Маленький свободный народец Пратчетт Терри

Потом меловые плиты уложили сверху. И вот кости матушки Болен, которая всегда говорила, что мел холмов у неё в костях, упокоились в этом самом меле.

После похорон бабушкину кибитку сожгли. Обычно такого не делали, но отец сказал, что ни один пастух холмов не станет жить в этой кибитке.

Гром и Молния не шелохнулись, когда их позвали, однако у отца хватило ума смириться и оставить их сидеть возле тлеющих углей. У овчарок был такой вид, словно они одобряют происходящее.

На следующий день, когда зола остыла и ветер размёл её по обнажённому известняку, люди вернулись и бережно положили снятый дёрн на место. Теперь единственное, что осталось на виду, — это колёса кибитки на осях и старая пузатая печка.

И тогда — рассказывали все — Гром и Молния вдруг навострили уши, встали и потрусили прочь. Больше их никто не видел.

Пиксты замедлили бег, и Тиффани замахала руками, чтобы не упасть, когда её поставили в траву. Овцы лениво отошли на несколько шагов, обернулись и посмотрели на неё.

— Почему мы остановились? — спросила Тиффани. — И почему здесь? Нам надо спешить, чтобы догнать… ну, её.

— Надыть ждать Хэмиша, хозяйка, — объяснил Явор.

— Зачем? Кто такой этот Хэмиш?

— Он, мож, видал, по каковскому путю Кралька унесла твоего мал-мал братца, — успокоил её Фигль. — Низзя ж наобум переть.

Большой бородатый пикст поднял руку:

— Имею сказануть, Человек Кельды. Наобум переть мона. Мы всегда наобум впираем.

— Вернякс, Громазд Йан. Но надыть бум-бум, на каковский обум переть. Низзя переть на какой попало. А то придётся выпирать взад, раскудрыть.

Тиффани заметила, что все Фигли, забыв про неё, таращатся в небо.

Это было непонятно и обидно. Тиффани сердито села на одно из вросших в землю колёс и тоже стала глядеть в небо — всё лучше, чем смотреть вокруг. Где-то здесь могила матушки Болен, хотя теперь никто уже не мог бы сказать, где именно. Трава, когда дёрн вернули на место, вскоре ожила.

В небе виднелась пара-другая маленьких облаков и ничего больше. Разве что вдали кружили канюки.

Над Меловыми холмами всегда парили канюки. Пастухи звали их «цыплята матушки Болен». А облачка вроде тех, что были сегодня, они называли «ягнятами матушки Болен». И отец Тиффани, когда гремел гром, говорил, что это матушка Болен ворчит.

А ещё поговаривали, что, когда зимой за стадом повадятся ходить волки или лучшая овца потеряется, кое-кто из пастухов шёл туда, где когда-то стояла кибитка, и приносил унцию «Весёлого капитана» — так, на всякий случай…

Тиффани, поколебавшись, закрыла глаза. Я хочу, чтобы это было правдой, сказала она про себя. И я хочу знать, что другие люди верят: она всё ещё здесь…

Она заглянула под широкий ржавый обод колеса и вздрогнула: там был маленький свёрток в яркой обёртке. Тиффани подобрала табак. Свёрток казался довольно новым, вряд ли он пролежал здесь больше нескольких дней. На обёртке широко улыбался сам Весёлый Капитан с огромной бородищей и в огромной жёлтой зюйдвестке, и столь же огромные синие волны разбивались о берег позади него.

Тиффани узнала о море благодаря обёрткам «Весёлого капитана». Ей объяснили, что море — оно большое и грохочет. В море есть башня, называется — «маяк». На её вершине всегда горит яркий огонь — так нужно, чтобы лодки и корабли не разбивались о скалы. На картинках луч маяка всегда был ослепительно-белым. Тиффани столько думала обо всём этом, что порой видела море во сне и просыпалась от оглушительного шума волн.

Однажды она услышала, как её дядя сказал: если перевернуть «Весёлого капитана» вверх тормашками, то часть его шляпы, ухо и кусочек воротника сложатся в раздетую женщину. Но Тиффани так и не удалось её увидеть, да она и не понимала, что в этом такого.

Она вытащила обёртку и понюхала её. Бумага пахла бабушкой, и на глаза Тиффани навернулись слёзы. Они ни разу не всплакнула по бабушке до этой минуты. Она плакала, когда умирали ягнята, плакала, когда случалось порезать палец, плакала о том, что не может идти своим путём, но бабушку она не оплакивала. Это казалось неправильным.

«И вот теперь я плачу, — подумала она, бережно пряча обёртку в карман передника. — Но не потому, что бабушка умерла…»

Это всё запах… От матушки Болен пахло овцами, скипидаром и «Весёлым капитаном», три запаха смешивались в один, и его облако всюду сопровождало матушку. Для Тиффани это облако означало тепло, и покой, и место, вокруг которого вертится мир.

Какая-то тень скользнула над её головой. Канюк пикировал с неба прямо на Нак-мак-Фиглей.

Тиффани вскочила и замахала руками:

— Бегите! Ложитесь! Он убьёт вас!

Маленькие человечки посмотрели на неё как на дурочку.

— Не боись, хозяйка, — сказал Явор.

Птица вышла из пике, но прямо перед тем что-то упало с неё и понеслось к земле. На лету оно расправило два крошечных крылышка, отчего завертелось в воздухе, как кленовый парашютик, и его падение немного замедлилось.

Это был Фигль. Упав на землю, он некоторое время продолжал вертеться, потом наконец остановился, нетвёрдо встал на ноги, выругался и снова упал. Ещё некоторое время летун сыпал ругательствами.

— Добра посадка, Хэмиш, — приветствовал его Явор Заядло. — Эти твои птахокрылсы работают. Ты прям почти бошкой в землю и не прохлобыстнул.

Хэмиш, уже не так резко, поднялся на ноги и на сей раз смог устоять. На глазах у него были выпуклые очки.

— Да ни в жисть ишшо! — заявил он. — С этими крылсами я как лесная фейка.

— Как тебе удалось выжить? — спросила Тиффани.

Очень маленький летун попытался смерить её взглядом, но его мерка оказалась коротковата.

— Тю! Что эт’ ишшо за верзунья? Оченно много кумексаешь о летанье, да?

Явор Заядло многозначительно кашлянул:

— Она карга, Хэмиш. Ма Болен отродье.

Физиономия Хэмиша перекосилась от ужаса:

— Я-я-я ничо тако не хотел зло сказануть, хозяйка! — Он в отчаянии попятился. — Карга-то точнякс кумексает обо всём. Но не боись, оно все типсы-топсы. Главное — завсегда бошку вниз повырчивать.

— Ах-ха, мы крепки на черепок, — важно подтвердил Явор Заядло.

— Ты не видел женщину с маленьким мальчиком? — резко спросила Тиффани.

Ей очень не понравилось «отродье».

Хэмиш в отчаянии посмотрел на Явора, тот кивнул.

— Зырил, хозяйка, — сказал летун. — На чёрной коняге. Тыгдымила прям ко всем чер…

— Язык в глотку затыкни, тута карга! — прогремел Явор Заядло.

— Звиняй, хозяйка. Тыгдымила прям к феечкам на куличики. — Казалось, Хэмиш готов от стыда сквозь землю провалиться или, на худой конец, зарыться туда быстрее крота. — Но она заприметила, что я сверху зыркс, и призвала туман. Шасть на тую сторону, я ни бум-бум, хде.

— Опасное место, тая сторона, — медленно проговорил Явор. — Зла много. Холод. Не для дитяти.

На холмах царил зной, но Тиффани пробрал озноб. «Мне придётся пойти туда, что бы меня там ни ждало, — подумала она. — Я знаю. У меня нет выбора».

— Та сторона? — переспросила она.

— Ах-ха. Чудомир, — объяснил Явор. — Там… много чудищ всяко-разных.

— Чудовища?

— Такие страхущие, каких токо могёшь напредставлять, — сказал Явор. — Вот точь-в-точь такенные.

Тиффани попыталась сглотнуть комок в горле и закрыла глаза:

— Страшнее, чем Дженни Зелёные Зубы? И чем всадник без головы?

— О, да там такие чучундры водятся, что те рядом с ними — кис-кисуньи. То дрянь-земля. Там сны всмаделишны. Мир Кральки.

— Ну, что плохого в том… — начала было Тиффани, но тут вспомнила некоторые свои сны. Из тех, когда просыпаешься с облегчением. — Ты ведь не о хороших снах, да?

Явор покачал головой:

— Нае, хозяйка. Не про них.

«А у меня только сковородка и «Болезни овец», — подумала Тиффани. Потом она представила себе Винворта в компании чудовищ. — Кто знает, может, в том мире и вовсе нет ничего сладкого…»

Она вздохнула:

— Ладно. И как туда попасть?

— А ты сама ни бум-бум? — удивился Явор.

Такого ответа Тиффани не ожидала. Она ждала скорее причитаний вроде: «О, нет, токо не это, низзя, ты ведь така мал-малюха!» Ну, хорошо, не ждала, но надеялась услышать. Но Фигли вели себя так, будто она действовала вполне разумно.

— Нет! — крикнула Тиффани. — Я вообще никого ни разу ни бум. Мне как-то не приходилось раньше этим заниматься. Помогите мне!

— Её правда, Явор, — сказал какой-то Фигль. — Она ж ещё нова карга. Отведем её к кельде.

— Даже Ма Болен никогда не суйносила к кельде в её пещеру! — рявкнул Явор Заядло. — Это…

— Тихо! — перебила его Тиффани. — Слышите?

Фигли огляделись по сторонам.

— Что слых-то? — спросил Хэмиш.

— Шу-шу-шу!

Дёрн вокруг как будто легонько дрожал. Небо обрело алмазные грани. И вокруг запахло снегом. Хэмиш выхватил из кармана дудочку и подул в неё. Тиффани ничего не услышала, но канюк высоко в небе ответил на зов.

— Я дам зна, чё тако! — крикнул Хэмиш и побежал по траве, вскинув руки над головой.

Когда он уже прилично разогнался, сверху обрушился канюк и аккуратно подхватил Фигля. Пока птица набирала высоту, Тиффани разглядела, как крохотная фигурка карабкается вверх, цепляясь за перья.

Прочие Фигли выстроились вокруг Тиффани и достали мечи.

— Каков план, Явор? — крикнул кто-то.

— Знатца, план бу таковый: узырил чё — дай люлей!

Маленькие воины засмеялись.

— Хорош план! — сказал Туп Вулли.

На земле появился снег. Он не падал с неба, он… таял наоборот. Слой снега становился всё толще и толще, и вот уже Фигли утонули в нём по пояс, а вскоре и по шею, некоторые и вовсе скрылись с головой, из-под снега глухо доносились их проклятия.

А потом показались псы. Большие, коренастые, чёрные с оранжевыми подпалинами на бровях. Они вразвалочку трусили к Тиффани, и намерения их явно были недобрыми. Тиффани уже издалека слышала их рычание.

Она сунула руку в карман и достала жабу.

— Шотакоэ? — Жаб заморгал спросонок.

Тиффани повернула его так, чтобы он мог видеть псов.

— Кто это?

— Ох, брекекекс! Злейхаунды!{16} Мы пропали! У них глаза горят огнём и зубы острые, как бритвы!

— И как быть?

— Очень недолго!

— Спасибо! Ты мне и правда помог!

Тиффани сунула жабу обратно в карман и достала из мешка сковородку.

Она и сама понимала, что дело плохо. Глаза чёрных псов пылали, и, когда они приоткрывали пасти, чтобы зарычать, там мелькали острые лезвия зубов. Тиффани не боялась собак, но эти точно явились из кошмарных снов.

Их было трое, но они постоянно кружили так, что она могла видеть лишь двоих. И та тварь, что за спиной, наверняка нападёт первой.

— Расскажи о них ещё! — крикнула Тиффани, стараясь повернуться так, чтобы держать в поле зрения всех трёх.

— Говорят, они рыщут на кладбищах! — ответил ей голосок из кармана.

— А почему вокруг снег?

— Здесь теперь земля Королевы. В её стране всегда зима, и, когда Королева простирает свою руку над нашим миром, зима приходит и сюда.

Однако вдалеке виднелась полоска зелени, Тиффани стояла в центре огромного снежного круга, но дальше начиналась трава. Думай, думай…

Мир Королевы. Волшебная страна, где чудовища из страшных снов существуют на самом деле. Например, собаки с огненными глазами и зубами-лезвиями. В реальном мире такое не сработает…

Гончие раззявили пасти, вывалили языки, истекая слюной и наслаждаясь её страхом. «И как только у них зубы не ржавеют…» — подумала какая-то часть Тиффани… и захватила власть над её ногами. Ноги пустились бежать. Пригнувшись, Тиффани проскочила между двух тварей и бросилась дальше, к далёкой полоске зелени. За спиной у неё раздалось торжествующее рычание, снег заскрипел под тяжёлыми лапами…

Далёкая полоска зелени, казалось, не думала приближаться.

За спиной у Тиффани раздались воинственные вопли пикстов и рык, перешедший в жалобный визг, но что-то уже дышало ей в затылок, когда она прыжком преодолела последний снег и покатилась по тёплой траве. Злейхаунд прыгнул, щёлкнули зубы. Тиффани попыталась рывком отползти, однако могла бы и не беспокоиться — твари было уже не до неё.

Пылающие глаза, зубы-ножи… Здесь такой номер не пройдёт. В настоящем мире, на тёплой земле, тварь была слепа, и из пасти её текла кровь. Не стоит прыгать с полным ртом ножей…

Чудовище заскулило от боли, и Тиффани стало почти жаль его, но снег уже подбирался к ней, и она со всей силы врезала твари сковородкой. Злейхаунд рухнул замертво.

На снегу кипел бой. В облаке взметнувшейся позёмки виднелись два тёмных силуэта. Злейхаунды вертелись и щёлкали зубами.

Тиффани ударила в сковородку и закричала. Один из злейхаундов выпрыгнул из снежного вихря и очутился прямо перед ней. С каждого его уха свисало по Фиглю.

Снег расползался, приближаясь к Тиффани. Она попятилась, не сводя глаз с рычащего пса, идущего на неё.

— Давай же, — прошептала она, — прыгай!

Пёс сверкнул огненными глазами, потом посмотрел на снег у себя под лапами.

И исчез. Снег впитался в землю. Свет изменился.

Тиффани и маленький свободный народец остались совершенно одни на пастбищах. Фигли поднимались на ноги, приходя в себя после боя.

— Ты жив-здорова, хозяйка? — спросил Явор Заядло.

— Да! — радостно ответила Тиффани. — Это было просто! Стоит им сойти со снега, и они — всего лишь собаки!

— Лады. Тады двигаем. Мы потеряли несколько ребя.

Радость Тиффани как ветром сдуло.

— Ты хочешь сказать, они погибли? — прошептала она.

Солнце светило по-прежнему, жаворонки пели, будто ничего не случилось… а кто-то уже умер.

— Ах, нае, — сказал Явор Заядло. — Мы-то ужо мёртвые. Ты что, ни бум-бум?

Глава 6

Пастушка

— Вы мертвы?

Тиффани огляделась вокруг. Фигли пытались прийти в себя после боя, многие ворчали, но никаких «ой-ёи-ёи» слышно не было. И слова Явора Заядло ничего не проясняли.

— Если вы, по-вашему, мёртвые, то они какие? — спросила она, показав на два маленьких тела в траве.

— А, они возвернулись к жизни, — радостно пояснил Явор Заядло. — Тот мир, канеш, не так хорош, как этот, но они бу пай-пай и скоро вуновь тута очутются. Грустевать не о чем.

Болены не были особенно религиозны, но Тиффани полагала, что худо-бедно представляет себе, как всё устроено. И это устройство начиналось с того, что ты жив и пока ещё не мёртв.

— Но вы живы! — воскликнула она.

— Ах, нае, хозяйка, — сказал Явор, помогая очередному пиксту встать на ноги. — Мы были живы. И мы были пай-пай мальчики в том мире, от когда копытсы откинули, и возродились тут.

— То есть… вы думаете… — начала Тиффани, — что вроде как умерли где-то ещё и очутились тут? И наш мир для вас как… рай?

— Ах-ха! — подтвердил Явор Заядло. — Всё, как обетовано. Солнышко бликс-бликс, птахи бякс-бякс, охота добра…

— Ах-ха, а ишшо раздольно морда дракс! — сказал другой Фигль.

И все подхватили:

— И тыркс!

— И пойло жратс!

— И шышлык! — добавил Туп Вулли.

— Но тут полно плохого! — вмешалась Тиффани. — Тут чудовища водятся!

— Ах-ха! — согласился Явор Заядло, улыбаясь во весь рот. — Зашибайсь, да? Всё, душе угодное, имеется!

— Но мы-то тут живём! — сказала Тиффани.

— Ах, ну, мож, вы тож были пай-пайки в Догробном мире, — великодушно признал Явор. — Я ща, токо соберу ребя, хозяйка.

Он отошёл, и Тиффани вытащила из кармана передника жаба.

— О, мы всё ещё живы, — удивился тот. — Потрясающе. Кстати, можно было бы вкатить неплохой иск владельцу собак.

— Что? — не поняла Тиффани. — О чём ты?

— М-м-м… ну… не знаю, — смутился жаб. — Вроде как само с языка сорвалось. Может, когда я был человеком, я что-то понимал в собаках?

— Послушай, Фигли думают, что они в раю. Они считают, что умерли и попали сюда после смерти.

— И?

— Но этого же не может быть! Считается, что здесь мы живые, а после смерти отправляемся на небеса или куда-то ещё, в общем, в загробный мир.

— Так ведь это то же самое, только другими словами. И вообще, многие воинственные племена верят, что их воины после смерти в награду за доблесть попадают в иной, прекрасный мир, — пояснил жаб. — Ну, знаешь, где можно пить, сражаться и пировать в своё удовольствие. Так может, наш мир — рай для Фиглей.

— Наш мир — настоящий!

— И что? Они так верят. И потом, они же маленькие. Может, во Вселенной многовато народу и приходится кроить рай там, где нашлось свободное место? Я всего лишь жаба, поэтому, извини, могу только догадываться, как оно на самом деле. Возможно, они просто ошибаются. Возможно, вы ошибаетесь. Возможно, я ошибаюсь.

Кто-то мелкий пнул башмак Тиффани.

— Эй, хозяйка, пора топс-топс! — заявил Явор Заядло.

Через плечо у него был перекинут мёртвый Фигль. Другие пиксты тоже несли тела, но их было совсем немного.

— Вы собираетесь их похоронить? — спросила Тиффани.

— Ах-ха, им эти ношены тела ужо без надобности, — сказал Явор. — А бросать их хде попало не годится. Да и верзуны ещё чего доброго найдут мал-мал черепки, будут суйносить, а оно нам не надо. Ты не в счёт, хозяйка, — добавил он.

— Нет, это очень… разумно, — признала Тиффани.

Фигль показал на далёкий курган, поросший колючими кустами и деревьями. На многих курганах располагались густые заросли — слой почвы там был толще, чем в других местах, вот деревья и приживались. Рубить их считалось дурной приметой.

— Тута близь, — сказал Явор.

— Вы живёте в кургане? — удивилась Тиффани. — А я думала, там похоронены древние вожди, или как-то так…

— Ах-ха, валяется там какой-то королёк по соседству, но нам не мешкувает, — сказал Явор. — Не боись, в нашенной половине никаких скелетонов и прочего. Там места завались, и мы ишшо мал-мал поработали.

Тиффани огляделась. Бескрайнее синее небо над головой, бескрайнее зелёное море трав под ногами… всё снова стало таким мирным, когда всадник без головы и зловещие псы остались в ином мире.

«А если бы я не повела Винворта к реке? — подумала Тиффани. — Что бы я сейчас делала? Хлопотала с сырами, наверное… И так ничего бы никогда и не узнала. Никогда не узнала бы, что живу в раю, пусть даже это рай только для клана маленьких синекожих человечков. Никогда не узнала бы, что на канюках можно летать…

Никогда прежде я не убивала чудовищ».

— Откуда они берутся? — спросила она. — Как называется то место, откуда приходят все эти чудища?

— Ах, мож статься, ты хорошо то место бум-бум, — сказал Явор Заядло.

Теперь они были уже рядом с курганом, и Тиффани почуяла в воздухе дымок.

— Ах-ха. Ты его имя бум-бум. Но тут я его грить не бу. Не тако это имя, чтоб под небом его грить. А такое, чтоб шептать в укрывалище.

Для кроличьей норы лаз был великоват, а барсуки тут не водились, но вход в курган темнел под корягой в гуще зарослей, ну точь-в-точь нора, ничего другого человеку бы и в голову не пришло.

Тиффани была девочкой худенькой, но всё равно ей пришлось снять передник и ползти на животе под колючими ветками, чтобы добраться до норы. А потом понадобилось несколько Фиглей, чтобы втолкнуть её внутрь.

Внутри оказалось довольно просторно и совсем не воняло. Узкий лаз был нужен только для того, чтобы не привлекать внимания, а само подземелье оказалось размером с большую комнату с высоким сводом и низкими, под рост Фиглей, галереями вдоль стен. На галереях суетились большие и маленькие пиксты — стирали, спорили, шили, местами дрались, но что бы они ни делали, шумели при этом они как могли. У самых старых из них волосы были тронуты сединой. Самые юные, всего пару дюймов ростом, носились повсюду в чём мать родила и вопили во всю маленькую глотку. Тиффани уже два года как помогала присматривать за Винвортом, так что ей это было не в новинку. Но она обратила внимание, что среди маленьких пикстов не было девочек. А среди старших не было женщин.

Впрочем, нет. Одна была.

Вопящая и скандальная толпа Фиглей расступилась перед ней. Девушка подошла и остановилась у ноги Тиффани. Красивая, по сравнению с Фиглями-парнями, — хотя нетрудно быть красивей, скажем, Тупа Вулли. Но у неё были такие же рыжие волосы и такое же решительное выражение лица, как у прочих пикстов.

Она присела в реверансе и спросила:

— Эт’ ты — карга верзунская?

Тиффани огляделась. Кроме неё, в подземелье не было никого выше нескольких дюймов ростом.

— Э… да, — сказала она. — Более или менее. Да.

— Я Фиона. Кельда велела сказануть тебе, твой мал-мал братец покуда жив-здоров.

— Она нашла его? — обрадовалась Тиффани. — Где он?

— Нае, нае. Но кельде ведомы пути Кральки. Кралька не хочет покамест, чтобы ты извелась.

— Но Королева украла моего брата!

— Ах-ха. Это все мал-мал за-пу-тан-но. Отдохновей здесь. Кельда позовёт тебя вскорости. Она ныне… несильна.

Фиона резко развернулась и прошествовала прочь, горделиво, как королева. Вскоре она скрылась за круглым плоским камнем, прислонённым к дальней стене.

Не глядя вниз, Тиффани достала жаба из кармана и поднесла его к лицу.

— Послушай, я что, извожусь? — спросила она шёпотом.

— Нет, вовсе нет, — заверил её жаб.

— Скажи мне, если я начну изводиться, хорошо? А то будет ужасно, если все увидят, как я извожусь, а я и знать не буду.

— Ты просто не понимаешь, что означает это слово, верно? — спросил жаб.

— Не очень… Нет, не понимаю.

— Это значит переживать, только и всего.

— Да, я примерно так и думала, — сказала Тиффани, покривив душой. — Ты не мог бы посидеть у меня на плече? Кажется, мне не помешает помощь.

Толпы Нак-мак-Фиглей таращились на неё с той самой минуты, как она забралась в курган, но пока что делать было, похоже, нечего, разве что ждать.

Тиффани осторожно села и принялась барабанить пальцами по коленям.

— Ну и какова тебе нашая мал-мал норка? — раздался голос снизу. — Зашибайсь, ах-ха?

Она посмотрела вниз. Рядом неслышно очутились несколько пикстов, которых она уже видела раньше, во главе с Явором Заядло Фиглем.

— Тут очень… мило, — сказала Тиффани.

Всё лучше, чем заявить: «Тут всё черно от сажи» или «Тут оглохнуть можно от гвалта».

— А еду вы готовите вот на том маленьком костерке? — спросила она.

В середине пещеры горел небольшой костёр. Дым выходил наружу через круглое отверстие в потолке, которое впускало взамен немного света.

— Ах-ха, хозяйка, — сказал Явор Заядло.

— Всяки мал-мал тушки тут жарим, — добавил Туп Вулли. — А громазды тушки — в меловой я… мффф, ммммфф…

— Прости, что? — переспросила Тиффани.

Страницы: «« « 23456789 » ... »»