Опасный след Робертс Нора
Она отошла, чтобы поработать с каждым учеником индивидуально. Продемонстрировала, как отучить пышущего энергией юного датского дога с задатками огромного грозного пса бросаться на людей, а задорного шнауцера — обнюхивать промежности других собак.
Отстегнули поводки. Джоз тут же погнался за белкой, и все щенки бросились за ним. Фиона лишь вздохнула, когда Джоз с разбегу попытался взобраться на дерево вслед за белкой, и устало провела ладонью по волосам.
— Не бегите за ними! Позовите их. Скомандуйте «ко мне» и «сидеть». Я хочу, чтобы все собаки вернулись к своим хэндлерам и сели рядом.
Легче сказать, чем сделать. Потребовались и время, и настойчивость, и тренировка.
Фиона повторила упражнение на выполнение команд «сидеть» и «ждать» индивидуально и в группе, стараясь сохранять беспристрастность, когда обращалась к Саймону. Затем отработала — с пристегнутыми поводками — команды «стоп» и «нельзя».
Действия, обычно приносившие радость, сейчас лишь усиливали боль, угнездившуюся где-то в основании шеи.
Урок закончился.
— Закрепляйте хорошие навыки дома, — сказала Фиона с вымученной улыбкой. — И не забывайте: положительное подкрепление, практика и игра.
Как всегда, посыпались замечания, вопросы, истории, которыми клиенты считали себя обязанным поделиться с ней. Фиона слушала, отвечала, поглаживала щенков и не испытывала ни капельки обычного удовольствия.
Однако она не огорчилась, когда Саймон задержался, спустив Джоза с поводка, чтобы малыш побегал с ее собаками. Очень хорошо. Она разберется с ним и исключит эту проблему из своего списка.
— Вас что-то мучает сегодня, — сказал Саймон, опередив ее.
— Простите?
— Вы меня слышали. И выглядите кошмарно.
— Может, хватит осыпать меня комплиментами?
— Тот парень в Калифорнии еще кого-то убил?
— Я не знаю. Откуда мне знать? Это меня не касается. — Фиона сунула сжатые кулаки в карманы куртки с капюшоном. — Мне жаль этих женщин, их семьи, но это не имеет ко мне никакого отношения.
— Кто спорит? Но вы не слушали, когда Ларри расписывал, как его супердворняга научился открывать двери, или когда Дайан показывала фотографию своего малыша, разрисовывающего цветными мелками бульдога. Я бы назвал это вашей версией реакции на неприятности. Так в чем дело?
— Послушайте, Саймон, то, что я ответила на ваш поцелуй… ну, будто бы ответила…
— Будто бы?
Фиона стиснула зубы.
— … вовсе на значит, что я должна делиться с вами подробностями своей жизни или объяснять причины изменений моего настроения.
— А я зациклился на «будто бы» и размышляю, как бы это было по-настоящему.
— Размышляйте на здоровье. Мы соседи, и в данный момент вы — мой клиент. Точка.
— Ну, вы определенно злитесь. Ладно, наслаждайтесь. — Саймон свистом подозвал щенка, и тот, естественно, привел за собой всю банду.
Когда Саймон наклонился, погладил и похвалил Джоза, Фиона снова вздохнула.
— Он сегодня хорошо отзывается на команду «ко мне». Еще не сидит спокойно на месте, но, в общем, успехи есть.
— Во всяком случае, за последние два дня он не сожрал ничего, о чем стоило бы сожалеть. — Саймон пристегнул поводок к ошейнику. — До свидания.
Он успел пройти полпути до машины, когда Фиона окликнула его. Окликнула спонтанно, не успела понять, зачем это сделала, и все же…
— Не хотите пройтись? Мне очень нужно прогуляться.
— Прогуляться? Где?
Фиона взмахнула рукой.
— Одно из преимуществ жизни в лесу — возможность гулять в нем.
Саймон пожал плечами, вернулся к ней.
— Не спускайте Джоза с поводка, пока не будете абсолютно уверены, что он остановится по команде. Он может погнаться за кроликом или оленем и заблудиться. Идемте, парни, прогуляемся.
Ее собаки радостно потрусили рядом, затем устремились вперед. Джоз натянул поводок.
— Ждать, — приказала Фиона, посочувствовав малышу. Собаки притормозили и сбавили темп, когда Джоз нагнал их.
— Он считает себя одним из больших парней. Такая прогулка ему полезна. Он осваивает новые территории, учится уважать поводок, реагирует на ваши команды.
— Это еще один урок?
— Я просто беседую.
— Вы когда-нибудь беседуете о чем-то, кроме собак?
— Да. — От раздражения Фиона на мгновение умолкла, как-то сникла. — В данный момент я ни о чем другом даже думать не могу. Боже, скорее бы пришла весна. Вот, пожалуйста, я могу жаловаться на погоду. Но день-то хороший, поэтому ныть трудно. И все же хочется, чтобы скорее потеплело и чтобы солнце не заходило до десяти вечера. Я хочу сажать цветы, выгонять из сада оленей и кроликов.
— Почему бы просто не поставить забор?
— Тогда я лишусь развлечения, потому что не смогу гонять оленей и кроликов. Собак они не боятся, и это моя вина, так как я научила парней не гоняться за… упс. Я опять о собаках. Мне нравится, как здесь пахнет.
Фиона глубоко вдохнула сосновый аромат, с благодарностью заметив, что головная боль немного отступила.
— Мне нравится, как свет струится сквозь кроны деревьев. Когда-то я думала, что стану фотографом, потому что люблю свет, и тени, и лица людей, и позы. Но у меня не получались интересные фотографии. А потом я хотела стать писателем, однако заскучала и подозреваю, что и тут у меня ничего бы не получилось. Правда, я люблю делать заметки… для блога или информационных бюллетеней, или маленькие статьи о, ну, вы знаете, по теме, которой я сейчас старательно избегаю. А потом мне показалось, что я могла бы стать тренером по легкой атлетике, но… я подумала, что мне не хватит твердости характера. Правда, я не уверена, так ли уж нужна твердость характера в двадцать лет. Почему вы молчите?
— В основном потому, что вы никак не заткнетесь.
Фиона вздохнула.
— Это правда. Я болтаю всякий вздор, потому что не хочу думать. И я прекрасно сознаю, что пригласила вас прогуляться, чтобы не думать и не грустить. Я не злюсь. Я тоскую, а это разные вещи.
— А по мне, так одно и то же.
— Вы твердый орешек, Саймон. Это не должно было бы привлекать меня.
Они вышли на полянку, окруженную огромными деревьями. Пышные кроны смыкались высоко в небесах и вздыхали на ветру, как морской прибой.
— Почему Оркас? — спросила Фиона. — Почему из всех возможных мест вы выбрали Оркас?
— Здесь тихо. Мне нравится жить у воды. Подержите. — Он сунул ей поводок и отошел к большому крученому пню, наполовину вывороченному из усыпанной хвоей земли.
Саймон обошел пень, присел на корточки, постучал по нему.
— Здесь еще ваша собственность?
— Да. Мы ушли недалеко.
— Я хочу взять это. — Он покосился на Фиону. В его глазах цвета старинного золота мелькнули искорки солнечного света. — Можно мне это взять?
— Вам нужен… пень?
— Да. Если настроены жадничать, я могу заплатить.
— Сколько? Я собираюсь на спа-курорт.
Фиона подошла поближе, пытаясь понять, что Саймон нашел в дурацком пне. Саймон оттолкнул изготовившегося облегчиться возле его находки Джоза.
— Писай где-нибудь в другом месте. Десять баксов. — Фиона презрительно фыркнула. — Он ведь просто торчит здесь. Вы им не пользуетесь. Я его выкорчую и унесу. Двадцать, но это предел.
— Посадите в дырку дерево, и мы в расчете.
— По рукам.
— Что вы из него сделаете?
— Что-нибудь.
Фиона внимательно рассмотрела пень, обошла его, как раньше Саймон, но не увидела ничего, кроме скрученных останков дерева, сломанного давней бурей.
— Хотела бы я иметь ваше воображение. Чтобы посмотреть на пень и увидеть что-то художественное.
Саймон поднял на нее глаза.
— Вы посмотрели на этого пса и что-то в нем увидели.
Фиона улыбнулась.
— А вот это действительно мило. Теперь я, наверное, должна пожалеть, что придиралась к вам.
— У вас странная шкала оценок, Фиона. Вы «будто бы» ответили на мой поцелуй, а на самом деле вцепились мертвой хваткой. Придраться, по-вашему, значит послать меня к черту.
— Я мысленно ругала вас.
— О, ну теперь я раздавлен.
— Я могу быть злой. Грубой и злой, и меня это не волнует. Но грубость и злость должны быть оправданными. Вы всего лишь спросили, что со мной. Можете забрать этот пень в любое время.
— Через пару дней. — Саймон распрямился, огляделся по сторонам, чтобы сориентироваться, затем взглянул на Фиону. — Рассказывайте.
— Идемте дальше. — Фиона вела Джоза рядом, придерживая поводок, иногда чуть отпускала, давая щенку немного свободы, возвращала, когда они пробирались сквозь деревья, огибали извилину спокойного ручья.
— Меня преследует одна репортерша. Звонит, пишет электронные письма. Я не отвечала, уничтожила все послания.
— Чего она хочет?
— Поговорить со мной о Перри… в связи с убийствами тех двух женщин в Калифорнии. Она пишет статью. Это ее работа, я понимаю. Однако не моя работа разговаривать с ней, подбрасывать поленья в огонь. Единственная сбежавшая жертва — вот ее угол зрения. Я не жертва, и я злюсь, когда меня так называют. Я по горло сыта шумихой, поднявшейся, когда все это случилось.
— Тогда продолжайте уничтожать.
— Легко сказать… я, конечно, буду уничтожать, но это непросто.
Фиона вдруг поняла, что головная боль прошла, но гнев и разочарование, ее вызвавшие, еще колются, как занозы.
Маленькие, острые, отвратительные занозы.
— Когда это случилось, прокуратура и полиция старались как могли оградить меня от прессы. Они не хотели, чтобы я давала интервью, и, видит бог, я сама не хотела общаться с газетчиками. Но подобная история? Это же сенсация, верно? Репортеры звонили, разговаривали с людьми, которые меня знали, разговаривали с людьми, которые знали людей, которые знали меня. Подпитывали сенсацию. — Фиона умолкла, взглянула на него. — Я думаю, вы понимаете, по опыту ваших отношений с Ниной Аббот.
— Отношения — слишком милое слово.
— И теперь вы любите тихие острова.
— Одно с другим почти не связано. И сейчас не я погружен в мрачные мысли.
«Он хочет сказать, что это не мое дело. Ну, он прав», — подумала Фиона.
— Ладно. После смерти Грега все началось заново. А потом был суд. Я не хочу никоим образом участвовать в том, что происходит сейчас. Поэтому я опять злюсь, и мне очень плохо. Двенадцать женщин умерли до меня, а потом умер Грег. А я не умерла. У меня и царапин-то почти не было, но они говорят, что я жертва, а еще они говорят, что я героиня. И то и другое — неправда.
— Да, неправда. Вы просто выжили, а это тяжелее.
Фиона резко остановилась и изумленно уставилась на него.
— Откуда вы знаете? Это тайна.
— На вас написано. И ваши глаза говорят об этом. Они такие спокойные, такие ясные. Может, потому, что видели слишком много. У вас есть раны. Вы с ними живете. Это не должно было бы привлекать меня.
Фиона могла бы улыбнуться на собственные слова, которые он бросил ей в лицо, но почему-то у нее внутри все затрепетало.
— Саймон, что с нами происходит?
— Возможно, просто немного страсти.
— Возможно. Я не занималась сексом почти десять месяцев.
— О, огонь разгорается.
Теперь она рассмеялась.
— Боже, вы действительно подняли мне настроение, но я просто имела в виду, что если я не занималась сексом почти десять месяцев, то не так уж тяжело подождать еще. Мы оба живем на острове, мы оба связаны с Сильвией. Мне нравится ваша собака, и в данный момент я принимаю участие в ее воспитании. Думаю, мне нужно разобраться, будет ли секс с вами приятным или вызовет слишком много осложнений.
— Секс не может быть приятным. Приятно молоко с печеньем.
— Уверенность. Мне нравится ваша уверенность. Поскольку я не собираюсь заниматься сексом в лесу, особенно если учесть, что до заката осталось всего минут двадцать, думаю, мы в безопасности. Но я не возражаю против рекламного показа.
Саймон протянул руку, намотал на кулак ее волосы.
— Любишь риск?
— Нет, совсем нет. Я люблю стабильность и порядок. А риск — это не мое.
Саймон дернул ее за волосы. Чуть-чуть, чтобы приподнять голову, приблизить к себе ее губы, почувствовать ее дыхание.
— Ищешь приятное?
— Вообще-то я ничего не ищу.
— Я тоже, — заявил он, сокращая дистанцию.
Она сама напросилась и думала, что готова. Она ожидала стремительной атаки, мгновенного взрыва страсти и похоти и хотела, чтобы тело и мозг пронзила ослепительная молния. Однако Саймон обезоружил ее спокойным поцелуем, накрывшим ее ленивой волной и затуманившим мозг. Фиона вздохнула, обвила руками его шею. Он затягивал ее все глубже в тихий омут, постепенно разжигая огонь, существование коего они оба признали, и, когда ударила молния, Фиона оказалась совершенно беззащитной.
Мир вокруг — лес, небо, сгущающиеся тени, — все исчезло. Остался лишь вкус его губ, его тело, прижатое к ее телу, и желание, нарастающее в ней. Почувствовав, что Саймон отстраняется, Фиона притянула его к себе и нырнула снова, на этот раз еще глубже.
Она нарушила его самообладание. Сочетание податливости и требовательности сокрушало его решимость устанавливать тон и темп отношений. Каким-то образом она прокралась в него, открывая двери, которые он давно держал на замке и не собирался отпирать. И, в итоге, он уже не знал, кто теперь правит бал.
И когда он решил отступить, установить хоть какую-то дистанцию, она заманила его обратно.
Нежные губы, гибкое тело и весь ее облик, простой и в то же время милый. Как ее вкус, ни на что не похожий и абсолютно неотразимый.
Он проиграл больше, чем завоевал, еще до того, как щенок радостно залаял и стал карабкаться по его ногам в надежде протиснуться между людьми и присоединиться к веселью.
И на этот раз они отступили оба.
Фиона положила ладонь на макушку Джоза.
— Сидеть. Хорошая собака.
«Уже не такие спокойные, — подумал Саймон, глядя в ее глаза. — Не такие ясные».
Фиона жестом подозвала своих собак, передала поводок щенка Саймону.
— Даже не знаю, что сказать. Нам пора возвращаться. Хм, Джоз уже лучше слушается поводка.
Здесь для него все новое и много развлечений, но он отлично реагирует на команды.
Вернулась в свою безопасную зону, говорит о собаках. Размышляя, как у нее это получается, Саймон шел молча.
— Я бы хотела поработать с ним над другими навыками. Может, лишних полчаса в неделю, добавляя по десять-пятнадцать минут к основному уроку. Пару недель. Бесплатно. Если тебя устроит прогресс, можно будет обсудить плату.
— Рекламный показ?
Фиона взглянула на него и отвела взгляд.
— Можно и так сказать. Он быстро учится, и у него отличный характер для… Это глупо. И трусливо. Я хотела еще раз поцеловать тебя. Проверить, может, тот первый поцелуй был просто счастливой случайностью. Нет, оказывается, не был. Меня действительно сильно тянет к тебе, а этого чувства я не испытывала очень давно.
— Около десяти месяцев?
Фиона покраснела, но улыбнулась. Не застенчиво. Довольно.
— Если честно, дольше. И чтобы не смущать нас обоих подробностями, просто скажу, что тот инцидент оказался неудачным во всех отношениях. Но он служит точкой отсчета и заставляет меня задаваться вопросом, не в нем ли причина этого притяжения. И взывает к осмотрительности. Я не стесняюсь секса, но не хочу повторять то, что оказалось ошибкой.
— Тебе больше нравятся стабильность и порядок.
Фиона сунула руки в карманы.
— Я слишком много болтаю, а ты слишком хорошо слушаешь. Опасная ситуация.
— Для кого?
— Для того, кто болтает. Видишь ли, ты создаешь впечатление, что не обращаешь особого внимания, что тебе неинтересно. Но ты внимателен. Вроде бы не реагируешь, но впитываешь подробности. Вообще-то это нечестно. Ты мне нравишься. По крайней мере, я думаю, что ты мне нравишься. Я мало о тебе знаю, потому что ты не рассказываешь о себе. Я знаю, что у тебя есть собака, потому что ее подарила тебе твоя мать. Отсюда я делаю вывод, что ты любишь свою мать или боишься ее гнева. Возможно, и то и другое.
Они шли в молчании целых полминуты.
— Подтверждай или отрицай. Тоже мне, мрачная тайна.
— Я люблю свою мать и предпочитаю, по возможности, избегать ее гнева.
— Вот видишь, не так уж и трудно признаться. А как насчет отца?
— Он любит мою мать и предпочитает, по возможности, избегать ее гнева.
— Ты ведь понимаешь, что чем меньше ты о себе говоришь, тем больше вызываешь любопытства.
— Отлично. Это очень полезно для бизнеса.
— Итак, бизнес. Работа.
— Люди платят, правительство снимает свою долю. Это бизнес.
Фионе показалось, что она нащупала противоречие, пусть даже крохотное.
— Но бизнес для тебя — не главное, иначе ты продал бы мне тот винный шкафчик.
— Никак не успокоишься.
— Либо ты демонстрировал художественный вкус, либо просто упрямился. В данном случае я подозреваю первое, хотя думаю, что тебе не чуждо и второе. И, между прочим, я все еще хочу его купить.
— Нет. Но тебе не помешает новая качалка для веранды. Твоя просто безобразная.
— Она не безобразная. Она прочная. Просто ее нужно перекрасить.
— Левый подлокотник покоробился.
Фиона хотела было возразить, но засомневалась.
— Возможно. Однако, Мистер Таинственность, это только доказывает, что ты замечаешь детали.
— Я замечаю плохую работу и покоробленное дерево. Я отдам тебе новое кресло за уроки с условием, что ты пустишь свою безобразную качалку на дрова.
— Может, у меня с ней связаны личные воспоминания.
— Это правда?
— Нет. Я купила ее на гаражной распродаже несколько лет назад за десять баксов.
— На дрова. И ты научишь моего пса чему-нибудь интересному.
— По рукам. — Когда они вышли из леса, Фиона взглянула на небо. — Стало прохладно. Возможно, мне действительно понадобятся дрова. Огонь в камине, бокал вина. Конечно, я не смогу вынуть бутылку из прекрасного шкафчика, но это я переживу. И тебя я не приглашаю.
— Ты думаешь, что, если бы я захотел закончить то, что мы начали там, в лесу, я стал бы ждать приглашения?
— Нет. Я должна бы возмутиться твоей самонадеянностью, но почему-то не возмущаюсь. А почему ты не хочешь закончить то, что мы начали?
Саймон улыбнулся.
— Ты будешь думать об этом, не так ли? Мне нравится твой дом.
Озадаченная резкой сменой темы, Фиона обернулась и уставилась на свой дом.
— Мой дом?
— Маленький и слегка затейливый, но очень правильный. Я бы посоветовал тебе с южной стороны оборудовать солярий. Это сделало бы архитектуру более интересной, открыло бы твою кухню и впустило в нее больше света. Но, прошу тебя, будь любезна, не проверяй электронную почту и автоответчик. Я приеду с качалкой и псом через пару дней.
Саймон повел собаку к грузовику, отстегнул поводок, подпихнул Джоза в кабину. Щенок гордо уселся на сиденье с палкой в зубах.
Фиона хмуро смотрела им вслед.
Ему некогда было скучать: работа, щенок, смутное желание посадить сад просто для того, чтобы посмотреть, что из этого получится. Примерно каждые два дня, в зависимости от погоды, он катался с Джозом по извилистым, холмистым дорогам острова.
Рутина или отвлечение от нее было именно тем, что он искал, не сознавая, что именно ищет.
Он мог работать, когда ему вздумается, в любое время дня или ночи, ведь его мастерская находилась всего в нескольких шагах от дома, и это ему безумно нравилось. И, как ни удивительно, ему нравилась компания щенка — на работе, на прогулках, в поездках.
Он с удовольствием покрасил кресло-качалку с плоскими подлокотниками в дерзкий голубой цвет. Пусть Фиона кажется скромной, но личность она яркая, отчаянная. Она будет отлично смотреться в этом кресле. Она вообще отлично смотрится.
Саймон пил утренний кофе на крыльце и планировал свой день. Кресло и собаку можно оттащить к Фионе ближе к вечеру. Если только не увязнет в работе. К счастью, у него полно работы. Горка с выступающей изогнутой центральной частью для клиента из Такомы и пара кресел-качалок; кровать, которую он мастерит для себя, и винный шкаф, предназначенный для Фионы.
Возможно, для Фионы.
И еще надо выкорчевать пень — хорошо бы сегодня. Придется заехать к местному фермеру Гэри, знакомцу по собачьей школе, выяснить, не потерял ли тот желания помочь ему, и одолжить цепь и автопогрузчик.
Саймон свистнул, и Джоз весело подбежал к хозяину. Удивляясь собственной радости, Саймон с малышом вернулся в дом. Вторую чашку кофе он выпил, читая в Интернете статьи «Ю.С. Рипорт», как делал последние два дня. Он уже начал думать, что репортерша, обескураженная категорическим отказом Фионы сотрудничать, капитулировала, однако на этот раз наткнулся на вызывающий заголовок:
ОТГОЛОСКИ СТРАХА
Под заголовком были размещены фотографии двух женщин — на самом деле почти девчонок. Насколько Саймон мог судить, репортерша справилась с домашним заданием. В статье были изложены подробности жизни обеих жертв, их последних часов перед исчезновением, поисков и обнаружения тел.
От фотографии Перри его бросило в дрожь. Ничем не примечательный пожилой мужчина мог быть тихим, безобидным соседом. Учителем или страховым агентом, выращивающим помидоры на заднем дворе. Да кем угодно…
Саймон оцепенел, увидев фотографию Фионы.
Она улыбалась ему с экрана компьютера, как и дюжина других девушек — юных, хорошеньких, — которым сбежать не удалось.
Первая фотография Фионы резко контрастировала с другой, сделанной у входа в зал суда в толпе репортеров. Здесь Фиона не улыбалась. Голова опущена, глаза пустые. Лицо человека, мир которого рухнул.
Дальше описывались детали ее побега, убийство ее жениха, и вскользь упоминалось, что Бристоу не дает комментариев.
— Но это тебя не остановило, — прошептал Саймон.
Что ж, каждый делает свое дело. Репортеры пишут репортажи. Самое разумное, что остается Фионе, — не обращать внимания на их писанину.
Саймон почувствовал нестерпимое — до зуда между лопатками — желание позвонить Фионе. И одновременно дикое раздражение от своего порыва. Он приказал себе оставить это дело и Фиону в покое.
Он позвонил не ей. Он позвонил Гэри и договорился насчет пня, затем десять минут тренировал Джоза на команду «апорт» — они оба уже вполне прилично справлялись с этим упражнением — и отправился работать.
Он сосредоточился на горке, подумав, что нет смысла работать над шкафчиком для Фионы, пока не сотрется из памяти тошнотворное выражение страха и горя, застывшее на ее лице.
Сделав в середине дня короткий перерыв, он погулял по пляжу, где Джоз умудрился найти мертвую рыбину. После уже ставшего привычным совместного душа, — он до сих пор забывал купить нахальной псине ванночку, — Саймон решил отвезти кое-что из мелочи Сильвии. Он сложил в коробки кухонные доски, вазы, миски и погрузил их вместе с собакой в машину.
Он встретится с Гэри, разберется с пнем, а битком набитый грузовик — отличный предлог, чтобы не задерживаться у Фионы.
Саймон удивился, а Джоз безумно расстроился, когда Фионы дома не оказалось, как, впрочем, и ее собак. Может, она уехала куда-то побыть в одиночестве, развеяться?
Вскоре подъехал Гэри со своим жизнерадостным бордер-колли Бучем, и Джоз воспрял духом.
Гэри, в бейсболке на седых волосах, в очках с толстыми линзами, скрывающими выцветшие зеленые глаза, прокомментировал радостную встречу:
— Совсем как дети.
— Похоже, — согласился Саймон. — Фионы нет дома, но я говорил ей, что приеду за пнем.
— Командная тренировка в парке. Ежемесячная. Чтобы не потерять форму, понимаете? Скорее всего, вышли на рассвете. Ну, давайте снимем погрузчик, и вперед, за вашим пнем. На кой черт он вам сдался?
— Пока не знаю.
— Понятно.