На подсосе. История любви Мур Кристофер
— Для вампира это важно, — сказал Хлёст и поглядел на Томми поверх зеркальных очков.
— Она мне дала, — парировал Томми. Он хотел сказать, что Джоди была приятная, но Хлёст уже употребил это слово к своей синей шлюхе.
— По-моему, я точно выразился, — сказал Хлёст. — Давай деньги.
— Ты вообще не выразился. Совсем никак — ни точно, ни иначе. — Томми чуть отодвинулся, чтобы двинуть Хлёста в грудь, как это обычно проделывали друг с другом все Животные, но вовремя вспомнил, что теперь он запросто может пробить дружбану грудную клетку. Вместо этого он сказал: — Не заставляй меня пробить тебе грудную клетку, сцуко.
— Твое рыжевампирское кунг-фу — ничто перед устрашающим кунг-фу наших синих сисек. — И Хлёст закудахтал с подвывом, принимая бойцовскую стойку, замахал руками, как крыльями, но не удержался и брякнулся задницей на ступеньки. Хохотал он, пока не подавился. Потом прокашлялся и сказал: — Серьезно, чувак. Если ты не дашь нам денег, мы совсем обанкротимся часов через шесть. Я все подсчитал.
— Можно вернуться на работу, — сказал Томми. — Вчера ночью мне Клинт звонил. В магазе их завалило. Им нужны ночные грузчики.
— Не? — Хлёст аж очки опустил.
— Ну.
— Значит, нас не уволили?
— Очевидно, нет, — ответил Томми.
— Тогда все. Мы можем вернуться на работу. Так ей и скажем. Нам надо на работу.
— А почему вы не прогнали ее, пока она вас не отымела от Лас-Вегаса до сюда?
— Грубить не хотелось.
— А, ну да. Тогда вали.
Хлёст с трудом поднялся на ноги и схватился за перила — чтобы поровнее заглянуть Томми в глаза и не сбить прицел.
— Ты как вообще? Что-то бледный.
— У меня разбито сердце и прочая херня, — ответил Томми. Ему стало противно, но налитые кровью глаза Хлёста, глядевшие поверх зеркалок, вообще-то пробудили в нем аппетит.
— Само собой. — Хлёст вышел в пожарную дверь.
Томми посмотрел, как он дошел до задней дверцы лимузина, а там вновь повернулся.
— Хочешь синей няшки взбодриться? — спросил Хлёст. — Мы угощаем.
— Не, мне нормально, — ответил Томми.
— Все за одного и все дела, — сказал Хлёст.
— Ценю, — пожал плечами Томми. — Но сердце разбито.
— Лады. — Хлёст распахнул дверцу, и на тротуар в туче травяного дыма выкатились еще двое Животных — Дрю и Трой Ли.
— Блядь, чувак. А ты знал, что тут есть дверь? — осведомился Дрю, тощий и подержанный.
— Ты гля, — произнес Трой Ли — азиат, действительно умевший кунг-фу. — Да глянь же, это Неустрашимый Вождь.
— Езжайте на работу, — сказал Томми. — Пока только семь. Успеете просохнуть к смене в одиннадцать. — «Ни в жисть», — мысленно добавил он.
— Ага, точняк успеем, — сказал Хлёст, заглядывая в лимузин. — Эй, Барри, слазь с нее, мудоеб, я за тобой занимал, а потом очередь Джеффа. Я же все расписал на планшете. Синия, не разрешай ему так обращаться со своим ухом, детка, месяц потом им слышать не сможешь.
Томми закрыл пожарную дверь и с размаху сел на ступеньки. Уронил голову на руки, чтобы все немедленно прекратилось. То была его бригада, его друзья. Животные взяли его к себе, когда ему некуда было податься в этом городе, сделали своим бригадиром, а если он правильно истолковал тон Клинта в последней записи на автоответчике, часа через четыре, когда доедут до магазина, все они обратятся против него.
7
Список
Пока Джоди была в душе, Томми составил список.
Кормежка
Стирка
Новая квартира
Зубная паста
Сочная мартышечья любовь
«Виндекс»
Избавиться от вампира
Клеврет
— Зачем нам клевер? — спросила Джоди. Ей пока не вполне удалось собрать зрение в кучку.
— Клеврет, клеврет, — сказал Томми.
— Левретка с клевером? А это зачем?
— Да клеврет же! Приспешник, прихлебатель, который может как-то помогать нам днем. Как я для тебя был.
— А, шестерка.
Томми выронил список.
— Ну-у, нет уж.
Джоди подняла листок и подошла к кухонной стойке, где размещалась кофейная машина.
— Я б душу продала за большую чашку кофе.
— Я не был тебе шестеркой, — сказал Томми.
— Ну да, ну да, ну да. Без разницы. Так сколько у нас времени на этот список?
— Я проверил по календарю. Восход в 6:53, значит, есть часов двенадцать. У нас почти солнцестояние, поэтому тьмы будет много.
— Солнце… ох господи, уже ведь почти Рождество.
— И?
— Алло? А по магазинам?
— Алло? У нас есть отмазка. Мы мертвые.
— Моей маме это неизвестно. Я должна ей найти что-нибудь такое, что она бы не одобрила. А твоя родня…
— О боже мой! Рождество! Я же должен был домой приехать на праздники. Надо переписать список.
— Сам переписывай. Я пошла волосы сушить.
Новый список гласил:
Рождественские подарки
Позвонить домой
Кормежка
Клеврет (не шестерка)
Жаркая мартышечья любовь
«Виндекс»
Пописать литературу
Избавиться от жуткого старого вампира
Новая квартира
Стирка
Зубная паста
— Мне кажется, мартышечью любовь надо вычеркнуть, — сказала Джоди. — А вдруг мы потеряем список и его кто-нибудь найдет?
— Сдается мне, пункт «избавиться от жуткого старого вампира» смущает больше, нет?
— Ты прав. Мартышечью любовь вычеркивай, а «вампира» замени на «Илию». — Джоди постукала карандашом по списку. — И убери «Виндекс», а впиши «купить кофе».
— Мы ж не пьем кофе.
— Его можно нюхать. Томми, мне кофе нужен до зарезу. Это как голод по крови, только, понимаешь, чуть цивилизованней.
— Кстати, о крови…
— Ну да, передвинь кормежку в начало списка.
— И добавь бутылку виски. Ее тебе придется покупать.
— Извини, пис-сатель, но мы вместе этот твой дурацкий список выполняем.
— Мне еще спиртного не продают, я возрастом не вышел.
Джоди отшатнулась и содрогнулась.
— А, ну да. И впрямь.
— То-то же, — кивнул Томми, невинно тараща глаза.
— Тогда ладно. Блин, прежде чем выбирать себе шестерку, надо было документы проверить.
— Эй!
— Шучу. А что ты с бутылкой виски собираешься делать?
— Вычеркивать еще один пункт списка, — ответил Томми. — У меня есть мысль. Не забудь сумочку.
— А Животным вообще чего надо было?
— Двадцать штук.
— Надеюсь, ты им сказал, чтоб шли в пизду.
— Они уже в ней.
— А они заподозрили, что ты, ну… уже ты?
— Нет еще. Хлёст сказал, что я что-то бледноват. Я их отправил в магазин. Если Клинт понял, ну…
— Отлично ты все разрулил. Может, еще лучше будет дать объяву: «Молодая пара вампиров ищет разъяренных селян, чтоб те их выследили и прикончили».
— Ха. Селяне.[4] Смешно. Впиши лосьон для автозагара. Мне кажется, меня выдает бледность.
В семь вечера за три дня до Рождества вся Юнион-сквер кишела покупателями. На возвышенной части площади выстроили деревеньку Санты, и в нее через лабиринт калиток для скота, оббитых красным бархатом, тянулась очередь детей и родителей человек в пятьсот. Вокруг площади широкие гранитные ступени усеивали уличные артисты, обычно заканчивающие в пять. Тут жонглер, там фокусник, полдюжины «роботов» — людей, раскрасивших себя золотином и серебрином: они механически дергались, когда кинут монетку или купюру. Даже пара человеческих статуй там была. У Джоди любимым был золотой парень в деловом костюме — он неподвижно стоял часами, словно замер на полушаге по пути на работу. В «дипломате» у него была дырочка, в которую люди пихали деньги после того, как сфотографируют и попробуют заставить его моргнуть.
— Меня он раньше очень нервировал, — прошептал Томми. — А теперь я вижу — он дышит и аурой своей светит.
— Я как-то раз на него весь обеденный перерыв смотрела, и он так и не шевельнулся, — сказала Джоди. — А летом знаешь, какая мука, наверное, в золоте. — Ее вдруг передернуло — она вспомнила про Илию, старого вампира, по-прежнему заключенного в бронзу у них в студии. Да, он ее, само собой, убил, говоря строго, но так, что перед ней открылась новая дверь. И сколь бы странной дверь эта ни казалась, была она совсем рядом, живая и страстная. Конечно, сделал он это для собственного развлечения, как сам и признался, но еще и потому, что ему было одиноко.
Она сплелась рукой с рукой Томми и поцеловала его в щеку.
— А это за что?
— Потому что ты рядом, — ответила она. — Что у нас по списку первое?
— Рождественские подарки.
— Ниже.
— Жаркая мартышечья любовь.
— Ага, это можно устроить в витрине мастерской Санты в «Мэйсиз».
— Честно?
— Нет, не честно.
— Ладно, тогда нам нужно пойло.
Джоди выхватила список у него так быстро, что большинство людей вокруг и не заметило, как она шевельнулась вообще.
— Ты больше не главный по списку. Мы покупаем мне новую кожаную куртку.
«Я БЕДЕН, А КТО-ТО ПОБРИЛ МОЕГО ОГРОМНОГО КОТА». Уильям переписал себе табличку. На огромном коте Чете по-прежнему был красный свитер Джоди. На двух приближающихся вампиров кот смотрел весьма подозрительно.
Томми протянул Уильяму бутылку «Джонни Уокера».
— Веселого Рождества.
Уильям взял выпивку и быстро закурковал ее куда-то себе в пальто.
— Большинство просто дает деньгами, — сказал он.
— К чему нам посредники? — ответила Джоди. — Как вы себя чувствуете?
— Здорово, а что? Совсем, знаете, отлично, учитывая, что я бездомный, а вы побрили мне кота.
— Вчера вы здорово нарезались.
— Ну да, а сегодня мне отлично.
— На меня раньше тоже так действовало, — сказал Томми. — Это я помню. Как бы бодрит.
Джоди махнула Томми, чтоб не лез.
— И голова у вас не кружилась, ничего?
— Когда проснулся, был чутка похмелен, но пара чашек кофе — и все прошло.
— Блять! — Джоди аж сплюнула от досады. И приуныла.
— Спокойно. — Томми потрепал ее по плечу. — Доктор Флад спешит на помощь. Наверное.
Джоди зарычала, но так, чтобы слышал лишь Томми.
— А знаете, — сказал Уильям, когда поток пешеходов чуть поредел и ему больше не требовалось сосредоточенно внушать к себе жалость, — с наличкой у меня все хорошо, но раз вы тут в рождественском настроении, я бы по-прежнему согласился глянуть на буфера рыжей.
— Выкуси, мешок торфа! — рявкнула Джоди и навалилась на Уильяма.
— Солнышко. — Томми поймал ее сзади за только что приобретенную красную кожаную куртку — на всякий случай. Если она свернет бродяге шею, нипочем не поймешь, удачная у него была мысль или нет.
— Я не потерплю, чтоб меня домогалась закуска.
— Съела что-нибудь не то? — Томми ухмыльнулся ей, когда она перевела на него взгляд, но огонь в ее глазах уже погас.
— Жаркую мартышечью любовь из своего списка можешь вычеркнуть, — сказала она.
— Ёксель, ну и мегера, — произнес Уильям. — У нее, что ли, ежемесячные?
Томми быстро подхватил Джоди на руки и понес за угол. Она ерзала и пыталась освободиться.
— Отпусти меня, я его не буду бить.
— Хорошо.
— Сильно.
— Я так и думал, — сказал Томми, не выпуская ее из хватки. — Давай-ка ты зайдешь в «Уолгринз», а я тут пока закончу с мужиком и его огромным котом.
Проходя мимо, разулыбалось семейство рождественских покупателей — сочли, видимо, что юная пара не стесняется своих телячьих нежностей на улице. Отец семейства прошептал супруге:
— Комнату б себе сняли. — Обычный человек бы даже не услышал. Но не Томми.
— Считай, повезло, старина, мы чуть не сделали это в витрине мастерской Санты. Жаркий и потный эльфийский секс — прямо перед детишками. Им бы это понравилось, да?
Отец опрометью погнал свое семейство прочь по улице.
— Мило, — сказала Джоди. — Так и нужно не выделяться.
— Ну ты же знаешь, люблю быть в форме. — Томми было всего девятнадцать, и, поскольку сексом он начал регулярно заниматься только после знакомства с Джоди, по-прежнему полагал, будто обладает неким тайным знанием, недоступным прочим людям. «Как они могут думать о чем-то другом?» — размышляла сокровенная часть его ума. — Спорим, он пахнет перечной мятой.
— Кто?
— Эльфийский секс.
— Ты не поставишь меня на землю?
— Ладно, только не бей мужика с огромным котом.
— Да все нормально. Встречаемся в аптеке через пять минут. Лучше, если у тебя все получится.
— Пять минут, — подтвердил Томми. — Корица. Может, корицей пахнет.
Бледная пара бродила по проходам «Уолгринза». Они отлично развлекались — презирали грубые аксессуары буржуазной культуры и вообще насмехались над условностями традиционной культуры. Они же, в конце концов, — элита. Они особые. Избранные, если угодно, — хотя бы по самой природе своей обостренной чувствительности и высшей чуткости. Оба претендовали на способность заглядывать за фасад, выстраиваемый большинством людей, и зреть самые глубины человеческой души. Однако странно, что не предусмотрели вот чего: прямо у них перед носами из-за угла вывернул парень во фланелевой рубашке.
— Давай у этих ребят спросим, — произнес Фланелевый. — Они похожи на героинщиков.
Джеред Белый Волк и Эбби Нормал попятились от витрины с подводкой для глаз, в которой они искали что-нибудь гипоаллергенное. У Эбби весь вечер слезились глаза, отчего текла тушь, а оттого образ ее больше склонялся к «грустному клоуну жизни», нежели она рассчитывала.
Джеред спрятался у Эбби за спиной — самую малость, но все равно неловко, ибо он был почти на фут выше ее. К парню во фланели из-за того же угла вышла красивая, бледная и рыжая женщина с грузом туалетных принадлежностей в руках. «Что за поразительные волосы, — подумала Эбби, глядя на длинные рыжие локоны. — Я б за такие что угодно отдала».
— Томми, оставь этих несчастных в покое, — сказала рыжая.
— Не, погоди. — Фланелевый с улыбкой повернулся к Эбби. — Ребята, вы не знаете, где они тут держат шприцы?
Эбби глянула на Джереда, который глянул на фланелевого парня.
— Ну, они просто так не продаются, — сказал Джеред. Он теребил кожаные ремешки своих бондажных штанов и смотрелся весьма кокетливо. Эбби шлепнула его по руке.
— На шприцы надо рецепты, — сказала она.
— Вы правда считаете, что я похож на героинового наркомана? — Джеред эффектно встряхнул челкой, ниспадавшей на лицо. Вся голова у него была выбрита — за исключением челки, спускавшейся до подбородка. Исключительно для того, чтобы ею можно было эффектно встряхивать. — Я собирался, ну типа, покачаться. Знаете, есть еду и все такое, но…
— Спасибо, понял, — ответил Фланелевый. Рыжая отошла от них по проходу. — Я вот как раз собирался попробовать героин, но раз шприцы не продаются, что ж. Пока, ребята. Зачетная майка, кстати.
Эбби опустила взгляд на свою футболку — разумеется, черную, с портретом поэта, взятым с гравюры девятнадцатого века.
— А вы, типа, знаете, кто это.
— «Она идет во всей красе, — процитировал Фланелевый, ухмыльнулся и подмигнул, — светла, как ночь ее страны».[5] Байрон — мой герой. Пока-пока.
Он повернулся и пошел прочь. Эбби дотянулась и схватила его за рукав.
— Эй, по всему городу пункты обмена шприцев есть. В «Хранителе Залива»[6] перечислены.
— Спасибо, — ответил Фланелевый. Опять отвернулся, но Эбби снова его схватила.
— Мы будем в «Стикляном Кате» — там сегодня готы собираются. Пятисотый квартал по Четвертой улице. Я там знаю одного сбытчика. Ну, вам для героина же надо.
Фланелевый кивнул и снова посмотрел на портрет Байрона у нее на майке. «Ебать мои носки. Он так смотрит на мою растекшуюся гушь».
— Благодарю вас, миледи, — произнес Фланелевый. И пропал — в темных пустошах между стеллажами с тампонами.
— Это чего было, а? — заныл Джеред. — Он же такой… как из «Счастливых дней».[7] — Джеред Белый Волк много времени проводил за просмотром «Ника по ночам» — если не в тягостных раздумьях и не в хлопотах из-за собственной внешности.
Эбби кинулась в полу черного пыльника Джереда и заколотила кулачками по его утлой груди.
— Ты что, не видел? Ты же не видел.
— Чего? Как ты полную шлюху лепила?
— У него были клыки, — сказала Эбби.
— Так они и у меня есть. — Джеред сунул руку в карман и вынул парочку идеальных вампирских клыков стоматологического качества. — Тю. Их сейчас все носят.
— Да, но у него они выросли! Я видела. Пошли. — И Эбби потащила Джереда Белого Волка за огромные лацканы, похожие на крылья летучей мыши. — Мне нужно переодеться во что-то пожарче перед клубом.
— Постой, я «Холлзов» хотел купить. У меня в горле саднит, мы вчера столько гвоздики выкурили.
— Скорей. — Пряжки черных сапог на платформе у Эбби звякали, когда она тащила своего друга мимо помад и средств для волос, чтобы он ими не успел заинтересоваться.
— Ладно, — сказал Джеред, — только если я сегодня не встречу никакого симпатичного парнишку, тебе придется сидеть со мной всю ночь и гладить меня по голове, а я буду плакать.
— Ты бы попробовала черную помаду, — сказал Томми, когда они с Джоди подходили к дому со множеством пакетов в руках. Он по-прежнему думал про парочку из магазина. Впервые с десятого класса ему пригодилось знание поэзии романтизма. Он тогда какое-то время старался косить под трагического романтического героя — хмурился и пялился, стиснув зубы, перед собой, в уме сочиняя мрачные стихи. Но выяснилось, что трагично смотреться в Недержанье, штат Индиана, просто-напросто излишне, а кроме того, мама все время кричала на него, и он забывал рифмы. «Томми, если будешь так скрипеть зубами, — говорила она, — они у тебя сотрутся и придется носить вставные, как у тети Эстер». Томми же хотел только одного, как у тети Эстер, — бородку. Тогда можно было бы хмуро озирать вересковые пустоши и задумчиво ее поглаживать.
— Ага, — сказала Джоди. — Потому что мне нужно еще очевиднее подчеркнуть, что я нежить, которая пьет у живых кровь.
— По-твоему выходит очень мерзко.
— Нет, я в приятном смысле.
— А.
— Потому что дело ж вовсе не в том, что нас люди не поймут, узнав, что мы вампиры, потому что мы совершили промах и, ох, я не знаю, ОБНАЖИЛИ КЛЫКИ ПРЯМО ПОСРЕДИ, БЛЯДЬ, МАГАЗИНА.
Томми чуть не уронил пакеты. Об этом Джоди ничего не говорила весь вечер. Он надеялся, что она не заметила.
— Это случайно вышло.
— Ты назвал ту девчонку «миледи».
— На нее произвел впечатление мой Байрон.
— Ну да, еще бы — твой Байрон, вероятно, тоже немного торчал, нет?
— Все было не так.
— У тебя слюни текли. — Джоди остановилась у их пожарной двери и полезла в карман куртки за ключом.
Томми обошел ее.
— Я пока не привык. По-моему, у меня неплохо получается. Моя жуткая бледность, очевидно, поразила даму в пункте обмена шприцев. — Он сунул руку в пакет и вытащил веер стерильно упакованных одноразовых шприцев с колпачками.
— Поздравляю, теперь ты можешь работать под героинщика с положительным анализом на ВИЧ.
— Tres chic.[8] — Томми ухмыльнулся, как, в его представлении, мог бы ухмыляться сексуальный итальянский мужчина-проститутка.
— …который прилюдно пускает слюни, — добавила Джоди.
«Черт, на нее не действует моя ухмылка сексуального итальянского мужчины-проститутки», — подумал Томми. А вслух сказал: