Живым или Мертвым Блэквуд Грант
— Зовите меня просто — Джон. Сэнди отлично знает службу. Может даже и намекнуть иной раз, чем я занимаюсь на самом деле, — добавил он, слегка улыбнувшись.
— Как вы насчет того, чтобы познакомиться с нашим боссом?
— Думаю, самое время, — ответил Кларк за обоих.
— Помилования действительно существуют, — сказал Хендли через несколько минут. — Когда Райан подкинул мне мысль о создании этого заведения, он сам сказал, что нужно позаботиться о том, как защитить в случае чего тех оперативников, которых мы будем посылать на дела, и подписал сотню бланков. Пока что у нас не было нужды воспользоваться этим запасом, но они лежат, как страховой полис, на случай необходимости. Так нет ли у вас каких-нибудь еще вопросов, на которые вы не получили ответов от Тома?
— Как выбирают цели? — напрямую спросил Кларк.
— Вы сами, как правило, будете принимать участие в выборе. Нам, когда мы решаем, кто не достоин жить на свете, приходится быть очень осторожными.
— Методы работы тоже будем выбирать мы? — осведомился Кларк, постаравшись деликатнее сформулировать вопрос.
— Ты рассказывал им об авторучках? — обратился Хендли к Дейвису.
— Это один из видов оружия, которым мы располагаем. — Дейвис вынул из кармана золотистую авторучку. — При уколе она вводит около семи миллиграммов сукцинилхолина. Это средство для наркоза, используемое в хирургии, которое останавливает дыхание и произвольные мышечные движения. Но не сердечную мышцу. Человек не может двигаться, не может говорить, не может дышать. Сердце бьется еще минуту-другую, а потом начинается кислородное голодание и смерть. Ну, а при вскрытии обнаруживаются все признаки смерти от острой сердечной недостаточности. И внешне очень похоже.
— Действие обратимо? — спросил Кларк.
— Да, если немедленно начать искусственное дыхание. Препарат распадается в организме уже через пять минут. Он не оставляет никаких следов, разве что жертва попадет в очень хорошо оснащенную лабораторию судмедэкспертизы. К высококвалифицированному специалисту, который будет знать, что именно следует искать. Черт возьми, это почти идеальное средство.
— Странно, что русские им не пользовались.
— Думаю, они искали что-то подобное, — ответил Дейвис. — Но их медики, насколько я знаю, не пользуются сукцинилхолином. Нам рассказал о нем один наш друг — доктор из Колумбийского колледжа медицины и хирургии, у которого есть личные счеты с этими людьми. Одиннадцатого сентября погиб его брат, он был старшим брокером у «Кантора Фицджеральда».
— Впечатляет… — протянул Кларк, рассматривая авторучку. — Кстати, может пригодиться и для допросов. Быть полезным средством для допросов. Вряд ли кому-нибудь, кто познакомится с таким ощущением, захочется повторить опыт.
Дейвис протянул ему устройство.
— Сейчас не заряжено. Чтобы выпустить иглу, нужно повернуть наконечник. И пишет просто замечательно.
— Чудесно. В таком случае, еще один вопрос. Можно ли нам использовать более традиционные средства?
— Если того потребует обстановка — конечно, — ответил, кивнув, Дейвис. — Но, повторяю, нас как бы не существует в природе, так что это следует учитывать всегда и при всех обстоятельствах.
— Понятно.
— А вы что скажете, мистер Чавес? — спросил Хендли.
— Сэр, я просто слушаю и, как говорится, мотаю на ус, — ответил Динг.
— Джон, этот парень и в самом деле такой умный? — обратился к Кларку бывший сенатор.
— На самом деле он даже умнее, чем кажется. Мы не раз отлично работали вместе.
— Что ж, как раз это нам и нужно. Добро пожаловать на наш корабль, джентльмены.
— Еще минуточку, — сказал Кларк. Он вынул из кармана флэшку, которую забрал вчера у Динга, и положил его на стол. — Мы нашли это у плохих парней из Триполи.
— Понятно. И каким образом оно попало сюда?
— По чистой случайности, — ответил Кларк. — Назовем это преждевременным приступом старческого слабоумия. Я долго думал — то ли вернуть его шведам, то ли передать в Лэнгли, — но решил, что здесь от него будет больше пользы.
— Вы смотрели содержимое?
— Картинки JPEG, — ответил Чавес. — Десятка полтора. По-моему, больше всего похоже на чьи-то отпускные фотографии, но кто знает?..
Хендли задумался на пару секунд, потом кивнул.
— Ладно, мы тоже посмотрим. Том, у нас найдется для них свободный кабинет?
— По соседству с братьями Карузо.
— Хорошо. В таком случае пока что осматривайтесь, а завтра с утра снова встретимся.
Хендли поднялся, давая понять, что беседа окончена. Дейвис шагнул к двери, Чавес и Кларк направились за ним.
— А вас, Джон, я попрошу задержаться на минутку, — сказал Хендли.
— Конечно. Иди, Динг, я сейчас догоню.
— Джон, у вас большой опыт, — сказал Хендли, когда они остались наедине. — Я хотел бы обсудить с вами пару вопросов.
— Валяйте.
— Мы еще совсем молодые, вся концепция, которой руководствуемся, — это, по сути, путь проб и ошибок. Мне начинает казаться, что наша работа течет по чрезмерно сложному, даже путаному руслу.
— Не обижайтесь, Джерри, — усмехнулся Кларк, — но уже из того, что вы применяете слова «работа течет» применительно к такой организации, следует, что вы правы. Что из себя представляет ваша структура?
— Похоже на Лэнгли, — сказал Кларк, выслушав объяснение Хендли. — Послушайте, разведывательная деятельность, по большей части, проходит путем естественным. Согласны? Конечно, без анализа никак не обойтись, а вот пытаться вогнать процесс в какие-то искусственно сконструированные рамки, значит, сидеть и дожидаться, когда же наступит, извините за выражение, полный п…ец.
— Смотрю, вы не стесняетесь в оценках.
— А вы хотели бы, чтоб я разводил дипломатию?
— Нет.
— Структуры погубили много прекрасных идей — они просто не доходили доверху. Вы, как я понимаю, хотите получить совет? Пожалуйста: ежедневно собирайте здесь руководителей направлений и устраивайте мозговую атаку. Может быть, это покажется банальностью, но метод работает. Если окажется, что кто-то из ваших людей тревожится, что могут принять не его, а чье-то еще предложение, значит, вы зря тратите свои таланты.
Хендли чуть слышно присвистнул и улыбнулся.
— Вы тоже не обижайтесь, Джон, но вас вряд ли можно назвать рядовым громилой.
Кларк пожал плечами и промолчал.
— Что ж, — продолжил Хендли, чуть помолчав, — похоже, вы попали в самую точку. Я, признаться, думал так же. Но приятно получить подтверждение своим мыслям.
— У вас есть еще какие-нибудь вопросы?
— Есть. На днях ко мне приходил Джек Райан. Просил больше допускать его к полевой работе. — «Да, он уже перестал быть младшим», — напомнил себе Кларк. — Том рассказывал вам, как он работал по МоНа? — спросил Хендли.
— Да.
— Ну, а я узнал из вторых рук, что братья Карузо взяли Джека с собой в Хоганс-аллею. Так сказать, чтобы развеяться. И он там отработал чертовски хорошо, по крайней мере, так мне сказали. Конечно, допустил несколько типичных ошибок, где-то подставился, но в целом отработал более чем удовлетворительно.
«Значит, у него есть способности», — подумал Кларк. Может быть, передались генетически, если, конечно, такое бывает на самом деле. Он видел в деле отца Джека и мог поручиться, что тот настоящий боец. Умеет сохранять хладнокровие при достаточно тяжелых обстоятельствах. И тому, и другому можно научиться, но второе зависит в значительной степени от склада ума и темперамента. Похоже, Джек унаследовал от отца оба эти качества, да еще и твердую руку.
— И как, по-вашему, он серьезно ко всему этому подходит? — спросил Кларк.
— Думаю, что иллюзий не питает. И не производит впечатления охотника за славой.
— Нет, он не такой. Родители его хорошо воспитали.
— Он изумительный аналитик, у него к этому делу настоящий талант, но ему кажется, что он всего лишь мелкое колесико, вращающееся на одном и том же месте. Он хочет сам выйти на расчистку. Но беда в том, что я не уверен, что его отец…
— Если вы намерены принимать решения, исходя из того, что может сказать его отец, то…
— Продолжайте.
— То вам нужно беспокоиться не о его голове, а о своей. Джек взрослый и живет своей жизнью. И вы должны принять решение, исходя из того, годится ли он для такой работы и принесет ли пользу Кампусу. Вот и все.
— Логично. Что ж, мне все же нужно еще подумать об этом. Но, если я все же решу удовлетворить его просьбу, ему потребуется инструктор.
— Полагаю, такой у вас найдется.
— Я мог бы обратиться еще к кому-нибудь или использовать несколько человек. Пит Александер тоже мастер своего дела, но мне, действительно, хотелось бы, чтобы он посидел под вашим крылом.
Теперь настала очередь Кларка задуматься. Вот, Джон, ты и сам нарвался на то, к чему только что призывал босса.
— Я согласен.
— Спасибо. Кстати, на тот случай, если у вас возникли сомнения — мы постоянно ищем таких людей, как вы и Чавес. У нас, конечно, есть свои скауты, высматривающие способных людей, но некоторый переизбыток кандидатов никогда не помешает.
— Тут вы правы. Я, с вашего разрешения, тоже подумаю на этот счет. Вдруг да припомню одно-другое имя.
Хендли ухмыльнулся.
— Может быть, кого-то из недавно отправленных в отставку агентов?
— Может быть, — улыбнувшись в ответ, кивнул Кларк.
Глава 37
— Это тайники, — заявила Мэри Пэт Фоли, открыв стеклянную дверь конференц-зала НКТЦ. Она подошла к покрытой пробкой доске, на которую прикололи военную карту и вырванную из «Бедекера» схему Пешавара, и ткнула пальцем в одну из групп точек.
— Ну-ка, поподробнее, — попросил Джон Тернбулл.
— Легенда на обороте — стрелки вверх и вниз, сопровождаемые точками, — места расположения тайников. Стрелка вверх означает «забрать», стрелка вниз — местоположение закладки. Первые стрелки указывают, какие тайники проверять. Вот и получается, что группа из трех точек означает наличие закладки, а из четырех — место, где находится тайник.
— Вот, что значит опыт, полученный во время «холодной войны», — одобрительно сказала Джанет Каммингс.
— Это испытано и отработано гораздо раньше — еще в Древнем Риме.
То, что коллеги удивились этой догадке, сказало ей, что они — и, возможно, ЦРУ в целом — все еще пребывали в состоянии перцептивного дефицита по отношению к РСО и постановке там разведки. Связь с агентами через тайники была делом достаточно надежным и обеспечивала эффективную, хотя и не слишком быструю связь.
— Впрочем, узнать, продолжают ли их использовать, мы все равно не можем, — продолжала она. — Во всяком случае, без внедрения туда.
Под локтем Бена Марголина заверещал телефон. Он взял трубку, молча слушал тридцать секунд, положил ее и сказал:
— Пока что ничего нового, но компьютеры продолжают жевать снимки. Хорошо, по крайней мере, то, что можно смело исключить окрестности пещеры в радиусе шестидесяти миль.
— Слишком много параметров, — посетовал Джон Тернбулл, командир «Базы акр».
— Угу, — согласилась Джанет Каммингс, глава управления операций НКТЦ.
Выдвинутая Мэри Пэт Фоли идея привела в действие проект ЦРУ, получивший кодовое название «Коллаж». Он заключался в том, что гористая местность, изображенная на макете, который группа Дрисколла нашла в пещере Гиндукуша, реально существовала где-то в мире.
Проект «Коллаж» — плод напряженной мозговой деятельности нескольких математиков из научно-технического директората Лэнгли. Они не впали в отчаяние (как это случилось с «Базой акр»), когда Мэри Пэт задала свой вопрос: «Где же находятся эти горы?» Эмир и его помощники выложили в Интернет и прессу немало фотографий, где они были запечатлены во время походов по диким горам Пакистана и Афганистана, предоставляя американским разведчикам массу возможностей для оценки погоды и общего характера местности, в которой делались снимки. Это делалось с осторожностью. Они никогда не помещали на снимках тех подробностей, ориентируясь на которые можно было бы высадить группу спецназа или пустить беспилотники. Без более широкого пейзажа, заметных ориентиров и четкого масштаба камни так и оставались безымянными камнями, неотличимыми от всех прочих.
Предполагалось, что «Коллаж» сможет решить эту проблему, собирая и анализируя все доступные изображения, топографические данные и материалы радиолокационных съемок, если бы они были четко атрибутированы и имели масштабную привязку к какому-нибудь элементу ландшафта. Начиная с тех, что поставляли коммерческие и военные спутники «Ландсат», «Лакросс» и «Оникс», и кончая семейными фотоальбомами на «Фейсбуке» и любительскими фотоотчетами путешественников на «Фликре». «Коллаж» поглощал эти изображения, а потом выплевывал наружу в виде соответствующей частицы поверхности Земли. К изображению и карте добавлялась при этом масса других данных — геологические характеристики местности, погодные условия в прошлом и настоящем, планы лесоразработок, сейсмическая активность… Если какая-то информация имела отношение к земной поверхности, к ее облику сегодня или в прошлом, ее следовало запустить в «Коллаж».
Проект давал ответы на вопросы, которые вряд ли пришли бы в голову обычному человеку, вроде: «Как выглядит гранит в Гиндукуше во время дождя?» или «В каком направлении ляжет тень от такого-то предмета при тридцатипроцентной облачности и определенной точке конденсации?» Или: «Какой высоты достигнут песчаные барханы в Судане при непрерывном ветре скоростью двенадцать-четырнадцать миль в час на протяжении десяти дней?» Группы перестановок потрясали своими объемами, математические модели, упрятанные в управлявшие работой «Коллажа» программы по несколько миллионов операторов, не могли вызывать иного чувства, кроме благоговейного ужаса. Главная проблема состояла в том, что расчеты базировались не только на известных переменных, но и на мнимых. Не говоря уже о вероятностном подходе, поскольку программа должна была учитывать допущения, так как использовала не только формализованные данные, но и сделанные в разных ракурсах фотоизображения и фрагменты видеозаписей. Скажем, в тридцатисекундной видеозаписи с разрешением 640480 «Коллаж» при первом «просмотре» должен был идентифицировать все реперные объекты величиной от 500 000 до 3 000 000 точек. Он группировал их по цвету — черно-белое изображение или оттенки серого (их использовалось шестнадцать тысяч), относительной величине и углу расположения, расстоянию от фона и окружающих объектов, яркости и направлению света или густоте и скорости движения облачного покрова и многим другим параметрам. Затем эти параметры вводились в матрицу сравнения, и начиналась работа по, собственно, отождествлению.
«Коллаж» провел уже несколько успешных анализов, однако ничего такого, что имело бы реальное тактическое значение, на нем еще не делали. Мэри Пэт начала подозревать, что на этой задаче система сломает себе зубы. Но если это случится, то не из-за программы, а, вероятнее, из-за тех данных, которыми ее снабдили. Они же не знали даже, являлся ли макет сколько-нибудь точным изображением действительно существующего ландшафта, а если да, то где он находился. Где-то в пределах тысячемильного Гиндукуша или в другой части света.
— Что мы имеем насчет «Лотоса»? — спросила Мэри Пэт. АНБ внимательно отслеживало все сообщения, где так или иначе встречалось слово «лотос», рассчитывая выявить закономерность, опираясь на которую НКТЦ мог бы приступить к восстановлению всей картины. А круг вопросов, на которые им было необходимо ответить для того, чтобы собрать мозаику, устрашал своими размерами. Когда слово впервые начало употребляться в качестве кодового обозначения, насколько часто оно встречается, из какой части света и каким образом распространяется — по электронной почте, по телефону, через веб-сайты или каким-то иным путем, который они пока что не принимают во внимание? Предшествует «Лотос» какой-нибудь крупной операции террористов или связан с ее последствиями? И так далее. Черт возьми, никто не мог даже с уверенностью сказать, что этот пресловутый «Лотос» вообще что-то означал. Из того немногого, что было известно, можно было сделать любой вывод, вплоть до того, что «Лотос» — это ласкательное прозвище какой-нибудь любовницы Эмира.
— Что ж, давайте проработаем наихудший сценарий, — сказал Марголин, решительно возвращая присутствующих к насущным задачам.
— Я бы сказала, что мы слишком уж много поставили на эту карту, — отозвалась Каммингс. — Нам известно, где находится пещера, а также то, что сигнал был довольно-таки слабым — на несколько десятков миль по обе стороны границы. Даже если допустить, что за словом «лотос» присутствует какое-то содержание, есть немало шансов за то, что им обозначено какое-то перемещение — людей, грузов, денег… Кто знает?..
«Проблема, — думала Мэри Пэт, — заключалась в том, что перемещения людей и грузов зачастую легче обнаруживались старомодными средствами, людьми, ведущими наблюдение, чем средствами радиоразведки, а на сегодня в тех краях у них нет практически никого».
— Вы, конечно, уже знаете, что я скажу обо всем этом, — обратилась Мэри Пэт к директору НКТЦ. — Мы все думаем об одном и том же, но ресурсов у нас нет, тем более самых полезных, глубоко внедренных.
«И благодарить за это следует Эда Килти и директора ЦРУ Скотта Килборна», — мрачно добавила она про себя. Почти десять лет потратили на восстановление штата резидентов — по большей части при помощи «синего набора». Тайным службам следовало вновь обеспечить надежное представление по всему миру, тем более с учетом интересов союзных разведок. И вдруг всех этих мужчин и женщин, которые, рискуя головой, создавали агентурные сети в ничейных районах Пакистана, Афганистана и Ирана, отозвали в посольства и ведомства, снисходительно похлопав по плечу вместо благодарности.
Упаси нас бог от узколобой политизации разведки.
— Если так, нужно думать шире, — продолжила она. — У нас имеются там кое-какие источники, правда, не наши. Давайте обратимся за помощью к доброй старой союзной разведке.
— К англичанам? — уточнил Тернбулл.
— Именно. По опыту работы в Центральной Азии у них нет равных, даже русским до них далеко. Попросить помощи нетрудно. Пусть кто-нибудь проверит тайники, посмотрит, годны ли они к использованию.
— А дальше?
— Доберемся до трубы и перекроем ее.
Марголин, сидевший во главе стола, запрокинул голову и уставился в потолок.
— Попросить помощи нетрудно, — повторил он. — Проблема в том, разрешат ли нам попросить.
— Вы шутите? — изумленно вскинулась Каммингс.
Мэри Пэт знала, что сказано это было совершенно серьезно. Хотя заместители Килборна по разведке и агентурной работе не были столь никчемно травоядными, как директор ЦРУ, но должны были хотя бы казаться такими. Президент Килти поставил Килборна на эту должност для того, чтобы высшее руководство ЦРУ гарантированно следовало по линии, избранной новой исполнительной властью, невзирая на последствия для Управления и всего разведывательного сообщества в целом.
— В таком случае, не будем спрашивать разрешения, — просто сказала она.
— Что? — теперь уже удивился Марголин.
— Не будем спрашивать — значит, не откажут. Мы же все еще толчем воду в ступе, верно? Не готовим никаких операций, не просим никаких средств. Просто пытаемся поймать рыбку в мутной воде. Занимаемся именно тем, за что нам платят жалованье. С каких это пор мы должны спрашивать разрешения на дружескую беседу с испытанным союзником?
Марголин пристально поглядел на нее, а потом пожал плечами. Это движение не говорило ничего, но в то же время им было сказано все. Она знала своего начальника достаточно хорошо для того, чтобы понять, что затронула чувствительную струну. Марголин, как и она, весьма трепетно относился к своей карьере, но не пошел бы ради нее на ущерб работе.
— Мы об этом не говорили, — предупредил Марголин. — Оставим этот вариант в резерве. Пустим его в ход, если не будет иного варианта.
«Вот она, настоящая Россия, — думал Виталий, — с ее прославленными на весь мир жестокими морозами, которые скоро сменят эти промозглые ветра. Белые медведи отъелись, обросли толстым слоем жира, который защищает их от холода и позволяет беззаботно проспать несколько месяцев в пещерах под ледяными торосами, откуда они, впрочем, изредка выбираются, чтобы поймать тюленя, расположившегося на отдых слишком близко к продуху».[24]
Виталий встал, встряхнулся, разгоняя сон, и, шаркая ногами, побрел на камбуз поставить чай. Температура держалась чуть выше нуля — можно сказать, теплый осенний день. Вода за ночь не замерзла, во всяком случае, такого льда, который не смогла бы легко преодолеть его баржа, не образовалось, но на палубе все-таки нарос дюймовый слой наледи, который им с Ваней предстояло сколоть, чтобы не нарушилась устойчивость судна. Перевернуться в этих водах — верная смерть, без гидрокостюма человек теряет сознание от холода за четыре минуты, а за пятнадцать — умирает. Гидрокостюмы на судне имелись, хватило бы и на команду, и на пассажиров, вот только пассажиры, когда он попытался объяснить, как ими пользоваться, не пожелали его слушать.
Пассажиры тоже проснулись и пытались греться, топая ногами и обхватывая себя руками. Поднявшись, они сразу же закурили и отправились на корму, справить нужду с борта. На завтрак все они довольствовались хлебом и замерзшим на холоде маслом.
Виталий выждал еще час, чтобы посветлело, потом запустил оба дизеля и задним ходом отполз от каменистого берега, на который вывел носом баржу для ночевки. Карта лежала в рубке. Судно двинулось на восток со скоростью десять узлов. Ваня стоял на руле. Старенький, но надежный радиоприемник играл классическую музыку, которую транслировала архангельская радиостанция. С музыкой время шло быстрее. До мест назначения предстояло идти еще десять часов. Около 160 километров. По крайней мере, так получалось по карте — десять часов на десяти узлах.
— Ох, не нравится мне это, — вдруг сказал Ваня, указывая вперед и направо.
На востоке горизонт закрывала стена густых темно-серых, почти черных облаков. Они висели так низко, что, казалось, соприкасались с поверхностью океана.
— Да, хорошего мало, — согласился Виталий. А скоро будет еще хуже. Чтобы добраться до места, им нужно либо пройти через шторм, либо уйти с его пути. Можно даже причалить к берегу и отстояться, пока погода не успокоится. — Спустись к Фреду, позови его сюда, — сказал он.
Ваня рысцой выбежал из рубки и через минуту вернулся с руководителем группы.
— Какие-нибудь проблемы, капитан?
Виталий указал в окно туда, где громоздились тучи.
— Вот.
— Это дождь?
— Нет, Фред, это не дождь. Это шторм. Неизвестно только, насколько сильный. Боюсь, нам придется там несладко. — Он не стал добавлять, что похожая на корыто, с осадкой всего метр, баржа Т-4 вовсе не предназначена для плавания в штормовом открытом море.
— Когда он начнется?
— Часа через три, может быть, чуть дольше.
— Мы его выдержим?
— Может быть, но точно сказать нельзя. В любом случае, потреплет здорово.
— Какие у вас варианты? — спросил Фред.
— Вернуться туда, где мы ночевали, или взять на юг и попытаться обойти шторм стороной. В том и другом случае потеряем сутки или двое.
— Это нас не устраивает, — отрезал Фред.
— Смотрите, даже если и уцелеем, достанется очень здорово. Особенно вам и вашим парням.
— Вытерпим. Да, может быть, если я предложу надбавку, будет легче перенести шторм?
Виталий пожал плечами.
— Раз вы не настроены отступать, я с вами.
— Хорошо. Идем дальше.
Через два часа он увидел на горизонте судно, направлявшееся на запад. По всей вероятности, грузовое судно, доставившее груз — оборудование для нефтедобычи — на новое месторождение, открытое на востоке, на реке Лене, южнее Тикси, и возвращавшееся обратно. Судя по хорошо видному буруну за кормой судно выжимало всю возможную скорость, несомненно пытаясь обогнать шторм, следовавший за ним по пятам.
В рубке вновь появился Ваня.
— Двигуны в порядке. Задраил все, что возможно.
Виталий поручил ему подготовить судно к встрече со штормом. Правда, ни избавить пассажиров от того, что их неминуемо ожидало, ни как-то убавить ярость, с которой море обрушится на их суденышко, они не могли. Мать-природа непостоянна и жестока.
Немного раньше Виталий попросил Фреда дать команду его людям принять участие в скалывании льда, и они старательно этим занимались — на подгибающихся ногах, бледные от морской болезни. Половина из них колотила кувалдами и обухами топоров, а вторая половина, во главе с Ваней, сгребала осколки лопатами и вываливала за борт.
— Слушай, может быть, когда вернемся, переедем в Сочи? Будем ходить по Черному морю… — обратился Ваня к капитану, когда пассажиры закончили работу и удалились отдыхать в кубрик.
— Слишком уж жарко. Нормальный человек там не выживет.
Его слова не были шуткой, а отражали обычный образ мыслей обитателя Арктики. Настоящие люди живут в холоде и хвастаются тяжелыми условиями своей жизни. К тому же водка должна быть холодной, а теплую — ее и пить нельзя.
От шторма их теперь отделяло всего десять миль. Опытный глаз Виталия хорошо видел, как серо-черная колышущаяся стена несется им навстречу.
— Ваня, спустись-ка вниз и еще разок объясни пассажирам, как пользоваться гидрокостюмами.
Ваня, громко стуча каблуками, сбежал по трапу.
— И постарайся, чтобы они на этот раз тебя слушали, — крикнул Виталий ему вслед.
Как капитан он чувствовал личную ответственность за безопасность своих пассажиров и (возможно, это было даже важнее) опасался, что тот или те, на кого они работали, вряд ли простит ему, если он угробит этих людей.
«Дурацкое занятие», — думал Муса Мерсадан, глядя, как маленький, похожий на гнома русский раскладывает на палубе оранжевый спасательный гидрокомбинезон. Во-первых, будут на них эти костюмы или не будут, все равно ни одно спасательное судно не успеет к ним вовремя, во-вторых, никто из его людей ни за что не наденет этот костюм ни при каких обстоятельствах. Если Аллаху будет угодно, они переправятся через море, а если нет, то примут любую судьбу. Больше того, Мерсадан вовсе не хотел, чтобы, если судно погибнет, кого-нибудь из них выловили из моря. Лучше было бы, в таком случае, остаться неопознанными трупами, и об этом даже молился в глубине души. Нужно было обдумать еще кое-что — позаботиться о том, чтобы, если катастрофа все же произойдет, не выжил ни капитан, ни его матрос. Пистолетом в воде не воспользуешься. Значит, остается нож, и лучше сделать все до того, как они покинут судно. И, пожалуй, распороть животы, чтобы они утонули наверняка.
— Сначала ложите костюм на палубу, расправляете его, а потом садитесь ж…ой к нижнему концу молнии, — говорил русский.
Мерсадан и его люди, конечно, делали вид, что внимательно слушают. Всем им было плохо, от морской качки их лица стали уже не просто бледными, а серо-зелеными. В кубрике воняло рвотой, потом и подгоревшими овощами.
— Сначала просунуть ноги в штанины, потом руки по одной, потом накинуть на голову капюшон. Когда влезли в костюм, встать на колени, застегнуть молнию доверху, закрыть воротником нижнюю часть лица и застегнуть липучки.
Русский переходил от одного к другому, проверяя, насколько точно они следуют его инструкциям. Убедившись, что все сделано правильно, он еще раз обвел всех взглядом и спросил:
— Вопросы есть?
Вопросов не было.
— Если окажетесь за бортом, ваш АРМ…
— Что-что? — вскинулся один из пассажиров.
— Аварийный радиомаяк, он встроен в воротник, включится автоматически, как только попадет в воду. Еще какие-нибудь вопросы?
Все промолчали.
— Ладно. Тогда сидите в кубрике и держитесь покрепче.
Виталий, естественно, понимал, чего следует ожидать, но все же ярость, с которой обрушился на них шторм, и сила ветра заставили его струхнуть. Небо сделалось темным, как ночью. На море, бывшем до сих пор довольно спокойным — ровная зыбь высотой в два, два с половиной метра, — заплясали шестиметровые валы, бившие в тупой нос-рампу баржи так, будто сам Господь стучал по днищу кулаком.
Ветер срывал с гребней волн брызги и пену, перебрасывал их через низкие борта, они хлестали по стеклам рулевой рубки, словно некий злой великан пригоршнями швырял навстречу кораблю песок и мелкие камешки. При каждом таком броске стекло перед Виталием делалось непрозрачным на десять секунд, потом «дворники» сбрасывали со стекла воду — лишь для того, чтобы он мог увидеть гребень следующей волны. Каждые несколько секунд на палубу обрушивались тонны воды, заливая ее по колено. Вода не успевала уходить через шпигаты. Виталий, крепко стискивавший руками штурвал, ощущал, как судно переваливается с боку на бок под тяжестью массы воды, перекатывавшейся между фальшбортами.
— Спускайся вниз и следи за машиной и помпами, — приказал Виталий, когда Ваня поднялся по невысокому трапу в рубку.
Работая обеими машинами по отдельности, Виталий с большим трудом, но все же умудрялся держать судно носом к волне. Повернуться бортом и оказаться на склоне волны значило накрениться и перевернуться. Допустимый бортовой крен плоскодонной Т-4 не превышал пятнадцати градусов. Дальше оно легло бы на борт и через минуту-две пошло бы ко дну.
Но Виталий отлично знал, что может выдержать носовая рампа, а чего не может. Поэтому они с Ваней перед штормом постарались укрепить рампу и сделать так, чтобы через ее стыки проникало как можно меньше воды. Полностью загерметизировать ее было невозможно, ведь она предназначалась для того, чтобы откидываться и выпускать на берег солдат и технику. Каждый удар волны сотрясал рампу, и даже сквозь рев шторма Виталий слышал, как стальные, дюймовой толщины, пальцы, запиравшие рампу в закрытом положении, бились о края гнезд.
Очередная волна перекатилась через борт и разбилась на палубе. Половина воды схлынула обратно в море, а оставшаяся половина прокатилась по всей длине суденышка и ударила в окно рулевой рубки. Баржа повалилась на борт. Виталий потерял равновесие, упал и ударился лбом о какой-то кронштейн. Впрочем, он тут же вскочил на ноги, несколько раз моргнул и лишь после этого осознал, что по его виску стекает что-то теплое. Оторвав одну руку от штурвала, он потрогал лоб — на пальцах была кровь. «Повезло, — подумал он. — В крайнем случае, пара стежков…»
Из динамика внутреннего сообщения донесся голос Вани:
— Помпа встала. Пытаюсь запустить.
Вот же черт! Без одной донной помпы можно бы и обойтись, но Виталий хорошо знал, что суда, как правило, тонут не из-за какого-то одного катастрофического несчастья, а вследствие эффекта домино — одна мелочь за другой, но, в конце концов, судно лишается мореходности. А если такое начнется сейчас… Лучше об этом не думать.
Через шестьдесят секунд вновь раздался Ванин голос:
— Помпа заработала!
— Понял! — отозвался Виталий.
Вдруг снизу донесся громкий крик:
— Нет! Стой! Вернись!
Виталий повернулся и прижался разбитым лбом к правому боковому окну рубки. На корме из двери кубрика на палубу пляшущего в волнах судна неуверенно держась на ногах выбрался человек. Один из людей Фреда.
— Что за черт?..
Человек споткнулся и упал на колени. Его вырвало. Теперь Виталий видел, что он ничего не соображает от страха. Такое случается — у человека, запертого под палубой на штормующем судне, отказывает разум и верх берет самый примитивный инстинкт самосохранения. И, повинуясь этому инстинкту, он стремится удрать из замкнутого пространства. Виталий нажал кнопку связи с машиной.
— Ваня, человек на юте…
Корму высоко подбросило в воздух. Когда же металлическое днище вновь ударилось о воду, по ней прокатился мощный вал. Человека, не успевшего ни за что ухватиться, швырнуло на фальшборт. Несколько секунд он висел на нем, словно тряпичная кукла — ноги на палубе, голова и туловище за бортом, — а потом его перевалило в море, и он исчез.
— Человек за бортом! Человек за бортом! — заорал Виталий по судовой связи. Быстро опустив боковое окно рубки, он высунулся наружу и принялся высматривать в волнах-горах просвет, в котором можно было бы развернуться на обратный курс.
— Не делайте этого! — вдруг услышал он из-за спины. Обернувшись, он увидел Фреда. Тот стоял на верхней ступени трапа, вцепившись обеими руками в поручни. Его рубашка была испачкана рвотой.
— Что? — не поверил своим ушам Виталий.
— Он погиб, забудьте о нем.
— Вы с ума сошли? Мы же не…
— Если вы повернете, мы ведь можем потонуть, верно?
— Да, но…
— Капитан, он должен был соображать, чем рискует. И я не позволю подвергать опасности всех из-за его глупости.
Виталий понимал, что, рассуждая логически, Фред прав, но бросить человека в штормовом море, даже не попытавшись его спасти… Это же ни в какие ворота… К тому же на лице руководителя этой непонятной экспедиции не отражалось даже тени какой-либо эмоции. А этот тип, называвшийся Фредом, словно прочел мысли Виталия.
— За моих людей отвечаю я, а вы отвечаете за судно и пассажиров, так?
— Так.
— Значит, идем дальше.
Глава 38
— Слушаю, — сказал бывший президент Джек Райан. Он все еще почти с наслаждением отвечал по телефону сам. Особенно если звонил этот аппарат.
— Мистер президент?
— Да. Кто это? — Он не узнал говорившего по голосу, но, как бы там ни было, этот человек знал номер личной телефонной линии Джека. А таких людей в мире насчитывалось очень мало.
— Джон Кларк. Два дня назад вернулся из Англии.
— Как поживаете, Джон? Значит, они все-таки пошли на это? Заставили янки собрать вещички?
— Боюсь, что так. Как бы там ни было, мы с Дингом уже дома. В общем, мы с Дингом хотели бы засвидетельствовать вам свое почтение. Вы не против?
— Черт возьми, конечно, нет. Приезжайте к ленчу. Когда вы сможете быть?
— Скажем, часа через полтора.
— Идет. Значит, увидимся около одиннадцати?