Трибьют Робертс Нора

Глава 16

Когда она проснулась, музыка все еще звучала. Та же монотонная дробь и звяканье дождя, которые убаюкали Силлу ночью, теперь разбудили ее. Он обнял ее, вспомнила она — еще сонная, — когда она попросила. Он обнял ее под музыку дождя.

Она проснулась под заботливо подоткнутым одеялом.

И одна.

Та часть ее разума, которая не хотела возвращаться к воспоминаниям, убеждала ее вновь погрузиться в сон, просто позволить дождю и влажному сумраку опять поглотить ее.

Ты зашла слишком далеко, чтобы позволить это, напомнила себе Силла. Слишком далеко, чтобы теперь улизнуть. Взгляни в лицо фактам. Прими решение. И принимайся за дело.

Заставляя себя сесть на постели, она подумала, что этот назойливый, расчетливый голос в ее голове давно пора бы приглушить.

Потом она увидела кофе.

На ночном столике стояла ее походная кружка. К ней был прислонен один из ее блокнотов с безжалостно точным и неожиданно нелестным рисунком — именно так, по ее мнению, она и должна была выглядеть в данный момент. Всклокоченная, с припухшими глазами, помятая и хмурая. Под рисунком жирными печатными буквами было написано:

Я КОФЕ!!

ВЫПЕЙ МЕНЯ!

(ПОТОМ ПЕРЕВЕРНИ СТРАНИЦУ)

— Забавный парень, — пробормотала она. Затем взяла блокнот, бросила его на постель и взяла в руки кружку. Кофе в ней был едва теплым, но крепким и сладким. То, что надо. Она наслаждалась, сидя в постели, потягивая напиток и ожидая, пока кофе окончательно разбудит ее.

И лениво перевернула страницу блокнота.

Она не думала, что может рассмеяться в такое время, что смех прорвется через морок депрессии, но уголки ее губ сами собой поползли вверх.

Он изобразил ее энергичной, с широко раскрытыми глазами, с преувеличенными грудями и бицепсами, выпирающими из пижамы, с развевающимися от невидимого ветра волосами, с широкой и яркой улыбкой. В руке зажата походная кружка, от которой поднимается тонкая струйка пара.

— Да, ты забавный парень.

Отложив блокнот, она отправилась на поиски забавного парня.

Открыв дверь спальни, Силла услышала скрежет. Стекло — нет, осколки кафельной плитки, решила она, — по пластику. Она направилась к хозяйской спальне, толчком распахнула дверь и подошла к открытой двери ванной.

Он нашел рабочие перчатки, отметила она, а также маленький совок и несколько пустых ведер из-под сухой штукатурки. Два ведра были заполнены осколками плитки. Видеть методичную уборку последствий вандализма оказалось для нее тяжелее, чем она думала.

— Ты теряешь свою репутацию сони.

Он выбросил очередную пригоршню осколков и выпрямился.

— Ты сломала всю мою жизнь, — он внимательно вглядывался в ее лицо. — Как кофе?

— Замечательный. Спасибо. Ты не обязан это делать, Форд.

— Я ничего не понимаю в строительстве, но хорошо разбираюсь в уборке.

— Тут не обойдешься двумя ведрами и совком.

— Да, я это понял. А еще я понял, что должен заняться делом, потому что пребывание с тобой в одной постели дождливым воскресным утром меня… возбуждает.

— Ты это так называешь?

— В приличном обществе, — его лицо оставалось серьезным.

Она кивнула и подошла ближе, чтобы рассмотреть трещины и сколы на стеклянных панелях стены. Ей нравились узоры на стекле и то, как оно пропускает через себя свет. Она хотела покрасить стены в серебристый цвет, чтобы они подчеркивали сверкание хромированных кранов. Ее стильный оазис и, возможно, дань уважения старому Голливуду.

Корням ее корней.

— Я еще не знаю, что буду делать. Я правда не знаю, хочу ли я все это восстанавливать. Хочу ли я вести войну, которую мне кто-то объявил. Я приехала сюда не для того, чтобы вести войны. Я хотела что-то построить — для себя и для нее. Может, что-то перенять от нее. Но знаешь, когда в фундаменте появляется трещина, все рушится.

— Не рушится, Силла, а его разрушают. Это разные вещи, — он склонил голову набок, затем в другую сторону, подчеркнуто внимательно разглядывая ее лицо. — Не вижу тут никаких трещин.

— Она была наркоманкой, алкоголичкой. Возможно, ее сделали такой, эксплуатировали, использовали. Потакали и баловали. Я знаю, как это бывает. Не на ее уровне, конечно, но достаточно, чтобы понимать, чем это было для нее. Я могла бы строить где угодно, но сделала сознательный выбор и приехала сюда. Этот дом — одна из причин. А еще моя травмированная психика и необходимость доказать, что я сама чего-то стою. Все вместе.

— Это убедительные причины, — он пожал плечами в своей непринужденной манере. — Tы остаешься, ты убираешь. Ты строишь. Это твоя жизнь.

Она покачала головой.

— Ты и представить себе не можешь, как мне плохо.

— Могу догадываться. Ну а ты сама? Ты хоть знаешь, какая ты сильная?

Разве она могла противостоять этой прямолинейной, упрямой убежденности?

— Моя сила поколеблена.

— Может, тебе нужна поддержка?

— В виде еще одного кофе?

— Сытный воскресный завтрак, — он стянул рабочие перчатки и бросил на крышку унитаза. — Ты не обязана определять свою дальнейшую жизнь именно теперь, или сегодня, или завтра. Почему бы не устроить себе выходной? Не торопись. Давай отдохнем сегодня. Возьмем Спока, который где-то снаружи гоняется за своими кошками. Поедем в кафе есть оладьи, сходим… в зоопарк.

— На улице дождь.

— Он не может идти вечно.

Она внимательно посмотрела на него — на спокойную улыбку, на ласковые, терпеливые глаза. Он заботится о ней. Оставил ей кофе и рассмешил, когда она еще наполовину спала. Слушает ее жалобы и не требует ничего взамен.

Он верит в нее, причем так, как никто никогда не верил, даже она сама.

— Конечно, не может, правда? Он не может идти вечно.

— Поэтому одевайся, и мы пойдем загружаться углеводами, а потом посмотрим на обезьян.

— Оладьи — это звучит заманчиво. После.

— После чего?

Силла улыбнулась, взялась за отворот его рубашки и прочла легкую тревогу в его глазах.

— Возвращайся в постель, Форд.

— Силла…

Она повлекла его за собой.

— Это только mы. В данный момент в моей голове больше ничего нет. И я хочу этим воспользоваться.

— Хорошо, — он взял в ладони ее лицо и поцеловал в губы.

— Отличное начало, — сказала она, когда ее голова перестала кружиться.

— Я не планировал этого. — Он подхватил ее на руки и понес в спальню. — Но я могу проявить гибкость.

— И я, — ее улыбка была медленной и нежной.

— О боже.

Засмеявшись, она обвила руками его шею и прижалась губами к его губам. Только мы двое, подумала она, падая вместе с ним на кровать. Все остальное потом. Только они и музыка дождя. В теплом ленивом свете на смятой постели она позволила себе забыть обо всем и отдать себя на волю чувств. Застонав, она сорвала с Форда рубашку и обвила его ногами.

Он не мог оторваться от ее губ — от их вкуса, мягких вздрагиваний. Ямочка на нижней губе приводила его в восхищение. Он мог бы часами наслаждаться сексуальными прикосновениями ее языка, ласкавшего его язык.

Но это было далеко не все. Его манил грациозный изгиб ее шеи и округлость щеки, а гладкая кожа под подбородком обещала бесчисленные наслаждения. Его губы исследовали все эти места, прежде чем снова соединиться с ее губами. А когда его язык скользнул под хлопок пижамы и Силла застонала, его ждала еще большая награда.

Он начал поднимать ее пижаму, мучительно медленно, дюйм за дюймом, нежными, как прикосновение бабочки, пальцами, и посмотрел ей в глаза.

Ее сердце рассыпалось на осколки. Тело затрепетало.

— Ты здорово это умеешь.

— Оно стоит того… Я много наблюдал за тобой. Взглядом художника, — его взгляд скользнул вниз, пальцы начали ласкать ее грудь. — И много думал о тебе.

От его прикосновений по ее телу прокатывались волны дрожи.

— Представлял, как ласкаю тебя. Смотрю на тебя. Чувствую, как ты вздрагиваешь под моими руками. Ты стоила того, чтобы ждать.

Он снова приблизил свои губы к ее губам и поцеловал. Затем опустился на нее. Жар распространялся от тех мест, где соприкоснулись их обнаженные тела, удары сердца гулко отдавались в ушах. Губами и ладонями он ласкал ее трепетавшее тело.

Когда они упали на кровать, она подумала, что вот-вот достигнет оргазма. Но она ошибалась. Он вынуждал ее изнывать от желания.

Он ласкал ее с такой нежностью и любопытством, как будто она была первой женщиной, к которой он прикасался. И ей казалось, что ее еще не касался ни один мужчина. Чувства кружились и бурлили у нее внутри, проступая сквозь кожу, пока наслаждение не окутало ее, как кокон из света. Этот свет нахлынул с такой силой, что она ухватилась за скомканные простыни, чтобы удержаться в этом сиянии.

Он вел ее туда, к сияющему свету, где ее ждало острое, слепое наслаждение, пронзившее ее насквозь.

Он наслаждался ее трепещущим телом. Изящная линия торса, плавно переходящего в талию, завораживала его. Прикосновение ее бедер, приподнимающихся в порыве страсти, приводило его в дрожь. Длинные красивые ноги переходили в великолепные икры, прогибавшиеся под легким нажимом его зубов.

Она застонала, и этот звук проник в него, когда он вновь поднялся вверх, лаская теплое, влажное, манящее лоно. Его имя коротким, едва слышным шепотом слетело с ее губ. Ее пальцы прошлись по его волосам, спустились на спину, сжимаясь и разжимаясь. Влажная плоть скользила по влажной плоти, пока он снова не посмотрел ей в глаза.

Она смотрела ему в лицо и не отрывала взгляда, дрожа всем телом, пока он медленно погружался в нее. Ее синие глаза сияли, когда неторопливыми, размеренными движениями он овладевал ею.

Она тянулась к нему каждой клеточкой своего тела. Она приподнималась ему навстречу, не в силах сопротивляться страсти. Погружаясь в желание, которое он вновь и вновь удовлетворял. Когда они достигли пика наслаждения, она в изнеможении откинулась на простыни.

Расслабленная, опустошенная и обессиленная, она лежала под ним. Мир вокруг постепенно обретал форму, и она вновь услышала барабанную дробь дождя. Почувствовала спиной скрученную простыню. Когда туман в голове рассеялся и в ней начали мелькать случайные мысли, она подумала, что если такого секса у нее никогда в жизни не было, то дальше все может пойти только в сторону ухудшения.

Затем он повернул голову и провел губами по ее плечу, и она почувствовала — она была готова поклясться в этом, — как в этом месте ее кожа засияла.

Он поднял голову, откинул прядь волос с ее щеки и улыбнулся.

— Нормально?

— Нормально? — удивленно рассмеялась она. — По-моему, Форд, ты заслужил медаль или, по меньшей мере, почетную грамоту. У меня такое ощущение, что каждый дюйм моего тела… обласкан, — она нашла подходящее слово.

— Я бы сказал, что работа доставила мне не меньшее удовольствие, чем результат. — Он склонил голову, и от поцелуя у нее перед глазами заплясали золотые искорки. — Наверное, мне требуется перерыв на кофе.

Она обняла его за шею, подумав, что никогда в жизни не чувствовала себя такой спокойной и удовлетворенной.

— Да. А я была бы не прочь принять душ, когда мои кости снова станут твердыми. Только здесь это невозможно.

Он увидел, что ее взгляд вновь стал тревожным, и, откатившись в сторону, заставил ее сесть.

— Мы пойдем ко мне, — сказал он и мысленно добавил, что там случившееся не будет, словно пощечина, постоянно напоминать о себе. — Набрось что-нибудь на себя и возьми все, что тебе нужно.

— Ладно. И, кажется, кто-то говорил об оладьях.

— Горы оладий. Мы должны подкрепиться, чтобы хватило сил на весь день.

Они не поехали в кафе. После долгого, горячего и энергичного душа они решили остаться дома и пожарить оладьи самим. Результат получился не таким красивым, но вполне съедобным.

— Просто для них нужно много сиропа. — Силла, одетая в футболку Форда, сидела у кухонного стола и поливала сиропом стопку блинов разнообразной формы, лежавшую у нее на тарелке.

Судя по звукам, доносившимся из прихожей, у Спока не возникло проблем с его огромной порцией.

— Не так уж плохо, — Форд подцепил вилкой оладью, с которой капал сироп. — И веселее, чем в кафе. У меня появилась еще одна идея. Вместо того чтобы ехать смотреть на обезьян, мы останемся дома и займемся таким сексом, что обезьянам и не снилось.

— До сих пор твои идеи были удачными. Не буду спорить и на этот раз. А чем ты обычно занимаешься в дождливое воскресенье?

— То есть когда я не ем оладьи с красивыми блондинками? — Он пожал плечами. — Могу немного поработать, в зависимости от настроения, или просто бездельничать и читать. Могу куда-нибудь пойти с Брайаном, Мэттом или с ними обоими. Когда нет выбора, устраиваю стирку. А ты?

— В Лос-Анджелесе? Если у меня есть проект, занимаюсь внутренними работами, привожу в порядок бумаги или проектирую. Если проекта нет, то ищу в Интернете объявления о продаже недвижимости. В последние несколько лет из этого в основном и состоит моя жизнь. Прискорбно.

— Вовсе нет. Ты делаешь то, что хочешь. Многие люди считают прискорбным, что я сочиняю и рисую, а не играю в баскетбол. Учитывая мой рост. Но у меня не получалось играть в баскетбол. Никогда его не любил. У меня хорошо получалось сочинять и рисовать.

— У тебя очень устойчивая психика. По крайней мере, по сравнению с моей.

— Ну, ты выглядишь вполне стабильной.

— У меня полно психологических проблем, — она взмахнула вилкой с оладьей. — Я боялась лекарств из-за лекарственной зависимости, случавшейся в моей семье, боялась даже принимать аспирин. Я страдала из-за страха перед сценой, который в подростковом возрасте усилился до такой степени, что мне было трудно находиться в одном помещении даже с тремя людьми. Единственный способ общаться с моей матерью и не сойти с ума — это держаться от нее подальше. И большую часть жизни я винила то себя, то отца за то, что мы не знаем — по-настоящему — друг друга.

— И это все? — пренебрежительно фыркнув, спросил он.

— Тебе мало? — она проглотила оладью и нанизала на вилку следующую. — Пожалуйста. Мне снятся сны, где я веду долгие беседы с умершей бабушкой, которую я никогда не видела, но которая мне ближе всех других членов семьи. Мой лучший друг — бывший муж. У меня было четыре отчима и бесчисленное количество «дядей», и я достаточно умна, чтобы понимать, что это одна из причин, почему у меня никогда не было прочных длительных отношений ни с одним мужчиной, кроме Стива. Я подозревала, что меня будут эксплуатировать и использовать или, по крайней мере, попытаются это сделать, и саботировала любую попытку установить прочные, долговременные отношения, которые могли бы у меня сложиться. Честно предупреждаю.

Он отломил вилкой кусочек оладьи и отправил его в рот.

— И это все, что тебя беспокоит?

Она рассмеялась, отодвинула тарелку и взяла чашку с кофе.

— Для завтрака, наверное, хватит. — Она встала и протянула ему руку. — Давай прогуляемся под дождем. А потом вернемся и нырнем в твое джакузи.

Оставив грязную посуду, они долго гуляли вместе с собакой. Что может быть романтичнее, чем поцелуи под дождем, думала Силла. Красивее гор, покрытых пеленой тумана и облаков? Свободнее, чем идти рука об руку под летним дождем, когда весь мир спрятался в домах, за закрытыми дверями и окнами?

Промокшие насквозь, они вернулись в дом и сняли с себя одежду, с которой стекала вода. В горячей бурлящей воде они снова медленно любили друг друга.

Обессиленные, они поднялись наверх и легли, свернувшись, как двое щенков, на кровати Форда.

Она разбудила его любовными ласками, их сонным наслаждением, теплыми объятиями рук и ног, нежными поцелуями. Когда они вновь задремали, дождь почти утих.

Потом Силла проснулась и выскользнула из кровати. Она на цыпочках пробралась к платяному шкафу, нашла рубашку Форда, надела ее и вышла из комнаты. Ей хотелось спуститься вниз и поискать бутылку воды — лучше ледяной, — но вместо этого она заглянула в студию Форда. Любопытство пересилило жажду.

Она включила свет и при виде рисунков, прикрепленных к чертежной доске, невольно ахнула. Как странно видеть свое лицо, подумала она, соединенное с телом воительницы. Хотя это было все же ее тело.

Он добавил татуировку, но нарисовал ее в том месте, где предложила она, — на бицепсе.

Подойдя к его рабочему столу, она нахмурилась при виде горы бумаг. Стол был весь усеян маленькими набросками — не связанными между собой, как ей показалось, каждый в отдельной рамке и с вертикальной пунктирной линией сверху донизу. Некоторые из них имели овалы для текста с номером внутри. Силла разложила рисунки, чтобы лучше их рассмотреть.

Это что-то вроде раскадровки, поняла она. Персонажи, действия, некоторые сцены. Блоки. И если она не ошибается, формы и размеры рамок были вычислены с математической точностью.

Кто бы мог подумать, что комикс — это так непросто?

С другой стороны кульмана на столе лежал лист больших размеров. Многочисленные квадраты и прямоугольники с подробными рисунками, затушеванными и обведенными. Да, это уже рассказ. Хотя к рисункам еще не были добавлены диалоги, сами рисунки разворачивали перед зрителем сюжет, как слова в книге.

В центре стояла доктор Касс Мерфи в своем профессорском, как решила Силла, облике. Сдержанная, приличная. Неброская. Одежда, темная оправа очков, поза — все это с первого взгляда определяло ее характер. Разве это не талант, подумала она. Несколькими штрихами суметь передать характер человека.

Недолго думая, она взяла лист и понесла к доске, чтобы сравнить с изображением Брид.

Та же самая женщина — да, та же самая. И тем не менее. Перемена была разительной и полной. От сдержанности к свободе, от нерешительности к целеустремленности. От тени к свету.

Возвращаясь к столу, чтобы положить на место лист, она заметила еще одну стопку страниц. Машинописный текст. Она пробежала глазами первые несколько строк.

Проснувшись, Форд почувствовал желание и глубокое разочарование оттого, что Силлы не было рядом. Он никак не насытится ею, мелькнуло у него в голове.

Она была красива и сексуальна, ранима и умна. Она умела пользоваться электроинструментом, а от ее смеха у него кружилась голова. Он видел ее сильной и абсолютно растерянной. Он видел ее преданность другу, сильнейшее смущение и безудержный гнев.

Она умела работать, и, черт побери, она умела любить.

Возможно, размышлял он, она очень близка к совершенству.

Но где же она?

Он скатился с постели, натянул на себя брюки и пошел искать ее.

Он увидел ее, когда уже собирался окликнуть. Она сидела за его рабочим столом, поджав под себя ноги, сгорбившись и опираясь на один локоть. У него мелькнула мысль, что если бы он просидел в такой позе больше десяти минут, то несколько дней не смог бы разогнуть спину.

Подойдя к Силле, он положил ладони ей на плечи, чтобы размять напряженные — как он полагал — мышцы. Она вздрогнула, как будто он взмахнул топором над ее головой.

— Боже! Ты меня напугал.

— Да, я понял — ты едва не ударилась головой о мою чертежную доску. Чем это ты так увлеклась?

— Я… О боже. Черт! — Она оттолкнулась от стола и развернулась на стуле к Форду. — Прости. Я влезла в твою жизнь. Я смотрела на рисунки, которые ты развесил, и увидела книгу. Хотела просто пробежать взглядом первую страницу. И увлеклась. Мне не следовало…

— Ну, ну, только без самобичевания. Я все это тебе уже рассказывал. Но ты увлеклась — и это плюс.

— Я передвинула тут кое-что, — она протянула ему лист с рисунками. — Терпеть не могу, когда трогают мои вещи.

— Тут уж ничего не поделаешь. Наверное, тебе повезло, что я не такой вспыльчивый и ранимый, как ты. — Он положил лист на место. — И что ты об этом думаешь?

— Я думаю, что это забавная, увлекательная и волнующая история, пропитанная юмором, с явным феминистическим подтекстом.

— И это все? — вскинул брови Форд.

— Ты сам все отлично знаешь. Касс ведет себя определенным образом и ждет определенного отношения к себе, потому что ее растил властный и черствый отец. Она сексуально зажата и эмоционально сдержанна, ее воспитали таким образом, что она уважает превосходство мужчин. Это хорошо видно по одному ее портрету. Тому самому, который ты положил на место.

— Она предана и брошена, потому что она привыкла получать указания от главенствующих мужчин, подавляя свои мысли и свои желания. Но перед лицом смерти она превращается в лидера. Все, что было заперто внутри ее, и даже больше, вырывается наружу в виде Брид. Воительницы. Сильной и поэтому всемогущей.

Как удивительно и лестно, подумал он, слушать ее интерпретацию личности главной героини.

— Ты все правильно понимаешь, Силла.

— Ты думаешь, я смотрю на твою работу сквозь розовые очки? — улыбнулась Силла. — У тебя получился сценарий, очень хороший сценарий. Есть даже углы и направления съемок для камер.

— Они помогают мне запомнить, как я видел сцену, когда сочинял ее, даже если потом изменю сюжет.

— А еще ты добавляешь маленькие рамочки, как на тех рисунках.

— Они помогают мне с разметкой.

— Ты добавил Стива — Бессмертного. Он будет так… он будет безумно рад.

— Мне нужен был мост, связь между Касс и Брид. Персонаж, который живет в обоих мирах и помогает двум сторонам героини понимать друг друга.

Примерно так, подумал Форд, как Стив помог Силле.

— Его появление многое изменило, добавило мне работы, но значительно углубило сюжет. Появилось кое-что новое, о чем я не подозревал в самом начале. Этот персонаж до сих пор продолжает эволюционировать. Но основная история написана, и теперь я должен передать ее в рисунках. Иногда — по крайней мере у меня — графика может влиять на сюжет. Посмотрим.

— Мне особенно нравится вот этот рисунок Брид, где она поворачивается, как в фуэте, наверное, собираясь нанести удар ногой.

— Фуэте?

— Балетное па. — Силла подошла к рисунку и постучала по нему пальцем. — Очень похоже, даже руки в правильном положении. Для полного сходства опорная нога должна быть чуть сильнее вывернута наружу, но…

— Ты умеешь танцевать? Можешь продемонстрировать?

— Фуэте? Пожалуйста. Восемь лет в балетной школе. — Она исполнила быстрое вращение. — Вот так. — Она повторила движение в другую сторону еще быстрее. — Легко.

— Круто. Подожди. — Он выдвинул ящик стола и достал фотоаппарат. — Проделай-ка это еще раз.

— Но я почти голая.

— Да, и поэтому я тут же выложу снимок в Интернете. Мне нужно запечатлеть положение ног, о котором ты говорила.

Он понятия не имел, до какой степени она должна была доверять ему, чтобы почти раздетой демонстрировать балетное па перед камерой.

— Еще разок, ладно? Хорошо. Потрясающе. Фуэте. Балет. — Он убрал фотоаппарат. — Наверное, я где-то когда-то это уже видел. Восемь лет? Теперь я понимаю, откуда эти высокие прыжки в третьей серии «Пустыря», где ты бежишь через лес, спасаясь от ожившего убийцы-психопата.

— Гран жете, — засмеялась она. — Если можно так выразиться.

— Я был уверен, что ты спасешься, — судя по тому, как ты бежала. То есть ты смогла вернуться к домику, избежала смертельной ловушки и летящего топора, но когда открыла дверь…

— Да-да, помню, — смеясь, перебила она его. — Обнаружила, что оживший убийца-психопат воспользовался коротким путем, чтобы прикончить меня здесь. Тогда я завопила.

— Это был ужасный вопль. Они использовали дублеров, да? И наверняка усиление.

— Ну… — Она набрала полную грудь воздуха и издала крик, от которого Форд в ужасе попятился. — Я и сама могла, — улыбнулась она.

— Вот это да. У тебя отличные легкие. Давай спустимся вниз и выпьем вина, пока будут восстанавливаться мои барабанные перепонки.

— С удовольствием.

Глава 17

Она не вспоминала о том, что ждало ее дома. А когда мысли о разбитой плитке и осколках раковины приходили ей в голову, Силла решительно гнала их от себя. Я подумаю об этом потом, повторяла она себе.

Не будет ничего страшного в том, если на один день она забудет обо всем. День грез, наполненный любовью и сном за мокрыми от дождя окнами. Она не могла вспомнить, когда в последний раз проводила целый день в компании мужчины, если это не было связано с работой.

Даже мысль о вине и видеоиграх показалась ей привлекательной. Форд безжалостно разгромил ее три раза подряд.

— Она… как ее зовут… Холли Берри?

— Сторм, — подсказал Форд. — Холли Берри — это актриса, и действительно крутая. Сторм — один из главных персонажей истории о суперменах. И тоже крутая.

— Послушай, она просто стоит или прыгает, — Силла нахмурилась, глядя на джойстик. — Откуда мне знать, куда нажимать и что нужно делать?

— Практика. Кроме того, тебе следует тщательнее продумать стратегию подбора команды. У тебя одни девушки. Нужно было разбавить парнями.

— Моя стратегия — женская солидарность, — сказала она, и сидевший под кофейным столиком Спок заворчал. — Хватит тебе, — пробормотала она. — А еще я думаю, что ты мне дал неисправный пульт, потому что у меня великолепная координация.

— Хочешь, поменяемся и сыграем еще раз.

— И часто ты играешь? — прищурилась Силла.

— Время от времени. Всю жизнь, — с улыбкой добавил он. — Я непобедим в этой версии игры.

— Ты чокнутый.

— А ты лузер.