если уж богомерзкий «Код да Винчи» объявили образцом интеллектуальной литературы и разнесли по всему миру… Может показаться, что все это мелочи, недостойные нашего внимания, но по воздействию на человеческие души их можно сравнить с эпидемией холеры в Средние века. Сказано ведь, что дьявол ныне прячется в типографской краске. И это вовсе не шутка. Можно еще добавить, что он затаился в экране телевизора.
А церковь? С момента своего возникновения христианская церковь противостояла врагу, называя его дьяволом и борясь с ним за человеческие души. Но и туда враг протянул свои щупальца. Он проник даже в Ватикан, и Святой престол оказался во вражеском окружении. Русская православная церковь пока еще держится, хотя и в ней некоторые иерархи путаются с дьяволом. И все-таки, оболганная и униженная, церковь держит заслон перед наступлением сатаны. Незаметный деревенский батюшка иногда способен оградить от влияния врага больше душ, чем опытный офицер Службы. Поэтому мы не только не должны пренебрегать помощью церкви, но и сами всеми силами должны помогать ей.
Число прорывов из адского измерения резко уменьшилось в последние годы, но присутствие врага не сокращается, а, наоборот, увеличивается. В этом нет никакого парадокса. Враг незаметно, но непрерывно просачивается в наш мир. Я сделал кое-какие расчеты, с которыми познакомлю вас в конце совещания. Может быть, они покажутся вам слишком приблизительными, оторванными от реальности. Пожалуйста, любой из сомневающихся может проверить их, используя всю мощь информационно-аналитического отдела Службы. Скажу сразу: лично я проделал это дважды, потому что, увидев результаты вычислений в первый раз, не поверил своим глазам. Вывод был краток и страшен: если ничего не предпринимать, наш мир исчезнет еще до конца нынешнего века. Пустота, из которой приходит враг, попросту поглотит его. Но до этого он пройдет через все беды и страдания, описанные в Откровении…
…Я знал маршала лучше остальных и не сомневался, что он говорит правду. У меня внутри все похолодело. Ведь конец нынешнего века – это время, в котором живут Катерина и сын. Неужели для них уже наступил Апокалипсис и я никогда больше не увижу своих любимых? Успокаивали лишь слова маршала: «если ничего не менять». Не для этого ли он собрал нас?
– Неужели Господь создал наш мир для того, чтобы его проглотила какая-то безмозглая пустота? – Голос маршала зазвучал громче. – Можем ли мы это допустить? Лишить будущего наших детей и внуков?
По залу прокатилась волна ропота, и на этот раз маршал не стал ее останавливать. Продолжил, когда все выговорились и шум утих сам собой.
– Я молился Всевышнему, чтобы он помиловал наш мир, как готов был когда-то помиловать погрязшие в грехах Содом и Гоморру ради нескольких праведников. Просил его дать мне силы перекрыть дьяволу все лазейки, ведущие в наш мир. И Господь услышал меня, дал понять, что я должен сделать для этого. Потому я и сказал вам, что скоро мы расстанемся. Я уйду, а вы останетесь здесь и будете продолжать борьбу. Наш мир полон зла, и пройдет не одно столетие, чтобы искоренить его. Даже если мне удастся оградить мир от нового проникновения врага.
Я скосил глаза на сидевшего рядом Павла. Он всегда отличался прохладным отношением к церкви и религии, и сейчас я ожидал увидеть на его лице скептическое выражение. Но оказался не прав. Глаза Павла горели, он завороженно слушал маршала.
– Сейчас я в общих чертах познакомлю вас с планом, который мы разработали вместе с генералом Кацнельсоном, – сказал падре, и мне показалось, что он посмотрел прямо мне в глаза. Ну и Боря! И молчал! – Если вы поддержите нас, то с завтрашнего дня каждому из вас будет поставлена конкретная задача…
Совещание продолжалось до позднего вечера. Когда оно закончилось и офицеры, возбужденно переговариваясь, потянулись к выходу, ко мне подошел молоденький порученец и сказал:
– А вас, господин подполковник, маршал просит остаться.
Глава 12. Рай
Я умышленно не считал дни и потому не знал, сколько времени мы уже провели на острове. Может быть, три недели, а может – четыре. Ночи мы с Катериной проводили вдвоем, а по утрам, не каждый день, но часто, приходил Антон. Иногда один, иногда с Ингой, брюнеткой с матово-смуглой кожей лица и загадочным взглядом голубых глаз. Сын назвал ее своей невестой, а Катя по секрету шепнула мне, что месяцев через восемь мне предстоит стать дедом.
Я по-прежнему не знал, из какого года они приходят и какие события происходят в их мире. Не знал, чем занимаются там Антон и Катя. Нет, маршал не запрещал мне расспрашивать их. Гипотезы о временных парадоксах – ерунда, объяснил он. Время обладает огромной инерцией, и любая попытка изменить будущее таким экзотическим путем, как, например, не раз описанное в литературе убийство собственного дедушки или устранение родителей злодея мирового масштаба, не даст ровно ничего. Всплеск скоро затихнет, круги на поверхности времени успокоятся. Вместо не родившейся важной исторической личности на свет появится другая, не менее значительная, и развитие истории пойдет прежним путем.
Я не задавал жене и сыну лишних вопросов по другой причине. Просто я боялся раскиснуть. Ни разу в жизни я не менял уже принятого решения, а теперь боялся не выдержать. Случись такое, никто не смог бы меня упрекнуть, в том числе и маршал, но я сам не смог бы жить с таким грузом на душе.
Но – по порядку. После разговора с маршалом я наконец получил долгожданный отпуск вместе с возможностью провести его с Катей не в Центре, хотя я был бы счастлив и этим, а на райском острове посреди океана, где, кроме нас, никого не было. Падре Франциск был настолько щедр, что не стал ограничивать меня сроками.
– Оставайся здесь, сколько сочтешь нужным, – сказал он, выведя меня из пространственного туннеля через расщелину в поросшей диким виноградом скале. – Конечно, в разумных пределах. Когда почувствуешь, что пора, вернешься тем же путем. А передумаешь – живи здесь хоть вечно. Все в твоей воле. Вот тропинка, по которой ты придешь к дому.
Он повернулся и, не прощаясь, исчез в темноте расщелины.
Дом оказался деревянным строением, при взгляде на которое так и напрашивалось название «бунгало». Катя ждала меня на большой веранде у входа, сидя в плетеном кресле-качалке. Не хочу описывать нашу встречу. Эти подробности касаются только нас двоих. Но остров достоин того, чтобы рассказать о нем подробнее. Я не знаю, воды какого океана плещутся о его берега. Честно говоря, это меня не слишком и интересует. Может быть, этого безымянного клочка суши и вовсе нет на Земле, а существует он лишь в искусственной, отделенной от нашего мира пространственно-временной нише, где только и могли встретиться люди из разных времен, я и моя Катерина. Если это так, то неведомым мастерам удалось создать настоящий райский уголок.
Остров был невелик, в первый же день мы с Катей обошли его по периметру и вернулись домой еще засветло. Я быстро убедился, что такого места просто не могло существовать в природе. На острове имелись все климатические зоны, начиная от тропиков по берегам и заканчивая заснеженными склонами невысоких в общем-то гор, возвышающихся в его центре. Тут можно было найти местечко на любой вкус – наполненные жизнью тропические джунгли и сосновые леса с огромным количеством грибов и ягод, горные речки со звенящими водопадами, небольшую степную зону и альпийские луга. Мне даже показалось, что, пожелай я прогуляться по пустыне, в тот же день за ближайшей горой обнаружился бы небольшой кусочек Сахары.
Наше «бунгало» оказалось оборудовано полным набором чудес. Без всяких видимых источников электроэнергии в доме горели светильники и работал холодильник, запас продуктов в котором регулярно пополнял Антон. Даже в знойный тропический полдень во всех четырех комнатах и на большой кухне было прохладно, хотя я не обнаружил и следа кондиционера.
Около дома росли деревья с тропическими плодами, а поднявшись по ведущей в горы тропинке, можно было нарвать сладких груш и любимой мною ароматной антоновки. Тут же росли усыпанные ягодами кусты малины и смородины. Невозможно было сойти с тропинки, не оставляя после себя следы раздавленных ягод земляники и черники. Чуть ли не под каждым деревом целыми семьями росли грибы – белые, подосиновики, маслята… Конечно, я не специалист, но у меня было стойкое убеждение, что все это великолепие ну никак не могло произрастать одновременно и в таком тесном соседстве.
Целыми днями мы с Катей не вылезали из моря и покрылись таким загаром, что издали, наверное, нас можно было принять за темнокожих аборигенов. Экипировавшись обнаруженными в доме ластами, масками и дыхательными трубками, мы ныряли в чудесные коралловые леса, играли с любопытными, доверчивыми, почти ручными дельфинами. А однажды, открыв приглянувшуюся мне двустворчатую раковину, я обнаружил в ней огромную матовую жемчужину, которую тут же подарил Кате.
Иногда по вечерам над островом проносился быстротечный тропический ливень, и мы с Катей прямо в одежде выскакивали под сплошную стену падающей с неба теплой воды. Хотя какая там одежда – шорты да майки…
А вчера утром Антон принес большую сумку, из которой слышалось характерное звяканье, и выставил на стол десяток запечатанных по старинке сургучом литровых бутылок с вином.
– Это подарок от Николая Васильевича Полубояринова, – ответил сын на мой незаданный вопрос. – Старик до сих пор владеет старым виноградником.
Вино оказалось не хуже того, которым ежегодно одаривал меня дед незнакомого мне, еще не родившегося Николая Васильевича, Семен Полубояринов, и я не стал уточнять, кому был предназначен презент. Вряд ли внук предполагал, что я еще жив в его время. Если вообще когда-нибудь слышал про меня. Надо же, внук Семена – и вдруг старик!
Наложив на себя добровольный запрет на любые расспросы, я не имел никаких оснований скрывать от сына события собственной жизни. Потягивая густой темно-красный божественный напиток, я рассказывал о проведенных операциях, о друзьях, о погибшем Мишке. И с грустью думал, что для сына это уже история, дела давно минувших дней. Но слушал он внимательно, не спуская с меня горящих интересом глаз.
После обеда Антон, сославшись на дела, ушел по тропинке к входу в пространственный переход, а Катя прилегла в спальне – у нас вошло в привычку устраивать послеобеденную сиесту. Я уселся в качалку на веранде и, прикрыв глаза, задумался. Вино, сначала подарившее мне блаженное ностальгическое состояние, сыграло со мной злую шутку, вернув мыслями к тому, о чем я старался не вспоминать на этом райском острове…
…После совещания маршал отвел меня в свой кабинет на первом этаже, усадил в удобное кресло и долго расхаживал из угла в угол, не начиная разговор. Я тоже молчал, понимая, что без причины старик не позвал бы меня. Наконец он уселся напротив, посмотрел мне в глаза и сказал:
– Владимир, того, о чем я хочу тебе рассказать, не знает никто. Раньше я не хотел открывать правду и тебе, но потом понял, что скрывать ее от тебя я не имею права. К тому же, если ты примешь мое предложение, твоя осведомленность не будет иметь ровно никакого значения.
Я понял, что маршалу непросто вести разговор, и даже не пытался как-то подтолкнуть его. Молчал и слушал. А он глубоко вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, и произнес:
– Катерина – моя дочь, а ты – отец моего внука!
Мои глаза едва не выпали из глазниц. Это потом, сравнивая в памяти их лица, я искал и находил общие черты, объединявшие его с Катей и Антоном. Но тогда… тогда я был так ошеломлен, что некоторое время не понимал, о чем он говорил дальше.
– Это случилось в тысяча девятьсот двадцать четвертом году. – Голос маршала доносился до меня как сквозь слой ваты. – Я любил ее мать, и мы день ото дня ждали появления на свет нашей девочки. Но обстоятельства тогда сложились так, что я вынужден был скрываться и не мог обеспечить их безопасность. Не буду рассказывать, как мне удалось это сделать, но я смог забросить мать Катерины в две тысячи шестьдесят пятый год, снабдив ее необходимыми инструкциями. Кроме того, я просчитал вероятности и спланировал все так, чтобы моя дочь смогла занять подобающее ей место в Службе. Но вашей с Катей встречи я просчитать не смог, и она оказалась для меня полной неожиданностью. Зато у меня появился замечательный внук.
За одни эти слова я готов был полюбить старого маршала…
… – Володя, ты что?
Я помотал головой, не сразу поняв, что это Катя стоит передо мной.
– Сидишь с открытыми глазами и ничего не видишь! Что с тобой!
– Нет-нет, ничего страшного! – Я постарался успокоить ее. – Просто уснул с открытыми глазами. Наверное, вино так подействовало.
– Так ты еще и алкоголик! – шутливо возмутилась Катя. – С кем я связалась! Ладно, давай похмеляйся и пойдем купаться!
Она налила два стакана вина из стоявшей на столе бутылки, один протянула мне, а второй с видимым удовольствием выпила сама.
Целый час мы плавали и ныряли. Потом Кате надоело, и она поплыла к берегу. Я остался в море, перевернулся на спину и лежал на воде, раскинув руки и прищурив глаза. Вот он, рай, подумал я. Только я в нем лишний. Потому что мое пребывание в Эдеме больше похоже на исполнение последнего желания приговоренного к смертной казни. И тянуть его до последнего срока значило лишь продлевать мучение.
Вокруг, с плеском выскакивая из воды, резвилась стая дельфинов. Один из них подплыл ко мне и принялся подталкивать носом, приглашая к игре. Но я не принял заигрывания, потому что мыслями снова был там, в Центре…
… – Теперь мы в какой-то мере стали родственниками. – По губам маршала скользнула странно-беспомощная улыбка, но тут же пропала, и он снова нахмурился. – И тем тяжелее для меня делать тебе это предложение.
«Неужели хочет предложить какой-то высокий пост?» – мелькнула у меня мысль. Только не это! Служба оперативника вполне устраивала меня, больше того, нравилась, и я вовсе не рвался к властным вершинам. Обижать старика не хотелось, но придется отказываться. Я знал себе цену, но знал и предел своим возможностям. Другое дело Боря, для которого генеральское звание оказалось лишь возможностью проявить свои способности. Да и то, как я стал подозревать, далеко не все. А может быть, руководствуясь родственными чувствами, маршал хочет оградить меня от сопутствующих моей должности опасностей и предложить какую-то синекуру? Но я не угадал. Мой нежданный тесть не предложил мне ни высокого поста, ни почетной, но спокойной должности. Сначала я вообще не мог понять, чего он от меня хочет.
– Скажи мне. – Он смотрел на меня так, что я не смог бы отвести взгляда, даже если бы захотел. – Ты веришь в Бога?
– А как вы думаете, маршал? – сказал я и вдруг почувствовал, что мои слова звучат немного легкомысленно. – Разве можно бороться с дьяволом, не веря в Бога?
– Хорошо! – удовлетворенно сказал он, но мне показалось, что в его голосе промелькнуло сомнение. – Надеюсь, твоя вера достаточно крепка, чтобы осмыслить мое предложение. Только не надо спешить с ответом. Все слишком серьезно, чтобы играть в благородство. Твой ответ должен быть продиктован не только разумом. И, главное, решение должно быть окончательным…
…Я легонько оттолкнул дельфина – не обижайся, не до тебя сейчас! Он понял меня, отплыл в сторону и смешался с компанией. Если вдруг Создатель когда-нибудь решит, что потерпел неудачу с людьми, то обязательно обратит внимание на этих удивительных жителей моря!
Выйдя на берег, я сразу понял: Катя что-то почувствовала. Она сидела на песке, охватив руками поджатые ноги, уткнув подбородок в коленки, и печально смотрела на горизонт. Присев рядом с ней, я обнял ее за чуть вздрагивающие плечи. Нужно было что-то говорить, но я не решался начать. Катя начала разговор сама.
– Ты уходишь? – спросила она таким голосом, что я замер: неужели она обо всем догадалась?
– Да, родная, – ответил я, боясь посмотреть на нее. – Пойми, иначе я не могу…
Глава 13. Ад
… – Не вернешься, не вернешься, не вернешься! – кричала тьма.
Я открыл глаза и посмотрел на светящееся табло электронных часов. Четыре сорок семь. Слишком рано, чтобы вставать, и слишком поздно, чтобы пытаться снова уснуть. Я протянул руку, взял стакан воды, в которой, как я и пожелал с вечера, плавали кристаллики льда, с наслаждением сделал маленький глоток и попытался вспомнить: что же мне снилось? Вроде бы ничего страшного, но почему я проснулся с таким тревожным чувством?
Я плотно сжал веки и попытался если не заснуть, то хотя бы оказаться в том блаженном состоянии между сном и явью, когда пропадают мысли и появляются неосмысленные видения. На какое-то время помогло, я плыл по теплым волнам, качался на них, но вдруг ласковая вода стала обжигающе горячей, и я, сбросив одеяло на пол, мучительно застонал. Наверное, так просыпается человек, которому вчера вечером сказали, что он болен неизлечимой болезнью и жить ему осталось не больше недели. Господи, неужели я снова уснул? Что за дурацкий сон! Толстенькая кривая карлица, выглядывая из черного проема в стене, кричала:
– Не вернешься!
Почему я решил, что она карлица? В проеме я видел только ее лицо!
А ведь и в самом деле не вернусь! Через неделю я отправляюсь на свое последнее задание. Отправляюсь туда, откуда не возвращаются…
Я сильно потер руками лицо, чтобы прогнать видение, и сел на кровати. Все, уснуть больше не удастся. Конечно, можно себя заставить, но мне вовсе не хотелось возвращаться в ночной кошмар. Хватит с меня и тех мыслей, что неотрывно преследуют днем! Нужно сегодня же поговорить с маршалом…
Стоило вспомнить о падре, как зазвонил телефон внутренней связи. Я взял трубку и, не став больше ложиться, отправился с ней в ванную комнату.
– Ты проснулся? – Разумеется, это был он. – Тогда приходи, продолжим.
Неужели он совсем не спит? – мелькнула у меня мысль. Маршала можно было застать бодрствующим в любое время суток. Может быть, за свою долгую жизнь он научился обходиться без сна?
Через полчаса я закрыл за собой дверь с табличкой «27» – я снова жил в том самом номере, который занимал в годы обучения в Школе, – выпил в буфете чашечку кофе и отправился на первый этаж. Падре ждал меня в своем кабинете. Уже три недели он готовил меня к последнему в моей жизни заданию, и, по его словам, я был уже почти готов. Через неделю мы вместе отправимся туда, где нет ничего, кроме ледяной ненависти. В то измерение, которое в Службе между собой мы называли адом.
Тогда, на совещании, я, как и все остальные, толком не понял, что собирается делать маршал, почему прощается со Службой. Заранее в свои замыслы он посвятил одного Борю. А потом, пригласив к себе после совещания, – меня. И сообщил такое, от чего я впал в ступор, из которого вышел, только когда маршал сообщил, что с завтрашнего дня я числюсь в отпуске.
– Все наши усилия по изгнанию врага останутся тщетными, – сказал тогда маршал, глядя мне в глаза. – Победить мы сможем, лишь перекрыв ему все пути доступа в наш мир. А это можно сделать, только попав в его логово.
– Как это? – не понял я.
– Проникнуть в то измерение и закрыть все бреши, что люди наделали за тысячи лет. А в идеале – использовав стремление дьявола к самоуничтожению, взорвать его обиталище изнутри.
Я сидел и смотрел на него, не веря своим ушам. Неужели маршал на самом деле хочет по собственной воле отправиться в ад, чтобы в одиночку сражаться с целой враждебной всему живому Вселенной? Но, оказывается, он еще не все сказал.
– Но сделать это в одиночку я не смогу, – добавил он. – Мне нужен напарник, которому можно доверить свою спину. У меня были две кандидатуры, и я долго не мог сделать выбор. Но Михаил погиб, и остался только ты. Есть еще Борис, он бы справился, но ему предстоит другая миссия. Он должен объединить и возглавить все Службы. Искать другого кандидата в напарники мне некогда – на совещании я слегка покривил душой, назвав срок до конца века. Времени у нас почти не осталось. Начать мы должны максимум через полгода, из которых месяц уйдет на подготовку. Завтра я отведу тебя туда, где ты встретишься с Катериной и сыном. Там ты должен прийти к окончательному решению. Но помни: если ты согласишься идти со мной, менять решение у тебя не будет права…
На лице маршала вдруг появилось какое-то беспомощное выражение, как бывает у плохо видящего человека, когда он снимает очки.
– Думаешь, я бездушное чудовище? – спросил он. – Думаешь, мне легко оставлять без отца собственного внука? Но если мы с тобой не сделаем это, то у него нет больше будущего…
– Ничего подобного я не думаю! – ответил я, уже зная, какое приму решение. Маршал понял это по моим глазам и сказал:
– Не надо спешить, Володя. Решение должно быть обдуманным…
…Если бы кто-то мог наблюдать за нашими занятиями, то увидел бы странную картину. В удобных креслах сидели два человека и, не шевелясь, не мигая, смотрели друг другу в глаза. Но нечаянный свидетель никогда бы не догадался, что в этот момент два сознания, мое и маршала, были слиты в одно, и в меня вливался гигантский объем информации, содержавшейся в Золотой книге. Запас знаний, накопленных нашими далекими предками, и методы уничтожения врага, разработанные ими же. А еще – созданная маршалом стратегия битвы с хаосом внутри вражеской вселенной. Мы прогоняли тысячи и тысячи ситуаций, которые могли возникнуть там, в запредельности. Понимали, что если не сделаем это сейчас, то потом будет поздно.
Конечно, мы не могли проникнуть в другое измерение в своем человеческом облике. Попасть туда могла только та таинственная субстанция, которую мы называем душой. То есть, как ни горько об этом говорить, сначала мы должны были умереть. Правда, маршал, использовав знания наших предшественников, приготовил в надежном месте камеру с нулевым течением времени, где наши тела могли пролежать, не изменяясь, хоть миллиарды лет, дожидаясь нашего возвращения из ада. Но мы не тешили себя иллюзорными надеждами. Старались даже не думать об этом. Мы знали лишь одно: если мы не справимся со своей задачей, то все будет кончено. Для всех и навсегда.
Так, не шевелясь, мы просидели до обеда. А после него наступило мое время. Каждый день я проводил несколько часов за компьютером, описывая для сына историю своей жизни. Антон прочитает мои записки, когда не останется сомнений в нашей с маршалом победе. Вопрос о поражении я даже не рассматривал. Как говорили когда-то: за Волгой для нас земли нет! Мой отец выстоял в той войне. Чем я хуже его? Как жалко, что не придется увидеть внука…
Сегодня я поставил в тексте последнюю точку. Подумав, вернулся к началу и приписал: «Антон, если ты сейчас читаешь эту записку, значит…»
Я очень надеялся, что придет время, и Боря отдаст моему сыну флешку с записью…
Эпилог. 27 июля 2102 года
На созданном самой природой каменном балконе, куда из недр южноамериканских Анд вел коридор обширной пещеры, сидели пять человек. Четверо мужчин и одна женщина. Кто-то принес туда грубо сработанный деревянный стол и поставил на него блюдо с фруктами и виноградом и несколько стаканов из тонкого стекла. Один из мужчин, черноволосый, кудрявый, с характерным носом с горбинкой, достал из принесенной с собой сумки оплетенную соломой трехлитровую стеклянную бутыль, наполнил стаканы густой темно-красной жидкостью и сказал:
– Представьте себе, даже став премьер-министром правительства Крыма, Петр Николаевич Полубояринов не забросил старый виноградник. Катя, Антон, пробуйте. Ручаюсь, вам не приходилось пить такого.
– А вот и ошибаетесь! – с улыбкой возразил самый молодой из компании, высокий парень с длинными ресницами и ярко-синими глазами. – Мы пили его с отцом незадолго до его ухода. Делал вино Николай Васильевич Полубояринов.
– Да ну! – почему-то обрадовался брюнет. – Мы с Пашей и Митей пили его сто лет назад. Вино и тогда было божественным, а с тех пор Полубояриновы научились делать его еще вкуснее. Держится династия! Знаете, я видел в газете фотографию крымского премьера – вылитый прадед Семен!
Два его спутника согласно кивнули. Один из них, коренастый и крепкий, с длинными, до плеч, темно-русыми волосами и густой окладистой бородой, сказал:
– Сегодня и мне позволительно отведать за упокой души нашего друга Владимира и нашего учителя Франца.
– Ах да, владыко! – вспомнил тот, который разливал вино. – Сегодня четверг и, кажется, нет никакого поста.
– Ты прав, Боря, – кивнул обладатель бороды. – Но не тому я радуюсь, что довелось мне вспомнить былое, выпив этого чудесного вина. А тому, что удалось им, судя по всему, выполнить свою задачу.
– Да, – подтвердил Кацнельсон. – Действительно, за последние семь лет – не только ни одного прорыва, не было даже мельчайшего проникновения. Вот и Митя, то есть генерал Рахимов может подтвердить. Следить за этим входит в его обязанности.
Он повернулся и посмотрел на серьезного молчаливого человека с огромными черными глазами.
– Точно! – согласился Митя-Мустафа. – Причем просачивание стало сокращаться уже через год после их ухода, будто кто-то штопал дыры с той стороны. А семь лет назад прекратилось вообще. Сразу, как отрезало.
Все, не чокаясь, выпили вино, и Боря снова наполнил стаканы.
– Павел, мы давно с тобой не виделись, – обратился он к бородатому. – Как тебе в новом качестве митрополита?
– Как тебе сказать? – задумчиво сказал тот. – Я не стремился к столь высокому чину. Но если отцы церкви посчитали, что я его достоин, то я не вправе отказываться. А что я чувствую? Я нес свой крест тогда, когда был священником в маленьком сельском приходе, несу и сейчас. Разве что стал он намного тяжелее…
– Скажите, маршал… – вступила в разговор женщина необычайной красоты, судя по внешнему виду, лет тридцати – тридцати пяти, но Борис не дал ей договорить.
– Катя, ну как тебе не стыдно! – сказал он возмущенно. – Я для тебя был и навсегда останусь Борей!
– Хорошо, – поправилась она. – Скажи, Боря, если они выполнили там свою задачу, не пора ли им возвращаться? Недаром ведь маршал позаботился сохранить тела неповрежденными!
В ее взгляде горела такая отчаянная надежда, что тот опустил глаза. Вместо него ответил Павел, носивший теперь имя владыки Феофана.
– Надежда, Катюша, есть всегда, – сказал он ласково. – В Писании говорится о случаях возвращения с того света. Дай Бог, дождемся и мы…
Боря пригубил вина и сказал, обращаясь к молодому:
– Антон, а для тебя у меня сюрприз. Пришло время передать тебе послание от твоего отца.
Глаза у молодого человека стали еще ярче, и он слегка побледнел. А Борис протянул ему пластмассовый пенальчик флешки и запечатанный конверт.
– Надеюсь, ты найдешь старинную машину, на которой можно будет открыть текст! – добавил он. – Если что, я могу тебе помочь.
– Ничего, справлюсь… – прошептал Антон, дрожащими руками вскрывая конверт. Достал из него лист пожелтевшей бумаги и стал читать вполголоса: – «Антон, если ты сейчас держишь в руках эту записку, значит, вы уже знаете, что мы с маршалом справились…»
Дальше он читал про себя.
– Идите скорее сюда! – послышался голос Мити-Мустафы, который со стаканом в руке отошел к сложенному из камней парапету. – Сейчас начнется!
На другой стороне долины, куда выходил балкон, высились высокие остроконечные горы с покрытыми снегом вершинами. Все это было затянуто легкой утренней дымкой.
И тут на востоке, за спинами стоявших на балконе людей, из-за горной вершины выглянуло солнце. Снежные шапки, накрывавшие горные пики на другой стороне долины, зарозовели. С минуту они все ярче наливались румянцем и вдруг…
Это был настоящий световой взрыв. Снег на вершинах вспыхнул нестерпимым для глаз пламенем, из которого протянулись к небу сотни, тысячи разноцветных протуберанцев. Извиваясь, они плясали в небе, образуя фантастические узоры самых невероятных расцветок. Их танец был великолепен, и людям показалось, что они слышат звуки сопровождающей его божественной музыки.
Читать бесплатно другие книги:
