Юная Венера (сборник) Мартин Джордж

Рассказ наемника

Во имя хозяина звездного неба и вечно кружащейся духовной семьи, приветствую тебя в моем хундави. Можешь апсас говорить, можешь гаванда петь, можешь тоо рассказывать свои секреты! Я прекрасно понимаю, что вы пришли не для того, чтобы пить. Но это традиционное приветствие. Мы гордимся тем, что наше хундави самое традиционное в округе Иэкс.

Вас не раздражает музыка? Нет? Большинство землян считают ее угнетающей. Но боюсь, что это неотъемлемая часть традиции хундави.

Да, ваш брат. Как я могу забыть его? Я обязан ему жизнью.

Он боролся, как человек, который ненавидит борьбу. На вершинах гор, когда мы сокрушили мастерские и предали огню Фарфоровый город и все выше и ниже его по Долине Печей, были те, кто воспылал любовью и страстью к резне, а также те, лица кого были мрачны, словно души их были забиты сажей. Ваш брат был одним из них. Эмоции людей нам очень сложно прочитать – ваши лица как деревянные маски. Но я видел его лицо и понимал, что он ненавидит то, что совершает. И именно это сделало его лучшим из явростов. Я старый солдат и повидал многих, кто приходит к нам. Тех, кто любит насилие: если они не подчиняются дисциплине, мы гоним их прочь. Но когда наемник ненавидит то, что он делает за деньги, им должна двигать еще большая тьма. Существует то, что он ненавидит больше, чем насилие.

Вы уверены, что не против музыки? Наши мелодии и аккорды, по-видимому, создают неприятный электрический резонанс в человеческом мозгу. Словно небольшие судороги. Мы находим его успокаивающим. Словно ритмы, слышимые в утробе матери.

Ваш брат пришел к нам на заре 6817-го Большого Дня. Он умел ездить на граапе, ставить лагерь, кашеварить, умело обращался и с арбалетом, и с клинком. Мы никогда не задавали наемникам вопросы. Со временем они сами давали на все ответ, но слухи ползли, как тагун. Он был аристократом, был игроком, был вором и убийцей, соблазнителем и предателем. Ничто из этого не дисквалифицировало его. Наоборот, все это было как рекомендации.

В древности герцогиня Ю часто оспаривала право герцога Хеттетенского править вершинами гор и его прибыльными гончарными мастерскими. С незапамятных времен это было место для вольнодумцев и упрямых духом, здесь мало почета оказывалось богам и герцогам. Войны велись из поколения в поколение, в них очищались от грязи честь и судьба, и когда в конце концов дом Ю взял верх, народ, живший на плато, уже позабыл, что когда-то он имел королей и повелительниц, позабыл о долге верности. Это закон земли и звезд: народ должен быть контролируем, тих и послушен, и потому герцогиня Ю начала кампанию устрашения мирного населения. Ее дом был уничтожен в фарфоровых войнах, и герцогиня наняла наемников. Среди них и бывший мой отряд, явросты Геллета.

На плато о нас помнят до сих пор. Мы монстры из Великих Ночей, завсегдатаи детских кошмаров. Мы стали легендой. Явросты Геллета. Новые демоны.

Большой День и Великую Ночь мы летали по горам вихрем. Мы подожгли открытые звездные святыни и смотрели, как они горят, как свечки. Мы разбивали погребальные сосуды, топтали кости прославленных мертвецов Тоохрена. Мы уничтожали дома молитвы, сжигали старейшин в их собственных домах. Мы ловили повстанцев арканами и таскали их вокруг поселений за граапом до тех пор, пока от них ничего не оставалось, кроме окровавленной веревки. Угоняли целые общины из их поселений, ведя их по перевалам, пока снег не становился устлан их телами. И Артур был со мной. Мы не друзья – между людьми и тентами слишком длинная полоса разделенной истории, чтобы быть друзьями. Он был мой бадон. Вы не знаете смысла этого слова. Страстный соратник. Брат, но не по крови. Преданный боец…

Мы убивали, убивали и убивали. А по нашим следам шли солдаты герцогини Ю – наводили порядок, восстанавливали города и предлагали помощь в защите от смертельно опасных чужаков. Это была ее стратегия. Герцогиня Ю знала, что жители высокогорий не любили ее, но она могла стать их спасительницей. Поэтому кампания насилия была заранее спланированной. Какая подлость! Нас послали в Глехенту, город гончаров в самом начале Долины Печей. Там мы должны были войти в глотонас – ясли для новорожденных и убить всех младенцев до последнего. Мы ехали, Артур рядом со мной, и, хотя эмоции человека странны и далеки от моего понимания, я видел, какая буря царит в его сердце. Была ночь, шел снег, мы въезжали в Глехенту в свете десятков тысяч Звездных цветов. Жители запирали двери и прятались от нас. Через самое сердце города мы проехали мимо большой конической печи, в глотонас. Матери бросались под ноги наших граапов – мы скакали прямо по ним. Лицо Артура было темнее, чем Великая Ночь. Он сломал строй и сам подъехал к Геллету. Я двинулся за ним. Я видел, как наш командир разговаривает с вашим братом, но не слышал слов. Затем Артур вытащил бластер и одним выстрелом превратил половину тела Геллета в пепел. В суматохе я застрелил троих наших бойцов; мы мчались через светящиеся улицы, копыта наших скакунов гремели по камням мостовой, а наш отряд мчался позади нас.

И так мы спасли их. Но герцогиня Ю устроила так, что ее гвардия напала на нас и уничтожила всех, одержав тем самым сразу две победы: представ в качестве спасителей Глехенты и уничтожив все улики своей деятельности. Ваш брат и я выскользнули из ловушки, но мы не знали об этом еще несколько месяцев, пока не оказались далеко от того плато. У подножия Десяти Тысяч Ступеней мы расстались – мы считали, что так будет безопаснее. Больше мы друг друга не видели, хотя я слышал, что он ушел вверх по лестнице в Пелерины.

Если вы найдете его, не рассказывайте, пожалуйста, кем я стал. Это позорное место. И мне стыдно, что я рассказал вам темную и кровавую правду о вашем брате. Но в конце концов, он был благороден. Он был прав, а то, что он спас преступника, – непреднамеренное последствие. Вся наша жизнь состоит из таких.

Конечно же, мы можем продолжить снаружи, на крыльце хундави. Я же вас предупреждал, что музыка неприятна для человеческих ушей.

V Lucerna vesperum: Семейство Бересклетовые: Вечерняя Свеча. Редкое дерево в предгорьях Палисада Иэкс в Иштар. Известен своими вытянутыми светящимися цветами, распускающимися с Великого Вечера до Великого Рассвета.

Воспроизведены только цветы. Картон, вырезка по ткани, светящиеся краски (не аналогичные натуральным). Оригинал также немного радиоактивен.

Винтовая железная дорога соединяет Терминал Камаху с монастырем Звездные Пелерины. Звездный Особый везет всех паломников, желающих увидеть звезды и планеты. Наш вагон невелик, роскошен, сложен, создан с тентовской изобретательностью и ужасно утомителен. Пути проложены по спирали внутри горы Аук. Мы с принцессой Латуфу до бесконечности играем в лунный вист, но наши мысли далеко. Мои предчувствия только сгустились после разговора с владельцем хундави в Камаху. Принцессу волнует моя встревоженность. Наконец она не может больше ее терпеть.

– Расскажи мне о Голубой Императрице. Расскажи мне все.

Когда я была маленькой, на случай пожара мне давали две инструкции: отвязать собак и вынести Голубую Императрицу. Почти всю мою жизнь драгоценный камень оставался призраком – существующим, но незримым, связывающим Гранжгорман со всеми живущими в нем. Я помню, один раз я видела камень в самом раннем детстве, но не трогала его, – однако я не доверяю своей памяти. Предположение легко может перейти в ложную память, воспоминания о том, что только мечтаешь увидеть.

Мы очень несвободны во многих отношениях, мы класс, прикованный к земле. Ричард стал наследником, Артур отправился в чужие миры, а я вышла замуж удачно, насколько это возможно. Графство Ратанган было одним из самых привлекательных в Килдэре, несмотря на все усилия Патрика обанкротить его. Сделка состоялась, он был очарователен и смел: бывший спортсмен и очень красивый мужчина. Это был равный брак – ехидные комментарии распространялись в обеих половинах округа. Голубая Императрица была частью моего приданого – при строгом понимании того, что она останется в ведении моих адвокатов. Патрик протестовал – именно тогда я впервые получила краткое представление о его характере, – и свадьба откладывалась, потом назначалась, потом снова откладывалась, потом снова назначилась, и о ней было объявлено. Была организована выставка, чтобы его люди могли посчитать и оценить сокровища Гайдов. Впервые за много лет Голубая Императрица была вынесена из хранилища и предстала на всеобщее обозрение. Ярко-синяя и прозрачная, как безбрежная Атлантика. Можно было утонуть в рвущемся изнутри синем свете этого камня. И конечно, размером он был с яйцо дрозда.

И тут произошло событие, в котором все последующие пересказы сходятся до мелочей: погас свет. Это случалось не так уж редко в Гранжгормане: тот же дед, что привез сюда Императрицу, установил тут и гидроэлектростанцию; когда свет снова включился, сапфира уже не было, он пропал вместе с коробкой, сукном и прочим.

Мы призвали к чести всех присутствующих, как женщин, так и мужчин. Свет был снова потушен на пять минут, чтобы, когда он снова включится, Голубая Императрица была анонимно возвращена в хранилище. Но ее там не оказалось. Наши адвокаты требовали, чтобы мы вызвали полицию. Адвокаты Патрика, помня об интересах своего клиента, не желающего оказаться в центре скандала, были менее настойчивы. Мы снова апеллировали к чести присутствующих: если к утру Голубая Императрица не окажется на месте, мы вызовем блюстителей правопорядка.

Мало того, что к утру Голубая Императрица отсутствовала на своем месте, не было и Артура. Мы вызвали национальную полицию. Последнее, что мы узнали, – Артур отбыл в один из Внутренних Миров.

Свадьба состоялась. Если бы было объявлено о расторжении помолвки, скандал был бы грандиозным. Патрик не мог этого забыть: он сошел в могилу, будучи уверенным, что мы с Артуром тайком спрятали Голубую Императрицу, чтобы она не попала к нему в руки. Не сомневаюсь, он нашел бы способ заставить меня подписать передачу прав на владение камнем на него, после чего продал бы реликвию. Кутила.

Что касается Голубой Императрицы: я чувствую, что сейчас я очень близко от Артура. Он не может скрываться вечно. Мы встретимся, и правда откроется.

Внезапно свет залил наш вагон; поезд вышел из туннеля на последнем этапе наклонного пути, и перед нами предстали шпили и купола, покрытые снежными шапками; это был монастырь Звездной Пелерины.

V aquilonis vitis visionum: Северная Прибрежная, или Виноградный Призрак. Вьющееся растение, покрывающее леса на южных склонах вершин Иштар, одомашнено и широко встречается в садах тентов. Его белые трубообразные цветы очень привлекательны, но растение почитается за его плоды. Их измельчают и приготавливают ликеры, известные как пула, они вызывают мощные слуховые галлюцинации у венерианских организмов и являются основой мистического культа хундави. У землян вызывают сильную эйфорию и ощущение всемогущества.

Пропитанная алкалоидом бумага. Ида Гранвиль-Гайд использовала ликер, приготовленный тентами из Виноградного Призрака для пропитки этого узора. Как сообщается, он все еще обладает легким галлюциногенным действием.

Рассказ паломника

Вы поднимались на бельведер? Он должен быть закрыт для землян – фактически это богохульство – сакральное место, и все такое. Но местные жители закрывают на это глаза. Извините, мой кашель… ужасен, верно. Звучит как проклятый мешок с мелочью. Не думаю, что холодный воздух сильно повредит моим старым легким, на этой стадии это все уже ерунда.

Там Сумеречный Пик. Вы его не увидите, пока не разойдутся облака. Он поднимается ввысь, о, намного выше, чем вы можете представить. Вы смотрите выше, выше, выше, и прямо возле вершины сверкают звезды. Вот почему жители Пелерин пришли сюда. Очень мудрая религия. Звезды богов. Одна звезда – один бог. Просто. Ни веры, ни неба, ни наказания, ни греха. Просто смотрите и удивляетесь. Синяя Жемчужина – так они называют нашу Землю. Интересно, почему они заботятся о нас? Потому что мы пришли от их божеств? Если бы только они знали! Они действительно очень добры.

Простите. Чертовски изумительная вещь этот тентовский ликер. Я вообще не чувствую боли. Я нахожу это очень гуманным, что могу выскользнуть из одряхлевшей до невозможности плоти, закутаться в пелену из блаженных мыслей и утоляющего боль света. Они очень добры, эти жители. Очень добры.

А теперь посмотрите направо. Туда. Видите? Это лестница, вырезанная в скале, вьющаяся вокруг нее все выше и выше. Десять Тысяч Ступеней. Это очень старая дорога. Все поднимаются по ней пешком: люди, животные, товары, паланкины, торговцы, паломники и армии. И ваш брат. Я видел, как он уходит, с этого самого места. Три года назад это было или пять? Вы никогда не можете по-настоящему привыкнуть к Большому Дню. Время стирается.

Мы были самыми крепкими друзьями, какими могут быть только наркоманы или фанатики. Вы не должны прийти в такую даль, не узнав правды о своем брате. Нас объединяло наше саморазрушение. Это было ценно. Мы поняли мир, поглощая этот напиток бутыль за бутылью! Мы скоро поняли правду об этом месте. Здесь открывается путь к звездам. Это приемная у Божьего кабинета. А мы лишь кучка волочащихся развалин, бредущих по ней, ослепленные блеском звезд. Но он был моим лучшим другом, моим дорогим другом. Артур.

У всех нас здесь души темны, но его душа была отягощена делами сотворенными и делами не сотворенными, как сказано в молитве. Я говорил, что мой отец был викарием? Артур никогда не рассказывал всего о своем пребывании среди явростов. Он лишь намекал, мне кажется, он многое хотел мне рассказать, но боялся посвящать меня в свои кошмары. Знаете старую пословицу, что, поделившись бедой, делишь ее пополам? Чушь проклятая. Общая беда увеличивается вдвое. Но я мог найти его в любое время Великого Дня и Ночи, наблюдающего за лестницей, караванами и конвоями, снующими вверх-вниз. Высокогорный фарфор, говорил он. Прекраснейший во всех мирах. Настолько прозрачный, что можно читать через него Библию. Каждая чашка, блюдце, ваза или кубок были спущены по этой лестнице на плечах носильщиков. Вы знаете, он служил в отрядах замирения населения, организованных герцогиней Ю. Меня тогда не было здесь, но Аггерс был, и он говорил, что бесконечные шлейфы дыма можно было видеть отсюда. Дым был настолько густой, что застилал небо, и жители Пелерин не видели его весь Великий День. Все, что Артур рассказывал об этом, – это то, как получали такой тонкий фарфор. Он рассказал, почему фарфор из Долины Печей так прекрасен: туда добавлялись кости убитых, измельченные в порошок. Он никогда не пил из чашек, изготовленных в Долине, – он говорил, это все равно что пить из черепов.

Надо знать еще одну вещь о зависимости – вы никогда от нее не избавитесь. В лучшем случае можно сменить одну зависимость на другую. И вам остается только надеяться, что это лучше наркомании. Некоторые становятся религиозными наркоманами, некоторых кидает в благодеяния, самосовершенствование, философии, служение другим, спаси нас всех Господь. А у меня есть маленький порок – лень, я на самом деле просто праздный дурак. Ведь это так просто, просто даешь времени утекать, ленивыми днями и ночами без боли, выкашливая из себя жизнь по кусочку. Для Артура это были видения. Артур видел чудеса и ужасы, ангелов и демонов, надежды и страхи. Истинные видения – те, что ведут мужчин к славе или смерти. Предвидения. Он лежал на вершине, напротив изгибов Десяти Тысяч Ступеней. Я никак не мог понять, что это было, но оно сводило его с ума. Выедало его изнутри. Поглощало его сон, аппетит, тело, душу и разум.

Хуже было в Великую Ночь… Великой ночью все становится хуже. Снег заметал закручивающуюся вниз лестницу, и он видел в нем лица, слышал голоса. Лица и голоса тех людей, что умерли там, на плато. Он должен был следовать туда, встать и спуститься в Долину Печей, чтобы просить людей простить его – или убить.

И он пошел. Я не мог остановить его и не хотел останавливать. Вы понимаете почему? Я наблюдал за ним с этого бельведера. Монахи Пелерин не надзиратели, каждый из нас может свободно уйти в любое время, хотя я не видел, чтобы кто-нибудь уходил, кроме Артура. Он ушел на закате, когда Сумеречный Пик окрасился сиреневым светом. Он никогда не смотрел назад. Не взглянул на меня. Я наблюдал, как он уходит, пока он не скрылся за поворотом. Там я потерял его из виду и никогда больше не видел и не слышал о нем снова. Но слухи ползут вниз вместе с грузчиками и просачиваются даже в наше горное гнездо, истории о Предсказателе, живущем там.

Жаль, что вы не будете здесь, когда облака разойдутся вокруг Сумеречного пика и появятся звезды.

V genetric nives: Мать Снегов (дословный перевод с тентского). Высокогорное растение из Палисадов Иэкса, образующее обширные тысячекилометровые ковры белых цветов. Самые искусные бумажные изделия во всей Botanica Veneris, исключительно тонкая работа. Каждый цветок имеет три миллиметра в диаметре.

Бумага, тушь, гуашь.

Длинноногий паукомобиль поднял меня на Десять Тысяч Шагов. Мимо проходили караваны носильщиков, согнутые в три погибели, плечи были нагружены тяжелейшими упаковками тончайшего фарфора.

Двенадцать бумажных узоров для Botanica Veneris я отдала принцессе наряду с описаниями и заметками. Она не позволяла мне идти, прижимаясь ко мне с рыданиями, охваченная страхом и чувством потери. Это было опасно: надвигалась тьма. Я не могла объяснить ей причину того, почему я отправляюсь вверх по лестнице в одиночку, ибо мои доводы не могли убедить даже меня саму. А истинной причины я не могла ей назвать. О, как я подло поступала с ней! Моя дорогая подруга, моя любовь. Но правда была хуже, чем ложь.

Она стояла внизу, глядя, как мой паукомобиль поднимается по ступеням, пока я не скрылась за поворотом лестницы. Почему ценой истины всегда должна быть ложь?

Теперь я вспоминаю, как она расчесывала свои длинные волосы гребнем, твердыми, прямыми, красивыми движениями, и перо выпадает из моих пальцев…

Игэйхэзи является закрытым городом; ссутулившимся, укрытым и тесным. Улицы его узки, здания опираются друг на друга; фронтоны их так заросли Звездными Цветами, что кажется, здесь вечный праздник. Ничто не оказывалось настолько далеко от истины; горожане были агрессивны, угрюмы и запуганы. Я сжимала в сумочке пистолет. Но гнев этих людей был направлен не на меня, хотя из историй, услышанных в камахунской хундави, мои коллеги-люди не были приятными представителями нашего вида. Гнев жителей был направлен на оккупантов. На стенах и дверях в несколько слоев были наклеены прокламации герцогини Ю, ее флаги, украшенные четырьмя белыми руками – символом дома Ю, развевались на всех общественных зданиях, мачтах радиостанций, вершинах башен и виселицах. Ее явросты патрулировали улицы, настолько узкие, что их граапы едва могли через них протиснуться. При их прохождении в окнах мелькали смутные силуэты и слышались приглушенные проклятия. Был и еще один символ: цветок с восемью лепестками, поразительной синевы. Я вижу его трафарет на стенах и дверях поверх оккупантских плакатов, узнаю эти маленькие значки на стеганых куртках игэйхэзийцев, он цветет в крошечных стеклянных банках на низеньких подоконниках. На рынке Йент я стала свидетелем того, как явросты разгромили овощной ларек, осмелившийся выложить на прилавок букеты из этих синих цветов.

Сотрудники отеля очень подозрительно смотрели на меня, когда заметили, что я по памяти рисую эскизы этого синего цветка инакомыслия. Я рассказала им о своей работе, показав несколько фотографий, и спросила, что это за цветок? Обычное растение с высокогорных лугов, ответили они. Оно растет под высокими снегами; маленькое, но стойкое и упрямое. И еще более примечательно в нем то, что оно цветет, когда нет никаких других цветов, во тьме Великой Ночи. Полночная Слава было одно его имя, но было и еще, новое, ставшее общеупотребительным с момента оккупации: Голубая Императрица.

Я знала, где искать Артура.

Над Долиной Печей постоянно висит завеса сернистого дыма, подсвечивающегося адскими бликами пламени очагов. Центр гончарного искусства здесь, на безлесых вершинах? Чем же подпитываются печи? Пламя дают вулканические жерла, но они превратили этот длинный ряд городков по склону горы Тулувера в маленький ад из черепков, костей, разбитого фарфора, песка, шлака и жгучей серы. Глехента, последний из фарфоровых городов, вклинивается в долину, где река Иддис по-прежнему сохранила память о свежести и чистоте. Глиняные дома, как перевернутые вазы, льнули друг к другу, словно болтающие женщины.

И там был дом, куда вели все мои вопросы; он такой, каким его описали те, кто указывал мне дорогу; не самый большой, возможно, захудалый; не впереди, но самый заметный из всех укрывшихся в аллее. На его крыше развевается флаг, и при виде его у меня перехватывает дыхание: это не четыре белых руки герцогини Ю – ни в коем случае, но и не Голубая Императрица. Ветер, несущий через селение дым, колышет полотнище с рукой и кинжалом Гайдов из Гранжгормана.

Все действия поспешны: промедление заставит меня колебаться, не даст войти, развернет меня прочь по Долине Печей и на лестницу Десять Тысяч Ступеней.

Я гремлю фарфоровым колокольчиком. Изнутри слышатся кряхтенье и вздох. Затем слышится голос: надтреснутый, усталый, но до боли знакомый:

– Входи. Я ждал тебя.

V crepitant movebitvolutans: Странствующая Звезда Вескотта.

Гонимая ветром лоза с высокогорных лугов Иштар, сплетаемая в тугие сферические сетки, которые с началом Большого Дня отделяются от высохшего корня и начинают блуждать, подгоняемые ветром. Центральная чашечка содержит древесные орехи, производящие приятный дребезжащий звук, когда Странствующие Звезды находятся в движении.

Узор из бумаги, окрашенный, скомпонованный и прорезиненный. Возможно, один из самых сложных венерианских бумажных узоров.

Рассказ предсказателя

Чаю?

Я его получил из Камаху, принесли вместе с грузчиками. Правильный чай. Irish breakfast. Очень трудно заставить воду нагреться до нужной температуры на такой высоте, но это мой маленький ритуал. Надо было попросить тебя принести кое-что. Я знал, что ты ищешь меня, с того момента, как ты выехала из Лугазы. Ты думаешь, кто-нибудь может вот так беспечно бродить по Глехенте?

Чай.

Ты хорошо выглядишь. Годы были добры к тебе. А я выгляжу как дерьмо. Не отрицай. Я это знаю. У меня есть оправдание. Я умираю, ты знаешь. Ликер из Виноградного Призрака берет ровно столько, сколько он дает. И этот мир тяжеловат для людей. Никогда не привыкнешь к этим Большим Дням, да и климат: здесь разреженный воздух, внизу плесень, грибки и споры. И ультрафиолет. Все это сушит тебя, старит до срока. Городскому целителю пришлось отморозить у меня двадцать меланом. Нет, я умираю. Гнию изнутри. Кожаный мешок с мясом и костями. Но ты выглядишь хорошо, Ида. Значит, Патрик застрелился? Пятнадцать лет – слишком поздний срок, я тебе скажу. Он мог бы избавить всех нас… ладно. Но я рад, что ты счастлива. Рад, что у тебя есть кто-то, кто заботится о тебе и относится к тебе так, как ты этого заслуживаешь.

Я – Милостивый, Провидец, пророк Голубой Жемчужины, Землянин, и я умираю. Я шел по тем же улицам, по которым шла ты. Я не ехал, а шел, прямо через центр города. Я не знал, чего ожидать. Тишины. Толпы. Камней. Пули. Я прошел город насквозь, и нигде не открылась ни одна дверь. Почти прошел. В последнем доме отворилась дверь, вышел старик и встал передо мной так, что я не мог обойти. Он указал на меня.

– Я знаю тебя. Ты пришел той ночью с явростами.

Я был уверен, что теперь точно умру, но не считал, что это плохой выход для меня.

– Ты был тем самым, милосердным, кто спас наших детей.

Он зашел в дом и вынес чашку воды, я выпил ее и остался здесь. Милосердный.

Они решили, что я должен привести их к славе или, что более вероятно, к смерти. Это справедливо, я полагаю. У меня есть видения, знаешь, благодаря пула.

На землян он действует не так, как на тентов. О, они не настолько твердолобы, чтобы верить в божественное вдохновение и всякий подобный мусор. Им нужен лидер – раскаявшийся наемник лучше всего подходит на эту роль, а немного странного бреда из моей протухшей башки тоже не помешает.

Нормальный чай? На такой высоте очень трудно получить достаточно горячий чай. Я это уже говорил? Не обращай внимания – я часто погружаюсь в видения. Я тебе говорил, что я умираю? Но я рад видеть тебя сейчас; сколько же времени прошло?

Как Ричард? Дети? И Гранжгорман? И Ирландия… конечно. Я бы многое отдал, чтобы полюбоваться зеленью, увидеть проблеск солнца, летнее голубое небо.

Да, я был мошенником и любовником, солдатом и наркоманом, теперь коротаю свои дни в качестве революционера. Это на удивление легко. Отряды освободительной армии семи горных народов делают свое дело; я выдаю афористичные высказывания, распространяющиеся по Игэйхэзи, как степной пожар. Я принес им идею Голубой Императрицы. Полночной Славы, цветущей во тьме под высокими снегами. Вероятно. Они не такие уж поэтические романтики, эти гончары. Мы нападаем на войска герцогини Ю от Долины Печей до равнины Иштар, она сопротивляется и не уступит так легко. Ты была в Игэйхэзи, видела, какие силы она двигает сюда. Соберутся войска, мои агенты сообщают, через перевалы Палисада идут дирижабли. Нападение произойдет. Герцогиня в союзе с домом Шот – какое-то соглашение по разделу высокогорий. Мы в меньшинстве. Нас перехитрили, и больше некуда бежать. Они перегрызут друг другу глотки к следующему Большому Дню, но нам уже наплевать на это. Печи герцогиня пощадит – они источник богатства. Для меня это уже не имеет значения. Я этого не увижу, так или иначе. Тебе нужно уйти, Ида. Пула и локальные войны – вещи, в которые никогда не нужно втягиваться.

Э-э. Ух-х. Еще одно видение. Они становятся короче, но более интенсивные.

Ида, тебе грозит опасность. Уходи до наступления темноты – они атакуют ночью. Я должен остаться. Милосердный, Провидец, пророк Голубой Жемчужины не может бросить своих людей. Но как хорошо, как же хорошо, что ты пришла. Это страшное место. Я никогда не пришел бы сюда. Лучшие ловушки те, что самые медленные. На всем твоем пути, через все места, все жизни и годы, что ты прожил, никогда не задумываясь, что уже находишься в ловушке, ты пытаешься вернуться, но она уже захлопнута. Ида, уходи, как можно скорее… иди прямо сейчас. Ты не должна никогда больше возвращаться. Но… ох, как же ужасна мысль, что придется умереть здесь, на этой страшной равнине! Если б я мог снова увидеть Ирландию…

V volanti musco: Высокогорный воздушный мох. Бумажная поделка представляет часть симбиотических высокогорных организмов Иштар, особенностью которых является то, что они легче воздуха. Показанная часть состоит из пленок очень легкого мха, концентрирующего влагу из воздуха и низких облаков. Другая часть симбиотического организма невоспроизводима.

Измельченная бумага, резина.

Он подошел к двери своего фарфорового дома, тяжело опираясь на посох, прижимая ко рту и носу платок, чтобы не вдыхать вулканический дым. Я пыталась уговорить его уйти со мной, но он отказался, ведь он же типичный Гайд из Гранжгормана, упрямый, как старый осел. В нем есть желание смерти; что-то старое, цепкое и беспощадное, но с нежнейшими глазами.

– У меня есть кое-что для тебя, – сказала я, без церемоний протягивая ему коробочку.

Брови его поползли вверх, когда он открыл ее.

– Ах.

– Я украла Голубую Императрицу.

– Я знаю.

– Я должна была сохранить ее от Патрика. Он бы распылил камень по ветру, как он ломал и просаживал все остальное. – И тогда мой медленный ум, так долго готовящийся к этому признанию, повторяющий его про себя в космическом корабле, в каждой комнате, где мы останавливались, и в каждом корабле и поезде, в которых мы двигались в этом мире, от цветка к цветку, от одного повествования к другому, мой потрепанный ум споткнулся об эти два слова, произнесенные Артуром. – Ты знал?

– Все это время.

– И никогда не думал, что, может быть, Ричард, или отец, или мама, или кто-то из служащих взял его?

– Я не сомневался, что это была ты, и именно по той причине, которую ты озвучила. Я решил сохранить твой секрет, и я сохранил.

– Артур, Патрик мертв, Ратанган мой. Теперь ты можешь вернуться домой.

– Ах, если бы это было так просто!

– Я должна просить у тебя прощения, Артур!

– Незачем. Я сделал это по собственной воле. И ты знаешь, что я не жалею о том, что я сделал. Я был известен, благородный Артур Гайд – вор и негодяй. В мирах это придает вес. Это повторяли все, но никто из тех, кто болтал о том, что воспользовался сапфиром, не просил меня показать его или состояние, которое я получил от его продажи. Никто. Все, что я делал, держалось только на моей репутации. Это достижение. Нет, я не вернусь домой, Ида. Не упрашивай меня. Не оживляй передо мной этот фантом. Зеленые поля и теплые утренние часы в Килдэре. Я ценен здесь. Здесь добрый народ. Я принят. У меня есть достоинство. Я не младший сынок ирландского дворянина, без земли и с пустыми карманами. Я милосердный пророк Голубой Жемчужины.

– Артур, я хочу, чтобы ты взял этот камень.

Он отпрянул так, словно я предложила ему скорпиона.

– Я не возьму. Не буду даже прикасаться. Это плохая вещь. Приносящая несчастье. В этом мире нет сапфиров. Голубой Жемчужины нельзя коснуться. Верни его обратно, откуда он появился.

На мгновение мне показалось, что у него снова галлюцинация. Но его взгляд и голос были тверды.

– Ты должна идти, Ида. Оставь меня. Сейчас здесь мое место. У людей слишком раздуты идеи семьи – преданность, бессмертная любовь и привязанность; большие надежды и идеалы, ведущие их через миры к признанию и прощению. Все семьи таковы. Спасибо, что ты пришла. Жаль, что я не тот, каким бы ты хотела меня видеть. Я прощаю тебя, хотя я и говорил, что мне нечего тебе прощать. Делает ли нас это снова семьей, Ида? Герцогиня Ю скоро будет здесь. Тебе нужно успеть уйти. Или горожане помогут тебе.

И, махнув платком, он повернулся и закрыл передо мной дверь.

Я записала эти последние строки за чашкой высокогорного мате на постоялом дворе для носильщиков в Йелте, последнем городе Долины Печей. Я помнила каждое слово, ясно и точно. Тогда у меня родилась идея, такая же ясная и точная, как и эта запись печального и незавершенного разговора с Артуром. Я открыла свой чемодан с бумагой, достала ножницы и лист цвета самого глубокого индиго и осторожно, по памяти начала вырезать. Носильщики наблюдали за мной с любопытством и удивлением. Точность движений, сложность структуры и тонкая, аккуратная работа полностью поглотили меня. Меня одолели сомнения: зачем я прилетела на эту планету? Почему я решилась в одиночку идти в эту гибельную долину? Почему это небрежное принятие моего поступка, сформировавшего всю его и мою жизнь, так расстроило меня? Что я от него ожидала? Ножницы сделали надрез, мелкие завитки индиго падали на стол. Это был просто поворот ножниц, но мужчин вокруг стало скапливаться все больше. Это был простой узор. Я делала его на одном дыхании, без ошибок и без вторых попыток. Четкий и простой. Мои зрители загудели в знак признательности. Тогда я вложила узор в свой дневник, собрала чемоданы и вышла к паукомобилю. Вечные облака казались сегодня ниже, словно грозовой шторм, двигающийся вперед. Вечер клонился к концу.

Я пишу быстро и кратко.

Это не облака. Это дирижабли герцогини Ю. Путь перекрыт. Внизу разбила лагерь армия. Тысячи солдат и явростов. Я в ловушке. Что мне делать? Если я отступлю в Глехенту, меня ждет та же участь, что Артура и жителей Долины, – если они позволят мне сделать это. Они могут подумать, что я хотела предупредить противника, меня могут захватить в качестве шпиона. Я не хочу даже представлять, как герцогиня Ю наказывает шпионов. Не думаю, что мое земное происхождение защитит меня. Сестра Провидца, Голубая Императрица! Может, спрятаться в Йелте, надеясь, что они пройдут мимо меня? Но как я смогу жить с мыслью, что бросила Артура?

Вперед пути нет, и назад тоже, и в сторону не свернуть.

Я аристократка. Пусть второстепенная, но единственная здесь. Я знаю законы своего класса и манеры. Герцогиня сильнее меня, но мы из одного класса. Я могу поговорить с ней как дворянка с дворянкой. Мы можем общаться на равных.

Я должна убедить ее остановить наступление.

Это невозможно! Ирландская вдова средних лет, вооруженная только парой ножниц. Что она может сделать? Уничтожить армию бумагой и резинками? Послать на смерть бумажные поделки?

Возможно, я могла бы подкупить ее. Обмен: камень со звезды от их собственной богини. Артур сказал, что сапфиры в этом мире неизвестны. Камень за перемирие.

Я пишу с той же скоростью, что и думаю.

Я должна пойти и встретиться с герцогиней Ю, женщина с женщиной. Я из Ирландии, это сильная нация. Мы противостоим разрушительной силе и рушим империи. Я пойду к ней и назову себя и предложу ей Голубую Императрицу. Настоящую Голубую Императрицу. Что из этого выйдет, я не могу сказать. Но я должна сделать это, и немедленно.

Я не могу просить водительницу моего паукомобиля отвезти меня в лагерь врага. Я попросила ее оставить меня и возвращаться в Йелту. Я пишу это огрызком карандаша. Я одна на высокогорье. Слой облаков разрывается над моей головой, и ослепительный свет от прожекторов распространяется по всей равнине. Две гигантские тени вырываются из ряда и движутся ко мне.

Я боюсь – но все же я спокойна. Я достаю Голубую Императрицу из коробки и крепко сжимаю в перчатке. Сейчас трудно писать.

Больше заметок не будет. Они все здесь.

V. Gloria medianocte: Полночная Слава, или Голубая Императрица.

Картон, бумага, чернила.