Клан душегубов Петрухин Алексей
– Да, ты родился майором, я так и думал. Ну неважно. Так вот, послушай. У каждого ребенка, от шести до шестнадцати, иногда и старше, сегодня на ранце, сумочке или рюкзачке висит по одной, а то и по две игрушки.
– И что? – усмехнулся Суворовцев. – Тебя это тревожит? Они же дети. А что у них должно висеть? Автоматы?
– Да нет. Ты слушай, слушай. Дети снуют по городу и, как вода, проникают всюду. В школы, всякие там секции, клубы, дискотеки, кинотеатры...
– Понятно, понятно. Ты сделал ряд поразительных наблюдений. И что?
– А то, что эти брелки – идеальные контейнеры для наркоты! Теперь ты можешь себе представить?! Масштабы?
– И у тебя уже что-то есть?
– Кое-что есть. Надо встретиться с одним очень умным человеком. Так что – подъем!
Суворовцев поднялся и уже через пару минут был бодр, словно провел ночь в постели и спал как минимум часов десять.
В дверь постучали, и в проеме возникла взъерошенная голова Опера.
– А вы чего не в тире?
– У вас есть тир? – с неподдельным интересом спросил Суворовцев.
– Ты у меня спрашиваешь? – в тон ему ответил Вершинин.
– Бердяев сказал, кто не сдаст нормативы по стрельбе, будет отстранен от службы.
Зазвонил телефон, однако ни старый, ни новый хозяин кабинета не спешили поднимать трубку.
– А кто уже отстранен? – уточнил Вершинин.
– Не знаю.
– А что, может, пойдем, постреляем? – предложил Суворовцев.
– Да я по неживым мишеням как-то... Не люблю.
– Понимаю. А ты представляй, что они живые.
– Слушай, а это мысль. Ты умница, Суворовцев. Я даже знаю, кого будут представлять конкретно.
– У вас телефон звонит, – робко заметил Опер.
Оба майора вопросительно посмотрели друг на друга.
– Я возьму? Это, наверное, уже мне, – предположил Суворовцев.
– Может быть, это все еще мне? – язвительно ответил Вершинин. – Все-таки я тут прожил жизнь, люди знают меня, звонят, просят о помощи.
– Сейчас проверим, – просто сказал Суворовцев и нажал на кнопку громкой связи.
– Вы так и не принесли извинения, – заговорил телефон знакомым голосом Адвоката. – К сожалению, Скалы и Щуки с нами уже нет. И все же то, что вы должны были передать им, будьте любезны, найдите время и передайте мне. Господин Суворовцев, повлияйте на него. Вы-то должны понимать. С вашей-то информированностью. Посоветуйтесь. Две головы лучше, чем одна.
– Эй ты! Можешь внятно объяснить, чего тебе надо?! – схватил трубку Вершинин, но трубка ответила гудками. Он мрачно посмотрел на Суворовцева, буркнул: – Пойдем стрелять! – и первым вышел из кабинета.
Через несколько минут майор шел по тиру и не узнавал его. На том месте, где когда-то рядком лежали потертые маты, теперь стояли стеклянные, со вкусом выполненные современные стенды. А мишени были снабжены какими-то хитроумными механизмами, так что сотрудникам теперь не нужно было совершать после каждой серии стрельб двадцатипятиметровую пробежку. «Грамотно», – оценил Вершинин увиденное и направился к Суворовцеву, стоявшему у крайнего стенда. Прицелившись, методично, с равными промежутками времени между выстрелами, он выпускал пули в мишень.
– Дяденьки, можно пострелять? – громко пошутил Вершинин.
– Нельзя. Еще пристрелишь кого-нибудь, – ответил кто-то из сотрудников.
Опер стоял у стенда рядом с Суворовцевым и пристально разглядывал подъехавшую к нему мишень. Поиски оказались безрезультатными. Мишень была девственно цела. Тогда он поцокал языком, поднес старенький «ТТ» близко к глазам, для чего-то понюхал ствол, не обнаружив ничего подозрительного, тяжело вздохнул и нагло заявил:
– Прицел сбит. У пистолета.
– Дай-ка. – Вершинин взял вистолет, ловко перезарядил и вышел на линию огня.
– Прицел, говорю, сбит, – сказал Опер, выглядывая из-за его плеча. – Сильно.
– Ага. Отойди, а то еще в тебя попаду. – Вершинин прицелился и разом выпустил в мишень всю обойму.
Суворовцев закончил стрелять, и его мишень теперь подъезжала к нему. Изображенный на ней силуэт был точно поражен в плечи, руки и ноги.
– Так ты стрелять не умеешь?! – прокомментировал майор увиденное.
Его замечание Суворовцев проигнорировал, повернулся спиной к стенду и громко обратился ко всем присутствующим:
– Внимание! Всех свободных от стрельб прошу подойти ко мне!
Сотрудники вяло потянулись к стенду нового заместителя.
– Прошу всех обратить внимание на следующее, – продолжил Суворовцев спокойно-доброжелательным тоном. – Стрельба в человека не предполагает обязательно его убийство. Посмотрите на мою мишень.
– Лучше бы ты сразу его убил. Такие мучения! – ввернул Вершинин.
– Подозреваемый получил ранения в оба плеча, предплечья, бедра и обе голени.
– Садист! – не унимался майор.
– Иными словами, – серьезный настрой Суворовцева сбить было невозможно, – ни один из жизненно важных органов не пострадал. Уже завтра вечером, после незначительной медицинской помощи, наш подозреваемый будет в состоянии давать первые показания.
– А, так вон оно как! Почему же мне никто раньше об этом не сказал! – съязвил напоследок Вершинин.
Вдруг у стенда Опера раздался возбужденный гул. Оба майора протиснулись сквозь толпу сотрудников, сбившуюся около только что подъехавшей мишени. На минуту воцарилась гробовая тишина. Только одна пуля была выпущена точно в середину лба силуэта, все остальные кучно изрешетили ему пах.
– Скажи, майор, у тебя что, был личный мотив? – нарушил тишину кто-то из сотрудников.
Поржав немного, все начали медленно разбредаться.
Вершинин вернул Оперу пистолет и добавил:
– Прицел нормальный. А ты – мешок.
В тир вошел знакомый капитан из экспертного отдела и, заметив Суворовцева и Вершинина, направился к ним.
– Здорово! А че все ржали? Я пропустил что-нибудь интересное?
– Вон, посмотри, как Опер мишень измочалил.
– Ни фига себе! Это Опер? За что он его так?
– Зверь, ничего человеческого! – сказал Вершинин, незаметно подмигнув Оперу.
Капитан опасливо посмотрел на Опера и сменил тему:
– Кстати, я осмотрел труп Клерка.
– И что? Убийство?
– Передозировка. Возможно, была инсценирована.
– А соседа опросили? – спросил Суворовцев.
– Соседей, – уточнил капитан. – Оба трупы.
– Что, и старик?.. – не поверил Суворовцев.
– Почему старик? Молодая пара. Жена хорошенькая такая, симпатичная. Была. И что характерно, у них была и собака. Преступник ее не убил, только лапы и морду скотчем связал. Пожалел, наверное. Вот такие дела. Слышь, Опер, дай-ка мне твой ствол. Здорово пристрелян!
Капитан взял у Опера пистолет и пошел к стенду. Суворовцев и Вершинин стояли молча, красноречиво уставившись друг на друга. Говорить не хотелось. Теперь они оба знали убийцу в лицо, и он их тоже. Еще они знали, что вчера вечером они оба были на волосок от смерти. Или от жизни. Но это уже кому как больше нравится.
Настенька to Охотник
Зачем я тебе пишу? Да, ты прав. Я пишу тебе слишком много и слишком часто, наверное. Как будто мне больше делать нечего. Просто не знаю. Мне показалось, что мы давно знакомы. Хотя я тебя не знаю, и никогда не узнаю. Сразу предупреждаю, что я не сторонник превращать виртуальный роман в реальный. Ой, почему я сказала слово – роман? Как-то вырвалось. Но не стала стирать, хотя смотрела на кнопку delete с полминуты. Нет, не буду стирать. Вырвалось и вырвалось, так честнее. В конце концов, мы взрослые виртуальные люди противоположного виртуального пола. Да, у нас может быть роман. Или просто короткая повесть.
Мне показалось, что тебе я смогу сказать больше, чем принято. И могу редко искать пальцем delete.
Пока так. Дальнейшие свои планы сообщу. А ты молодец, Охотник. Бьешь издали. И сразу в цель.
А планы на жизнь? У меня они часто менялись.
Сейчас я стала думать, что есть кто-то, кто мой план на жизнь составит лучше меня. Я в него верю.
А знаешь, пиши мне еще, Охотник. Я хотела бы, чтобы это продолжалось. Не обольщайся, это только предложение продолжать переписку. Ничего личного. Ни сейчас, никогда.
Настенька, да с тобой можно было бы иметь дело, если бы работала у нас. Слов немного, но все – без «как бы», я таких людей люблю. Не могу сказать, что знал много таких людей. А таких женщин – и того меньше. Занесены в Красную книгу. Видимо, ушли в горы, как туры.
И с последним согласен. Если и есть смысл в виртуальном романе, так только в том, что у него не будет продолжения в быту.
Хорошо, я еще напишу тебе. Я тоже хочу, чтобы это продолжалось. Вот не было печали...
Из Управления они вышли только через час. Бердяев взялся за дело круто, затеяв такую шуточную «перестройку». За последние двое суток ни один сотрудник отдела ни разу не открыл порученного ему дела. Но зато каждый заполнил целую кучу формуляров и анкет и ответил не менее чем на сотни три вопросов по всевозможным мыслимым и немыслимым тестам. И это не считая переэкзаменовок на повышение квалификации.
Самым идиотским был тест на правильное ведение допроса. Только в извращенной голове Бердяева могла родиться подобная идея. Состояла она в том, что верно проведенный допрос – целая наука, а значит, каждый сотрудник должен ею владеть.
Для овладения этой наукой даже спешно переоборудовали одно из помещений. Устроено оно было так. Непроницаемым и непробиваемым зеркалом большой кабинет разделялся на две части: одна, меньшая, с глухими стенами, с одним столом и двумя стульями, предназначалась, собственно, для дознания, вторая, более комфортная, для приемной комиссии, была уставлена длинным столом, удобными, глубокими креслами и оснащена переговорным устройством. Сам тест проходил следующим образом: в комнату для дознания пригласили одного из временно задержанных граждан, потом туда же впускали, как на бой с гладиатором, по одному из сотрудников отдела. Задача состояла в том, чтобы грамотно и квалифицированно провести допрос – без «пристрастия».
В это время комиссия наблюдала за процессом, делала поправки и замечания и, в конце концов, выносила свой вердикт по десятибалльной системе. Такое вот экзаменационное извращение.
«Гладиатора» Бердяев выбрал не слабого, иначе исчезал смысл теста. Это был отвязный перец с солидным «послужным» списком, теперь проходивший по делам о нелегальном распространении наркотиков, продаже их малолетним и, кажется, двух изнасилованиях. Да еще, плюс к этому, с мерзким характером, склонным к психопатии. Одним словом, Бердяев постарался.
Когда в комнату вошел Суворовцев, тест был на грани провала. Ни одному из бывших до него сотрудников не удалось мерзавца не только разговорить, но даже наладить с ним хоть какой-то мало-мальский контакт. Впрочем, с одной симпатичной сотрудницей он согласен был побеседовать, но при одном жестком условии – «один ответ – один минет». Бедная девушка не могла пойти на это соглашение, хотя бы потому, что за стеклом сидела высокая комиссия, ставшая свидетелем этого издевательства над ней, которое устроил наглый подонок, явно понимавший, что происходит и что пришел его черед поизмываться от души над всем личным составом, причем совершенно безнаказанно.
Суворовцеву удалось продвинуться дальше всех. Перед тем как войти в клетку, он тщательно подготовился и собрал на негодяя массу, так сказать, неофициальной информации. Как, например, секретная связь подозреваемого с правоохранительными органами или сведения о других связях, например, гомосексуальных, и так далее. Прошло полчаса, и Суворовцев почти припер его к стене, но тут в комнату неожиданно вошел Вершинин, который был на подъеме.
– Ну ты скоро? – нетерпеливо спросил он. – У нас нет времени. Или я поеду один.
– Ты что, не видишь? Занят. Разговариваю с человеком, – раздраженно ответил Суворовцев.
– С кем?! – не понял Вершинин. И только тут, рассмотрев физиономию визави Суворовцева, решительно направился к тому. – А че с ним разговаривать?
Дальше произошло то, чего не ожидал Суворовцев и, меньше всего, члены комиссии. «Гладиатор» вскочил со стула, кинулся к зеркалу и начал бешено по нему тарабанить.
– Уберите! – истерично орал он, показывая на Вершинина пальцем. – Уберите его! Все скажу, все подпишу, только уберите!
Его с трудом успокоили. Униженная сотрудница была вполне отомщена. Теперь, когда они уже ехали в машине на встречу с «умным человеком», Суворовцев, вспоминая этот «тест», искоса поглядывал на Вершинина и чему-то тихо улыбался.
Источник сообщает. Суворовцев сближается с Вершининым, что плану не противоречит. Проводят вместе значительное время. Вопреки ожиданиям, у них установились доброжелательные отношения. Вместе с тем Суворовцев активно запрашивает в архивах и изучает всю информацию относительно следственной работы Вершинина, явно ведя запланированную проверку по нему. Для реализации плана по дезинформации Суворовцева на данный момент есть все необходимые условия.
Воодушевленный последней «игрой» с Клерком в гольф, Седой за двое суток ни разу не выпустил клюшку из рук. Даже когда ложился спать, то клал ее рядом и, как ребенок, засыпал, крепко сжимая приятный металл.
В его офисе, на последнем этаже под стеклянной крышей, для любимой игры был оборудован небольшой стадион, покрытый искусственным газоном. В этот поздний вечер он самозабвенно предавался ей, пытаясь отвлечься от разного рода неприятных мыслей. Но ему не давали этого сделать, и прежде всего его помощник с простым, но пафосным прозвищем Адвокат. Сейчас он стоял рядом и своим кислым выражением лица действовал Седому на нервы.
– Он или полный дурак, или слишком умен, – неожиданно сказал Адвокат. – Я склонен думать, что просто дурак.
Он, пожалуй, единственный человек из окружения Седого, которому тот позволял первым открывать рот. Они уже давно работали в «связке», и Адвокат был не просто посвящен во все дела Седого, но и входил в «семью», что свидетельствовало о безграничном к нему доверии.
«Слишком безграничном», – все чаще подозрительно думал Седой. И не без оснований.
Адвокат от природы был одарен чуткостью, позволявшей ему безошибочно не только считывать патовые ситуации, но даже задолго предчувствовать их, а впоследствии принимать единственно верное решение. Когда много лет назад Седой увидел его, тот трудился в одной из бесчисленных юридических конторок. Но и тогда чуткость и внимательность ко всему, что происходит, не подвели Адвоката. Он сделал тогда все, чтобы этот господин обратил на него внимание и предложил ему «попробовать себя в чем-то более серьезном». Это был шанс – единственный шанс. И Адвокат его не упустил.
Вот уже несколько последних лет, как эта же самая чуткость посылала Адвокату сигнал о надвигающейся опасности. И он начал действовать, чувствуя, при всем кажущемся благополучии, что век Седого подходит к концу. Так как у того не было преемника, он стал медленно, но неуклонно и незаметно, как ему казалось, переводить все активы на себя.
– Если ты склонен думать, что он дурак, то скажи мне, почему он не сел в машину к Скале? – Седой замахнулся и сильно ударил по мячу. Сильнее, чем то требовалось. – И еще ответь мне. Если он не сел в машину, то какая нужда была в том, чтобы убрать моих людей?
– Я уже докладывал. Вы сами слышали запись. Скала и Щука сорвали встречу, за это и поплатились. Да, Вершинин вел себя, мягко говоря, некорректно, но это не давало им основания...
– Некорректно?! Да я замочил бы этого наглого пса на месте! – истерично заорал Седой. – Странно, почему они этого не сделали? Кстати, на них тоже ведь была оформлена какая-то собственность? Что теперь с ней?
– Пока я перевел ее на себя, – спокойно ответил Адвокат.
Седой пристально посмотрел в его холодные глаза и хотел задать последний вопрос, наверное, самый неприятный, но вдруг зазвонил телефон.
– Это Философ, – доложил Адвокат и передал трубку Седому.
– Здравия желаю, товарищ... Каждый раз забываю твое звание. Кто ты у нас?
– Неважно, – ответили на том конце трубки.
– Звони мне почаще, ты вселяешь в меня уверенность в завтрашнем дне. Кстати, о завтрашнем дне. У тебя все готово для встречи самолета?
– Почти. Остались детали.
– Детали? Надеюсь, ты не считаешь деталью этого Вершинина. Информация, которой он завладел, пока все еще у него. Я не могу спокойно спать, а я – человек пожилой, и мне просто необходим спокойный, здоровый сон. Ты это понимаешь?
– Ну, не стоит сгущать. Он не знает, чем владеет. И я сделаю все, чтобы он никогда об этом не узнал.
– Вот и хорошо. У меня отлегло. Все-таки ты действуешь на меня благотворно. Так какое все-таки у тебя звание?
Но Философ уже повесил трубку.
– Ну не буду вам мешать, – сказал Адвокат и развернулся, чтобы уйти.
– Кто ты такой? – неожиданно спросил Седой.
– Как кто? Ваш помощник, – с непонимающим видом повернулся к нему Адвокат.
– Я не об этом. Чем ты мне можешь помешать? Кто ты такой, чтобы мешать? Может быть, ты депутат? Так ведь и они стоят в моей приемной и ждут, когда я их приму. Не кажется ли тебе, что ты много на себя берешь?
Адвокат состроил на лице постное выражение и приготовился ждать. Это явно было начало речи, которая могла затянуться надолго.
Грозя кулаками и слегка подпрыгивая, Седой что-то истошно орал, при этом походил не на грозного и влиятельного босса, а на вздорного, выжившего из ума старикашку, страдающего геморроем и подагрой.
Неприятная картина.
А вот это вообще интересно. Надо же. Нет, все-таки жизнь тоньше и изящнее всех наших о ней предположений. Никогда не мог предположить такое о Вершинине.
Ну я и Восток – это понятно. Эта культура, вся основанная и призывающая к созерцанию, спокойствию и балансу, понятно, каким образом связана со мной. Но с Вершининым? Вот это да.
Пока есть две минуты, напишу две строки.
Охотник to Настенька
Да, я тоже хотел бы, чтобы это продолжалось, хотя это ничего не значит. Я тоже не хочу, чтобы мы увиделись, потому что это не нужно, да и, скорее всего, невозможно.
Скажи, Настенька, на какой вопрос ты ждешь от меня ответа?
Пусть думает.
Так. Значит, Вершинин решил меня удивить. Что ж, у него получилось. Или в очередной раз это получилось у самой жизни?
И все-таки я же сразу предположил, что Вершинин питается в китайском квартале. Не зря я так люблю жизнь – это потому, что я ее немного знаю!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– Мэн-цзы говорил так: «Шунь родился в Чжупине, переселился в Фуся и умер в Минтяо. Он был из Восточных И. Вэнь-Ван родился в Цичжоу, умер в Би-ин, был из племен Западных И. Эти места отстоят друг от друга более чем на тысячу ли, а по последовательности поколений – более чем на тысячу лет, между тем, воля, которую им удалось осуществить в Срединном владении, была у обоих одинакова, словно сложенные половинки бамбуковой бирки. Выходит, что как у прежних, так и у последующих мудрецов соображения относительно пути истины едины».
– Слова ценят за то, что в них есть смысл. Но смысл откуда-то приходит, а это уже невозможно выразить словами. И все-таки в мире ценят слова. Пусть, пусть в мире их ценят, я же не считаю их ценными, – высказывал свои мысли Яо-цзы, или Учитель Яо, как его называл Вершинин.
Вершинин уплетал рисовые шарики, ловко орудуя палочками. Суворовцев сидел рядом, внимательно слушая. Его явно интересовало происходящее.
Яо – не стукач, даже не банальный информатор Вершинина. Если у последнего и были в жизни друзья, то, пожалуй, единственным другом он считал именно его, Яо.
В своих соображениях относительно брелков как контейнеров для наркоты Вершинин, пытаясь найти ниточку, окончательно запутался. Скорее всего, размышлял он, это бизнес какой-то восточно-азиатской группировки, в этом он был почти уверен, но – на этом цепочка его рассуждений обрывалась.
Дальше шли многочисленные варианты, и ни одного точного. А действовать нужно было наверняка. Он заставил себя на время забыть об истории со Скалой и Щукой и туманных и загадочных звонках помощника Седого, Адвоката, тем более что и мыслей-то по этому поводу у него пока не было.
За помощью к Яо Вершинин обращался крайне редко, не желая утруждать Учителя разного рода мирскими проблемами. Но в этот раз он решил прибегнуть к его помощи, и Яо согласился на встречу.
Уже битый час они с Суворовцевым сидели в этом китайском заведении, неотрывно наблюдая за трапезой Яо, смиренно выслушивая его малопонятные мудреные речи и чувствуя, что постепенно впадают в состояние, близкое к медитативному. Подсчитав, что за это время Яо успел влить в себя семнадцать стопок рисовой водки, Суворовцев подумал: «Силен. Однако если он и дальше будет сохранять этот темп, мы так и не услышим конца истории».
– Сетью пользуются при ловле рыбы. Поймав рыбу, забывают про сеть, – продолжал Яо плести свои даосские умственные сети. Вопреки прогнозам Суворовцева, держался он отлично и не проявлял решительно никаких признаков опьянения. – Ловушкой пользуются при ловле зайцев. Поймав зайца, забывают про ловушку. Словами пользуются для выражения смысла. Постигнув смысл, забывают про слова. Где бы мне найти забывшего слова человека, чтобы с ним поговорить?
Верный последователь Конфуция прервал свое повествование, чтобы опрокинуть новую стопку, а Суворовцев, улучив момент, шепнул Вершинину на ухо:
– Дед отличный. Но зачем мы сюда пришли?
– Слушай, слушай, вся информация между строк, – жуя, тихо ответил ему Вершинин.
– Мои слова легко понять и легко им следовать, но никто в мире не понимает их, и никто им не следует...
В следующую секунду голова Яо-цзы мирно и безмятежно повисла. Даосский мыслитель покинул беседу. Впал в глубокую медитацию и продолжил свой разговор с каким-нибудь бодхисатвой, более искушенным в тонких эзотерических материях, нежели Вершинин и Суворовцев, сидевшие напротив и глупо моргавшие глазами.
– Ну, мы его потеряли. Теперь поведай мне, что ты там прочел между строк? – прервал, наконец, затянувшееся молчание Суворовцев.
Вершинин не знал, что ответить. Конечно, он кое-что прочитал между строк Учителя, но это кое-что не имело никакого отношения к наркотикам и ко всему этому узлу с вещью, которую у него просят вернуть и даже убивают ради это людей пачками.
– Я понял. Спасибо за беседу, – поклонился глубоко спящему и уже даже похрапывающему Яо Суворовцев и встал из-за стола.
В это время от дальней темной стены отделилась маленькая хрупкая фигурка молоденькой китаянки, быстро просеменила по залу и подошла к Вершинину.
– Учитель Яо просил, когда он уснет, передать вам это, – прозвенела колокольчиковым голоском девушка, протянула Вершинину листочек бумаги и тут же исчезла, так же быстро, как и появилась.
Это был обыкновенный ресторанный счет.
– Я за твой рис платить не буду, – опережая, сказал Суворовцев.
Вершинин пропустил последнее замечание мимо ушей и внимательно рассмотрел счет. Кроме сумм, предъявленных к оплате за съеденное и выпитое, он прочел МЕЖДУ СТРОК имя «Чанг» и адрес.
– Я заплачу, – сказал он, довольный собой, и аккуратно порвал счет на мелкие кусочки.
Чанга Вершинин знал. И теперь понимал, что все намного серьезнее, чем он думал.
– Сережа, проверь еще раз правый сектор. Тот, что у рябинки.
– Уже проверил, товарищ полковник.
– И ребятам скажи, чтобы внимательней там.
– Уже сказал.
– Ну, вот и хорошо.
Бердяев выключил селектор и пошел дальше по длинному коридору в другой конец дома. Путь был неблизкий, времени подумать хватало.
Обход собственного загородного дома перед сном стал для него твердо устоявшейся привычкой, с годами отточенной и доведенной до неизменности ритуала. Охранникам, поступавшим к Бердяеву на службу, предписывалось не только формальное ознакомление с основными пунктами этого ритуала, но и безукоризненное практическое исполнение всех его положений. А именно: ежечасный обход территории по указанным маршрутам, визуальный осмотр закрепленного за каждым из охранников сектора посредством прожекторов и так далее. Периодически Бердяев устраивал практические занятия или, иными словами, боевой расчет с разнообразными вводными, например, на случай пожара или нападения.
И все-таки, несмотря на все вышеизложенные меры предосторожности, Бердяев каждую ночь, перед тем как отойти ко сну, лично обходил все посты, лично разговаривал с каждым из охранников и, только убедившись, что все в порядке, удовлетворенный, уходил в свою спальню. Это тоже был ритуал.
– Коля, что у тебя там со связью? – Бердяев уже дошел до конца коридора и теперь говорил по селектору с охранником четвертого поста.
– Уже наладили, товарищ полковник.
– А что было?
– Сбой программы. В общем, пустяки.
– Коля, я не люблю этого слова. Самые большие проблемы возникают именно из-за пустяков.
– Виноват, товарищ полковник.
«Уволю я тебя, вот и будут тоже пустяки», – подумал Бердяев и тронулся в обратный путь.
Когда он вошел в спальню, телефон уже вовсю трезвонил. Это был Суворовцев. Он попросил взвод спецназа для подкрепления в проведении операции.
– Я не верю своим ушам, – усмехнувшись, прервал его Бердяев. – Ты всего третий день у нас и уже просишь спецназ? Что же будет через неделю? А через месяц? Скажи, Вершинин сейчас рядом с тобой?
– Так точно, – не сразу ответил Суворовцев.
– Я так и думал. Разочаровываешь меня, Суворовцев. Я-то думал, что ты-то! Уж никак под влияние нашего Рэмбо не попадешь, с твоими-то мозгами. Конечно, если Вершинин с тобой, – то, конечно, спецназ. Таманскую дивизию предупредить? Чтобы тоже движки вертолетов держали прогретыми и парашюты проверили, нет? Так вот, майор, я такого приказа не дам! Ты меня понял?! Все.
Бердяев повесил трубку, беззвучно выругался и пошел к кровати – роскошному, двуспальному лежбищу. Отбросил одеяло, немного подумав, прошел к шкафу и достал из него манекен мужеского пола. Уложил его на постель вместо себя и плотно накрыл одеялом. Придав кукле естественную позу спящего человека, посмотрел на дело рук своих и остался вполне доволен. Теперь можно было устраиваться спать и самому. Он выключил свет, взял подушку, бросил ее под кровать и полез туда сам.
Страх, давно и прочно поселившийся в душе этого человека, заставлял его совершать такие поступки и диктовал такое поведение, что постороннему они показались бы по крайней мере странными. Но в том-то и дело, что между ним и его Страхом никого из посторонних давно уже не было – ни семьи, ни друзей, ни даже просто хороших знакомых.
Страх меняет человека. Медленно, но навсегда.
Есть такие моменты – моменты принятия решения. Это как принятие решения в авиации – есть высота, на которой летчик должен решиться – либо сажать самолет, либо уйти на второй круг, чтобы повторить попытку. После этой высоты изменить уже ничего нельзя.
В молодости, признаюсь, волновался. Вот именно, от понимания, что после этой невидимой черты – изменить уже ничего нельзя. Не могу сказать, что сейчас чувство волнения полностью покинуло меня. Оно всегда рядом. Но важно, чтобы волнение было за спиной, а не перед глазами. Ты должен понимать, что принимаешь важное решение. Но, приняв его, должен уметь отбросить с определенного момента всю аналитику, все сомнения. Должен действовать неумолимо и точно, как меч самурая. Дзигоро Кано об этом говорил: «...прежде чем сделать первый шаг, чтобы войти на татами, хорошо подумай. Но не думай, прежде чем делать второй. Просто иди и победи».
Я не верю, что Вершинин с ними, и не верю, что он провоцирует меня. Нет, я по-прежнему это допускаю, потому что жизнь и эта работа убедили меня в том, что допускать нужно все. И все же я думаю, что должен сделать то, что предложил Вершинин, – разведку боем. Таким образом, окончательно проверю и гипотезу о способе трафика, предложенную Вершининым, и самого Вершинина.
А, чуть не забыл. В очередной раз проверю – и самого себя.
На бегу, уже на бегу, читаю несколько слов. Не могу себе отказать. Может быть, эта наивная жительница Сети и есть тот самый голос Вселенной, который хочет мне что-то подсказать? Надо быть внимательным даже к самым тихим и нелепым голосам. Так говорил не Дзигоро Кано. Так говорил мой собственный опыт.
Читаю.
Настенька to Охотник
Привет! Я хотела бы, чтобы ты мне ответил вот на такой вопрос – как правильно жить? Чтобы не по-идиотски? Не сомневаться ни в чем, быть смелой, делать кучу дебильных ошибок, потом плакать над ними и гордиться тем, что жизнь «такая, наполненная эмоциями»? Или – все сто раз взвешивать, не делать ошибок, но адски скучать? А? Чему учит твой темный лес? А? Жду.
Ответ ей пишу уже даже не на бегу, а на лету. С лету.
Охотник to Настенька
Слушай голос, который тише всех. Он тебе скажет, что правда, а что пыль.
Расскажи, кто ты.
Прости, Настенька. Надо было ответить тебе поподробнее, повежливей, но, если ты так умна, как хочешь казаться и даже уже кажешься мне, – ты поймешь.
Все. Точка принятия решения пройдена.
Теперь – только мы и они.
Вижу необходимость в проведении операции по обнаружению и пресечению новых способов наркотрафика. Прошу дополнительных полномочий, так как официальным способом добиться подобных полномочий у полковника Бердяева не удалось.
Уверен, что майор Вершинин может обладать информацией, имеющей отношение к версии о глобальных планах Сорса.
Бердяев не дал разрешения на проведение операции. В общем, Вершинин другого и не ожидал. Поэтому им с Суворовцевым пришлось принимать решение на свой страх и риск. И оно было принято.
Для Вершинина такой способ жить довольно привычный. Победителей не судят – это, как известно, его стиль.
Они вошли в кабинет Суворовцева. Надо было подготовить оружие и собрать все необходимое для операции. Суворовцев включил свет.
– Ох ты! Ну дурак! – выругался Вершинин и тут же погасил его.
– В чем дело?
– Познакомься, это моя дочь, – шепотом пояснил он. – Я же сам ей позвонил, чтобы она приехала за деньгами. Вот дурак! Забыл с этой наркотой чертовой.
В темноте Суворовцев разглядел неясный силуэт девочки-подростка. С надетыми наушниками, она крепко спала на столе – теперь его, Суворовцева, рабочем столе.
Вряд ли это ему понравилось, но он понимающе кивнул и тихо проговорил:
– Что ж ты так? Как мог забыть?
– Пусть спит, ей завтра в школу.
Читать бесплатно другие книги:
