Исправленному верить (сборник) Перумов Ник

– Скелеты, охраняющие клад, – скривился Кожан. – Ни дать ни взять – капитан Флинт.

Начальник службы безопасности виновато посмотрел на Большого Босса:

– …Вторая машина была на месте всего через шесть минут, аккуратно взяла вышеупомянутое такси под контроль. Я приказал немедленно подтянуть резервный экипаж, чтобы лишний раз не светиться. Шофер вёл себя очень странно, по городу кружил, причём по классике: обозначит поворот в одну сторону, а сам в другую сворачивает. Ну, проверяет, значит. А спустя три часа восемнадцать минут пассажир вышел из такси, и оказалось, что это не Кернёв.

Он замолчал, ожидая приговора, но человек за столом, казалось, не обращал внимания на замершего перед ним сотрудника.

– Не Кернёв… – повторил распевно Большой Босс. – И это хорошо…

Начальник службы безопасности хотел спросить, что ж такого хорошего в столь позорном фиаско, но промолчал, боясь оторвать шефа от мыслей.

«Что ж, Андрей Павлович действует серьёзно, и, видимо, не один. Славно-славно… Организация всегда может больше, чем одиночка, но при случае развалить организацию легче, чем сломить одного фанатика».

– Ничего, – после затянувшейся паузы задумчиво произнёс Большой Босс, – пусть себе катаются. Вылетайте в Минск, навестите там наших товарищей, засвидетельствуйте уважение серьёзным людям. Надеюсь, вам сообщат, в какой момент, где и на чем господин Кернёв и сопровождающие его лица пересекут границу Белоруссии. Возьмите их под контроль, но не светитесь, держитесь в отдалении, и сделайте всё, что только можно, чтобы Андрею Павловичу никто не мешал отдыхать и забавляться так, как ему заблагорассудится. Слово «никто» вам понятно?

– Так точно.

– Тогда за работу. И не давайте мне повода в вас разочароваться.

Четвёртые сутки блуждания по партизанским чащобам подходили к концу. Обозначенный на карте просёлок уже почти зарос молодым буйным подлеском, но местами ещё можно было угадать слабохоженную дорогу – последний остаток старого почтового тракта. Охотникам за сокровищами посчастливилось найти у обочины покрытый мхом и лишайником скособоченный верстовой столб. Правда, не тот, который был нужен, а шестой по счёту от искомой точки, но находка окрылила путешественников. Отсчитать шесть вёрст назад – дело техники. Теперь час за часом ареал поисков сужался. Кернёв и Кожан, оба одетые в камуфляж, подобно заправским лесникам обмеряли стволы деревьев в предполагаемом квадрате поисков и заносили результаты измерений в блокнот. Вдруг Андрей замер возле толстенного, опалённого некогда молнией старого дуба, устремив вверх задумчивый взгляд.

– Что застыл, дендрофил? – крикнул ему Кожухов. – Эк, я стихами вдруг начал шпарить… Что застыл, дендрофил? Не считай дрозофил!

– Тащи-ка сюда магнитометр, – пропуская колкость мимо ушей и не спуская с дерева зачарованного взгляда, распорядился Андрей.

– О, великий решатель кроссвордов и ребусов, дешифровщик загадок и шарад, – в глазах Дмитрия загорелся неподдельный интерес, – на тебя снизошло озарение?

– Нечто вроде того. Молнии часто бьют в деревья, расположенные около большого скопления металлов.

– Я тебя разочарую. Они ещё бьют в самые высокие деревья. А эта дубина зримо выше других.

– Выше и старше. – Андрей поискал глазами вокруг себя. – Возможно, там вон, чуть в сторонке, за кустами, второй дуб. – Он указал на толстенное дерево в отдалении. – Правда, третьего не видно.

– Зато четвёртых, пятых и шестых выше крыши. – Кожухов отправился к старому дереву, стоявшему метрах в тридцати. Он обошёл кряжистый, в три обхвата, ствол и вдруг замер. Среди ветвей темнело дупло. В нём, озарённая вечерним светом, виднелась изъеденная ржавчиной сталь. – Кернило, глянь-ка сюда! Если это не клинок французского пехотного тесака, то я – прима-балерина Большого театра. Может быть, даже Анастасия Волочкова.

– Никакого сходства, – покачал головой Кернёв, оглядев торчащую в стволе находку. – Я имею в виду с Волочковой. Вероятно, это тайный знак, оставленный прятавшими сокровища французами, чтобы впоследствии отыскать нужное место.

– Выходит, мы у цели, – с азартом потёр руки Кожухов. – Врубаем магнитометр.

– Давно пора! – Андрей кивнул. – Знаешь что, вон там, гляди, нечто вроде промоины. Такая себе глубокая лужа, высыхающая только в жару. Вполне может быть, что это как раз и есть остаток той самой ямы. Забросали-то неплотно, да и со временем земля осела…

– Хорошо, тогда займёмся подводной археологией. Хотя воды тут воробью по колено.

Трубка в руках Большого Босса, казалось, вот-вот разлетится на куски, разорванная энергией звучавшего в ней голоса:

– Они нашли золото! Много золота! Целые бочонки! Ещё там посуда серебряная, драгоценности, всего не перечесть! Я даже не знаю, как они все это транспортировать собираются! В джип точно не влезет!

Начальник службы безопасности тараторил с несвойственной ему горячностью, вызванной оглушительной небывалостью представшей его взору картины. Но Большого Босса сейчас заботило иное. Значит, Кернёв не ошибся! Как бы ни парадоксально это звучало, но в Интернете действительно, – он усмехнулся, – орудует дух Наполеона. Поверить в это невозможно, но факты неумолимы, а значит, надо действовать! Действовать быстро и решительно.

– Вы всё засняли? – прерывая восторженный поток эмоций начальника службы безопасности, спросил Большой Босс.

– Так точно! С земли, и я заказал на всякий случай со спутника.

– Хорошо, сопровождайте наших кладоискателей в Москву, чтоб ни один волос с их головы не упал. Если решат задержаться, пусть за ними приглядят. Наши друзья ничего не должны предпринимать без плотного и неотступного контроля.

– Сделаем! – бравурно отрапортовал подчинённый.

– И ещё. Подозреваю, господа кладоискатели внезапно позабудут отдать государству причитающуюся ему долю. При золотой лихорадке случается такая странная форма склероза. Озаботьтесь, чтобы они успешно пересекли границу, но, естественно, не мне вас учить, – под запись. А я тем временем сделаю так, чтобы героям было куда сдать драгоценности.

Он выключил связь. Теперь следовало заручиться личной поддержкой императора. Конечно, проще всего взять и зайти на сайт, но светиться пока не стоит.

Большой Босс вызвал к себе директора по управлению персоналом:

– Мне срочно нужен молодой человек, желательно бедный, еще лучше – обременённый долгами, обязательно не задающий лишних вопросов и обязательно потомок чей-нибудь, из французов, оставшихся здесь после отступления Наполеона из Москвы.

Замершему навытяжку управленцу хотелось задать дурацкий, но самый естественный вопрос: «Да где ж я его возьму?» Только ясно было, что Большого Босса детали не интересуют.

– Через три часа жду ваших соображений. Помните, в России осталось больше ста тысяч солдат и офицеров наполеоновской армии. Это совсем не мало. Найдите, предложите хорошую оплату, гибкий рабочий график и непыльную работу.

Кадровик, видавший за свою карьеру всякое, попытался было применить к поручению начальника свой обширный опыт, но не нашёл аналогов, а лишь молча стоял перед шефом, поедая глазами безукоризненный узел его галстука.

– Вот же кому-то повезло, – под нос себе прошептал он.

– Всё понятно? Тогда поторопитесь, я вас не задерживаю.

Большой Босс поднялся из-за стола, зашёл в комнату отдыха. Переживания минувшей недели требовали разрядки. Хоть на полчаса прилечь с закрытыми глазами, отогнав все мысли. Он поглядел в зеркало, невольно вообразив на себе шитый золотом маршальский мундир.

– Нет, ни к чему эта мишура. Эполеты, почётные легионы и жезлы с имперскими орлами – игрушки для больших детей. Не зря же сам Бонапарт носил простую форму конных егерей. Дело куда важнее всей этой галантереи. Они нашли золото. Прекрасно. Теперь посмотрим, как они сумеют распорядиться им, и на всякий случай подготовим свой выход.

Большой Босс ещё раз оглядел себя и сложил губы в торжествующую улыбку, от которой, как шептались в офисном центре, лифты сами собой захлопывали двери и устремлялись прочь. Отражение ему понравилось. Он повернулся и направился к дивану. Никого больше не было в комнате, некому было испуганно распахнуть глаза, ткнуть в зеркало пальцем, призывая хозяина апартаментов обернуться. Может, оно и к лучшему. Его двойник за тонкой серебряной амальгамой венецианского зеркала продолжал стоять как ни в чём не бывало, ухмыляясь вслед человеку.

Наполеон чувствовал себя так, будто вновь отыскал свои «итальянские сапоги», как в ту пору, когда он, ещё мало кому известный генерал республики, подобно урагану ворвался в землю Цезаря и за считаные недели стал её полным и единовластным правителем. Казалось, что бы он ни делал в те дни, куда бы ни двинул полки, победа не замедлит принести обильные плоды.

Конечно, из множества окошек в его новом мире всё ещё слышалось глупое сквернословие, но Бонапарт научился пропускать брань мимо себя, словно не замечая. Главное, что один за другим у него начали появляться сторонники. Два, три, десять… Сейчас их уже было за сотню. Большинство нынешних его друзей начинали знакомство шутками или вопросами о дружбе с Кернёвым, но рано или поздно они предлагали свою поддержку, так что с какого-то дня он приступил к формированию первого батальона своей новой гвардии. Дело было привычное, собирать войска даже в адской бездне было для него своеобразной формой осмысленного существования. Сейчас же, когда Андрею и его верному другу удалось обнаружить остатки золотого обоза Жюно, дело казалось почти выигранным. Бонапарт чувствовал вкус близкой победы, как чувствует близость опьянения обхвативший винную бутылку выпивоха. Он нисколько не удивился новому посетителю.

– Привет, император! – писал какой-то юноша. – А всё-таки жаль, что ты не настоящий Бонапарт.

– Если жаль, то прими как очевидность, что настоящий.

– Такого не бывает.

– Почему?

– Потому что такого не может быть.

– Ничего не может быть, пока не случится.

– Шутишь?

– Ни в малейшей степени.

– Ну, ты приколист.

Наполеон уже знал смысл этого странного выражения. Он собирался ответить, но его собеседник продолжал:

– Мой предок, между прочим, сражался на стороне Наполеона в корпусе маршала Жозефа Понятовского.

«Вот и ещё один», – подумал Наполеон.

– Спроси у него, – слышал в этот момент молодой человек, сидящий у монитора, – знает этот Наполеон, в какой части воевал этот самый, как ты его называл…

– Жером Нодье.

– Вот этот самый.

– А если он ответит правильно?

– Скорее всего, он ответит правильно. Тогда ты удивишься и заявишь, что готов помогать ему.

– В чём?

– Это неважно. В любом случае помогать буду я, не ты. Тебе же следует вести беседу и не пороть отсебятины. Ещё вопросы есть?

– Припоминаю, – между тем появлялось на дисплее. – Француз, потомок эмигрантов гугенотов, женатый на польке, командир уланского дивизиона. При отступлении был ранен, сильно застудился, но сумел добраться до имения жены в Литовии, там вскоре и умер от воспаления лёгких.

– Так и было, – прошептал молодой человек, удивлённо распахивая глаза.

– Ты что же, сомневался в моих словах? – между тем слышалось в наушнике. – Не вздумай больше никогда этого делать.

– Его жена, – продолжал Бонапарт, – передала в Париж саблю мужа и скорбную весть о том, что сей храбрец лишен возможности далее служить императору в связи с безвременной смертью.

– Вот это да!

– Теперь, как я учил, предложи ему свои услуги. Да, вот ещё, у тебя есть жена?

– Нет, а что?

– Если вдруг ты забудешь, что работаешь на меня, а не на императора французов, то позаботься сразу о том, кто отошлёт Наполеону клавиатуру от твоего компа. Я понятно выражаю свою мысль?

Фура с огромной рыбиной на борту въехала во двор охранного агентства. Некогда здесь был небольшой, но чрезвычайно оборонный заводик, выпускавший то ли секретные красные кнопки, то ли спусковые крючки для ловли субмарин. Мошенничество, красиво названное конверсией, убило производство, а территория завода, вместе с высоченным забором, увитым поверху спиралью Бруно, с массивными железными воротами на электрической тяге, сдавалась в аренду нескольким фирмам. Самой крупной из них было охранное агентство «Кавалергард». Впрочем, остальные ютившиеся там конторы тоже числились его клиентами.

Фура затормозила возле старого кирпичного офисного здания с зарешёченными окнами и крышей, хранившей следы нежно-голубой с разводами краски. В советские времена умники из Первого отдела решили изобразить там озерцо, чтобы скрыть от спутников расположение предприятия. Бог весть, насколько волнистый шифер на снимках из космоса был похож на водную гладь, но сейчас он лишь напоминал въезжающим об ушедшем в прошлое величии державы. Следом за фурой на стоянку въехал джип хозяина агентства.

– Ну, вот и приехали, – вылезая из машины, радостно улыбнулся Кожан, тряся руками, чтобы размять затекшее от долгого пути тело. Андрей Кернёв открыл дверь и тоже спрыгнул наземь. Прошедшие дни были самым удивительным приключением в его жизни. После обнаружения клада стало понятно, что Наполеон оказался немыслимо щедр, что вывезти найденные сокровища в Димкином автомобиле не удастся. Андрей почувствовал себя Али-Бабой в пещере разбойников. Бочонки с золотыми монетами, ящики с серебряной и золочёной посудой, кресты, кадила, чаши, оклады икон, полный ларец драгоценных камней, кое-где в серьгах, ожерельях, диадемах, а часто и просто россыпью, должно быть, вынутых из утерянного церковного инвентаря, шкатулка с крестами Почётного легиона и золотыми перстнями – знаками высочайшего монаршего благоволения.

– Вот это да! – разглядывая находку, произнёс он, затем Кожан, да что там, эти нелепые, ничего не говорящие слова они в тот день повторили уж никак не менее ста раз. Наконец кладоискатели взяли себя в руки, и закипела работа.

Для начала Кожан смотался в ближайшую воинскую часть и за сущие гроши купил у какого-то прапорщика множество пустых снарядных ящиков. Бочки от времени сгнили и рассыпались, стоило лишь посильнее нажать, а «матерно реальные ценности» куда-то надо было складывать. Затем он умчался в Минск, прихватив некоторое количество небольших, но ценных «сувениров», вроде усыпанных каменьями табакерок, перстней, колье и диадем. Уезжая, обещал скоро вернуться.

Это «скоро» продолжалось больше недели. Всё это время Андрей методично сортировал и перекладывал в ящики золото и драгоценности, каждый миг с ужасом думая, что будет, если на их добычу набредут какие-нибудь лесники, грибники, игровики или даже просто влюблённая парочка, удалившаяся в лес в поисках укромного места для свидания. К радости Андрея, все эти дни в лесу было тихо и пусто. И всё же его не оставляло чувство, будто чьи-то глаза пристально наблюдают за ним.

Спустя неделю это ощущение стало навязчивым. Он шарахался от каждого звука, покрепче хватаясь за топорик и страдая без мобильного телефона. Ему начало казаться, что с закадычным другом случилась какая-то неприятность, что он арестован или вовсе убит неведомыми, но коварными преступниками. Воображение рисовало картины, одну ужаснее другой.

И вот, когда он был уже на грани нервного срыва, примчался Кожан с несколькими бойцами из своего агентства на огромной фуре с украинскими номерами. В первую минуту, услышав вдалеке на дороге затихающий рёв мощного двигателя, Андрей напрягся и, только увидев старого друга, проламывающегося сквозь кусты к одинокой палатке, почувствовал несказанное облегчение, почти истерическую радость. Хотелось смеяться, обнимать Кожана и его суровых ребят, как один, крепких и немногословных. Кернёв знал, что в свое агентство Дима берёт лишь тех, кто, так же как и он сам, прошёл «горячие точки», получил крещение огнём и кровью. Без лишних слов бойцы перетащили тяжеленные ящики в фуру. Андрея всё подмывало спросить у Кожана, знают ли его люди, что таскают, но он так и не задал мучившего его вопроса. А сам хозяин агентства и не думал касаться этой темы.

– Прости, – сказал он, – пришлось мотануться на Украину, найти человека, который за умеренное вознаграждение заявил, что привезённое мной – наследство его недавно скончавшейся бабушки. Так что государство осталось без чаевых, а так хоть человеку помог.

– Где ж ты его нашёл?

– Кернило, дурацкий вопрос. На кладбище.

– В смысле?

– У-у-у, я смотрю, экологически чистый воздух и физический труд на тебя дурно повлияли. Сходи, что ли, подыши у выхлопной трубы. Может, ещё попустит. Всё очевидно, как светофор для прапорщиков: несколько содержательных часов на кладбище – и человек найден, благо на похоронах люди часто друг друга не знают. Всегда есть какие-нибудь дальние родственники, ученики, коллеги по работе, собутыльники, собратья и сосёстры… В общем, неважно. Сокровище объявили, славному парню оплатили учебу в университете, возможно, даже с аспирантурой, а на оставшиеся деньги я приобрёл эту замечательную фуру и груз рыбных консервов, который нам предстоит взять на крыло в славном городе Минске.

– Откуда рыбные консервы в Минске?

– Из Латвии. Думаю, твоим правнукам хватит рижских шпрот до конца их дней. Не сбивай меня. Там, в столице этой гордой и очень независимой республики, ты заодно купишь у меня эту длинномерную железную дуру, и дальше она пойдёт с белорусскими номерами. Как ты помнишь, Россия с Белоруссией в таможенном союзе, и белорусскую машину, в отличие от украинской, шмонать не станут. А если попросят открыть кузов, то будет ястребам глазастым в их ненасытные клювики ящик шпрот, и пусть хоть объедятся ими. Ну что, как командовал прадед твоего прадеда: «Эскадрон в седло»?

Большой Босс снял наушники и положил на стойку револьвер. Стрельба была его страстью с младых ногтей. Чувствуя в ладони приёмистую рукоять любимого «кольта», он испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение, почти экстатический восторг, а когда пуля за пулей вонзались в мишень, сердце его трепетало, чего не бывало никогда, даже после самого безумного секса.

– «Мне жаль, что твоя гнедая сломала ногу, – процитировал он. – Но Боливар не выдержит двоих!»

Рядом, на огневом рубеже, стояла подзорная труба, но ему не было нужды смотреть в неё, чтобы убедиться в точности попаданий. Две пули в голову, две в грудь, две в живот. Смотритель тира подобострастно глядел на хозяина, ожидая команды перезарядить оружие, но тот медлил.

– Там кто-то пришёл? – наконец спросил Большой Босс. Смотритель удивлённо посмотрел на шефа, он мог бы дать голову на отсечение, что в столь качественных наушниках, полностью изолирующих от грохота выстрелов, невозможно услышать, как негромко открылась дверь за спиной и тихо, почти на цыпочках, вошёл человек. Конечно, посетитель знал, что его шаги не могут помешать стрелку, но старался лишний раз не шуметь. Смотритель кивнул и молча отвёл глаза. Ему вдруг почудился отблеск пламени в глубине зрачков высокого гостя.

– Начальник службы безопасности ждёт вас.

– Зови, – распорядился Большой Босс и в ожидании посетителя начал любовно вставлять патроны в опустевшие гнезда ещё тёплого от стрельбы «питона». Ему особенно нравилась эта модель, быть может, потому, что подчинённые за глаза называли «Питоном» его, Большого Босса.

– Новости? – увидев замявшегося на пороге подчинённого, спросил он.

– В Киеве всплыли ценности из обнаруженного клада.

– Подробности?

– Некий Артур Басманов объявил, что они являются наследством его бабушки, недавно скончавшейся Натальи Кирилловны Басмановой.

– Басмановой? – Большой Босс наморщил лоб. – Большая Басманная – это от них?

– Не совсем, – начальник службы безопасности заглянул в записи. – Как утверждает сам Артур Евгеньевич, их род из крепостных, но когда после крестьянской реформы его предку выписывали паспорт, фамилию поставили господскую. Так часто делалось.

– Хорошо. Что дальше?

– Артур Евгеньевич написал доверенность на продажу сокровищ, и те были куплены коллекционером Ханковским.

– Это всё детали. Я ознакомлюсь с ними позже. По существу?

– Ханковский провёл экспертизу, которая подтвердила, что предложеные ему изделия действительно изготовлены не позже второй половины восемнадцатого века.

– Иначе и быть не могло. Что этот Басманов?

– Я переговорил со старыми знакомыми из тамошнего МВД. Они задержали его якобы за соучастие в крупной афере с перепродажей исторических ценностей. Он согласился при необходимости дать показания и всецело сотрудничать со следствием, в обмен на освобождение под подписку и переданный ему процент от реализации бабушкиного наследства.

– Процент неведомый благожелатель выплатил исправно?

– Целиком и полностью. До копейки.

– Недурно.

– По настоянию следователя Басманов составил фоторобот человека, предложившего ему участие в афере, и опознал его на фотографиях нашей оперативной съёмки. Всё запротоколировано надлежащим образом. Вот копия протокола.

– Вы пробили ловчилу по базе?

– Так точно. Это некто Кожухов Дмитрий Алексеевич. В прошлом старший лейтенант спецподразделения антитеррора. Участвовал в операциях на Северном Кавказе, ранен, награждён, переведён в центральный аппарат, ушёл, открыл собственное агентство.

– Откуда деньги? – перебил Большой Босс.

– Пока точно не выяснили, но можно предположить, что следы ведут на Лубянку. Во всяком случае, весь персонал агентства из «бывших».

– Нельзя предположить! – поморщился хозяин и повторил: – Предполагать нельзя, надо точно знать. У меня вот тоже из бывших, но скорее я стою за Лубянкой, чем Лубянка за мной.

Начальник службы безопасности потупился, приняв оплеуху, и продолжил:

– Характеризуется как человек храбрый, умелый, изобретательный, но склонный к авантюризму.

– Это уж точно. Пока не во вред мне, пусть склоняется. – Большой Босс развернулся на месте и на скорость открыл огонь по нарисованному ковбою с дедовским «смит-вессоном» в руках. Шесть выстрелов слились в один. Голова бумажного покорителя Дикого Запада превратилась в дуршлаг за то время, что иной ганфайтер едва бы взвёл курок.

– Вот так. А теперь самое время узнать, как себя чувствует наш подопытный.

Замок щёлкнул, впуская Кернёва в родное жилище. Ольга выскочила на звук, точно выброшенная пилотским креслом-катапультой.

– Ты?! – не дожидаясь ответа, она с размаху влепила мужу пощёчину и тут же припала к груди, обливаясь слезами. – Ты идиот, подонок, сволочь бессердечная, как же ты мог! Я тут с ума сходила. Телефон не отвечает, машина стоит во дворе, тебя нет! Когда Тата принесла твой разряженный мобильник, там было 172 неотвеченных вызова! 172! А я за это время чуть не поседела, на работу звоню – мне говорят, ты уволился. Хоть бы записку дома оставил! Спасибо, Тата сказала, что вы с Кожаном намылились куда-то, у меня хоть немного от сердца отлегло. – Она отступила на шаг, и лицо её стало отчуждённым и суровым. – Может, ты объяснишь, что всё это значит?

– Да, – кивнул Андрей. – Позволь, разуюсь. Сын где?

– У мамы. Я думаю, пока что ему лучше пожить у бабушки.

– Что значит «пока что»?

– Пока я не определюсь, живём ли мы и дальше вместе или ты мне прозрачно намекнул, что наша супружеская жизнь закончена.

– Оленька, не выходи из берегов.

– Это я выхожу из берегов?! Мерзавец, да как ты смеешь?! Где ты шлялся две недели? Мальчишник себе устроил?!

– Олюшка, мы с Димой ездили искать клад.

Ольга подбоченилась, собираясь разразиться гневной тирадой, смысл которой сводился к исчерпывающему профессиональному диагнозу мужа, констатирующему его полную нетрудоспособность в связи с фатальными психическими отклонениями. Благо она в этом разбиралась.

– Нет! – успел вставить Андрей. – Мы его нашли!

Он вытащил из кармана колье, переливающееся всеми цветами радуги, искрящееся отблесками крупных бриллиантов, манящее алой глубиной рубинов и изысканностью старинной золотой оправы.

– Это что? – расширив до предела красные от слёз глаза, прошептала Ольга.

– Бусы, – простодушно ляпнул Кернёв.

– Ты меня за дуру, что ли, держишь?! – Она протянула руку, взяла украшение и посмотрела камни на свет. – Оно же настоящее!

– Ну конечно, я же и говорю, это из клада. И вот это, – он вытащил из другого кармана пригоршню золотых монет. – Там этакого добра выше крыши.

– Как же так? – Ольга прошла в комнату и села, будто обвалилась в кресло. – Как же это вы нашли клад? – Мысли её явно путались. – Не искали, а просто вот так… приехали и нашли… так же не бывает?

– Милая, у нас были почти точные указания.

– В каком смысле? У вас что же, была карта, как в «Острове сокровищ»? «Где карта, Билли?» – процитировала она смешным голосом и нервно хихикнула.

– Можно сказать и так.

– Ты меня разыгрываешь?

– Вовсе нет.

Ольга вспыхнула и вскочила с места:

– Ты что же, хочешь, чтоб я поверила, что два серьёзных человека, занятых работой, вдруг бросили всё и поехали вот так, наобум лазаря, искать сокровища, даже имея карту, откуда бы она ни взялась? Почему ты не мог дождаться, пока я вернусь, или хоть отцу сказать, куда едешь? Он же тоже волнуется, а человек, сам знаешь, немолодой уже.

– Ты что, говорила с отцом?

– Андрей, ты не в себе, что ли?! Ну конечно, я разговаривала с твоим отцом. Слава богу, он решил, что если ты ушёл из своего «буржуйского кодла», то лишь потому, что внял его уговорам, и не сегодня завтра, вернувшись, приступишь к службе на благо Отечества. Оно ж, Леонид Тарасович ещё при должности, – заявила она, передразнивая глуховатый, точно в рукав, голос старшего Кернёва. Как всегда, это у неё получилось неплохо. – То, что ты с Кожаном уехал, его тоже успокоило, он считает, что Димка на тебя хорошо влияет, в правильном направлении. Но бог с ним, с Кожаном, для него жена – это мифический персонаж. Ты-то о чём думал?

– Оль, сядь, мне тебе нужно кое о чём рассказать.

– У тебя есть другая женщина?

Персональный лифт Большого Босса остановился с тихим шипением, дверцы медленно отворились под бравурную музыку вагнеровского «Полета валькирий». Эта мелодия настраивала президента концерна на масштабные дела, требующие несгибаемой воли и воистину дьявольского размаха.

Большой Босс вышел из лифта, миновал замерших навытяжку охранников и открыл дверь небольшого кабинета. Здесь, закинув ноги на стол и бросив клавиатуру на колени, восседал «переговорщик», как обозвал его хозяин, не удосуживаясь запомнить никчёмное имя. При виде Большого Босса парень вскочил, роняя «орудие труда» и едва не перевернув вращающееся кресло.

– Извините, – вытягивая руки по швам, пролепетал юнец, невольно сжимаясь под давящим взглядом шефа. – Я тут переписывался…

Большой Босс чуть заметно поморщился. Пока действия подчинённого идут на пользу дела, пусть он хоть голый скачет по кабинету и охотится за компьютерной «мышью», но шаг в сторону – и всем извинениям грош цена.

– Результат?

– Как вы и говорили, свёл разговор на то, что в мире сейчас не хватает таких реальных политиков, как Наполеон, что он, мол, настоящая личность, а нынешние власти – вор на воре и всякая шелупонь безмозговая, ну, он круто повёлся на такую лабуду.

– Ты можешь говорить по-русски? – кривя губы, спросил Питон. Казалось, будь у него в действительности тело удава, обвил бы этого нескладного попрыгунчика плотными кольцами и слегка придушил для профилактики.

– Простите, – парень замялся. – Ну, значит, он сказал, что с радостью бы явился в мир, но это непростая задача, требующая времени, средств и специальных исследований в области клонирования.

– Так. – Большой Босс подошёл к освободившемуся креслу и уселся в него. – Очень интересно. Наполеон так и сказал – «клонирование»?

– Ну да, можете посмотреть. Так и написал.

– Значит, наш друг ему алгоритм действий уже изложил. Занятно. В переписке информация на эту тему отсутствует. Вероятно… – он не договорил, понимая, что его новому сотруднику вовсе не обязательно знать лишнее.

«Возможно, он пишет со страницы Кожухова, – думалось ему. – Это логичнее всего. А может, создал особую страницу, отправил сообщение и сразу уничтожил её. Кожухов этот тоже калач тёртый. Ладно, это не так уж важно. Теперь понятно, какой следующий шаг задумал Кернёв, но здесь его несложно упредить. Пусть он идёт туда, куда я ему укажу, чтобы потом можно было легко подсечь рыбку. Конкуренты мне не нужны, но если Кернёв, сидя на моем крючке, будет аккуратно выполнять, что ему надлежит, то игру можно считать успешно сыгранной, а пока, – Большой Босс усмехнулся, – пусть себе наш уважаемый Андрей Павлович расслабится, поиграет в графа Монте-Кристо. Трогать его сейчас бессмысленно, только всполошим Наполеона. Пока что, если император кому и доверяет, то лишь этому Кернёву».

– В следующем разговоре упомянешь, что ты можешь уговорить некоего родственника проплатить операцию и что ты сам готов заняться этим делом.

– Ага, – кивнул парень и осёкся под холодным взглядом Большого Босса. – В смысле, это, слушаюсь.

– По генетическому материалу что-нибудь выяснил?

– Да, – кивнул молодой человек. – Пока немного. Во-первых, есть некоторое количество прядей волос, которые были отрезаны у Наполеона после смерти и отправлены его родственникам, но следов их пока найти не удалось. И ещё тут, – он поглядел на шефа извиняющимся взглядом и взял со стола распечатанный листок. – Поглядите.

Большой Босс пробежал глазами ровные строки и глянул на собеседника с искренним удивлением.

– Это что же – правда?

– Не знаю, так написано.

– Что за бред?! Корсиканский поп с нелепой фамилией Виньяли отчекрыжил у Бонапарта мужское достоинство перед его захоронением?! Надеюсь, ты додумался императору об этом не говорить?

– Нет-нет, что вы!

– Так, значит, теперь артефакт хранится у некоего Джона Латтимера, коллекционера из Нью-Йорка. Что ж, уже хорошо. Значит, можно будет приобрести, так или иначе. Ого, Латтимер даже предлагал захоронить, так сказать, интимные мощи вместе с прочими останками Наполеона в саркофаге Дома Инвалидов, а Париж, значит, не торопится с ответом. Ну что ж, можно и поторопить, в конце концов, это будет лучшим способом добраться до реальных останков.

Он повернулся и, не прощаясь, вышел. За дверью его ждал начальник службы безопасности.

– Будут распоряжения?

– Мне нужен ведущий специалист по клонированию.

– Вы только адрес скажите, мы его доставим в лучшем виде.

– Н-да… – Большой Босс направился к двери лифта. «Верный помощник глуповат, но в чём-то он прав. Адреса у меня нет, да и как узнать, кто из них лучший? Кого из них ни спроси, все лучшие. Нужен тот, кто ради науки и, конечно же, достойного вознаграждения готов пойти на столь дерзкий эксперимент, кого не интересуют ни государственные законы против клонирования человека, ни поповские бредни на эту тему. – Ему вспомнился упоминавшийся ныне корсиканец-членовредитель. – Это ж додуматься надо было!»

А впрочем, зачем искать? Сами прибегут. Объявим симпозиум с миллионным грантом на исследования, организуем благотворительный фонд… Отбоя не будет… Грант можно дать кому угодно, самому благостному и законопослушному. Главное – вычислить его идейных противников».

Наполеон ликовал, совсем как тогда, при Маренго, когда уже казалось, что австрийцы побеждают, и генерал Мелас, уверенный в исходе сражения, отдал бразды командования своему начальнику штаба, велев ему добить корсиканского выскочку, уже вступившего в бой во главе своей консульской гвардии. Совсем как в тот знойный июльский день, когда дивизия генерала Дезе, появившись, точно чёртик из табакерки, ударила в штыки, опрокидывая стройные шеренги австрияков. Дело завершили храбрые драгуны Келлермана, но этот удар!.. Правда, он стоил жизни отважному Дезе, но что такое жизнь в сравнении с победой и вечной славой!

Ему, опальному императору, часто ставили в упрёк, что ради своих бредовых идей он погубил сотни тысяч народа. Но бредовых ли? Разве, сломив его храбрецов, вся Европа не пришла к тому, что, как дар, несли его имперские орлы? Разве затхлая, провонявшая клопами, затянутая паутиной дремучая старина, которую он отбросил одним росчерком пера, была лучше широких проспектов, замысел которых – его заслуга?

А люди – они были воинами и умирали, благословляя империю, и он сделал для них всё, что мог, дал смысл жизни и даже по смерти исторг из тьмы забвения и безвестности.

И вот теперь, когда этот славный русский, потомок его храброго гвардейца, вернулся в Москву и доложил, что сокровища добыты, он почувствовал, что вновь побеждает, что желанная птица удачи, как в былые времена, готова свить гнездо в его треуголке – вперёд, вперёд! Сокрушай, не давай остановиться! Преследуй, рази! Всё его существо ликовало, и это было чудесное, ни с чем не сравнимое ощущение. И ещё он поймал себя на том, что стал как-то исподволь чувствовать время. Долгие столетия пронеслись одним бесконечно унылым днем, прерываемым его мятежами, а теперь, когда Кёрнуа отсутствовал жалких несколько суток, он понял, как томит его ожидание, и это тоже чертовски радовало, поскольку ещё на один шаг приближало к жизни.

Он чувствовал, что побеждает. Вот и этот юнец, потомок Жерома Нодье… Он вспомнил голубоглазого красавца-улана, наполовину поляка, наполовину француза. Предки его бежали из Прованса во времена религиозных войн, а сам этот лихой рубака прибыл к нему, ещё генералу Республики, в Италию, чтобы добровольцем сражаться за обновлённый мир, выходящий, как из лона матери, из крови революции. Наполеон вспомнил, как пожаловал храброго офицера, вновь ставшего из Иеронима Жеромом, прекрасной дамасской саблей в день объявления о создании Великого герцогства Варшавского.

После Египта у него была целая комната таких замечательной красоты и отличного качества сабель, взятых трофеями после Битвы у пирамид. Уже тогда он чувствовал – больших детей, какими, в сущности, были его молодые офицеры и генералы, чрезвычайно порадуют такие игрушки. В 1813 году нарочный привёз клинок обратно в Париж. Он был обёрнут в шёлковую рубаху, пронзённую в нескольких местах и густо пропитанную кровью. Горький подарок от безутешной вдовы. Помнится, он сказал тогда… что же он сказал? Что-то о храбрости, о пролитой крови, о поляках, так верно служивших ему. Правда, видел перед собой он вовсе не бедолагу Нодье. Сколько тысяч подобных ему осталось неупокоенными на мёрзлых обочинах дороги от Москвы к Березине.

Вспоминались нежная кожа и ласковый взор Марии Валевской. Наполеон почувствовал, как нахлынули воспоминания о былом, страстные и дурманящие, воистину бередящие душу. И вот теперь этот юный Нодье рвётся помогать ему, обещает уговорить какого-то родственника дать денег на «исследования». Как и предок, он хочет быть рядом с великим императором.

Близок, близок новый восход солнца его славы. Конечно, нет смысла отказываться от плана, разработанного Кёрнуа, но иметь в резерве мощный кулак для развития успеха – зачастую первейший залог победы. При необходимости он всегда может их познакомить и объединить усилия. Еще бы, кто же, как не он – император Наполеон.

Вечером в дверь Кернёва позвонили. Андрей поискал на всякий случай, чем вооружиться, вытащил из висящих на ковре ножен затупленную саблю и подошёл к «глазку».

– Кто там?

– Рыбнадзор, кто-кто. – За дверью стоял Кожан во весь свой немалый рост.

– Заходи. – Кернёв впустил друга и старательно запер дверь на все замки. – А почему Рыбнадзор?

– А как же? Я теперь за нашей золотой рыбой наблюдаю, чтоб не уплыла никуда.

– А как это ты сегодня без фокусов? Не через балкон, не через вентиляцию?

– Да ну, – снимая куртку, отмахнулся его друг. – Больно надо. По всему, сняли наблюдение с твоей хаты.

– Как это сняли?

– А я почём знаю? Мои топтуны, почитай, сутки здесь бились, искали, откуда тебя пасут. Однако то ли не пасут, то ли уж так заковыристо, что хоть прячься, хоть не прячься – всё равно срисуют. А поэтому возникают два вопроса, – Кожан поднял вверх указательный палец, – первый и последний. Первый – ты так и будешь меня в коридоре держать или пойдём, почаевничаем. И, как обещано, последний – что это всё-таки было? Кто тобой так интересовался и, что оскорбительно, почему бросил.

– Не знаю. Я думал, ещё следят.

– Ладно, пошли на кухню. Можешь утешиться, мой бледнолицый друг, кто бы ни был грязный койот, вынюхивавший твой след, похоже, ты ему больше неинтересен. Что по-своему, конечно, хорошо, но по-моему – плохо. Как сказала бы твоя благоверная, на данный момент симптоматики заболевания не наблюдается, но посмотрим, что покажут анализы. Как она, кстати, тебя встретила?

– Как встретила… – Кернёв погладил щёку, которой вчера досталась оплеуха. – Бурно. Ты, кстати, обещал мне в Беларуси купить новый телефон.

– Ну, прости, Кернило, обманул. Но ты пойми, о том, кто тебя пас, мы до сих пор ничего не знаем. Для серьёзного человека срисовать у провайдера твои исходящие-входящие на мобилку – как прочихаться. Поставить эти номера на контроль – самую малость сложнее, но тоже, по сути, плёвое дело. А человек серьёзный – не надо баловаться. Помнишь, я тебе рассказывал об установке в багажнике нашего броневика для битья, так вот на выходе мы получили набор очаровательных, кругленьких зеро. Усёк? Так что, если б ты Ольге позвонил из Беларуси, твоё местонахождение определили бы с точностью до пенька, и кто знает, кто знает… Мы ж там не грибов лукошко насобирали.

– Ладно, проехали. У меня вчера был тяжеёлый разговор. Моя благоверная решительно отказывается понимать, зачем нам воскрешать Наполеона, говорит: спасибо ему, конечно, за щедрый подарок, но с тем, сколько император вывез сокровищ из Москвы, можно считать, что он лишь возвращает долги.

– Ну, ты ей объяснил?

– Что ей объяснишь? Она на взводе была, слушать ничего не хотела, насилу вообще помирились.

– И ты ещё меня спрашиваешь, почему я до сих пор не женат? Подумать только, такое глобальное дело висит на волоске из-за того, что доктор Оля немного поволновалась из-за отсутствия мужа.

– Дим, ты не прав.

– Ладно, не прав. Это не суть важно. Я надеюсь, ты не решил отказаться от наших экспериментов?

– Вот ещё!