Шипы и лепестки Робертс Нора

15

— Я слишком бурно отреагировала.

За работой Эмма весь день обдумывала поведение Джека и к девичнику, устроенному в гостиной третьего этажа, немного успокоилась.

— Ты расскажи, а там уж нам судить, — предложила Лорел, вгрызаясь в ломоть фирменной домашней пиццы миссис Грейди.

— Он не сделал ничего плохого. Он не сказал ничего плохого. Я сама себя накрутила.

— Ладно, но ты всегда предпочитаешь злиться на себя, а не на других. Даже если этот другой того заслуживает. — Мак налила в бокал вина и протянула бутылку Лорел.

— Нет, нет. Я вывожу из организма безумное количество текилы. Это может занять не один день.

Эмма хмуро уставилась на свою пиццу.

— Я не беру на себя чужую вину. Мак, тебя послушать, так я дурочка.

— Ты не дурочка. Ты просто толерантная и всем сочувствуешь. — Поскольку Эмма подняла свой бокал, Мак его наполнила. — Поэтому если ты на кого-то злишься, значит, имеешь право.

— Я не бесхарактерная.

— То, что ты не такая стерва, как мы, вовсе не значит, что ты бесхарактерная, — заметила Лорел.

— Я могу быть стервой.

— Можешь, — согласилась Мак, поглаживая плечо Эммы. — У тебя есть возможности, у тебя есть способности. Просто у тебя не хватает духу ими пользоваться.

— Я…

— Врожденная тактичность не недостаток, — прервала ее Паркер. — Мне приятнее думать, что все мы морально безупречны.

— Кроме меня. — Лорел подняла свою банку диетической колы.

— Да, кроме тебя. Эмма, просто расскажи нам, что тебя гложет.

— Это прозвучит глупо, даже мелочно. — Эмма мрачно уставилась в свой бокал, перевела взгляд на розовые ногти пальцев ног. Подруги терпеливо ждали. — Просто Джек слишком рьяно защищает свое личное пространство. На самом деле он ничего не говорит, но он окружил себя невидимыми барьерами. А однажды он высказался прямо. Мак, ты должна помнить.

— Подскажи.

— Когда зимой ты решила перестроить шкаф в спальне. Ты злилась потому, что Картер оставил у тебя какие-то свои вещи. А потом пришел Джек, и он с тобой согласился. Он наговорил, что случается, если позволить тому, с кем встречаешься, застолбить территорию.

— Но он шутил. По большей части. А ты взбесилась, — вспомнила Мак. — И сбежала.

— Он сказал, что женщина начинает оставлять косметику в ванной комнате, а потом требует выделить ей ящик. И не успеешь оглянуться, ее вещи повсюду. Как будто если ты хочешь оставить зубную щетку, то уже готова зарегистрироваться в свадебном отделе «Тиффани».

— Он запаниковал, потому что ты хотела оставить у него зубную щетку? — спросила Лорел.

— Нет. Да. Не совсем. Я ни слова не сказала о проклятой зубной щетке. Слушайте, ситуация такая. Если мы куда-то едем и его дом оказывается ближе, мы все равно приезжаем сюда. Вчера вечером я спросила, можно ли переночевать у него, потому что утром мне надо быть в городе, а он… он заколебался.

— Может, у него было не убрано, — предположила Мак. — Он должен был вспомнить, не оставил ли разбросанные грязные носки или порножурналы или когда он в последний раз менял простыни.

— Нет, дело не в этом. У него всегда чисто, что, вероятно, составляет часть проблемы. Он любит, чтобы все было на своем месте. Как Паркер.

— Эй, попрошу без оскорблений.

— Но это правда, — сказала Эмма с улыбкой, полной любви и извинений. — Это просто характер такой. Но ты, Паркс, не устроишь скандал, если парень, переночевав у тебя, оставит зубную щетку. Ты просто найдешь этой щетке свое место.

— Какой парень? Можно получить имя, адрес и фотографию?

Эмма так расслабилась, что смогла оценить шутку и рассмеялась.

— Я рассуждаю теоретически. Как бы то ни было, за завтраком я сказала, что поеду за покупками и, раз уж у него закончились яйца и молоко, могу купить и ему. И опять эта заминка. То же самое «о-о» и «нет, спасибо». Но самое страшное было, когда он поднялся наверх. Я как раз подкрашивалась и — о, какое преступление! — разложила на полке свою косметику. И опять этот взгляд. Раздраженный… настороженный. Я же говорила, что вам это покажется глупым.

— Вовсе нет, — возразила Паркер. — Ты почувствовала себя нежеланной и назойливой.

— Да. — Эмма закрыла глаза. — Точно. Вряд ли он так думал или сознавал, но…

— Неважно. В действительности подсознательное оскорбление еще хуже.

— Да! — воскликнула Эмма и с благодарностью посмотрела на Паркер. — Спасибо тебе.

— И что ты сделала? — спросила Лорел.

— Сделала?

— Да, что ты сделала, Эм? Например, сказала, чтобы он не напрягался? Мол, это всего лишь зубная щетка или тушь для ресниц.

— Он уехал на работу, а я полчаса уничтожала следы своего пребывания и не унялась, пока не убедилась, что в его личном пространстве не осталось ни пушинки моей чертовой туши.

— О да, ты его проучила, — сказала Лорел. — А я сорвала бы с себя бюстгальтер и забросила его на лейку душа, а на зеркале начиркала бы губной пастой язвительное послание. Да, и еще съездила бы на распродажу тампонов и будто бы случайно оставила огромную упаковку на кухонном столе. Вот это был бы ему урок.

— Может, это просто доказало бы его правоту?

— Нет, потому что он совершенно не прав. Вы спите вместе. Чья бы ни была кровать, второй партнер должен иметь под рукой все необходимое. Тебе нравится, когда он оставляет у тебя свою зубную щетку или бритву?

— Он не оставляет. Никогда.

— Ой, брось. Только не говори, что он никогда не забывает…

— Никогда.

— Господи. — У Лорел явно иссякли аргументы, — Это уж слишком. Он одержимый.

Мак подняла руку и застенчиво улыбнулась.

— Я только хочу сказать, что сама была такой же. Ну, не совсем… ладно, одержимой. Я забывала или оставляла свои вещи у Картера. И он делал так же. Но в тот день, о котором ты говоришь, Эм, меня завело то, что его пиджак, его бритва, что угодно, смешиваются с моими вещами. Дело не в самих вещах, а в том, что они символизируют. Он здесь. Он реально здесь, и это не просто секс. Это не временное. Это настоящее. — Мак пожала плечами, раскинула руки. — Я запаниковала. Этот изумительный мужчина меня полюбил, а я испугалась. Вероятно, Джек чувствует себя примерно гак же.

— Я не говорила ему о любви.

— Может, должна сказать. — Паркер устроилась поудобнее, поджала под себя ноги. — Легче играть, когда карты раскрыты. Эмма, если он не знает о твоих чувствах, как он может принимать их во внимание?

— Я не хочу, чтобы он принимал во внимание мои чувства. Я хочу, чтобы он чувствовал то, что чувствует, чтобы был самим собой. Если бы он был другим, я никогда его не полюбила бы. — Эмма вздохнула, отпила вина. — Почему я всегда думала, что любовь должна быть прекрасной?

— Будет, как только ты разберешься со всеми странностями, — сказала Мак.

— Часть проблемы заключается в том, что я очень хорошо его знаю и обращаю внимание на все мелкие… — Эмма энергично выдохнула, отпила еще вина. — Я думаю, что просто должна отбросить свою чувствительность и перестать все романтизировать.

— Ты должна чувствовать то, что чувствуешь, и быть самой собой.

Эмма заморгала, когда Паркер бросила ей в лицо ее же слова.

— Да, должна. Наверное. И, наверное, я действительно должна поговорить об этом с Джеком.

— А мне больше нравится фокус с тампонами. Никакие слова не требуются. — Лорел пожала плечами. — Но если ты хочешь разобраться с ним по-взрослому…

— На самом деле не хочу, но мне надоело дуться по полдня. С тем же успехом можно попробовать разумно поговорить. На следующей неделе. Я думаю. Может, нам обоим нужна небольшая передышка.

— Мы должны хотя бы раз в месяц оставлять себе вечер, свободный от мужчин и работы.

— Лорел, мы так и делаем, — напомнила Мак.

— Но это всегда получается спонтанно. Хорошо, конечно, только теперь, когда половина из нас при мужчинах, мы должны придать этому событию официальный статус. Восстановление эстрогена.

— Ни мужчин, ни работы. — Эмма кивнула. — Звучит…

Затрезвонил телефон Паркер. Она взглянула на дисплей.

— Уиллоу Моран. Первая суббота июня. Вряд ли надолго. Привет, Уиллоу! — оживленно поздоровалась она и вышла из комнаты. — Нет, ничего страшного. Для этого есть я.

— Ну, почти никакой работы. А мне побольше пиццы. — Лорел взяла второй кусок.

Эмма решила, что, несмотря на несколько отвлекающих моментов, девичник принес ей все необходимое. Немного пространства, немного времени, проведенного с подругами. Она вошла в свой дом, чувствуя приятную усталость, и поднялась наверх проверить график следующих нескольких дней. У нее едва ли будет время перевести дух. И это тоже ей необходимо.

Она взяла в руки телефон, умышленно оставленный дома, и увидела голосовое сообщение от Джека. У нее резко улучшилось настроение. Так резко, что она приказала себе отложить телефон. Если бы это было срочно, Джек позвонил бы в главный дом.

Можно подождать до утра.

И кого она обманывает?

Эмма присела на край кровати и стала слушать.

«Привет. Прости, не дозвонился до тебя. Послушай, мы с Делом хотим в воскресенье выманить Картера на матч. Я подумываю заглянуть к тебе в субботу. Отблагодарил бы тебя за сегодняшнее утро, приготовил завтрак и с легким сердцем отправился похищать Картера. Перезвони мне, когда сможешь. Я собираюсь работать над эскизами твоего холодильника… Думать о тебе.

В чем ты сейчас?»

Эмма рассмеялась. Ему всегда удавалось рассмешить ее. Милое послание. Заботливое, забавное, небезразличное.

Что еще ей надо?

Все, призналась она себе. Я хочу все.

Эмма решила выждать. Она сказала себе, что слишком занята для столь серьезного разговора. Май — сплошная вереница свадеб, девичников, да еще День Матери. Если она по уши не завалена цветами, то планирует очередную композицию. С таким плотным рабочим графиком гораздо удобнее для обоих, чтобы Джек приезжал к ней. Эмма убеждала себя, что должна благодарить судьбу за роман с мужчиной, который не бурчит из-за ее вечно занятых уик-эндов и работы допоздна и который всегда готов помочь, если свободен.

В один из грозовых майских дней она работала в одиночестве и блаженствовала. Будь рядом с ней Динь и Тиффани, у нее уже звенело бы в ушах от их бесконечной болтовни, а сейчас за окнами грохотал гром, свистел ветер, барабанил дождь, и почему-то это успокаивало. Эмма закончила букет подружки невесты и встала из-за стола, чтобы немного размяться… обернулась, увидела Джека и дернулась, как испуганный кролик, взвизгнула. А через мгновение она уже смеялась, прижимая руку к сердцу.

— Боже, как ты меня напугал.

— Прости, прости. Я стучался, орал, но невозможно перекричать разгневанного бога.

— Ты промок насквозь.

— Там льет как из ведра. — Джек пробежал ладонью по волосам, и капли полетели во все стороны. — Из-за ливня пришлось отменить встречу на стройплощадке, и я решил не упускать шанс. Мило, — добавил он, кивнув на букет.

— Правда? Я как раз собиралась поставить его в холодильник и заняться букетом невесты. Ты можешь сварить себе кофе, высушиться.

— Это я и надеялся услышать. — Джек подошел поцеловать ее. — Я привез твои эскизы. Посмотришь, когда будет время. Если погода позволит, в понедельник утром начнется перестройка у Мак. Рано утром.

— Как чудесно. Они знают?

— Я по дороге заглянул в студию. Хочешь кофе?

— Нет, спасибо.

Эмма продефилировала к холодильнику и обратно и снова устроилась за столом с цветами и инструментами, уже представляя, каким будет букет невесты.

— Никогда не видел твою работу на этой стадии. Я тебя не раздражаю?

— Нет. Садись. Поговори со мной.

— Я сегодня видел твою сестру.

— Да?

— Мы случайно столкнулись в городе. А тебе не нужна фотография или эскиз?

— Я часто использую то или другое, но этот… вот здесь. — Эмма постучала себя пальцем по виску. — Белые кустовые розы, бледная калина для акцента. Легкий каскад станет милым и романтичным, когда распустятся бутоны.

Джек смотрел, как она связывает, скручивает, отрезает лишнее.

— Кажется, ты сказала, что это букет невесты.

— Да.

— А зачем тогда ваза?

— Я пропитала оазис, закрепила его в держателе. Видишь? — Она наклонила к нему вазу. — Ваза поможет мне создать правильную форму, каскад.

— А что ты делаешь, когда здесь работают твои помощницы?

— Хм?

— Вы сидите рядком и работаете, как на конвейере?

— Нет. Мы действительно сидим рядом, но каждая делает отдельную композицию по моему дизайну. Не то чтобы я сделала основу, а потом передала полуфабрикат, например Динь, — Эмма снова погрузилась в упоительную тишину, прерываемую раскатами грома и дробью дождя.

— Тебе необходим угловой стол. — Джек снова обвел взглядом мастерскую, инструменты, подставки, контейнеры. — Может, даже лучше U-образный. С корзинами, контейнерами и выдвижными ящиками. Когда я все здесь проектировал, ты работала в основном одна, а теперь эта мастерская недотягивает до твоего уровня. Тебе необходимо место для компостного контейнера на колесиках и еще для одного контейнера для неразлагающихся отходов. Клиенты заглядывают сюда, когда кто-то из вас работает?

Эмма сунула в рот пострадавший от острого шипа большой палец.

— Конечно. Иногда.

— Хорошо.

Джек встал и вышел, оставив Эмму в недоумении.

Он вернулся, опять промокший, с блокнотом, который, видимо, взял в машине.

— Работай, не обращай на меня внимания. Я просто хочу внести некоторые изменения в проект. Придется передвинуть ту стену.

— Передвинуть? — Эмма почти забыла о букете. — Стену?

— Вытянуть, раскрыть рабочее и демонстрационное пространства. Они станут более эффектными и удобными. Для одного работника слишком просторно, но… Извини. — Джек оторвался от рисунка. — Мысли вслух. Это раздражает.

— Нет, все прекрасно. — И немного странно работать вместе в этот грозовой вечер, подумала она.

Некоторое время они трудились в молчании, хотя Эмма обнаружила, что Джек из тех, кто бормочет, держа в руке карандаш. Она не возражала и только удивлялась, что еще не все о нем знает.

Закончив букет, Эмма повертела его, рассмотрела со всех сторон. И заметила, что Джек следит за ней.

— Букет станет пышнее и нежнее, когда розы раскроются.

— Ты быстро работаешь.

— Эта модель не очень трудоемкая. — Эмма встала, подошла к зеркалу в полный рост. — У невесты очень затейливое платье со множеством украшений, поэтому нужен букет попроще. Никаких лент, никаких бантов, лишь легкий намек на каскад. Держать вот так, на уровне талии, обеими руками…

Их взгляды встретились в зеркале, и она заметила в его глазах легкое беспокойство.

— Не переживай, Джек. Я не репетирую.

— Что?

— Я должна отнести букет в холодильник.

Когда она убирала букет в холодильник, Джек уже стоял в дверях.

— Я подумал, что белое хорошо смотрится на тебе… идет тебе? Не знаю, как сформулировать. Но тебе все идет. И ты никогда не носишь цветы. Наверное, для тебя это слишком банально. Так что, может, я ошибся.

Эмма замерла в недоумении.

— Ошибся?

— Да. Я на минутку.

Она только покачала головой, когда Джек снова исчез. Закрыла холодильник. Надо прибрать рабочее место, сделать заметки на завтра.

— Я всегда примеряю букеты, — сказала она, услышав, что он вернулся. — Необходимо удостовериться, что их удобно держать, что я не ошиблась в форме, цвете, текстурах.

— Разумеется. Я понял. Я тоже иногда берусь за молоток, чтобы прочувствовать здание. Я понял, Эмма.

— Хорошо. Я просто хотела… — Она обернулась и осеклась, увидев длинную плоскую коробочку в его руке.

— У меня была деловая встреча в городе, и я его увидел. В витрине. Он просто кричал: «Эй, Джек. Я хочу к Эмме». И я подумал: да, наверное. Поэтому…

— Ты привез мне подарок, — сказала она, когда он вручил ей футляр.

— Ты говорила, что любишь, когда тебе дарят цветы.

Эмма открыла футляр.

— О, Джек.

На бархате сверкал браслет, усыпанный разноцветными розочками из драгоценных камней.

— И теперь ты можешь их носить.

Изумление и восторг вспыхнули в ее глазах.

— Да. Он прекрасен. Просто прекрасен. — Эмма вынула браслет, накинула на свое запястье. — Я ослеплена.

— Я тоже. Ювелир показал мне… застежка скользит вот сюда, и ее не видно.

— Спасибо. Это… Ой, посмотри на мои руки.

Джек взял ее руки, перепачканные, исцарапанные, и поднес к своим губам.

— Я смотрю. И не могу оторваться.

— Я рассердилась на тебя, и ты принес мне цветы. Придется чаще на тебя сердиться. — Эмма со вздохом закрыла глаза и прошептала: — Дождь прекратился. Я должна прибраться и помочь на вечерней репетиции. А потом мы могли бы выпить и перекусить на патио. Если ты хочешь остаться.

— Я хочу остаться. — Его вдруг ставший напряженным взгляд блуждал по ее лицу. — Эмма, думаю, я мало говорил тебе, как ты важна мне.

— Я знаю. — Она приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала его. — Я знаю.

Позже, когда Эмма ушла в главный дом, Джек перебрал ее продуктовые запасы и решил, что просто должен что-нибудь быстренько сварганить. Он вовсе не беспомощен на кухне. И вовсе не ждет, что Эмма будет для него готовить всегда, когда они остаются у нее.

Что все чаще и происходит, понял он.

Можно не просто что-то сварганить, а приготовить вкусный ужин, недаром он когда-то встречался с помощницей шеф-повара. Немного чеснока и оливкового масла, приправы, нарезанные помидоры, и получатся отличные спагетти. Ничего страшного.

Он уже готовил ей завтрак, не так ли?

Однажды.

Почему он вдруг почувствовал, что использует ее, принимает ее как само собой разумеющееся? Он знал почему. Он точно знал почему.

Выражение ее лица, когда их взгляды встретились в зеркале, та промелькнувшая обида, почти мгновенно стертая раздражением.

Я должен практиковаться.

Он подумал о цветах, о браслете. Однако интуиция не так уж сильно подвела Эмму. На каком-то уровне ему действительно было… не по себе. Или… черт его знает как. А увидев ее с букетом, он… запаниковал, чего отрицать. На секунду, но запаниковал.

И он обидел ее, оскорбил ее чувства. А ведь меньше всего на свете он хотел причинить ей боль.

Она простила его или просто не стала заострять внимание, отмахнулась от обиды. Не из-за браслета. Она никогда не стала бы дуться ради подарка.

Она… Эмма.

Теперь, когда он осознал свои ошибки, все изменится. Он будет более чутким, вот и все. Хотя бы потому, что они вместе… От шока он цапнул ножом большой палец. Семь недель. Нет, почти восемь, то есть два месяца. А это практически целый сезон.

Четверть года.

Очень долгий срок для него. Можно по пальцам пересчитать, когда время, проведенное им с одной и той же женщиной, исчислялось месяцами.

Через пару недель в истории их отношений будет вся весна, плавно перетекающая в лето.

Джек понял, что ему это нравится. Больше чем нравится. Он не хочет встречаться ни с кем другим. Ему хорошо. Что бы это ни значило, черт побери. Как же приятно знать, что она скоро вернется и они вместе поужинают. Он налил себе вина и начал пассеровать чеснок.

— За остаток весны, — сказал он, поднимая бокал, — и за все лето.

— Тревога! Код «Красный»! — Эмма, стоявшая на стремянке с полной охапкой изящных гирлянд, вытянула шею, чтобы прочитать сообщение на дисплее рации, прикрепленной к поясу ее брюк. — Кошмар. Катастрофа. «Красная» тревога. Бич, заканчивай с гирляндами. Тифф — фестоны. Динь, командуй.

Эмма бросилась вниз со стремянки, и Джек подхватил ее.

— Осторожнее. Это не национальная катастрофа.

— Именно. Только в этом случае Паркер объявляет «красную» тревогу. Идем. Иногда лишняя пара рук, особенно мужских, бывает незаменимой. Если это девчачьи фокусы, вернешься и поможешь надевать чехлы на стулья. Черт побери. Я шла точно по графику.

— Ты успеешь.

Эмма пронеслась через веранду, буквально взлетела вверх по еще не украшенной лестнице в холл перед Апартаментами невесты. И попала прямо в гущу истерики.

Весь холл заполонила небольшая толпа полуодетых людей. Голоса срывались на ультразвук, доступный собакам, которых, впрочем, здесь не было. Слезы текли неудержимыми потоками.

В эпицентре бушующего урагана островком хладнокровия стояла Паркер. Правда, Эмма под напускным спокойствием подруги распознала отчаяние.

— Прошу внимания! Все будет хорошо. Но вы должны успокоиться и выслушать меня. Миссис Карстэрз, пожалуйста, присядьте здесь. Садитесь, садитесь, теперь глубоко вдохните.

— Но моя детка, моя девочка.

Картер — храброе сердце — протиснулся вперед — и взял рыдающую женщину под руку.

— Прошу вас, садитесь.

— Что-то нужно сделать. Что-то нужно сделать.