Властелин Безмолвного Королевства Кук Глен

– Спасибо, что пришли, – поприветствовал их Амбершель.

Значит, при необходимости он вполне может вести себя учтиво.

– Явились по вашему приказу, – ответил монах. – Но я удивлен. Разве я могу вам чем-то помочь?

– Можете. Советом.

– Если сумею. Хотя склад ума у меня не такой практичный, как у вас.

– К вам мы вернемся чуть позже, совершенный. А пока у меня вопрос к нареченной графа.

Сочия быстро училась. Она даже умудрилась терпеливо промолчать все это время и, не ляпнув какой-нибудь глупости, заявить всем о своем присутствии. Просто смиренно ждала вопроса Амбершеля.

– Госпожа… Вы получили ответ на свои мольбы о помощи?

– Нет, – усмехнулась Сочия. – Никто мне не ответил. Но король Питер ведь послал Изабет заявить на город свои права.

– Этого мы и боялись. Совершенный, враг не намерен вести переговоры. Они отвергли все наши попытки.

– Безупречный заявил, что договариваться ему с нами не о чем.

– Наши шпионы бывают в их лагере и утверждают, что до воли Безупречного там мало кому есть дело.

Главнокомандующий наверняка понимает, что среди местных помощников будут и шпионы. А значит, эти сведения скрывать не намерен.

– И что же?

– Враги собираются стоять здесь всю зиму, если город откажется сдаться. И возможно, нам придется уступить, если они перекроют все пути сообщения. Захватчики уже запугивают окрестных крестьян – запрещают им доставлять в город продовольствие.

– И что же? – снова спросил Свечка.

– Мы съедаем больше, чем можем раздобыть.

– Так обычно и бывает во время осады.

– Надо выгнать всех бесполезных, – вмешалась Сочия. – Пусть враг сам с ними разбирается.

– Тогда, дитя мое, не пора ли и нам собираться в путь? – усмехнулся монах.

Девушка метнула в него сердитый взгляд.

– Хотя в чем-то она права, – невозмутимо продолжал Свечка. – Беженцы-мейсаляне могут незаметно выскользнуть из города и отправиться в Каурен. Или в Альтай.

– Если только неприятель позволит.

– Если позволит.

Главнокомандующий ведь может счесть, что голодные лишние рты в Кастрересоне ему на руку. Или же напасть на беженцев, чтобы те потом посеяли ужас и панику в Коннеке.

– Но у вас что-то другое на уме? Вы ведь уже и без меня все решили.

– Ночь, – пристыженно пробормотал Амбершель, словно напроказивший мальчишка. – Ночь – она… Она не… Что бы ни случилось на реке Дешар, теперь Ночь вроде как должна бояться этих людей. Несмотря на то что ее создания стали раз в десять деловитее, чем год назад.

Брат Свечка нахмурился. О происшествии с червем он знал только из уличных слухов, без сомнения, изрядно преувеличенных. Но почему это так беспокоит Амбершеля? Или же беспокоятся на самом деле его странные друзья? Те, которые сбежали из Вискесмента, когда туда внезапно нагрянули патриаршие войска.

– Я не знаюсь с Ночью. Я философ, а не волшебник или жрец. А то, что Ночь боится людей патриарха, вполне понятно, ведь она не хочет, чтобы с другими ее созданиями повторилась та же история, что произошла на реке Дешар.

– Я не рассчитывал услышать от вас что-то важное, – вздохнул Амбершель. – Но все же надеялся. – Он потряс головой. – С ними принципаты.

Об этом все уже знали.

– Полагаю, их могущество сильно преувеличивают, – отозвался Свечка.

– Он прав. Нас переоценивают, – раздался внезапно чей-то голос.

Сочия взвизгнула. Коннектенцы, выпучив глаза от изумления, принялись наперебой задавать друг другу вопросы. Кто-то решил, что это розыгрыш, но смуглые Амбершелевы приятели ударились в панику. Несколько человек вытащили оружие, которое, вообще-то, проносить на совет не полагалось, и принялись рубить воздух. Другие выбежали в коридор.

– Господин совершенный, – тоненьким испуганным голоском пропищала Сочия, – до меня только что кто-то дотронулся. И вложил мне в руку вот это.

На ладони у девушки лежало кольцо.

Монах поднес кольцо к самому яркому светильнику. Стоявшие поблизости смуглые чужаки, увидев его, побледнели. Один коротышка даже внезапно дернулся, словно нацелился рухнуть в обморок.

– Что это? – спросил монах.

Но никто ему не ответил. Предводитель иноземцев вывел своих соотечественников из зала. А вокруг Свечки столпились Берто Бертранд, Бернардин Амбершель и Сочия.

– Кольцо с печатью, таких я еще не видел. Хм… – Совершенный заметил на кольце засохшие пятна крови. – А вот символы эти мне что-то напоминают.

На ум ему пришли горные кряжи на севере от Каурена – Альтай. В тамошние темные леса слово Эйса, Аарона и их последователей пришло не так давно, и древних богов там хоть и не чтили больше, но и не забывали.

– Бернардин, выясните, почему всполошились ваши друзья.

Свечка собирался подробно расспросить Сочию о том, как к ней попало кольцо.

Он не хотел верить ее словам. Даже совершенный может испугаться, если поверит в невидимок, разгуливающих по Кастрересону.

Амбершель что-то прорычал в ответ – поведение «друзей» его явно не обрадовало.

– Я объявлю, что тем, кому есть куда идти, нужно уходить из Кастрересона, – сказал Берто Бертранд.

Как выяснилось, Бернардин Амбершель ничего не решал. Городские советники и вельможи выслушивали его только потому, что он приходился родней графу Реймону. Вежливо покивав, они затем делали всё по-своему. Мысль о том, что перед лицом могущественного врага следует сплотиться вокруг центральной власти, все старательно игнорировали.

На шестнадцатый день пошел слух, что противник что-то затевает. Из Фиральдии в патриаршее войско прибыло подкрепление – несколько тысяч временных рекрутов. Главнокомандующий намеревался воспользоваться новыми силами. Ближе к вечеру посланник из Шивеналя принес весть о том, что город сдался.

Брат Свечка услышал новости, стоя на стене.

– Этого-то они и ждали, – пробормотал он. – Теперь смогут доставлять сюда припасы на баржах по Лауру.

Монах задумался о том, какая судьба постигла шивенальских ищущих свет, а также дэвов и дейншо. Солдат главнокомандующего трудно было назвать фанатиками, но следом за ними шла Конгрегация.

На семнадцатый день осаждающие напали на Бург и Новый город, удивив тем самым защитников, которых тем не менее о нападении предупреждали. Солдаты перебрались через окружавшую Новый город стену и захватили ворота. На улицах начались бои. К ночи стало понятно, что коннектенцы потерпели поражение. Патриаршие бойцы немедленно начали обстреливать Кастрересон с самых высоких зданий Нового города.

С северо-западной стороны, в Бурге, защитникам удалось сбросить нападавших со стены, но те все же пробили две бреши в кирпичной кладке. Защитники оттеснили неприятеля и под непрерывным огнем залатали проломы. В это время их обстреливали с деревянных башен, которые с невероятной быстротой успели соорудить осаждавшие. Горящие снаряды, оставляя за собой длинный след, летели через стену.

– Я, конечно, не солдат, – сказал Берто Бертранду брат Свечка, – но думаю, вылазку устраивать неразумно.

Почти каждый день небольшие отряды кастрересонцев нападали на врага, но каждый раз терпели поражение.

– Вечером отобьем Новый город, – заявил на это Бертранд; значит, советники уже все решили. – И обрушим башни, обстреливающие Бург.

На стенах Нового города и Бурга стояли только легкие баллисты. Да и вообще оборонительный арсенал Кастрересона оставлял желать лучшего. Камней для баллист не хватало. Но городские вельможи твердо верили в крепость стен Белого Города.

Брат Свечка опасался, что все предосторожности Роджера Шеля пойдут прахом.

– Завтра ударим по основному лагерю, – добавил Бертранд. – Этого они не ждут. Оттесним их назад, за реку, и захватим башни возле моста.

Как выяснилось, целью этого грандиозного и довольно запутанного плана было заманить неопытных патриарших рекрутов на этот берег реки и, после того как они окажутся отрезанными от своих, уничтожить их.

Придумывая эту хитроумную схему, защитники, во-первых, не учли, что всякий чересчур сложный замысел обычно обречен на провал, и, во-вторых, совсем позабыли о таинственном невидимке.

Свечка был уверен, что застать врага врасплох им точно не удастся. Он предпочел пойти спать, вместо того чтобы оставаться на стене и с горечью наблюдать за неминуемой катастрофой.

Не в силах сдержать своей радости, Сочия вбежала в келью брата Свечки. Она буквально подпрыгивала от нетерпения, пока совершенный сонно протирал глаза.

– Девице твоего положения не подобает находиться здесь, – отчитал он девушку, хотя граф Реймон и доверил свою невесту именно ему. – Но раз уж пришла, успокойся и расскажи все по порядку.

– План сработал! Они отбили Новый город. А башни, из которых обстреливали Бург, снесли. – Тут она чуть сникла. – Только вот пожары не все удалось потушить.

Брат Свечка уселся на тростниковой циновке, на которой спал, и закутался в рваное одеяло. Ночью он замерз.

– Им действительно удалось застать врага врасплох?

– Именно!

Монах решил, что это какая-то вражья уловка.

– Выйди-ка за дверь, дай мне одеться.

В Карон-анде-Лете Сочия жила свободно и мало заботилась о приличиях и условностях. Но в Кастрересоне все иначе. Не дело, если о нареченной графа Антье начнут сплетничать.

– Скорее же! – накинулась на совершенного Сочия, когда он наконец вышел из комнаты. – Я хочу посмотреть!

Но брат Свечка не желал торопиться. Он даже решил позавтракать, намазав на ломоть хлеба темный и тягучий, почти горький мед. Когда наконец девушке удалось вытащить его на улицу, небо на востоке уже окрасилось золотом, а на севере видно было зарево все еще горевшего Бурга.

– Думаю, нам лучше пойти на восточную стену.

По улицам шли толпы взбудораженных горожан. Все были вооружены. Для этой вылазки пришлось опустошить арсеналы. Кастрересонцы шли захватывать мост через Лаур.

Брату Свечке подумалось, что сейчас мимо него идут живые мертвецы.

Родные защитников тоже высыпали на улицы. Их страх ощущался почти физически. Чьи-то отцы и мужья сегодня не вернутся.

Вернется ли вообще хоть кто-то? Ответ на этот вопрос Свечка узнать боялся.

Он благословлял всех, кто просил, – мейсалян и прочих. Многие приверженцы епископальной церкви не прочь были заручиться благословением, неважно чьим. Хотя провискесментские священники ждали всех у ворот, чтобы напутствовать истинно верующих.

Свечка решил, что святые отцы, преданные Безупречному, вряд ли рискнут показаться, хотя среди защитников Белого Города были и пробротские епископальные чалдаряне.

Все они сейчас, как и бывает с воинами перед битвой, боялись и сомневались в успехе, но при этом твердо верили в свое правое дело.

Брат Свечка же боялся и сомневался, а вот уверенности совсем не испытывал.

– Сочия, девочка моя, как только здесь все закончится, я тебя покину.

– Нет… Что это вы такое говорите?

– Дитя, я забыл, кто я есть. Я запутался. Мне нужно отстраниться от суетного мира и снова обрести самого себя. Я рискую потерять душу.

Сочия возразила монаху, воспользовавшись его же собственными доводами.

Кастрересонцы пошли в атаку еще до того, как девушка и старик успели забраться на стену. Их зажали в толпе возле ворот и едва не вынесли из города, но тут на помощь пришли отнюдь не девические манеры Сочии.

Хорошего места на стене занять не удалось – там уже давно все было занято.

Беспорядочной толпой, натыкаясь друг на друга, кастрересонцы сбежали с холма к Инконжу. Это совсем не было похоже на четко организованное наступление.

– Какая глупость! – простонал брат Свечка. – Этим городом правят глупцы!

Ему было наплевать, что кто-то из этих глупцов стоит рядом с ним на крепостной стене, ведь они должны были сейчас быть внизу, вместе с теми, кто идет на верную смерть.

Вскоре оказалось, что советники Кастрересона, возможно, вовсе не так глупы. Огромная толпа, подгоняемая страхом и воодушевлением, способна на многое.

Благодаря безусловному численному превосходству кастрересонцам удалось пробиться за частокол, за которым начинался мост, и отбросить солдат патриарха. Многие оказались отрезанными. Несколько воинов главнокомандующего бросились в Лаур и поплыли к своим. Защитникам города удалось захватить недостроенную сторожевую башню на западной стороне моста. Потом они начали осаду второй башни, восточной.

Неприятель удерживал башню почти два часа. За это время подтянулась патриаршая артиллерия и отряд арбалетчиков. По мосту велся непрестанный огонь. Стреляли не только обычными снарядами, но еще и чем-то странным, что взрывалось с громким шумом и запахом серы. Кастрересонцы несли потери, но все же сумели захватить вторую башню.

Солдаты армии патриарха не стали ее отбивать.

Вместо этого они быстро возвели деревянные башни, с которых уже вечером начали обстреливать башни, отвоеванные по обе стороны моста, и сам мост.

Зеваки на стенах Кастрересона рвали глотки и вопили от радости.

Но брат Свечка молчал. Молчала и Сочия Рольт.

Девушка все поняла: патриаршее войско, в отличие от них, не понесло таких ужасных потерь.

Эта победа ничего не решала. Особенно если потери кастрересонцев будут слишком велики. Тогда они просто не смогут защищать стены вокруг всего города в случае неожиданных атак неприятеля, а атаки эти наверняка еще впереди.

Только после наступления темноты стало ясно, чем заплатил Кастрересон за необдуманное решение. Рыдания и крики отчаяния, доносившиеся из-за крепостных стен, наверняка ласкали слух неприятеля. Более тысячи горожан погибло, раненых и изувеченных было еще больше. Некоторые семьи потеряли всех своих кормильцев. И многие еще потеряют, когда заражение крови сделает свое дело.

Брат Свечка готов был поспорить на мешок золота, что враг не понес и десятой доли того урона, который потерпели безрассудные смельчаки из Белого Города.

Он плакал, не стесняясь своих слез, а в это время советники и вельможи кричали о победе.

– Они отступили, но не ушли, – сказал монах Бернардину Амбершелю. – И скоро снова нападут.

Это случилось даже быстрее, чем опасался старик.

Патриаршая армия ударила еще до рассвета. Люди главнокомандующего переплыли Лаур, кое-кто переправился на лодках – с двух сторон от моста. Караульных кастрересонцы не выставили. Те, кто пересек реку выше по течению, объединились с отрезанными днем, а те, кто переправился ниже, ударили по Инконжу. И наголову разбили плохо вооруженных защитников города. Спастись удалось только тем, кто заперся в башнях. Взошедшее солнце осветило склон перед барбиканом, усыпанный телами павших. Не щадили никого.

Беженцы из окрестных городов и замков твердили одно и то же: патриаршие псы не милуют тех, кто им сопротивляется. Именно поэтому города и сдавались главнокомандующему без боя один за другим. Никому не хватало мужества бороться.

Пока город с ужасом взирал на учиненную бойню, враг атаковал Новый город и прорвался через наспех заделанные пробоины в стене. Защитников вытеснили почти молниеносно. Еще до полудня воины патриарха уже подкапывались под стены самого Кастрересона и возводили башни, чтобы обстреливать с них крепостной вал.

И тут самоуверенность и лень вновь подвели коннектенцев. Никаких укрытий для защиты от навесного огня они так и не соорудили. Гурдиций не построили, поэтому противник мог преспокойно делать подкопы под стены – стрелять по нему было неоткуда. Использовать потайные двери крепости для контратак тоже больше не было возможности – враги уже знали их и засыпали все до одной. А основные ворота, ведущие в Новый город, завалили бревнами и хворостом и подожгли.

Под свинцовыми грозовыми небесами и несмолкающим дождем вершилась сейчас история. Ночь неотрывно следила за сражением.

Брат Свечка разволновался не на шутку. Теперь даже самые фанатичные приверженцы епископальной церкви боялись Ночи. Ходили тысячи самых жутких слухов. Внизу, на склоне холма, усыпанного павшими, видели следы Бестии. Возле брабикана заметили даже Смерть с часословом в руках. Сотни людей утверждали, что их братья или дядья столкнулись на поле боя с Черенком. По улицам шастали призраки Кинта.

И брат Свечка, и те, с кем он успел поговорить, сами ничего такого не видели. Все ссылались на кого-то другого, но слухи множились.

– Почему Старейшие помогают бротскому узурпатору? – негодовала Сочия. – Ведь церковь хочет их уничтожить.

Разговор шел за скудным обедом, который состоял из куска старого сыра и черствого хлеба и проходил в каморке возле кухни в обители графов Кастрересонских.

– Я, конечно, только предполагаю, – отозвался монах, – но готов поспорить, что сейчас там, за стенами, люди задаются похожим вопросом: почему же это Старейшие помогают нам, если здесь никто не желает их возвращения?

Девушка хотела поспорить, но передумала.

– Ночь ни на чьей стороне, – продолжал монах. – Нам только кажется, что она поддерживает кого-то, потому что все мы видим и слышим лишь немногое, доступное смертным.

Хотя, если вспомнить то, что случилось на восточном берегу Дешара, Ночь на этот раз, возможно, все же имела свои предпочтения.

– Им помогают члены коллегии.

– Помогают, – согласился старик. – И видимо, лучшие из лучших.

Захватчики даже не скрывали этого. Правда, не все пришедшие с армией патриарха принципаты имели громкую славу. Но вот о Муньеро Делари слухи ходили самые пугающие. А еще с ними был Бронт Донето, который отправился в Антье, – возможно, самый могущественный член коллегии. Всю жизнь он скрывал свои истинные способности.

– Нам нечего им противопоставить.

– Нечего. Все преимущества на их стороне.

В каморку вошел мрачный Бернардин Амбершель.

– Они отбили башню на противоположном берегу, – сказал он. – И начали сооружать наплавной мост. Ночью мы постараемся его разрушить, но вряд ли нам улыбнется удача. Мало кто из горожан рискнет снова выйти за стены.

Амбершель явно что-то недоговаривал, и монах чуть махнул рукой, словно подбадривая его.

– Патриаршее войско все еще не может взять город в сплошное кольцо.

Две пятых армии главнокомандующего отправились осаждать Антье и Шивеналь, и еще множество солдат захватывало окрестности Кастрересона, поэтому всего под стенами Белого Города собралось не больше восьми тысяч человек. Хотя даже такого войска в Коннеке не видывали вот уже несколько веков.

– Возможно, придется уходить, пока не стало еще хуже, – продолжал Амбершель.

– Я думал, Кастрересон неприступен, – отозвался монах.

Хотя он знал, что беженцы начали покидать город сразу же, как только появились первые отряды патриарших воинов. Те беглецам не препятствовали – пусть идут и станут лишними ртами где-нибудь в Коннеке.

– Мог бы быть неприступным, если бы местные вельможи действительно хотели его защитить. Но они не желают признавать, что мы в осаде. Никто не хочет пожертвовать своим домом, чтобы обеспечить камни для баллист. «Только не я, пусть сначала другой». И все уверены, что вот-вот подоспеет помощь из Каурена и Навайи.

Монах кивнул. Да, он видел подобное, и не раз. Коннектенцы никак не могли поверить, что Тормонд IV так и останется навечно Великим Недотепой. Или что король Питер вряд ли отправит на выручку войско – разве что тех рыцарей, что выступили вместе с Изабет. Питер не мог позволить себе ослабить оборону: владыки Аль-Халамбры мигом воспользовались бы этой возможностью и свели бы на нет Чалдарянскую Реконкисту.

Да и на Сантерин особенно рассчитывать нечего – пустые надежды. Хотя король Брилл, напав на границы Арнгенда, и отвлек ненадолго внимание Полоумного Шарльва и Анны Менандской.

Герцог Тормонд, обнаружив, что захватчики уже в каких-то шестидесяти милях от его города, впервые задумался о своих военных возможностях.

Брат Свечка искренне надеялся, что Тормонд прислушается к советам сэра Эарделея Данна.

– Именно вас граф Реймон оставил за главного. Я же должен присматривать за всеми.

Амбершель явно ждал иного – надеялся, что ему подскажут, что делать.

– Ну тогда подождем. Если местные вельможи по-прежнему будут делать вид, что все в порядке, отправимся в путь. Просто будьте наготове.

Спустя два дня брат Свечка поднялся на стену чуть южнее барбикана. Внизу горели сотни костров – они помогали целиться патриаршим артиллеристам. Осадные машины работали беспрестанно – день и ночь напролет. Солдаты возле них сменялись, а камни и бревна подтаскивали местные крестьяне.

Несколько часов назад обрушилась часть барбикана. Основная стена дрожала, по ней бежали трещины.

На восточном берегу Лаура люди главнокомандующего строили временные причалы – рядом с наплавным мостом. Там уже пришвартовалась дюжина кораблей и лодок, с них выгружали припасы. На берегу строили склады.

Осаждавших снабжали едой гораздо лучше, чем осаждаемых.

Хотя вряд ли осада затянется. Новый город уже взят, и скоро, видимо, захватчики снова ударят по Бургу.

На узких темных улочках воцарилось отчаяние. Мало кто теперь верил, что город, остававшийся неприкосновенным пять веков подряд, устоит на этот раз. Последней их надеждой была королева Изабет да еще герцог Тормонд.

Изабет со своими рыцарями была уже в двадцати милях от Кастрересона, а Великий Недотепа призывал добровольцев помочь защитникам второго по величине города Коннека.

Брат Свечка сомневался, что из этого выйдет что-нибудь путное.

Неожиданно обнадеживающие вести пришли из Вискесмента: сторонники Непорочного собрались там после ухода армии патриарха и избрали нового антипатриарха. Некий никому не известный епископ из Селларса, что в Граальской Империи, по имени Роклин Глас, принял не предвещающее ничего хорошего имя Непримиримый и обещал развязать серьезную войну против узурпаторов из Брота – не просто сопротивляться, но наступать. Он призывал к священному походу. И хотя за пределами Вискесмента никто не воспринимал этих призывов всерьез, с членами Конгрегации в тех краях расправлялись, и весьма жестоко. Они пожинали посеянную ими же ненависть.

Непримиримый грозился казнить по одному члену Конгрегации в отместку за каждого убитого ими непробротского епископального чалдарянина. Оба они – и новый антипатриарх, и Безупречный – теперь ночей не спали, рассылали очередные буллы, отлучали друг друга от церкви и предавали анафеме.

Безумие порождает безумие, подумал брат Свечка.

Быть может, они сожрут друг дружку и на свете останутся только неверные, ищущие свет да те, чьи древние жестокие божества постепенно возвращаются в этот мир из тени забвения.

Его все больше охватывало смятение, когда он смотрел на солдат париарха. Он вдруг понял, что такого не было со времен Древней Империи. Город осаждали профессиональные воины, которых вели в бой профессиональные офицеры, отобранные не за благородное происхождение, а за опыт и безупречную выучку. Все они прошли не одну войну и занимались своим делом с невозмутимостью обычных мясников или каменщиков. И как бы знать по обе стороны ни презирала их, разили они стремительно и точно.

Любопытно, как такое войско встретит тяжело вооруженную кавалерию?

Его мрачные раздумья прервал появившийся на крепостной стене Бернардин Амбершель.

– Брат, я только что был на очередном совете местной знати.

– Дайте-ка угадаю: они никак не могут договориться и избрать толковую стратегию.

– Вам, брат, ставки бы делать на деньги.

– Я теперь этим и занимаюсь в некотором роде. Ставлю на кон свою душу, следуя за мирскими иллюзиями.

Амбершель вздрогнул.

– Я все решил, – сказал он. – Они не предпринимают никаких шагов, и уже завтра утром солдаты патриарха наверняка возьмут Бург. Сегодня ночью мы еще успеем уйти. Возможно, это наш последний шанс.

– Этого я и боялся. Но идти готов, конечно же.

– Хорошо. Прекрасно. – Амбершель тщетно пытался скрыть свой страх, голос выдавал его. – Луна будет светить достаточно ярко. К рассвету нужно отойти подальше от Кастрересона.

– Вы чего-то боитесь?

– Ходят разные разговоры. Будто бы в темноте рыскают чудовища.

Брат Свечка кивнул, хотя те ужасы, о которых он слышал, пугали его скорее умозрительно. Бестия, Черенок, другие призраки – все они вызывали отвращение, но не страх. И могуществом пока еще не обладали.

Это были всего лишь тени прежних богов.

– Хорошо, я соберу вещи и предупрежу девочку.

– Я с ней уже говорил.

– Превосходно. Быть может, нам и удастся уйти до рассвета.

В полночь Сочия Рольт, брат Свечка и Бернардин Амбершель со своими соратниками покинули Кастрересон через маленькие ворота в северной крепостной стене. Полчаса пришлось им ждать своей очереди – сквозь ворота текла настоящая река из беженцев.

В неверном отблеске луны совершенный различал ищущих свет и других нечалдарян – тех, кто пострадает сильнее прочих, если падет Кастрересон.

Они прошли около мили. Небо затянули тучи, луна скрылась. Подул ветер, становилось все холоднее. Наступила гнетущая темнота.

Впереди, где-то в миле от них, тропа заворачивала за склон холма. Тьма еще больше сгустилась. Беглецы шли медленно, наугад находя дорогу. Кто-то заговорил о факелах, но факелов с собой ни у кого не оказалось. Еще кто-то, сохранивший трезвость мыслей, заметил, что огонь привлечет внимание вражеских патрулей. Они ведь наверняка бродят неподалеку и с радостью ограбят и убьют их всех. Именно патриаршие рекруты несли караул в окрестностях Белого Города, и главнокомандующий дал волю их алчности.

Ясное дело: если убивать всех, кто оказывает сопротивление, в Коннеке скоро никто не осмелится взяться за оружие.

Темнота не помогала беглецам. Она хоть и скрывала их, но при этом ослепляла. Все чувствовали угрозу. Тропа вилась меж холмов. Вскоре дошли до развилки. Направо дорога вела к старому имперскому тракту, по которому они могли бы с легкостью идти даже в темноте. Бернардин Амбершель рассчитывал выйти к нему с рассветом – тракт проходил в дюжине миль к западу от Белого Города.

Но надежды его не сбылись.

Уже светало, а старого тракта все не было.

То и дело приходилось останавливаться, и не только из-за непроглядной тьмы.

Мимо шли невидимые во мраке создания. Они источали зловоние, отвратительно хохотали, перебегали тропу, и испуганные путники вскрикивали в ужасе.

До имперского тракта брат Свечка и его товарищи так и не добрались. Кто-то принес весть, что по нему идут на запад патриаршие силы – навстречу королеве Изабет. Видимо, неприятель боялся, что она помешает взятию Бурга.

Монах с девушкой и графский кузен примкнули к другим беженцам, шедшим обратно к развилке.

Пошел снег.

– Дурная голова ногам покоя не дает, – проворчал монах.

Они с Сочией вовсе не собирались идти в лагерь королевы Изабет и оказались там лишь потому, что дорога проходила мимо Моэла-анде-Ларжа. А еще потому, что к навайцам их преследователи наверняка не сунутся. В толпе беглецов монаха узнал его старый знакомый. Теперь совершенный куда-то шел следом за ним.

– Микаэль Кархарт, что же вы намерены со мной делать?

Свечка очень удивился, встретив философа-дэва за пределами Каурена.

– Спокойно, – усмехнулся Кархарт. – Изабет просто хочет побеседовать о Кастрересоне. Ее можно не бояться.

– Гадюк тоже можно не бояться. Если, конечно, хватает ума держаться подальше от змей.

– Друг мой, – нахмурился Микаэль Кархарт, – следите за своим языком. Нынче знать уже не любит подобных шуток.

– Это верно. А я-то помню еще те славные времена, когда повсюду привольно бродили трубадуры и распевали крамольные песни перед всеми желающими.

– Хотите шутить – пожалуйста, но вы же понимаете, о чем я. Будьте осторожны.

Брат Свечка действительно понимал. Знать сейчас была не в лучшем расположении духа и могла выместить свой гнев на ком угодно.

В большом зале Моэла-анде-Ларжа, замка, в котором временно разместилась Изабет, совершенный увидел и другие знакомые лица. Королеву сопровождало с полдюжины смуглых красавцев, ничем не напоминавших ее мужа. Это должно было означать, что король Питер доверяет им безоглядно. Или что всецело надеется на придворных дам из свиты королевы, мрачная суровость которых служит ему залогом верности супруги.

Присутствие в зале Ханака эль-Миры и епископа Клейто удивило Свечку не меньше, чем встреча с Микаэлем Кархартом. Все они были старыми друзьями, хотя и придерживались разных взглядов. Не хватало лишь Бриса Лекро.

Что с ним сталось? Нужно спросить. Свечка так и не знал, чем закончилось та история с отравлением.

Красавцы-рыцари молча взирали на совершенного. Несмотря на показное безразличие, в их взглядах отражалось презрение. Навайская знать исповедовала епископальную чалдарянскую веру, но не особенно фанатично – с поправкой на мирские дела. У короля Питера было гораздо больше союзников среди дирецийских праман, чем среди епископальных князей.

– Присаживайтесь, совершенный, – вежливо сказала королева. – О ваших спутниках позаботятся. Насколько я понимаю, дорога была нелегкой.

– Мы с Сочией Рольт скитаемся вот уже много месяцев, – поклонившись, объяснил монах. – Бежим то от арнгендцев, то от гролсачцев, то от демонов, а теперь вот приходится бежать от главнокомандующего патриарха-узурпатора.

– Расскажите, чему вы были свидетелем, что видели с момента нашей последней встречи.

Брат Свечка рассказал все и во всех подробностях. Младшая сестра герцога Тормонда оказалась гораздо терпеливее своих красавцев-рыцарей. Они устали от рассказа весьма быстро, но королева выслушала все очень внимательно и не перебивая. В детстве она, помнится, не отличалась такой выдержкой.