Клятва смерти Робертс Нора

11

Вернувшись в свой домашний кабинет, Ева просмотрела диски с камер наблюдения. Она увидела, как Род Сэнди выходит из лифта, держа в руке портфель, и пересекает вестибюль в одиннадцать двадцать шесть утра на следующий день после убийства Колтрейн.

Вид у него был мрачный.

— Можешь сделать мне одолжение? — повернулась Ева к Рорку. — Проверь, в котором часу появились первые сообщения в новостях по убийству Колтрейн.

Пока Рорк выполнял поручение, она продолжила просмотр дисков. Люди входили и выходили. Если верить этим дискам, никто не поднимался в пентхаус, пока Сэнди не вернулся в двенадцать ноль восемь.

— Первый бюллетень появился на экранах в десять пятьдесят три. Первой сообщила компания «Все новости», — уточнил Рорк. — К одиннадцати новость уже облетела все основные каналы.

— Быстрая работа, — пробормотала Ева себе под нос. — Очень быстрая работа, если Сэнди уже к половине двенадцатого вынес диски и все вообще компрометирующие материалы, — а он именно так и сделал! — в какое-то другое место.

— Он не мог вынести незарегистрированное оборудование через общедоступный вестибюль.

— Нет, не мог. — Ева переключилась на диски из лифта. Опять она увидела, как Сэнди входит, спускается, выходит. Потом другие люди поднимались в лифте на другие этажи, спускались с других этажей. Потом экран вдруг стал черным. — Какого черта… Это диск барахлит или мой комп?

— Ни то, ни другое. Камера наблюдения отключилась. Была отключена, — уточнил Рорк. — Нет ни мигания, ни статики, изображение не прыгало, как бывает при сбое в работе. В доме есть подвальный этаж, подсобные помещения, служебный подъезд.

— Служебный вход на соседней улице. — Ева перешла к соответствующему диску. — Сукин сын, он все отключил! Ловко! Даже если я откопаю очевидца из этого здания или из дома напротив и он засвидетельствует, что там что-то грузили или, наоборот, выгружали, все равно это ничего не доказывает. И все же…

— Ему нужен транспорт — грузовик или фургон, — чтобы перевезти оборудование.

— И привезти новую мебель. Он не стал бы использовать краденый фургон, — ответила Ева на невысказанный вопрос Рорка. — Может, грузовик по доставке мебели. Он — владелец антикварного магазина на Мэдисон и еще одного в центре города. Может, я найду кого-то, кто подтвердит: «Да, я видел этих парней, они вытаскивали коробки и втаскивали шкаф». Но это ничего не доказывает, хотя… мне это говорит о том, что он обо всем позаботился на следующее утро после убийства Колтрейн. Прикрыл свою задницу.

— Прости, дорогая, я побуду адвокатом дьявола, но при аналогичных обстоятельствах я прикрыл бы свою задницу гораздо раньше, если бы совершил убийство. К моменту обнаружения тела в моем доме уже не осталось бы ни следа того, что я не хотел бы показать копам.

— Он не так хорош, как ты. Я это уже говорила.

— Никогда не устаю это слышать.

— В вечер ее смерти он есть у нас на камере. Выходит и входит в то самое время, что он сам нам указал. Во всяком случае, так близко к указанному времени, что с этим не поспоришь. Но он отключает камеры, чтобы вывезти незарегистрированное оборудование и ввезти мебель. Нет, он не так хорош, как ты. — Ева бросила пристальный взгляд на Рорка. — Ты вырубил бы камеры наблюдения, если бы считал, что тебе это зачем-то нужно. Но, скорее всего, ты позволил бы все записать. Какого хрена тебе волноваться, что копы увидят, как из твоего дома вывозят какие-то коробки? Как привозят новую мебель? Это же не преступление! Копы и пикнуть бы не успели. Ты бы им сказал: «А вы докажите». Подразумевая «мать вашу так, так и так».

— Как приятно и утешительно знать, что тебя так хорошо понимают. Он же дал тебе именно то, что ты хотела знать, верно? Не больше и не меньше. Он, как ты говоришь, нечист, ему есть, что скрывать.

— Это еще не делает его убийцей, — признала Ева. — Но если его сомнительные операции включают покупку копов, какой смысл ему останавливаться на одном? Придется мне еще раз проверить ее бригаду, а это значит, что, скорее всего, придется опять прибегнуть к помощи отдела расследований. Черт!

— Опять. Да, я так и понял из твоего разговора с Моррисом.

Ева вскинула взгляд на Рорка. Она до сих пор так и не решилась рассказать ему о своей встрече с Уэбстером.

— Раз есть подозрение, что убитая могла быть грязным копом, приходится припадать к этому источнику.

— Определи, что это за источник.

Ева чуть не заерзала, хотя прекрасно понимала, что именно этого он и добивается.

— Встретилась с Уэбстером. Пригласила его в «Даун энд Дэрти». Кстати, Крэк передает привет. Мы оба пока решили это не регистрировать.

— Любопытный выбор места.

— Я считаю клуб своей площадкой — из-за Крэка. Мы с Уэбстером обмениваемся данными.

Рорк шутливо похлопал пальцем по ее подбородку.

— Ну разве тебе не повезло, что я не ревнив?

Ева ответила ему каменным взглядом.

— Конечно, мне повезло.

Рорк засмеялся, а Ева покачала головой. Она подошла к доске и еще раз изучила фотографии.

— Убийца здесь. Или тот, кто убил, или тот, кто привел убийцу в действие. Все остальное не имеет смысла. Но что она сделала? Что она такое сделала, что знала, кому угрожала? За что ее убили?

Ева решила вернуться к работе с утра, хорошенько выспавшись. Выспаться не удалось.

Во сне она сидела на прозекторском столе в морге. Напротив нее на таком же столе сидела Колтрейн. Они смотрели друг на друга, а в ледяном воздухе разливалась скорбная песнь саксофона.

— Немного же ты мне рассказываешь, — заметила Ева.

— А может, ты просто не слушаешь?

— Это бред, детектив.

— Ты даже мысленно не можешь назвать меня Амми или хотя бы Амариллис. Тебе трудно представить меня просто женщиной.

— Ты не просто женщина.

— Это все из-за жетона. — Колтрейн показала Еве свой жетон, повернула его в руке, изучая, словно видела в первый раз. — Мне нравилось его носить. Но он не был мне нужен. Не так, как тебе. Кое для кого работа — это всего лишь работа. Ты знаешь, что я — как раз такая. Да, это тебе известно. Вот ты и решила, что это дает тебе право думать, будто я способна использовать жетон для личной выгоды.

— А ты использовала?

Свободной рукой Колтрейн откинула назад свои роскошные волосы.

— А разве мы все не используем служебное положение в личных целях? Разве ты так не поступаешь? Я не имею в виду презренный металл. Ты извлекаешь личную выгоду каждый день, потому что ты главная, ты всеми командуешь, ты ведешь следствие. От тебя жизни зависят. И при этом ты гонишь, гонишь, гонишь от себя воспоминания о том, чем ты была, ради того, чем стала сейчас.

— Речь не обо мне.

— Именно о тебе. Всегда и только о тебе. Жертва, убийца, следователь. Триада. Они всегда взаимосвязаны. От одного к другому, от другого к третьему. Каждый приносит что-то свое. В этой игре без любого из них не обойтись. — Колтрейн вздохнула с легкой досадой. — Но я не ожидала, что придется умереть на работе, и, скажу тебе честно, меня это жутко бесит. А ты этого ждешь.

— Я жду, что меня убьют?

