Клан душегубов Петрухин Алексей
– Воды, – ответил Суворовцев, облизнув языком сухие губы.
– А мне – пива, – добавил Вершинин.
Шувалов сделал знак официанту, тот оторвал от стойки помятое лицо с отпечатавшимися на нем клеточками от вафельного полотенца и вяло направился к столику. Пока Сан Саныч на хорошем чешском языке делал заказ, Суворовцев открыл свой ноутбук и нашел в нем нужный файл. Это были фотографии из телефона Клерка.
Сан Саныч внимательно посмотрел на изображения и начал неспешный и подробный их комментарий.
– Это – Седой. Денежный мешок, вкладывающий средства во все, что приносит прибыль, наркотики в том числе. Но – он уже не успевает. Он думает, что держит все в своих руках и владеет ситуацией, но его время безвозвратно ушло. На его место пришли молодые, ретивые и образованные бандиты. Кстати, вот тут рядом с ним его адвокат. Молодой человек с лицом херувима. У него и кличка Адвокат. Седой даже не подозревает, что у него за спиной этот мальчишка постепенно переводит все его активы на себя. Если уже не перевел.
Официант принес заказ, поставил его на стол и удалился. Сан Саныч продолжил, ткнув пальцем в изображение Сорса:
– Ну, ребята, а с этим благообразным господином я хоть и не коротко, но очень хорошо знаком. Это Сорс. Он же... В общем, у него много имен.
Начинал он как рядовой инструктор Пентагона, направленный в Афганистан в составе группы врачей. О нем слагали чуть ли не легенды. Представьте себе, он, облаченный в белые одежды, беспрепятственно передвигался между окопами противников и, как ангел милосердия, выносил из боя раненых с той и другой стороны. Когда он появлялся на поле боя, прекращалась стрельба. Чем не легенда? Правда, одновременно с основной своей работой времени зря не терял и постепенно оброс не только легендами, но и разного рода темными знакомствами, в том числе и с местными наркобаронами. Поэтому, когда в середине восьмидесятых ситуация изменилась, он был готов продолжить свою миссию, но уже в другом качестве. Вот-вот, посмотрите, – отвлекся Сан Саныч, – это знаменитый в Праге танцующий дом.
– Как это, танцующий? – недоверчиво спросил Вершинин.
– А вы приглядитесь. Верхняя часть дома похожа на цилиндр, а нижняя – на подол роскошного платья. Цилиндр Фреда Астера, а платье – его неизменной Джинджер. Правда, удивительно?
– А когда вы с ним познакомились? – вернулся к разговору Суворовцев.
– Лично познакомился я с ним в Москве. Партия медикаментов, которую он сопровождал в нашу страну, оказалась переполненной препаратами явно не медицинского содержания.
– Наркотики? – встрепенулся Вершинин.
– И в большом количестве. Как потом выяснилось, это была налаженная схема их доставки, и одна из самых удачных. Это же кощунство – проверять и перетряхивать гуманитарный груз. Вот так, под видом гуманитарной партии, был организован эффективный и беспрепятственный трафик. И не только в нашу страну. Тогда он прошел только как свидетель, и ему удалось выкрутиться. Не без помощи высокопоставленных лиц. Вашего начальника в том числе.
– Кого? Бердяева?! Не может быть! – воскликнул Вершинин.
– Он же – Философ, – уточнил Сан Саныч.
– Философ! А я голову ломал! – Суворовцев отчаянно хлопнул рукой по столу с такой силой, что официант вздрогнул, но все же не проснулся. – В нашем Управлении я не заметил ни одного одухотворенного лица, хотя бы отдаленно напоминающего философа.
– Познакомились они в том же Афганистане, – продолжал Сан Саныч. – Бердяев был захвачен в плен талибами, и они его бы расстреляли, как многих других, если бы не Сорс. Так был завербован не он один. Хотя в случае с Бердяевым «вербовка» не совсем подходящее слово. Сорс, скорее, приручил его, как послушного пса. Потом, уже в России, он начал сдавать Бердяеву небольшие, а иногда и крупные группировки, с одной стороны, избавляясь от конкурентов, за что тот же Седой был бесконечно признателен, а с другой – помогая Бердяеву расти по служебной лестнице. – Сан Саныч немного помолчал, потом как-то грустно вздохнул. – Ну вот. После того случая с медикаментами я оказался здесь, в Праге, а вся информация о Сорсе была тщательно уничтожена. К тому времени в Управлении началась какая-то бестолковая реорганизация, ну, и меня под это дело отправили на пенсию. Кстати, я заметил, в преддверии какой-нибудь грандиозной сделки в органах безопасности начинаются всяческие реорганизации. Я так полагаю, чтобы отвлечь внимание. Ну не суть важно.
– Как раз очень важно, – заметил Суворовцев. – У нас сейчас происходит нечто подобное.
– Может быть. Следить за Сорсом я продолжаю и до настоящего времени. Не впрямую, конечно, а исключительно по сообщениям в средствах массовой информации. И вот какой я делаю вывод. В последнее время Сорс активизировался. По крайней мере в трех бархатных революциях четко читается его рука. И во всех случаях – полная поддержка Америки и признание нового президента, ставленника Сорса. Или Сорс, продолжая работать на Америку, выполняет их политический заказ, или он работает на себя, также используя политические амбиции той же Америки. Но тогда, друзья мои, это высший пилотаж! Сейчас же я знаю, что он в Германии с президентом одной из африканских республик.
– А я знаю, что завтра он будет в Москве, – добавил Суворовцев.
– Значит, завтра и возьмем, – просто сказал Вершинин.
– Я на сто процентов уверен, – продолжал Суворовцев, проигнорировав слова товарища, – Германия откажется с нами сотрудничать. Это мы уже проходили. Хотя их можно понять, кому нужен международный скандал, ведь мы достоверно не знаем истинную цель передвижений Сорса. А если это окажется пустышкой?
– Да если и не пустышка, с такой поддержкой, как у господина Сорса, на его задержание не пойдет даже Интерпол, – утвердительно кивнул Сан Саныч.
Вершинин посмотрел на своих собеседников и мягко улыбнулся. Было в этой улыбке что-то от учителя Яо.
– Ты чего улыбаешься? – сердито спросил его Суворовцев. – Что такого смешного услышал?
– Как говорил Яо, «смотри на мир простодушно, как только что народившийся бычок, и не доискивайся причин».
– Когда он вот такой, – обратился Суворовцев к Сан Санычу, – меня это жутко пугает. – И вдруг добавил: – Странная машина, я вижу ее уже во второй раз.
– А я в четвертый, – подтвердил Сан Саныч.
Мобильный телефон Вершинина зазвенел неожиданно и пронзительно.
– Кто это, интересно? – сказал он, собираясь ответить на звонок. – Номер скрыт.
– Мы встречались, – заговорила трубка.
– Я со многими встречался. Чего надо?
– Ты хочешь перейти прямо к делу? Хорошо. Тогда мне надо, чтобы вы погуляли по Праге еще денька два. Пивка попили, развлеклись. Короче, я очень не хотел бы увидеть в Москве твою морду раньше этого срока. Понял меня?
– Слышишь, ты? Своим свободным временем я распоряжусь как-нибудь сам.
Суворовцев тем временем оторвался от ноутбука, который открыл, когда у Вершинина зазвонил телефон.
– Звонят из Москвы, – тихо сообщил он Вершинину. – Городской номер 921-21-23.
Это был номер домашнего телефона Вершинина.
– Что ты делаешь у меня дома, падаль?! – заорал тот в трубку.
Ну вот и недостающий, точнее, теперь уже не достававший все это время «пазл» в общей мозаике.
Вот кто источник утечки – Бердяев. Можно сказать, моя миссия выполнена. Хотя – это еще не конец.
И снова, и снова спрашиваю себя – почему и в какой момент? В какой момент этот свой стал чужим? Где была его черта? Почему переступил ее? Ведь кадровый офицер, интеллектуал. «Философ». Каким цинизмом надо обладать, чтобы взять такой псевдоним? А каким надо обладать цинизмом, чтобы сдавать своих, обрекать своих товарищей на гибель, а иногда и больше того – отдавать приказы об их устранении? Когда, в какой момент с ним случилась эта беда? Ведь это – беда. Предательство. Большая, непоправимая беда человеческой души. Да минует она меня стороной, какие бы пытки ни пришлось изведать.
Да, что такое афганский плен, я хорошо знаю. Но никакие пытки, никакие истязания не могут оправдать предательства. Нет, для меня – нет.
Философ. К чему свелась его философия? К работе на пауков? На Сорса? К роли пса? Вот опять к вопросу о скрипке, которая в разных руках играет столь разную музыку.
Да, ему придется за все ответить, этому «философу». Ответить по полной программе.
Ну что, как говорится, «партия переходит в эндшпиль».
Но первыми атакуем снова не мы.
Достается Вершинину. А он – хороший мужик. Неуправляемый, смешной и страшный, но – человек.
Последние несколько дней основательно вымотали Бердяева и довели его до крайней степени нервного истощения. В крупнейшей сделке между Сорсом и Седым ему, Философу, отводилась самая сложная часть, а именно: полное ее прикрытие, начиная с момента прилета и «встречи на высшем уровне», заканчивая ее безопасностью. До недавнего времени все шло достаточно гладко, хоть и не просто. Затеянная им реорганизация Управления с переподготовками, тестами и прочей белибердой оттянула практически все силы личного состава от их основных дел, а главное, Бердяев взял под личный контроль всю оперативную работу, что значительно обезопасило проведение сделки.
И вот когда до прибытия груза осталось несколько дней, началась вся эта канитель с тупым, твердолобым Вершининым, что совершенно спутало все планы и вынудило Бердяева менять их по ходу, исходя из ситуации. И если ситуация требовала жертв, он, не колеблясь, их приносил. Так было с Клерком, с Николаенко, так же было бы с Вершининым и Суворовцевым, если бы в последний момент они не поменяли машину. После того случая, опасаясь, что они, рано или поздно, выйдут на Шувалова, чего допустить Бердяев не мог, он отдал своим людям распоряжение об усилении наружного наблюдения за ними. Распоряжение было выполнено. Минувшей ночью Суворовцева и Вершинина четко проводили из кафе – одного до гостиницы, другого до кабинета. Больше того, «наружка» осталась дежурить на всю ночь.
Каково же было негодование Бердяева, когда его люди сообщили, что им удалось уйти из-под наблюдения. Каким-то образом утром в постели Суворовцева рядом с секретаршей оказался Опер, облаченный почему-то в бронежилет, правда, при этом другой одежды на нем не было, а вместо Вершинина на диване в кабинете спал какой-то пьяный сотрудник.
Теперь ситуация вовсе вышла из-под контроля, и надо было действовать решительно и даже дерзко, но зато наверняка. Для этого Бердяев послал к Вершинину домой одного из своих самых профессиональных людей с тем, чтобы он, взяв в заложники жену и дочь строптивого майора, удерживал того от резких движений и необдуманных поступков в ближайшие сутки.
Все, предписанное Бердяевым, было выполнено быстро и точно. Теперь киллер, закрыв женщин в комнате, продолжал телефонный разговор с Вершининым, прохаживаясь по его же квартире с телефоном в руке.
– Что я делаю в твоей квартире? – переспросил он. – Какой ты догадливый! Хотя нет, это, наверное, твой друг Суворовцев со своим чемоданчиком. В любом случае, это не имеет ни малейшего значения, потому что условия сейчас диктую я. Понял меня? Короче, два дня прогулок по Праге, и твою семью я не трону. И будет совсем замечательно, если Суворовцев составит тебе на это время компанию. Не советую также сюда кого-нибудь присылать. Будет только хуже. Все.
Киллер повесил трубку, еще раз прошелся по квартире, после чего заглянул в смежную комнату.
Бедные женщины сидели рядышком на кровати и были напуганы. При этом у жены Вершинина, судя по ее бледному лицу, начиналась «ломка». Мужчина вынул из кармана несколько шприцев и положил их на стол.
– Развлекайтесь, – усмехнувшись, сказал он и вышел из комнаты.
Еще раз прошелся по квартире, проверил входную дверь и окна, после чего, устроившись в кресле, стал ждать. Это была его обычная работа.
Жена Вершинина смотрела на шприцы. Все было предопределено. Сейчас она это сделает. И вдруг дочь тихо и отчетливо сказала:
– Если ты это сделаешь, я убью себя, мама.
Через полчаса в комнатную дверь постучали.
– Чего вам? – строго спросил киллер. – Я же приказал сидеть тихо.
Дверь приоткрылась, и в проеме возникла девушка.
– Я в туалет хочу, – тихо сказала она.
– Иди, только не закрывай дверь на щеколду, иначе мне придется ее выломать.
Девушка спокойно прошла через комнату в туалет и плотно прикрыла за собой дверь.
Он немного подождал, потом еще раз заглянул в комнату, где оставалась жена Вершинина. Теперь ей стало значительно лучше. Она лежала на кровати, блаженно улыбаясь, равнодушная ко всему.
– Тебе лучше? – спросил он. – Вот и молодец.
В этот момент его отвлек нарастающий шум воды, доносившийся из ванной. Он толкнул дверь, но она оказалась запертой, и ему пришлось ее выбить.
– Я же приказал не закрывать дверь! – крикнул киллер и замер на пороге.
Вода уже лилась через край, только почему-то она была красноватого цвета. Он подошел ближе. Девушка лежала в воде, глаза ее были прикрыты, но она не спала, потому что слабо двигала руками, сильно порезанными в области запястий в нескольких местах. Окровавленная бритва валялась тут же, на кафельном полу, около ванны.
Он быстро снял с себя пиджак, отбросил его в сторону, потом наклонился к девушке и вытащил ее из воды до пояса. Затем свободной рукой сорвал с крючка полотенце и начал перетягивать им руки выше порезов.
– Ну зачем же ты, дурочка? Ты здесь ни при чем. За тебя даже не заплачено.
Он уже почти закончил перетягивать ей раны, когда неожиданно с грохотом распахнулась дверь. В следующую секунду он почувствовал в спине острую боль от нескольких жал.
Последнее, что киллер видел перед смертью, – блаженно улыбающееся лицо ее матери. Это она вонзила ему в спину те шприцы, что он принес. «Как глупо», – последнее, о чем подумал он.
Они будут теперь делать все, чтобы нас остановить. Они способны на все и постараются показать нам, на что способны. Уже делают это. Начали – с семьи Вершинина. Он пока держится. Я пока – тоже. И все-таки мы их теперь знаем хорошо, а они нас – плохо. Если думают, что теперь мы отступим.
А все же, мой виртуальный собеседник, зовут тебя, конечно же, не Настенька, и похоже, ты появилась не случайно. Ты меня на самом деле знаешь.
Так кто ты?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Самолет сделал круг и зашел на посадку. Еще минут через десять к двери подкатился трап, и вот уже Бердяев заметил в проеме знакомое серьезное лицо Сорса. Состав встречающих лиц был более чем солиден. Седой, еще несколько глав наркогруппировок, несколько официальных лиц, Бердяев в сопровождении двух высоких милицейских начальников. Охраняли всю эту группу многочисленные боевики из группировки Седого.
Чтобы обставить встречу по полной программе, Бердяев даже привез с собой красную дорожку, с приемным караулом к ней в придачу. Теперь взвод солдат в белых перчатках стоял, вытянувшись в струнку с карабинами в положении «на караул». Бердяев первым пошел навстречу Сорсу. Они встретились сдержанно, поздоровавшись за руки.
– Все в порядке? – сухо спросил Сорс.
– Да, все по плану. Можно начинать разгрузку, – ответил Бердяев и махнул кому-то рукой.
К грузовому отсеку самолета подкатил черный фургон, из него высыпало несколько человек. Открылся люк, и полным ходом началась разгрузка. Не задерживаясь ни на секунду, рабочие стали переносить большие черные кофры из отсека в фургон.
Наконец на трапе появился «президент». Он был уверен и деловит. Видимо, за время своего «президентства» он уже основательно освоился со своей ролью. Спускаясь по трапу, он странно, но, как ему казалось, важно вращал глазами и для чего-то воздевал руки к небу. Со стороны это выглядело до жути уморительно, так что всем встречающим стоило большого труда, чтобы не рассмеяться.
Очень скоро фургон был забит до отказа. Он занял свое место в середине колонны машин, и процессия начала медленно выезжать с аэродрома. Бердяев и здесь постарался. Впереди и по бокам колонну сопровождала группа мотоциклистов. Они ехали параллельно с роскошным черным лимузином Седого, в салоне которого сидели Седой, Сорс, «президент» и Бердяев. Замыкал колонну большой автобус с боевиками и личной охраной Сорса.
Сидящие в лимузине некоторое время молчали. Машины покинули аэропорт и, выехав на трассу, прибавили скорость. Бердяев облегченно вздохнул. Все шло слаженно, как планировалось.
– Я слышал, у тебя были некоторые проблемы? – нарушил наконец молчание Сорс.
– Вас неправильно информировали, – незаметно вздрогнул Бердяев. – Проблем не было. Были некоторые нюансы, но они есть в любом деле.
– Ладно, поговорим об этом позже, – прервал его Сорс.
– Раша президента! – неожиданно вставил «президент». Судя по его довольному лицу, ему все нравилось. – Встреча. Хочу завтра. Кремл.
Сорс улыбнулся и, повернувшись к Седому, тихо, на хорошем русском, обратился к нему:
– Вот вам живой образец эволюции человека. По теории Дарвина.
– Завтра. Кремл, – не унимался «образец».
– Еще месяц назад он продавал марихуану заезжим туристам, а теперь вот, полюбуйтесь.
– Карашо! – невпопад подтвердил «президент».
Колонна успела отъехать от аэродрома километров десять, когда в рации у Бердяева что-то зашипело, и за этим он услышал возбужденный голос кого-то из охраны.
– Не понял? Куда это он? Философ, фургон с грузом свернул с трассы на проселочную дорогу!
– Ты чего несешь? – заорал Бердяев в рацию. – Всей колонне – сворачиваем за фургоном! Быстрее! – Он отключил рацию и растерянно посмотрел на Сорса: – Ничего не понимаю.
...Ни Шувалову, ни Суворовцеву не приходило на ум ни одно более или менее верное решение. Вершинин в расчет не шел, поскольку ему на ум приходила одна мысль – мочить гадов без разбора!
Необходимо было незаметно для людей Бердяева покинуть Чехию и так же незаметно вернуться в Россию. Конечно, это сложная проблема, но решаемая. Сан Саныч взял ее на себя. Используя старые связи, он заказал для них поддельные паспорта.
Вторая и главная проблема состояла в следующем. Предположим, им удается вернуться в Россию, но как действовать дальше? Прибывает самолет с Сорсом, липовым президентом (хотя надо еще доказать, что он липовый) и каким-то грузом. И что? Можно действовать официально, правда, еще неизвестно, дадут ли им разрешение, но, допустим, дадут. А если окажется, что вместо ожидаемой партии наркотиков там действительно будут личные вещи президента? Дальше что? Международный скандал, пресса, первые полосы всех мировых газет и позор. Несмываемый позор.
Одно ясно, надо действовать наверняка, исключая любую ошибку. Наконец решили выслушать, как ни странно, Вершинина. Его предложение было ожидаемо абсурдно и рискованно, но, опять же, как ни странно, не лишено рационального зерна. Следуя заповеди своего учителя Яо смотреть на мир наивно, он предложил банально ограбить Сорса. Совершенно дурацкая идея, но в ней было много преимуществ.
Первое – обыкновенный криминал, дело, так сказать, частное, лишенное государственной принадлежности, поскольку воруют в любой стране, и наша – не исключение. Если в самолете будут личные вещи, то правоохранительным органам придется только извиниться и «приложить все усилия к поимке преступников и возврату похищенного». Второе – если в самолете окажется партия наркотиков, то «преступников» «случайно» перехватывает линейная милиция, и дальше можно раскручивать эту историю как положено.
И еще, воровство такого ценного груза, притом на глазах хозяина, может послужить серьезной провокацией, так что неизвестно, как Сорс поведет себя в этом случае. Нужно быть готовыми ко всему.
В общем, план выглядел не менее сумасшедшим, чем его автор, но именно этот план сам мэтр Шувалов предложил считать лучшим. К радости Вершинина.
Пробраться в аэропорт, переодевшись работниками грузового терминала, оказалось делом техники. Затем, подобравшись к фургону, они «выключили» водителя и охранника и по знаку подъехали к самолету на погрузку. Когда машины двинулись с летного поля, они, как положено, заняли место в колонне и ехали в ее составе по трассе до условной развилки.
Теперь Вершинин гнал по проселочной дороге, выжимая из фургона все, на что были способны его лошадиные силы.
– Не могу поверить, – заглушая рев двигателя, орал за его спиной Суворовцев. – Мы угнали машину с личными вещами президента, в общем, дружественной нам страны. Как я мог на это пойти?! В моей служебной характеристике особо подчеркнуто: политкорректен и крайне, заметь, крайне, дисциплинирован.
– А чего ты хотел? С кем, как говорится, поведешься... – Вершинин посмотрел в зеркало заднего вида. – Кажется, они еще не поняли, что их «обули»!
Колонна действительно некоторое время стояла на трассе без движения. Потом, повинуясь какому-то приказу, начала медленно выворачивать на проселочную дорогу.
– Что это? – спросил Бердяева Сорс, еще не веря в происходящее.
– Внимание! Всем постам и подразделениям, – кричал Бердяев в рацию. – Угнан черный фургон, государственный номер...
Седой резко дернул его за руку, так что тот выронил рацию.
– Ты же говорил, что решил все проблемы?!
– Поворачивай за ними, – отдал Сорс распоряжение водителю, потом пристально посмотрел на Бердяева. – Я хочу видеть все собственными глазами. Я ваши эти кагэбэшные постановки изучил в свое время от и до. Понял?
– Ты мне не веришь? – тихо спросил Бердяев.
– Верю ли я тебе? Ты Родину предал за копейки, а в этом фургоне – гораздо больше.
Бердяев снова включил рацию.
– Внимание, фургон не должен пострадать! Принять все меры для его задержания
– По всему миру был зеленый коридор! – Сорс хотел успокоиться, но не мог. – Нет, в России никогда не будет порядка!
– Калашников! Карашо! – невпопад поддакнул «президент».
Колонна уже вывернула на проселочную дорогу и теперь начала набирать скорость. Мотоциклисты оторвались от нее и стали первыми нагонять черный фургон.
– А не медленно ли мы едем? – крикнул Суворовцев и, вынув пистолет, приготовился к стрельбе.
Вершинин нажал на газ, но фургон только взревел в ответ, скорости при этом не прибавив.
– Груз тяжелый. Да и дорога в горку, не оторвемся, – ответил он и сделал еще одну попытку разогнать машину.
– Сейчас мы их притормозим, заодно и посмотрим, что там.
Суворовцев убрал пистолет. Потом, пошатываясь, прошел в конец фургона, распахнул заднюю дверь и схватился за ближайший кофр. Груз действительно был тяжелым. Немного повозившись, ему, наконец, удалось подтащить кофр к двери. Затем он присел на пол и, упершись спиной в остальные ящики, двумя ногами вытолкнул кофр на дорогу.
Для тех, кто сидел в лимузине и видел все происходящее впереди на дороге, зрелище было ужасное. Из фургона на большой скорости вывалился кофр, но на землю сразу не упал, а еще какое-то время, зацепившись ручкой за какой-то выступ, распахнутый, болтался за машиной, щедро рассыпая содержимое по дороге. Длинная полоса белого порошка протянулась на добрую сотню метров.
Сорс взревел от бессилия.
– Ну и где нам теперь найти для такой «дорожки» подходящую ноздрю? – злобно пошутил он. Потом резко наклонился и выхватил из кобуры Бердяева пистолет. – Дай мне свой пистолет, я их сам убью!
– Всем постам! – продолжал отдавать по рации свои приказания Бердяев. – Двадцать седьмой километр загородного шоссе, черный фургон, огонь на поражение! – Отложив рацию, он привстал и посмотрел вперед через плечо водителя.
Фургон по-прежнему уходил от погони, но впереди него, на расстоянии пятисот метров, дорогу перегородил милицейский кордон, состоявший из множества машин с мигалками и укрывшихся за ними спецназовцев.
– Ну вот и все, – облегченно вздохнул Бердяев, – теперь им никуда не деться. Они в ловушке, засранцы!
Между тем фургон, не снижая скорости, приближался к кордону, расстояние бешено сокращалось, и, казалось, столкновения не избежать.
Все дальнейшее произошло неожиданно и молниеносно. Заслон, как по мановению волшебной палочки, расступился, пропустив фургон и лимузин, и потом так же быстро сомкнулся. Преследователи в автобусе не ожидали такого маневра, поэтому были совершенно не готовы к тому, что в следующую минуту по ним со стороны кордона открылся шквальный огонь. Первой же очередью был убит водитель автобуса, после чего машина, оставшись без руля и ветрил, резко вильнула в сторону, завалилась на бок и, «пропахав» метров двадцать, остановилась перед кордоном. Спецназовцы высыпали из-за укрытия и быстро окружили автобус плотным кольцом.
Первым из лимузина вышел Бердяев. Еще не понимая, что произошло, он сделал Сорсу незаметный знак рукой.
– Уберите пистолет. У вас еще есть шанс. Я сейчас все улажу. – Затем выпрямился во весь рост, решительно направился в сторону военных и громко ответил: – Все в порядке, моя фамилия Бердяев. Я полковник. Все под контролем.
Он собрался отдать еще какое-то распоряжение, но вдруг заметил в толпе до боли знакомое лицо и, рухнув на колени, растерянно проговорил:
– Господи, Сан Саныч.
Сорс выстрелил в него несколько раз. Хладнокровно и деловито. Потом демонстративно отвел руку в сторону и отбросил пистолет.
– Лучше бы я тебя тогда пристрелил, пес. С мертвых спросу меньше, – презрительно прохрипел он, когда спецназовцы скручивали ему руки.
Сан Саныч склонился над Бердяевым и осторожно приподнял его голову.
– Носилки! И врача! Быстрее! – крикнул он кому-то.
– Не надо, – прошептал Бердяев. Ему трудно было говорить, но он успел произнести: – Я умер тогда. Давно. А все, что было потом, это была не жизнь. Не жизнь. – После чего обмяк, продолжая что-то шептать окровавленным ртом, но его слов понять было уже невозможно.
– Кремл. Водка. Карашо, – громко объявил «президент», робко выглядывая из лимузина. Ему было веселее всех, потому что он вообще не понимал, что происходит.
Все вещи были собраны. «Верный ноутбук», «тревожная сумка», зубные щетка, паста и прочие важные спутники оперативника.
Суворовцев освобождал кабинет. Он еще раз огляделся по сторонам, не забыл ли чего, и устало сел на диван.
Шумно распахнулась дверь, и в проеме нарисовался Вершинин. Он выглядел свежим, отдохнувшим и был в отличном настроении. Десятидневный отпуск за свой счет заметно пошел ему на пользу.
– Слава богу, успел! – громко воскликнул он. – Мне звонит Опер и говорит, что ты нас покидаешь и оставляешь мне свое место. Это правда?
– Все течет, все изменяется, – философски ответил ему Суворовцев. – Кабинеты меняют хозяев.
– Ну что, я пропустил что-нибудь интересное? – сменил тему Вершинин.
– Нет. Все самое интересное прошло с твоим участием. Потом – допросы, вопросы, протоколы, признания, бумажная возня. Ты ее не любишь. С Сорсом – ну что ты, столько протестов, всевозможных ходатайств, заверений и уверений от международных общественных организаций, что уже сам начинаю сомневаться, а может, действительно, это честный человек, случайно попавший в дурную компанию? Хотя все это – уже не к нам. Мы поймали, уличили и пошли дальше. А с Седым получилось – даже смешно.
– А что такое?
– Началось следствие и выяснилось, что никакой он не финансовый воротила, что за душой у него ни копейки и единственный его капитал – это пенсия в три тысячи российских рублей. Сто долларов.
– И все? – изумился Вершинин.
– Нет. Еще льготы на коммунальные услуги и медицинское обслуживание. Как пенсионеру. Когда он про это узнал, его хватил удар. Врачи говорят, что он вряд ли оправится. Сан Саныч, как всегда, оказался прав. Адвокат с лицом херувима действительно времени зря не терял. Теперь все оформлено на него, но там все чисто, комар носа не подточит. Я с ним встречался. Если бы ты видел, как заискивающе он мне улыбался. На всякий случай.
– А?.. – Вершинин хотел спросить о Сан Саныче.
– Он уже дома, – прервал его вопрос Суворовцев. – Передавал тебе привет. Вон, возьми на столе фото Сан Саныча, тебе на память.
Вершинин взял со стола карточку. Обычную, какие продают в газетных киосках, из серии «Виды Праги». На ней запечатлен самый общий вид Карлова моста, видимо, в воскресный день, потому что народу было полно.
– Он там, на снимке, машет тебе рукой, – пояснил, усмехаясь, Суворовцев.
Вершинин еще раз пристально посмотрел на фотографию, но, как ни силился, Сан Саныча так и не разглядел.
– А что с этим? Ну с «президентом»? – поинтересовался он, оторвавшись, наконец, от снимка.
– Как что? Депортировали.
– И все?!
– Нет. Сначала показали ему Кремль.
– Да ты что?!
– Со стороны Красной площади, конечно. Потом Мавзолей. Покормили в «Макдоналдсе» – и в аэропорт. Будет что рассказать Шаману.
Вершинин грустно засмеялся и оглядел пустой кабинет.
– Ну, и куда ты дел все бумаги? С чем мне теперь работать? После тебя теперь концов не найдешь. Хорошо, что не заставил меня выносить отсюда сейф, а то сейчас я его пер бы назад.
– Хорошая мысль. В следующий раз, отнимая у тебя кабинет, ну, если понизят, так и сделаю. – Суворовцев вынул из шкафа плечики с мундиром, на котором красовались погоны полковника.
– Ты ничего не перепутал? – растерянно спросил Вершинин, показывая на погоны.
– Я же тебе говорил, что не генерал, – спокойно ответил тот. – Ну что, проводишь меня?
– Куда ты теперь?
– Этажом выше.
– Понятно, – тяжело выдохнул Вершинин, в уголках глаз что-то защипало. Как ни странно, за эти чокнутые дни он привык к этому «человеку с чемоданчиком», а потому прощание было нелегким.
Суворовцев вышел из кабинета и, пройдя дальше по коридору, поднялся на второй этаж. Вершинин нагнал его уже у бывшего кабинета Бердяева. Он хотел было войти вслед за Суворовцевым, но прямо перед его носом дверь громко захлопнулась, так что глазами он уперся в табличку.
Надпись на ней еще не высохла. Она гласила: «Начальник Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков полковник Суворовцев А.А.».
– Ах ты!.. – задохнулся от негодования Вершинин и с силой распахнул дверь ногой. – Да знаешь, кто ты после этого! – заорал он, ворвавшись в кабинет. – Ты просто... Ты – карьерист, вот ты кто! Понял?!
– А я этого и не скрывал, – спокойно улыбаясь, проговорил Суворовцев.
– Если ты думаешь, что теперь я буду стучаться к тебе в кабинет, то глубоко ошибаешься! Не на того напал!
Секретарша тихо прикрыла дверь кабинета, и обо всем, что происходило там, сотрудники Управления могли потом только догадываться.
Когда Вершинин, наконец, ушел, я остался один. Люблю оставаться в одиночестве, потому что только так можно понять, кто ты.
Но долго в одиночестве быть не люблю. А иногда – не дают. Вот, например, айфон сообщает – кто-то опять написал что-то в моем личном, секретном блоге. Да, есть что-то в этом – вести секретный блог. Смешно. Так, что пишут жители Сети?
Она! Ну да, рад. Что такого? Мне просто интересно, что она пишет.
Настенька to Охотник
Привет, Охотник. Извини, что долго молчала. Я думала, как ответить на твой вопрос – кто я.
Но вот – у меня есть ответ.
Я – друг.
Охотник to Настенька
Привет, друг. Да, я рад, что ты здесь, не скрываю. Сейчас передохну немного, ладно? Переезд, немного устал. Не пропадай. Мы продолжим. Может быть, у меня тоже получится ответить на вопрос – кто я?
ЭПИЛОГ
Вместо эпилога я хотел бы предложить вам, дорогой читатель, одну небольшую главу из книги Януша Леона Вишневского «ИНТИМНАЯ ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ», которая называется «Vivat academia».
«В залитых голубым светом туалетах на вок-зале во Франкфурте-на-Майне в этом году (данные за период с января по июль 2004 года) от передозировки наркотиков умерли 12 женщин и 36 мужчин. Более девяноста процентов из них расстались с жизнью в привокзальной клоаке после «золотой вмазки» героина. Идея полиции, предположившей, что голубое освещение помешает наркоману попасть иглой в вену предплечья, в данном случае себя не оправдала. Чтобы убить столько людей, достаточно всего лишь двадцати пяти граммов героина. Именно такие дозы содержались в изящных хрустальных флаконах, продававшихся без рецепта (!) во всех аптеках Германии еще в 1920 году. Ученые медики и профессора знаменитых университетов расхваливали на страницах научных журналов «необычное действие» героина как «безопасного средства от кашля, разного рода болей и других мучительных недомоганий». Производитель героина, ссылаясь на нерушимый авторитет титулованных мудрецов, помещал разноцветную рекламу «чудодейственного средства» в большинстве германских журналов того времени. Героин в качестве незаменимого средства от кашля, в том числе и для младенцев. Vivat, academia, vivat, profes– sores... («Да здравствует университет, да здравствуют, профессора!» Перевод С.И. Соболевского.) Цитата из средневековой студенческой песни«Gaudeamus», ставшей в наше время гимном, исполняемым на студенческих торжествах. (Здесь в значении «Да здравствует наука, да здравствуют ученые!»)
Менее чем через год после того, как химик фирмы «Bayer AG» Феликс Гофман 21 августа 1897 года получил в пробирке вещество под названием диацетилморфин, боссы этого фармацевтического концерна при поддержке восхищенной научной элиты, отказавшись от тщательных дорогостоящих клинических испытаний, выпустили на рынок новое «сенсационное средство от кашля». Рыбки, хомяки и кошки от него не дохли. Кашлявшие дети работников концерна в ходе эпизодических исследований чувствовали себя после его приема превосходно. Регистрируя в патентном бюро название своего вещества, производители нарекли его «героином». Героин. От геройского нового открытия фирмы «Bayer AG» в городе Леверкузен. Новое «средство от кашля» заполнило шкафчики аптек и поступало в продажу бесперебойно. Его принимали школьники, беременные женщины, полицейские, рабочие и служащие. Старые и молодые. В виде таблеток, в виде сиропа, в виде суппозиториев. Продумано было все. Для женщин выпускались тампоны с героиновой пропиткой. Вскоре оказалось, что героин помогает не только от кашля. В психиатрических лечебницах Италии его стали использовать в самых разных случаях: при параличе, делирии, галлюцинациях, эпилепсии. В Польше некоторые врачи прописывали его страдающим онанизмом. А один врач из Дюссельдорфа лечил героином пациентов, испытывавших болезненную эрекцию. Далее выяснилось, что героин помогает не только больным. Членам популярных в Германии альпинистских клубов перед восхождением героин назначался внутрь, что якобы должно было облегчить дыхание на большой высоте. Под кайфом можно покорить высоту еще бо€льшую. Легальное производство героина в конце двадцатых годов прошлого века достигало примерно девяти тонн в год.
Тогдашние подданные кайзера Вильгельма II не превратились в поколение «торчков», главным образом, благодаря присущей им прусской дисциплинированности: если прописано принимать внутрь, через пищеварительную систему, диацетилморфин очень медленно проникает в мозг; если прописано несколько миллиграммов, они будут принимать по несколько миллиграммов. Немногие додумались героин курить, нюхать, то есть усваивать через слизистую оболочку носа или просто колоть внутривенно. Со всем этим столкнулась Америка, куда (и еще в двадцать стран) фирма «Bayer AG», с немалой выгодой для себя, экспортировала героин. Впрочем, в те времена Америка и без того уже «сидела на игле». Почти десять процентов врачей страдали зависимостью от опиатов, сотни тысяч людей регулярно вводили себе морфий, массово эмигрировавшие в Соединенные Штаты китайцы курили опиум. Около 1910 года многие, причем легально, перешли на героин. Больницы моментально оказались заполнены. Были введены ограничения. Появился черный список. И только в 1931 году героин объявили вне закона.
Тот же самый Феликс Гофман за десять дней до получения в пробирке героина синтезировал и другое вещество – ацетилсалициловую кислоту. Однако его начальство сочло эту кислоту «слишком ядовитой» и поначалу задержало ее поступление в аптеки. Сегодня «ядовитая» микстура Гофмана общедоступна как совершенно легальное средство. Ее другое название – аспирин. Vivat, academia...»
Читать бесплатно другие книги:
