Год Принцессы Букашки Буркин Юлий
- Что-то медленный ты какой-то, - проворчал Сиреневый.
- Это ты что-то быстрый, - возразил Салатный. – Еще неизвестно, что ты там написал. Ничего хорошего так быстро написать нельзя.
- Посмотрим, посмотрим… - стал защищаться Сиреневый, но его прервал Ослик:
- Может, хватит мешать, а? Написал? Молодец. Пиши ещё.
Сиреневый насупился и примолк, но ослику помешали снова:
- Кар-р-р! – раздался резкий голос из окна. – Пр-р-ривет, друзья!
Игрушки уставились туда. В форточке, уцепившись ногами в раму, сидел ворон.
- Что-то мне гр-рустно, - сказала птица. – И как-то мне стр-рашно. Сам не знаю, что со мной пр-роисходит…
- А мы знаем, мы знаем! – затараторила гусеница. – У нас Букашка болеет! Нам тоже всем глустно и стлашно. Но мы не падаем духом. Мы сочиняем вызлоровительные песенки, чтобы напугать мклобов!
- Вот как? – наклонил голову ворон. – Что ж, пр-р-рисоединяюсь. И полечу еще котишке р-раскажу!
Хлопая крыльями, он исчез.
… - Лично я почти закончил, - сообщил ослик.
- И мне уже немножко осталось! – воскликнула гусеница.
- Мне тоже, - сказал Салатный. – Давайте через пять минут читать.
- Ну, уж нет! – возмутился Сиреневый. – Теперь ждите, пока я вторую закончу!
Остальные его ждали-ждали, ждали-ждали… Пока он вдруг не сказал:
- Ладно. Давайте читать. Не получается у меня вторая.
- Так что же ты тогда воду мутишь?! – закричала гусеница.
- Какую еще воду? – подбоченился Сиреневый.
- Ладно, - махнула гусеница сразу тремя лапками, - пой, давай, свою песенку.
- Э-э… Вообще-то у меня не песенка, а считалочка…
- Начинается… - вздохнул Салатный.
- А что такого-то?! Какая разница?! Главное – что-то выздоровительное сочинить, а песенка это или не песенка – не важно!
- Читай уже, - скорчил рожу Салатный.
Сиреневый на него покосился, а потом, показывая на всех по кругу лапкой, заговорил:
- Раз, два, три, четыре, пять,
- Вышла Сашка погулять,
- Вдруг микроба выбегает,
- И давай ее кусать.
- Я за хвост ее схвачу,
- Как ей в ухо закричу:
- «Отпусти Букашку быстро,
- Я, ей-богу, не шучу!»
- Чтоб она, как от огня,
- Убежала от меня,
- Чтоб Букашка здоровела
- И росла день ото дня!
Некоторое время все молчали, потом Салатный сказал:
- Я все тебе, заяц, прощаю. За то, что ты такой талантливый. Ты просто гений.
- Да, ладно, - смутился тот. – Ничего особенного. Даже у тебя, наверное, почти не хуже.
- Да уж наверное, - усмехнулся Салатный. – Только я про другое написал. Просто, чтобы радостно было, и микробы испугались бы. Вот, - и он запел, подскакивая в такт:
- Как по облаку, по тучке
- Прыгали собаки –
- Кнопки, Шарики и Жучки,
- Бобики и Бяки.
- В гости к ним с веселым криком
- Подлетели раки;
- Им обрадовались дико
- Бедные собаки.
- И приветственные знаки
- Ракам показали.
- Испугались дико раки,
- Р-раз! И ускакали.
- Хи-хи-хи, хо-хо-хо! – засмеялись ослик с гусеницей. – Молодец, Салатный!
- Ну, ничего, ничего, - сказал Сиреневый сдержанно. – Только на мое похоже. Просто вместо микробины у тебя раки, вместо Букашки – тучка, а вместо меня – собаки. Это что, метафора?
- Сам ты метафора! – обиделся Салатный.
- От метафоры слышу! – парировал Сиреневый.
Тут резкий каркающий хохот вперемешку с хитрым помявкиванием послышались со стороны окна. Игрушки обернулись. В форточке, нахохлившись, сидел ворон, а рядом с ним примостился рыжий кот.
- Вы участвуете в конкурсе? – уточнил Сиреневый.
- Всенепременно!!! – воскликнул ворон.
- Может, ты уже и написал что-нибудь? Может, споешь?
- Не вопр-р-рос! Только у меня – р-рэп. Мне кор-р-ршун в детстве на ухо наступил.
- Ну, пой хотя бы рэп, - махнул лапкой Салатный. – Мы теперь уже передоговорились, - покосился он на Сиреневого. - Можно даже не песенку, а что угодно другое – хоть стишок, хоть сказку… Хоть сплясать.
Ворон кивнул, качнулся на перекладине рамы и, размахивая крыльями, принялся декламировать:
- Этот двор – мой двор,
- Я в нем - черный царь!
- Не пройдет тут вор
- И другая тварь!
- Эй ты, братец, стой!
- Не микроб ли ты?
- Неопрятный, злой,
- Всюду грязь - следы!..
- И скажу я: «Кар-р!»
- (И это не ложь!)
- «Вон! Кончай базар!
- И Букаш не трожь!»
- Кар-р!!! – закончил Ворон грозно, потом остановился, сложил крылья, огляделся и тихо добавил: - Извините, если кого обидел.
- Класс! Класс! – закричали игрушки-зверушки. – Никого ты не обидел, не беспокойся, мы же не микробы!
- Ну, кто следующий? – огляделся Сиреневый.
- Давайте, я, - сказала гусеница. – А-то у меня что-то… Не фонтан… Не ахти… А вы все такие талантливые, что я боюсь, если буду последняя, вы будете смеяться…
- Я точно не буду, - пробасил ослик. – Хоть у меня лучше всех… Но я тоже последним петь не хочу.
- Ладно, странные вы создания, - сказал котик. – Так и быть, мур, я буду последний.
- Кхе-кхе, - сказала гусеница. Тогда слушайте.
Она кругами забегала по комнате и стала приплясывать, тоненько напевая со своим картавим акцентом:
- Я себе жила-была
- И нигде я не была,
- Вот так-так, вот так-так,
- Как-то было все не так!
- Но купили вдруг меня
- Как-то раз средь бела дня,
- Ай-люли, ай-люли,
- Меня в сумке принесли!
- И теперь я вся вот тут,
- Где игрушки все живут,
- Труля-ля, труля-ля,
- Мы теперь одна семья!
- Вот, - гусеница остановилась, присела, и ее синие рожки печально опустились. – Смеяться будете?
- Да ни за что! – сказал Сиреневый. – Мы над друзьями не смеемся. А стихи и песни я тебя научу писать.
- Ты не слишком-то задавайся, - осадил его Салатный.
- Да? – воскликнул Сиреневый. – А кто говорил, что я – гений?!
- Я пошутил, - сказал Салатный.
- Да-а?! – возмутился Сиреневый. Но его перебили:
- Кхе-кхе, - сказала ослик. – А можно и мне, так сказать, кхе-кхе…
- Спеть? – уточнил Сиреневый.
- Да. Вот именно. Только я недосочинил еще чуть-чуть.
- Ладно, пой, - сказал Салатный, и остальные согласно промолчали.
- Ага, - сказал Ослик. – Ну, ладно. Ну, слушайте. Посвящается Букашке.
И он запел красивым сочным голосом:
- Я встретил вас, и всё былое
- В отжи-ившем сердце ожило,
- Я вспомнил вре-емя, время золотое…
Он остановился и сказал:
- Пока всё.
- Где-то я уже это слышал, - сморщил лоб Сиреневый.
- Ну, конечно, - отозвался Ослик. – Это известный романс. Я только последнюю строчку решил свою дописать. А что, нельзя?
- Ну, наверное, можно, - пожал плечами Сиреневый. – И какая последняя строчка?
- Я еще не придумал, - признался Ослик. – Я же сказал, что недосочинил.
- Да-а… - протянул Сиреневый.
- Я потом досочиню, - заверил Ослик.
- Так конкурс-то уже закончится, - заметил Салатный.
- Ну, и ладно, - сказал Ослик. – Я и не претендую на первое место. Пусть теперь кот поёт. Он один остался.
Котишка не заставил себя долго ждать, соскочил с форточки на подоконник, потом на пол, грациозно прошелся по комнате, остановился и сказал:
- Чтобы песня получилась хорошей, вы будете мне подпевать.
- Но мы же ее не знаем! – загалдели игрушки.
- И не надо. Вам нужно будет только повторять последние строчки, начиная со слов «и я».
- И я, - повторил осел. – И-я! Мне нравится.
- Тогда поехали! – сказал котик и запел:
- Все любят маленьких котят,
- И все погладить их хотят,
- И я, мур-мур, и я, мур-мур,
- И я люблю их всех подряд!
Все вместе!
- И я, мур-мур, и я, мур-мур,
- с удовольствием запели все и запрыгали, а особенно громко, - «и я!», - кричал ослик.
- Котята есть и у кротов,
- И у людей, и у китов,
- Но я, мур-мур, но я, мур-мур,
- Их все равно любить готов!
Все вместе! – взмахнул лапкой котик.
- Но я, мур-мур, но я, мур-мур,
- Их все равно любить готов!
Котик довольно прищурился и продолжил:
- Все любят маленьких котят,
- Цыплят, ребят и жеребят,
- Тигрят, слонят и жирафят,
- Бурундучат, лисят и львят.
- И журавлят, и буйволят,
- И лягушат, и кенгурят,
- Ужат, ежат и медвежат,
- Ягнят, зайчат и верблюжат,
- И тюленят, и кабанят,
- Бобрят, выдрят, и оленят,
- И я, мур-мур, и я, мур-мур,
- И я люблю их всех подряд!
Все вместе!!!
- И я, мур-мур, и я, мур-мур,
- И я люблю их всех подряд!..
- Уф-ф, - перевели дух игрушки, просмеявшись. – Вот это попрыгали!
- Ну, и как мы теперь будем выбирать, кто победил? – ревнивым гнусавым голосом спросил Сиреневый.
- А давайте не выбирать, - предложил Ослик. – Главное-то не это… Главное, чтобы Букашка выздоровела.
- Я – за! – закричала гусеница. – Только я, знаете, что подумала?
- Пока не знаем, - сказал Ослик с апломбом и огляделся по сторонам, довольный своей шуткой.
- Я нас посчитала, нас - шесть. Нужен седьмой.
Все очень удивились, и первым спросил котик:
- Почему?
- Потому что семь – волшебное число, - объяснила гусеница.
- Смотрите! Смотрите! – вдруг закричал Сиреневый, показывая на окно. – Кто это?!
В окне, на ветке рядом с форточкой, сидел маленький зверек с пушистым хвостом.
- Это белка, - сказал кот. – Ты, мур-мур, откуда тут взялась?
- Из леса, - отозвалась гостья.
- И давно ты нас подслушиваешь? – спросил Ослик.
- Я не подслушиваю… Просто слушаю…
- Давно?
- С самого начала, - призналась белка.
- О! – вскричала гусеница. – А давай, ты тоже песенку напишешь, чтобы Букашка выздоловела!
- Или стишок, или рассказик, - добавил Сиреневый с упрямой интонацией.
- Нет, - покачала головой белка. – Я ничего такого не умею. Совсем-совсем. Я все-таки лесной зверь. Но я все слышала, что вы говорили, и, если хотите, я поскачу сейчас за город, к больнице, где лежит ваша Букашка, и все ей расскажу. Я как раз в тот лес собиралась.
- А что ты р-расскажешь? – уточнила гусеница.
- Как вы ее любите, как радуетесь, что она есть, как хотите, чтобы она выздоровела, какие песенки для этого написали… Чтобы микробы тоже услышали и испугались. Как вы хотели.
- Ну, ладно, - сказал Салатный, - скачи. Может, это и не надо, может, они и так узнают, но хуже не будет. Скачи. И скажи еще, что нас семеро. Мы все равно еще кого-нибудь найдем.
Белка улыбнулась, подмигнула, махнула хвостиком и исчезла.
- Мне кажется, она – волшебная, - тихо сказала гусеница. Остальные, проводив зверька взглядами, согласно покивали. Только Сиреневый сосредоточенно смотрел куда-то в сторону.
- Кого же взять седьмым?.. – задумчиво бормотал он. – Какую бы зверушку?.. – Вдруг он встрепенулся, поднял голову и оглядел друзей. – Остается только папа!
... Когда папа пришел домой, он сразу почувствовал, что что-то изменилось. Почему-то дома было уже не так тоскливо и безрадостно. И как будто бы откуда-то со стороны ему в голову пришла мысль: «Не надо падать духом. Если очень захотеть, чтобы Букашка выздоровела, ей это обязательно поможет».
Он огляделся по сторонам, сел за стол, включил компьютер и набрал: «История седьмая. Выздоровительная». А потом написал эту сказку.
… А утром, только проснувшись, он сразу же стал перечитывать написанное вчера, что-то поправлять и менять… И тут позвонила мама и сказала таким забытым радостным тоном, только слегка приглушенно:
- Сашка сейчас спит. А вообще нам сегодня лучше. Она уже вчера вечером хорошо покушала. Не тошнит, и температуры нет. И настроение получше. Мы даже, наверное, в четверг выпишемся. Так нам врач сказал.
- Ура, - сказал папа. – Ты не представляешь, какое ура. Что вам сегодня привезти?
- Привези мне попить, а Сашке - немного сыра, только свежего-пресвежего. И еще какую-нибудь игрушку… Музыкальную, например. Только тихую, чтобы никого не будить.
- Хорошо, - сказал папа, - барабан.
Мама тихонько хохотнула, а потом сказала:
- А к нам тут в окно какая-то зверушка заглядывала - то ли белка, то ли мышка…
- То ли крыска, - предположил папа. – Знаю я вашу больницу. Хвост распушила, под белку маскируется.
Мама засмеялась снова, потом сказала:
- Ладно. Приезжай, мы ждем, - и отключилась.
А папа сидел перед компьютером и думал: «Выздоравливает. Слава Богу. Что же ей помогло? Уколы? Лекарства? Или песенки игрушек из моей сказка? Или мамина любовь? Или и то, и другое, и третье?.. Да какая разница?! - решил он. - Главное, что выздоравливает, и скоро будет дома. Вот это ура, так ура».
И еще он подумал (когда опасность отступает, все мы становимся смелыми): «А может быть, я все-таки был прав? Может быть, после всего этого Сашка будет еще здоровее и веселее?.. Во всяком случае, любить и беречь мы ее теперь будем уж точно еще сильнее, чем раньше! Все мы», - подумал он еще и посмотрел на разбросанные по комнате игрушки.
А вскоре Принцесса Букашка, совсем уже здоровая, бегала по квартире. И, между прочим, ножками!!! Вот какая она сразу стала взрослая. А, оступившись, она не пугалась, а только приседала и смеялась. Вот какая смелая.
История восьмая
Просто солнечный день
Она уже вовсю говорит, но по-своему. «Га» на сегодняшнем Букашкином языке - глазки. Ну, так ей проще произносить. Без «л», без «з», без «к» и без «и». Но, вообще-то, почти правильно. «Га-га» - это собачки, потому что они говорят «гав-гав». А «га-га-га» - это прогулка. Почему, не ясно. То ли потому что на улке много собачек, то ли потому что, наряжая ее, мама приговаривает: «гулять, гулять, гулять…», а «гу-гу-гу» пока не получается…
Как бы то ни было, больше всего на свете Букашка любит как раз «га-га-га», там находить «га-га» и показывать их папе с мамой. И еще «мя» (кисок). Их тоже надо найти и показать. Ну, и уж непременно «ка» (это значит, качаться на качелях). Последнее – самое-самое любимое-прелюбимое ее занятие. Происходит это так. Мама устраивается на подвесном сидении, садит дочку себе на колени и, придерживая ее, начинает плавно раскачиваться. А Букашка при этом самозабвенно повторяет: «Ка-а… Ка-а-а…»
… Сегодня мама сказала:
- Ужасно обидно, что, когда мы с Сашкой валялись в больнице, прошел ее День рождения. Самый первый в жизни настоящий День рождения у человека, а отметить его, как следует, не получилось.
- Зато мы выздоровели, – возразил папа. – Вот что главное. А День рождения мы можем хоть сейчас устроить. Делов-то.
На том и порешили: как придет с работы бабушка, так все и отправятся на праздничный пикник, благо, погода стоит на редкость ясная. А пока бабушки нет – именинницу решили выгулять в центре города.
- Пора ребенку развеяться, - пояснила мама.
- Давно пора, – согласился папа, усадил Сашку себе на загривок.
- Га-га-га, - подтвердила она, и втроем они двинулись к остановке.
Сначала ехали на автобусе, и Сашка прыгала у папы на коленях. Потом вышли на площади, и Сашка увидела огромную клумбу розовых тюльпанов. Как будто ими случайно засадили вместо травы футбольное поле. Лицо у Букашки сразу стало такое светлое и удовлетворенное, словно она всегда знала, что мир должен выглядеть именно так. Как будто рыбке впервые показали море, и она подумала: «А, так вот где я должна жить!» Топ, топ, топ, - пошла Сашка к цветам. Наклонилась, понюхала и зажмурилась от удовольствия. Или потому что лепесточки нос пощекотали.
Потом папа с мамой подвели ее к фонтану, и она огромными глазами стала разглядывать, как высоко взмывают, а затем падают вниз белые пенные струи. Смотрела, смотрела… И вдруг стала канючить, протягивая к воде лапки. Что тут поделаешь? Папа приподнял ее и, держа за животик, осторожно наклонил. «Шлёп! Шлеп!! Шлеп!!!» - принялась она бить ладошками по воде, брызги – в стороны! Мы – сами себе фонтаны!..
А потом она увидела прекрасных животных. Они были точно такие же, как ее резиновый ослик, только не резиновые и раз в десять больше. И еще живые. И это были не ослики, а лошадки. Но все равно она их узнала, во всяком случае, сразу поняла, что на них, как и на ослике, можно кататься. Или как на папе. Среди них была одна лошадка поменьше других – пони. На нее-то мама и посадила Сашку, и они осторожно обошли площадь кругом. Выражения лица Букашки и морды пони были при этом одинаково серьезные и ответственные. Еще бы: катание верхом – занятие не шуточное: одно из важнейших и древнейших достижений человека.
… По дороге назад, в автобусе, Сашка уснула. А когда проснулась, дом был полон народу: тут были и папа с мамой, и бабушка, и дядя Макс с тетей Наташей. И все они стали дарить ей подарки. Очень нужные и полезные. А именно.
Пестрый металлофон («бум-бум»), на котором можно было бы, наверное, сыграть какую-нибудь песенку, если бы уметь. Но даже если не уметь, можно замечательно тоненько-тоненько звякать, ударяя по железным полоскам деревянной колотушкой – «бум, бум, бум…»
Блестящую надувную бабочку («ба») на рукоятке.
Большеглазую куклу («кука») с рыжими косичками, которая умеет петь, если ей стукнуть по животу, и которой можно приплясывать об пол.
Разноцветные шарики («мя», потому что, по сути, они – мячики). Шарики были надуты гелием, отчего, если отпустить веревочку, они падали не на пол, а на потолок.
Какую-то странную деревянную штуковину на колесиках («га», потому что с глазками и похожа на гусеницу), которую можно катать, держа за палочку («па»), и ее рожки при этом весело подрагивают.
- Вот, Саша, запомни, - сказала мама. – Когда всего так много, и все такое интересное, это называется «День рождения». А теперь давай-ка собираться на природу.
- Ж-ж-жили мы себе, не туж-ж-жили, как вдруг являются какие-то, понимаешь, граж-ж-ждане и давай тут всё ж-ж-жечь! – возмущенно поглядывая на дым костра, пожаловался большой черный жук знакомому комару.
- З-запах з-зато - з-замечательный! – возразил тот, вися поблизости и мелко подрагивая крылышками.
- Ж-женым ж-же воняет! - не поверил хитиновым ушам жук.
- Я про приез-зжих, - кровожадно потер лапками комар. – З-знатно, соблаз-знительно пахнут. Раз-зведаю… - сказав это, он, не медля, полетел к людям.
- Уж-жас, – угрюмо промолвил жук, провожая его взглядом. - Ну, и друж-жок у меня. Ж-жуть. Как ж-жить?.. – заключил он и закопался в землю.
Рядышком, почти из того же места, вылез розовато-серый дождевой червяк, потянулся на солнышке и сказал собственному хвосту:
- Не знаю… Лично мне всё нравится.
- Мне тоже, - согласился хвост.
Действительно, ничего такого уж страшного и необычного тут не происходило. Регулярно с конца весны и до начала осени в этом загородном саду-огороде устраиваются семейные пикники с шашлыками. Но еще в прошлом году ни этого жука, ни этого комара на свете не было, потому они и не знали о такой традиции.
Комар подлетел к компании и принюхался. Вкуснее всех, само собой, пахла Сашка-Букашка. Но она же была и зорче всех.
- Ма! – сказала она веско, указывая на него вытянутым вперед пальцем. Она и раньше видела комаров и называла их именно так. Однажды один такой даже укусил ее, и с тех пор она относилась к этим насекомым настороженно. Идея того, что кто-то может ее есть («ням-ням») была для Букашки неприемлема.
Все посмотрели в указанном направлении и принялись шлепать ладонями. Глядя на взрослых, радостно хлопать в ладоши стала и Сашка. Комар оторопело раскланялся.
- Я, конечно, з-замечательный, благообраз-зный и грациоз-зный, - забормотал он, - и все же я не раз-зумею, чем обяз-зан…
Но люди его не слушали.
- Ах, негодяй! – воскликнула мама, и комар еле успел проскользнуть между ее ладоней. – Так и вьется вокруг ребенка!
- Не трожь, вампир! – вторил ей папа.
- Вот мясо для еды, его и кусай, не жалко, - гостеприимно предложила тетя, нанизывая на шампур маринованные кусочки.
«Вот, значит, вы как…» - мрачно подумал комар, увертываясь в очередной раз. Возмущению его не было границ. Сперва он хотел объяснить людям, как несправедливо и нечестно они с ним поступают, но потом плюнул и полетел прочь, тихонько зудя себе под хоботок:
- Нельз-зя так нельз-зя. Сраз-зу бы сказ-зали. Но з-зачем тогда приез-зжать? Драз-зниться только…
Не понравились комару такие гости. Чувство это было взаимным.
Кроме комара Сашке понравилось все. И цветы, и самодельный противосолнечный тент, похожий на купол цирка-шапито. И червяк, которого папа на палочке поднял с земли и представил ей: «Саша, это червяк». И костер с дымом (она первый раз в жизни видела огонь). А вне всякой конкуренции был ручеек. В нем, также как в фонтане, бурлила вода, которую тоже можно было трогать, и еще туда можно было кидать камешки. А когда прямо из-под ног Букашки на другой берег ручья выпрыгнула маленькая лягушка («ква»), девочка и вовсе испытала культурный шок и долго после этого повторяла: «Пык!.. Пык!..» (В смысле, «прыг, прыг…»)
Пока папа жарил шашлыки, остальные немного повозились на клумбах и грядках. Букашка со своей синей пластмассовой лопаткой, конечно же, в стороне не осталась. Раньше, копаясь в песочнице, она и не предполагала, что и взрослые так любят это занятие…
Когда шашлык был готов, все уселись за стол и стали говорить тосты. Главным и самым актуальным, после недавних больничных событий, был: «За здоровье именинницы». Шашлыки получились очень вкусными. Правда, Сашке их есть пока нельзя, но и ее кашка тоже была хоть куда, так что она ни капельки не расстраивалась.
А еще через часок набежали тучи, стал накрапывать дождик, и все поспешили домой.
И снова она по дороге уснула, и ей приснилось, как будто бы к ней на День рождения, прямо домой, пришла лошадка. Покатала ее у себя на спине, потом подарила ей лягушку и ускакала. Лягушка с Букашкой поздоровалась, тоже поздравила и подарила комара. Подарила, - «пык!» в окошко и исчезла в траве. Комар раскланялся, подарил Букашке разноцветные шарики и сказал: «Я больше никогда не буду кусаться. Честное слово. Я даже шашлык кушать не буду, только кашку».
Очень Букашка обрадовалась, что комар оказался такой милый и вовсе не злой. И она заулыбалась во сне.
Тем временем зайцы, лежа на комоде, тихонько переговаривались.
- Чего это ребенка весь день не было? – поинтересовался Сиреневый.
- Так ведь День рождения, - пояснил Салатный. – Целый годик Букахе стукнул.
- Не может быть! Не верю я, что мы уже год с ней знакомы.
- И правильно не веришь. Нас-то когда купили, ей уже полгода было.
- А-а, вот в чем дело… - протянул Сиреневый. А потом спросил ревниво: - А почему это ей нас сегодня на День рождения не подарили?!
- Что это с тобой? Нас ведь уже на Новый год подарили. Нельзя же одних и тех же зайцев на все праздники дарить.
- И что, из-за этого дурацкого правила ребенок остался без подарка?! – возмутился Сиреневый.
- Еще чего, - всплеснул лапками Салатный. - Подарков у нее – куча! Вон - и кукла, и бабочка, и качели, и шарики…
Как раз в этот-то момент Букашке снилось, что эти самые шарики ей дарит комар, и в свете ночника-глобуса ее лицо озарила фирменная безмятежная улыбка.
- Ох, избалуют они ее своими подарками, - противореча себе, изрек Сиреневый и хмуро глянул на нее с комода. – Вот вырастет и станет капризной и вредной.
- Дурак ты лопоухий, - отозвался Салатный. - Из счастливых детей вырастают счастливые взрослые. А счастливые не бывают капризными и вредными.
- А какими они бывают?
- Покладистыми и полезными.
- А, - кивнул Сиреневый. – Понятно. Прямо как я.
История девятая
Букашка и Бог
На краю тумбочки, в спальне, рядом с лампой-глобусом и электронными часами, сидел ангел. Он поселился в этой квартире одновременно с Букашкой, но видеть его никто не мог. Сейчас, тихо улыбаясь, он наблюдал, как мама одевает дочку на улицу.
- Вот жара так жара, - приговаривала мама, надевая на Букашкины ноги полосатые носки. – Вот лето так лето. Пойдем-ка, мы воздухом подышим.
- Га-га-га, - согласилась умная девочка.
- Точно, гулять, - подтвердила мама. - А потом придет папа с дяденькой, и он будет тебя купать.
- Куп-куп? - уточнила Букашка.
- Ага. Дяденька будет с бородой, но ты его не бойся, он хороший.
Невидимый ангел согласно кивнул и положил ногу на ногу. А мама опустила дочку на пол, и та – топ-топ-топ - побежала в коридор, приговаривая:
- Па-пб, тю-тё!.. - (Что значит: «Лопатка, песок!», а еще точнее: «Дайте мне скорее лопатку, я буду играть в песочке!»)
Мама поспешила за ней.
Только люди, а с ними и ангел, покинули квартиру, как в ящике для игрушек кто-то заворочался, закряхтел, а затем оттуда высунулся сначала плюшевый кротовий нос, а затем и вся его мордочка.
- Привет! – сказала она.
- Опять заговорил! – обрадовался валявшийся неподалеку Салатный заяц.
- Опять сломался? – догадался Сиреневый.
- Ну! – весело отозвался Крот, выбираясь наружу. – Батарейка села, наверное.
Читать бесплатно другие книги:
