Шипы и лепестки Робертс Нора
— Я уверен, это ее лучшая работа. Висит вон там. Хотелось бы узнать ваше мнение. — Жестикулируя, Джаспер коснулся ее локтя, но не нечаянно, как Эмма точно знала, а проверяя ее реакцию. — Позволите принести вам вина?
— Вообще-то… у меня уже есть, — сказала Эмма, беря бокал у подоспевшего Джека. — Джек, познакомься, Джаспер. Мы восхищались… — она наконец нашла название, — «Вавилоном».
— Смешение языков, — предположил Джек, протягивая Эмме бокал и по-хозяйски обнимая ее за плечи.
— Да, конечно. Прошу меня извинить, — пробормотал Джаспер и поспешил их покинуть.
— Бедняга, его мечты разбиты. — Джек с умным видом уставился на картину, потягивая не просто плохое, а очень плохое вино. — Похоже на магнит для холодильника.
— Слава богу. А я уж испугалась, что ты действительно что-то увидел.
— Или кто-то с перепугу рассыпал Скрабл.
— Прекрати. — Эмма уже еле сдерживала смех. — Джаспер считает это блестящим образцом минималистского хаоса.
— Ну, он знаток искусства. Почему бы нам просто не…
— Джек!
Эмма обернулась. Раскинув руки, громыхая дюжиной массивных серебряных браслетов, сквозь толпу продиралась высокая огненно-рыжая девица. Бесконечные ноги в черных колготках, обтягивающее черное платье на тощем теле, пышная грудь, чуть ли не выплескивающаяся из глубокого круглого декольте. Обхватывая Джека и впиваясь в его губы своими, кроваво-красными, девица чуть не сбила Эмму с ног, и Эмма едва успела перехватить бокал Джека.
— Я знала, что ты придешь, — басовито прохрипела, словно прорыдала, девица. — Ты даже не представляешь, как много это для меня значит. Это невозможно представить.
— А-а, — ошеломленно протянул Джек.
— Большинство этих людей… они меня не знают. Они не были во мне.
Боже. Боже милостивый.
— Ладно. Подожди… — Джек попытался выпутаться из ее объятий, но ее руки, как удавка, еще крепче обхватили его шею. — Я просто хотел заглянуть и поздравить. Позволь представить тебе… Келли, ты перекрыла мне кислород.
— Я скучала по тебе. Этот вечер так много значил для меня, но теперь он значит намного больше. — Театральные слезы заблестели в ее глазах; губы задрожали от избытка чувств. — Я знаю, что теперь, когда ты здесь, я смогу пережить этот вечер, этот стресс, эти ожидания. О, Джек, Джек, не покидай меня. Не отходи от меня.
«Еще немного, и я действительно окажусь в ней», — подумал Джек, в отчаянии хватая Келли за запястья и пытаясь оторвать ее руки от своей шеи.
— Келли, познакомься, это Эммелин. Эмма…
— Очень рада познакомиться. — С преувеличенным энтузиазмом Эмма протянула руку. — Должно быть, вы…
Келли отшатнулась, словно ее ударили ножом, но тут же опомнилась и набросилась на Джека:
— Как ты посмел! Как ты мог? Как ты мог привести ее сюда и швырнуть мне в лицо? Ублюдок! — Откричавшись, Келли умчалась прочь, расталкивая оцепеневших зрителей.
— Ну, славно повеселились. Пошли отсюда. — Джек схватил Эмму за руку и поволок к двери. — Ошибка. Большая ошибка, — признал он, глотнув свежего воздуха, и потащил Эмму дальше по улице. — Похоже, она проткнула мне миндалины языком. Ты меня не защитила.
— Я подвела тебя. Мне так стыдно.
Джек прищурился.
— По-твоему, это было смешно?
— Я тоже стерва. Бессердечная стерва. Позор мне. — Эмма остановилась и, не в силах больше сдерживаться, расхохоталась. — Господи, Джек. О чем ты думал?
— Когда женщина протыкает мужчине миндалины языком, он перестает думать. А еще она умеет… И я чуть не сказал это вслух. — Джек пригладил ладонью волосы, внимательно посмотрел на сияющее лицо Эммы. — Мы слишком долго были друзьями. Это опасно.
— Как друг, я угощу тебя выпивкой. Ты заслужил. — Эмма взяла его за руку. — Я не поверила, когда ты назвал ее напористой и все такое. Я решила, что ты просто парень, который терпеть не может обязательств. Но напористая — слишком мягкое слово для нее. К тому же ее художества смехотворны. Ей следовало бы встречаться с Джаспером. Он ею восхищается.
— Давай поищем выпивку в другом конце города, — предложил Джек. — Мне не хотелось бы снова с ней столкнуться. — Он открыл Эмме дверцу машины. — А ты совсем не смутилась.
— Естественно. У меня высокий порог смущения. Если бы в ней была хоть капелька искренности, я бы ее пожалела, но она насквозь фальшивая, как и ее искусство. И, возможно, такая же странная.
Джек обдумывал услышанное, пока обходил капот и садился за руль.
— Почему ты это сказала? Что она фальшивая?
— Келли устроила спектакль и сыграла главную роль. Может, она и испытывает какие-то чувства к тебе, но себя она любит гораздо больше. И она видела меня еще до того, как прыгнула на тебя. Она устроила это шоу, прекрасно зная, что ты пришел не один.
— Нарочно сделала из себя посмешище? Как такое вообще может прийти в голову?
— Дело не в этом. Она уже была на взводе и подзарядилась еще больше. — Эмма перехватила его озадаченный взгляд. — Мужчинам не понять, верно? А это так интересно. Джек, она была звездой своей романтической трагедии, и она наслаждалась каждой секундой. Держу пари, благодаря этому представлению она продаст сегодня больше чепухи, которую называет искусством.
Следующие несколько минут Джек молча крутил руль.
— Твое самолюбие сильно пострадало? — нарушила молчание Эмма.
— Царапина. Поверхностная. Я размышляю, не подал ли ей ложный сигнал, не спровоцировал ли ее. — Джек пожал плечами. — Может, я действительно заслужил это захватывающее шоу и царапину.
— Переживешь, но лучше держись от нее подальше. Итак… хочешь познакомить меня с другими своими бывшими?
— Ни в коем случае. — Джек повернул к ней голову, и в свете уличных огней его волосы вспыхнули золотыми и бронзовыми искрами. — Но я должен сказать, что по большей части женщины, с которыми я встречался, не были чокнутыми.
— Это хорошо тебя характеризует.
Они нашли маленький ресторанчик и заказали одну порцию фетучини Альфредо на двоих.
Джеку вдруг пришло в голову, что рядом с Эммой он полностью расслабляется. Странно, он всегда считал себя человеком спокойным, не подверженным стрессам, но одно присутствие Эммы, разговоры с ней о чем угодно загоняли любую его проблему, любую тревогу в самые дальние уголки мозга.
Еще более странным казалось то, что женщина одновременно умиротворяет и возбуждает его. Он не мог припомнить, чтобы испытывал подобную комбинацию чувств рядом с любой другой женщиной.
— Как случилось, что за все годы нашего знакомства ты никогда не готовила мне еду? — спросил он.
Эмма намотала на вилку одну-единственную макаронину.
— Как случилось, что за все годы нашего знакомства ты никогда не затаскивал меня в постель?
— Ага. Значит, ты стряпаешь для мужчин, только когда получаешь секс.
— Правильно выбранная стратегия. — Эмма улыбалась, в ее глазах танцевали смешинки, зубы пощипывали макаронину. — Готовить так хлопотно. Должна же я получить вознаграждение.
— Как насчет завтра? Вознаграждение гарантировано.
— Не сомневаюсь, но завтра не получится. Я не успею купить все ингредиенты, а я очень серьезно отношусь к стряпне. Среда слишком плотно забита, но…
— В среду вечером я занят.
— Хорошо, в любом случае следующая неделя удобнее. Я не Паркер и не держу в голове расписание, а в руке «BlackBerry», но думаю… Ой. Чинко ди Майо[1]. Скоро пятое мая. Важный семейный праздник. Ты же помнишь, ты приходил раньше.
— Самая грандиозная вечеринка года.
— Фамильная традиция Грантов. А что касается ужина, я сверюсь с ежедневником, тогда и договоримся. — Эмма откинулась на спинку стула с бокалом в руке. — Надо же, скоро май. Самый лучший месяц.
— Для свадеб?
— И для свадеб, и вообще. Азалии, пионы, лилии, глицинии. Все просыпается и расцветает. И можно высаживать некоторые однолетники. Миссис Грейди начинает копаться в своем огородике. Май — это начало и возвращение. А у тебя какой любимый месяц?
— Июль. Выходные на пляже — солнце, песок, серфинг. Бейсбол. Длинные дни, дымящийся гриль.
— Ммм, тоже хорошо. Очень хорошо. Запах свежескошенной травы.
— Мне не приходится косить траву.
— Городской парень.
— Мой жизненный удел.
Перебрасываясь словами, они лениво ковыряли спагетти. Вокруг, не нарушая их уединения, жужжали разговоры.
— Ты когда-нибудь хотел жить в Нью-Йорке? — спросила Эмма.
— Обдумывал этот вариант, но мне нравится здесь. Жить, работать. И достаточно близко от Нью-Йорка, чтобы попасть на любой матч: «Янкис», «Никс», «Джайентс», «Рейнджере» — все под боком.
— Ходят слухи, что в Нью-Йорке еще есть балет, опера, театр.
— Неужели? — Джек с преувеличенным изумлением вытаращил глаза. — Фантастика.
— Джек, ты настоящий мужчина.
— Виновен.
— Как ни странно, но я никогда тебя не спрашивала, почему ты выбрал архитектуру.
— Моя мать уверяет, что я еще в два года начал строить дома. Наверное, не переболел. Люблю придумывать, как организовать пространство или изменить уже построенное здание. Как лучше его использовать? Для жизни, работы, игры? А что будет вокруг? Какие материалы в данном случае самые лучшие, самые интересные или практичные? Что представляет собой клиент, чего он хочет на самом деле? В какой-то степени это не очень сильно отличается от того, что делаешь ты.
— Только твои творения живут дольше.
— Должен признаться, что с болью в сердце наблюдал бы, как мое творение вянет и умирает. Тебя это не тревожит?
Эмма отщипнула крохотный кусочек хлеба.
— Я думаю, в быстротечности есть что-то притягательное. Она делает творение более ценным, более личным. Цветок распускается, и ты думаешь: ах, какая красота. Или создаешь букет и думаешь: ах, великолепно. Я не уверена, воспринимали бы мы эту красоту столь же остро, если бы не знали, что она скоро исчезнет. Здание должно стоять вечно; сады вокруг него должны меняться.
— Ты не думала заняться ландшафтным дизайном?
— Наверное, еще мимолетнее, чем ты рассматривал Нью-Йорк. Мне нравится работать в саду, на свежем воздухе, на солнце, высаживать растения и наблюдать, как они расцветут через год или весной, или летом. Однако каждый раз, как приходит заказ от моего поставщика, мне кажется, что я получила коробку с новыми игрушками. — Ее лицо приняло мечтательное выражение. — И каждый раз, как я вручаю невесте ее букет, вижу ее реакцию или замечаю, какими глазами гости на свадьбе смотрят на цветочные композиции, я думаю: это сделала я. И даже если такие композиции уже были, они никогда не получаются идентичными. Поэтому каждый раз все в новинку.
— А новое не может наскучить. До знакомства с тобой я считал, что флористы в основном просто втыкают цветы в вазы.
— До знакомства с тобой я считала, что архитекторы в основном чертят за кульманами. Видишь, как много нового мы узнали.
— Несколько недель назад я и представить не мог, что мы будем сидеть вот так. — Джек положил ладонь на ее сложенные руки, легко погладил, глядя ей прямо в глаза. — И что еще до конца вечера я узнаю, что скрывает это потрясающее платье.
— Несколько недель назад… — Эмма сбросила туфлю и под столом медленно провела ступней по его ноге. — Я и представить не могла, что надену это платье только для того, чтобы ты снял его с меня. Вот почему… — Эмма придвинулась к Джеку, в ее глазах замерцали золотистые отблески свечей, а губы почти коснулись его губ, — … под ним ничего нет.
Джек еще пару секунд в упор смотрел в ее глаза, ласковые и озорные, затем вскинул свободную руку:
— Счет!
Он должен был сосредоточиться на вождении, тем более что пытался побить рекорд скорости на равнинных трассах. Эмма сводила его с ума с того момента, как откинула пассажирское сиденье, как скрестила потрясающие голые ноги так, что платье соблазнительно заскользило вверх по бедрам. А потом она наклонилась вперед — о да, он точно знал, что нарочно, — и, на секунду рискнув отвести взгляд от дороги, он был вознагражден восхитительным видом ее грудей на фоне сексуальной красной ткани.
Эмма покрутила ручки радиоприемника, повернула голову, соблазнительно улыбнулась, распрямилась и снова скрестила ноги, а подол платья скользнул повыше на полдюйма. Джек захлопнул отвисшую челюсть, испугавшись, что вот-вот у него потекут слюни.
Из мелодии, которую нашла Эмма, он слышал только басы. Ритмично пульсирующие басы. Остальное воспринималось статичным белым шумом.
— Ты рискуешь нашими жизнями, — предупредил он, но Эмма только рассмеялась.
— Я могла бы увеличить риск. Я могла бы сказать, чего жду от тебя. Как безумно хочу быть с тобой. У меня сейчас такое настроение, что я хочу подчиняться, хочу, чтобы ты делал со мной все, что пожелаешь. Джек, еще несколько недель назад ты мог представить, что сможешь обладать мной? Делать со мной все, что захочешь?
— С того самого утра, как увидел тебя на пляже. Только я представлял, как ночью тяну тебя в воду. Я представлял вкус твоей кожи, подсоленной морской водой. Я представлял твои груди в своих ладонях, под своими губами, представлял, как волны накрывают нас. Я овладевал тобой на мокром песке и отступал, только когда у тебя оставалось сил ровно столько, чтобы прошептать мое имя.
— Долго же ты мечтал, — произнесла она чуть охрипшим голосом. — Но я знаю одно: мы действительно должны вернуться на пляж.
Смех должен был немного уменьшить боль, но лишь усилил ее. Еще одно, происходящее с ним впервые, решил Джек, — женщина, которая заставляет его смеяться и в то же время испытывать страстное желание.
Не снижая скорости, Джек свернул на аллею поместья Браунов. На третьем этаже в обоих крыльях главного дома и в студии Мак горел свет. Эмма оставила немного света в доме, и над ее крыльцом горел фонарь.
Джек отстегнул ремень безопасности в ту же секунду, как нажал на тормоза. Не успела Эмма освободиться от своего ремня, как Джек развернулся и стал жадно целовать ее губы, гладить ее соблазнительные ноги.
Эмма чуть прикусила его язык — мимолетная эротическая ловушка — и стала судорожно расстегивать молнию на его брюках. Джек сдернул платье с одного ее плеча и тут же ударился коленом о рычаг переключения передач.
— Ух! — вскрикнула за него Эмма и захихикала. — Придется дополнить налокотники наколенниками.
— Чертова машина слишком мала. Бежим в дом, пока целы.
Она схватила его за куртку, дернула к себе, чтобы поцеловать еще раз.
— Скорее.
Они выскочили из машины каждый со своей стороны, метнулись друг к другу и столкнулись со сдавленным смехом, с отчаянным стоном. И снова впились друг в друга губами. И не в силах разорвать контакт, пошатываясь и спотыкаясь, словно в безумном танце закружились к дому. А когда они добрались до крыльца, Эмма толкнула Джека на дверь и снова набросилась на него, отрываясь лишь на секунды, чтобы сдернуть с него куртку, сорвать свитер. В какой-то момент она изловчилась и цапнула зубами его подбородок, выдернула ремень из его брюк и отбросила вслед за свитером.
Джек наконец нашарил за спиной дверную ручку, и они оба ввалились внутрь. Теперь он толкнул Эмму на дверь, одной рукой схватил ее руки в замок и поднял над головой, а другой вздернул подол платья. И нашел ее. Уже распаленную, уже жаждущую его. И вонзился в нее. Она задохнулась и закричала, содрогаясь в сильном и быстром оргазме.
— Сдаешься? — прохрипел Джек.
Она судорожно дышала, дрожала, но не отвела взгляд.
— Никогда.
Джек снова довел ее до оргазма, сокрушая ее тело руками, губами. Она уже не могла ни стонать, ни кричать. Кожа вспыхнула, когда Джек сдернул платье до талии, освободив ее груди, и стал целовать их. Он давал ей все, что она хотела, больше, чем могла представить. Он был требовательным и безжалостным, он был абсолютным властелином ее тела. Думал ли он об этом? Знал ли? Догадывался?
Сейчас ей было достаточно желать так сильно и быть так безмерно желанной. Эмма оперлась спиной о дверь, закинула ногу на его талию, прижалась к нему.
— Я хочу больше.
У Джека закружилась голова. Его будто затянуло в омут по имени Эмма. Ее лицо, ее тело, ее рассыпавшиеся волосы, вкус ее кожи, ее аромат окутали его. И в новом приступе безумия он вонзился в нее и не смог остановиться, пока она не прошептала его имя.
Освобождение было бурным и восхитительным. Джек не был уверен, что держится на ногах, и подумал, что вряд ли его сердце когда-нибудь забьется в прежнем ритме. Оно все еще бешено колотилось в груди, не давая свободно вздохнуть.
— Мы еще живы? — с трудом выдавил он.
— Я… я не думала, что можно чувствовать себя так, будто меня уже нет. Вся моя жизнь пронеслась перед глазами в одно мгновенье.
— А я там был?
— В каждой сцене.
Он подарил себе еще минуту и отстранился. И заметил, что действительно устоял. Как и она… раскрасневшаяся, сияющая и голая, если не считать пары сексуальных босоножек на высоченных шпильках.
— Боже, Эмма, ты… Нет слов. — Он не смог удержаться и снова коснулся ее, на этот раз почти благоговейно. — Мы так и не добрались до спальни.
— Хорошо. — Когда он обхватил ее бедра, она повисла на нем и обвила его талию обеими ногами. — Ты сможешь донести меня хотя бы до дивана?
— Я могу попытаться. — Он донес ее, и они, сплетенные, рухнули на диван.
Два часа спустя, наконец добравшись до спальни, они заснули, обнявшись, не отпуская друг друга.
Эмме снился сон, и в ее сне они танцевали в саду, освещенном луной. Весенний воздух благоухал розами. Лунный свет серебрил цветы, распустившиеся повсюду. Обнявшись, они скользили и кружились. Джек поднес их сплетенные пальцы к своим губам и поцеловал, и когда она подняла глаза, когда улыбнулась ему, то увидела в его глазах слова еще до того, как он произнес их:
— Я люблю тебя, Эмма.
И во сне ее сердце расцвело, как цветок.
13
Готовясь к консультации с Симанами, Эмма наполнила вазоны портика пышными гортензиями. Насыщенный голубой цвет, несколько театральный и романтический, прекрасно контрастировал с окружающей природой и приковывал к себе внимание. Поскольку невеста выбрала голубые и персиковые цвета, Эмма надеялась, что не ошиблась и гортензии создадут необходимое настроение.
Тихонько напевая, Эмма вернулась к фургону и начала выгружать горшки с белыми тюльпанами — любимыми цветами невесты, — которые собиралась расставить по краям ступенек. Образ более нежный, чем интенсивный голубой, более мягкий, более изысканный. Очаровательное смешение форм, стиля, текстур. Будет очень элегантно, очень стильно… Эмма склонилась между вазонами с полными руками тюльпанов.
— Эм! — Эмма обернулась, и Мак — уже в ярко-зеленом, как ее глаза, деловом костюме — щелкнула затвором фотоаппарата. — Отлично выглядишь!
— Цветы отлично выглядят, а мне еще надо привести себя в порядок. Наш самый важный клиент достоин самой тщательной подготовки. — Эмма поставила горшки и выпрямилась. — Во всем.
— У тебя осталось не так уж много времени.
— Я почти закончила. Это последнее. — Довольная проделанной работой, Эмма с наслаждением вдохнула аромат цветов. — Боже! Какой чудесный день!
— Что-то ты сегодня очень жизнерадостная.
— У меня вчера было отличное свидание. — Эмма отступила, чтобы окинуть взглядом портик, и подхватила Мак под руку. — Было все: комедия, драма, разговоры, секс. Я чувствую себя… полной энергии.
— И у тебя блестят глаза.
— Может быть. — Эмма на секунду положила голову на плечо подруги. — Я понимаю, что это случилось слишком быстро, и мы еще не обсуждали — даже не намекали на серьезные отношения, но… Мак, ты же знаешь мои фантазии. Как я всегда мечтала о лунной ночи, о звездах…
— О танце в саду. — Мак обняла Эмму за талию. — Конечно, знаю, с самого детства.
— Мне это снилось сегодня ночью. С Джеком. Я танцевала с Джеком. Я знала, с кем танцую, впервые с тех пор, как мне снится этот сон или я представляю этот танец. Тебе не кажется, что это что-то значит?
— Ты влюблена.
— То же самое сказала Паркер вчера вечером перед моим свиданием, и я все отрицала: нет, нет и нет, я не влюблена. Но, разумеется, как обычно, она оказалась права. Я чокнулась?
— Кто сказал, что любовь разумна? Ты уже влюблялась.
— Да, вроде того, — согласилась Эмма. — Хотела влюбиться, надеялась, что влюблена. Однако теперь, когда влюбилась, это гораздо больше того, что я представляла. А представляла я немало. — Эмма отошла в сторонку и покружилась. — Я счастлива.
— Ты скажешь ему?
— Боже, нет, разумеется. Он испугается. Ты же знаешь Джека.
— Да, — осторожно сказала Мак. — Я знаю Джека.
— Я счастлива, — повторила Эмма, приложив руку к сердцу. — И пока мне достаточно. Он неравнодушен ко мне. Всегда понимаешь, когда мужчина к тебе неравнодушен.
— Да, конечно.
— Поэтому я собираюсь быть счастливой и верить, что он в меня влюбится.
— Эмма, хочешь правду? Я не понимаю, как он может не влюбиться в тебя. Вы так подходите друг другу, это видно невооруженным глазом. Если ты счастлива, я счастлива за тебя.
Однако, хорошо зная подругу, Эмма почувствовала сомнения в ее тоне, в ее словах.
— Ты боишься, что он причинит мне боль. Я чувствую. И у тебя есть основания, мы же знаем Джека. Только, Мак, ты ведь не хотела влюбляться в Картера.
— Ты меня подловила. — Мак с улыбкой провела кончиками пальцев по растрепавшимся локонам Эммы. — Не хотела, но влюбилась, поэтому должна отбросить цинизм.
— Хорошо. И хватит разговоров, мне пора перевоплотиться в профессионала. Пожалуйста, передай Паркер, что я все сделала и вернусь через двадцать минут.
— Договорились, — сказала Мак и, уже не скрывая озабоченности, посмотрела вслед убежавшей подруге.
Час спустя Эмма — в элегантном костюме и туфлях на низких каблуках — показывала свои сады будущей невесте, ее все подмечающей матери и зачарованной сестре матери.
— Вы видите все, что будет цвести следующей весной, и, разумеется, этого мало, чтобы удовлетворить ваши желания.
— Они и слышать не хотят о мае или июне, — пробормотала Кэтрин Симан.
— Мама, только не начинай опять, — взмолилась Джессика.
— Зато это лучшее время для тюльпанов, которые, как я знаю, вы любите, — обратилась Эмма к Джессике. — Этой осенью мы посадим побольше — целое море — белых и персиковых тюльпанов и голубые гиацинты. И дополним их персиковыми розами, дельфиниумом, водосбором, левкоями и гортензиями в белых контейнерах. Все в выбранных вами тонах, разбавленное белым. А здесь я планирую поставить решетку, увитую розами. — Эмма улыбнулась Кэтрин. — Обещаю вам, получится сказочный сад, и такой пышный и романтичный, какой вы только можете пожелать для свадьбы своей дочери.
— Ну, я видела вашу работу, так что доверяю вашему слову. — Кэтрин кивнула Мак. — Предсвадебные фотографии были именно такими, как вы обещали.
— Очень помогает, когда модели прекрасны и безумно влюблены друг в друга, — не поскупилась на комплимент Мак, правда, вполне искренний.
— Мы прекрасно провели время. — Джессика ослепительно улыбнулась Мак. — И я чувствовала себя сказочной принцессой.
— Ты и выглядела сказочной принцессой, — сказала ее мать. — Хорошо, давайте поговорим о верандах.
— Если вы помните эскизы, которые я показывала на презентации… — начала Эмма, возглавляя процессию, направившуюся к дому, но ее перебила восторженная тетушка Адель:
— Ах, Паркер, я видела вашу работу. Я была здесь на трех свадьбах, и все были проведены изумительно.
— Благодарю вас, — улыбнулась Паркер.
— То, что вы создали здесь, вдохновило меня на планирование чего-то похожего. Мы часть года живем на Ямайке, а многие специально едут туда, чтобы пожениться. Идеальное место для надежной, элитной свадебной фирмы, предоставляющей полный комплекс услуг.
— Адель, ты это серьезно? — удивилась Кэтрин.
— Я изучила ситуацию и настроена более чем серьезно. — Адель снова повернулась к Паркер. — Мой муж скоро выходит на пенсию, и мы планируем проводить в нашем зимнем доме на Ямайке еще больше времени. Я думаю, это было бы отличным вложением средств и очень благодарным и веселым делом. — Адель улыбнулась и подмигнула Эмме. — А если бы я смогла соблазнить вас обещанием неограниченного количества тропических цветов и ласковыми островными бризами, то заложила бы первый камень.
— Соблазнительно, — признала Эмма таким же веселым беззаботным тоном, — но «Цветочная фантазия» «Брачных обетов» занимает все мое время. Если вы не оставите эту затею, я уверена, любая из нас с удовольствием ответит на все ваши вопросы. А теперь посмотрите сюда…
После консультации четыре совершенно вымотанные подруги рухнули на диван в гостиной.
— Боже. — Лорел со стоном вытянула ноги. — Кэтрин ни одной мелочи не упустила. Я чувствую себя так, будто мы провели свадьбу, а не просто ее проговорили. Уже в который раз.
Если никто не возражает, предлагаю не занимать пятницу и воскресенье до и после этой свадьбы. Ее масштаб более чем скомпенсирует возможные потери от двух свободных дней, а освещение в прессе и молва принесут еще больше. — Паркер скинула туфли. — Мы на целую неделю сможем сосредоточиться только на этом приеме.
— Слава богу, — с облегчением вздохнула Эмма. — Количество цветов, ландшафтный дизайн, букеты и композиции, гирлянды и фестоны, украшение деревьев. Вы можете все это представить? Мне пришлось бы нанять больше дизайнеров, чем обычно. Однако, имея целую неделю на подготовку одной свадьбы, я смогу обойтись обычной командой. Конечно, если потребуется, можно будет пригласить кого-нибудь уже на оформление, но я предпочитаю сделать как можно больше своими руками и с людьми, которых я знаю.
— Я целиком и полностью согласна с Эммой, — поддержала Лорел. — Торты, десертный бар, шоколад с монограммами — и все очень изысканное и трудоемкое. Свободная от приемов неделя даст мне возможность поспать хоть пару часов в сутки.
— Даже три. — Мак подняла руку. — Они заказали подробную фотосъемку репетиции и репетиционного ужина, так что, если бы в пятницу был прием, пришлось бы нанимать для него фотографа, поскольку я была бы занята с Симанами. А так я возьму в помощь двух фотографов и двух видеооператоров только на саму свадьбу. И свободное воскресенье сохранит жизнь нам и нашим помощникам.
— О, Паркер, и это только первая жертва, которую ты им приносишь.
— Значит, решено. Я сообщу МН, что мы освобождаем целую неделю, чтобы посвятить свадьбе ее дочери все наше время, внимание и таланты. Ей понравится, — подвела итог Паркер.
— Мы ей и так нравимся, — заметила Эмма. — Ей нравится концепция нашей фирмы, основанной и управляемой четырьмя женщинами.
— И ее сестре мы тоже нравимся. Кого еще пронырливая Адель пыталась сманить на Ямайку? — спросила Лорел.
Все четверо дружно подняли руки.
— Она даже не сознает, как это бестактно, — добавила Паркер. — Это наш бизнес. Мы не наемные работники. Мы хозяева.
— Да, бестактно, но вряд ли она хотела кого-то обидеть. — Эмма пожала плечами. — Я предпочитаю чувствовать себя польщенной. Она считает мои цветы сказочными, торты и десерты Лорел — роскошными, координаторские способности Паркер — уникальными, а Мак поразила всех предсвадебными фотографиями.
— Да, — согласилась Мак, — я это сделала.
Паркер подняла свою бутылку с водой.
— А теперь поздравим друг друга, уделим минуточку восхищению нашими потрясающими талантами и вернемся к работе.
— Ну, если минуточку, я хотела бы поблагодарить Эмму за вчерашнее ночное шоу.
Эмма непонимающе уставилась на Лорел.
— Прости, о чем ты?
— Я случайно вышла вчера на веранду подышать перед сном свежим воздухом и увидела мчащийся по дорожке автомобиль. Сначала я подумала: ой-ой, что-то стряслось. Но нет, все было тихо.
— О боже. — Эмма в ужасе закрыла ладонями глаза. — О боже.
— Поскольку никто не выскочил, истекая кровью, и не вывалился из салона, я собралась бежать вниз и сортировать пострадавших по степени поражения, но не успела. Распахнулись обе дверцы. Из одной вылетела Эмма, из другой — Джек.
— Ты смотрела?
Лорел фыркнула:
— А то!
— Дальше, — потребовала Мак. — Мы должны знать все.
— И узнаете, не сомневайтесь. Они набросились друг на друга, как дикие звери.
— Ой, да… — вспомнила Эмма.
— Потом был классический номер прижимания спиной к двери.
— Как давно меня не прижимали спиной к двери, — мечтательно произнесла Паркер, легким трепетом подчеркивая свои слова. — Очень давно.
— Должна отметить, что, с моей точки зрения, Джек выполнил трюк идеально. Безупречно. Но и наша девочка не ударила в грязь лицом.
— Господи, Лорел, замолчи!
— Она сорвала и отшвырнула его куртку. За курткой последовал его свитер.
— О мой бог, о мой бог, о мой бог! — запричитала Мак.