— Ну, ты же сидишь на столе в морге, разве нет? Так же, как и я. Впрочем, «ждать» — это не то слово. Ты… готова. — Колтрейн кивнула, радуясь, что нашла верное слово. — Да, так гораздо лучше. Ты готова умереть ради этого жетона. А я не была готова. Я была готова делать свою работу, пока не наступила бы пора оставить ее и выйти замуж, завести детей. Ты до сих пор удивляешься, как тебе удается быть копом и женой. Ты не можешь понять, как это можно — иметь семью, детей… Ты и думать об этом не хочешь.

— Дети жуть нагоняют. Непонятные и…

— Ты сама была ребенком, когда он тебя мучил. Когда он тебя избивал, терроризировал, насиловал. Ты не сможешь родить ребенка, пока не поймешь до конца, не примешь, не простишь того ребенка, которым сама была.

— Тебя убили, и ты думаешь, что это дает тебе право промывать мозги?

— Это ваше подсознание, лейтенант. А я-то что, я просто одна из ваших мертвых. — Колтрейн бросила взгляд на стену с бесчисленными стальными ящиками. — Одна из многих. Вы с Моррисом… Просто удивительно, как вы с Моррисом чувствуете себя здесь как дома. А тебе никогда не приходило в голову об этом подумать?

Даже во сне Ева почувствовала, как краска бросилась ей в лицо.

— Черт, это уж точно не мое подсознание.

— Но уж и не мое. — Колтрейн со смехом мотнула головой, отбрасывая назад волосы. — Любить человека без секса, даже без сексуального влечения… Это нечто особенное. Я рада, что теперь у него есть ты, что у него есть это с тобой. У нас с ним все было по-другому. Сексуальное влечение? — Она щелкнула пальцами. — Вот с такой скоростью. Но это было только начало. У нас было нечто большее. Он был особенный, единственный. Даже если бы я осталась жива, думаю, он был бы у меня единственным, с кем мне хотелось бы быть, в кого верить, от кого детей рожать.

— А как насчет Алекса Рикера? Сексуальное влечение?

— Еще как! Но ты же знаешь, как это бывает. Кому ж знать, если не тебе, какой магнетизм излучает такой мужчина, как Рорк.

— Алекс не такой, как Рорк.

— Не такая уж между ними большая разница. — Колтрейн с улыбкой показала на Еву. — Тебя это смущает. Мы с тобой тоже вовсе не такие уж разные. Обе влюбились, обе этого хотели. Но мы поступили по-разному. Вот ты могла бы уйти от него, если бы он не отказался от теневого бизнеса?

— Не знаю. Не уверена. Но я точно знаю одно: если бы он предложил мне быть с ним, жить с ним и отворачиваться, когда он нарушает закон, он не был бы Рорком. Тем Рорком, который предложил мне быть с ним, и я с ним осталась.

Теперь Колтрейн погрозила ей пальцем:

— Но он же нарушает закон.

— Это трудно объяснить. Даже я сама не понимаю. Он не нарушает закон ради собственной выгоды. Больше не нарушает. А когда нарушает, то лишь ради высшей цели. Потому что верит в правду, в справедливость. Бывает, мы с ним по-разному понимаем правду и справедливость, но, главное, он верит. Рикер не бросил теневой бизнес ради тебя. Я догадалась об этом.

— Эти мужчины… У обоих были жестокие отцы, а их матери умерли, матерей они оба не знали. На них это сильно повлияло. И разве не это — хотя бы отчасти? — делает их такими привлекательными для нас? Они оба — опасные и неотразимые. Они хотят нас и хотят делать нам подарки.

— Ну, подарки меня не волнуют. А вот тебе они были дороги. Иначе ты не вернула бы их назад. Ха. Это твое подсознание. Считай, мы квиты. Ты их вернула, потому что для тебя они были важны. Именно поэтому ты не могла оставить их у себя. А если б оставила, разрыв не был бы полным. Ты же носила кольцо — подарок родителей! Напоминание о том, кто ты и откуда родом. Из крепкой состоятельной семьи.

— Это ты верно подметила.

— Может, ты смотрела сквозь пальцы, пока была с ним. Может, даже говорила ему то, что не следовало, потому что жетон — это всего лишь работа, не главное в твоей жизни. Но ты не брала взяток. Это не то, что ты от него хотела, и не то, что ты ему давала. Будь это иначе, ты и жетон бы вернула. Ты могла врать себе, когда была с ним, что это твое личное дело, и никого не касается, чем ты занимаешься в свое свободное время, с кем встречаешься, кого любишь.

Улыбка Колтрейн стала теплее и шире.

— Ну и кто у нас промыватель мозгов?

Не отвечая на вопрос, Ева продолжила:

— Но даже если работа — дело вторичное, она все равно становится помехой в личной жизни. Она стала помехой, а он не собирался меняться. Ты не могла любить его по-прежнему, когда он перестал тебя понимать и не захотел пойти тебе навстречу. Поэтому ты вернула ему подарки и ушла от него. Но ты оставила у себя жетон.

— Много счастья он мне принес! — Колтрейн вскинула взгляд на Еву, ее яркие зеленые глаза наполнились печалью. — Я не хочу здесь оставаться.

— Тебя скоро выпишут.

— Думаешь, мы сможем куда-то уйти, пока не узнаем правду? Думаешь, существует покой без правосудия?

— Нет, не думаю, — признала Ева, прекрасно понимая, что жажда правосудия никогда не позволит ей остановиться, всегда будет толкать ее вперед. — Ты здесь не останешься. Даю тебе слово, клянусь тебе: ты здесь не останешься.

«Можно ли дать клятву убитой женщине во сне?» — думала Ева. А если она дала клятву, что это означает? Что ей самой это было нужно?

Одеваясь, Ева бросила взгляд на Рорка. Сидит себе как ни в чем не бывало с чашкой кофе, биржевыми сводками и котом. И не такой уж у него сейчас опасный вид. И не похож он на плохого парня. Просто красивый до невозможности, а так — ничего особенного, обычный бизнесмен.

Вот разве что… он, наверное, начал работать час — если не два! — назад. И начал небось с телефонного или голографического совещания с каким-нибудь заокеанским партнером. И все равно, вид у него был неопасный.

«А вот в том-то и опасность, — сказала себе Ева. — Вот потому-то он и опасен. Очень опасен».

— Ты уже собирался отказаться, да?

Рорк оторвался от мелькавших на экране кодов и цифр и перевел взгляд на Еву.

— От чего я собирался отказаться?

— От теневого бизнеса. Когда мы встретились, ты уже все это сбрасывал, я только ускорила процесс.

— В значительной степени. — Рорк отодвинулся от стола, не выпуская из рук кофейной чашки. — И бесповоротно. Если бы не ты, я, может, до сих пор забавлялся бы кое-какими любопытными игрушками. Трудно отказываться от привычек, особенно когда они доставляют человеку удовольствие.

— Но ты же знал, что тогда у нас не было бы всего этого. Что мы всегда будем спотыкаться на этом месте, всегда будем спорить. Граница подвижна, но это… Это была бы стена, а у нас не было бы всего этого, если бы между нами стояла стена. Ты хотел всего этого… ты хотел меня больше.

— Чем чего бы то ни было до или после, — согласился Рорк.

Ева подошла и, как и накануне у Морриса, села на стол лицом к нему. Галахад, растянувшийся на коленях у Рорка, положил лапу ей на колено. На редкость трогательный жест.

«Семьи всякие бывают», — подумала Ева.

— Я этого не хотела, потому что не знала, как это будет. Как это вообще бывает. Но я хотела тебя больше, чем чего бы то ни было до или после. Я не могла отвернуться и сделать вид, будто я чего-то не замечаю, и я не могла бы предпочесть тебя работе, пожертвовать ею, даже если бы ты меня попросил. Могла бы попытаться, но у меня все равно ничего бы не вышло.

— Да, я понимаю.

— Привычки? Для тебя это было скорее хобби. Привычные занятия, увлечения — вот чем это стало для тебя. Они больше не были движущей силой, как вначале. Ни вопросом выживания, ни самореализации. Успех, положение, богатство, власть, безопасность — да, все это важно. Но тебе не нужно жульничать, чтобы всего этого добиться или все это удержать. Тут не только я, твоя собственная гордость сыграла свою роль. Конечно, обходить законы очень увлекательно, но в конечном счете достойнее пройти прямым путем, преодолевая трудности, чем смошенничать.

— Ты ошибаешься. Иногда смошенничать — это и значит преодолеть трудности.

Ева улыбнулась.

— Ну, может быть. Но дело вот в чем. Он — Алекс Рикер — не отказался от этого ради нее. Он считал, что она должна отворачиваться и делать вид, будто ничего не видит. Она так и поступала — около двух лет. Но это не могло продолжаться вечно. Он не захотел или не смог отказаться от теневого бизнеса ради нее, потому что она для него не была важнее всего на свете. Она была для него чем-то второстепенным, так же, как для нее — ее работа. Может, они любили друг друга, а может, им просто было хорошо в постели.

— В любом случае этого оказалось мало, — вставил Рорк.

— Я подумала: а не были ли мы связаны с ее убийством? Ответа пока не знаю, но с ней мы связаны. Это мы свалили Макса Рикера, а когда мы его свалили, ситуация изменилась. Сын продвинулся на несколько ступенек вверх по лестнице власти, разве не так? И теперь он мог бы при желании…

— …задвинуть в тень теневой бизнес, — закончил за нее Рорк. — Но он этого не сделал. Он выбрал другой путь.

— Она должна была понять в критический момент, что он никогда этого не сделает. И поэтому она сделала свой выбор. Время совпадает идеально.

— Он не выбрал ее, она не могла выбрать его.

— Да. — Ева вспомнила, как в ее сне Колтрейн со слезами на глазах сидела на краю прозекторского стола в морге, держа в руке полицейский жетон. — Он ее не убивал. Какой в этом смысл? Он сделал свой выбор, она сделала свой. Если он так обиделся, значит, это преступление по страсти. Но тут речь не о гордости, не об уязвленном самолюбии… Иначе зачем ждать год, чтобы к этому вернуться?

— А может, он передумал?

— Да, я тоже так думаю. Он мог и передумать. По крайней мере приехал сюда, увиделся с ней, прощупал почву. Он не мог не знать, что у нее новый роман. Может, в нем взыграла гордость, уязвленное самолюбие. У него и того, и другого — выше крыши. И что же он увидел? Она счастлива, живет своей жизнью без него. Как будто его и не было. Конечно, ему обидно. Но хватило ли этого, чтобы изъять ее из обращения?

Опять Ева покачала головой. Нет, ей эта теория не казалась убедительной.

— Начнем с того, что он ее отпустил. И он до сих пор хочет ее не так сильно, чтобы отказаться от своей приятной жизни. Он бизнесмен, он теневик, но он хорошо знает, где проходит граница. Некоторые сделки не обсуждаются. В этой схеме просто не хватает любви, чтоб пойти ради нее на убийство. Холодное предумышленное убийство.

— Значить это не было преступление по страсти. — Увидев, что Ева так и не взяла чашку, Рорк предложил ей свой кофе. — А что, если у нее на него что-то было? Может, она над чем-то работала?

— Если у нее что-то было, она не только не выложила ему все при расставании, она держала это при себе больше года.

— Тогда зачем убивать ее сейчас? — спросил Рорк.

Ева допила кофе и вернула ему пустую чашку.

— Я все время от этом думала. Она ведь тоже коп. Я ставила себя на место копа, а не влюбленной женщины. Если бы она хотела его наказать, пустила бы информацию в ход, когда след был еще горяч, когда ей было больно или обидно. Она никогда не была грязным копом. Она вернула ему подарки — все драгоценности.

— Ты об этом уже говорила раньше, но все-таки вернулась к этой возможности.

