Юная Венера (сборник) Мартин Джордж
Диквем улыбнулся, впервые по-настоящему тепло, словно открывая другу непростую правду.
– Чтобы заставить тебя стать героем.
Тобиас Бакелл
Тобиас Бакелл родился на Карибах, его произведения переведены на шестнадцать языков. Он опубликовал около пятидесяти коротких рассказов в различных журналах и антологиях и номинировался на премии «Хьюго», «Небьюла», «Прометей» и премию Кэмпбелла. Он автор серии «Разнообразие», включающей в себя произведения «Хрустальный дождь», «Оборванец», «Хитрый мангуст» и «Океан Апокалипсиса». Его короткие рассказы изданы в сборниках «Рождение» и «Приливы из Нового Мира». Последними изданы роман «Арктический восход» и сиквел «Пора ураганов», а также сборник «Приближая будущее». Большинство его последних изданий доступны в электронном виде.
В нижеследующей душераздирающей истории он покажет нам, что в бесконечном течении времени возможно повторение чудовищных событий – даже на других планетах.
Тобиас Бакелл
Память о небе
1
Я вцепился в подлокотники кресла, когда, развернувшись, наш корабль как серебряная пуля пронзил ночной холод венерианской стратосферы, шипя и извергая обломки. Командир Хестон Джеймс-старший кинулся к панели управления, пытаясь стабилизировать траекторию, но нацистская ракета неплохо справилась со своей работой.
А ведь совсем недавно далекий жемчужный шар Венеры сулил покой. Это был пункт нашего назначения. Он манил, обещая приключения.
А еще раньше мы успешно опустились на Землю, к чести нашей страны. И нанесли серьезный удар по Немецкому Рейху, доказав, что военная промышленность Соединенных Штатов мощнее, чем они предполагали. Великая Космическая Гонка, выросшая в смертельных водоворотах Великой войны, вылилась в возникновение лунных баз нацистов и космических станций союзников. В настоящее время гонка велась за планеты.
Но нацистские ублюдки, не в силах победить нас на поверхности братской планеты, сбили нас ракетой, незаметно поднявшейся вслед за нами с Земли и преследовавшей до тех пор, пока мы не стали менять орбиту.
– Чарльз! – крикнул мне командир Джеймс, оглянувшись. – У нас есть связь?
Я пощелкал переключателями, прислушиваясь к шумам, заполнявшим эфир последние десять ужасных минут. Привычных слабеньких, но дающих надежду позывных с Земли не было слышно. Было ясно, что, пока мы, выполняя невероятные кульбиты, не сумеем стабилизироваться, связи не будет.
Или это означало, что наши антенны были начисто срезаны взрывом.
– Чарльз!
Я повернул голову.
– Нет, командир. Приема нет.
Мы продолжали падать, не в силах связаться с Землей.
Командир Джеймс, преодолевая перегрузки, упорно пытался возобновить управление несущегося вниз корабля. Он оставался героем до конца.
Через малый иллюминатор я видел бескрайние белые облака, проносящиеся мимо нас.
Это кара, подумал я. Кровь стучала в затылке так, что кружилась голова. Подобно Дедалу, я слишком высоко взлетел и был обожжен. Теперь я падаю.
Падаю.
В моей семье не было строгой традиции выбирать стезю астронавта. Многие мои дяди и тети избежали этой участи и не были призваны на фронт.
Мой отец приехал с Ямайки и вскоре перевез и всю свою семью. В поисках работы они в конечном счете попали в сельские просторы Иллинойса. Белое население не считало папу белым, но они не могли точно определить, кто он, из-за странного цвета его кожи и волос, становящихся коричневатыми, когда он работал на солнце слишком долго. Папа говорил, что дома белые называли его «сильно желтым», что означало, что он смешанной расы, но выглядел он в большей степени белым, чем черным. Жители Севера проявляли категоричность в отношении представителей смешанных рас. В некотором смысле папе от этого приходилось тяжелее. Он был живым ходячим примером смешения крови, сын белого отца и черной матери. Если бы вы были черный или белый, рассказывал он, в Америке все понимали бы, как следует к вам относиться. Но он застрял где-то посередине, отчего ему оставался путь, который я не мог представить.
Он женился на белой женщине: это был еще больший грех. На Юге это было бы невозможно, но на Севере, если ты хранишь это при себе и «не выставляешь напоказ», люди делали вид, что их не существует, до тех пор, правда, пока родители не появлялись где-нибудь вместе.
Что до меня, я был больше похож на мать.
Я помню, как сидел перед окном, глядя на свое отражение в стекле и пытаясь удержать в волосах расческу, как это получалось у отца. Но она всегда выскальзывала из моих тонких волос и падала на пол. Моя белокожая мать, найдя меня плачущим перед зеркалом, спрашивала, что случилось. Мне всегда не хватало слов, чтобы объяснить ей, в чем дело, и это расстраивало меня еще больше.
Когда мне было пять лет, отец посадил меня к себе на колени.
– Я хочу рассказать тебе, откуда мы пришли, – сказал он, серьезно глядя на меня. Его острый взгляд пронизывал меня до самого дна моей маленькой неугомонной пятилетней души. – Потому что, только узнав, откуда мы, ты сможешь понять, кто ты есть на самом деле.
Я кивнул, поняв, какая мудрость сейчас откроется мне. Я был очень взволнован этим посвящением в круг доверия, которым он окружил нас. Это были вещи, которые следовало держать при себе, словно ужасные тайны. И все же это была обычная история о нашем происхождении.
Но иногда истина оказывается неожиданной.
– Твои предки пришли из Кот-д’Ивуара, что в далекой Африке, за морем, – сказал он мне. Отец сообщил мне их имена и название племени, к которому они принадлежали. – Когда-то я знал танцы… и некоторые слова, переданные мне дедом, – рассказывал он печально. – Но я забыл их. Но не забыл, откуда я родом. И ты тоже должен помнить. Твоя кожа светла, сынок, в этом мире так будет для тебя полезнее. Здесь ты сможешь совершить великие дела. Но ты должен знать, где твои корни.
– А мы можем вернуться? – спросил я взволнованно.
Он долгое время смотрел на меня.
– Не знаю, сынок. Мы живем здесь. Мы знаем это место. Мы знаем, как выжить тут и, что важнее, как тут достичь успеха. Потому что человек должен иметь возможность жить в любой точке мира без страданий, понимаешь? Это наш дом. Тут мы все вместе.
Не знаю, верил ли он в это. Но в пять лет я смотрел на его широкие плечи, и этот урок врезался глубоко в мою память.
Тринадцать лет спустя я начал летать на тренировочных самолетах, вынужденный сбивать всех, кто попадался мне в полете. Больше смертей, больше отважных трюков. В школе я учил языки, но оставил ее, чтобы участвовать в Великой войне против гитлеровских приспешников. Я слышал о негритянских эскадрильях, слышал, как бомбардировщики запрашивают «Красные хвосты», прикрывающие их.
«Красные хвосты» были асами, бьющими рекорды в небе. И втайне я повторял их трюки здесь. В один прекрасный день я проявлю себя. И все узнают, что я не хуже других пилотов.
Но я был призраком. Тенью. Моя тайна заключалась в капле чужой крови.
И теперь я, Чарльз Стюарт, полукровка, умру на поверхности Венеры в головокружительном падении, и никто не узнает, – чего я мог достигнуть? Они не узнают, что я так же хорош в космосе, как и любой белый космонавт, и останусь неизвестен даже среди своих коллег.
Я слишком высоко залетел.
– Нет! – Кровь моя закипела. – Я горд тем, что высоко летал!
Мы провалились в густые облака Венеры, и на короткое мгновение я увидел пышную зеленую растительность и широко раскинувшийся океан.
Командир Джеймс, видимо, утратив свое железное спокойствие, хлопнул рукой по пульту управления и повернулся к нам.
– Продолжайте держаться вертикально, Дэвис! – крикнул он навигатору Тэду Дэвису.
Тэд выкрикивал значения высоты. Хестон вытащил Шеппарда Джефферсона из его кресла и, взяв его за руки, оттащил в глубь корабля. Слышались стук и проклятия.
Эрик Смит, наш геолог и старший ученый, пристегнутый слева, взял меня за руку.
– Я знаю, что связи нет, но все равно подключи меня. – Он посмотрел в иллюминатор. – Я буду транслировать, как мы спускаемся, вдруг кто-нибудь услышит.
Миру нужно очень постараться, чтобы услышать нас. Но Эрик оставался ученым до конца. Я включил микрофон.
– Ты в эфире, если у нас вообще исправен передатчик, – прошипел я сквозь стиснутые зубы.
– Мы в неуправляемом падении, – произнес Эрик. – Но я вижу джунгли прямо под нами. Здесь огромный океан и, кажется, ливень. Это мир дождей. Мир сырости.
По мере того как мир внизу становился отчетливее, Эрик продолжал описывать детали. Горы. Озеро. Плато, покрытое джунглями.
У меня была капсула с цианидом на случай, если все станет совсем плохо. Я вяло подумал, что есть смысл разгрызть ее до того, как мы ударимся о землю. Мне не хотелось чувствовать момент столкновения.
– Шеп, держись! – крикнул командир откуда-то позади нас.
Мы защелкнули ремни безопасности, как вдруг корабль замедлился. На мгновение я обрадовался. Кажется, нам удалось развернуть ракету соплами вниз и триумфально спуститься в неизвестный мир с работающими двигателями.
Но нас продолжало болтать из стороны в сторону. Спуск замедлился, но рева двигателей не слышалось.
– Парашюты! – сказал Тэд. – Спасательные парашюты сработали.
Зеленая стена стремительно навалилась на иллюминаторы. Мое кресло вылетело из крепления, меня развернуло поперек кабины, и корабль со скрежетом рухнул на деревья.
2
Воздух снаружи был тяжелый от влаги и запахов чужеродной растительности. Нас окружали холмы, заросшие темно-фиолетовыми ветвями, и всего в нескольких милях от нас в небо вздымались каменные утесы.
Еще несколько секунд полета, и мы разбились бы о них вдребезги.
По настоянию командира мы впятером обошли корпус корабля.
– Надо понять, насколько велик ущерб, – сказал он.
Мне хотелось всего лишь постоять снаружи. Целый месяц мы были заперты в металлической трубе, принимая таблетки и питаясь пастой из тюбиков. Мне нужно было только постоять на полянке, образованной нашим рухнувшим сквозь пальмовые листья кораблем.
Но мы отправились выполнять приказ.
– Насколько все плохо, Шеп? – спросил Хестон, когда мы обошли вокруг серебристого бока ракеты, задержавшись только возле водяных баков, спасших наши жизни. Если бы поражающие элементы попали куда-то еще, мы все уже давно были бы мертвы.
– Мы не просто потеряли воду, – сказал Шепард. – Без охлаждения топлива и корпуса мы не сможем подняться обратно на орбиту. Раскаленный двигатель может вызвать дополнительные деформации.
Хестон задумался, перебирая возможные варианты действий. Он посмотрел на буйную растительность вокруг нас и поморщился.
– Итак, мы тут не только для того, чтобы исследовать планету и вернуться. Мы должны выжить до тех пор, пока нас не спасет следующая экспедиция. Стюарт, что со связью?
Я оторвал взгляд от массивных желто-лиловых лопухов, растущих поблизости.
– Я отправлял сигналы бедствия с того момента, как мы обнаружили атакующую ракету, сэр. И все время, пока мы падали. Но оборудование вышло из строя. Я могу найти запасные части, посмотрю, что можно починить. Но я ничего не могу сделать, пока Шеппард не подключит питание.
Хестон повернулся к Шеппарду.
– Шеп?
– Я готов над ним поработать. Это займет пару часов. – Шеп вытер ладони, затем подпрыгнул и втянул себя в люк.
– А пока, – произнес Хестон, – я хочу, чтобы ты и Эрик взяли несколько бутылок и нашли источник чистой воды. Эрик, воду необходимо проверить, убедись, что она безопасна.
– Да, сэр! – Я помог Эрику достать с корабля пару мачете и несколько больших канистр.
Мы приземлились в предгорьях возле естественного плато. Под ногами лежала грязь, и мы сразу же обнаружили болотце. Эрик, без сомнения, находился под действием шока и оттого молчал. Я был другого сорта, но все равно радовался, что отправился с ним. Эрик хоть и буквоед, но из всего экипажа он нравился мне больше других. Из всего экипажа только он не позволял себе язвительных комментариев об итальянцах, евреях, поляках, неграх и латиноамериканцах. Подобные высказывания злили меня, но внешне я не подавал виду. С ним же я мог расслабиться, не ожидая словесных выпадов, которые могли бы меня задеть.
Жара и влажность чувствовались все сильнее. Я взмок, пока мы продирались вперед, и снял рубашку, чтобы завязать на талии.
– Я бы не снимал ее на твоем месте, – сказал он.
– Почему это?
Эрик указал мачете на черные тени размером с кулак на широких листьях поблизости.
– Это не совсем комары, но какие-то гигантские жуки. Они крупнее, потому что тут плотная атмосфера.
Я снова надел рубашку.
– Думаешь, меня рубашка защитит от этих супермоскитов?
Он пожал плечами.
– Не знаю, но может помочь.
Нам попадались крупные москиты, тучами срывавшиеся с земли, как темные грозовые тучи, когда мы беспокоили их. Через некоторое время Эрик оживился и начал внимательно рассматривать растения, пытаясь представить аналогичный период их существования на Земле.
– Похоже на мезозой, – сообщил он.
Я припомнил, что в те времена вроде бы водились динозавры.
Мы остановились на краю двух зловонных луж, и Эрик взял образцы.
– Болото, – произнес он, и мы продолжили поиски.
Почва становилась топкой, но Эрик нашел гребень скалы, и мы вскарабкались на него, чтобы не наткнуться на что-нибудь неприятное, и стали подниматься над джунглями. Иногда он останавливался, чтобы нанести координаты на листок бумаги.
– Здесь не видно Солнца или звезд, компас бесполезен, – пояснил он, – нам надо быть внимательными, чтобы не заблудиться.
Еще дважды он останавливался, чтобы зарисовать яркое длиннохвостое существо, похожее на птицу, которое сорвалось с верхушки дерева и планировало в воздухе.
В конце концов мы сделали привал на плоской площадке возле болота. Эрик улыбался, наслаждаясь удовлетворением своего научного любопытства, полностью погрузившись в изучение флоры и фауны чужой планеты.
– Тут встречаются тропы, значит, есть крупные животные. Надо выяснить, где у них водопой, – сказал он.
Я сидел спиной к нему, поглядывая на скалы, возле которых мы приземлились, и потягивал воду из фляжки.
И тут я почувствовал, что спина Эрика распрямилась.
– Чарльз, – прошептал он.
– Да.
– Не двигайся.
Земля дрогнула. Потом еще раз. Я медленно поворачивал голову. Шестиногий зеленый пятнистый зверь высотой десять футов с яростным змеиным шипением повернулся к нам.
Но не это заставило мой желудок судорожно сжаться. Длинный худой человек, с такой бледной кожей, что она казалась прозрачной, приподнявшись на кожаных стременах, вытянул в нашу сторону нечто, напоминающее длинноствольное оружие.
– Он двуногий, – выдохнул Эрик. – И гуманоид. Прекрасно!
– У них есть оружие, – пробормотал я.
– Должно быть, эта какая-то форма человека, развивающаяся по параллельной ветви эволюции. Венера и Земля – братские планеты, значит, и мы братья, – проговорил Эрик, почти не двигая губами. – А может, мы произошли от единого предка.
Он не закончил свою мысль, когда четыре венерианца кинулись на нас. Тяжелые ноги животных топотали, а длинные шеи вытянулись вперед со страшным шипением.
Я рывком поднял Эрика на ноги, и мы рванули в джунгли, но через секунду топот ящероподобных скакунов был уже рядом, и по нашим спинам хлопнула тяжелая сеть. Мы рухнули на землю, путаясь в сети и пытаясь перерезать веревки ножами. Мне удалось выпутаться первому, я вскочил на ноги; Эрик последовал за мной.
Он поднял мачете, но из винтовки в руках венерианца вырвалась яркая вспышка. Эрик закричал и бросил нож, прижимая к себе руку.
– Лучше брось оружие, – прошипел он.
Я опустил нож на землю.
Венерианцы смотрели на нас огромными глазами, их зрачки были большими и темными, затем они спешились, держа в руках веревки.
Через минуту мы были привязаны позади животных, и наездники потащили нас вниз по тропе, через джунгли.
– Я не понимаю, – пораженно произнес Эрик, – мы гости из другого мира. Они должны были заметить наш корабль. Мы должны выглядеть для них странно. Это Первый Контакт, а что они делают?
– Не знаю, – ответил я, задыхаясь, с трудом успевая за рывками веревки.
Нас притащили в какое-то поселение с хижинами, сделанными из длинных бревен, закрытых листьями. Вокруг котлов сидели хмурые венерианцы. Увидев нас, они начали кричать, тыкая в нас пальцами и широко улыбаясь, наездники отвечали им тем же.
– Мы. Пришли. С миром! – провозгласил Эрик и за свои старания был награжден ударом по голове. Он пошатнулся, но я подхватил его и помог устоять на ногах, когда нас, подталкивая, повели к клетке, стоящей в центре деревни.
Я понимал, что нужно поскорее узнать о венерианцах как можно больше, но вместо этого делал все возможное, чтобы облегчить состояние Эрика и не дать ему упасть в обморок.
Удар по голове никогда хорошо не заканчивается.
Поэтому я не сразу заметил вторую партию венерианцев. Они торжественно въехали в деревню, ведя остальных членов нашего экипажа. Командир Хестон Джеймс шел впереди под прицелом винтовок. Рядом Шеппард, поддерживающий Тэда, в порванной одежде и в синяках.
В клетке Хестон быстро осмотрел Эрика.
– Он поправится, – мрачным голосом сказал командир. – Тэд ранен гораздо опаснее. Он отбивался всю дорогу. Они подстрелили его.
На животе Тэда чернело отвестие. Кровь запеклась, но мы все обладали достаточными знаниями в медицине, чтобы понять, что его ранение смертельно.
– Чарльз, ты эксперт по языкам и связи, что можешь сказать о них? – спросил Хестон.
Я отрицательно покачал головой. Я был переводчиком в нашей команде, но это значило, что я учил около семи языков, когда был в колледже, еще до войны. Неоконченное лингвистическое образование выручало меня, когда надо было связаться с чужими экипажами.
– Это другая планета. Другой вид. И я присматривал за Эриком.
– Чертовы дикари. – Хестон сплюнул. – Ездят на животных, живут в хижинах, это просто дикари.
Я промолчал.
Тэд скончался через несколько часов, до последнего вздоха мучаясь от боли. Когда рассеянный облаками солнечный свет стал гаснуть, мы все попытались заснуть.
Ранним утром нас разбудили крики Шеппарда, возле которого стояли маленькие венерианцы, тыкая его острой палкой сквозь прутья решетки. Эрик растерянно оглядывался по сторонам. Слава богу, ему было лучше. Его единственный комментарий к этой ситуации содержал поразительное наблюдение.
– Мне кажется, такая бледная кожа – следствие адаптации, – пробормотал он чуть слышно. – На поверхность Венеры попадает не так уж много света. Если взглянуть на землян, заметно то же самое. Чем дальше на север, тем меньше солнца, тем более светлые встречаются люди.
3
На следующее утро мы спустились с плато и через два дня тряски достигли крепости, похожей на гигантского морского ежа, ощетинившегося черными каменными шипами. Возле крепости венерианцы долго обсуждали что-то с другими аборигенами, одетыми в яркие красные шелка.
Затем группа венерианцев вышла с ящиком винтовок.
– Кажется, нас только что продали за винтовки, – сказал Шеппард. – Боже правый!
Жители деревни развернулись и уехали, оставив нас перед крепостью.
– Они не знают, что мы пришли с неба, – сказал Эрик слегка дрожащим голосом.
– Значит, мы должны выучить местный диалект, – тихо ответил командир Джеймс. – Это займет время, конечно. Мы скажем им, откуда мы прибыли. Но они должны бы и сами видеть, что мы другие.
– Они считают нас, – произнес я в первый раз за утро, – другими венерианцами, из какой-то неизвестной части планеты.
– Прекратим этот разговор, – приказал Хестон.
Всю следующую неделю нас куда-то везли. Телеги… Потом обозы… Часто нам приходилось идти за всадниками, привязанным к лошадям, и бледные венерианцы подгоняли нас криками. Шеппард и Эрик отмечали на карте все повороты и перемещения, чтобы мы могли вернуться обратно на корабль.
На второй неделе пути влажный воздух перестал казаться нам таким тяжелым. Мы перестали удивляться пушистой растительности, хотя каждый раз, когда из зарослей доносился шум, я вздрагивал.
К концу второй недели мы прибыли на побережье. Крупный город-крепость наполовину тонул в изумрудных лесах, наполовину вдавался в серый океан. Доки уходили в воду, как пальцы, а сырые дамбы защищали берег от ударов стихии. За крепостной стеной тянулись ряды каменных домов. Со складов, окрашенных в пастельные тона, сочились странные ароматы, которые никто из нас никогда не чувствовал. Корица? Или местный сорт ванили?
Нас кормили венерианской пищей. Безвкусное пастообразное рагу, которое в первую ночь после нашего пленения заставило меня корчиться от резей в желудке. Но со временем я адаптировался. Судя по запаху, это был местный вариант каши.
Наши похитители провели нас по улицам, по которым могли пройти четыре или пять мужчин в ряд, и мы очутились на центральном рынке. Там толклись местные торговцы, предлагающие куски мяса, какие-то бесформенные овощи непривлекательного цвета. И даже специи, запах которых мы ощущали, когда проходили мимо складов. К нам приблизился низенький венерианец со шрамами на лице. Мы отпрянули, но он действовал быстро, разрезав нашу одежду и выбросив ее прочь.
– Черт побери! – в бессильной ярости вскрикнул Хестон, стоя голый, как в день своего рождения, и пытаясь прикрыться руками.
Венерианцы окатили нас из ведер, чтобы очистить от дорожной грязи, и отвели к каменному помосту.
Мой желудок сжался, когда вокруг нас стали собираться глазеющие венерианцы.
– Мы инопланетяне! – крикнул им Шеппард. – Гости с другого мира! Вы понимаете? Вы должны торжественно приветствовать нас!
– Шеп, – тихо сказал Эрик, посмотрев на меня, – я думаю, что Чарльз прав. Они никогда не видели небо выше облаков. Они не знают о существовании других звезд и планет. Они считают нас необычными венерианцами.
– Но мы прилетели на корабле! – возразил Шеппард.
– Это что-то вроде дирижабля? – спросил Эрик, указывая в небо над нашими головами.
Мы посмотрели вверх. Большой летательный аппарат, наполненный газом, скользил со стороны океана к городу, медленно снижаясь.
– Венерианцы, что поймали нас, возможно, о таких вещах не знают, – ответил Эрик. – Они живут в горах и не умеют делать оружие. Они продали нас за винтовки. И даже не стали объяснять этим парням, откуда мы взялись.
Он был прав. И я тоже.
И я понял, что прав, когда это началось. Возможно, я не понимал чужой язык, но я чувствовал по интонациям, что здесь происходило. Аукцион.
От холода, охватившего меня в тропическом зное Венеры, за миллионы миль от спасения, и от острого чувства одиночества по моим щекам потекли слезы.
Хестон грубо осадил меня.
– Возьми себя в руки, Чарльз. Мы найдем выход.
– Правда? – Я уставился на него. – Пройдут сотни лет, прежде чем люди найдут этот выход. И даже тогда они останутся людьми второго сорта. Даже если мы сможем с ними объясниться, мы останемся для них не больше, чем простой научный курьез.
Экипаж уставился на меня так, словно у меня выросла вторая голова.
Но у нас не было времени обсуждать это. Нас разделили, аукцион завершился. Меня и Хестона доставили в особняк с мощеным двором на краю города. Мужчины в шелках и замысловатых головных уборах, покрытых золотыми извилистыми узорами, шли впереди, а маленькие грязные венерианцы кружили вокруг нас, тыкая пальцами и пиная ногами. Затем они скопом накинулись на нас, вцепившись в руки и ноги, уложили на мокрые камни. Как мы ни старались, мы не могли пошевелиться.
Один из богато одетых венерианцев опустился на колени рядом с нами. В руках его были щипцы с зажатым в них маленьким слизнем.
– Что ты делаешь? – крикнул Хестон. – Я требую…
Венерианец сунул слизня ему в нос. Мгновение и человек и слизень лежали неподвижно, словно в оцепенении. Затем слизень стал извиваться, забираясь все глубже в нос.
Хестон закричал.
Венерианец взял другие щипцы и повернулся ко мне. Я орал и рвался изо всех сил, но безрезультатно.
Мерзкий моллюск скользнул в мой нос, и я почувствовал его влажную слизь. Она капала мне на губу, а в носовой полости нарастала сверлящая, грызущая боль. Я чувствовал, как кровь течет, заполняя мне рот.
Венерианцы закрыли большие каменные ворота. Несколько скучающих охранников с винтовками бродили по периметру двора, поглядывая на нас. Мы лежали одни на сырых камнях двора, с горящими лбами.
Мрачные, серые облака. Навсегда.
Я никогда не увижу голубое небо, понял я, прежде чем провалиться в лихорадочный сон. Из наших носов текла слизь и кровь, пока мы лежали на камнях, свернувшись в клубок. Иногда охранники приходили и начинали кричать нам:
– Вставайте! Вы что, еще не понимаете нас?
В тот же день, чуть позже, я понял кое-что из того, что мне говорили.
– Хестон! Хестон, я, кажется, их понимаю!
Хестон застонал.
– Я думал, это ты кричишь мне оскорбления, только не понимал, почему ты называешь меня Кафтиг.
Я представил себе Эрика, рассказывающего нам, что носовые полости являются кратчайшим путем к мозгу и что этот слизень заполз туда, чтобы…
Я поднялся, шатаясь.
– Я могу стоять, – произнес я, – ты понимаешь меня?
– Вставай! – скомандовал венерианец Хестону. – Если ты меня понимаешь, вставай!
Хестон оперся на мое плечо. Он был взволнован.
– Мы пришельцы! Мы из другого мира. – Он указал на темное серое небо, раскинувшееся от горизонта до горизонта. – Мы спустились с той стороны облаков.
Венерианцы вокруг нас засмеялись лающим, повизгивающим смехом.
– Здесь ничего нет, кроме земли, а там – ничего, кроме облаков и пустоты.
Хестон не соглашался. Он продолжал спорить. В конце концов в ответ на его крики они сначала пригрозили ему, а потом били дубинками, пока Хестон не замолчал. А потом заставили меня отнести его, совершенно подавленного, через двор в маленькую тесную комнатушку.
Внутри было темно, сыро, пол устлан соломой. Мы вжались в угол, подальше от других венерианцев, которые зарычали при виде нас. Надзиратели заперли дверь на замок.
На следующее утро нас привели на посадочную площадку, куда опускались воздушные корабли, прибывшие из-за океана. Под наблюдением двух вооруженных венерианцев мы начали разгружать дирижабль. Пакеты с продуктами, бутылки с маслом, специи. Те товары, что империя отправляла в отдаленные провинции.
– Не понимаю, – сказал Хестон. – У них есть технологии. А мы разгружаем дирижабли. У них есть лазерные винтовки. Зачем им рабство? Это бессмысленно. Может быть, здесь нет капитализма или демократии? Может, мы должны принести им это?! Потому что, уверяю тебя, несколько здоровых, полнокровных американских грузчиков разгрузили бы его быстрее, чем какие-нибудь несчастные создания.
Кажется, я фыркнул, потому что Хестон удивленно уставился на меня.
– Капитализм и демократия прекрасно уживались с рабством до последнего столетия, командир. Такой была американская действительность до Гражданской войны. И, насколько я могу судить, посещая хлопковые поля, они по-прежнему друзья рабства. Ваша семья в Западной Вирджинии копает уголь, верно? Все они берут в долг у фирменных магазинов, арендуют дом и берут вещи в кредит? А если вы сможете заставить кого-то работать бесплатно, разве не будете получать наибольшую прибыль? Если вам важна только прибыль, то все скатится к этому.
Хестон перестал работать и взглянул на меня.
– Ты коммунист?
Я хотел возразить, но в этот момент один из надзирателей начал приближаться к нам с дубинкой в руках. Хестон поднялся и обругал его, за что получил несколько ударов по голове.
Я удивился, что Хестон и после этого продолжал размышлять вслух.
– Работать! – приказал надзиратель. – Не время для разговоров. Будете болтать, я с вас шкуру сдеру.
Мы отвернулись, продолжая перетаскивать вещи с борта на телегу; запряженные в нее шестиногие звери терпеливо топтались на месте.
– Нам надо поговорить с нужными людьми, – прошептал Хестон, когда мы вернулись. – Мы должны найти политика или ученого. Надо поговорить с лидерами, а не с рабочими и надзирателями. С тем, у кого власть в руках, и все будет нормально.
Командир продолжал верить. Он так думал, потому что для него это всегда было так. В его жизни были взлеты и падения, но в случае истинной несправедливости он всегда мог найти правильного человека и восстановить порядок.
Там были закон и справедливость. Он действительно верил в них. Мир для него двигался по вполне очерченным правилам.