Исправленному верить (сборник) Перумов Ник
Мажордом безмолвствовал, в резиденцию его хозяина частенько приходили заказчики в сопровождении телохранителей, но ведь не всякого пса следует пускать в дом.
Артемиз де Мондидье сидел в глубоком кресле, покрытом шкурой белого медведя, и курил длинную сигару, стряхивая пепел в пустой бокал для мартини.
– Вы мистер Кернёв из Москвы, – вставая и протягивая посетителю тонкую аристократическую руку, произнёс живописец.
Рукопожатие было на удивление крепким, впрочем, висящие на стене рапиры намекали, что потомок наполеоновского адъютанта хорошо владеет не только красками и кистью.
– Именно так.
– Вы писали, что желаете обсудить со мной некое приобретение.
– Всё верно.
– Итак, что бы вы хотели? Пейзаж или портрет? Может быть, вы намерены заказать собственный портрет или чей-нибудь из родных и близких? Но тут должен вас предупредить: очередь уже на три года вперёд.
– Я хотел бы обсудить несколько иное приобретение.
– Вот как? – брови на удлинённом холеном лице художника приподнялись. – Что же тогда? Мой дом? Или же мой мозг после смерти? Ничего этого я не продаю.
– Ну что вы, ваш мозг пусть служит хозяину ещё долгие годы.
Мондидье усмехнулся:
– Тогда чем могу быть полезен?
– Мне стало известно, что у вас находится небольшой сосуд со следами высохшей крови Наполеона Бонапарта.
– Интересно узнать, откуда вам сие известно?
– Из мемуаров вашего деда. Вы его единственный внук. В той части воспоминаний, где вскользь описывается история древнего рода Мондидье, он упоминает полковника Франсуа де Мондидье, спасшего жизнь будущему императору французов на Аркольском мосту. С тех пор пузырёк с кровью передавался старшему в роду. Ваш отец его не продавал, я проверил.
– Вы даже проверили, – вновь усмехнулся Артемиз и произнёс голосом, не предвещавшим ничего хорошего: – Могу я предложить вам мартини?
– Нет, спасибо.
– А зря. Но откуда вы знаете, что кровь здесь, а не во Франции, или же не была безвозвратно утеряна во время гитлеровской оккупации?
– Ваш дед упоминал, что, опасаясь бедствий Первой мировой войны, от греха подальше переправил сосуд из своего имения в дом жены. Правда, он забыл упомянуть её имя, но мне не составило труда установить, кто была эта почтенная женщина и что жила она именно в этом замечательном особняке, как и её отец, и, полагаю, дед – губернатор провинции Виктория, лорд Грэнхилл.
– Браво! Браво! Вы провели серьёзную работу. Что ж, искомый сосуд действительно находится у меня.
– Я бы очень хотел приобрести его. Назовите вашу цену.
– Цена… – Артемиз де Мондидье плеснул мартини в один из стоявших перед ним бокалов и, чуть пригубив, вернул на стол. – Вы хорошо изучили историю моей семьи.
– Насколько это было возможно.
– Тогда, должно быть, знаете, что произошло после воспетого легендами подвига моего предка?
– Что вы имеете в виду?
– Как он закончил свой боевой путь?
– К сожалению, я не нашел об этом никаких сведений.
– Действительно, моя родня сего факта не любила вспоминать, а историкам как-то не было дела до такой мелочи. Иное дело подвиг, да ещё и бок о бок с самим императором… Оговорюсь сразу: мой предок не воевал в России. Он оставался в Испании в одной небольшой крепости, запирающей перевал через Пиренеи. Службу нёс честно и отважно, в роду Мондидье ещё с эпохи крестовых походов все служили честно и отважно. Вплоть до 1813 года крепость оставалась неприступной. А потом, когда самовлюблённый корсиканец сбежал от русских морозов, да-да, именно сбежал, этот коротышка всегда убегал без оглядки, оставляя на растерзание врагам своих генералов, едва лишь чувствовал, что враги припекают его толстые окорока – и в Египте, и в Испании, и там, у вас…
Но я отвлёкся. Как только он примчался в Париж, начал собирать новую армию, и очень скоро в распоряжении моего доблестного предка вместо восьмисот солдат и двух десятков пушек осталось всего двадцать человек и одно старенькое орудие. Конечно же, столь дивный военный манёвр не мог остаться незамеченным. В первую же ночь гверильясы [44]напали на беззащитную крепость, перебили остатки гарнизона, захватив в плен полковника Франсуа де Мондидье. Вы, должно быть, знаете, как испанцы поступали с пленными, особенно с пленными офицерами? Моего прапрадеда, дважды раненного в ту ночь, запрягли в повозку с военными трофеями и, погоняя кнутами, заставили тащить её в гору, а потом на месте, под молитвенное завывание тамошнего падре, возглавлявшего, кстати, отряд, с него сняли кожу живьём и бросили на корм зверью. Так и закончил свои дни великий герой, спасший Наполеона. Э вуаля!
Андрей молчал. Увидев это, Артемиз встал с кресла, подошёл к стене и отдёрнул занавес из чёрного шелка.
– Вот, поглядите. Когда мне становится тоскливо, я всегда смотрю на это полотно. Я писал его без малого семь лет и считаю, что это лучшее из моих творений.
Кернёв поглядел и вздрогнул. Холст был словно залит кровью. Она стояла, как река в паводке, и, казалось, вот-вот начнёт литься на пол из рамы. Посреди этого алого потока, отливая синеватой кожей, глядело мертвенно-бледное лицо Бонапарта. Глаза монстра неотступно следовали за зрителем, упорно, не отрывая взгляда. Зрачки были пусты, точно он смотрел, не видя, сквозь человека, как сквозь белёсый сгусток тумана. За спиной Наполеона полыхал огонь, охватывающий всю «бескровную» часть картины. Серый плащ императора и его треуголка просвечивали в крови и пламени, так что казалось, Бонапарт стоит по горло в багряном пузыристом омуте.
– Я назвал эту картину «Император в аду».
Кернёв мотнул головой, отводя глаза.
– Да, очень впечатляет.
– Рад, что вы поняли. А кровь… Вся эта традиция. Я действительно получил в наследство пузырёк, который вы ищете, – он нажал на кнопку, картина чуть отъехала в сторону, открывая дверцу сейфа, – от отца, а тот от деда и так далее, – живописец забегал пальцами по клавишам цифрового кода. – Я хранил его до сего дня. Почему хранил – даже не берусь сказать. Потому ли, что у нас в роду ценят традиции, а может, потому, что, глядя на эту побуревшую корку на стекле, мне было отрадно думать, что этот мерзавец тоже страдал.
– И вот теперь приходите вы. – Художник вытащил склянку и, глядя на нее, прошёл мимо Андрея к приоткрытому окну. – Не знаю, зачем вам нужна эта кровь, какую чёрную мессу вы задумали служить. Будете ли вы проклинать Наполеона на вашем Бородинском поле или же благословлять этим сосудом новых безумцев, жаждущих власти над миром, но я не хочу в этом участвовать. Конечно, мне ничего не стоит отказать вам. Но следом придёт ещё кто-нибудь. А может, и не придёт вовсе, а влезет ночью, готовый убить и ограбить… Моя семья достаточно пострадала от гордыни проклятого корсиканца. И я, Артемиз де Мондидье, в чьих жилах течёт кровь великого Гуго де Пайена, сира де Мондидье, не желаю продолжать нелепый фарс! Моё творчество не должно подвергаться опасности из-за всяких нелепых бредней. Этому следует положить конец!
Он распахнул окно и швырнул стекляшку на камни двора.
Весь обратный пусть в гостиницу Кернёв молчал, оглушённый.
– Кернило, – заговорил друг детства, въезжая на парковку отеля, – я так понимаю, что вдохновенное творчество Артемиза Ангерановича произвело на тебя такое неизгладимое впечатление, что ты не хочешь даже обсудить наши дальнейшие планы?
– Какие тут могут быть планы? – едва слышно выдавил Кернёв.
– Ну как, вылетаем ли мы на встречу с доком Шнайдером прямо сегодня или до отлёта посещаем достопримечательности Мельбурна?
– Ты издеваешься?
– Ни в малейшей степени. – Он покачал головой, доставая из кармана сосуд с засохшей кровью. – Месье де Мондидье уступил нам своё имущество добровольно и бесплатно.
– Но я же слышал звон!
– Ну да, я как увидел летящий по небу артефакт, так бутылку с колой и уронил. Зато эту поймал.
– Да ты!.. Да ты!..
– Ну, всё, сейчас опять посыплются обвинения в манипуляторстве, в том, что я всё подстроил, буквально художника уговорил нанести удар по твоему утончённому ранимому сознанию. Результат налицо – ну и слава богу.
– Но как ты догадался?
– Честно говоря, это была не догадка, а предположение. – Кожан припарковал машину и открыл дверцу. – Сам посуди, вариантов немного. Либо художник тебе откажет, либо не откажет, но это в случае, если мы имеем дело с нормальным, вменяемым человеком. Художники к этой категории не относятся. Они это… аффектированные личности, мозги у них априори набекрень. Поэтому у него может появиться ещё один вариант действий. Он захочет уничтожить реликвию. Вопрос – как? Уничтожить тоже можно по-разному. Нормальный человек, недолго думая, перечислит десяток распространённых в быту, но совершенно неэффектных способов, но в этих-то мозгах сплошная достоевщина. Помнишь, там ещё одна мадемуазель печку деньгами топила.
– Да, Настасья Филипповна в «Идиоте».
– Не важно, хоть в «Умнике». Нас интересует образ мышления. Кидать флакон в камин не по погоде, а стало быть, что? Правильно. Открытое настежь окно, тоже очень картинно, а художники мыслят образами. Вот ты, мой друг, в душе, наверное, тоже художник. А по делу, так разбитая бутылка с засохшей кровью императора нам, в принципе, тоже вполне бы подошла. На, держи! – Он протянул Кернёву драгоценный сосуд. – Но, признаю, с целым иметь дело приятнее. Так что успокойся, и давай решать, летим мы сегодня или всё же поглядим Мельбурн. Я, кстати, думаю, что Ольга склонится ко второму варианту.
Ольга красила ногти. После многочасового перелёта из Москвы в Мельбурн, который язвительный Кожан назвал «скачкой блохи по глобусу», день, проведённый здесь, на берегу Тихого океана, казался ей слишком коротким отдыхом для того, чтобы пускаться в обратный путь. Она была недовольна и потому молчалива. Лишь изредка, едва ли не клещами, из неё удавалось вытянуть едкую фразу, что не иначе как пантеон богов пополнился новыми персонажами – богом Упёртости и богом Самоуверенности.
– Оль, ну чё ты завелась? – благожелательно улыбаясь, пытался урезонить её Кожан, пропуская мимо ушей очередную гневную тираду жены друга. – Всё учтено могучим ураганом. Ты себе нафантазировала страхов и ужасов и теперь шугаешься от них, как параноик от собственной тени.
– Это ты меня считаешь сумасшедшей?! – взвилась Ольга. – Это я ничего не понимаю, ну, прямо от сохи! Смычка хутора с Олимпом! Ну, барин, ты уж прости девку глупую, что я об пол головой не стучу при вашем приближении. Кто вам ещё правду скажет?! Уж не обессудьте, если она глаза колет.
– Не надо так, Олюшка, – пытался урезонить супругу Андрей.
– Да нет, чего там, пусть доктор расскажет о садистских наклонностях правды…
– Перестаньте вы оба, – нахмурился Кернёв. – В конце концов, вспомните, что Наполеон был не только императором и полководцем. Он был человеком. Неплохим, между прочим, человеком. Жену любил, сына обожал.
– Сыновей, – поправил Кожухов. – И жён. И не всегда своих.
– Отстань ты со своими шутками! Да, он был человек, и ничто человеческое ему не было чуждо. Но если сейчас начать вспоминать примеры его доброты, великодушия, его мудрости…
– То, если решили лететь сегодня, на самолет мы опоздаем, как пить дать, – не удержался от комментария Дмитрий. – Ты, кстати, не забудь флакон из сейфа достать.
– Не забуду. – Андрей открыл железную дверцу и переставил драгоценную реликвию на стол. – Оль, будь другом, упакуй, пожалуйста, поаккуратней, потом в коробку уложим.
Женщина недовольно фыркнула.
– Ну ладно, хорошо, я сам упакую.
В этот миг колокольный звон, отгоняющий злых духов от телефона Кожухова, недвусмысленно возвестил о вызове.
– У аппарата, – отозвался Дмитрий. – Да, сейчас приду. Не скучайте тут, не передеритесь, я на ресепшен схожу, кое-что улажу и вернусь. Адиос, мои дорогие амигос.
Он вышел, как всегда ступая пружинисто и мягко, словно тигр, вышедший на охоту.
– Балабол, – недовольно проворчала Кернёва.
– Ну, зачем ты так? Ты же знаешь, мы для него практически семья.
Доктор Оля с чувством сказала «пффф», отвернулась и стала аккуратно раскрашивать ноготь.
Андрей немного постоял, вздохнул и начал укладывать вещи.
В дверь постучали.
– О, вот и Кожан. – Кернёв отвлекся от чемодана, провёл карточкой по электронному замку и буквально влетел в коридор, отделяющий вход от комнаты. За ним уверенным хозяйским шагом вошел начальник службы безопасности концерна. За спиной ретивого помощника стояли Питон и пара здоровенных детинушек-телохранителей, заслонивших собой весь проход.
– Добрый день, Андрей Павлович, – поздоровался Большой Босс. – Не возражаете, если я войду?
– Возражаю.
– Это вы зря.
Начальник службы безопасности лёгким движением втолкнул Кернёва в комнату, давая дорогу Большому Боссу.
– Мы поговорим, раз уж я прилетел в такую даль. Заметьте, мог бы просто прислать этих дуболомов. Но я ценю вас, как человека делового и энергичного и, что приятнее всего, разумного. Поэтому и разговаривать будем разумно и по-деловому. Итак, для вас не секрет, я знаю, что вы намерены предпринять и для чего искали специалиста по клонированию и генной инженерии. Ваш друг замечательно ловок, и, полагаю, ему мы тоже сделаем хорошее предложение, я умею ценить кадры. Но пока – вы. Рекомендую закончить всю эту высокохудожественную самодеятельность и вернуться в концерн. После успешного завершения нашего грандиозного замысла мне в любом случае понадобится сотрудник, который сможет находить общий язык с Наполеоном. Станет, как бы это выразиться, его тенью. Несомненно, ваш труд будет щедро оплачен, но, оговорюсь сразу, здесь уже не благотворительность, а трезвый финансовый расчет. На каждый вложенный рубль я надеюсь получить немалые дивиденды, и вы, как грамотный аналитик, в этом мне поможете.
– А если нет?
– Вы уверены, что хотите знать ответ на этот вопрос?
Дверь за спиной Большого Босса отворилась.
– Знать, во время разговора он стоял позадь забора, – послышался насмешливый голос Кожухова. Развернувшиеся телохранители напряглись. – Не-не, ребята, не стоит портить имидж русских туристов, у меня там, в коридоре, десять бойцов… Давайте продолжим наши переговоры.
– Так. – Большой Босс метнул гневный взгляд на начальника службы безопасности.
– Вы о своих не беспокойтесь, – обнадёжил Кожан. – Они в моем номере отдыхают. С ними всё будет хорошо… к утру.
– Значит, вот как… – Питон поджал губы. – Ладно, поговорим иначе. – Он открыл папку, которую до того держал в руках. – Итак, вы не желаете сотрудничать. В таком случае можете считать, что у вас началась чёрная полоса в жизни. Вот это – фотографии и записи по вашим, так сказать, археологическим раскопкам. Полюбопытствуйте. Фотографии замечательные, здесь можно видеть и лица, и материальные ценности, столь неосмотрительно скрытые вами от правительства Белоруссии. Вот здесь, специально для вас, Дмитрий Алексеевич, трогательная история об афере с контрабандными ценностями, якобы наследством умершей госпожи Басмановой. Очень забавная история, я вам скажу. А вот и ещё одна неприятная страница вашего дела – организация запрещённых опытов по клонированию человека. Думаю, суду даже не стоит знать, какого именно человека. Поверьте, мои юристы представят вас такими злодеями, что мамаши начнут вами пугать детей вместо деда Бабая.
– Очень содержательно, – похвалил Кожухов. – О, а это снимки из космоса. Круто! Вы и впрямь серьёзно подготовились.
– Можете не сомневаться, вполне серьёзно.
– Да я и не сомневаюсь. Можно я себе такую фотку возьму? Вид на Дмитрия Кожухова с орбиты Земли. Мегакруто!
– Бесполезно делать хорошую мину при плохой игре. Умейте достойно проигрывать. У вас особо нет выбора. Итак, мои условия. Пузырёк, который вы похитили из особняка Артемиза де Мондидье, против этой папки.
– А как же тень Наполеона? – отозвался Кернёв. – Ведь вам нужен кто-то…
– Спасибо за заботу, – хищно улыбнулся Питон, и в глазах его вспыхнуло знакомое пламя. – У меня есть кому занять это место. Прямо скажем, человек не столь квалифицированный, как вы, но, в конце концов, мне нужна тень – не более того. Итак, ваше решение. И не заставляйте меня обрисовать ещё более мрачные перспективы для всех вас.
– Подумать только, – подала голос Ольга, – какие страсти, столько пафоса и ненависти. Этот коротышка-император ещё даже не вернулся в этот мир, а все уже с ума посходили…
Взгляды обратились на женщину. Она сидела у стола, уставленного маникюрными принадлежностями, и крутила в руках небольшую склянку антикварного вида.
– Конечно, мы всё отдадим. Она нужна вам – пожалуйста. – Доктор Оля подхватила едва накрытый пробкой флакон с жидкостью для снятия лака и недрогнувшей рукой врача вылила его содержимое в зажатую в кулаке бутылочку. – Всё, и даже больше. – Она встряхнула сосуд. – Завернуть или так возьмете?
– Вы, вы, вы… да вы ещё не знаете!.. – неожиданно для себя заорал Большой Босс и, оттолкнув Кожухова, бросился к двери.
– Я так не оставлю! – вслед ему крикнул Дмитрий. – Ну вот, ушёл, не попрощался. Парни! – Хозяин охранного агентства выглянул в коридор. – Помашите дяде ручкой от входа в гостиницу.
– Оля, – оглушённо прошептал Кернёв, – но как же ты могла, ведь это же…
– Да, Оля, как же ты могла? – вторил ему Кожан. – Ведь это была другая колба, или мне показалось?
Ольга метнула на друга семьи гневный взгляд.
– В кои-то веки мог бы и не заметить! – с недовольным видом доктор Оля извлекла из ящичка стола и поставила перед мужем заветный флакон. – Ловкость рук, и никакого мошенничества.
– Как же! – оскалился в плотоядной ухмылке Дмитрий. – Я ж её ловил, баюкал, как родную. У нас с ней это… буквально духовная связь! Подменить хотела?
– Хотела, – буркнула Ольга – обидно, что не удалось. Это вы тут цивилизацию спасаете, а я семью и тебя вон, остолопа. Только с бутылкой не угадала. Откуда только этот флакон в хирургической палатке взялся? Я всю литературу по наполеоновскому медицинскому снаряжению проштудировала, все аукционы обшарила. И заметьте, если бы не я, бог весть что со всеми нами было.
– Оль, ты только не обижайся, так эффектно, конечно, не было бы, но в принципе… Андрей, ты тоже сядь.
– Дим, что такое?
– Понимаете, всей этой папке грош цена в базарный день. Видишь ли, я ещё до того, как мы отправились за кладом, переговорил по нашему делу с твоим отцом, а он, естественно, с Леонидом Тарасовичем, благо тот ещё не на пенсии.
– Да как ты мог?!
– Андрюш, ну не суетись. Как я мог… Надо же мне было обезопасить вас, себя, в конце концов, да и всю нашу цивилизацию, потому как Наполеон – это, конечно, круто, но без присмотра его оставлять нельзя. Опять же, ты бы видел, как вытянулось лицо дока Шнайдера, когда я объяснил ему на таможне, что фонд «Панацея» – и есть русская мафия, что они готовятся использовать его разработки для изготовления неуязвимых убийц, буквально киборгов, и только мы, по-настоящему честные…
– Мы?
– Интерпол и сотрудничающее с нами ФСБ, спасём его от нависшей угрозы. Так что сейчас лаборатория Нёвшателя – это так, приманка для мафии, а основное, так сказать, производство располагается на острове в Средиземном море.
– На Корсике?
– Андрей, уймись. Арендовать Корсику у нас денег не хватит. Небольшой островок, принадлежащий Греции. Мы там якобы возводим развлекательный центр. Так что вот как-то так, друзья мои. А сейчас, – он посмотрел на часы, – пора собираться на самолёт.
(Три года спустя)
Он стоял, опустив голову и сложив руки на груди, смотрел, как перекатываются пенные волны через гряду подводных скал, отделяющих его остров от безбрежной морской шири. Быть может, об эти острые, словно зубы дракона, скалы тысячи лет назад разбился корабль хитроумного Одиссея, обрекая его на тяжёлые многолетние странствия по пути домой. Многие беды выпали герою слепого Гомера, но он, император, начав путь на Корсике, прошёл больше, куда больше! Ни один из живущих сегодня или живших когда-либо не может сравниться с ним. Никому еще не удавалось вырваться в жизнь из мрачного царства теней.
Уже без малого три тысячи бойцов готовы стать под императорское знамя и идти за своим кумиром, точно за поправшим смерть сыном Божьим. Тогда, давным-давно, на Эльбе, его войско было значительно меньше. Правда, тогда за его спиной стояла испытанная Старая Гвардия, а теперь – невесть кто, но и из этого молодняка он выкует неодолимый меч своих побед. Времени будет много, невиданный подвиг свершён, а остальные ещё впереди!
«Он сделал это!» – рокотала залитая пламенем бездна. Гулом наполнилась преисподняя, точно вдруг грянули колокола в обители Врага рода человеческого.
– Он сделал это, – безучастно повторил вождь падших ангелов. – Ему удалось. Что ж, посмотрим, как скоро он запросится обратно или как скоро запросятся сюда все остальные!
Татьяна Андрущенко
Ёлки зелёные
Ёлки зелёные, вот так всегда: стараешься, чтобы стало лучше, а получается… Обижаются, шарахаются, вопят, за оружие хватаются. Хорошо хоть у тебя всего оружия – фига в кармане. Да не чупакабра я вовсе, ты что, «Секретных материалов» насмотрелся? И кровь я не пью, не вампир какой. Я же по-доброму хотел, без проблем и огорчений, помочь тебе, несмышлёнышу. Что ты дёргаешься, будто с блохастым Бобиком в одной будке ночевал? Нет, у меня блох нету, сроду не бывало. Особенности организма! Не трепыхайся, лежи спокойно. Нет, крыша у тебя не едет, то есть едет, но не слишком и не из-за меня. А ты как хотел после того, как пол-литра водки-палёнки полторашкой порошкового пива запил? Ах, тебе страшно? Пил для поднятия духа и храбрости… Вот и имеешь результат: лежишь тут в старом полуразрушенном погребе, ладно хоть ноги-руки не переломал. У пьяниц точно есть свой ангел-хранитель. Нет, я не ангел. Во всяком случае, не твой. И не демон тоже. Это в тёмном Средневековье нас такими считали, а ты живёшь в двадцать первом веке, в эпоху поголовной компьютерной грамотности, венец природы. И пролетает над нами не посланец сатаны. Обыкновенный аист. Почему чёрный? Ну, такие тут теперь живут, редкий вид, обычные поближе к людям перебрались…
А если тебе страшно было, чего ж ты полез сюда? Только не надо мне заливать о жене-красавице, умнице-сыночке и лапочке-дочке. Они на твои похороны потратят больше, чем ты отсюда этого поганого железа вынесешь за всю жизнь. Как почему? Ёлки зелёные, сам прикинь: что да почём? Тем более, толком не знаешь, что можно брать и как унесёшь. И кто тебя только надоумил? Да знаю, соседский Васька, помню я этого типа. Откуда знаю? А ты думаешь, я с тобой разговариваю? Нет, я телепат, твои мысли читаю, свои в твою полупустую башку вставляю. Почему полупустую? Не возмущайся и не спорь – мне виднее, я в твою голову залезть могу, а ты в мою – нет. Почему могу? Так родился я тут, жертва мутации. Нет, не бойся, тут не все такие, я единственный, уникум! У меня и мать с отцом здешние, тут жили ещё до этой беды. Нас у матери в тот год трое родилось, сестра и братик обычные, а я вот такой, особенный. Любую мысль прочитать могу, что у зверя, что у человека. А что? Мне нравится, удобно. Опять же, на охоте очень помогает. И прятаться, если какой придурок пострелять явится. Им же всё равно, во что пулять.
Почему у меня лексикон такой странный? То попросту, то слова мудрёные заворачиваю? Так ведь в Зону всякие человечки захаживают: и академики, и журналисты, и мелкие воришки типа тебя, вот и нахватался. Я и по-английски могу, и по-немецки, по-японски даже. Не обижайся, но, ёлки зелёные, кто ты есть, как не мародёр-воришка? Мечтал пробраться за колючку по-тихому, ухватить, что плохо лежит, а потом сбыть какому-нибудь лоху. А о том, что кому-то невидимую смерть продашь, подумал? Не запирайся, мне виднее. Вот и лежишь, как колода, а того не знаешь, дурья твоя башка, что здесь не парк культуры и отдыха, тут из вполне чистых мест – только асфальт, потому как дез-ак-ти-ви-ро-ва-ли его (мыли специальными веществами, для особо непонятущих поясняю), а шаг в сторону в травку ступишь – аккурат в пятно попадёшь. Да не пугаю я, была бы охота, просто знаю. Откуда знаю? Нет, дозиметра у меня нет, я сам себе дозиметр! Думаешь, тут только в рыжем лесу да в мёртвом городе опасно? Вон, на днях какие-то важные дядьки приезжали, повытаскивали дозиметры, а они как защёлкают! Смеху было смотреть, как эти герои к автобусу рванули, даже вещички побросали. Правильно народ говорит: кабы об эту радиацию спотыкались, то и боялись бы, а так – чего её бояться? Она же без цвета, без запаха – кучка дерьма, и та неприятнее…
Почему пугаю? Ёлки зелёные, просто рассказываю, как есть. Да, люди тут живут, только не много их таких, отчаянных да неприкаянных. Вон, в паре километров, Митрич с женой поселился. Ничего, крестьянствуют, картошку садят, овощи, козу себе завели, внуков к ним на лето тайком привозят. Ненадолго, конечно, но старикам всё радость. Георгины у них растут: каждый цветок по два метра в диаметре! И яблоки огромаднейшие! Я с Митричем дружу, он меня молоком угощает, а я тоже кое-чем помогаю, детишек охраняю: они думают, что я играю, а я их от опасных мест отвожу. А что делать, если у народа умишка ещё меньше, чем у тебя совести? Нет, у меня совести совсем нет, совесть – это ваша выдумка, вы же венец природы, а не я. Ёлки зелёные, ещё раз повторяю: я продукт мутации, мутантам совесть не полагается. Я часть живой природы, а у природы совести нет, есть це-ле-со-об-раз-ность (для особо одарённых объясняю – польза). Мы тут убиваем для еды, безвредных не трогаем, если можем кому, помогаем. Так и живём, по законам Зоны. Митрич безвредный, иногда полезный, вот и пасу его внуков.
Удивляешься, кто там хрюкает в хате? Так кабан поселился. Ну, понятно, дикий. И медведь иногда наведывается. Волков семейка знакомая неподалёку живет. Ещё лошади есть. Пржевальского. Для эксперимента учёные завезли. Нет, Пржевальский не фермер и не бизнесмен, а известный путешественник. Ёлки зелёные, ты точно в школе учился? А кем в детстве мечтал стать? Неужто металл по ядерным помойкам тырить? Ах, знаменитым футболистом, а если не получится, то депутатом? Тогда понятно…
Да, я тут почти со всеми дружу – и с животными, и с людьми. Людей не очень много, несколько сотен. Одни постоянно живут, некоторые, как Петрович, иногда появляются. Петрович кто? В вашем мире большой начальник, три звезды на погонах… точно, полковник. Настоящий полковник. Это там, в миру, а у нас он свой, сталкер, как себя именует – водит иногда сюда тех, кто не ради любопытства, а по делу. Ну, журналистов там, учёных. Он тут всё вдоль и поперёк знает, ещё в самом начале служил. Денег за это не берёт, на экскурсиях на кладбище не зарабатывает, кощунство это, он считает. Грех, то есть, если попроще тебе объяснить. А, ты неверующий. Лучше бы верил, таким, как ты, вера нужна, это ещё Вольтер говорил. Кто такой Вольтер? Ох и тёмный ты мужик! Про Вольтера ещё в восьмом классе учат.
Шутник он, наш Петрович! Почему шутник? Да он тут водил как-то москвичей по нашим реалиям, а они фотографироваться обожают на фоне щита, где уровень радиации прописан. Нашли подиум! Фотомодели, ёлки зелёные. Вот он и переправил со 140 микрорентген на 200 рентген. Они дома снимочки посмотрели, напечатали… Ёлки зелёные! Одним словом, врачей всех на уши поставили, потом додули Петровичу позвонить. Он честно признался – шутка. То-то радости у людей было, что живы-здоровы оказались. На радостях простили розыгрыш. Шутки, понятно, не все понимают, одна группа так и сказала: «Сюда вернёмся, но этого ненормального сталкера нам больше не надо. Придурок, людей по грязи таскает».
Тут у нас другая проблемка: зверья много, вот и прутся новоявленные Вильгельмы Телли пострелять, поразвлечься. Едут и радетели за народ – депутаты, то бишь, и слуги народные – толстопузые чиновники всяческие. Так Петрович и тут номер отколол. Он в ту пору был командиром милицейского отряда, ездили они с ребятами, забивали крест-накрест окна и двери домов, чтобы мародёры не бесчинствовали. Таких, как ты, во все времена хватало. Помню, году эдак тысячном от Рождества Христова… Ладно, проехали. И вот в заброшенной школе нашли мужики муляжи автоматов для игры в «Зарницу». Ты о такой слыхал? Ёлки зелёные! Да что ты вообще в этой жизни знаешь? Одним словом, нашли парни всю юнармейскую экипировочку, ребята молодые, поразвлечься охота. Муляжи как настоящие, почему бы пацанам не повеселиться? Выбрали, какие почище. От чего почище? От пыли, наверное. Ты впрямь олух или прикидываешься? А тут как раз понаехали на «царскую охоту» целой компанией важные дяди из столицы. Ну, Петрович не стал долго разбираться, рявкнул на весь лес:
– Стоять, стреляю без предупреждения!
А в качестве главного аргумента – дула автоматов из «уазика»! Ну, сам я не видел, а только Петрович рассказывал, у некоторых «охотничков» случилась медвежья болезнь. Долго потом поверить не могли, что положили свои дорогущие ружья перед самодельными «пушками» для детской игры. Оружие куда дели? Так конфисковал Петрович же. А чего, панькаться с ними, что ли?
Почему чистотел так разросся? Не знаю, может, радиация повлияла, а может, он и есть панацея от радиации? До того дня в наших краях никогда целыми полянами не рос. Сейчас много чего повырастало, о чём четверть века назад и не слыхивали.
Ты радуйся, что это я тебя нашёл, а не местные или не милиция. Я тебя выведу, так и быть. Покажу, где чисто, чтобы в пятно не вляпался. Обо мне расскажешь? Рассказывай на здоровье. Кто тебе поверит? Сам подумай, куда ты попадёшь, если сообщишь, что с котом в Зоне разговаривал. Подумают: свихнулся со страху или до белочки допился, а может, и то и другое сразу. Да кот я, кот, ёлки зелёные, самый обычный. Или не совсем обычный?.. Мышей ем. Иногда. Почему такой пушистый? Так мать сибирской породы была, а папашка мой простецкий, но умник был большой. Умел любую крышку с банки со сметаной снять, все кошки в округе его были. А мне хуже – сметаны совсем нет: некому тут коров держать. Кошек немного осталось: кто одичал совсем, кто пропал, сгинул. Да и скучно с ними, говорить не о чем, одной любовью сыт не будешь. Интеллект не тот. Тебе с надувной женщиной весело? Вот и болтаю иногда с людьми. Коммуникабельный я. Всегда таким был, давно, ещё тогда… Нет, я не всем показываюсь, большинство уверены, что просто с собой разговаривают. Таким, как ты, можно довериться, что ты мне сделаешь? А вот всяким учёным и журналюгам стараюсь не объявляться – замучают экспериментами да интервью. Петрович догадывается, но он мужик свой, тайны не выдаст. И Митричевы внуки почуяли – на то они и дети, им доверять можно, они и не удивились ничуть. Я для них, как кот Баюн из сказки. Вырастут – забудут. Будут думать, что приснилось или придумалось.
Как меня зовут? Тебе зачем? Я же ничейный, к чему мне имя? Молиться за меня будешь? Ёлки зелёные! Ты же неверующий. Уверовал, значит… Бывает. Ну, Тишка я, Тихон. Так меня Серёжка, внучок Митрича, прозвал. С тех пор и повелось – Тихон Васильич я. Папку Васькой кликали. Что?! Ты тоже Тихон Васильич?! В честь деда-фронтовика назвали… Тёзка, значит… Ну, пошли, тёзка, если протрезвел. Нет, туда не ходи, там грязновато, топай за мной, след в след, до дороги дойдём, а там легче будет.
У меня и другое имя было… Какое? Да по-разному кликали: помню, в храме богини Баст… Что за богиня такая? Женщина-кошка из Та-Кемет, то есть Древнего Египта. Знаешь об Египте? И что же ты знаешь? А, сосед туда ездил прошлым летом, шубу жене купил… Нет, в моё время там шуб не наблюдалось, даже у меня – ни к чему они в сорокаградусную жару. Тогда многое не так было. Я, к примеру, божеством считался. Ещё бы: и зерно от мышей хранил, и людей от чумы да рогатых гадюк! Столицей город Бубаст стал благодаря нам, кошкам, и фараону Шешонку. Самого бога Ра изображали в виде кота, охотящегося на змея! Ну, может, и я позировал… Сюда как попал? Так из Царьграда, в качестве дорогого подарка княжеской дочери. Прижился я тут, ко двору пришёлся, про меня знаешь сколько сказок да пословиц сложено? Конечно, я ведь слепорождённый, значит, сохраняю связь между мирами. Какими мирами? У меня впечатление, что слепыми рождаются люди, да такими на всю жизнь и остаются. В сказках мы о сыру землю должны удариться, чтобы добрым молодцем обернуться, на деле – не так немного. Вот и в последний раз… Я мало помню… И не надо, забвение милосердно.
Погиб я тут, когда Тихон родился. Я из той своей жизни мало помню, знаю только, что нас подняли по тревоге, смена была не моя, но уже не сомневались – ситуация вышла из-под контроля. Помню только: ночь такая тихая-тихая, с вечера соловей пел под окном, – мы с женой на втором этаже жили, – а внизу кусты сирени. Весна тогда ранняя была, дружная, сады цвели. Жены имени не помню и лица не помню, просто чувствую тепло и уют. Мы только полгода, как поженились. Сын должен был родиться… После многих аборт заставляли сделать, боялись – уроды родятся, а жена не сделала, сына родила. Я это точно знаю. Откуда? Знаю, что есть у меня сын, и всё тут. Он уже взрослый, на год старше меня, тогдашнего. Помню крышу этого проклятого реактора, запах озона, это потом стало ясно, что он означал верную смерть. Почему это мы не знали, что смертельно опасно? Знали, не маленькие, нас готовили ко всяким ситуациям, понимали, не крестьянскую избу тушить придётся. Такого, конечно, не представляли… Крыша горела, а почему горела? Так какой-то умник битумом залить додумался. А потом был тоннель, а там кабели… Если бы огонь дальше пошёл, рванул бы третий энергоблок. И поминай тогда, как эту страну звали… А у нас из защиты, ёлки зелёные, только каски, рукавицы да куртки-боёвки. Я всё понял, когда почувствовал тошноту. Ребят пожалел, вот и приказал всем уходить, чего им понапрасну гибнуть? А мне было уже всё равно, я ещё мог кое-что сделать. А потом – вспышка…
Очнулся я в теле Тишки. Видно, мне на роду написано быть здесь стражем, а подходящего новорождённого существа в момент моей гибели не нашлось, вот и стал котом. Мне нравится: живу дольше обычного кота, помогаю людям, даже таким, как ты. А что помню из той жизни не всё, так кошачий мозг ведь поменьше человеческого, да и не нужно мне это знание, иначе захочется выбраться отсюда, на жену, сына посмотреть. А что я им скажу? И как потом? Домашним любимцем у них стать? Чтобы под шейкой чесали и поганым «Вискасом» кормили?! Ёлки зелёные… Нет, моё место тут, в Зоне.
А ребята мои кое-кто выжил, один даже художником стал, далеко отсюда живёт, но каждый год в мёртвый город по весне приезжает, наших поминает, приходит в свой дом, картины на стенах пишет. Хорошие картины, только тревожные…
Что это я с тобой разоткровенничался? Верно потому, что весна, вспомнилось всё… Ну вот, пришли. Тут проволока немного подпорчена, а место чистое, не сомневайся. Иди уж, иди… Ещё раз придёшь! Ёлки зелёные! Зачем?!! А, подарок мне принесёшь. Не надо мне вашего «Вискаса», куда полезнее наши мыши да молочко от козы Митрича. Ну и что, что в Зоне все заражено? Ваш корм повреднее будет. Лучше для Митрича принеси свежего хлебушка да водки настоящей. Это тут главная валюта. Он рад будет. Топай, тёзка, удачи тебе…
Кирилл Тесленок
Психолог для тёмного мира
Изяслав Абрамович Петров, пухленький человечек с добродушным лицом и хитрыми глазками, провёл рукой по лакированной поверхности стола и устало улыбнулся своему отражению.
В ожидании клиентов он в который раз оглядел свой кабинет – небольшую комнату с белыми стенами. Мебели в ней было не очень много: письменный стол, два кресла, диванчик да шкаф с книгами. Обычная рабочая обстановка.
Внезапно дверь распахнулась от мощного толчка снаружи. В помещение, пригнувшись в проёме, с лязгом вошёл некто, с головы до ног облачённый в матовые чёрные доспехи. На поясе гостя висел меч, с плеч до самого пола спадал пурпурный плащ, а голову украшал рогатый шлем, в прорезях которого горели красные огоньки…
Изяслав Абрамович не отличался героическим характером. Он любил тепло и домашний уют, любил, когда близкие друзья называли его просто «Изя», любил зелёный чай и печенье перед сном… Он до сих пор немного робел перед своей мамой – дамой хоть интеллигентной, но строгой. Иными словами, Изя являлся самым обычным человеком, никак не борцом с чудовищами и лицами, к ним приравненными…
Но вместо того чтобы вскрикнуть от неожиданности и испуга, он лишь улыбнулся ещё шире, словно подобные посетители не были для него в новинку.
– Добрый день! – Он ловко вскочил на ноги. – Позвольте представиться – Изяслав Абрамович, доктор психологических наук! Можно просто «док»!
Рыцарь остановился в шаге от него и с лязгом наклонился, словно хотел рассмотреть что-то очень мелкое у себя под ногами.
– Так это ты лечишь раны души? – прозвучал из-под шлема глухой голос.
Чтобы встретиться взглядом с рыцарем, Изя так высоко задрал голову, что едва не упал обратно в кресло.
– Да-да, это я, – подтвердил он. – К вашим услугам.
– Отлично, – сказал рыцарь. – Кто я, как меня зовут, что здесь делаю – большой секрет. Поэтому не советую задавать вопросов.
– Но я же психолог, – неуверенно возразил Изя. – Задавать вопросы – моя работа.
– В таком случае сегодня последний день твоей работы, – отрезал рыцарь. – По окончании нашего разговора я отрублю тебе голову.
– Ясненько. – У Изи задёргалось левое веко. – Клиент всегда прав… Мама, спаси ме… э-э-э, прошу прощения. Что ж, приступим… Кем работаем, если не секрет?
– Я Тёмный Властелин.
– О-о-о… – Изя сразу вынул из нагрудного кармана блокнотик и записал: «толкинист». Затем, словно что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу и зачеркнул написанное. – Ой, да что вы стоите, присаживайтесь, присаживайтесь, ваше высокопревосходительство!
Рыцарь прошёл к дивану у стены, царапая рогами потолок, и уселся на мягкие подушки, проткнув их шипами доспехов сразу в нескольких местах. У Изи на глаза навернулись слёзы – это был его любимый диван, который он взял на новую работу как талисман.
«Меня хочет убить – чёрт с ним, но мебель портить зачем? Мама мне не простит…»
– Ну? – в нетерпении рыкнул рыцарь.
– Приступим, голубчик… – произнёс психолог, усаживаясь в кресло напротив клиента. – Что же вас беспокоит?
– В последнее время со мной происходит что-то странное, – прогудел рыцарь. – Я творю Зло, но не чувствую никакого удовольствия. Угнетаю покорённые народы, ввожу непомерные налоги, устраиваю массовые оргии… но с каждым днём это всё скучнее и скучнее! Я придумываю новые забавы, но и они надоедают быстрей, чем вхожу во вкус. Я уже опустился до того, что затеваю против себя заговоры и сам же раскрываю их! А вчера мне и вовсе пришла в голову мысль приговорить себя к повешенью за ребро…
«Не такая уж и плохая идея», – подумал Изя, но вслух сказал:
– Что ж, ситуация достаточно прозрачная. Но перед тем как подвести итог, я бы хотел сыграть с вами в одну игру. Не возражаете?
– Какую ещё игру?
– Я назову вам несколько слов, а вы скажете, что о них думаете. Договорились?
– Начинай. – Рыцарь нетерпеливо махнул рукой.
– Итак, первое слово – любовь!
– Любовь? – Тёмный Властелин почесал рог на шлеме. – Любовь… любовь… а, любовь! Ну, у меня есть гарем прекрасных нек-рабынь. Любовь – это то, чем я с ними занимаюсь.
– Хм… ясненько. Второе слово – женщины!
– Женщины… о них я слышал, что они тоже люди и нужны для любви.
– Третье слово – счастье.
– Чувство, которое я раньше испытывал в камере пыток. Правда, мои пленники его почему-то не разделяли…
Изя встал и вытащил из стола несколько листов бумаги. На каждом были изображены тёмные пятна разных форм и размеров.
– Проведём ещё один тест…
– Опять? А когда ты меня лечить-то начнёшь?
– Терпение, пожалуйста, немного терпения… – Изяслав показал один из листов клиенту. – Что вы здесь видите?
– Кровищу, – подумав, сказал рыцарь.
– А здесь? – Изя показал второй лист.
– Много кровищи.
– А на этом?
– Док, да ты довольно кровожадный для человека, – удивился Властелин. – Зачем тебе столько бумажек с кровищей?
– М-да-а-а… Картина ясна. – Изя почесал в затылке.
– Тогда потрудись прояснить её для меня, – приказал Властелин.
– Видите ли, голубчик, у вас… э-э-э… как бы это помягче… ярко выраженный кризис среднего возраста. Взяв намеченные вершины, вы решили, что всего достигли. И потеряли смысл жить дальше.
На секунду задумавшись, Изяслав по памяти прочитал:
- Ничтожной властвуя землёй,
- Он сеял зло без наслажденья.
- Нигде искусству своему
- Он не встречал сопротивленья —
- И зло наскучило ему.
– Это кто такой? – с подозрением спросил рыцарь.
– Лермонтов.
– Где-то я о нём слышал… Он из некромантов или вампиров?
– Э-эм… он из поэтов.
– Не, таких не знаю. – Властелин покачал головой. – Наверное, он самый могущественный среди них? У него та же самая болезнь, что и у меня!
– Сложно сказать, – уклончиво ответил Изя. – Он уже давно умер…
– Нет… – Властелин с треском сжал подлокотник многострадального дивана. – От этой болезни ещё и умирают? О горе мне!
– Голубчик, не нервничайте так!
– Док, что мне делать? Как вылечиться? – В голосе рыцаря прозвучал неподдельный страх.
– Всё просто, – спокойным, уверенным голосом произнёс Изя. – У вас есть друзья?
– М-м-м… да. Саурон, Вольдеморт, Дарт Вейдер… Правда, они не совсем друзья…
Все три имени Изя слышал впервые.
– Коллеги по работе? – предположил он.
– Скажем так: нас связывает общее дело.
– Тогда рецепт прост. Созвонитесь с ними и пригласите на рыбалку. Или в стриптиз-клуб. А лучше позовите к себе домой и устройте мальчишник с неками-рабынями! Только представьте – вы и… э-э-э…
– Саурон, Вольдеморт и Дарт Вейдер.
Читать бесплатно другие книги:
