Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями Прилепин Захар
Или как Легендарный герой приходит в детский дом и допытывается у детей, кто из них мочится в кровать, а они, один за другим, гордо отвечают: «Я не мочусь!», «Я не мочусь!», «Я не мочусь!».
Надеемся, что никому не известный в литературных и журналистских кругах Балканский живет все-таки не в Северной Корее, а то, не дай Бог, и ему преподнесут урок, куда надо мочиться.
Хотя степень осведомленности автора в корейских делах явно гораздо выше, чем у человека, изучившего вопрос по журналу «Корея».
Не относясь ни к почитателям товарища Ким Ир Сена, ни к его хулителям, я читал эту книгу в привычном поиске парадоксов и забавных страниц сравнительно недавней мировой истории. В сочинении Балканского периодически можно обнаружить крайне любопытные сюжеты.
Как все, например, начиналось. Коммунистическая партия Кореи была создана при помощи большевиков в 1921 году в Иркутске. Сама Корея, напомню, тогда была под властью Японии.
Корейцев в те годы в Советской России было полно – они деятельно поучаствовали в Гражданской.
«На Дальнем Востоке интересы Коминтерна представлял видный большевик Борис Шумяцкий, – пишет Балканский. – Он играл ключевую роль в создании иркутской группировки. Шумяцкий вынашивал головокружительный план создания единой армии из всех корейских частей Советской России и совершения марш-броска через Маньчжурию для освобождения Кореи. Исполнение этого задания было поручено Нестору Каландаришвили – грузинскому анархисту, легендарному партизанскому командиру, перешедшему на сторону большевиков».
Черт знает что такое, да? Вам, может, это не нравится – а меня всегда веселит. Где-то в Иркутске, в полуразрушенной России, грузинский анархист собирается вести корейцев на освобождение их страны. Байрон завистливо курит в сторонке.
Сюжет? Сюжет, да еще какой.
Как ни крути, но после Первой мировой и Гражданской мы странным образом находили в себе силы строить собственные планы касательно будущего Кореи (Китая, Монголии и далее по списку) – а сегодня у нас хватает сил только на то, чтоб рассуждать, опасно или все-таки не очень опасно наличие сотен тысяч корейских (китайских, монгольских и далее по списку) мигрантов на Дальнем Востоке.
Что до главного героя книги – то там еще сто сюжетов как минимум.
Звали Ким Ир Сена поначалу Сон Чжу, потому что Ир Сен по-корейски – Восходящее Солнце, а солнцем он стал далеко не сразу.
Сначала он родился – в день гибели «Титаника», 15 апреля 1912 года, в чем Балканский усматривает некие символические смыслы.
Юношей Сон Чжу читал Маркса, потом, в 1929-м, полгода сидел в тюрьме за это.
Потом, в 1932-м, вступил в Компартию и несколько лет воевал, а верней сказать, партизанил против японцев.
Партизанить, как верно подмечено Балканским, Ким Ир Сену было сложнее, чем впоследствии Фиделю с Че Геварой, – там все-таки не джунгли, а горная и лесистая местность с суровым климатом, в горах до –50°С, сильные ветры… Сами понимаете.
Жрали одну мороженую картошку (сочувствующие партизанам крестьяне убирали для вида только ботву, а картошка до зимы хранилась в земле).
Говорят, что именно тогда Ким Ир Сен сформулировал идеологию чучхе (она же кимирсенизм) о национальной самостоятельности и примате идей над материей. Вполне возможно, что в –50°С на сильном ветру именно такие мысли и посещают людей. О том, что материи мало, а идей много.
Кимирсенизм, замечает Балканский, копирует христианские каноны, имея своих святых, свои иконы и обряды. Что, кстати, неудивительно, потому что сам Ким Ир Сен вырос в христианской семье, хоть и стал затем атеистом.
Помимо Маркса на Ким Ир Сена очень повлияла советская литература, например, роман «Железный поток» писателя Серафимовича. Действительно, кстати, мощнейшая книга: в советские времена это называлось «эпос мужества», так оно и есть – таких вещей у нас уже не пишут с полвека. Наверное, когда в наших краях похолодает или нужно будет преодолевать неприятный путь из точки «А» в точку «Б», мы к этому наследию обратимся.
Судьба Ким Ир Сена и впредь свершала замечательные зигзаги.
В 1939 году японцы давали за его голову 200 тысяч иен.
В 1940-м Ким Ир Сен переходит с остатками партизанского отряда на территорию СССР.
Он даже успел послужить в форме капитана Советской армии (собственно, как раз потому, что был капитаном Советской армии). Правда, в Отечественной не участвовал, хотя на фронт просился.
Корейская государственность вновь обрела себя после Второй мировой в связи со стремительным броском Советской армии, переброшенной из Европы, и предсказуемым поражением Японии.
Наши войска шли на столь высоких скоростях, что освобождение Кореи заняло всего несколько дней. Но в боях погибли полторы тысячи наших солдат и офицеров.
Естественно, потом Ким Ир Сен написал, что наступление вели корейские партизанские отряды и вообще «советская операция по разгрому японских войск смогла завершиться в столь короткий срок благодаря тому, что ей предшествовала многолетняя война сопротивления нашей армии и нашего народа».
То есть почти двадцать лет они партизанили-партизанили, ничего у них не получалось, но как только русские пошли в атаку – так они сразу сами и победили.
Далее снова имели место забавные сюжеты. Президент Франклин Рузвельт, к примеру, в те дни прямо заявил: «Корейцы пока не в состоянии поддерживать порядок и управлять независимым правительством, поэтому мы возьмем их под опеку сроком на сорок лет».
«Тоталитарный СССР, – пишет Балканский, – в отличие от западных демократий, полагал, что независимость Корее может быть предоставлена сразу после освобождения. “Чем короче, тем лучше”, – ответил Сталин Рузвельту».
Чтоб вся Корея не попала под советский протекторат, ее распилили на две части по 38-й параллели. Балканский цитирует американского историка Грегори Хендерсона, который писал, что «ни одно послевоенное разделение страны не было столь необъяснимым, не связанным с местными реалиями и не учитывающим мнение народа и положение стран; и нет такого разделения, за которое США несли бы меньшую ответственность».
«В американской зоне оказалась большая часть населения, значительная часть сельскохозяйственных угодий и промышленного потенциала, а также историческая столица – Сеул», – резюмирует Балканский.
Зато Северной Корее досталась прекрасная земля, где 80% территории – горы.
И вот на этой твердой почве Ким Ир Сену пришлось воплощать в жизнь свое выстраданное в боях чучхе.
В 1948-м советские войска покинули Корею.
Впрочем, напоследок мы спасли Восходящему Солнцу жизнь. Во время очередного парада в Ким Ир Сена из толпы бросили гранату. Младший лейтенант Яков Новиченко поймал ее – но так как бросать гранату было некуда, всюду люди, – упал на нее и накрыл телом.
…здесь, как в фильме «Цитадель», надо сделать паузу, а потом продолжить.
За поясом у Новиченко была книга «Порт-Артур» Новикова-Прибоя – толстенная. Основная сила заряда ушла туда – руку и глаз героический младший лейтенант потерял, но выжил. Они потом еще встретятся и выпьют с Ким Ир Сеном, когда тот несколько десятилетий спустя навестит СССР.
Пока же, как остроумно замечает Балканский, Советы сделали государство и сдали его «под ключ» Ким Ир Сену.
Владей.
Началось все просто ужасно – войной между Южной Кореей и Северной. Это одна из самых кровавых мясорубок прошлого века и точно даст фору многим столкновениям по степени бессмысленности.
Противостояние между Кореями по сей день рассматривают в том духе, когда про своего агента говорят, что он разведчик, а про чужого – шпион.
По мнению либеральной общественности, Южная Корея, естественно, хотела объединить страну, а Северная – уничтожить демократию. А как иначе-то?
По мнению антилиберальной общественности, Северная Корея хотела объединить страну, а Южная продалась с потрохами американскому империализму, не желавшему закрашивать в красный цвет на глобусе еще одну, хоть и не очень большую, страну.
Нам же важно заметить, что СССР, в отличие от США, в войне деятельного участия не принял, спихнув эту проблему на Кормчего Мао (предоставившего шестисоттысячный китайский корпус корейским товарищам), – а вот янки встречали цинки с далекой войны в огромных количествах.
Мясорубка, в которой погибли пять миллионов человек, закончилась на том же месте, с которого началась, – на 38-й параллели.
И дальше южане пошли своей дорогой, а северяне своей.
В начале шестидесятых Че Гевара посещал Северную Корею и пришел в восторг. Экономика развивалась семимильными шагами, в то время как Южную Корею называли «страной соломенных крыш» и половину бюджета страны составляла помощь США.
В семидесятые Южная Корея по уровню развития промышленности обогнала Северную, а в последующие десятилетия ушла далеко вперед.
Японский ученый Харуки Вада утверждает, что Северная Корея – не что иное, как партизанское государство, построенное по тому же принципу, что Китай, Куба или Вьетнам. В качестве образца для государственности взята модель партизанского отряда. Главное – безопасность, огромная часть населения служит (в Северной Корее третья по численности армия мира), остальные ее кормят, периодически недоедая.
В Северной Корее карточная система, фактически безденежные отношения. Зато бесплатное образование, бесплатная медицина, бесплатное жилье.
«Строго говоря, ее даже нельзя назвать государством третьего мира: где в развивающихся странах население поголовно получает качественное среднее, а пятая часть – еще и высшее образование?» – резонно замечает Балканский.
Отсутствуют организованная преступность, безработица и беспризорность. Страна запускает спутники в космос, имеет ядерную бомбу и действительно не зависима ни от кого.
Только не подумайте, что я вас приглашаю в Северную Корею.
Там в каждом доме висят портреты обоих Кимов – старшего и младшего. При пожаре нужно спасать сначала их, а потом все остальное имущество. Если таковое есть.
Там Интернет только внутренний, а половина населения не имеет холодильников (и так холодно, видимо, рассудило руководство) и телевизоров (а чего там смотреть, вон в окно смотри).
Зато есть инминбан – такой порядок вещей, который имеет главным принципом коллективную ответственность. Какой-нибудь местный деятель может в любой момент зайти в твою квартиру и поинтересоваться, не читаешь ли ты какую-нибудь ненужную книгу и не слушаешь ли чуждое радио. Если читаешь, то получишь и сам, и все твои соседи.
Там и в законе у них записано, что «права и обязанности граждан КНДР основываются на принципе коллективизма. Один за всех и все за одного». Что называется, привет Дюма и Навальному.
Один месяц в году для всего населения – местные политические курсы. Удавиться просто, как представишь эту тоску.
Впрочем, давятся, как ни странно, куда чаще в Южной Корее – процент самоубийств там один из самых высоких в мире. В разы выше, чем в Корее Северной. Вот скажите после этого, что за существо – человек?
Балканский в философские дебри не забирается, зато информации для размышления предоставляет более чем достаточно.
Язык вот только суховат. Но когда автор пытается перевести свое публицистическое исследование в русло беллетристики и Ким Ир Сен начинает думать, а Балканский эти мысли записывать, то сразу понимаешь: лучше без излишеств. Лучше строго по существу.
В целом – книга по существу. Или, как пишет Великий вождь, «вкусно». Сахар в норме. Перец все желающие могут добавить по вкусу.
Сергей Кара-Мурза
Потерянный разум
(М. : Алгоритм, 2005)
В российской политологии четыре известных Кара-Мурзы, и все родственники.
Судя по известным политологам, получается, что в России Кара-Мурза куда более распространенная фамилия, чем, например, Иванов и Сидоров.
Причем трое из них либералы – Владимир, Владимир-мл. и Алексей, а тот, о ком идет речь, – антилиберал. И не эмоционально-обличительного толка, как часто бывает, а сугубо научного. В подтверждение своей точки зрения Сергей Георгиевич всегда предоставит статистику, ветвистые графики и большую доказательную базу. Кроме того, он периодически привлекает на свою сторону великих мыслителей – от Николая Бердяева до Мишеля Фуко. «Кто на нас с Николаем и Мишелем?»
Не уверен, что Бердяев и Фуко согласились бы служить в качестве приправ к аргументации именно этого Кара-Мурзы, но кто ж их спрашивает.
В своей книге Кара-Мурза занимается тем, что выписывает из журналов и книг эпохи молодой российской демократии высказывания «прорабов перестройки» и аккуратно доказывает, что авторы этих высказываний «потеряли разум». По крайней мере, в момент произнесения своих слов. В числе временно «потерявших разум» – Сахаров и Яковлев, Искандер и Горбачев…
Есть у автора претензии общефилософского порядка. Пример: «Академик Лихачев льстил интеллектуалам: “Естественно, их роль в обществе можно определить как ведущую. Испокон веков на Руси интеллигенция была эталоном нравственности, духовности, культуры”. Что за чушь? Какие “испокон веков”, какая Русь? Интеллигенция как культурный тип появилась в XIX веке как продукт разложения сословного общества. И никогда она не была “эталоном нравственности”, ибо главной отличительной ее чертой была больная совесть и нравственные метания».
Есть претензии чисто экономические. «В 2002 году в РФ собрали 86 млн т зерна. Президент В.В.Путин заявил, что в России достигнут рекордный урожай. Как можно было такое сказать? В 1970 году в РСФСР было собрано 107 млн т. зерна, в 1973-м – 121,5; в 1990-м – 116,7. Мы видим, что 24 года назад было собрано зерна в полтора раза больше, чем в “рекордный” 2002 г.».
И так на 699 страницах книги.
Недавно я был на лекции директора Института проблем либерального развития Юлия Нисневича. В числе прочего лектор сообщил, что обычный американский рабочий давно превратился в буржуа – потому что имеет акции нескольких предприятий.
Я поднял руку и сообщил лектору, что в США 76% акций принадлежат 1% населения. В среднестатистической американской семье доход от акций не превышает 0,4% семейного бюджета.
Нисневич мне не поверил. А я в книжке прочитал. В этой самой.
Либералы Сергея Кара-Мурзу не то чтоб любят, а вообще предпочитают делать вид, что его нет в природе.
Он, однако, есть. И на серьезную часть моего поколения добродушная, беззлобная интонация Сергея Георгиевича, помноженная на, как правило, труднооспоримую логику и неопровержимые факты, оказала оглушительное воздействие.
Появление Сергея Кара-Мурзы в качестве социального философа для меня было натуральной душевной радостью, я к нему испытывал чувства сродни сыновьим – наконец пришел человек, который успокоил многих из нас, уже буквально загнанных в угол либеральной риторикой о вредоносности истории моей Родины.
Но так получилось, что в демократической России голоса людей, подобных Сергею Георгиевичу, долгое время не были слышны вообще. Газеты с миллионными тиражами и телевидение с миллионными аудиториями спорили с Сергеем Кара-Мурзой заочно, ему слова не предоставляя, а только подавая историю «советской цивилизации» и картину «демократических преобразований» в удобном для себя (и единственно возможном, по мнению либералов) свете.
Вот и получилось то, что получилось.
Нынешняя власть и конкретный Владимир Путин – продукт вовсе не «советской цивилизации», а плоть от плоти дитя новейшего российского либерализма – с его врожденным цинизмом, тайной беспринципностью, склонностью к вранью, непрестанному передергиванью и тотальным нежеланием диалога.
Справедливости ради заметим, что такой же «Потерянный разум» можно написать и о «красно-коричневых» патриотах и даже у самого Кара-Мурзы подыскать подходящие цитаты, чтоб в свою очередь усомниться и в его здравомыслии.
Но, чтоб это случилось, нам все равно придется обучиться навыкам общения и минимального взаимопонимания. А пока либералы пишут для тех, кто хочет утвердиться в либеральной картине мира, ну а «патриоты» – для своих, вроде меня.
Впрочем, что-то мне подсказывает, что для обычного, «рядового», не замутненного ничьей пропагандой русского человека голос Сергея Кара-Мурзы прозвучит куда убедительнее, а доводы – весомей. И либералы, думаю я, втайне сами об этом догадываются.
Догадываетесь, догадываетесь.
Константин Крылов
Русские вопреки Путину
(М. : Алгоритм, 2012)
Публицистическая ипостась в случае Крылова (сейчас, кстати, есть смысл писать «подсудимого Крылова») главная, хотя не единственная. Есть еще иронический поэт Юдик Шерман и писатель-фантаст Михаил Харитонов – под этими псевдонимами тоже скрывается Крылов. С одной стороны, наличие нескольких масок может навести на суждения о «растроенности» одной персоны – но здесь случай как раз обратный. Это именно что ипостаси одного человека, или его, в самом широком смысле, забавы; однако основное и главное занятие Крылова – это осмысление нынешнего состояния нации и вариантов ее будущего.
Собственно, он скорее не публицист, а философ, пытающийся понять событие не только в социальном или экономическом контексте, но и в том разрезе, когда уместно говорить о метафизике и онтологии.
Для либеральной публики Крылов фигура не самая удобная, потому что само его присутствие в «правом» движении усложняет восприятие националистов как стада мракобесов и дегенератов. Нравится Крылов, не нравится – дело десятое, но признать по трезвому размышлению придется, что мы имеем дело с мыслителем – с которым, как тут намедни высказался Дмитрий Быков, «можно и должно спорить». Я бы к этим «можно и должно» добавил бы еще «сложно».
Притом что к чистопородным «правым» мне себя отнести трудно, и я никогда не пытался в их среде быть своим; впрочем, и чужим себя там тоже не ощущал. С этими кругами у меня есть, что называется, стилистические разногласия, иногда довольно жесткие.
Но в случае Крылова как раз со стилистикой все замечательно.
Это человек с европейским словарем, свободно ориентирующийся в мировой философской мысли и вообще помнящий те, небесполезные для человечества книги, которые в нашей памяти представлены только названиями и авторами (кто не знает старину Аристотеля? кто не помнит товарища Гегеля?).
Само понятие «русского», «национального» было едва ли не главным в русской философии (досоветского, естественно, периода) – и ее осмысленная маргинализация в современном общественном сознании, мягко говоря, непростительна, а грубо говоря, характеризует наше либеральное варварство.
Мы уже уяснили, что «левая» идея – это, естественно, отнять и поделить, и прочий Шариков, что до «правой» идеи… Я тут ездил в Лондон, читал лекцию, а проще сказать, вел разговор о национализме – публика была, казалось бы, вполне благопристойная, состоящая процентов на девяносто из бывших российских граждан, проживающих в Англии, но через полчаса с последнего ряда меня прервала милая дама, – хватит, мол, рассказывать про славянофилов и либерал-националистов начала XX века – вы нам проще объясните, кого будете резать, а кого оставите в живых.
Ее тут же поддержала подруга, сидящая рядом: «Никакой нормальный человек “националистом” себя не назовет».
Вот это и есть либеральное варварство, потому что при таком раскладе добрую половину русского культурного наследия мы сдадим в утиль.
Хотя разница меж ханжеством либеральным и националистическим все-таки есть.
Рядовой либерал более чем уверен, что он не варвар – а нормальный и даже сложный субъект, даром, что на месте сложности у него ничего, кроме снобизма, не растет. Зато рядовой националист именно что рад своему варварству и несет его с гордостью, и во всяком своем утверждении желает упроститься до амебного почти состояния.
То есть на вопрос глупого либерала «кого вы будете резать?» – он с удовольствием ответит: «Вот тебя и зарежу сейчас, гнида».
Другого выхода из этого состояния, как читать книжки, еще не придумано – хоть для левых, хоть для правых, хоть для либералов. Еще лучше читать не только те книжки, которые помогают тебе утвердиться в собственном мнении, но еще и те, что вступают с ним в неразрешимые противоречия.
Ну и, естественно, предоставлять возможности циркуляции этих идей – тогда, глядишь, и рядовой националист приобретет более цивилизованные черты, и в рядовом либерале появятся некоторые признаки реального либерализма вместо воинствующего сектантства.
Крылов для данных целей отлично подходит.
Для начала, как нынче выражаются, с ним можно договориться. В самом широком смысле: договориться до какого-нибудь общего знаменателя – язык-то, повторяю, все равно один – наследие европейского просвещения!
Недаром, в конце концов, Крылов работал в газете «Консерватор» с Лейбманом и Ольшанским, и Крылову же фактически передал ресурс «АПН» Станислав Белковский.
Потом, он действительно весомая и влиятельная фигура: более чем заслуженное шестое место в списке самых влиятельных интеллектуалов России (был такой массовый опрос в Сети пару лет назад) тому одно из доказательств.
То есть оппонент налицо, давайте или спорить или соглашаться.
Так как большинство либеральной общественности читать его книжки все равно не станет, я тут вкратце не то чтоб перескажу, а немного поцитирую Крылова. Это не так уж страшно, поверьте на слово. Тем более что хоть это и публицистика, сам я иногда читаю его печальные заметки будто бы предо мною стихи. Порой даже наизусть хочется заучить.
Вот про власть.
«…не надо про стабильность и столыпинские двадцать спокойных лет. Вам спокойствие нужно не для нас, а для себя. И не по формуле – “и тогда вы не узнаете Россию”, – а по другой – “дайте нам двадцать лет, а там хоть трава не расти”. Или еще точнее – “или шах умрет, или осел”. Или Россия, или русский народ, кто-нибудь да сдохнет».
Стихи ведь!
И потом, разве Крылов не прав?
Вот еще одно наблюдение, под которым любой носитель активного либерального сознания, пожалуй, подпишется.
«Провокаций» россиянин боится… это его любимое слово. Поэтому он, кстати, обожает обвинять всяких оппозиционеров не только в продажности Вашингтону и Пекину, но и в работе на ФСБ: ему ведь понятно, что человек, который не ссыт страшной власти, сам работает на нее, иначе почему он не боится? И цель его – заманить, завлечь невинного обывателя «под репрессии». «Это начальство нас проверяет», – думает россиянин и поджимает дрожащий хвостишко, «ну да я умный, я не поддамся». «Не поддаваться на провокации» – за этим занятием он и проводит жизнь, тихо попискивая: «Как же мы плохо живем».
Характерно, что Крылов активно не любит Салтыкова-Щедрина и считает «Историю одного города» сочинением русофобским, но, право слово, замени презрительное крыловское «россиянин» на «русский» – и Салтыков-Щедрин покажется добродушным ворчуном.
Едем дальше.
«Я не призываю “не бояться”, – обращается Крылов к россиянам. – Но лучше рационализировать свой страх. Туманная и неопределенная угроза всегда кажется страшнее явной, потому что ее дорисовывает воображение. Надо сказать себе: да, я боюсь, что за чужой бунт меня накажут. А потом задуматься – кто накажет, чем, как именно. И если выяснится, что наказать нет никакой технической возможности – а сплошь и рядом ее нет, – то… нет, не бунтовать, не надо. Просто не мешать несогласным и бунтующим, а лучше – поддержать их. Прежде всего морально. Хотя бы сказать жене и знакомым не “вот опять уроды вышли”, а “молодцы ребята”. Или, если слово «молодцы» язык не выговаривает, то хотя бы – “ну до чего довели людей”».
Не страшно ведь? Давайте еще полшага, и посмотрим извлеченное почти наугад высказывание теперь уже собственно про национализм.
«Словосочетание “русский народ” произносится и пишется только в двух случаях: когда над ним издеваются и когда говорят о его вине».
Не отрицайте сразу а просто поставьте крыловские слова себе на заметку и, когда будете иметь дело с массовой и официальной прессой, обратите внимание, прав он или не очень.
«Русские, – продолжает Крылов, – являются единственным в современном мире народом, на который не распространяются нормы западной политкорректности. В частности, о них можно говорить и писать почти все что угодно».
Первое желание – снова возмутиться, но тут, опять же, достаточно быть честными перед самими собой. Речь ведь идет не о власти (о людях, находящихся у кормила Ирана, Кубы, Северного Вьетнама или Белоруссии, отзываются порой еще жестче, чем о наших «отцах») – а именно о народе. Худо-бедно проводя за границами России месяца три в году, могу засвидетельствовать: если бы в тех же терминах, в каких иной раз описываются национальные качества русских людей и собственно русская история, описывали англичан или, скажем, поляков, не говоря о народах с откровенно трагической историей, – этого бы никто, мягко говоря, не понял. А про русских – можно, про русских – запросто.
В общем, Крылов говорит вещи очевидные, которые в силу тех или иных причин не принято произносить вслух – моветон-с.
Там есть упоительно смешные фрагменты (например, пересказ русской истории устами среднестатистического «россиянина»), моменты, которые будут агрессивно оспариваться поборниками толерантности и свободы выбора (Крылов позволяет себе усомниться в необходимости «смешанных браков»), ну и вообще копание в тех материях, о которых распространяться в приличной компании не стоит (насколько, к примеру, Пушкин негр, была ли татаркой Ахматова и прочие «сомнительные» выводы, вроде такого: «человек, способный разглядеть в русском “татарина”, скорее всего, никогда не видел татарина»).
Говорят, рассуждения на эти темы вредны тем, что якобы «обижают» десятки других национальностей, живущих на территории России, хотя чем именно – непонятно, – неужели татарину настолько хочется «покарябать» любого русского, чтоб обнаружить там свою кровь? И если она там не обнаруживается – то и жизнь недорога?
Наконец, все-таки как-то надо считаться с той очевидностью, что умолчание или перевирание многих тем оскорбительно для самих русских – а они тоже люди и даже, только не сердитесь, нация.
Очень правильно, когда эти темы поднимают люди, в общем, не склонные к крайностям и с вполне прозрачной репутацией, – мы опять о Крылове.
И очень неправильно, когда этот далеко не лишний в нашем обществе человек – ходит в родной стране под уголовным делом, и не сказать, чтоб это было актуальным, скажем, для средств массовой информации, которые традиционно увлечены чем-то другим.
Напоминаю, что против Константина Крылова было возбуждено уголовное дело по ст. 282 УК РФ – он обвиняется в разжигании межнациональной розни, которую якобы позволил себе на митинге в речи с рефреном «Хватит кормить Кавказ!».
Я эту речь слышал, экстремизма в ней не больше, чем, например, в вашей, читатель, мысли: «Хватит оправдывать Крылова!»
Кавказ, на мой взгляд, кормить надо, так же как надо кормить Рязанскую и Тверскую области, потому что все это территория Российской Федерации, а если есть какие-то государственные противоречия в восприятии и дотировании этих регионов, то надо спросить с государства, а не с кавказцев.
И Крылова оправдывать надо не просто потому, что в поддержке нуждается любой гражданин, неправедно преследуемый за аргументированную личную позицию, но и потому, что мы имеем дело с человеком умным, деятельным и полезным для России, – если нам, конечно, есть дело до нее.
Лимонка в тюрьму: сборник
(М. : Центрполиграф, 2012)
Надо сразу пояснить, что все авторы этой книги в разное время являлись активистами Национал-большевистской партии.
НБП запрещена в России как экстремистская организация, хотя в результате ее деятельности никогда ни один посторонний человек не пострадал.
Зато более ста партийцев получили уголовные сроки, тысячи проходили по административным делам, многих пытались запугать, на многих давили, кого-то неизвестные, но хорошо подготовленные прохожие били на улицах, кому-то смышленые и бесстыдные опера подбрасывали патроны и наркоту. Несколько нацболов погибли при невыясненных обстоятельствах – что характерно, либо накануне громких партийных акций, либо сразу после них.
Пока российское общество и либеральная интеллигенция занимались сведением счетов с давно уже исчезнувшей советской властью под лозунгом «Чтоб это никогда не повторилось!», самые уродливые приметы тех времен плотно вошли в наш быт: преследование инакомыслящих, слежка, пытки, зверская пенитенциарная система.
Пока крикливые чистоплюи и вялые эстеты сетовали на флаг с раздражающим серпом и тяжелым молотом, а также на то, что Эдуард Лимонов якобы выдумал новый безответственный арт-проект, реальные люди сидели за реальной решеткой – за нашу и, кстати сказать, вашу свободу, которой, как выяснилось недавно, вдруг стало ощутимо не хватать.
На самом деле ее не хватало давно, но какое-то время – лет эдак пятнадцать подряд – говорить об этом было немодно. Зато сейчас очень модно. Но разве выборы стали фарсом только вчера? Да они полный фарс как минимум с середины девяностых! Вся наша якобы демократическая политика была фарсовой изначально – и нацболов, в отличие от большинства населения, от всего этого воротило очень давно. Видимо, у нацболов более тонкая и сложно организованная психика; других объяснений я пока не придумал.
Легально партия существовала с 1995 по 2003 год.
За время работы партийцы провели сотни прозвучавших на всю страну акций, не считая тысяч митингов и пикетов.
Нацболы были первыми, кто поднял голос против непродуманной и зачастую русофобской политики на Украине и в Прибалтике.
Нацболы были первыми, кто восстал против монетизации льгот.
Тому, кто служил волшебником еще до Чурова, нацболы публично заляпали костюм майонезом – Вешняков была его фамилия, помните?
Нацболы агрессивно выступали против Лужкова, когда в Москве еще было принято восхищаться чудесным градоначальником.
Никита Михалков был закидан сырыми яйцами за дружбу с Нурсултаном Назарбаевым, отправившим в Казахстане русских патриотов на огромные сроки в тюрьму, – а в те времена Никиту Сергеевича многие почитали совестью нации.
Теперь, когда стало можно, – у нацболов, по сути, нет претензий ни к Прибалтике, ни к Украине, ни к Лужкову, ни к Михалкову, ни ко многим иным, в кого так легко нынче кинуть разрешенный камушек.
Нацболы врывались в приемную Президента РФ, в здание парламента, в мэрии и приемные губернаторов, нацболы пикетировали Лубянку и управы ФСБ, нацболы захватывали башню св. Петра в Риге и Севастопольскую башню – список безбашенных, преисполненных мужества поступков вполне может занять целую страницу.
Нацболы первыми вывесили посреди Москвы огромный плакат «Путин, уйди сам!» – в те времена, когда за это сажали и когда на улице еще не собиралось по 120 тысяч человек с идентичной просьбой.
Именно нацболы служили едва ли не единственным оправданием самого слова «политика» в России – в то время как истинную политику подменила сумма pr-технологий, замешанная на тупом коварстве и натуральной подлости.
В те хмурые места, куда сегодня новые свободомыслящие граждане смотрят с наивным и восторженным видом первооткрывателей и пионеров, нацболы ходили давно. Пока люди несут счастливый отсвет во взорах после посещения митинга на Болотной, нацболы – в статусе политических – уже освоили половину российских тюрем и зон.
В общей сложности активисты НБП отсидели 170 лет в тюрьмах. Три человеческие жизни. Чувствуете, какой вес у этих цифр? Это не три часа постоять на свежем воздухе под дружелюбным присмотром полиции.
170 лет за решеткой не имеют никакого отношения к экстремизму и прочим тоскливым глупостям, которыми власть так любит пугать доверчивых людей. Это всего лишь доказательство того, что на нашей земле еще живо стремление к правде и справедливости.
Натуральное счастье – знать, что в России были и есть еще молодые люди, которые по-прежнему все понимают буквально. Родина, честь, правда – все эти, знаете ли, смешные и устаревшие слова по-прежнему ценны для кого-то.
У партии была своя газета – «Лимонка».
По мне, так это самая лучшая газета из всех существовавших до сих пор.
Но это не просто газета. Это была священная книга. Это был свод героических былин, сага о Нибелунгах, Илиада и Одиссея, это были жития, сочинявшиеся в режиме реального времени.
В газете никогда не работало ни одного корреспондента – ее писали партийцы со всей страны. Надо ли тут пояснять, что само понятие «гонорар» в этой газете отсутствовало? или не стоит? – а то придется подробно рассказывать, как это нацболы еще и в тюрьму шли забесплатно.
«Лимонка» воспитала целое поколение русских мальчиков и девчонок. Лучших из поколения.
Партийцы шли на акции как на войну, партийцы ездили на войну как на политическую акцию, партийцы на своей шкуре познавали, что такое жизнь героя в те дни, когда само понятие «героизм», как и все остальные высокие понятия, стало предметом стеба и ухмылок.
И вот именно в «Лимонке» впервые появились сотни свидетельств о том, что такое российская тюрьма сегодня.
Часть этих свидетельств собрана в книге «Лимонка в тюрьму».
Потом газета «Лимонка» была закрыта, она тоже оказалась экстремистской – но разве это имеет значение, – мы же не знаем, какие важные книги в иные дни сжигали малоумки на кострах.
То, чему суждено быть прочитанным, – не сгорает.
В этой книге – новая и незнакомая география России и бывшего Союза. Бутырка, Бельгоп, Кресты, Лефортово, СИЗО «Красная Пресня», Белгородский централ, Саратовский централ, Рижский централ, Симферопольский централ, тюрьма «Илгуциемс», Днепропетровская колония и Полтавская колония – да чего тут только нет… Такой России и такой Евразии вы еще не видели.
И таких людей, смею предположить, вы тоже давно не встречали – или не встречали вообще. В лучшем случае читали о них в книгах и думали, что они перевелись.
А они здесь, среди нас.
Всего две цитаты из двух разных текстов – для тех, кто поймет, о чем речь.
«Даже сейчас я не хочу объяснять причины, по которым я задумался о правоте своей картины мира. Скажу одно: на минуту я решил теоретически представить другую жизнь и другие решения. Я представил себе, как даю показания и выхожу на улицу. Но я не смог представить эту улицу: за дверью была пустота. Эта пустота успокоила меня. Выбора не было. Все идет как надо».
«Жизнь обесценилась напрочь. 15 лет тюрьмы. Жизнь фактически закончилась. Нереально пробыть здесь столько и остаться в здравом уме. Нереально, попав дикарем из джунглей в незнакомый, полностью изменившийся мир, найти в нем свое место. Животное существование бомжа и скотская смерть в петле исключены. Выхода нет, тупик. Этот тупик – начало абсолютной свободы. Свободы от будущего, которого нет. Свободы от прошлого, ставшего похожим на когда-то прочитанную и почти забытую книгу. А единственное настоящее – камера голодающих, мрачное дно тюрьмы, дно дна. Завершенной жизнью можно вертеть, как четками в руке. Моя воля – единственный закон. Продлить на несколько лет заключенье, вспоров живот какой-нибудь особо мерзкой двуногой твари, или быть предельно дипломатичным. Довести до конца объявленную голодовку смерти или согласиться на предложенные тюремные льготы. Как лягут в ладонь четки. Чуть не договорился, что стал Богом, – прости меня, Господи, грешного.
Свобода! Полная свобода! Ваша тюрьма для меня рухнула».
Мне больше нечего добавить.
Учитесь свободе у этих пацанов. Они уже знают, чего она стоит.
Место действия: прошлое
О письмах Людмилы Улицкой к Михаилу Ходорковскому
Писательница Людмила Улицкая вступила в переписку с зэка Михаилом Ходорковским.
Их письма публиковались в «Новой газете», все желающие могут ознакомиться. Чтение и печальное, и нужное, и важное. И тональность задана Улицкой, как нам кажется, правильная, и ответы Ходорковского достойны: за каждым словом чувствуется человек спокойный и сильный.
Одно странное чувство остается после прочтения этих писем. Кажется, что они извлечены откуда-то из архива либо это некое вполне себе демократическое издание за ветхозаветный 1989 год.
Объяснение этому простое: переписка в основном посвящена советскому времени.
Людмила Евгеньевна много и с заметной брезгливостью говорит о мерзостях советской власти, в итоге, совершенно непрошеное, возникает ощущение, что Ходорковского посадили году эдак в 1972-м.
Но ведь это не так.
Письма Людмилы Евгеньевны пестрят упоминаниями «Архипелага ГУЛАГа», КПСС, КГБ (Улицкая, правда, называет эту организацию ГКБ – что расшифровывается как городская клиническая больница) и т.п., и т.д.
Писательница считает необходимым рассказать о том, что считала для себя недопустимой любую общественную деятельность в Советском Союзе, и искренне удивляется, что Ходорковский вел себя иначе, – последний был активным комсомольским лидером, работал в государстве и на государство.
«Вы, – удивляется Людмила Евгеньевна, – удачно встроились в тогдашнюю машину, нашли в ней свое место. <…> Особенно трогает невинность, с которой молодой человек готов пойти хоть в “оборонку”, потому что родину надо защищать».
Нас в данном случае тоже несколько озадачивает то, что Людмилу Евгеньевну тронула готовность молодого комсомольца Ходорковского идти в «оборонку» – что, судя по контексту, является в понимании Улицкой поступком, мягко говоря, странным, если не сказать диким.
Верно ли мы поймем Людмилу Евгеньевну, если сделаем вывод, что оборонка Советскому Союзу была не нужна вовсе? И работать на обороноспособность этого государства могли люди только морально ущербные? А защищать его в случае агрессии другого государства – готовность защищать – тоже ни в какие ворота?
Неправдой будет сказать, что событиям новейшего времени в переписке не уделено внимания вовсе: нет, там упоминаются и Ельцин, и Гайдар, и олигархи – и не самым лучшим образом оценивает их деятельность Улицкая.
Но это все как-то мельком, будто петитом.
Объяснение такому раскладу, конечно, лежит на поверхности: писательница хочет понять и проследить жизненный путь своего собеседника, разобраться, проще говоря, как дошел он до жизни такой невеселой.
Но, разбираясь с прошлым, иные из нас увязли в нем настолько сильно, что до настоящего так всерьез и не добрались (едва-едва дотянулись рукой до Ельцина, посетовав на то, кого он взял в свои преемники, и остановились на этом месте как вкопанные).
В одном из рассказов замечательного писателя, эмигранта первой волны Гайто Газданова описывается семейная, уже немолодая русская пара «из бывших», живущая в Париже.
Газданов с присущей ему иронией отмечает, что супруги ежедневно говорят и спорят о политике, но касаются событий как минимум двадцатилетней давности, скажем, деяния Победоносцева обсуждают как самую насущную реальность. Но при этом революции 1917 года в их представлении вроде как и не было: она им непонятна и странна.
Надо сказать, что подобные аберрации мировосприятия сплошь и рядом происходят в наши дни с представителями, так сказать, творческой либеральной интеллигенции.
Не раз и не два на литературных семинарах и совместных творческих встречах размышлял я о чем-то подобном, слушая своих старших коллег или слушая радио, глядя в телевидение или просматривая печатную прессу, нет-нет да и встретишь человека, который на прямой вопрос о происходящем ныне в стране начинает свой ответ со слов: «Эта мерзкая советская власть…», а заканчивает его утверждением: «Ничего в жизни я так не презирал, как советскую власть…»
Ну хорошо, мерзкая, презирал – но разве об этом речь?
Слова о том, что «пока мы не истребим в себе советское наследие, у нас ничего не получится», уже не работают: что вы, ей-богу, без малого четверть века прошло с тех пор, как нет никакой советской власти. Наследие было в пух и прах развеяно еще году в 1990-м, когда полстраны эту власть истово ненавидело.
Читать бесплатно другие книги:
