Русалка и зеленая ночь Буркин Юлий

Смех и овации в зале уже практически не стихают.

– Ах, так! Ах, так! Радости, говоришь?! Ежу понятно?! Ах ты, гнида гламурная! – взорвался красный от злости Олег Николаевич и обернулся к кулисам: – Ребята, давайте покажем ему эту радость! Покажем ему ежа!

– Секунду! – теряя контроль над ситуацией, испуганно кричит ведущий. – Секунду! Не забывайте: мы в прямом эфире. Скоро мы уйдем на рекламу, и тогда вы покажете мне все, что только пожелаете!

Но в павильон уже ворвалось десяток разъяренных орхаровцев в оранжевых спецовках. Они хватают бедного Малахита грязными верхонками, перегибают его через диван и стягивают с него штаны. Визжа от радости, белобрысый старикашка пытается влезть без очереди…

– Ай! – орет в микрофон ведущий. – Не переключайте канал! Ой! Оставайтесь с нами! Реклама! Рекла-а-а…

Анджею стало неловко за человечество, и он принялся методично щелкать пультом по каналам.

«Ты прав, землянин, я не хочу быть этой… курвой», – согласился Хэм.

– Вот и слава богу! – воскликнул Коза. – А я, кажется, придумал, кто будет искать мою Любушку! Эти самые пустолазы! Когда ты станешь его величеством русским царем, ты объявишь приоритетным национальным проектом расчистку ближнего космоса. И организуешь для этого специальную службу космических мусорщиков, которая будет прочесывать космос, вылавливать контейнеры и могильники.

«Мы не против. Но где он, твой хваленый царь?»

– Вот он! – воскликнул Анджей, как раз наткнувшись на главный имперский канал.

На экране юный цесаревич, гордо восседая на арабском скакуне, готовился к верховой прогулке. Мальчику было лет десять-одинадцать, но спутать Анджей не мог: главным был даже не соответствующий мундир, а фамильные породистые черты.

«Ваш вождь вот это всё? – спросил Хэм. – Вся эта система из двуного и четвероногого?»

– Да нет, что ты, только двуногий.

«Да? – уставился на экран Хэм. – Такой маленький… И он – великий правитель?»

– Правитель великой страны, – подтвердил Анджей.

Несколько минут он с любопытством, всматривался в экран, а когда отвлекся, обнаружил, что царевич, нахально улыбаясь, сидит в соседнем кресле.

– Похож? – спросил тот высоким мальчишеским голосом, поворачиваясь так и сяк. Причем, спросил не мысленно, а вслух.

– Хэм… Э-э… Ваше Величество…

– Что-то не так?! – насторожился мальчик-монстр.

– Все так. Но я не успел сказать, что всю полноту власти вы получите только после того, как вырастите, а ваши родители покинут этот мир.

– Вырастим? Что значит вырастим?

– А что, хамелеоны не растут?

– Мы даже не знаем, про что вы говорите. Мы, хамелеоны, вылупляемся из яиц сразу такими!

… – И когда мы подменили цесаревича Максима, – заканчивал свой рассказ аббат «Ордена Луны», – Хэм сразу позаботился о том, чтобы стать полновластным самодержцем. И вскоре, как и обещал, организовал поиск Любы космическими мусорщиками. А я сижу тут и проверяю все их отчеты, просматриваю все, что присылают мне орбитальные морги… Стерегу оживительную машину. Рисую картины. Как и мечтал когда-то, я теперь и художник, и священнослужитель… Еще изучаю всяческих внеземных тварей… Так, на всякий случай… Честно говоря, так бы и жил. Но вот, наконец, случилось то, чего я так долго ждал: я нашел ее тело. Но не в космическом морге, а увидел по киевскому телеканалу. В футляре контрабаса…

– Что ты несешь, болван?! – рявкнула Люба. – В каком еще футляре?!

Пан Анджей втянул голову в плечи, а Блюмкин вскричал:

– Ужас! Ужас! Да это вы, вы, пан Коза – главный монстр, а не этот ваш хамелеон!

– Ну, не знаю, не знаю, – усмехнулся аббат. – Во всяком случае, если бы не я, всех вас не было бы в живых, ведь так?

– А почему, кстати, вы нас оживили? – спросила Маша.

– Это Любушка повелела оживить Блюмкина, и я не мог ей отказать. Надеюсь, вы не против? – натянуто улыбнулся он доктору.

– А откуда, кстати, у вас мое тело?

– Его предоставил мне Государь Максим Первый. Он ведь мне многим обязан. Практически всем.

– Понятно, – кивнул Блюмкин. – А я, как очнулся, потребовал оживить и вас, – сказал он Маше с Даней. – Пан Коза сперва заартачился, но Любовь Феодосьевна настояла.

– А мы с Машей упросили оживить тебя, Ванечка! – сказал Даня.

– Как это все здорово! – воскликнула Машенька.

– Так-то оно так! – сказал доктор и сурово посмотрел на аббата. – Но вы посадили на русский престол чудовище!

– Н-ну… Сейчас, когда я, наконец, нашел, зайчика моего, Любушку, я, пожалуй, готов его свергнуть. Когда я требовал сюда Ванечку, он, представьте себе, огрызался, говорил, что ему это трудно, что он идет на какой-то там международный скандал, даже позволил себе в мой адрес кое-какие угрозы… Мне это оч-чень, оч-чень не понравилось.

– Но все-таки он выполнил все ваши требования!

– Выполнил – не выполнил! Какая разница?! Инопланетная ящерица узурпировала российский престол, чего нам с ней церемониться?

– Но не вы ли ее туда посадили? – поразился Блюмкин.

– Простите, виноват. И со мной тоже можно не церемонится. Но без меня с ним никто не справится. Я, в конце концов, патриот человечества, и мой союз с инопланетным пришельцем имел сугубо вынужденный характер. Но теперь дело сделано и надо срочно с этим кончать.

– А куда вы дели настоящего царевича? – спросил Данечка.

– Стерли память и отправили в детский дом.

– Негодяи, – прошептал Даня. – Я-то знаю, что это такое…

Глава шестая

ЗЕЛЕНАЯ НОЧЬ

1

Волосатый повар боится жаркого огня.

Китайская пословица

Трижды ударил, колокол, созывающий братьев на трапезу. Монахи исполнили латинскую молитву с григорианским распевом, а когда воцарилась тишина, аббат хрипло возгласил:

– Благодарим тебя, Господи, за все эти дары, за хлеб и вино, что ты дал нам в суровый час.

– А-амэн, – пропели братья и шумно уселись за длинные обеденные столы. Но аббат, оставшись стоять, кашлянул в кулак и скептически поднял бровь. Да так высоко, что лоб пошел складками… Виновато потупившись, братья поднялись.

– Так же мы просим Тебя, Отче, ниспошли на нас благодать свою и даруй нам победу в предстоящей битве. И благослови нас во имя Отца и Сына и Духа Святого, – перекрестился аббат, быстро сел и начал бодро работать ложкой. Остальные с облегчением последовали его примеру.

Отпивая ячменно-цикориевый кофе и морщась, Блюмкин затеял беседу:

– Изобличение и свержение самозванца… А вы уверены в своих возможностях? – усомнился он.

– Кое-что у нас на этот случай имеется, – нехорошо улыбнувшись, сказал Коза.

– Что? – полюбопытствовал Блюмкин.

– У нас тут, конечно, не Донской монастырь, танков не водится, – скромно заметил аббат… – Но… Есть фосфорная взрывчатка, сероводородные шашки, чесночный порошок, освященная вода, ну и, в конце концов, бесстрашная лунная братия. Полторы сотни бойцов, включая головорезов-послушников.

Окончательно потеряв ощущение реальности, Даня, Маша и Ванечка молча пили кофейный напиток, страшно, по словам аббата, полезный, и в диковинные разговоры мудрых мужей не вмешивались. Они вдруг почувствовали себя совсем маленькими в этом сложном и странном мире. Люба, кстати, на трапезу не явилась, сославшись на мигрень.

– И все-таки, – продолжал сомневаться Блюмкин, – как вы себе это представляете?

– До Земли лету – целый день, – сообщил аббат, глянув на часы. – Так что план мы будем разрабатывать в пути. Чего нам там еще делать? А сейчас мы с братьями будем молиться за успех предстоящего крестового похода на инопланетную нечисть, разрази ее гром… Столько лет чувствовал себя виноватым, что посадил на трон славянской страны черт знает кого… Прости меня господи.

* * *

До кельи, где отдыхали друзья, доносились звуки органной музыки, и от самых низких нот по переборкам лунных катакомб шла ощутимая вибрация. Аркадию Эммануиловичу, Дане, Маше и Ванечке не спалось, и почти все отведенное на отдых время они проболтали в темноте.

Под конец Блюмкин сказал:

– Этот аббат… Этот Коза очень меня радует.

– Чем? – спросил Данечка.

– Своим искренним желанием избавить Россию от самозванца. Очень, очень похвально… Как-то раз я отдыхал в санатории, тут неподалеку, на лунной орбите, и вдруг обнаружил, что у меня растет хвост. Представляете? Сначала я подумал, что это даже забавно, но потом все-таки пошел к врачу. А он мне и говорит: «Э-э, батенька, это к вам внеземной паразит присосался…» Вот так, ребята, – печально покачал головой Блюмкин. – Он, оказывается, костный мозг у меня из копчика высасывал… Какой только гадости там, – показал он пальцем вверх, – не водится.

Орган замолчал и вдалеке ударил литургический колокольчик.

– Как иногда хочется, друзья, послужить обедню, – резко сменив тему, простонал Блюмкин. – Если б вы только знали, сколько я уже не служил перед святой чашею…

Но друзья не услышал его. Внезапная усталость овладела ими. Возможно, это кончилось действие какого-нибудь препарата в коктейле жизни, который вогнали в них люди аббата. Они уснули. Доктор же еще довольно долго ворочался в своей постели. Ему не давали покоя мысли о Любушке. Такой же прекрасной, какой она была, когда оставила его в Италии.

«Зачем она оживила меня? – думал он. – Да, в той далекой-далекой жизни я любил ее, но она-то меня, как выяснилось, нет. К тому же, я вел себя с ней, как скотина. Гумберт в сравнении со мной – просто ангел небесный… Впрочем, сравнение неуместно, не такой уж беспомощной нимфеткой была и Любушка. И она сбежала от меня… А ведь тогда я был полным сил мужчиной, а сейчас я – старик, просто старик…» Внезапно он осознал, что вовсе не чувствует себя стариком. Да никогда и не чувствовал. А после оживления он и вовсе испытывает удивительный прилив сил.

«Может быть, машина не только оживляет, но и омолаживает? – подумал доктор. – Возможно, возможно. Как в у Пушкина в «Золотом Петушке»: хочешь помолодеть, сварись сначала в кипяточке. Надо спросить аббата. И, кстати, не следует забывать, что он – законный Любушкин муж… Но и от него она тоже сбежала, и даже подальше, чем от меня… Кстати, он не муж ее, а вдовец. Эффект оживления из мертвых таит в себе множество юридических казусов».

Образ прекрасной Любы вновь всплыл перед внутренним взором доктора, но он умело загнал его в подсознание, сказав себе: «В любом случае, самое главное сейчас – убрать с русского трона самозванца, а потом уже будем думать о личном». Мысль эта вдруг успокоила Блюмкина, и с таким чувством, будто вновь некая инопланетная тварь отпустила его копчик, он, наконец, забылся тревожным сном.

* * *

– Пора, сударь, пора! – перед Даней стоял послушник в светлой рясе с капюшоном. В руке он держал тяжелый канделябр с тремя зажженными свечами.

– Что-что? – едва поняв, что проснулся, и, соображая, где он, пробормотал сонный Даня.

– Нам скоро выдвигаться, – сказал ему послушник. – Электричество на станции вырубилось, – добавил он, заметив, что сонный взгляд Дани остановился на канделябре. – Лунные демоны шалят. Жуткая будет ночка.

– А где остальные? Где Блюмкин? – спросил Даня, натягивая штаны.

– В ризнице, – ответил послушник. – Облачается с отцом-настоятелем в одежды для суровой брани. Вам, сударь, тоже стоило бы что-нибудь подходящее себе подыскать.

В темном лунном монастыре при свете свечей и факелов царил настоящий кипиш. По коридорам таскали шесты и знамена, блюда, баллоны и клети с какой-то нечестью. Разговаривали вполголоса и только по делу: каждый монах четко знал свою боевую задачу.

Послушник провел Даню в небольшое темное помещение, похожее на склад церковной утвари. Здесь в выдвинутом ящике комода, позвякивая металлическим барахлом, копошились Блюмкин и Коза. Пусть и бывший, но все ж таки православный батюшка и аббат-католик, плечом к плечу облачались на битву.

Аббат был в такой же, как и послушник, молочной рясе с натянутым на маленькую лысую голову тугим капюшоном, уголок которого хвостиком торчал на затылке. На плечах Козы в знак его священнического достоинства лежала расшитая золотом багровая лента. Аркадий Эммануилович был в своем прежнем костюме-тройке, но на голове его вместо шляпы был железный, с вмятиной, средневековый шлем.

– А это вам зачем? – спросил Даня, подойдя сзади.

– Ой! – подпрыгнул Блюмкин и обернулся. – А, это ты, Даня. Свят-свят-свят… – сказал он с облегчением. – Зачем мне шлем? Отец Анджей сказал, что эта реликвия принадлежала самому Игнатию Лойоле. Получив этот удар по голове, – указал он на вмятину, – в 1534 году, Игнатий и основал орден иезуитов. Отец Тадеуш считает, что как раз наступил тот момент, когда церковь не должна жалеть своих святынь.

Тут аббат схватил себя за хвостик капюшона и обнажил спрятанный под ним гладкий, подогнанный по его черепу, металлический котелок.

– И тебе такой не помешает, – прикидывая размер Даниной головы, прищурил глаз новый Торквемада, затем вытащил из комода и повертел в руках рогатую германскую каску. – А? – предложил он.

– Спасибо, не надо, – помотал головой Даня.

– Хозяин – барин, – пожал плечами аббат и кинул шлем обратно в комод. – Кстати, через час стартуем. Вот, хотя бы, надень, – строго сказал он, протянув белый стихарь.

Даня вышел из ризницы и нос к носу столкнулся Ванечкой. Тот выглядел как настоящий русский богатырь – в кольчуге, шлеме и с угрожающего вида бердышом. За спиной у него было два кислородных баллона. Рядом стояла амазонка-Машенька в бронежилете, спецназовской шапочке и с ржавым автоматом Калашникова.

* * *

Сначала братия построилась в готическом зале, куда вчера после оживления внесли Ваню. Послушники отворили кованные ворота, и вооруженные церковными орудиями монахи с заунывной песней двинулись по туннелю, защищенному от метеоритов толстым прозрачным пластиком, на стартовую площадку.

Братья неспешно перемещались в туннеле по склону кратера, а Луна вдали жила своей жизнью. На горизонте топорщились и пузырились прозрачные купола лунных курортов с тысячами огоньков под ними, а сверху роился бесшумный летающий транспорт. То и дело, словно падающая звезда, только не вниз, а наоборот, вверх, отстреливались и дугой уходили в космос маленькие хвостатые ракеты.

– Отец Аркадий, шлем покрепче застегните, на пусковой площадке вакуум лютый, – сказал идущий рядом с Блюмкиным послушник в скафандре, – позвольте, я вам помогу.

Доктор немного смутился, его давно уже никто не называл «отцом».

– Здорово, что мы вместе теперь против общего врага боремся, – сказал молодой фанатик, возясь с застежкой. – В борьбе с инопланетной тварью межконфессионные распри потеряли всякий смысл. Православные и католики – бок о бок, в одном строю! Так, глядишь, и совсем помиримся!

Блюмкин промолчал. Его слегка покоробил этот юношеский восторг. Орденский космический корабль стоял на стартовой площадке, на вершине холма, и больше походил на десятиметровую нефтяную вышку. Обтекаемые формы в безвоздушном пространстве были ему ни к чему, и агрегаты, трубы, модули и баллоны были прикреплены к металлической арматуре без какого-либо видимого порядка. «Дикая конструкция какая-то», – подумал Даня.

– Ну, с Богом, – раздался в наушниках его гермошлема голос аббата, и началась погрузка.

Внезапно сердце Данечки забилось, как спутанная сетью птичка, а сам он замер на месте. Одной из первых по тонкому металлическому трапу поднималась ОНА. Даже самый неказистый скафандр не скрыл бы от него черты любимой фигуры, каждую извилинку которой он знал наизусть. А серебристый комбинезон Любушки был вовсе не неказист, а напротив, несказанно изящен.

«Корабль такой маленький, – подумал Данечка. – Уж там-то я найду укромный уголок и не пропущу возможность обо всем с ней поговорить».

– Топай! – рявкнул в наушниках голос Машеньки, и что-то больно ткнулось ему в спину. Данечка оглянулся и обнаружил, что прачка подгоняет его стволом «Калашникова».

2

Будешь спать в лодке, распустив паруса, -

не увидишь каменистой отмели.

Китайская пословица

Такого аскетизма в корабле не ожидали даже ко всему привычные мусорщики. Обитаемых помещений тут было только два: тесная, как гальюн, цилиндрическая рубка управления, набитая странного вида громоздкими приборами, и огромный общий зал, в котором собралась вся полуторасотенная аббатская орава. Рубка находилась внизу, и посадка шла почему-то через нее, а уж оттуда узким гофрированным переходом астронавты переползали в «зал».

Помещение это не имело сколько-нибудь внятной формы… Скажем так, снаружи оно напоминало бы вытянутую грушу с одним приплюснутым боком и с загнутым острым концом, к которому, как черенок, и примыкал гофроканал. Но понять это изнутри было почти невозможно… Ни о каких «укромных уголках» тут не могло быть и речи.

Система, с которой «зал» пересекали металлические решетки и лестницы, не просматривалась, и, скорее всего, ее просто не было. Монахи расползлись по этим решеткам и устроилась на них в самых неожиданных позах, умело пристегнувшись ремнями к прутьям и перекладинам. Они явно находились тут не впервые.

– Дети мои! – прозвучал в шлеме голос аббата. – С покаянной молитвой отправляемся мы спасать землю русскую от чужеземного чудища. Аминь!

– Аминь! – откликнулась братия.

– Можете снять шлемы, давление нормальное, – сказал аббат. – С богом!

Монахи и наши герои принялись стягивать с себя гермошлемы, и в тот же миг несуразное помещение наполнилось гулким ревом и дребезгом. Даня поискал глазами Любу, но не углядел даже ее симпатичного комбинезончика.

Гул нарастал, потом на пассажиров навалилась перегрузка, почти как в «Айболите». Одни повисли на ремнях, другие опасно стояли на горизонтальных железяках, крепко уцепившись за вертикальные, кое-кто скорчился на полу.

– Ых-х-х-х… Двоечник! – выпучив глаза, прохрипел непривычный к таким вещам Блюмкин. – А еще в училище Львовском…

Но он не договорил.

– Да какое там училище?! – не без гордости в голосе воскликнул знакомый уже Данечке послушник, державшийся неподалеку. – Разве ж такому научат! Отец Анджей сию инопланетную технику самостоятельно освоил!

– Инопланетную?

– А какую же? – отозвался парнишка. – На этой-то посудине и доставило его в Солнечную систему бесовское отродье, что ныне правит Россией!

«Понятно тогда, почему корабль такой для людей неприспособленный», – подумал Даня.

– Мы на этом судне в иные миры летаем, чудищ собираем – для опытов, – продолжал словоохотливый юноша. – Аббат их повадки изучает, дабы впоследствии с оными бороться проще было.

– И как же это ваш распрекрасный отец Анджей позволил упомянутому бесовскому отродью престол занять? – желчно спросил Блюмкин.

– Всему свой срок, – отозвался юноша. – Нас отец Коза давно уже к этой миссии готовил. А на время, ежели для дела надо, и с дьяволом в союз войти можно.

– А я вот про что хотел спросить, – вмешался Ванечка. – Если вы в иные миры на этом корабле летаете, чего ж он от Луны до Земли целый день ползет?

– Так одно дело – в миры, другое – меж планетами, – хмыкнул послушник. – К звездам-то мы на гиперпространственном приводе: р-раз, и там! А с планеты на планету – на простой реактивной тяге, и тут сия посудина не лучше наших земных.

– Во как… – покачал головой Ванечка уважительно. – Хитр…

Тем временем перегрузка начала спадать, а вскоре и вовсе наступила невесомость. Отцепившись от предназначенной для когтей ящера арматуры, монахи, кувыркаясь в воздухе, загомонили. Кое-кто разоблачился. Внезапно вдалеке между скафандров и молочных ряс Даня углядел серебристый силуэт. Сердце его снова заколотилось… Но он сообразил, что комбинезон пуст. И тут же увидел Русалочку. Она плыла прямо к нему – такая, какой он привык ее видеть – застывшая в изящной позе с отрешенным лицом. Одета она была, как сперва показалось Дане, в просторную шелковую пижамку, но, приглядевшись, он понял, что это кимоно.

Только было он хотел полететь ей навстречу, как, заставив его вздрогнуть, прямо над его ухом раздался скрипучий голос пана Козы:

– Не пора ли нам обсудить наши планы, дети мои?

– Вы разве не управляете кораблем? – удивился Даня.

– Теперь до самой посадки – на автопилоте. Толковая техника.

– Почему вы держите ее в тайне? – спросила Машенька.

– А готово ли человечество к межзвездным путешествиям? Когда-нибудь я расскажу вам, с чем мы столкнулись в иных мирах… Нет, – лицо его приняло зловещее выражение, и он покачал головой, – человечество не готово. Так же, как и к бессмертию. Кстати, наша реанимационная машина находится сейчас тут, на корабле, в том самом отсеке, в котором она была, когда меня оживил ящер.

– А нельзя было хоть немножко приспособить этот корабль для людей? – сердито проворчал Блюмкин, которому уж очень нелегко далась перегрузка. – Раз уж вы на нем летаете…

– Вы имеете в виду пуфики и подушечки? – усмехнулся аббат. – Межзвездные перелеты длятся минуты, а бльшая часть времени полета между планетами проходит в невесомости. Вам было бы легче, если бы вокруг вас плавали все эти ненужные предметы?

Аркадий Эммануилович фыркнул и отвернулся.

– Губительная тяга к порядку и комфорту лишила меня когда-то возлюбленной и привела к альянсу с космическим монстром, – сказал отец Коза. – Теперь я предпочитаю аскезу и прагматизм.

– Похвально, похвально, – пробурчал доктор. – Может, мы, наконец, перейдем к плану борьбы с самозванцем?

– А может быть, кто-нибудь сначала объяснит мне МОЮ роль во всей этой катавасии?! – решительно прозвучал мелодичный голос Любушки. – А то в вашей дурацкой компании я уже давно чувствую себя какой-то безголовой куклой.

– Голова уже на месте… – пробормотал Ванечка.

– Ха! – тявкнула, залившись краской, Машенька и отвернулась.

– Да-да-да… Давайте, я объясню! – выпалил Данечка. – Да-да-да… Давайте, отплывем куда-нибудь…

– А я бы предпочла, чтобы мне объяснял Аркадий Эммануилович, – сказала Любушка с капризными нотками в голосе. Доктор неопределенно крякнул, а Данечка, чувствуя, как все его тело покрывается потом, почти закричал:

– Не-не-не… Нет, лучше я!

– Головка от винта, – тихо, но отчетливо произнесла Машенька, ни на кого не глядя.

– Кто? – удивился Даня.

– Дед Пихто, – продолжала глупые рифмы Маша. – Мы вместе пойдем объяснять! У тебя одного не получится.

Даня хотел что-то возразить, но вдруг понял, что боится даже посмотреть в лицо живой Русалочке, и его руки, некогда ласкавшие ее, сами собой стыдливо спрятались за спину. Глядя на него в этот миг, всякий бы понял, что заикаться можно не только вслух, но и про себя.

– Пойдем, – промямлил он.

* * *

– Итак, что же вы хотели мне сообщить? – насмешливо разглядывая Даню и Машу, спросила Любушка, когда они отплыли с ней. – И кто вы, вообще, такие, чем занимаетесь? – Эта парочка ее явно забавляла.

– Меня зовут Маша, я работала прачкой на русской орбите, – неожиданно кокетливо представилась отличница.

– Прикольно, – сказала Любушка, услыхав о службе в космосе. Я тоже когда-то мечтала работать на корабле. – А ты кто? – спросила она у краснеющего и потеющего молодого человека.

– Д-даниил Сакулин, – представился Даня. – Можно просто Даня. Я – литератор… Тьфу! Я хотел сказать, оператор…

– А-а, – догадалась Люба. – Вы снимаете фильмы.

– Нет, нет, нет, – суетливо помотал головой Даня, очень занятый своим ногтем. – Я оператор не экрана, а напротив, крана. То есть, не э-крана, а просто крана – без «Э»…

Машенька прыснула.

– Безе – это такое печенье, – сказала она.

Данечка сердито на нее глянул и продолжил скучно бубнить:

– … Видеосъемкой я, конечно же, да, увлекаюсь, но это, скорее, одно из моих многочисленных хобби. И вовсе не главное из них.

– Безэ – это еще композитор такой, – сообщила Маша.

– … Э-э… – Даня глянул на нее безумным взглядом и забубнил дальше: – Больше всего я посвящаю времени стихам, – Он нервно поскреб себя по щекам. – Один мой знакомый пустолаз как-то раз сказал, что во мне умер Аполлинер. Представляете себе, какая глупость? – наконец, поднял он глаза на Любу.

– Извините, кто у вас умер? – переспросила она.

– Нет-нет, – испугался Даня. – Никто. Мы все, слава Богу, живы. Даже вы. А-а-а я еще и стихи пишу.

– Может быть, что-нибудь прочтете? – предложила Люба. – Из последнего.

– Не стоит, – жалобно сказал Даниил, вспоминая, что последнее и предпоследнее, да и предпредпоследнее его стихотворения были посвящены Русалочке.

– Я тоже думаю, что не стоит, – поспешно подтвердила Маша.

– А я настаиваю! – сказала Люба упрямо.

– Зря, – сказала Машенька, – я их читала.

– Ну, если, полька, вы настаиваете… Ой, простите, вы ведь не полька… Я хотел сказать, если только вы застаиваете… Тьфу, ты! Ну, вот, например…

Даня снял очки, закатил глаза и прочел:

  • Любви нас закрутила центрифуга,
  • Пока нам было, что еще терять,
  • Мы голову теряли друг от друга,
  • О, как же я твою устал искать!..

– Кхе! Кхе! Кхе! – изо всех сил закашляла Машенька. – Ну, не надо про голову, а? Я ведь не рассказываю, например, про контрабас.

– Да что опять за контрабас?! – нахмурилась Люба. – И этот остолоп Анджей что-то говорил про него… Что вы от меня скрываете?! Ну-ка немедленно рассказывайте мне про контрабас! – сказала девушка твердо и попыталась схватить Машеньку за руку, но та увернулась и заявила:

– Ладно, ладно, разбирайтесь сами. А я пойду, посмотрю, что там, у аббата! – оттолкнувшись от переборки, она поплыла к своим. – Я мигом! – лживо улыбнулась она Данечке, обернувшись.

– Ну? – пристально посмотрела на того Любушка.

Он поправил очки, ковырнул в ухе, внимательно оглядел свой левый мизинец и покашлял.

– Ну?! – повторила девушка.

Даня набрал в легкие воздуха и вдруг выкрикнул заготовленную фразу:

– Я тебя потерял, но я тебя нашел!

– Мы были знакомы? – наморщила лоб Любушка.

– Мы были вместе – долго, очень долго! – затараторил Даня. – И я любил тебя! Ты ничего не помнишь, да и не можешь помнить! Всех тех дивных ночей, что мы провели с тобою вместе! – войдя в экзальтацию, Даня протянул руку и приобнял Любу за талию. – О, сколько раз эти грешные пальцы ласкали твою нетленную плоть!

Девушку передернуло.

– Убери лапы, недоносок! – рявкнула она.

– Ах, так! – отскочив, сказал Даня обиженно, высоко задрал голову и выпятил нижнюю губу. – Вот так, значит, вы со мной. – Он вдруг всхлипнул, но, сделав глубокий вдох, и казал ровно: – Вот, что я скажу вам, Любовь Феодосиевна. Покойницей вы мне нравились гораздо больше.

Сделав это решительное заявление, Даня оттолкнулся от железяки и поплыл к остальной компании. Но посередине пути разревелся и, зацепившись за какую-то скобу, повис в отдалении.

– Ну что за придурки? – сказала Люба сама себе. И, задумавшись, осталась на месте.

* * *

Тем временем Отец Коза и Блюмкин пытались говорить о предстоящей миссии.

– Все просто! – сказал пан Анджей. – Встречаемся с государем и заставляем его признаться, что он не государь.

– Как это вы, интересно, его заставите? – спросил доктор насмешливо.

– Да уж будьте покойны, как-нибудь заставим, – уверенно заявил тот с нехорошей улыбочкой, – кое-что для этой цели у нас имеется. На какой только нечисти космической не испытано…

– И много вы встретили в космосе разумных существ? – заинтересовался Блюмкин.

– Ни одного. Но под пытками некоторые начинали признаваться… Ха-ха-ха, это, естественно, шутка. Хоть мне и не до смеха. Честно говоря, больше всего меня сейчас тревожит, что там этот ваш Даня обсуждает с моей женой, – кивнул он в сторону туда, куда удалилась Люба.

– Бывшей, – уточнил Блюмкин.

– Почему это бывшей?.. – нахмурился Анджей и примолк. – Хотя, да, – спустя несколько мгновений, вздохнул он. – Так и есть. Любушка теперь – мой кумир, мой светлый идол, а жена… Да, бывшая. – Он метнул быстрый взгляд на доктора. – И ваша, как выяснилось, любовница, тоже бывшая.

– Вот именно, – подтвердил Аркадий Эммануилович. – Вот именно… Сейчас нам с вами делить нечего.

– Тогда вернемся к плану! – воскликнул пан Анджей. – Впрочем, он, по-моему, вполне ясен. Ловим мальчонку и пытаем! Пока хвост не появится!

* * *

… – Данечка, простите, – подплыла к юноше Маша. – Не ваш ли блокнот возле меня с самой Луны крутится?

– Нет, – помотал головой Даня, пряча от нее заплаканное лицо.

– Вы уверены? – спросила Маша и открыла книжечку на первой попавшейся страничке. – Стихи… А вы говорите… Ну-ка, ну-ка… И она продекламировала:

  • В моём паденье ты виновна:
  • Просил я – ты не отдалась…
  • Ему отдался я покорно,
  • Три раза Богу помолясь.

Она пристально глянула на Даню и продолжила:

  • Себе признаться не осмелясь,
  • Смахну слезу с бесстыжих глаз.
  • И буду дальше жить, надеясь,
  • Что восемь раз – не… пустолаз.*

– Точно не ваше? Это бы многое прояснило.

– Да нет же! – вскричал тот. – Да-да-да… Дайте-ка сюда. Вот ведь, написано тут, в уголке: «Ив. Антисемецкий». Хм… А я и не знал, что Ванечка тоже поэзией балуется! Давайте, вернем.

Он, сунул блокнот в карман брюк, и, взявшись за руки, они поплыли к Ване.

– Ну, и как у вас с этой? – спросила Маша по пути, кивнув в сторону Любочки.

– Да никак, – обиженно отозвался Даня.

– По-моему, она совершенно, совершенно ничего не понимает в поэзии.

Даня кивнул, чувствуя, как слезы на его глазах высыхают, и поделился:

– Вот что я вам скажу, Машенька. Живая она – совсем не то. Совсем не то.

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга посвящена церковным аспектам русской политики в Балканском регионе. Общность веры с христианск...
Ольга всегда знала, что достойна самого лучшего. Девушке из провинции пришлось многим пожертвовать и...
Эпоха меж двух великих войн, которая закончится крушением Империи Человечества, эра лютых псов, стре...
Ануш – молодая девушка, с поступлением в Кембриджский университет, воплощает в жизнь заветную мечту ...
Английская баронесса Барбара Кэмпбелл всегда мечтала поближе познакомиться с русской культурой и тра...
Грязные дела наркоторговца Тошали Бобошерова переполнили чашу терпения не только простых людей, но и...