— Да, потому что пропустила кое-что. Меня это прямо точило. Дело не в том, что она вернула драгоценности. Главное, она не сдала жетон. Пусть для нее это только работа, но это ее работа. Она сохранила работу. Вот что я пропустила. — Ева вскочила, ей удобнее было думать на ногах. — Если она не была грязным копом и не собиралась осложнять ему жизнь — черт, да у таких, как она, все должно быть задокументировано, только мы найти не можем, — а он ее отпустил, все, значит, у нас ничего нет, кроме мужчины и женщины, которые поняли, что у них ничего не вышло, и решили подвести черту. Никто не убивает из-за неудачного романа.

Расхаживая по комнате, Ева сделала полный круг и повернула назад.

— Алиби уж слишком неуклюжее. Все время об него спотыкаюсь. Если он ее убил или заказал, он прикрыт. Это не тот случай, когда самодовольный ублюдок говорит: «Если б я знал, что мне понадобится алиби, неужели вы думаете, я бы об этом не позаботился?» Нет, он слишком аккуратен и дотошен, он так никогда не скажет. Я его подозревала, ходила вокруг него кругами, потому что его фамилия Рикер. Даром потеряла время.

— Нет, не потеряла. Не больше, чем вчера у Морриса. Ты прояснила вопрос. Как же ты могла его не подозревать? Ты просто обязана была пройти весь путь, разобрать все по кусочкам. По логике он твой первый подозреваемый.

— Да, и это… Нет, не строится.

— Отставая от тебя на полшага, я спрошу: кому выгодно, чтобы подозрение пало на него? Кому выгодно выставить Рикера потенциальным убийцей?

— Конкуренту. Целая куча плохих парней убьет копа и не почешется.

— Думаешь, теперь у меня станет легче на душе? — осведомился Рорк.

— Я умнее плохих парней. Разве я не шла на полшага впереди тебя?

— Только потому, что я тебя подтолкнул. И все-таки я не назвал бы это дело артистично выполненной подставой.

— А может, они и не ставили себе такую цель. Вот уже третий день я поджариваю задницу Рикера. Ему пришлось переворошить свой пентхаус, перевезти документы, оборудование. Суетиться, время тратить… Ты бы, наверно, мог разузнать, не пролетел ли он с какими-нибудь сделками. Может, у него что-то назревало, а теперь сорвалось из-за всех этих неприятностей.

— Я бы, наверно, мог.

— И вот смотри: опять я думаю о нем, смотрю на него. — Ева почесала переносицу. — Но он — единственное, что имеет хоть какой-то смысл. Только он один хоть как-то с этим связан. Она не вела дел настолько горячих, чтобы из-за них можно было убить. С соседями по дому никаких дел не имела. И против нее никто ничего не имел, по крайней мере мы ничего не смогли обнаружить. Она собиралась выйти из дому: вот как это выглядит, с какой стороны ни посмотри, сколько бы я ни проверяла. Она собиралась выйти из дому и перед выходом вооружилась. На лестничной площадке ее ждал либо плохой парень, либо коп. А плохой коп похуже плохого парня будет.

— Кто-то помимо Алекса держал в кармане копа, — подсказал Рорк.

— Возможно. Да, это очень даже похоже на правду! И если дело обстояло именно так, значит, это коп с ее участка.

— И мы возвращаемся к отделу внутренних расследований.

— Я думаю, да, — согласилась Ева.

— Ну что ж, тебе бы лучше позавтракать.

— Я что-нибудь перехвачу. Мне надо в управление и… О, черт! Моя машина!

— Позавтракай, — повторил Рорк, — а потом займемся твоим транспортом.

Свирепо хмурясь, Ева сунула руки в карманы.

— Стоит подумать об этих ублюдках из отдела снабжения, и сразу весь аппетит пропадает.

Рорк молча подошел к «автоповару» и запрограммировал для нее ролл с яичницей и ветчиной.

— Прямо здесь, легко и быстро.

— Да уж, представляю себе. — Ева с недовольным видом откусила кусок. — Я бы заставила Пибоди снова пообещать сексуальные услуги, но, боюсь, во второй раз они на это не купятся. Заставят меня умолять, и все равно дадут мне самую паршивую тачку из всей дерьмовой кучи. А может, Бакстера попросить, чтобы он их попросил… — задумалась Ева.

— Личные сексуальные услуги?

— Нет, но… может быть. Пусть попросит новую машину. Как будто ему нужна машина! Но он им нравится… Только они уже знают, что это моя тачка. — Ее голос стал таким же горьким, как кофе в управлении. — У них повсюду шпионы.

— Это весьма щекотливая проблема, лейтенант. Думаю, я смогу помочь вам ее разрешить.

— Они дали бы мне выбирать из целой флотилии, если бы ты предложил им свои сексуальные услуги, но я по этой дорожке не пойду. Всему есть границы, их переступать нельзя. К тому же я лейтенант! — Ева набила рот ветчиной, яичницей и теплым хлебом. — Мне не пристало просить, — пробормотала она. — Я начальство!

— Ты совершенно права. Наглые ублюдки! — Рорк обнял ее за плечи. — Давай спустимся. Возможно, у меня есть способ обойти все эти неприятности.

— Я же ничего такого не делала, — продолжала Ева. — Да, машина разбита, тут и спорить не о чем, но она пострадала в бою.

— Вот именно…

Его ирония так и осталась незамеченной. Ева упивалась своим негодованием.

— Терпеть не могу игру по этим правилам. Меня это прямо бесит. Но я не могу позволить себе в этом увязнуть во время следствия. Может, сообразишь мне пару ящиков классной выпивки или билеты на футбол в вип-ложу? Богатую взятку?

— Я, конечно, могу сообразить. Но давай сперва попробуем вот это.

С этими словами Рорк распахнул входные двери.

На подъездной дорожке стоял автомобиль мрачновато-серого цвета. Не сказать, чтоб уродливый, для этого его линии были слишком заурядны, поэтому его можно было назвать скучным — и это еще в лучшем случае. Были, правда, и хромированные части, с робкой надеждой поблескивающие в лучах утреннего солнца.

— Неужели Пибоди уже успела…

— Нет.

Ева двинулась к машине, стараясь подавить в душе чувство разочарования: новая машина была гораздо скромнее — неизмеримо скромнее! — прежней по внешнему виду. Блестящие хромированные части выглядели жалко — как дешевая помада на губах безнадежно некрасивой женщины. Потом она остановилась и нахмурилась.

— Только не говори мне, что это твоя. В твоей коробке с игрушками не может быть ничего такого обыденного.

— Я и не говорю, что это моя машина. Это твоя.

— Ты же говоришь, Пибоди не… — И тут Ева сообразила, что на этот раз она сама отстала на полшага. — Ты не можешь покупать мне служебную тачку.

— Не существует никаких официальных правил или установлений, запрещающих тебе водить свою собственную машину при исполнений служебных обязанностей. Я проверял.

— Да. То есть нет. Я хочу сказать, ты не можешь просто так подарить мне тачку.

— Конечно, могу! Кто сказал, что не могу? Я собирался подарить тебе эту тачку на нашу годовщину. А теперь вот придется ломать голову, придумывать на годовщину что-то еще.

— Ты собирался подарить мне полицейскую тачку на нашу годовщину в июле? А что случилось? Ты стал ясновидящим и заранее узнал, что моя тачка превратится в груду лома?

— Ну, тут не надо быть ясновидящим, это был всего лишь вопрос времени. Но ответ на твой вопрос — нет. Я думал, тебе понравится такой подарок. А теперь это не подарок. Это просьба. Ты сделаешь мне одолжение, если возьмешь машину и будешь на ней ездить.

— Не понимаю, почему ты…

— Она заряжена по полной, — перебил ее Рорк. — Блок связи и обработки данных, первичных и вторичных, по последнему слову техники. По вертикальному и полетному режимам не уступает новому Икс-Эс-6000.

— Икс-Эс… ты меня разыгрываешь.