Исправленному верить (сборник) Перумов Ник

– Ладно, Михалыч, не заводись, – примиряюще сказал красномордый мужик с перевязанной рукой, сидящий на банкетке напротив. – Что дальше-то было?

– Служил я там год. Приехал в семидесятом, убыл в июне семьдесят первого. Командование поставило задачу обеспечить эффективное использование боевой техники, а также наблюдать, как воюют американцы.

– Тяжело, наверное, приходилось? – хорошо знакомая по стоянию в очередях к врачам пенсионерка участливо поглядела на бывшего военного специалиста.

– По-разному. Жара там страшная, и влажность высокая. Поселили нас в бунгало с бамбуковыми стенами и крышей из пальмовых листьев. Она даже в сильный дождь не протекала… правда, пару раз её тайфуном сносило.

– Тю, курорт прям, ишь ты!

– Да. Дом отдыха имени Хо Ши Мина, мать его за ногу. – Михалыч криво усмехнулся. – Поначалу нас бомбили нерегулярно, два раза в день максимум. А могли и неделю не прилетать, зато потом, когда началось американское наступление…

– Ну и что они? Врезали вам? – стоящий у стены молодой человек аж рот приоткрыл, ожидая услышать что-нибудь интересное.

– Подло они воевали. – Старик покосился на надпись «U.S.Marine Corps», вышитую на свитере собеседника. – Опрыскивали леса, где стояли деревни, какой-то дрянью, орандж называется. Американцы перекрашивали свои самолёты в цвета вьетнамской армии, а военным пилотам во время выполнения таких заданий запрещалось надевать форму.

Михалыч достал из кармана пиджака платок и утёр пот со лба.

– А у моей соседки какие-то сволочи внучка побили, – совершенно не в тему начала говорить старушка. – Неделю назад шёл из института, так его сзади по голове чем-то ударили. Всё забрали, даже куртку сняли. Лежит теперь в больнице.

– Сергеев, заходите! – донеслось из-за двери.

Закряхтев, Михалыч опёрся о палку, встал и, стараясь держать спину прямо, зашагал к кабинету.

– Три куска «зелёных» с тебя, – Бай прищурил раскосые глаза. – Гони лавэ.

– У меня нет с собой таких денег. – Иван судорожно глотнул и отвёл взгляд в сторону. – Подожди… неделю. Достану.

– Чё ты мне заливаешь, Лысый? Где ты их достанешь? У своей мамаши медсестры, что ли? – Бай наклонился через стол, за которым шла игра, и процедил: – Значит, так. Слушай сюда, урод! Сроку тебе – два дня. Дашь нам с Кирей наколку на хату – считай, нет за тобой долга.

– Бай, я… – начал было что-то говорить Иван.

– Не бзди, – молчавший до этого Киря наклонил лобастую голову и задумчиво посмотрел на свои огромные кулаки. Ещё в школе врачи поставили ему диагноз «недостаток мозгового кровообращения», из-за чего потом не взяли в армию, да и с институтом ничего не вышло. Впрочем, по поводу здоровья Киря особо не парился. Иногда, правда, он забывал договорить фразу, поскольку не помнил её начало, ну и что с того?

– Кинешь нас – ливер вырежу, – нарочито спокойно проговорил Бай. – Два дня у тебя. Запомни.

Сергеев вышел из поликлиники, осторожно спустился по ступенькам и направился к аптеке. До неё было рукой подать, всего лишь пройти метров пятьдесят по базарчику, который вот уже много лет соседствовал рядом с медучреждением.

Михалыч одолел почти половину нужного расстояния, как вдруг прямо перед ним откуда-то из толпы появилась совсем молоденькая цыганка в разноцветной длинной юбке и чёрной, расшитой блёстками, куртке.

– Мужчина, скажите, пожалуйста, как проехать к универмагу?

– Вам нужно на «пятый» автобус. Через три остановки выйдете.

– Спасибо. Ой, что это с вами? – цыганка вскрикнула и схватила его за правую руку. Она приблизилась почти вплотную к Михалычу, так что он почувствовал запах её тела. Пахло какими-то травами, ромашкой и вроде бы даже полынью.

– М-да? – Михалыч не то чтобы растерялся, скорее даже удивился. Он часто видел цыган на улицах, но лично к нему представители этого племени никогда не приставали.

– Ой, ну и страдать же ты будешь! Сделано тебе! – Правой рукой цыганка продолжала удерживать Михалыча за запястье, левой же передала ему иголку. – Держи, она заговорённая. Если почернеет, порча на тебе.

Действительно, иголка почернела.

– Вот смотри, какая чёрная, – торжествующе сказала цыганка, забирая иголку. – Порча на тебе! От того и болеешь!

– И что же мне делать? – поинтересовался Михалыч, задумчиво глядя на иссиня-чёрную иголку.

– Снять порчу надо, сюда смотри. – Игла словно бы растворилась между ловких пальцев цыганки, затем откуда-то из кармана она достала яйцо. Самое что ни на есть обычное варёное яйцо.

– Смотри сюда. Вся порча твоя здесь. – Теперь цыганка говорила с придыханием, так что её голос стал даже чем-то похож на голос Михалыча. – От денег всё зло, от них, проклятых! Оберни ими яйцо, и порча уйдёт в них!

Она протянула яйцо мужчине.

– Ты… – начала было говорить цыганка, но внезапно остановилась. Её взгляд остекленел, пальцы разжались, и яйцо плюхнулось на мостовую. Она отпустила руку Михалыча и зашарила в кармане куртки. Достав несколько измятых купюр, цыганка протянула их старику.

– Эхе-хе, грехи наши тяжкие. – Военный пенсионер не глядя взял деньги и прошёл мимо незадачливой целительницы. Гадалка стояла неподвижно, словно восковая фигура из музея мадам Тюссо.

Михалыч без приключений добрался до аптеки, где купил нужные лекарства. Уже на выходе он столкнулся с ещё одной цыганкой. Бабища лет пятидесяти с необъятным бюстом и грязными, давно не чёсанными волосами своей тушей полностью перегородила дорогу.

– Верни деньги, или прокляну. – На мгновение Михалычу показалось, что от её фигуры повеяло холодом.

– Меня? – Старик грустно улыбнулся. – Не советую. Зря вы так.

Цыганка с ненавистью посмотрела на него чёрными глазами и быстро-быстро забормотала что-то на своём языке. Впрочем, буквально через несколько секунд она поперхнулась и вновь перешла на русский:

– З-за т-тобой… – заикаясь проговорила цыганка, глядя на Михалыча округлившимися от ужаса глазами. Не сводя с него взгляда, она начала медленно отступать назад.

– Догадливая какая, – сумрачно сказал Михалыч.

Незадачливая проклинательница, ничего больше не сказав, бочком-бочком выскочила из аптеки. Сквозь прозрачное стекло было видно, как она, отчаянно жестикулируя, что-то объясняет своим двум товаркам, стоящим на улице. Её лицо было белым.

Цыганки синхронно обернулись и посмотрели в сторону аптеки, после чего разом, как по команде, растворились в толпе.

– Не с тем связались, девушки, – пробурчал Михалыч себе под нос.

Иван Лысков лежал на старом диване, тупо уставившись в потолок. Два дня прошло, и сегодня нужно было расплатиться с Баем. За стеной что-то глухо бухнуло, затем раздался звон разбитой посуды и женский крик. Нажравшийся вчера вусмерть сосед с утра пораньше решил наладить отношения с женой.

– Сволочь, наколку на хату ему подавай! – Лысый вздрогнул и стукнул по груди ладонью. С ненавистью поглядел на раздавленного клопа и от души выматерился в адрес скотов-соседей по коммуналке, которые развели в своих комнатах дикий срач. Затем вытер руку о ковёр на стене и вернулся к тягостным размышлениям. Ещё вчера он проверил все нычки в квартире. Бабла набралось баксов на двести, не больше. Такой расклад его никак не устраивал.

– На фига ты вообще сел с ним играть? Дебил! – Иван скривился и закрыл глаза.

С Баем и Кирей он познакомился месяц назад. На хате у одного пацана отмечали чью-то днюху. Синячили с самого утра, а под вечер подвалил Бай со своим кретином.

Лысый вспомнил своё первое впечатление об этой паре. Киря – пацанчик лет девятнадцати, приземистый и широкоплечий, с низким лбом и маленькими свинячьими глазками. Весит, наверно, под центнер, не меньше, но двигается плавно, словно танцуя. Бай худощав, да и ростом повыше. В их компании он оказался самым старшим. Ребята потом говорили, что он три года проучился в каком-то крутом институте, чуть ли не в МГУ. Врали, наверное.

Мутный какой-то он, Бай. Так глянешь на него, и вроде ничего особенного. Узкоглазый, с бледным лицом и какими-то рыбьими губами, тьфу, аж смотреть тошно! Вот только глаза у него странные… Серые, а в глубине словно туман клубится. Кто-то из пацанов спьяну было залупнулся на Бая, так тот только посмотрел на него, и всё. Базару, как говорится, ноль. Одним взглядом разрулил ситуацию.

А Киря? У него ж мозгов вообще нет! Что скажет ему Бай, то и сделает. Прикажет спрыгнуть с одиннадцатого этажа – возьмёт и спрыгнет. А если вдруг захочет Бай кого-нибудь оттуда скинуть? Да без базара, пусть только покажет кого!

Лысый был неглупым парнем, отучился восемь классов в школе и два года назад чуть не поступил в профессиональное училище. Он понимал, что так или иначе, но этим людям долг придётся отдать.

Зазвонил мобильник.

– А?

– Два! – из трубки зазвучал хрипловатый голос Бая. – Ну, чё?

– Я… – Иван на мгновение сделал паузу. – Короче, есть тут одна тема.

– Ну, давай, подгребай на наше место.

Лысый встал, оделся, засунул мобилу в задний карман изрядно потёртых джинсов и вышел из комнаты.

В коридоре он нос к носу столкнулся с матерью.

– Жрать хочешь?

Лысый принюхался. С кухни отчётливо тянуло прокисшей соседской капустой и непонятной сладковатой вонью. Он покачал головой, прошёл мимо и принялся надевать кеды.

– Куда намылился-то?

– На работу, – буркнул Лысый и открыл дверь в подъезд.

– Чего брешешь? Какую работу! Ты уже полгода ни хрена не делаешь! Всё с дружками своими ошиваешься! – заорала мать сыну в спину. – Вот погоди, дождёшься от них беды на свою голову! Скорей бы уже в армию забрали!

– Сама туда иди! – Иван сбежал по ступенькам, перепрыгнул лужу мочи и выскочил на улицу. Он сразу же направился к гаражам, возле одного из которых на лавке уже сидели Бай с Кирей.

– Здорово. – Он пожал парням руки и уселся рядом.

– Рассказывай. – Бай достал из кармана пачку с сигаретами и закурил.

– Ну, короче, вот какая тема. Есть тут один дед, пенсионер, ему моя маманя уколы ходила делать. Живёт один, в частном доме. В одноэтажном. Кроме него, там никого нет. Даже собака недавно сдохла.

– Пургу гонишь. – Бай жадно затянулся и выпустил дым через нос. – Что за фуфло, какой, на хрен, дед? Кинуть нас хочешь, Ванюша? – вроде бы даже ласково спросил он.

В руке Бая хищно блеснуло лезвие выкидухи.

«Да он же на всю башку отмороженный! Сейчас полоснёт по горлу, и всё!» Лысый, чувствуя, как рубашка прилипла к мгновенно вспотевшей спине, покосился на нож и начал говорить, тщательно подбирая слова:

– За базар отвечаю. Я слышал, мать говорила соседке, что хата у него хоть и голимая снаружи, зато внутри всё в шоколаде. Есть иконы и картины. Да и пенсию он сто пудов там хранит.

– Рядом кто живёт? Есть сигнализация? – Голос Бая зазвучал по-деловому. Заинтересовался, видать. Даже выкидуху убрал.

– Такие же старпёры, как и он сам. Дом возле железной дороги. Сигнализации нет, – поняв, что опасность миновала, принялся вдохновенно врать Иван. На самом деле он понятия не имел, что там с соседями и сигнализацией.

– А чё, детей и внуков у деда нет? – продолжал расспрашивать Бай.

– Не знаю. – Лысый пожал плечами. – Мне мать говорила вроде, что он с женой вдрызг разругался и квартиру ей оставил. А сам в этот дом переехал. Только давно это было.

– Лады, ща сходим, покажешь.

– Бай, да что там показывать, я тебе адрес напишу.

– Ты чё, баклан, съехать хочешь? – Зрачки Бая сузились.

– Кинул пацана… – Киря, оторвавшись от полторашки с пивом, влез в разговор. Но, как это обычно бывало, фразу не закончил.

– Хорошо, Бай, как скажешь. Я покажу.

«Ещё как покажешь, сучонок, – лениво подумал Бай, глядя на вспотевшего Лысого. – Я, что ли, зря тебя на игру развёл? Никуда ты от нас теперь не денешься. Будешь по клиентам тему пробивать и на хаты наводить».

Вслух же сказал:

– Вот это правильно. По-пацански.

Михалыч сидел на кухне у себя дома и собирался пить чай. Пальцы, сжимающие кружку, едва заметно дрожали. Визит в поликлинику и разговор с цыганками изрядно его утомили.

– Зар-раза, – отхлебнув слишком горячего чая, выругался старик.

В комнате зазвонил телефон. Поставив кружку на стол, Михалыч побрёл к аппарату.

– Алло? – Он тяжело опустился на табурет.

– Здравствуйте. С вами говорит Ольга, я представляю компанию «Русское милосердие». Мы предлагаем вам заключить договор пожизненного содержания. Вы не могли бы…

– Оставьте меня в покое! – Пенсионер бросил трубку на аппарат с такой силой, что телефон обиженно звякнул.

– Гады. – Он сделал глубокий вдох и на мгновение задержал дыхание, стараясь успокоиться.

На прошлой неделе уже звонили ему одни такие представители. Правда, тогда они назвали себя компанией «Чистые пруды». Михалыч даже пожалел, что у него в доме есть телефон. А ведь сколько сил пришлось в своё время потратить, чтобы добиться его установки!

– Ведь были же люди как люди, – пробурчал старик и посмотрел на фотографию, стоящую на трюмо. – Что же с вами теперь стало-то, а? За лишний рубль удавиться готовы.

На фотографии на фоне полуразрушенной вьетнамской пагоды были запечатлены трое: Пашка, Серёга и он сам – однополчане, вместе приехавшие исполнять интернациональный долг.

Нелёгкая им выпала судьба. Пашка погиб в Египте. А Михалыч был тяжело ранен в восьмидесятом, после чего комиссован из армии. Случайный осколок, попавший в ногу, сильно повредил кость. Как результат – хромота на всю жизнь.

Из их компании карьеру удалось сделать только Серёге. Дослужившись до полковника, Сергей Иванов умер в восемьдесят девятом от цирроза печени. Видимо, сказались-таки последствия многочисленных командировок. Пили там по-чёрному, как антисептик. Иначе европейцу в джунглях просто не выжить. Поэтому многие офицеры впоследствии до пенсии не доживали. Не от водки, так от общей изношенности организма.

Михалыч вздохнул и поднялся со стула. Когда он проходил через комнату, то на мгновение из-под пола в щели между половицами ударил ровный зелёный свет. Но Михалыч не обратил на это ни малейшего внимания. Привык уже. Да и чай, который он оставил на кухне, наверное, уже совсем остыл.

– Козлина, – в очередной раз повторил Лысый и посмотрел на дисплей сотового. Два часа пятнадцать минут. Он поднял воротник куртки и поёжился. Несмотря на начало апреля, ночи ещё стояли холодные.

Ивану было стрёмно. Обнести чужую хату, да ещё когда хозяин дома! На такое он раньше не подписывался. Впрочем, Бай не оставил ему выбора. Вспомнив, как блестело лезвие выкидухи, Иван нервно дёрнул головой и облокотился о стену.

– А ведь всё могло быть иначе, – тихо прошептал он.

До восьмого класса Ваня Лысков учился на четвёрки и очень редко получал тройки. Почти не прогуливал уроков, посещал бассейн и хотел поступить в Суворовское училище. Не получилось.

Как-то раз вернувшийся с рейса отец заснул с сигаретой. Мать, возившаяся на кухне, поначалу ничего не замечала, до тех пор, пока не стало слишком поздно. Квартира выгорела дотла, хорошо хоть Ванька был в школе! Мама пострадала не сильно, а вот отца врачам спасти не удалось. Он умер от ожогов в больнице.

После случившегося им дали убогую комнатушку в коммуналке маневренного фонда. Чтобы свести концы с концами, мать устроилась на вторую работу, а сам Ваня окончательно забил на учёбу.

– И какого фига я тут делаю?! – Иван резко взмахнул рукой, отгоняя непрошеные воспоминания. И без них тошно.

Но надо признать, наколочку он парням дал реальную, грех жаловаться. Место – лучше не придумаешь. По одну сторону улицы, кварталов на пять, тянется глухая стена, ограждающая некогда секретный, ныне полуразвалившийся и никому не нужный военный завод. Там свидетелей точно не будет.

Да и сам дом, старый, построенный ещё при «совке», удачный попался. Забор низкий, перелезть, как нечего делать. Окна, выходящие на улицу, зарешечены, а те, что смотрят во двор – нет. Справа от дома – какие-то развалины с надписью «Продаётся», слева, правда, стоит чья-то хата, но собаки там нет. Уже нет. Лысый ухмыльнулся. Когда они присматривались к месту, Бай кинул через ограду кусочек колбаски вместе с какой-то дрянью, и всё. Кирдык бобику.

Лысый внимательно посмотрел по сторонам. Исправных фонарей на улице стояло немного, хрен что разглядишь, но пока вроде всё было тихо.

В то время как он стоял на шухере, Бай с сосредоточенным выражением лица ковырялся в дверном замке. За спиной в затылок шумно сопел Киря.

– Заглохни, скотина, – чуть шевеля губами, прошептал Бай.

Михалыч этой ночью спал плохо. Вечером разнылась, словно чуя предстоящую непогоду, нога, да ещё и давление подскочило. Выпив на ночь свои привычные три таблетки и дополнив их обезболивающим, старик завалился на постель. Поначалу сон упорно не шёл, он долго ворочался, пытаясь найти положение, при котором нога болит не так сильно. Потом вдруг увидел себя молодого, входящего вместе с солдатами вьетнамской народной армии в разбомбленную американцами деревню. Затем Михалыч оказался в горящем храме, где горло рвал кашель, а из-за дыма ничего не было видно. Откуда-то из глубины здания доносились крики.

Из сна пенсионера вырвал чей-то грубый голос.

– Хорош дрыхнуть! – Бай от души ударил ногой по дивану, на котором лежал старик.

– А ты, я тут смотрю, неплохо устроился. – Луч фонаря заскользил по серебряным окладам висящих на стене икон. – Не сбрехал Лысый.

– Вы кто?! – Старик подслеповато прищурился, но так и не смог разглядеть лиц незваных гостей.

– Заткнись! – Бай направил фонарь прямо в лицо деду. – Бабки где?

– В зале, под полом. – Михалыч загородился рукой от слепящего света.

– Не дёргайся, дед. Веди себя правильно. – Бай ухмыльнулся. – Киря, слышал? Метнись в зал. Я пока с клиентом побазарю.

– Угу. – Киря вышел из спальни.

С полминуты он шарил лучом фонаря по полу, пока, наконец, не заметил железное кольцо. Потянув за него, Киря откинул крышку люка. Снизу повеяло прохладой. Спустившись по деревянной лестнице на пару ступенек, он огляделся. Погреб представлял собой небольшое, заросшее паутиной помещение. Все стены занимали заставленные пыльными банками полки.

В самом центре находился внушительных размеров пень, сверху на нём стояла небольшая пластмассовая коробка.

– Вот. – Киря протянул Баю свой трофей.

– Ну-ка, дай гляну. – Бай сдвинул крышку. – Что за лажа?!

В коробке меж древесных опилок лежала статуэтка. Сантиметров десять в высоту, искусно вырезанная из какого-то камня зелёного цвета, обнажённая девушка.

– Гы-ы, смотри, Бай, тёлка, – удивился Киря.

Неведомый мастер удивительным образом передал мельчайшие детали. Можно было рассмотреть даже выражение лица, прищуренные глаза и упрямо сжатые губы. Казалось, что девушка чем-то разгневана.

– Ты, урод, шутить с нами вздумал, да?! – Бай наклонился к своей жертве и потряс статуэткой перед лицом.

Как ни странно, в глазах старого хрыча не было страха. Старик смотрел на Бая с усталым интересом.

За спиной что-то с грохотом упало. Вздрогнув, Бай бросил статуэтку и резко обернулся, одновременно выхватывая нож. На полу, не подавая признаков жизни, лежал Киря. Посветив ему в лицо, Бай увидел, что у пацана вовсю идёт кровь из носа.

– Да что же это?! – Луч фонарика лихорадочно запрыгал по стенам, полу и потолку. Ничего подозрительного.

– Статуэтка. Вьетнамская. Когда из огня людей вытаскивал, она мне сама под ноги упала, – глухо сказал старик. – И вот что странно, не трогал я её, а через пару дней глянул в вещмешок и…

– Заткнись! – рявкнул Бай.

Луч фонаря осветил чьи-то ноги, хотя он готов был поклясться, что секунду назад в комнате никого не было. Тонкая талия и высокая грудь поначалу привлекли его внимание, но потом Бай увидел лицо. На него смотрели абсолютно чёрные, словно совесть европейского правозащитника, глаза.

В свои двадцать лет, как и положено правильному пацану, Бай уже был достаточно ловким и быстрым. Ему случалось побеждать соперников гораздо сильнее себя. Он не боялся крови и неплохо владел ножом. Но сейчас откуда-то из глубины сознания на него нахлынула волна такого безотчётного ужаса, что он и думать забыл о том, чтобы воспользоваться выкидухой.

Бай со всей дури рванул к выходу. Ему почти удалось пробежать мимо незнакомки, как вдруг что-то ударило в бок. Бая отшвырнуло к стене. Ощущение было такое, будто в него врезался автомобиль. Крепко приложившись плечом об кирпичи, грабитель сполз на пол.

Бай открывал и закрывал рот, пытаясь застонать, но в лёгких не было воздуха.

– Эх, не любит она, понимаешь, когда меня обижают. Даже одежды потом не остаётся. – Старик закряхтел и поднялся с дивана. Михалыч хорошо знал, что сейчас произойдёт, и не собирался этому препятствовать. Уж слишком много в последнее время развелось всякой мрази!

Он вспомнил, как ещё во времена Союза перевозил на своём стареньком «Москвиче» вещи и подхватил какого-то мужика. Очень уж тот подвезти просил. Но как только мерзавец уселся на заднее сиденье, так тут же набросил водителю на шею гитарную струну!

Михалыч усмехнулся, припоминая, что случилось потом. Хорошо всё-таки, что в бардачке лежала статуэтка. Хотя, надо признаться, его самого чуть инфаркт не хватил, когда он увидел её в деле!

У Бая были сломаны рёбра, но он пока об этом не догадывался. Молодой организм, ещё не добитый бухлом и куревом, отчаянно хотел жить и продолжал сопротивляться. Бай дёрнулся, пытаясь отползти к двери, но тщетно. На плечо ему опустилась изящная женская рука с отливающими зеленью ногтями.

Лысый переминался с ноги на ногу. Прошло уже минут сорок, как Бай с Кирей ушли, и до сих пор от них не было ни слуху ни духу. Лысый посмотрел на дисплей. Вообще-то Бай дал строгое указание звонить только в случае шухера, но сколько же можно тут отмораживаться?

Иван надавил на клавишу. Секунд десять шли гудки, потом трубку подняли.

– Бай?

На том конце молчали. Молчал и Лысый. Наконец, не выдержав, он переспросил:

– Бай, ну чё там?

Ответил чужой голос. Всего лишь одно слово, а затем тишина. Иван так и не понял, что именно сказали, вроде бы даже и не по-русски.

Голос ему сильно не понравился. Не то чтобы он прозвучал как-то нагло или угрожающе, нет, дело было не в этом. В голосе отсутствовали эмоции. Целиком и полностью. Так бы мог, наверное, разговаривать стоящий в магазине манекен.

– Фигня какая-то. – Лысый озадаченно уставился на мобилу. По спине пробежали мурашки.

Где-то впереди раздался лязг железа. Присмотревшись, Иван увидел, что калитка, ведущая во двор, отворилась. Из дверного проёма выплывали клубы какой-то дряни зелёного цвета, то ли дыма, то ли тумана.

Клубящееся облако понемногу стало менять свои очертания, и через несколько секунд обалдевший от всего этого Лысый смог разглядеть женский силуэт. Это уже было слишком. Сжав телефон так, что захрустел корпус, пацан заорал благим матом и бросился бежать, не разбирая дороги, прочь от страшного места.

Как он попал домой, Лысый не помнил. Хорошо хоть мать была на ночном дежурстве, и не пришлось ничего объяснять. Только через несколько дней она заметила, что у сына на висках появилась седина.

После случившегося Лысого две недели мучили кошмары. Весь в холодном поту, он просыпался от собственных криков, что приводило в неописуемую ярость соседа-алкоголика.

– Дождёшься, – побелевшими губами шептал Иван то единственное слово, которое помнил из своих снов.

Впрочем, с кошмарами разобрались довольно быстро. Лошадиные дозы феназепама сделали своё дело.

У себя над кроватью вместо плаката с грудастой бабой Лысый повесил настенный календарь, где начал вычеркивать дни, оставшиеся ему до восемнадцатилетия. С некоторых пор у него появилось навязчивое желание уехать куда-нибудь далеко, всерьёз и надолго. Армия для этого подходила как нельзя лучше.

Полтора года спустя, где-то на границе

Бамм! От недалёкого разрыва заложило уши, и на спину упало несколько комков земли. Тряхнув головой, пытаясь избавиться от звона, Иван оглянулся по сторонам. Метрах в двадцати справа, уткнувшись лицом в землю, лежал капитан. Сброшенная взрывом, вымазанная в крови фуражка валялась рядом.

– Рюзски, сдавайси! – со склона холма донёсся усиленный мегафоном голос.

Солдат прильнул к оптике, выцеливая карабкающиеся вверх фигурки, одетые в зелёно-бурую, не нашу форму.

– Заткнись, сволочь, – процедил боец Лысков, поймав, наконец, в прицел голову командира.

Солёный пот заливал глаза и лицо, но он не обращал на это внимания. Сильно кружилась голова, наверное, из-за контузии. Иван успел нажать на курок за секунду до того, как позицию накрыл залп артиллерии. Ударной волной из рук вырвало снайперскую винтовку, а самого перевернуло на спину и хорошенько приложило о землю.

– Не… хочу, – закашлявшись, прохрипел Иван. Из горла толчками хлынула кровь.

Перед глазами вдруг возникла странная картина: горящее здание и бестолково мечущиеся вокруг него низкорослые, узкоглазые люди. Внезапно раздался сильный треск, и за секунду до того, как рухнула крыша, прямо сквозь стену огня на улицу выскочил мужчина. Европеец, лет тридцати, он прижимал к груди ребёнка.

На мгновение их взгляды встретились, и Ивану показалось, что в глазах мужика он прочитал сдержанное одобрение. Что-то в его измазанном сажей лице было знакомое, наверняка они уже раньше встречались, вот только где?

Грудь пронзила резкая вспышка боли, и видение исчезло. Теперь Иван лежал на холодном камне в тёмной и сырой пещере. Он опёрся на локоть и попытался приподняться. Не вышло.

Краем глаза солдат уловил движение.

– Кто… здесь? – Голос прозвучал неожиданно глухо и хрипло.

В темноте зажглась пара багровых огоньков. Потом ещё одна и ещё.

– Нашшш… теперь ты нашш… – раздался чей-то донельзя мерзкий свистящий шёпот.

Багровых огней разгоралось всё больше.

Да это же глаза! – дошло вдруг до бойца. Он было рванулся, да без толку. Тело словно парализовало, даже пальцем ноги не пошевелишь!

– Навссссегдааа… – снова прозвучал знакомый уже голос.

Метрах в двадцати из пола взметнулись и разом опали языки пламени. Всё произошло очень быстро, но Иван успел заметить высокую и худую фигуру.

На солдата повеяло жаром. Казалось, температура разом поднялась градусов на двадцать, а то и больше! Ивана передёрнуло. Он не верил ни в бога, ни в чёрта, но эта пещера… Иван уже отчётливо видел силуэты существ, таящихся во тьме. Они тянули к нему свои руки с длинными когтистыми пальцами.

– Падлы! – бессильно выругался боец.

Его лица коснулся невесть откуда прилетевший прохладный ветерок. И через мгновение всё вокруг озарила ослепительная вспышка зелёного света. Чёрные тени на секунду замерли, а затем с жалобным воем ринулись прочь от Ивана.

Перед глазами заплясали разноцветные круги. С большим трудом он разглядел перед собой девичье лицо с тонкими чертами и упрямо сжатыми губами. Девушка схватила его за запястья и с неожиданной силой, которую трудно было ожидать в узких ладонях, потянула Ивана куда-то вверх. К свету.

Он не услышал приближающийся шум винтов и вой выпущенных ракет. Вертолётное звено начало обрабатывать склоны холма, не давая противнику подойти к вершине. Спустя несколько минут всё было кончено.

– Ребята, здесь живой! – заорал склонившийся над Иваном боец. – Тащите носилки!

– Не больно было?

– Нормально. – Михалыч улыбнулся: – Лёгкая у тебя рука, Маша. Даже синяков после уколов не остаётся.

Медсестра сняла со шприца иголку и тяжело вздохнула. Затем медленно, словно через силу, проговорила:

– От Ваньки вестей нет… месяц уже… дождусь ли? Не знаю…

Михалыч внимательно на неё посмотрел и на мгновение прикрыл глаза.

– Дождёшься, – тихо сказал он. – Обязательно.