Нация фастфуда Шлоссер Эрик
За 8 лет, отделявших эту первую вспышку от крупной вспышки, связанной с обсеменением гамбургеров в сети Jack in the Box{520}, инфекцией переболели около 500 тыс. американцев. Тысячам из них потребовалась госпитализация, сотни умерли.
Паразит – убийца детей
E. coli 0157:H7 представляет собой мутант E. coli – бактерии, в изобилии населяющей пищеварительную систему человека. Большинство из них способствуют перевариванию пищи, синтезируют витамины и препятствуют заселению кишечника болезнетворными бактериями. Однако E. coli 0157:H7 способна выделять сильный токсин (веротоксин, или шигаподобный токсин), губительно влияющий на клетки слизистой оболочки кишечника. Часть людей, заразившихся E. coli 0157:H7, остаются здоровыми, остальные переболевают кишечной инфекцией, обычно нетяжелой, проявляющейся схваткообразными болями в животе и поносом, скорее водянистым, чем кровавым, длительностью около недели. Иногда бывают рвота и небольшое повышение температуры. Однако примерно в 4 % зарегистрированных случаев E. coli 0157:H7 токсин проникает в кровоток и вызывает гемолитико-уремический синдром с анемией, почечной недостаточностью и разрушительными кровоизлияниями во внутренние органы{521}. Возможны кровоизлияния в головной мозг (инсульты) с тяжелыми последствиями в виде параличей, судорог и т. п. В 5 % случаев гемолитико-уремический синдром у детей приводит к смерти. Нередки необратимые изменения нервной системы и потеря зрения{522}.
Наиболее подвержены инфекции E. coli 0157:H7 дети до 5 лет, старики и люди с ослабленным иммунитетом. В США она стала ведущей причиной острой почечной недостаточности{523}. Нэнси Донли, президент некоммерческой организации «Безопасность питания – наш приоритет» (Safe Tables Our Priority, STOP), целью которой является безопасность пищевых продуктов, по собственному опыту знает, к каким катастрофическим последствиям может привести заражение E. coli 0157:H7. Ее 6-летний сын Алекс заболел в июле 1993 г., съев недоброкачественный гамбургер. Все началось с мучительных схваткообразных болей в животе. Затем к болям присоединились обильный кровавый понос, тяжелые поражения внутренних органов и центральной нервной системы. Потребовалась искусственная вентиляция легких, создание «окна» в костях черепа, чтобы предупредить сдавление головного мозга из-за его отека. Врачи боролись за жизнь мальчика. Мать была готова пожертвовать собой, чтобы спасти ребенка, но помочь ему оказалась не в силах. Он заболел сразу после дня рождения матери, в ночь на четверг, а в воскресенье днем умер. Умирал он тяжело, из-за необратимых повреждений мозга впал в бессознательное состояние, бредил, не узнавал мать и отца. «Кошмарная смерть», – говорит Донли.
Как показал опыт Ли Хардинга, тяжело пострадать от E. coli 0157:H7 может и здоровый взрослый человек. У Хардинга через 6 месяцев после, казалось бы, полного выздоровления от пищевой инфекции, вызванной E. coli 0157:H7, появилась кровь в моче. Ему поставили диагноз инфекции почек, возникновению которой, по его мнению, способствовало повреждение почек шигаподобным токсином. Инфекцию удалось быстро вылечить, но и через 3 года после отравления гамбургером у Хардинга иногда бывают боли. Но он считает, что легко отделался.
Доказано, что антибиотики при инфекции E. coli 0157:H7 бесполезны и даже могут усугубить ее, поскольку гибель бактерий приводит к массивному выбросу шига-токсина. При гемолитико-уремическом синдроме возможности лечения ограничиваются внутривенным введением жидкостей, переливанием крови, гемодиализом.
Искоренить E. coli 0157:H7 очень трудно. Это чрезвычайно стойкая и склонная к распространению бактерия. Она способна выживать в продуктах с высокой кислотностью и большим содержанием соли, относительно устойчива к хлорсодержащим дезинфицирующим средствам. На поверхности кухонного оборудования она сохраняется несколько дней, а если поверхность влажная, то и несколько недель. Бактерия не гибнет ни в пресной, ни в морской воде, выдерживает замораживание и нагревание до 71 . Заражающая доза (наименьшее число бактерий, способное вызвать заболевание) большинства возбудителей пищевых инфекций, например сальмонелл, составляет по меньшей мере миллион клеток, а для E. coli 0157:H7 – всего 5{524}. Иными словами, убить может даже оставшийся в гамбургере крошечный кусочек непрожаренного мяса.
Высокая выживаемость и очень малая величина заражающей дозы позволяют E. coli 0157:H7 распространяться разными путями. Заразиться можно, не только попив зараженной бактериями воды, но даже случайно сделав глоток во время плаванья в бассейне, на аттракционах аквапарка или поползав по обсемененному бактериями ковру. Пищевые отравления в большинстве случаев связаны с употреблением блюд из фарша{525}, не прошедшего достаточной термической обработки, но их причинами бывают и обсемененные листья салата, проростки фасоли, дыни, колбаса холодного копчения, сырое молоко, непастеризованный яблочный сидр. Заражение происходит в результате контакта с коровьим навозом, но бактерия встречается и в экскрементах оленей, собак, лошадей{526}. Ее переносчиками также могут быть мухи.
Часто инфекция E. coli 0157:H7 передается от человека к человеку. Во время вспышки, связанной с заражением гамбургеров в Jack in the Box, 10 % заболевших сами гамбургеров не ели, а заразились от инфицированных{527}. E. coli 0157:H7 выделяется с испражнениями больных. Особенно часто распространителями становятся носители легких форм инфекции, не соблюдающие (или по возрасту и состоянию неспособные соблюдать) правила личной гигиены. Заражение от больных нередко бывает причиной вспышек в пределах семьи, детских учреждений, домов престарелых. Обычно больной остается заразным около двух недель, в отдельных случаях – до 2–4 месяцев{528}.
В течение десятилетий в США E. coli 0157:H7 обнаруживали у скота на некоторых фермах. Современные способы разведения скота, его забоя и переработки мяса способствуют распространению бактерии. Высокопоставленный чиновник Министерства здравоохранения, пожелавший остаться неизвестным, сравнил современные условия откормочных загонов с условиями в средневековых европейских городах: там царили антисанитария и скученность, содержимое ночных горшков выливали из окон, а потоки нечистот лились по улицам.
Скот в загонах стоит скученно, среди массы навоза. Чиновник сказал мне буквально следующее: «Люди не считают возможным есть несвежую пищу и пить воду, загрязненную фекалиями, но полагают, что для коров это нормально». В навозе E. coli 0157:H7 остается жизнеспособной до 90 дней{529}, а в откормочных загонах скот «глотает навоз» из загрязненных поилок.
Такие условия, далекие от естественных, предрасполагают к любым заболеваниям. Распространению инфекций способствуют и современные методы откорма. Рост цен на зерно вынудил производителей использовать менее затратные корма, особенно с высоким содержанием белка, которые ускоряют рост животных. До августа 1997 г. около 75 % крупного рогатого скота в США получали корм, содержащий отходы из боен: остатки туш забитых коров и овец и даже останки миллионов собак и кошек, которые приобретались в приютах для безнадзорных животных{530}. FDA запретило подобную практику, когда была выявлена ее связь с распространением среди людей губчатой энцефалопатии (болезни Крейтцфельдта – Якоба, или «коровьего бешенства») крупного рогатого скота. Тем не менее правила FDA и сейчас допускают использование для переработки на корм для крупного рогатого скота туш свиней, лошадей и домашней птицы. Мало того, эти правила позволяют использовать туши крупного рогатого скота для переработки на корм птице. В США лицам, прожившим в Англии более 6 месяцев в 1980-х, запрещено было быть донорами крови из опасений передачи болезни Крейтцфельдта – Якоба. Но в США кровь крупного рогатого скота перерабатывалась на корм для него же{531}. Стивен Бьёркли, основатель журнала для торговцев Meat & Poultry, поражается современным методам откорма крупного рогатого скота: «Коровы – жвачные животные. Им природой предназначено жевать траву, ну, может, зерно. У них и желудок четырехкамерный, чтобы переваривать пищу с большим содержанием растительной клетчатки. Они не были созданы, чтобы есть других животных».
На корм для крупного рогатого скота перерабатывают даже подстилку с птицефабрик – опилки и старые газеты. По данным исследования, опубликованного в 1997 г. в журнале Preventive Medicine{532}, в одном только Арканзасе в 1994 г. крупному рогатому скоту скормили более 1300 т куриного навоза. Как сообщил руководитель некоммерческой организации Physicians Committee for Responsible Medicine («Врачи за ответственную медицину»), в курином навозе могут присутствовать болезнетворные бактерии (сальмонеллы, кампилобактер), патогенное простейшее Giardia lamblia, остатки антибиотиков, мышьяк, тяжелые металлы.
Возбудители инфекций распространяются от больного скота не только на откормочных площадках, но и на бойнях и при переработке мяса в фарш. На бойнях мясо заражается при снятии шкуры и извлечении из туши желудочно-кишечного тракта. Снятие шкуры в наше время механизировано. Если животное недостаточно хорошо вымыто перед забоем и на шкуре остались частицы грязи и навоза, они могут попасть в мясо. Желудок и кишечник извлекают из туш вручную. Если это делают неаккуратно (а при современной интенсификации труда на линиях разделки это случается нередко), содержимое пищеварительных органов разбрызгивается повсюду. Рабочий так называемого кишечного стола должен за час извлечь пищеварительные органы из 60 туш. Аккуратно это может сделать только хорошо подготовленный человек. Опытный рабочий компании IBP сказал мне, что ему потребовалось полгода, чтобы научиться извлекать из туши желудок и кишечник, не разбрызгивая содержимое, но и ему удается это в лучшем случае 200 раз подряд. Неопытные рабочие допускают разбрызгивание значительно чаще. На бойне IBP в Лексингтоне разбрызгивание происходит ежечасно при обработке 20 % тш, при этом желудочное содержимое попадает на 5 туш.
Последствия одного неловкого движения быстро умножаются, т. к. по конвейеру быстро перемещаются сотни туш. Ножи положено мыть и дезинфицировать каждые несколько минут, но рабочие в спешке иногда забывают об этом. С загрязненного ножа бактерии попадают на все, к чему он прикасается. Усталые и часто малограмотные рабочие бойни нередко не в состоянии понять, почему важно придерживаться санитарных правил. Они забывают, что мясо – пищевой продукт. Куски, упавшие на пол, они возвращают на конвейер, в стерилизаторах варят себе мясо на обед, отчего те приходят в негодность. Кроме того, рабочие постоянно соприкасаются с зараженным болезнетворными бактериями мясом, заболевают и сами становятся распространителями инфекции.
По последним данным USDA, зимой E. coli 0157:H7 обнаруживается в кишечнике 1 % крупного рогатого скота, летом показатель может достигать 50 %{533}. Даже если распространенность не превышает 1 %, за час по конвейеру крупной бойни проходит 3–4 туши, в кишечнике которых присутствует E. coli 0157:H7. При переработке мяса в фарш риск заражения возрастает в геометрической прогрессии. Пару десятилетий назад фарш для гамбургеров делали из непроданных мелких кусков местные мясники и оптовики. Мясо обычно поступало с небольших боен, а фарш продавался в округе. Продукты огромных современных боен и перерабатывающих цехов расходятся по всей стране. Современное перерабатывающее предприятие производит в день свыше 350 т гамбургеров. Подсчитано, что попадание на разделочный конвейер туши одного инфицированного E. coli 0157:H7 животного может привести к заражению приблизительно 14 т фарша{534}.
Ухудшает ситуацию и то, что четверть скота, поступающего на бойни для переработки в фарш, – потерявшие удойность молочные коровы{535}. Они наиболее восприимчивы к болезням и в прошлом получали антибиотики. Стрессовые условия промышленного молочного животноводства еще более нездоровые, чем содержание в кормовых загонах. Естественная продолжительность жизни молочных коров составляет 40 лет, но из-за падения удойности их нередко отправляют на бойню уже в 4 года. McDonald’s считает, что их мясо подходит для производства гамбургеров: оно недорогое и нежирное. В виде фарша такое мясо распространяется по всей территории США. Времена, когда каждый мясник делал фарш для гамбургеров из остатков одной-двух туш в своей лавке, давно ушли в прошлое. Подобно тому как половые контакты с многочисленными партнерами способствуют распространению ВИЧ-инфекции, главную роль в распространении E. coli 0157:H7 играет смешивание фарша из мяса множества коров на крупных мясоперерабатывающих предприятиях. В ресторанах сетей быстрого обслуживания один гамбургер содержит мясо дюжины, а то и сотни коров{536}.
Мы все платим за это
«Это не басня, не шутка, – писал в 1906 г. Эптон Синклер, – мясо лопатами нагружали на тележки, и рабочий, занимавшийся этим, не тратил времени, чтобы выбросить крысу, даже если он видел ее, потому что в колбасу попадали такие вещи, по сравнению с которыми отравленная крыса была лакомым кусочком!»{537} Синклер описал множество опасных для здоровья потребителей безобразий, творившихся на мясоперерабатывающих предприятиях. Широко практиковавшийся забой больных животных, использование химикатов вроде боракса и глицерина для маскировки дурного запаха, умышленно неправильная маркировка мясных консервов и даже тот факт, что рабочие испражняются прямо в цехе, не желая тратить время на поход в туалет. Прочтя роман «Джунгли», президент Теодор Рузвельт организовал независимое расследование. Оно подтвердило правдивость описаний Синклера. Рузвельт призвал законодательно оформить обязательную проверку мясоперерабатывающих предприятий федеральной инспекцией, правила датировки консервов и содержание информации, которая должна быть указана на этикетках, а также основанную на комиссионном вознаграждении систему регуляции, обязывающую владельцев мясоперерабатывающих предприятий поддерживать чистоту.
Могущественные магнаты Мясного треста всячески очерняли и Рузвельта, и Эптона Синклера. Пытаясь опровергнуть их обвинения и убедить американцев в том, что все в порядке, они развязали пропагандистскую кампанию в СМИ. Как утверждал Джонатан Армур[103] в своей статье в Saturday Evening Post: «Мясо и пищевые продукты производятся на крупных мясоперерабатывающих предприятиях, где не менее чисто, чем на кухне среднестатистической домохозяйки»{538}. Выступая перед Конгрессом, Томас Уилсон, один из руководителей Morris & Company, заявил, что руководители не виноваты в погрешностях и отступлениях от санитарных правил. Причина – жадность и лень рабочих. «Люди есть люди. За некоторыми нужен глаз да глаз»{539}, – сказал он. После жестоких дебатов в 1906 г. Конгресс все-таки одобрил Закон о проверке качества мяса и смягченный вариант предложения Рузвельта, обязывающий налогоплательщиков оплачивать новые правила контроля.
Реакция мясоперерабатывающих компаний на роман «Джунгли» многократно воспроизводилась в XX в. всякий раз, когда в обществе возникали сомнения в безопасности продуктов. Компании опровергали доводы и само существование проблемы, возмущались вмешательством федеральных властей, искали способы избежать ответственности за вспышки пищевых отравлений и возможности переложить затраты на безопасность пищевых продуктов на граждан. Иными словами, они сопротивлялись любым мерам государственного регулирования, угрожающим снизить их прибыль. «На нас пытаются взвалить все расходы, – заявлял Уилсон в 1906 г., протестуя против плана федерального правительства обязать мясоперерабатывающие предприятия платить за каждую голову скота меньше 10 центов. – [Наши] возражения разумны и справедливы. Мы платим за все, что считаем возможным оплачивать»{540}. В 1980-х, когда риск заражения больших партий продуктов возрос, мясоперерабатывающие компании воспрепятствовали использованию бактериологических методов в рамках федеральной программы контроля. А экспертная группа Академии наук США в 1985 г. предупреждала, что федеральная программа контроля мясных продуктов безнадежно устарела: путем осмотра и обнюхивания выявить заражение опасными бактериями невозможно. Через 3 года другая экспертная группа той же Академии заявила, что национальная система здравоохранения отстала от времени и ее возможности обнаруживать новые патогенные виды бактерий и предупреждать их распространение ограниченны{541}. Без финансовых вложений в ее обновление вспышки и даже эпидемии новых инфекций неизбежны. «Трудно сказать, какой кризис нас ждет»{542}, – заявил глава этой экспертной группы.
Правительства Рейгана и Буша уменьшили ассигнования на противоэпидемические меры и укомплектовали штат Министерства сельского хозяйства чиновниками, заинтересованными скорее в уменьшении государственной регуляции, чем в обеспечении безопасности продуктов питания. В министерстве придерживалась политики невмешательства в пищевую промышленность. При Рейгане первым государственным секретарем по сельскому хозяйству был бизнесмен в области свиноводства, вторым – президент Американского института мяса (American Meat Institute, ранее American Meat Packers Association – Американская ассоциация производителей мясных продуктов). На выбор стратегии службы по маркетингу и инспекции влиял вице-президент Национальной ассоциации скотопромышленников. Позже президент Буш взял на государственную службу президента Национальной ассоциации скотопромышленников. Через два месяца после того, как Академия наук США предупредила об угрозе вспышек смертоносных инфекций, USDA запустило модернизированную систему проверки качества в мясной промышленности (Streamlined Inspection System for Cattle, SIS-C), в рамках которой предполагалось уменьшить присутствие федеральных инспекторов на скотобойнях и мясоперерабатывающих предприятиях. Задачи обеспечения безопасности возлагались на работников. По замыслу администрации Рейгана эта программа должна была помочь сократить затраты федерального бюджета и более эффективно использовать кадры USDA. Ослабив надзор, программа дала компаниям возможность увеличить скорость конвейеров. Годом раньше IBP и Morrell были пойманы на фальсификации данных о безопасности и ведении двойной регистрации нарушений, однако мясоперерабатывающие компании получили право сами проверять свои продукты. В 1988 г. SIS-C была запущена как пилотная программа на 5 крупных предприятиях, выпускающих почти 20 % потребляемых в США мясных продуктов{543}. USDA надеялось за 10 лет распространить ее на всю отрасль и вдвое сократить число федеральных инспекторов в ней{544}.
В 1992 г., изучив результаты применения программы проверки качества мяса, министерство пришло к выводу, что продукты предприятий, где она действует, не более загрязнены, чем продукты предприятий с полным штатом федеральных инспекторов{545}. Однако уверенности в точности исследования нет{546}. Оказалось, что администрацию предприятий, охваченных SIS-C, иногда заранее предупреждали о проверке. Одним из участников пилотной программы было предприятие Monfort в Грили. По заключению федеральных инспекторов, его продукты после запуска системы проверки качества мяса стали очень грязными. На предприятиях, входивших в пилотную программу, забивали явно больной скот, страдающий гельминтозами, покрытый абсцессами. Плохо обученные контролеры допускали к переработке даже мясо, явно загрязненное кишечным содержимым, рвотными массами, мочой, шерстью, насекомыми и металлической стружкой.
В 1993 г. систему проверки качества мяса остановили после вспышки инфекции E. coli 0157:H7, связанной с гамбургерами сети Jack in the Box{547}. Сокращение федеральных инспекторов выглядело откровенно неоправданным после того, как тяжело заболели сотни детей. Установить причину заражения фарша так и не удалось, но было достоверно известно, что часть его поступала в рестораны от входившего в пилотную программу SIS-C предприятия Monfort. Мясопромышленники попытались снять с себя вину. Дети, заболевшие после употребления гамбургеров в ресторане Jack in the Box, еще были в больницах, когда глава Американского института мяса Бойл заявил: «Эта вспышка выявила общенациональную проблему – отсутствие единых рекомендаций по поводу термической обработки гамбургеров»{548}. Как мясопромышленники, так и USDA, поддерживая невмешательство государства в свободу торговли, указывали, что зараженная партия соответствовала федеральным стандартам. Как заявил Рассел Кросс, глава службы проверки безопасности продуктов питания, «присутствие в сыром мясе бактерий, в том числе E. coli 0157:H7, разумеется, нежелательно, но избежать его невозможно, и оно не может быть основанием для признания продуктов негодными»{549}. Администрация нового президента Буша с этим не согласилась, и Кросс, назначенец Буша, вынужден был уйти в отставку. Сменивший его Майкл Тейлор 29 сентября 1993 г. заявил, что присутствие E. coli 0157:H7 в мясе недопустимо и зараженный им фарш отгрузке в рестораны и магазины не подлежит. Чтобы не допускать его в торговую сеть, USDA ввело выборочный микробиологический контроль. Американский институт мяса немедленно подал иск в Федеральный суд, чтобы воспрепятствовать тестированию фарша на наличие E. coli 0157:H7. Судья Джеймс Роулин, консерватор и скотопромышленник, счел доводы несостоятельными, иск отклонил и признал тестирование правомерным.
Чего мы хотим?
Стремясь не допустить введения в мясной промышленности научно обоснованной системы контроля, владелец сети Jack in the Box, компания Foodmaker, приняла серьезные меры для восстановления своей репутации. Спустя неделю Роберт Нугент, президент Foodmaker, объявил, что руководство Jack in the Box готово признать частичную вину сети в случившейся вспышке{550}. Однако основная вина, по его мнению, лежала на производителе фарша и чиновниках службы здравоохранения штата Вашингтон, которые ни разу не дали Jack in the Box официальных рекомендаций по поводу термической обработки гамбургеров. Вскоре Нугент привлек Джоди Пауэлла, бывшего пресс-секретаря президента Джимми Картера, к улучшению имиджа компании. А к разработке стратегии предупреждения вспышек в будущем – известного специалиста по пищевой санитарии Дэвида Тено. Раньше Тено помог владельцам птицеводческой компании Foster Farms избавиться от сальмонеллеза в своих хозяйствах. Тено был убежденным сторонником программ «Выявление опасностей и контроль в важных точках» (Hazard Analysis and Critical Control Points, HACCP), основанных на принципах Национальной академии наук: профилактике в рамках органолептического и лабораторного контроля. Программы были направлены на выявление самых уязвимых звеньев производственной цепочки, в которых контроль особенно необходим. Посетив Jack in the Box, Тено разработал для индустрии быстрого обслуживания план контроля, соответствующий программам HACCP, гарантирующий стандарты безопасности фарша, не полагаясь на заверения поставщиков, на всех этапах «от фермы до вилки потребителя». Но потребителей это не успокоило, и сеть Jack in the Box вынуждена была уйти с рынка. Группы, защищавшие интересы потребителей, выражали восхищение Дэвиду Тено как человеку, не отступившему от своих принципов, а мясопромышленники, с его слов, называли его «антихристом».
План Тено состоял в том, чтобы каждый менеджер Jack in the Box прошел курс обучения пищевой санитарии; каждый рефрижератор, доставляющий полуфабрикаты в рестораны, был снабжен термометром-самописцем, фиксирующим пики температуры; каждый гриль на кухнях – откалиброван, чтобы гарантировать достаточный прогрев гамбургеров. Повара брали гамбургеры только щипцами, а не голыми руками. Но основой программы Тено была его фанатическая приверженность микробиологическому тестированию. Он обнаружил, что степень зараженности бактериями во многом зависит от производителя. Большая часть предприятий поставляла безупречную или не выходящую за пределы стандартов продукцию, а немногие – ужасающе обсемененную. На предприятиях, поставлявших продукты в рестораны Jack in the Box, для обеспечения безопасности требовалось каждые 15 минут проверять фарш на целый ряд болезнетворных бактерий, в том числе E. coli 0157:H7. Предприятия, продолжавшие отгружать недоброкачественный фарш, были исключены из числа поставщиков.
Отныне Jack in the Box должна была получать фарш только от двух компаний – SSI, дочерней компании J. R. Simplot Company, и Texas-American, дочерней компании American Food Service Corporation. Тено взял меня в поездку на завод в Форт-Уэрте, поставлявший гамбургеры ресторанам Jack in the Box. Нас сопровождал менеджер фабрики Тим Байл. Его основной заботой были регулярное тестирование фарша и регистрация всего, что касается результатов тестов и тестируемой партии: не только даты и часа, когда она произведена, но и рабочей смены, бойни, с которой пришло мясо, и откормочной площадки, с которой скот поступал на бойню в данный день. Предприятие выглядело новым и чистым. В холодильниках громоздились пирамиды упаковок мяса, часть из которых поступила прямо из Австралии. Мясо сбрасывали в блестящие измельчители из нержавеющей стали, где оно превращались в тонкий фарш и смешивалось, достигая четкой пропорции мяса и жира. Из фарша формировались гамбургеры, тут же замораживались, пропускались через металлоискатель и запечатывались в пластиковые упаковки. Выходящие из машины мороженые гамбургеры выглядели как небольшие розовые вафли.
Дэвид Тено предложил градацию мясоперерабатывающих предприятий по качеству продукта на основании микробиологических тестов. Заводы, которые выпускали безукоризненно чистый продукт, соответствовали категории A, удовлетворительно чистый – категории B и т. д. Это стимулировало бы производителей повышать качество, чтобы перейти из категорий C и D в более высокие (предприятия категорий C и D могли выпускать только корм для собак). Некоторых людей из индустрии быстрого обслуживания возмутило, что Jack in the Box, замешанная в истории с крупной вспышкой пищевой инфекции, становится лидером в вопросах безопасности. Поддерживая жесткую законодательную регуляцию безопасности продуктов питания в Калифорнии, Тено утратил популярность в ассоциации рестораторов штата, которая прекратила финансирование его работы. Тено заявил, что упорное сопротивление микробиологическому тестированию фактически делает его невозможным и он не видит путей решения, хотя проблема заражения фарша E. coli 0157:H7 вполне устранима. Остается надеяться на победу науки и здравого смысла. Он подчеркнул, что проблему можно решить за полгода, если ввести в мясной промышленности систему градации предприятий по качеству продукта. По его словам, вся программа безопасности для сети Jack in the Box поднимает цену не больше, чем на два пенса на килограмм продукта.
Препятствия отзыву
Получив в ноябре 1994 г. большинство в Конгрессе, республиканцы стали чинить еще больше препятствий попыткам администрации Клинтона ввести жесткую научно обоснованную систему контроля безопасности продуктов. Ведь основную финансовую поддержку правое крыло Республиканской партии получало именно от мясной промышленности и индустрии быстрого обслуживания. Основными положениями манифеста Республиканской партии «Контракт с Америкой» (Contract With America), одним из авторов которого был спикер Палаты представителей Ньют Гингрич, были невмешательство государства в бизнес, отказ от повышения минимальной зарплаты, особый интерес к законодательству, касающемуся мясной промышленности и индустрии быстрого обслуживания. Согласно данным Center for Public Integrity (Центра за честность в обществе), в 1987–1996 гг. Гингрич получил от индустрии быстрого обслуживания гораздо больше денег, чем любой другой конгрессмен{551}. Из 25 конгрессменов, получавших финансирование из этого источника, демократами были только пятеро. Финансируя консервативных республиканцев, мясная промышленность обеспечивала себе поддержку и в Сенате от таких его членов, как Митч Макконелл (от штата Кентукки), Джесси Хелмс (от Северной Каролины) и Оррин Хэтч (от Юты). В 1987–1996 гг. Фил Грэмм, сенатор-республиканец из Техаса, получил от мясной промышленности больше денег, чем любой другой сенатор США. Грэмм был членом комитета Сената по сельскому хозяйству, а его жена Уэнди Ли заседала в совете директоров IBP.
В 1990-х союзники мясной промышленности в Конгрессе препятствовали модернизации федеральной системы инспекции мясных предприятий. Они стремились не давать федеральным властям возможности отзывать зараженные партии или штрафовать компании, отгружающие их в ресторанные сети и магазины. По существующему закону министерство не вправе требовать отзыва продуктов. Оно может только советовать компании, отгрузившей недоброкачественное мясо, изъять его из общенациональных торговых сетей. В крайнем случае USDA могло вывести с мясоперерабатывающих предприятий своих инспекторов вместе с оборудованием. На эту меру шли редко, хотя она была чувствительной для мясопромышленников, поскольку угрожала доступу на федеральный рынок. Обычно министерство вступало в переговоры с мясоперерабатывающими компаниями по поводу масштабов отзыва продуктов. Компании имели четкие экономические интересы: отозвать из торговой сети как можно меньше мяса, особенно если пути его распределения трудно проследить, и по возможности избежать огласки. До сих пор USDA и компании тратят на подобные переговоры много дней, а в это время американцы рискуют заболеть, съев зараженное мясо.
Вспышка болезни у клиентов Hudson Foods выявила изъяны современной политики министерства в отношении отзыва опасных продуктов. В конце июля 1997 г. ответственных сотрудников Hudson Foods уведомили, что купленные у нее мороженые гамбургеры заражены E. coli 0157:H7. У Ли Хардинга, получившего тяжелую пищевую инфекцию, сохранилась упаковка с неиспользованными гамбургерами, поэтому компании сообщили точный номер партии и производственный код мяса. Однако в следующие три недели Hudson Foods не предупредила потребителей и не отозвала гамбургеры, пока инспекторы USDA не обнаружили зараженные гамбургеры еще в одной упаковке. Только 12 августа компания объявила, что добровольно отзывает 9 т фарша – количество, установленное в ходе переговоров с USDA. Объем оказался на удивление небольшим в сравнении с производительностью предприятия Hudson Foods в Коламбусе (более 180 т за смену), тем более что, согласно производственному коду на упаковках, зараженные гамбургеры произведены по крайней мере в три разных дня июня. Это заинтересовало защитников прав потребителей и журналистов, и 13 августа компания увеличила объем отзыва до 18 с лишним тонн, затем 15 августа – до 680 т, 21 августа – до 11 325 т и наконец до 15 855 т, когда большая часть фарша уже была съедена.
USDA не только согласилось на предложенные Hudson Foods переговоры, но и понадеялось на информацию о необходимом объеме отзыва, представленную ответственными сотрудниками компании, двое из которых уверяли, что заражены несколько мелких партий фарша. На самом деле в Hudson Foods на протяжении многих месяцев широко практиковали «переработку»: использование фарша, оставшегося неиспользованным в предшествующие сутки. В результате заражение гамбургеров одним и тем же штаммом E. coli 0157:H7 было возможно с конца мая по третью неделю августа 1997 г., т. е. до остановки предприятия. В декабре 1998 г. Бренту Волке, менеджеру предприятия Hudson Foods в Коламбусе, и Майклу Грегори, директору по связям с потребителями и контролю качества, был предъявлен иск. Федеральная прокуратура обвинила их в преднамеренном введении в заблуждение инспекторов Министерства сельского хозяйства и фальсификации документов компании с целью уменьшения объема отзыва. Но позже оба были признаны невиновными{552}.
Добровольно объявив об отзыве всех потенциально зараженных продуктов, компания уклонилась от установленной законом обязанности оповещать СМИ и даже службу здравоохранения штата. Службы здравоохранения Невады не могли сразу отследить связь вспышки инфекции в Jack in the Box с продуктом конкретного предприятия{553}. Они проследили лишь связь с рестораном сети в Лас-Вегасе и изъяли оттуда гамбургеры. Пока исследователи устанавливали, откуда в Неваду поступил зараженный фарш, ряд случаев тяжелой пищевой инфекции, вызванной E. coli 0157:H7, мог быть ошибочно диагностирован как связанный с другими причинами. В 1994 г. Wendy’s попыталась отозвать 113 т фарша, поступившего в ее рестораны в Иллинойсе, Мичигане, Миннесоте, Миссури и Висконсине, не извещая службы здравоохранения, USDA и общественность. Когда информация все же просочилась в прессу, компания Wendy’s объявила в своем пресс-релизе, что 3,6 т фарша отозваны как не прошедшие полного контроля{554}, утаив, что при исследовании образца из этой партии выявлена E. coli 0157:H7.
Расследование, проведенное журналистами службы новостей медиакомпании Cox Элиотом Джеспином и Скоттом Монтгомери, показало: USDA не оповестило публику о том, что из сети ресторанов быстрого обслуживания отозвано мясо с болезнетворными бактериями. «Люди склонны к сутяжничеству{555}. Если мы будем публично оповещать о каждом отзыве мяса, у компаний возникнут проблемы с каждым, кто почувствует боль в животе», – объяснил пресс-секретарь Министерства сельского хозяйства Джек Найт. В 1996–99 гг. министерство не объявляло публично об 1/3 отзывов класса I, связанных с серьезной и даже смертельной опасностью потребления продукта. Сейчас USDA информирует общественность о каждом отзыве класса I, но не указывает точно, сколько зараженного мяса уже продано, хотя ответственные сотрудники службы здравоохранения указывают, что это затрудняет профилактику пищевой инфекции и повышает риск для потребителей{556}. Не зная об эпидемии, больные инфекцией E. coli 0157:H7 не связывают свое состояние с ней и порой во вред себе занимаются самолечением.
USDA, как и сами компании, аргументируют такую политику тем, что подробная информация о распределении мяса по торговым сетям – «коммерческая тайна». В феврале 1999 г., когда IBP была вынуждена отозвать 4,5 т фарша в связи с загрязнением мелкими осколками стекла, она ограничилась информацией о том, что фарш был отправлен в магазины Флориды, Индианы, Мичигана и Огайо. Ни IBP, ни USDA не сообщили, в какие именно торговые точки он поступил. «Это затруднило нашу работу, – сказал журналисту сотрудник службы здравоохранения Индианы, объясняя, почему фарш с осколками стекла не удалось быстро изъять с полок супермаркетов, – в отсутствие информации у нас связаны руки»{557}.
Министерство сельского хозяйства много лет не только разрешало руководству компаний определять, когда и сколько фарша отозвать и кто об этом объявит, но и помогало своему агентству составлять пресс-релизы об отзывах. После вспышки по вине Hudson Foods глава министерства Дэн Гликман прекратил практику оповещения, добившись предварительного одобрения компаний. Два года спустя руководство USDA предложило возложить оповещение об отзывах на мясоперерабатывающие компании, но предложение не было принято. В январе 2000 г. USDA приняло решение объявлять о каждом отзыве в официальном пресс-релизе, а также на своем сайте. Но новая политика не облегчила получение информации о том, куда поступила опасная для потребителей партия фарша. «Пресс-релиз нельзя адресовать тем, кто рискует его купить, пока производители не предоставляют необходимой информации»{558}, – заявило руководство министерства.
Последний пресс-релиз IBP, оповещающий об отзыве около 115 т фарша с E. coli 0157:H7, четко продемонстрировал несовпадение интересов мясопромышленников и потребителей{559}. «IBP решила из предосторожности отозвать фарш, проявив великодушие и добросовестность», – говорилось в пресс-релизе от 23 июня 2000 г., оповещавшем об отзыве партии гамбургеров, зараженных смертельно опасной бактерией, которая была отправлена оптовым торговцам, розничным торговым сетям и магазинам 25 штатов. Документ больше походил на рекламу IBP, чем на предостережение. Особо следует сказать о программе обеспечения безопасности продукции этой компании. В ней используется система «тройной очистки» предприятий, есть «лицензированные и аккредитованные лаборатории». При этом она отправила в торговые сети всей страны по крайней мере миллион потенциально смертельных гамбургеров. В пресс-релизе не было ни слова о том, что заражение фарша E. coli 0157:H7 обнаружили не в ее лаборатории, не работники ее фабрики в Дженесео и не инспекторы USDA, а сотрудники Департамента здравоохранения штата Арканзас{560}. Они исследовали фасованный фарш IBP в ресторане Tiger Harry’s в Эльдорадо уже после того, как 36 посетителей подхватили E. coli 0157:H7. Возбудитель был обнаружен в фарше, хранившемся в морозильнике ресторана, но Департамент здравоохранения Арканзаса не мог однозначно связать с ним вспышку инфекции, а компания в пресс-релизе заявила, что заболеваний, связанных с пресловутой партией фарша, не зарегистрировано. Партию отозвали приблизительно через 6 недель после даты изготовления, когда почти весь подозрительный фарш уже был съеден. После вспышки в Jack in the Box администрация Клинтона поддержала закон, позволяющий USDA требовать отзыв мяса и штрафовать мясоперерабатывающие компании. Республиканцы в Конгрессе провалили принятие не только этого закона, но и аналогичных, предложенных в 1996, 1997, 1998 и 1999 гг. Отсутствие у министерства рычагов экономического давления особенно бросается в глаза, если вспомнить, что федеральные власти используют штрафы как инструмент регулирования на авиатранспорте, в автомобильной и горнодобывающей промышленности, металлургии и производстве игрушек. «Мы можем оштрафовать цирк за плохое обращение со слонами, но не можем оштрафовать компанию за нарушение стандартов безопасности в пищевой промышленности»{561}, – сетовал министр сельского хозяйства Дэн Гликман в 1997 г.
Наш друг атом
На встрече с родителями детей, которые погибли от инфекции E. coli 0157:H7, поев зараженные гамбургеры, президент Клинтон в июне 1996 г. заявил, что Министерство сельского хозяйства приняло наконец научно обоснованную систему контроля мясных продуктов, в рамках которой каждая бойня и мясоперерабатывающее предприятие США введут одобренный государством план HACCP и будут представлять мясо в лаборатории USDA для микробиологического исследования. Эти изменения обещали стать самой радикальной реформой государственной политики в области безопасности продуктов питания со времен Теодора Рузвельта. Но план был основательно выхолощен в ходе переговоров с мясопромышленниками и конгрессменами-республиканцами. Большая часть контрольных функций перешла к компаниям, в том числе регистрация результатов проверок. При этом данные регистрации, в отличие от результатов проверок федеральными инспекторами, не подпадали под Закон о свободе доступа к информации. Мясоперерабатывающие предприятия не были обязаны проверять продукты на E. coli 0157:H7, при выявлении которой мясо признается негодным. Предлагался тест на другие кишечные бактерии, отражающий уровень загрязнения фекалиями. Результаты не нужно было представлять государственным контрольным службам. Таким образом, какие бы бактерии ни выявил тест, мясо можно было продавать.
Многие сотрудники Федеральной инспекции мяса были против новой системы, предложенной администрацией Клинтона, справедливо считая, что она ослабит их полномочия по выявлению и отзыву недоброкачественного продукта. Служба безопасности и контроля пищевых продуктов к 2000 г. была деморализована и испытывала дефицит кадров{562}. В 1978 г., до первой известной вспышки инфекции E. coli 0157:H7, в ней было 12 тыс. инспекторов; сейчас – около 7500{563}. Федеральные инспекторы, с которыми я беседовал, говорили, что служба безопасности и контроля бессильна. Они не могут даже обязать бойни уменьшить скорость движения конвейеров. Как сказал мне один из инспекторов, «на нас просто плюют». Вакансии инспекторов месяцами остаются свободными. Федеральные инспектора предупреждают, что новые планы HACCP хороши лишь в добросовестных руках{564}. В 1997 г., входя в систему HACCP, Hudson Foods в Коламбусе отправила в торговые сети без малого 16 тыс. т зараженного E. coli 0157:H7 мяса.
Один из опытных федеральных инспекторов сказал мне: «Мы не доверяем данным контролеров компаний. Они нередко прибегают к фальсификации». Это подтверждают и другие федеральные инспекторы, и бывшие работники компаний, занимавшиеся контролем качества. По словам Джуди, бывшей сотрудницы службы контроля качества крупнейшего забойного и мясоперерабатывающего предприятия IBP, план HACCP на бумаге выглядел прекрасно, но был далек от действительности. Высшее руководство заботилось в основном о количестве продуктов, а никак не о качестве. Штат службы контроля качества был укомплектован далеко не полностью. Один контролер одновременно наблюдал за двумя производственными линиями. «Я должна была контролировать температуру стерилизаторов и вакуумной упаковки, наблюдать за процессом упаковки, смотреть, не попадают ли посторонние предметы в чаны с фаршем и не нарушают ли правила рабочие. Один человек не в состоянии справиться с таким количеством обязанностей», – рассказывала Джуди. Она и не скрывала, что, как и другие контролеры, нередко вносила в журналы данные, взятые «с потолка»{565}. Безукоризненно выполнять все обязанности, возложенные на одного контролера, не смогли бы даже 3 человека.
Выступая против почти всех попыток контроля безопасности продуктов со стороны федеральных властей, мясопромышленные компании вкладывали миллионы долларов в оборудование, сдерживающее распространение болезнетворных бактерий. IBP, например, установила на всех предприятиях дорогостоящие установки паровой пастеризации, в которых мясо в течение 8 секунд со всех сторон обдавалось паром, прогретым до 100 , а затем холодной водой{566}. При соблюдении правил эксплуатации такие установки обеспечивают почти полное уничтожение E. coli 0157:H7 и убивают 90 % других видов бактерий на поверхности мяса{567}. Однако внутрикорпоративная памятка IBP от 1997 г. свидетельствует, что огромные вложения в такое оборудование диктовались не заботой о здоровье потребителей, а иными соображениями.
Памятка, направленная вице-президентом IBP по контролю качества и безопасности продуктов руководителю предприятия в Лексингтоне, гласила: «Нам известно, что срок полной обработки туш на вашем предприятии превышает допустимые 6 часов. Чем дольше этот процесс, тем сложнее поддержать чистоту мяса. С каждой минутой бактерий на его поверхности становится все больше и уничтожить их все труднее»{568}. Далее вице-президент напоминал: «Во избежание порчи мяса при превышении нормативного времени на полчаса контролер обязан установить причину задержки, при задержке на час – дать рабочим команду оросить тушу подкисленной водой. При задержке более чем на 2 часа, связанной с высочайшим риском обильного роста бактерий на поверхности туши, мясо не подлежит измельчению и переработке в полуфабрикаты. Такая туша может быть продана любому стороннему покупателю, который использует ее по своему усмотрению, но не под торговой маркой IBP»{569}.
Вместо того чтобы устранить причины заражения мяса (неудовлетворительные условия содержания скота на откормочных площадках, плохое санитарное состояние боен, чрезмерную скорость движения конвейеров, отсутствие внешнего контроля государственных служб), для борьбы с бактериями компании и USDA предложили использовать экзотические технологии, например облучение. В 1960-х пионерами лучевой стерилизации стали Вооруженные силы США и NASA. Метод основан на том, что при облучении низкими дозами гамма- или рентгеновских лучей бактерии не гибнут сразу, но прекращают размножаться из-за разрывов ДНК. Несколько лет облучение использовали для обеззараживания импортных пряностей и мяса домашней птицы. Большинство установок были заключены в стены толщиной около 2 м. Источниками излучения в них служили кобальт-60 и или цезий-137 (отходы производства атомного оружия и атомной энергетики). Компания Titan Corporation, опираясь на исследования, проведенные в 1980-х в рамках противоракетной обороны на случай «Звездных войн», создала технологию SureBeam, в которой источником излучения служит ускоритель электронов{570}. Она требует только электрического тока и исключает использование радиоактивных изотопов.
По заключению Американской медицинской ассоциации и ВОЗ, подвергнутые лучевому обеззараживанию пищевые продукты безопасны, но страх потребителей перед «облученной едой» помешал массовому внедрению технологии. Согласно современным правилам Министерства сельского хозяйства, продукты, подвергнутые лучевому обеззараживанию, маркируются общеизвестным международным символом радиации, что только подогревает страх{571}. Совет мясной промышленности по безопасности продуктов, в который входят представители крупнейших мясоперерабатывающих компаний и сетей ресторанов быстрого обслуживания, просил изменить маркировку и выбрать какой-нибудь нейтральный символ. Мясопромышленники предлагают заменить термин «лучевое обеззараживание» термином «холодная стерилизация».
Я беседовал с инженером мясокомбината, который пытался внедрить обеззараживающую аппаратуру. Он сказал, что с точки зрения физики лучевое обеззараживание безопасно и эффективно. Но нет уверенности, что мясная индустрия способна справиться со сложной электромагнитной и лучевой аппаратурой, учитывая, что ее рабочие – в основном малообразованные, плохо говорящие по-английски недавние иммигранты. Для работы на таком оборудовании нужны люди совсем другого склада. Кроме того, инженер опасался, что повсеместное распространение лучевого обеззараживания побудит промышленников к увеличению скорости конвейеров и это, в свою очередь, приведет к массовому разбрызгиванию кишечного содержимого при обработке туш. Те же соображения высказал Стивен Беркли, бывший редактор Meat & Poultry. По его мнению, не стоит форсировать внедрение передовых технологий, неспособных изменить существующую практику в целом. Как выразился Беркли, «мясо с облученными экскрементами мне тоже ни к чему».
Чем завтракают школьники
Многие годы Министерство сельского хозяйства закупало часть сомнительного фарша, произведенного в США, и поставляло его в школьные кафетерии всей страны. В 1980-е и 1990-е поставщиков фарша для школьных завтраков министерство выбирало, руководствуясь только ценовыми соображениями. Требования безопасности игнорировались. Однако самый дешевый фарш не только бывал заражен бактериями, но и чаще содержал кусочки спинного мозга, обломки костей и другие инородные частицы, попавшие в мясо в процессе отделения от костей и проскользнувшие сквозь устройство для их задержки. В 1983 г. газета NBC News провела журналистское расследование{572}. Оно показало, что Cattle King Packing Company – поставщик фарша для сети ресторанов быстрого обслуживания Wendy’s, у которого Министерство сельского хозяйства в основном закупало фарш для школьных завтраков, – перерабатывает туши коров, умерших при доставке, скрывает больных животных от инспекторов и подмешивает в гамбургеры испорченный фарш, возвращенный торговцами. В цехах этой компании разгуливали крысы и тараканы. Позже владельца компании Руди Станко, по прозвищу Бутч, признали виновным в продаже недоброкачественного фарша государству. Двумя годами ранее его признали виновным в том же преступлении. Но это не помешало ему стать поставщиком четверти всего фарша для школьных завтраков.
В апреле 1998 г. тяжело заболел 11-летний мальчик, который съел на завтрак гамбургер в начальной школе города Дэниельсвилля{573}. Исследование фарша, изготовленного компанией Bauer Meat, выявило E. coli 0157:H7. Виноватым оказалось предприятие этой компании в Окала. 12 августа 1998 г. министерство отозвало с этого предприятия своих инспекторов, что было весьма необычно. На следующий день Фрэнк Бауер, владелец компании, покончил с собой. Позже министерство признало продукты компании «негодными для питания людей» и распорядилось задержать отправку потребителям приблизительно 2700 т фарша. Однако около трети этого количества уже было отправлено в школы Северной Каролины и Джорджии, на военные базы и в тюрьмы. Приблизительно в то же время инфекцией E. coli 0157:H7 заболели 12 детей в Финли{574}. 11 из них ели плохо прожаренные гамбургеры в школьном кафетерии;двенадцатая, девочка двух лет, очевидно, заразилась от кого-то из них. Производитель фарша, Northern States Beef, дочерняя компания ConAgra, за 1,5 года до этого упоминалась в числе 171 злостного нарушителя правил безопасности. Злостными нарушителями были признаны производители сильно зараженных бактериями продуктов, представлявших опасность для потребителя. В 1994 г. с компанией Northern States Beef связывали вспышку инфекции E. coli 0157:H7 в Небраске (18 случаев). Однако министерство не прервало торговые связи с «дочкой» ConAgra и закупило у нее для школ более 9000 т фарша.
Летом и осенью 1999 г. серия анализов, проведенных Министерством сельского хозяйства, выявила массовое заражение сальмонеллами фарша, произведенного предприятием компании Supreme Beef Processors в Далласе. Заражено, по данным анализов, было 47 % фарша, что по правилам министерства в 5 раз превышало допустимый предел{575}. В США сальмонеллезом ежегодно заболевает 1,4 млн человек и 500 умирают от него{576}. Зараженность фарша сальмонеллами указывает на сильное загрязнение кишечным содержимым. Несмотря на настораживающие результаты тестирования, USDA продолжало закупать у Supreme Beef Processors тысячи тонн фарша для школ{577}. Эта компания оставалась самым крупным поставщиком программы школьного питания. У нее ежегодно закупали 45 % необходимого фарша{578}. Лишь 30 ноября 1999 г. министерство наконец отстранило ее от поставок, отозвало с предприятия инспекторов и закрыло его.
Supreme Beef ответила судебным иском, настаивая, что сальмонеллы – часть естественной микрофлоры коров, а не посторонние примеси. При поддержке Национальной ассоциации производителей мясных продуктов компания оспаривала законность научно обоснованной системы тестирования, используемой USDA, и отзыва инспекторов с предприятия. Джо Фиш, федеральный судья из Техаса, внял доводам Supreme Beef и постановил немедленно вернуть инспекторов на завод. Впервые предпринятая министерством попытка закрыть предприятие потерпела крах в первый же день. Через несколько недель, когда инспекторы обнаружили в пробе E. coli 0157:H7, Supreme Beef добровольно отозвала более 80 т фарша, уже отправленного в 8 штатов. Несмотря на все это, через 6 недель министерство возобновило закупки у Supreme Beef, и компания вновь стала поставлять фарш в школы США{579}.
25 мая 2000 г. судья Фиш вынес решение по делу Supreme Beef, согласно которому заражение сальмонеллами фарша не может быть основанием для признания условий его производства антисанитарными{580}. Фиш поддержал главный аргумент Supreme Beef: производитель фарша не может нести ответственность за загрязнение мяса на бойнях. Решение суда поставило под сомнение полномочия министерства отзывать инспекторов с предприятия, где обнаружено обильное заражение мяса кишечными бактериями. Между тем Supreme Beef, изображавшая себя жертвой обстоятельств, направляла на переработку в фарш преимущественно мясо с собственной бойни в Ладонье, где тесты неоднократно выявляли высокую обсемененность сальмонеллами{581}. В очередной раз она была выявлена вскоре после решения суда. Это вынудило министерство расторгнуть контракт с Supreme Beef и опубликовать новые, более жесткие требования к поставщикам фарша для школьных завтраков, аналогичные требованиям, предъявляемым к поставщикам фарша для сетей ресторанов быстрого обслуживания. Начиная с 2000–2001 гг. фарш должны были тестировать на присутствие болезнетворных бактерий. Мясо старых и заболевших к моменту убоя животных не подлежало переработке в фарш для школьных завтраков. Мясная промышленность тут же выступила против новых правил{582}.
Ваша кухонная раковина
В 1990-х стандарты федерального правительства, направленные на обеспечение безопасности пищевых продуктов, в отношении мяса для школьных завтраков были гораздо менее строгими, чем в отношении мяса для индустрии быстрого обслуживания, представлявшей тогда основную эпидемиологическую опасность. Сейчас сети фастфуда, которые сыграли главную роль в создании системы производства, способствующей распространению зараженного фарша по всей стране, научились избегать многих тяжелых последствий. Как и Jack in the Box, лидирующие в этой отрасли компании потребовали от поставщиков постоянного тестирования мяса на E. coli 0157:H7 и другие патогенные бактерии. К тому же огромная прибыль позволяет компаниям быстрого обслуживания не гоняться за дешевизной и покупать качественный фарш. Теперь мясопромышленники сами стремятся соблюдать жесткие требования, чтобы не скомпрометировать себя в глазах общественности.
Каждый, кто покупает сырой мясной фарш, должен помнить, что это потенциальный источник патогенных бактерий. Даже очень малого их количества достаточно для серьезного отравления. Уровень зараженности мясного фарша и мяса домашней птицы уже превышает самые фантастические предположения. Серия тестов, проведенных Чарльзом Джерба, микробиологом из Аризонского университета, показала, что раковины на кухнях американцев в среднем обсеменены кишечными бактериями обильнее, чем сиденья на их унитазах. Как выразился этот исследователь: «Съесть морковку, упавшую в ваш унитаз, безопаснее, чем морковку, упавшую в вашу кухонную раковину»{583}.
Сети ресторанов быстрого обслуживания, пусть и с опозданием, но поняли, насколько важна для них безопасность полуфабрикатов. Но система производства и поставки по-прежнему уязвима для новых опасных возбудителей пищевых инфекций. Очень распространены бактериофаги (вирусы бактерий), переносящие ген шига-токсина на ранее безвредные подтипы E. coli, что делает их еще опаснее. Помощник профессора медицинского факультета Университета Тафтса Дэвид Эйчсон полагает, что распространению этих бактериофагов способствует неизбирательное применение антибиотиков в качестве добавки к корму крупного рогатого скота. Сейчас насчитывают 60–100 подтипов E. coli, которые за счет описанного выше феномена обрели способность вырабатывать шига-токсин. Треть из них патогенны для человека. Наиболее опасные из них – E. coli 0103, 0111, 026, 0121 и 0145. Стандартный тест никаких патогенных подтипов, кроме E. coli 0157:H7, не выявляет. По данным Центра контроля заболеваний, в США ежегодно они становятся причиной 37 тыс. случаев пищевых инфекций и 25 смертельных исходов{584}.
Ни меры программы HACCP, ни автоматизация регулировки термической обработки на грилях и лучевая стерилизация сами по себе неспособны обеспечить безопасность пищи в ресторанах. Все зависит от работников кухонь. Один из ведущих экспертов Центра контроля заболеваний по эпидемиологии E. coli 0157:H7 Патриция Гриффин полагает, что персонал ресторанов быстрого обслуживания должен подтверждать знание правил безопасности и умение следовать им, получая сертификаты. «Мы вверяем им свою жизнь, как пилотам авиалиний, но от пилотов требуется высокий уровень подготовки», – говорит она. По мнению Гриффин, уровень подготовки персонала ресторанов быстрого обслуживания (плохо обученных и плохо оплачиваемых подростков и иммигрантов) не соответствует необходимому для соблюдения санитарных правил.
Волнения доктора Гриффин не беспочвенны. В 1997 г. кабельный телеканал KCBS-TV с помощью скрытых видеокамер сделал репортаж о работниках кухонь ресторанов быстрого обслуживания Лос-Анджелеса{585}. Во время приготовления пищи они чихали и сморкались в руку, слизывали салат с пальцев во время его приготовления и стряхивали в блюда сигаретный пепел. В мае 2000 г. три подростка, работавших в ресторане Burger King в Скотсвилле{586}, были пойманы на том, что плевали, мочились и сливали хлорсодержащие моющие средства в приготовляемые блюда. По-видимому, они развлекались так около 8 месяцев и успели накормить испорченной пищей тысячи посетителей, пока этого не заметили их коллеги и не сообщили руководству.
В Колорадо подростки, работавшие в ресторане быстрого обслуживания, рассказывали не менее жуткие истории. Видимо, безопасность пищи зависит скорее от добросовестности дежурного менеджера, чем от написанных на бумаге санитарных правил. Многие служащие едят в своем ресторане только то, что приготовили сами. Работник ресторана Taco Bell рассказал, что упавшие на пол куски поднимают и кладут обратно в емкости с готовой пищей. Служащий ресторана Arby рассказал мне, что один из работников кухни никогда не моет руки, возвратившись к работе после ремонта машины. Несколько служащих McDonald’s в Колорадо-Спрингс независимо друг от друга рассказали об изобилии тараканов в миксерах для молочного коктейля и полчищах мышей, которые каждую ночь испражняются на валки для подачи гамбургеров в кухнях.
Глава 10
Глобальное вторжение
Кому бы в Берлине я ни сообщал, что намерен посетить Плауэн, я видел одну и ту же реакцию. С кем бы я ни говорил: молодыми или пожилыми, геями или людьми традиционной ориентации, выросшими в Восточной или Западной Германии – все смеялись и смотрели на меня с изумлением. «Плауэн? – восклицали они. – Как вам такое пришло в голову?» И то, как они произносили это слово, с ударением на втором слоге, отражало странность и причудливость моей идеи. Плауэн расположен между Мюнхеном и Берлином в части Саксонии, которая называется Фогтланд. Это маленький провинциальный городок, окруженный лесами и холмами. Для берлинцев, жителей нынешней столицы Германии, а в будущем, возможно, и столицы Европы, Плауэн – сонная заводь, которая годами находилась на «изнаночной» стороне берлинской стены. Но мне он показался очаровательным. Там очень зелено, старинные постройки прелестны. Люди здесь открытые, дружелюбные, простые и все-таки проклятые за былые грехи.
Годами Плауэн находился на задворках истории, далеко от центра. Однако события, предвещавшие взлет и падение режимов, не миновали его. Одна за другой ведущие идеологии современной Европы – индустриализм, фашизм, коммунизм, консьюмеризм[104] – прошли через Плауэн и оставили свои следы. Ни одна из них не добилась триумфальной победы и не получила сокрушительного поражения. Остатки всех идей по-прежнему не без сложностей, но сосуществуют, оставляя следы в неожиданных местах в виде граффити на стенах с массой нелестных высказываний. Еще ничего не устоялось, ничего не усвоено. Возможно все: плохое и хорошее. В сердце Фогтланда, скрытый от посторонних глаз, маленький Плауэн получил наказание, награду, был разорен и преображен огромной единой системой XX в., новой попыткой управлять человечеством по единым правилам. Плауэн стал полем битвы конкурирующих идеологий, с гордостью представляя ее в виде архитектурных символов: дымящейся трубы, свастики, серпа и молота и золотых арок.
Несколько столетий Плауэн был маленьким ремесленным городом, куда фермеры Фогтланда приезжали покупать и продавать товары. А затем в конце XIX в. местная ткацкая традиция дала начало текстильной промышленности. В период с 1890 по 1914 гг. население города почти утроилось{588}, достигнув 118 тыс. к началу Первой мировой войны. Новые текстильные фабрики специализировались на кружевах и тканых изделиях, экспортируя большую часть товаров в США. Почти все вышитые салфетки, скатерти по всему американскому Среднему Западу были завезены из Плауэна, как и замысловатые кружевные изделия, украшавшие викторианские дома зажиточной буржуазии. На черно-белых довоенных открытках из Плауэна изображены здания в стиле ар-нуво и неоромантики, напоминавшие Париж, с элегантными кафе и парками, трамваями и дирижаблями в воздухе.
Жизнь в Плауэне утратила идиллический облик после поражения Германии. Когда викторианский мир и его ценности были разрушены, рынок кружев рухнул. Многие текстильные фабрики города были закрыты, тысячи людей оказались на улице. Социальные волнения, затем поглотившие и остальную Германию, начались в Плауэне. В 1920-х он занимал первое место по количеству миллионеров на душу населения – и по числу самоубийств{589}. Здесь также был самый высокий уровень безработицы{590}. На фоне несчастий процветал экстремизм. И Плауэн был первым городом за пределами Баварии, который вписал свою страницу в историю нацистской партии. В мае 1923 г. там родилось движение Гитлерюгенд, и в следующие годы маленький городок стал штаб-квартирой нацистской партии в Саксонии. Задолго до того, как нацисты захватили власть и начали террор, в Плауэне были убиты лидеры профсоюзов и левые. Гитлер несколько раз заезжал туда и был встречен жителями с большим энтузиазмом. Герман Геринг и Йозеф Геббельс тоже побывали тут – Плауэн стал мил сердцу нацистской верхушки. В ночь на 9 ноября 1938 г., в «хрустальную ночь»[105], толпа с удовольствием разрушила единственную синагогу в городе: замечательное здание, построенное архитектором Баухауза[106] Фритцем Ландауэром. Вскоре после этого Плауэн был официально признан Juden-frei – «свободным от евреев».
Почти весь период Второй мировой войны в Плауэне было тихо и спокойно. Он оставался оазисом обычной жизни и спасительной гаванью для тысяч немцев, бежавших от бомбежек. Многие пытались объяснить, почему Плауэн до поры оставался нетронутым, хотя другие города Саксонии были полностью разрушены. 19 сентября 1944 г. над городом впервые появились американские бомбардировщики. И вместо того чтобы прятаться в укрытии, люди стояли на улицах, с изумлением наблюдая, как бомбы падали на железнодорожную станцию и завод, где производились танки для немецкой армии. Несколько месяцев спустя Плауэн, наряду с Дрезденом, появился в «бомбардировочном списке» союзных войск.
10 апреля 1945 г., когда сотни британских «ланкастеров»[107] показались в небе над городом, он был уже почти пуст. Жители больше не чувствовали себя защищенными, они уже знали, что недавно был полностью разрушен Дрезден. За один рейд королевские ВВС сбросили на Плауэн 2000 т бомб. Через 4 дня армия США вошла в город – вернее, в то, что осталось от него. Родина Гитлерюгенда, любимый город нацистской партии в Саксонии, всего за неделю до конца войны получил еще один «знак отличия»: на каждый квадратный метр Плауэна упало больше бомб, чем на все остальные города восточной Германии, почти в 3 раза больше, чем на Дрезден{591}. В Дрездене побоище было страшнее, но в Плауэне были разрушены почти все строения. К концу войны 75 % города лежало в руинах{592}.
Когда союзники поделили сферы влияния в Германии, несчастья Плауэна продолжились. Американские войска покинули город, но вошли советские. Плауэну «повезло» стать частью коммунистической Германской Демократической Республики (ГДР). Новая граница с Западной Германией проходила всего в 15 км от города. И он оказался под гнетом коммунистического режима. Потеряв треть населения{593}, в глухом уголке ГДР, он не получал особого внимания от руководства Коммунистической партии Восточного Берлина. Большая часть Плауэна восстановлена не была; места, где раньше стояли богатые дома, занимали пустые автостоянки. Из-за выбросов одной из нескольких успешных фабрик – фабрики по производству синтетической шерсти – в городе был самый высокий уровень загрязнения воздуха в Восточной Германии. По мнению историка Джона Коннелли, загрязненный воздух стал причиной «необычно низкого уровня жизни, даже по меркам демократической Германии»{594}.
7 октября 1989 г. в Плауэне прошли первые массовые демонстрации против восточногерманской коммунистической диктатуры. Мелкие вялые протесты также происходили в этот день в Магдебурге, Восточном Берлине и других городах. Более четверти населения Плауэна неожиданно вышло на улицы. Уровень беспорядков сильно удивил местные власти. Штази (Восточногерманское министерство госбезопасности) ожидало, что по случаю годовщины создания ГДР в центр города выйдет человек четыреста. А там собралось около 12 тыс. человек, несмотря на плохую погоду и моросящий дождь. У демонстрации не было ни лидеров, ни организаторов, ни какого-либо плана действий. Она возникла спонтанно, а информация передавалась из уст в уста.
В других городах Восточной Германии протестующими были в основном студенты и интеллигенция, а в Плауэне – рабочие заводов и рядовые граждане. Больше всех шумели длинноволосые фанаты американского тяжелого рока из рабочих, Plauen as die Heavies («Тяжелые Плауэнцы»), которые ездили по городу на своих мотоциклах, распространяя антиправительственные листовки. Толпа разрасталась, и люди стали скандировать «Горби! Горби!» (так европейцы называют Михаила Горбачева), приветствуя политику гласности и перестройки советского лидера и требуя таких же реформ от восточногерманских властей. «Штази, уходи!» – выкрикивали они. На одном большом плакате были слова немецкого поэта Фридриха Шиллера: «Мы хотим такой свободы, какой наслаждались наши предки»{595}.
Полицейские и агенты Штази пытались разогнать демонстрацию, арестовав сотни людей, пуская в ход водометы. Над городом летали вертолеты. Но протестующие отказывались расходиться. Они собрались на площади и требовали мэра, чтобы изложить ему свои требования. Томас Куттлер, настоятель местной лютеранской церкви, вызвался стать переговорщиком. В здании ратуши он нашел чиновников высокого ранга, спрятавшихся в дальних комнатах. Никто не хотел выходить к толпе. В этот день баланс сил в городе серьезно изменился. Могучий тоталитарный режим, создававшийся в течение 40 лет, подкрепленный танками, оружием и тысячами тайных информаторов, рассыпался на глазах. А правители нервно курили в своих безопасных кабинетах.
В конце концов мэр города согласился обратиться к людям, но представители органов безопасности запретили ему выходить из здания. Куттлер стоял на ступенях ратуши с мегафоном в руках, призывая солдат не стрелять в толпу, а демонстрантов – разойтись по домам. И когда стал звонить колокол на церкви, толпа начала расходиться.
Через месяц пала Берлинская стена. А спустя еще несколько месяцев после этого выдающегося события, ознаменовавшего конец холодной войны, McDonald’s сообщила о своих планах открыть свой первый ресторан в Восточной Германии. Эта новость вызвала последний приступ гнева у Эрнста Дёрфлера, видного члена уже обреченного парламента ГДР, который требовал официального запрета «McDonald’s и подобных ему помоечных заведений»{596}. Но McDonald’s это не отпугнуло, а Burger King к этому времени уже успел открыть мобильный вагончик в Дрездене. Летом 1990 г. началось быстрое строительство первого McDonald’s в Восточной Германии. Он должен был занять территорию брошенной стоянки в центре Плауэна, в квартале от ратушной площади. Предполагалось, что McDonald’s станет первым зданием в городе уже новой Германии.
Дядюшка Макдональд
В американской индустрии фастфуда нарастала конкуренция, и главные сети стали заглядываться на заокеанские рынки. В конце прошлого века McDonald’s стала использовать новое определение своему проникновению на иностранные рынки: «глобальное вторжение»{597}. Когда-то у компаний было около 3 тыс. ресторанов в США, а к 2000 г. – около 15 тыс. заведений в 117 странах[108],{598}. Компания открывает около 5 ресторанов каждый день, и практически каждый четвертый находится за рубежом. Большую часть прибыли сеть получает за пределами США, как и KFC{599}. В настоящее время McDonald’s считается самым узнаваемым брендом в мире, даже более узнаваемым, чем Coca-Cola{600}. Цены, вкус и технические условия индустрии американского фастфуда экспортируются во все уголки планеты, помогая создавать унифицированную культуру – то, что социолог Бенджамин Барбер назвал «МакМиром»{601}.
Сети фастфуда стали тотемами западной экономики. Когда страна открывает свои рынки, именно они оказываются международными предприятиями, которые шагают в авангарде франчайзинга. Когда McDonald’s открыла свой первый ресторан в Турции, там еще не было ни одного иностранного франшизодателя{602}. Теперь в стране сотни франшиз, включая 7-Eleven, Nutra Slim, Re/Max Real Estate, Mail Boxes Etc. и Ziebart Tidy Car. Поддержка франчайзинга даже стала частью американской внешней политики. Теперь Госдепартамент США публикует подробные исследования возможностей франчайзинга за рубежом и запускает программу «золотого ключа»[109] во многих посольствах, чтобы помочь американским франшизодателям найти партнеров за границей.
Китайский антрополог Яньсянь Янь отметил, что в глазах пекинского потребителя McDonald’s представляет «Америку и перспективу модернизации»{603}. В 1992 г. тысячи людей часами терпеливо ждали в очереди, чтобы поесть в первом McDonald’s. Два года спустя, когда ресторан McDonald’s открылся в Кувейте, хвост из автомобилей, ждущих своей очереди, растянулся на 11 км. Примерно в это же время ресторан Kentucky Fried Chicken в священном городе Мекка в Саудовской Аравии установил новый рекорд, получив 200 тыс. долл. за одну неделю в период священного месяца рамадана{604}. В Бразилии McDonald’s стала самым крупным частным работодателем{605}. В настоящее время сети фастфуда – имперские княжества. Они посылают своих эмиссаров во все концы света. В учебных классах «Университета гамбургера» компании McDonald’s, расположенном в Оук-Парке, обучение проводится на 12 языках.
Есть только несколько мест на планете, слишком отдаленных или труднодоступных для золотых арок. В 1986 г. Совет по развитию туризма на Таити провел рекламную кампанию, демонстрируя нетронутое океанское побережье с плакатом «Извините, McDonald’s здесь нет»{606}. Через 10 лет один ресторан все-таки открылся в Папеэте, столице Французской Полинезии, куда привозили гамбургеры и жареный картофель за тысячи километров через Тихий океан с ближайших ранчо и картофельных полей.
Когда сети фастфуда пересекли океан, их сопровождали собственные поставщики. Чтобы не вызывать страх перед американским империализмом, сети по мере возможности старались делать закупки в тех странах, где работали. Вместо того чтобы импортировать продукты, они импортировали системы сельхозпроизводства. За 7 лет до того, как McDonald’s открыла свой первый ресторан в Индии, она начала организацию сети поставщиков, обучая индийских фермеров выращивать салат-латук из семян, специально выведенных для местного климата. «Ресторан McDonald’s – только окно большой системы, включающей громадную пищевую цепь, которая рождается на ферме», – сказал иностранному журналисту один из индийских партнеров{607}.
В 1987 г. корпорация ConAgra приобрела австралийскую Elders Company. Австралия – самый крупный экспортер мяса в мире. Cargill и IBP получили контроль над мясной индустрией Канады. Корпорация Cargill учредила крупномасштабные поставки птицы в Китае и Таиланде. Tyson Foods решила построить заводы по переработке птицы в Китае, Индонезии и на Филиппинах. Lamb Weston – подразделение ConAgra – начала производить жареный картофель в Голландии, Индии и Турции. В распоряжении McCain, крупнейшего в мире производителя жареного картофеля, 50 заводов на 4 континентах. Симплот стал выращивать картофель «рассет бёрбанк» в Китае, чтобы обеспечить McDonald’s, а в 1993 г. открыл первый в стране завод по производству картофеля фри. Симплот также купил 11 перерабатывающих заводов в Австралии, рассчитывая повысить продажи на восточноазиатском рынке. Он также приобрел в Австралии миллион гектаров пастбищной земли, где собирался пасти скот, выращивать овощи и картофель. «Это прекрасная маленькая страна, – говорил Симплот, – и никто ее не осваивает»{608}.
За границей, как и в США, компании фастфуда адресуют свою рекламу потребителям, не отягощенным предубеждениями: маленьким детям. «Дети везде развиваются одинаково, – рассказал присутствующим глава Geppetto Group на конференции Kid Power[110]. – Это касается всех детей, где бы они ни жили – в Берлине, Пекине или Бруклине»{609}. Конференция, на которой присутствовали вице-президенты по маркетингу, включая топ-менеджеров Burger King и Nickelodeon, была организована в Диснейленде недалеко от Парижа. В Австралии, где в 1990-е количество ресторанов фастфуда почти утроилось{610}, опрос показал, что половина 9-летних и 10-летних детей считает, будто Рональд Макдональд знает, что должны есть дети{611}. Как выяснил Яньсянь Янь, в пекинской начальной школе все дети узнают Рональда Макдональда. Дети сказали ему, что они любят «дядюшку Макдональда», потому что он «смешной, милый, добрый и… понимает детей»{612}. Coca-Cola стала любимым напитком китайских детей, а McDonald’s – любимой едой{613}. Похоже, даже посещение McDonald’s в Пекине повышает социальный статус человека. «Вы есть то, что едите, – эту идею годами активно пропагандировал эксцентричный миллиардер Ден Фудзита[111], который приобрел McDonald’s 30 лет назад. – Если мы будем есть гамбургеры и жареный картофель в McDonald’s тысячу лет, – обещал он своим соотечественникам, – то станем выше, а наши кожа и волосы будут белыми»{614}.
Влияние индустрии фастфуда хорошо заметно в Германии, где McDonald’s получает самые большие прибыли в зарубежном сегменте. Германия – не только самая большая страна в Евросоюзе, но и самая американизированная. Хотя после Второй мировой войны она была оккупирована войсками четырех стран союзников, американцы оказали на нее самое большое влияние: их дух был очень силен, а страна находилась очень далеко. Детям в Западной Германии нужно было учить английский, чтобы усваивать американскую поп-культуру. Молодежь хотела дистанцироваться от всего, что связывало их с военным прошлым родителей, и они находили такую возможность в увлечении американскими фильмами, музыкой и литературой. «Для детей, которые росли в атмосфере неразберихи послевоенного Берлина… американцы были ангелами, – написала берлинский кинорежиссер Криста Меркер в своем очерке о послевоенном увлечении Америкой. – И все связанное с ними казалось значительнее и удивительнее, чем все остальное»{615}.
В XX в. США и Германия дважды воевали друг против друга, но враждебность между ними оказалась не такой глубокой, как между другими народами. Поглощение ведущих американских корпораций – Chrysler, Random House и RCA Records – немецкими компаниями не вызвало общественного гнева, в отличие от реакции японцев на то, что в 1980-х местные компании покупали гораздо менее значимые американские активы. Несмотря на долгие «особые отношения» Америки с Великобританией, культурные связи между США и Германией, возможно не столь явные, оказались не менее крепкими. В США больше людей с немецкими корнями, чем с британскими{616}. Более того, в последнее столетие обе культурные традиции – американская и немецкая – продемонстрировали необычайное пристрастие к наукам, технологиям, строительству, практицизму, социальному порядку и эффективности. Электронный распределитель бумажных полотенец, с которым я столкнулся в Мюнхене в мужском туалете, можно считать «братом по разуму» дозаторов кетчупа McDonald’s в Колорадо.
Традиционный немецкий ресторан, где подают шницель, братвюрст[112], сардельки, жаркое и огромное количество пива, уходит в прошлое. К концу прошлого века такие заведения в Германии составляли меньше трети рынка общественного питания{617}. Их упадок в основном объясняется высокими затратами на рабочую силу, а также падением популярности шницеля. Корпорация McDonald’s Deutschland – общепризнанный лидер в индустрии, она более чем в 2 раза крупнее ближайшего конкурента{618}. Свой первый ресторан она открыла в 1971 г., к началу 1990-х у нее было уже 400 заведений, а к 2001 г. – почти 1,5 тыс.
Как ни странно, главное блюдо McDonald’s названо в честь Гамбурга, немецкого города, где в начале XIX в. были популярны котлеты из рубленого мяса. Гамбургер появился тогда, когда американцы положили котлету в булку. Компания McDonald’s Deutschland использует немецкий картофель и мясо баварских молочных коров. Она посылает Рональда Макдональда в больницы и школы, открывает рестораны на бензоколонках, вокзалах и в аэропортах. Компания сражается с профсоюзами и, по словам Зигфрида Патера, автора «Например, McDonald’s» (Zum Beispiel McDonald’s), постоянно увольняет сторонников профсоюзов{619}. Успех McDonald’s, Pizza Hut и T.G.I. Fridays в Германии способствовал франчайзинговому буму. Начиная с 1992 г. количество франчайзинговых соглашений удвоилось{620}, и каждый год прибавляется около 5 тыс. заведений по франшизам. В августе 1999 г. McDonald’s Deutschland объявила, что намерена открывать рестораны в новых магазинах Wal-Mart Германии. «Схема партнерства, безусловно, будет успешной, – сообщил немецкий финансовый аналитик лондонской Evening Standard. – Один только “детский фактор” будет способствовать росту числа потребителей: дети тянут родителей в магазин, потому что там есть McDonald’s»{621}.
Золотые арки стали настолько обычным явлением в Германии, что почти незаметны, пока вы не захотите поесть. Но один немецкий McDonald’s держится особняком. Он находится на улице без особых примет в новом торговом комплексе недалеко от Дахау – первого концлагеря нацистов. Магазины были построены на полях, где стояли бараки заключенных. И хотя архитектура торгового центра выглядит по-немецки современно, выбор места скорее напоминает американский подход. Владельцы не стали искать площадку рядом со съездом с автомагистрали I-25 в Колорадо. Через дорогу от McDonald’s находится магазин со сниженными ценами. Магазин автозапчастей стоит буквально в сотне метров от другого здания, отделенного полями, которые еще не заасфальтированы. В 1997 г. поднялись протесты против открытия McDonald’s поблизости от концлагеря, куда отправляли цыган, евреев, гомосексуалистов и политических противников нацистов, где ученые люфтваффе проводили медицинские эксперименты на заключенных, где погибло больше 30 тыс. человек. Корпорация McDonald’s не соглашалась с тем, что она якобы пытается извлечь выгоду из Холокоста{622}, утверждая, будто ресторан находится в 1,5 км от концлагеря. После того как директор музея Дахау пожаловался{623}, что McDonald’s распространяет тысячи рекламных листовок среди туристов, посещающих музей, компания прекратила эту практику. «Добро пожаловать в Дахау, – говорилось в листовке, – и добро пожаловать в McDonald’s»{624}.
Это заведение McDonald’s находится в 500 м от входа в концентрационный лагерь{625}. В день, когда я приехал туда, ресторан проводил рекламную кампанию Western Big Mac. Он был декорирован в стиле Дикого Запада с бумажными салфетками, на которых было изображено объявление о розыске Бутча Кэссиди[113]. В ресторане было много мам с маленькими детьми. Подростки, одетые в футболки Nike, Levis и Tommy Hilfiger, сидели группками и курили сигареты. На кухне работали турецкие иммигранты, звучала музыка диско, а на красных бумажных стаканчиках было написано «Всегда Coca-Cola». Таким был McDonald’s в Дахау, но он мог бы быть где угодно – в любом округе США или в любой точке планеты. Миллионы других людей тогда стояли у такой же стойки, заказывая ту же еду из такого же меню с тем же вкусом.
На арене
Самые сюрреалистические впечатления за 3 года изучения фастфуда я получил не на сверхсекретной авиабазе, куда привозят пиццу Domino, и не на фабрике ароматов в Нью-Джерси, и не в McDonald’s рядом с Дахау. Это случилось 1 марта 1999 г. в гостинице Mirage в Лас-Вегасе. Она, как заколдованный замок, источала странную силу фастфуда нового миропорядка. Гостиница Mirage – с 5-этажным вулканом, аквариумами с акулами и дельфинами, внутренним дождевым лесом, салуном Lagoon, бутиком DKNY и «Тайным садом» Зигфрида и Роя[114] – была загадочным местом. Само название предполагало триумф иллюзии над реальностью, обещание, что вы не поверите своим глазам. В тот мартовский день в Лас-Вегасе, как и всегда, была масса представлений: Джордж Карлин выступал в казино Bally’s; Дэвид Кэссиди – в MGM Grand[115] со своим шоу, высокотехнологичным путешествием сквозь пространство и время. «История секса» в гостинице Golden Nugget, «Конкурс на первого дурака» в комедийном шоу, Хоакин Айяла, знаменитый мексиканский иллюзионист, мюзик-холл Radio City Rockettes в гостинице Flamingo Hilton. В Mirage перед началом собрания представителей индустрии фастфуда выступал Михаил Горбачев – бывший председатель Верховного Совета, президент СССР, обладатель орденов Ленина и Трудового Красного Знамени, лауреат Нобелевской премии мира.
Собрание и место его проведения были подобраны идеально. Лас-Вегас во многих отношениях – воплощение современных социальных и экономических тенденций американского Запада, которые распространяются на отдаленные уголки вселенной. Лас-Вегас – самый быстроразвивающийся город в США{626}. Это искусственное образование, город, который живет в настоящем, не имеет никакой связи с окружающим миром и не заботится о своем прошлом. В Лас-Вегасе ничто не строится надолго. Как только гостиницы выходят из моды, их сносят, а городские границы определяются произвольно, как и само положение города. На окраинах громоздятся пластиковые мешки с мусором, а сразу за газонами начинается пустыня.
Лас-Вегас появился как лагерь для ночевки путешественников, отправляющихся в Калифорнию по старой испанской тропе. Позже он стал городом скотоводов и в начале 1940-х в основном был известен благодаря родео, привлекавшими туристов, и ночному клубу под названием Apache Bar. В нем проживало около 8000 человек. Рост Лас-Вегаса стал возможным благодаря федеральным властям, которые потратили миллиарды долларов, чтобы построить рядом с городом плотину Гувера и военные базы. Плотина давала воду и электричество, а военные базы обеспечили посетителей для первых казино. Когда после Второй мировой войны власти Южной Калифорнии стали закручивать гайки и закрывать нелегальные игорные дома, все казино перебрались в Неваду. Как и в Колорадо-Спрингс, настоящий бум случился в Лас-Вегасе в конце 1970-х. В последние десятилетия население города почти утроилось{627}.
От ковбойского прошлого города почти не осталось следов. Здесь произошел процесс, противоположный глобализации. Во всем мире растут Wal-Mart, Arby’s, Taco Bell и другие американские заведения, а в Лас-Вегасе восстанавливают остальной мир. Точки фастфуда, как и стрип-бары, теряются среди новых памятников: копии Эйфелевой башни, статуи Свободы и Сфинкса, а также множества зданий, напоминающих Венецию, Париж, Нью-Йорк, Тоскану, средневековую Англию, Древний Египет, Ближний Восток и южные моря. Надуманный и искусственный характер Лас-Вегаса сделал его особенным местом, непохожим на другие. Те же силы, которые унифицировали другие города, превратили его в нечто уникальное.
И в основе всего этого лежат технологии: оборудование, которое охлаждает воздух, приводит в движение искусственный вулкан и включает мерцающие огни. Лас-Вегас представляет себя как вольный город предпринимателей, куда может приехать каждый, чтобы попытать счастья. Но его жизнь строго регламентирована, находится под жестким контролем, и множество скрытых камер неусыпно следит за этой жизнью, как нигде в США. Основные отрасли защищены законом о свободном рынке и работают в соответствии со строгими правилами, установленными штатом{628}. Совет по контролю над азартными играми штата Невада определяет, кто может владеть казино и кто может туда входить. В городе азартных игр, где фортуна вам улыбнется, если удачно бросить кости, мало кто полагается на волю случая. До конца 1960-х около 2/3 прибыли казино приносили настольные игры – покер, очко, баккара и рулетки. В последние десятилетия настольные игры, которые требуют обслуживающего персонала и лучших условий для игроков, сменились игровыми автоматами. Сегодня около 2/3 обычного дохода казино получает от автоматов и видеопокера – автоматов, которые конструкцией предназначены для того, чтобы отнимать ваши деньги. Они обеспечивают казино до 20 % прибыли – в 4 раза больше, чем когда-то давала рулетка{629}.
Последние модели игральных автоматов имеют связь с центральным компьютером, позволяя казино отслеживать размер ставок и выигрыши. Музыка, световые и звуковые эффекты помогают скрывать тот факт, что маленький процессор, расположенный внутри, позволяет с математической точностью решать, как долго вы будете играть, пока не проиграете. Это самые совершенные потребительские технологии, производящие не материальный продукт, а нечто иллюзорное: минутное ощущение счастья. Именно это и продает Лас-Вегас – самую замечательную иллюзию, когда поражение ощущается как победа.
Михаил Горбачев приехал в город, чтобы выступить на 26-й ежегодной встрече сетевых операторов. Это собрание спонсировалось Международной ассоциацией предприятий общественного питания. Руководители ведущих корпораций фастфуда собрались здесь, чтобы, помимо прочего, обсудить последние разработки трудосберегающих технологий и перспективы найма рабочей силы, которой не нужна квалификация. Представители ведущих поставщиков – ConAgra, Monfort, Simplot и др. – приехали, чтобы продать свои самые современные продукты. Огромный танцзал в гостинице заполнили сотни белых мужчин среднего возраста в дорогих костюмах. В ожидании начала утреннего заседания они устроились за длинным столом под хрустальными люстрами, попивая кофе и приветствуя старых друзей. Некоторые из них пытались оправиться от того, что случилось с ними в Лас-Вегасе прошлой ночью.
На первый взгляд Михаил Горбачев сделал странный выбор: обратиться к группе людей с резко негативным отношением к профсоюзам, поддерживающих минимальную зарплату и сомнительные правила безопасности труда. «Те, кто думает, что мы ушли с социалистического пути, будут сильно разочарованы»{630}, – написал Горбачев в своей книге «Перестройка» (1987), находясь на вершине власти. Он никогда не стремился к распаду СССР и никогда не отказывался от идей марксизма-ленинизма. Он продолжал верить в классовую борьбу и «научный социализм». Однако падение Берлинской стены лишило Горбачева власти и оставило его в сомнительном финансовом положении. Его обожали на Западе и не любили на родине. Во время президентских выборов 1996 г. он получил 1 % голосов. В следующем году он выразил свое восхищение ведущими американскими сетями фастфуда. «Веселые клоуны, большие вывески, красочное оформление и идеальная чистота, – написал Горбачев в предисловии к мемуарам президента компании McDonald’s “В Россию с картофелем фри”, – все это комплименты гамбургерам, огромная популярность которых вполне заслужена»{631}.
В декабре 1997 г. Горбачев, последовав примеру Синди Кроуфорд и Иванки Трамп[116], появился в ресторане Pizza Hut. Группа руководителей московской Pizza Hut поблагодарили его за то, что он привел сеть фастфуда в Россию, а потом прокричали: «Привет Горбачеву!» В ответ Горбачев салютовал им куском пиццы. По некоторым данным, за свое появление в 6-секундном сюжете он получил 160 тыс. долл., которые пошли в его некоммерческий фонд{632}. Годом позже компания Pizza Hut объявила, что уходит из России в связи с тем, что в стране разразился экономический кризис. А Горбачев сообщил немецкому корреспонденту: «Все мои деньги ушли»{633}. За свою часовую речь в гостинице Mirage Горбачеву обещали 150 тыс. долл. и предоставили частный самолет{634}.
Официальное открытие 26-й ежегодной конференции сетевых операторов началось с видеопрезентации национального гимна. Как только из громкоговорителя в зале зазвучали звуки гимна, на сцене появилось два экрана с патриотическими роликами: статуя Свободы, Мемориал Линкольна, янтарные волны пшеницы. В одной из первых речей на утренней встрече выступающий сообщил, что ресторанная индустрия побила рекорд прибылей прошлого года, и без иронии добавил: «Если бы что-то было не так, то потребители завалили бы нас жалобами»{635}. Исследования показывают, что с 1982 г. беспокойство публики по поводу содержания соли, жира и пищевых добавок утихло – еще одна новость, подтверждающая «блаженное состояние» индустрии. Другой докладчик, который назвал себя специалистом «по чувствительности»{636}, подчеркнул важность приятных запахов. Он заметил, что в Лас-Вегасе проводятся эксперименты с «ароматическими метками» в казино, в надежде, что слабые ароматы будут на бессознательном уровне заставлять людей делать большие ставки.
Роберт Нагент, глава компании Jack in the Box и почетный председатель 26-й ежегодной конференции сетевых операторов, испортил настроение своей зловещей и тревожной речью. В основном он клеймил критиков индустрии фастфуда за антиамериканизм. «Растущее число групп, которые представляют узкие социальные и политические интересы, – предупреждал Нагент, – замахнулись на нашу индустрию в попытках узаконить изменения традиций»{637}. По его словам, удовольствие, которое приносит прекрасная еда в ресторане, было «самой сутью свободы». Однако на эту святыню покушаются группы, которые отрицают «мясо, алкоголь, кофеин, жир, пищевые добавки, хрен, сливки». Главную роль здесь играют СМИ, помогая подобным «паникерам», но недавно Американская ресторанная ассоциация предприняла контратаку, начав тесно сотрудничать с журналистами, дабы развеять эти мифы и улучшить свою репутацию. Нагент призвал руководителей сетей фастфуда еще жестче реагировать на критику: «Реальная угроза нашей индустрии – это угроза всему нашему образу жизни».
Вскоре после этого на сцене появился Горбачев, и публика встретила его бурной овацией. Он остановил холодную войну, принес политические свободы сотням миллионов людей и дал дорогу свободному рынку. Казалось, что в свои 69 Горбачев совсем не изменился с рейгановских времен. Он поседел, но выглядел энергичным и сильным, способным руководить мощной державой. Он быстро говорил по-русски и терпеливо ждал переводчика. Его речь была полна энтузиазма и страсти. «Мне нравится Америка, – сказал Горбачев с широкой улыбкой. – И мне нравятся американцы». Он хотел передать аудитории суть того, что происходит в России. Немногие люди в США действительно понимают смысл происходящего в России, а это опасно. Горбачев предложил присутствующим узнать о его стране, сформировать партнерские отношения и инвестировать капитал. «У вас очень много денег, – сказал Горбачев. – Шлите их в Россию».
Через несколько минут публика стала терять к нему интерес. Он переоценил аудиторию. Его речь имела бы успех в Совете по международным отношениям или на Генеральной Ассамблее ООН, но в большом танцзале гостиницы это был провал. Когда Горбачев объяснял, почему США должны активно поддерживать политику Евгения Примакова (тогдашнего премьер-министра, который вскоре был освобожден от должности), у всех присутствующих округлились глаза. Он настойчиво спрашивал, почему «в этой стране есть неприязнь к Примакову», не понимая, что большинство американцев не знает, кто это, и их Примаков не интересует. Я насчитал по крайней мере человек шесть, которые спали во время речи Горбачева. Один из участников, сидевший рядом, внезапно проснулся в середине длинной речи о том, как татаро-монгольское иго повлияло на русский характер в Средние века. Кажется, он очень удивился и не понял, где находится. Потом, взглянув на сцену, он успокоился и снова заснул, уронив голову на грудь.
Горбачев напоминал политика из далекого прошлого, «доцифровой» эры. Он был серьезен, многословен, временами становилось трудно уловить его мысль. Публике был гораздо важнее факт его присутствия, чем его высказывания. Я изумлялся, глядя на президентов компаний фастфуда: море костюмов в полоску и шелковых галстуков. Присутствующие напоминали мне древнеримских патрициев, сидящих на трибунах античной арены. Аналогия была безупречной: Риму подчинялись все. Появление в Mirage Горбачева выглядело как американский вариант римского обычая публичного торжества победителя. Но для большей убедительности конференцию руководителей компаний фастфуда следовало бы провести во «Дворце Цезаря», расположенном на той же улице.
Горбачев за время своего правления так и не научился вовремя покидать сцену. Ошибка привела его к унизительному поражению на выборах 1996 г. В Лас-Вегасе он совершил ту же ошибку: люди встали и покинули большой танцзал, пока он говорил. «Маргарет Тэтчер была намного лучше», – услышал я реплику одного из участников другому по дороге к выходу. Тэтчер выступала на собрании годом раньше.
На следующий день после выступления Горбачева в Mirage Боб Дилан давал концерт на открытии нового казино Mandalay Bay. Все рекламные щиты сообщали, что в Лас-Вегас приезжает Питер Лоу со своим семинаром «Успех», на котором должны быть специальные приглашенные – Элизабет Доул[117] и генерал Колин Пауэлл.
Империя жира
В XX в. СССР был серьезным препятствием на пути всемирного распространения американских ценностей и американского образа жизни. Распад социалистического лагеря привел к беспрецедентной «американизации» мира: взлету популярности фильмов, компакт-дисков, музыки, телешоу и одежды из США.
Фастфуд стал единственной формой американской традиции, которую в буквальном смысле употребляли за границей. Поглощая американскую еду, люди во всех концах света стали больше походить на американцев, хотя бы в одном. К концу прошлого века США оказались на самом верху рейтинга ожирения среди всех стран мира{638}. Больше половины взрослых американцев и около четверти детей страдали ожирением или имели избыточный вес{639}. Такой подъем наблюдался в течение нескольких десятилетий на фоне потребления фастфуда. По сравнению с 1960-ми уровень ожирения среди взрослых американцев вырос вдвое; среди детей – также вдвое по сравнению с 1970-ми. По мнению известного диетолога Джеймса Хилла из Университета Колорадо, «нынешнее поколение детей – самое толстое»{640}.
В медицинской литературе ожирение диагностируется, если индекс массы тела человека (ИМТ)[118] составляет 30 единиц или выше. Например, у женщины ростом 167 см и весом 60 кг ИМТ будет составлять около 22 единиц, что считается нормой. Если она прибавит 7 кг, ее ИМТ приблизится к 25, а это уже избыточный вес. Сегодня около 44 млн взрослых американцев страдают ожирением и 6 млн – «сверхожирением», т. е. весят на 50 и более килограммов выше нормы{641}. Ни одна нация в истории не становилась такой тучной в столь короткие сроки.
Согласно исследованию{642}, проведенному в Центре по контролю и профилактике заболеваний, уровень ожирения повысился во всех штатах как у женщин, так и у мужчин, независимо от возраста, расы и образования{643}. В 1991 г. уровень ожирения был на 15 % выше нормы только в 4 штатах, а через 10 лет такие показатели отмечались в 37 штатах. «Нечасто такие хронические расстройства, как ожирение, – сообщали ученые центра, – распространяются с такой скоростью и имеют черты инфекционного заболевания эпидемического масштаба». И хотя рост уровня ожирения объясняется рядом сложных факторов, генетические причины к ним не относятся. За последние десятилетия генофонд американцев не претерпел радикальных изменений, изменились только рацион и образ жизни. Проще говоря: когда люди больше едят и меньше двигаются, они жиреют{644}. В США люди все меньше двигаются. На работу они едут на машине, а не идут пешком; они не занимаются ручным трудом, смотрят телевизор, играют в видеоигры, сидят за компьютером и не дают себе физических нагрузок. Во многих школах срезаются бюджетные статьи на программы физической подготовки. А рост индустрии фастфуда сделал недорогую жирную пищу общедоступной.
Когда люди едят вне дома, они потребляют больше калорий, меньше клетчатки и больше жира. Цены на продукты упали так низко, что индустрия фастфуда, стремясь привлечь больше клиентов, смогла значительно увеличить размеры порций, не потеряв при этом прибыли. Размер бургера стал одним из главных преимуществ. Wendy’s предлагает Triple Decker (тройной); Burger King – the Great American; а Hardee продает гамбургер под названием Monster («Монстр»). Теперь слоган Little Caesars «Большой, большой!» применим к размерам не только продуктов, но и потребителей. За последние полвека потребление газированных безалкогольных напитков на душу населения в США увеличилось в 4 раза{645}. В конце 1950-х стандартный заказ напитка в ресторане фастфуда составлял около 220 мл, а сегодня «детская» порция колы в McDonald’s составляет 340 мл{646}. «Большая кола» – 900 мл, около 310 калорий. В 1972 г. McDonald’s добавила в меню картофель фри, а 12 лет спустя сеть стала продавать большую порцию Super Size, в 3 раза больше той, что подавали пару десятилетий назад. Порция Super Size содержит 610 калорий и 29 г жира. В ресторанах Carl’s Jr. блюда CrissCut Fries и Double Western Bacon Cheeseburger содержат 73 г жира. Это в 10 раз больше, чем в молочном коктейле{647}.
Попытки добавить в меню «здоровые» блюда (например, гамбургер McLean Deluxe, содержащий морские водоросли) успеха не имели. Пристрастие к жирной пище, сформированное в детстве, трудно изменить. Индустрия фастфуда начала активно внедрять в меню блюда с беконом. Как отметили в журнале Advertising Age: «Пока потребители смакуют ароматы, операторы подсчитывают барыши»{648}. В начале 1990-х рестораны продавали около 20 % бекона, потребляемого в США; к началу 2000-х – уже 70 %{649}. «Даешь бекон!» – один из новых лозунгов McDonald’s. За исключением заведений Subway (где пропагандируют здоровую еду), сети фастфуда явно пришли к выводу, что гораздо легче и выгоднее увеличить размер и жирность блюд, чем бороться с устоявшимися пищевыми привычками потребителей.
Последствия эпидемии ожирения в США не ограничиваются эмоциональными переживаниями и снижением самооценки. К 2000 г. в США ожирение считалось второй после курения причиной смертности{650}. По оценкам Центра по контролю заболеваний, около 280 тыс. американцев умирали каждый год из-за избыточного веса{651}.
Ежегодные затраты на лечение болезней, связанных с ожирением, достигли 260 млрд долл.{652} Американцы тратили более 33 млрд долл. на программы потери веса и диетические продукты{653}. Ожирение тесно связано с сердечно-сосудистыми заболеваниями, раком кишечника, желудка, груди, диабетом, артритами, гипертонией, бесплодием и инсультами{654}. По данным исследования, проведенного Американским обществом борьбы с раковыми заболеваниями в 1999 г., люди с ожирением подвергаются высокому риску преждевременной смерти{655}. Для людей с избытком веса риск умереть молодыми в 4 раза выше, чем для людей с нормальным весом. В среднем люди с ожирением умирают в молодости вдвое чаще. «Мы слишком толстые, и это убивает нас»{656}, – сказал один из авторов исследования. Молодые люди с избыточным весом сталкиваются не только с долговременной, но и с непосредственной угрозой здоровью. Американские дети с тяжелым ожирением в возрасте 6–10 лет умирают от сердечных заболеваний, вызванных их весом.
Эпидемия ожирения, которая началась в США в конце 1970-х, распространилась на остальной мир, и фастфуд – один из ее переносчиков. В 1984–1993 гг. количество заведений быстрого обслуживания в Великобритании почти удвоилось, то же произошло с уровнем ожирения среди взрослых{657}. Британцы едят больше фастфуда, чем жители других стран Западной Европы{658}. У них самый высокий уровень ожирения. В Италии и Испании он значительно ниже: там заведений фастфуда относительно мало{659}. Взаимосвязь между потреблением фастфуда в стране и уровнем ожирения пока еще точно не установлена с помощью долгосрочных эпидемиологических исследований. Растущая популярность фастфуда стала приметой многих культурных изменений, которые принесла глобализация. И где бы ни появлялся американский фастфуд, люди начинают толстеть.
В Китае с конца 1970-х до начала 2000-х количество подростков с ожирением возросло в 3 раза{660}. Гамбургеры и картофель фри не превратили японцев в блондинов, но сделали их толще{661}. Раньше люди с избыточным весом в Японии были редкостью. Традиционный рацион жителей, который состоял из риса, рыбы, овощей и продуктов из сои, считался одним из самых здоровых в мире. Но они решили отказаться от этой диеты. Потребление красного мяса в Японии стало расти после американской оккупации в конце Второй мировой войны. Появление McDonald’s в 1971 г. ускорило изменение пищевых привычек японцев. В 1980-е продажи фастфуда в стране удвоились{662}, и вскоре уровень ожирения среди детей также удвоился{663}. К 2000 г. около трети всех мужчин в Японии в возрасте 30 лет – представители поколения, которое выросло на «Хэппи мил» и «Bi-gu Ma-kus» – страдало избыточным весом{664}. Сердечно-сосудистые заболевания, рак кишечника и груди – «болезни достатка», связанные с уменьшением в рационе количества клетчатки и повышением жирности пищи. Давно распространенные в США заболевания перекинулись на поколение фастфуда в Японии. Исследование мужчин-японцев среднего возраста, живущих в США, показало, что их переезд на Запад в 2 раза повысил риск заболеваемости сердечно-сосудистыми заболеваниями и в 3 раза – инсультами{665}. Усвоение американского образа жизни значило для них повышение риска преждевременной смерти.
Ожирение очень трудно лечить. Тысячелетия в истории человечества отмечены нехваткой еды, поэтому у людей выработались эффективные физиологические механизмы сохранения энергии в жировых отложениях. До недавнего времени люди не имели возможности наслаждаться изобилием дешевой пищи. В результате с накоплением веса наше тело справляется куда лучше, чем с его потерей. Медики пришли к выводу, что остановить всемирную эпидемию ожирения может только профилактика, а не лечение. Европейские группы потребителей требуют полного запрета телерекламы, адресованной детям. В 1992 г. в Швеции запретили телерекламу для детей до 12 лет. Телерекламу для детей запретили в Норвегии, Бельгии, Ирландии и Голландии. Пищевые привычки американских детей показали другим странам, чего надо избегать. К 2000 г. четвертая часть всех овощей, которые потребляли американские дети, приходилась на чипсы и картофель фри{666}. Проверка детской рекламы в Европейском союзе показала, что 95 % рекламных роликов призывали детей есть продукты с высоким содержанием сахара, соли и жира{667}. А чаще всего к детям обращалась реклама McDonald’s.
МакКлевета
«Сопротивляйтесь Америке, колу приносящей, – гласил плакат в Пекинском университете в мае 1999 г. – Атакуйте McDonald’s, штурмуйте KFC»{668}. В тот момент во время бомбардировки Белграда американские воздушные силы попали в посольство Китая, и по всей стране прокатились антиамериканские демонстрации. В результате протестов было разрушено не менее дюжины ресторанов McDonald’s и четыре Kentucky Fried Chicken. По непонятным причинам заведения Pizza Hut остались нетронутыми. «Наверное, они думали, что мы итальянские»{669}, – сообщил представитель компании в Шанхае.
Пару десятилетий назад американские посольства и нефтяные компании за океаном были самыми желанными мишенями демонстраций протестов против «американского империализма». Потом эту роль приняли на себя рестораны фастфуда, и особенно привлекательным в этом качестве оказался McDonald’s. В 1995 г. толпа из 400 датских анархистов разгромила McDonald’s на окраине Копенгагена, устроив на улице костер из мебели и спалив заведение дотла. В 1996 г. индийские фермеры разграбили ресторан Kentucky Fried Chicken в Бангалоре[119], уверенные, что эта сеть угрожает их сельскому хозяйству. В 1997 г. в McDonald’s колумбийского города Кали бросили бомбу. В 1998 г. в результате взрыва выбило стекла в строящемся McDonald’s в российском Санкт-Петербурге[120], взорваны два McDonald’s в окрестностях Афин, McDonald’s в центре Рио-де-Жанейро и Planet Hollywood в южноафриканском Кейптауне. В 1999 г. бельгийские вегетарианцы сожгли McDonald’s в Антверпене, а годом позже первомайские демонстранты сорвали вывески McDonald’s на Трафальгарской площади, разгромили ресторан и швыряли гамбургерами в толпу. Опасаясь дальнейшего насилия, в Лондоне временно закрыли 50 ресторанов McDonald’s.
Во Франции фермеры-овцеводы под предводительством политического активиста Жозе Бове разрушили McDonald’s, который строился в его родном городе Мийо. Непримиримая позиция, краткий арест и пламенные речи против «отвратительной еды»{670} сделали Бове героем Франции, любимцем социалистов и консерваторов, желанным гостем на митингах с участием президента и премьер-министра. Он написал французский бестселлер под названием «Мир не продается»[121]. В стране, где еда была предметом национальной гордости, McDonald’s стала легкой мишенью по причинам вовсе не символическим. Корпорация стала во Франции крупнейшим потребителем сельскохозяйственной продукции{671}. Политическое послание Бове о том, что французы не должны становиться «холопами на службе у агробизнеса»{672}, было услышано. В июле 2000 г. около 30 тыс. демонстрантов собрались в Мийо, где проходил суд над Бове. Некоторые несли плакаты с надписями «Нет МакУбийцам!»{673}.
Заокеанские критики фастфуда намного разнороднее, чем американские противники старого советского блока. Фермеры, левые, анархисты, националисты, зеленые, защитники прав потребителей, педагоги, медики, профсоюзы и защитники прав животных находят общую основу для кампании против американизации. Фастфуд стал легкой мишенью из-за своей распространенности и в связи с угрозой фундаментальным аспектам национального самосознания: как, где и что едят люди.
За океаном самые продолжительные и систематические атаки на фастфуд совершала пара британских активистов из лондонского Greenpeace. Эта группа была наспех организована в 1971 г. для выступления против испытаний Францией ядерного оружия в Тихом океане. Позже эта группа устраивала демонстрации в поддержку прав животных и британских профсоюзов. Она протестовала против ядерного оружия и конфликта на Фолклендских островах. Костяк группы был малочисленным и неоднородным: пацифисты, анархисты, вегетарианцы и либертарианцы объединялись для проведения ненасильственных акций.
Чаще всего на митинг лондонских гринписовцев собирались от 3 до 10–12 человек. В 1986 г. группа решила направить протест против McDonald’s, позже объяснив, что эта компания «представляет все, что мы презираем: культуру отбросов и убийственную банальность капитализма». Члены лондонской группы Greenpeace начали распространять 6-страничный буклет под названием «Что случилось с McDonald’s? Все, что они скрывают от нас»{674}. Они обвиняли сеть фастфуда в нищете стран третьего мира, продаже некачественной пищи, эксплуатации рабочих и детей, жестоком обращении с животными, истреблении дождевых лесов Амазонки и многом другом. Некоторые факты в брошюре были достоверными и справедливыми, а некоторые – пустой агитацией. На обложке брошюры красовались золотые арки, а под ними надписи: «МакДоллары», «МакЖадность», «МакОнкология», «МакУбийство», «МакПрибыли», «МакОтбросы». Лондонские гринписовцы распространяли свою брошюру в течение 4 лет, не вызывая ни у кого особого интереса. Однако в сентябре 1990 г. McDonald’s возбудила иск против 5 членов группы за клевету, заявив, что все заявленное в их брошюре не соответствует действительности.
В Великобритании законы о клевете гораздо строже для ответчиков, чем в США. По американским законам обвинитель должен доказать, что утверждения клеветника носят не только безосновательный и дискредитирующий характер, но и распространяются умышленно, по неосторожности или небрежности. По британским законам бремя доказательства лежит на обвиняемом. Здесь существует презумпция голословных утверждений, которые могут повредить чьей-то репутации. Более того, чтобы доказать справедливость своих заявлений, ответчик в британском суде должен использовать первоисточники, например непосредственные свидетельства или официальные документы. Источники второго порядка, включая оценку экспертов и статьи в научных журналах, в качестве доказательств в суде не принимаются.
Корпорация McDonald’s годами пользовалась строгостью британских законов о клевете, затыкая рот своим критикам. Только в 1980 г. она угрожала подать в суд как минимум на 15 публикаций в британской прессе и на такие организации, как Channel 4, Sunday Times, Guardian, Sun, а также различные сообщества, включая студенческие группы, вегетарианские объединения и даже Шотландский молодежный театр{675}. Эта тактика срабатывала, и компания неизменно получала извинения, поскольку расходы на судебные издержки могли оказаться значительными.
Активисты лондонского Greenpeace, которые были ответчиками по обвинению McDonald’s в клевете, сами не писали эту брошюру, а только распространяли ее. Но их действия могли квалифицироваться как клевета. Опасаясь возможных судебных издержек, три активиста неохотно явились в суд и принесли извинения компании. А оставшиеся двое решили бороться.
Хелен Стил было 25 лет, она развозила овощи в микроавтобусе и работала барменшей. В Greenpeace она попала, поскольку была вегетарианкой и любила животных. Дэйв Моррис, 36 лет, был отцом-одиночкой, в прошлом почтовым служащим, которого интересовали трудовые вопросы и влияние международных корпораций. У этих двоих было мало шансов выстоять в суде против крупнейшей корпорации фастфуда. Стил бросила школу в 17, а Моррис – в 18, и у них не было денег на адвоката. McDonald’s же могла позволить себе нанять армию юристов, а ее ежегодные доходы на тот момент составляли 18 млрд долл.{676} Моррис и Стил отказались от бесплатной юридической помощи и вынуждены были защищать себя сами перед судьей, а не перед присяжными. Однако не без помощи Общества адвокатов-социалистов имени Хэлдейна эта пара превратила дело «МакКлеветы» в самый долгий процесс в истории британской юриспруденции, который стал настоящим бедствием для репутации McDonald’s.
В McDonald’s никто не ожидал, что дело дойдет до суда. Груз, ложившийся на ответчиков, был непомерным: чтобы доказать свою невиновность, Моррис и Стил должны были найти свидетелей и предоставить официальные документы. Но они оказались неутомимыми следопытами, которых подстегивала кампания в поддержку дела «МакКлеветы» и международная сеть активистов. К концу процесса материалы судебного заседания включали 40 тыс. страниц, в том числе документы и свидетельские показания, а также 18 тыс. страниц стенограмм{677}.
McDonald’s совершила серьезную тактическую ошибку, утверждая, что не только крайние высказывания, например: «McDonald’s и Burger King используют смертельные яды, чтобы извести огромные пространства дождевых лесов Центральной Америки», – но и вся брошюра целиком состоит из клеветнических утверждений, например: «Рацион, который содержит высокий процент жиров, сахара, животных продуктов и соли, вызывает риск сердечно-сосудистых заболеваний, рака груди и кишечника». Это был просчет McDonald’s – позволить Стил и Моррису поменяться ролями и превратить процесс в публичное обсуждение политики компании в области труда, маркетинга, экологии, безопасности пищевых продуктов и защиты животных. Некоторые представители руководства сети были вынуждены являться в суд и терпеть многочасовые перекрестные допросы пары адвокатов-самоучек. Британские СМИ ухватились за этот процесс «Давида и Голиафа» и сделали его темой своих первых полос.
После нескольких лет судебных прений, в марте 1994 г., дело о «МакКлевете» началось официально. Оно закончилось через три с лишним года, когда судья Роджер Белл представил судебное заключение на 800 страницах. Моррис и Стил были признаны виновными в клевете на McDonald’s. Судья установил, что они не смогли доказать многие из своих заявлений, но некоторые свои слова все-таки подтвердили. По заключению судьи Белла, McDonald’s действительно «эксплуатировала» детей{678} посредством рекламы, регулярно подвергала риску здоровье потребителей, платила неоправданно мало своим работникам, повсеместно боролась с профсоюзами и несла ответственность за жестокое обращение с животными со стороны многих своих поставщиков. Моррис и Стил присудили штраф в размере 60 тыс. фунтов. Оба отреагировали немедленно, заявив, что «McDonald’s не заслуживает ни пенса»{679}. «В любом случае, денег у нас нет», – сказала Хелен Стил.
Свидетельства, собранные в деле о «МакКлевете», раскрыли многие неприглядные стороны внутренней политики корпорации. Проблемы, связанные с трудовыми вопросами, безопасностью пищевых продуктов и рекламной политикой, уже многие годы подвергались критике в США. Благодаря свидетельским показаниям в лондонском суде появились новые разоблачения: отношение компании к гражданским свободам и свободе слова. Моррис и Стил были потрясены, обнаружив, что McDonald’s нанимали осведомителей в лондонской группе Greenpeace, которые регулярно посещали ее собрания и доносили на ее членов.
Шпионаж начался в 1989 г. и продолжался до 1991 г. McDonald’s использовала любые ухищрения, чтобы не только выяснить, кто распространял брошюру, но и узнать, как Моррис и Стил планировали защищать себя в суде. На компанию работали не менее 7 тайных осведомителей. На одном из собраний лондонской группы Greenpeace почти половина присутствовавших были корпоративными шпионами. Один из них проник в офис организации, где делал фотографии и похищал документы. У другой шпионки на протяжении полугода была любовная связь с членом Greenpeace, и в этот период она постоянно информировала McDonald’s о его деятельности. Шпионы McDonald’s непреднамеренно доносили друг на друга, не зная, что компания использует одновременно не меньше двух детективных агентств. Они участвовали в демонстрациях против McDonald’s и распространяли злополучную брошюру.
Тайной операцией руководил Сидни Николсон – вице-президент McDonald’s, бывший офицер полиции в Южной Африке, а затем суперинтендант полиции Большого Лондона{680}. Во время слушаний Николсон признался, что McDonald’s использовала связи в правоохранительных органах, чтобы получить информацию о Стил и Моррисе в Скотленд-Ярде. Офицеры службы безопасности, элитного британского подразделения, которое следит за антиправительственными элементами и организованной преступностью, годами помогали McDonald’s шпионить за Стил и Моррисом. Позже один из тайных агентов компании перешел на сторону противника и дал показания на суде со стороны защиты. «Я никогда не верила, что они действительно опасные люди, – сказала Фрэн Тиллер после того, как сама стала вегетарианкой. – Думаю, они искренне верили в то, что говорят»{681}.
Возможно, самым неприятным в процессе для Дэйва Морриса было услышать, что McDonald’s знала его домашний адрес{682}. Один из шпионов компании признался на суде, что подарок с детской одеждой был уловкой, чтобы узнать, где живет Моррис. Ничего не подозревая, он принял подарок, решив, что это просто дружеский жест, а потом с отвращением узнал, что его сын месяцами носил одежду, которую Моррис получил от McDonald’s в рамках операции слежения за ним.
Однажды вечером в феврале 1999 г. я навестил Дэйва Морриса, когда он готовился к появлению на очередном заседании апелляционного суда. Моррис жил в маленькой квартире над магазином ковров в Северном Лондоне. В квартире не было центрального отопления, потолки провисали, а комнаты были наполнены книгами, ящиками, папками, бумагами, брошюрами и листовками, оповещающими о демонстрациях. Это место во всем противоречило McDonald’s: оно было живым, непокорным, индивидуальным и организованным по очень сложной схеме, которая понятна только одному человеку. Моррис провел со мной около часа, а его сын делал уроки на втором этаже. Он много говорил о McDonald’s, но признался, что его самонадеянное поведение было проявлением гораздо более серьезной проблемы: роста международных корпораций, которые беззаботно шагают через границы и не испытывают привязанности ни к одной стране и жалости к фермерам, рабочим или своим потребителям.
В своей книге, посвященной делу о «МакКлевете», британский журналист Джон Видал заметил, что Дэйв Моррис и Рэй Крок явно похожи друг на друга{683}. Сходство особенно заметно, когда Моррис пламенно критикует глобализацию. Несмотря на прямо противоположные позиции, они оба обладают твердыми убеждениями, харизматичны, оба исповедуют идеи, которые не вписываются в общие рамки. Во время процесса о «МакКлевете» Пол Питерсон, президент представительства McDonald’s в Великобритании, сказал: «В McDonald’s главное – стать частью хорошо отлаженного механизма»{684}. И вот появился Моррис, живущий в квартирке на севере Лондона, греющийся у газового нагревателя, окруженный горой книг, бумаг и папок. Его не волнуют деньги, но он покушается на этот отлаженный механизм.
31 марта 1999 г. апелляционный суд частично пересмотрел вердикт по делу о «МакКлевете», подтвердив приведенные в брошюре заявления о том, что пища из McDonald’s может вызывать сердечно-сосудистые заболевания, и о плохом отношении к работникам компании. Суд снизил размер штрафа за ущерб, нанесенный Стил и Моррисом, до 40 тыс. фунтов. До этого McDonald’s уже заявила, что не собирается взыскивать с них деньги и больше не будет препятствовать лондонской группе Greenpeace распространять брошюру о компании. К этому моменту брошюра уже была переведена на 27 языков. McDonald’s устала от нападок и хотела только одного: чтобы эта история закончилась. Однако Моррис и Стил не сдавались. Они опротестовали решение апелляционного суда, обратившись в Палату лордов, и возбудили иск против полиции за слежку. Руководство Скотленд-Ярда не стало доводить дело до суда, извинившись перед Стил и Моррисом и заплатив им 10 тыс. фунтов за моральный ущерб. Когда Палата лордов отказалась заслушать это дело, Моррис и Стил подали прошение в Европейский суд по правам человека, оспаривая обоснованность не только вердикта, но и британского закона о клевете. К тому моменту пошел 11-й год дела о «МакКлевете». Корпорации McDonald’s годами удавалось усмирять своих британских критиков, и вот она наткнулась на двух непокорных людей.
Назад на ранчо
Когда в декабре 1990 г. в Восточной Германии открылся первый McDonald’s, компания не знала, как здесь воспримут американскую еду. В день открытия McDonald’s в Плауэне наряду с картофелем фри и гамбургерами в меню входили картофельные пышки, любимое блюдо в Фогтланде. Потом сотни ресторанов McDonald’s заполнили Восточную Германию. В городе и за городом падали памятники Ленину, а на их месте появлялась фигура Рональда Макдональда. Одна из самых больших находится в Биттерфельде, где сверкающего огнями Рональда высотой с 3-этажный дом можно видеть с автобана за многие километры.
Когда в октябре 1998 г. я впервые посетил Плауэн, ресторан McDonald’s был единственным коммерческим предприятием на центральной рыночной площади. Это был день национального праздника Воссоединения, и все остальные заведения не работали: комиссионные магазинчики одежды и мебели, псевдоирландский паб на одном углу и пиццерия – на другом. В McDonald’s было полно народа, но не детей с родителями. Там были подростки, пожилые люди и молодые парочки – основные группы жителей города. Ресторан был ярко освещен и безупречно чист. Веселые женщины средних лет принимали заказы за прилавком, работали на кухне, разносили еду по столикам и протирали окна. Большинство из них работали в этом ресторане уже много лет, некоторые даже с момента его открытия. Через дорогу стояло заброшенное здание, оставшееся от восточногерманской армии, а через несколько кварталов полуразрушенные стены были так испещрены граффити, будто стена осталась здесь навечно. В этот день ресторан McDonald’s был самым приятным, чистым и ярким местом во всем Плауэне. Дети играли в игрушки, которые получили вместе со своей порцией «Хэппи мил», а улыбающиеся рабочие попивали дополнительную бесплатную чашку кофе. За окном на ветру развевались три красных флага с золотыми арками.
Посткоммунистический период оказался нелегким для Плауэна. Поначалу события были встречены с радостью и большими надеждами. Как и в других городах Восточной Германии, люди в первую очередь хотели воспользоваться свободой для путешествия за океан. Они одалживали деньги, чтобы купить новую машину. По словам Томаса Куттлера – героя восстания в Плауэне в 1989 г., – идеи Фридриха Шиллера о свободе предков быстро сменились голодом к западным продуктам потребления. Куттлер разочарован тем, как быстро рассеялся идеализм 1989 г., и слегка ностальгирует по прежним временам Восточной Германии. Во времена коммунистического режима любой житель Плауэна мог попасть под арест за то, что смотрел телевещание из Западной Германии или слушал американский рок-н-ролл. Теперь в Плауэне можно смотреть десятки кабельных и даже спутниковых каналов. Здесь любят MTV, и большинство песен по радио идут на английском. Однако за удовольствие стать частью большого мира приходится платить. Экономика города сильно пострадала: старые и неэффективные производства были закрыты, люди оказались без работы. С момента падения Берлинской стены Плауэн потерял 10 % населения{685}: люди стали уезжать в поисках лучшей жизни. Похоже, городу непросто освободиться от прошлого. Здесь по-прежнему находят неразорвавшиеся бомбы, оставшиеся со Второй мировой войны.
Уровень безработицы в Плауэне к 1998 г. достиг 20 % и был в 2 раза выше, чем в среднем по Германии{686}. На улице можно было встретить пьющих среди дня мужчин лет 40. Это потерянное поколение: они слишком молоды для пенсии, но слишком стары, чтобы приспособиться к новой системе. Заводские рабочие, которые смело сопротивлялись старому режиму, оказались в самой незавидной категории: у них есть квалификация, но нет надежды. Другим повезло больше.
Манфред Фогт, владелец франшизы McDonald’s в Плауэне, стал успешным бизнесменом и вместе с женой Бригитой каждый год проводит отпуск во Флориде. В интервью Wall Street Journal он так объяснял свой успех: «Это была просто удача, судьба – и только»{687}. Ни у него, ни у его жены не было денег, и они не могли понять, почему McDonald’s выбрала их на роль владельцев первого ресторана в Восточной Германии и почему обучала и финансировала их. Правда, есть одно объяснение, которое никогда не попадет на страницы Wall Street Journal: во времена коммунистического режима Фогты были одной из самых влиятельных пар в Плауэне. Они возглавляли Konsum – местную государственную монополию общественного питания. В новое время Фогты стали одной из самых зажиточных пар, владели еще двумя ресторанами McDonald’s в городах по соседству. Во времена бывшего Восточного блока члены коммунистической элиты легко приспосабливались к западному деловому стилю. У них были нужные связи и навыки. А потом они завладели самыми прибыльными франшизами.
Высокий уровень безработицы в Плауэне вызвал социальную и политическую нестабильность. Здесь, похоже, не осталось умеренных центристов. Почти треть молодых людей в Восточной Германии вступила в националистические и неонацистские группировки{688}. Правые экстремисты требовали сделать Восток зоной «свободной от иностранцев», не приветствовали иммигрантов. Дороги, ведущие к Плауэну, пестрили националистическими лозунгами: «Германия для немцев», «Работа для немцев. Нет иностранцам». Скинхеды и неонацисты в Плауэне вели себя спокойно, но темнокожему нужно было быть очень отважным, чтобы пройти по городу поздно вечером. Крайне правые группы не разделяют неприятия американского фастфуда, которое выражают зеленые и левые активисты. Когда я спросил работницу McDonald’s в Плауэне, был ли когда-нибудь ресторан мишенью неонацистов, она засмеялась и сказала, что таких угроз им никогда не было. Люди в этих краях не рассматривали McDonald’s как «иностранный» ресторан.
Приблизительно тогда же, в 1990 г., когда в Плауэне открылся McDonald’s, здесь появился новый ночной клуб в краснокирпичном здании на окраине города. Перед клубом под названием Ranch («Ранчо») висели американский флаг и флаг конфедератов. Внутри находился длинный бар, а стены были украшены старомодной фермерской утварью: седлами, уздечками и т. п. Фридера Штефана, владельца клуба, вдохновили фотографии американского Запада, но украшения для стены он собрал на близлежащих фермах. Это заведение выглядело так, будто вы в баре у Скалистых гор где-то в конце XIX в. До падения Берлинской стены Фридер Штефан был диджеем на туристическом пароме. Он тайно слушал Creedence Clearwater Revival, Rolling Stones и Lovin’ Spoonful. К концу 1990-х он стал ведущим импресарио популярных здесь исполнителей кантри (например, Midnight Ramblers и C. C. Raider). Местные фанаты кантри называли себя «Фогтландскими ковбоями», вечерами надевали свои ковбойские сапоги и шляпы стетсон и отправлялись выпить и сплясать в клубе «Белая сорока». Клуб финансировался магазином Thommy’s Western Store на улице Энгельса. Тогда в Плауэне было несколько таких маленьких магазинчиков ковбойской одежды, обуви, ремней, рубашек, плакатов и джинсов. Подростки в Колорадо-Спрингс в те времена совершенно не интересовались ковбойской темой, а ребята в Плауэне носили галстуки боло и ковбойские шляпы.
Каждую среду вечером несколько сотен человек собирались в «Ранчо», чтобы потанцевать. Члены американского автоклуба садились в свои грузовые форды и шевроле. Другие приезжали издалека, тоже одетые в стиле кантри, готовые танцевать. Большинство из них принадлежали к рабочему классу, многие остались без работы. Возраст – от 17 до 70. Если кто-то не знал, как танцевать кантри, молодая женщина по имени Петра давала им уроки. Люди носили сувенирные футболки из Юты, курили Marlboro и пили пиво. Они слушали Вилли Нельсона, Гарта Брукса и Джонни Кэша[122] и танцевали, постукивая каблуками своих ковбойских сапог, кружа своих партнерш, подбрасывая шляпы в воздух. И буквально за несколько часов дух американского Запада наполнял этот клуб в центре Саксонии, в городе с очень длинной и печальной историей, живой мечтой о свободе, уверенности в себе и открытых границах.
Эпилог
Выбери свой путь
Далеко от «Ранчо» Дэйл Ласатер стоит в загоне с огромными быками и кормит их с рук. В этот теплый весенний день Скалистые горы еще покрыты снегом. Ласатер – усатый мужчина около 50 с очками в тонкой оправе. На нем поношенные джинсы, ковбойские сапоги и рубашка с заклепками. Он похож одновременно на ковбоя и на профессора Лиги плюща. Быки тоже выглядят прекрасно, они похожи скорее на кучку Фердинандов[123], чем на символ свирепости. Обращаются с ними бережно, никогда не спиливают рога, и они не знают кнута и веревки. Ранчо Ласатера занимает больше тысячи гектаров низкотравья неподалеку от города Матесон. Ранчо приносит прибыль, хотя уже более полувека здесь не используют пестициды и гербициды, яды или искусственные удобрения. Здесь не убивают естественных хищников, например койотов, и не дают скоту гормоны и анаболики. Ранчо Ласатера – нетипичное явление, но его хозяева усиленно трудились, чтобы изменить методы производства мяса в США. Их философия скотоводства исходит из простого принципа: «Природа чертовски умна»{690}.
Похоже, борьба с предрассудками у Дэйла в крови. Один из его дедов стоял во главе Ассоциации скотоводов Техаса в начале 1900-х, и он же возглавил борьбу против Мясного треста, давая показания в Конгрессе, призывая принять антитрестовое законодательство. В отместку Мясной трест много лет отказывался покупать скот у Ласатера. Том, отец Дэйла, бросил Принстон после кризиса на Уолл-стрит в 1929 г. и посвятил себя ферме. Тяжелые времена заставили его искать ресурсы для развития скотоводства. Он решил положиться на природу. Он разводил породистых, плодовитых и сильных животных, не особенно заботясь об их внешних достоинствах. Он скрестил херефордширскую, шортгорнскую и брахманскую породы и вывел новую породу коров, которая была зарегистрирована в США. Эту породу он назвал американским именем – бифмастер. В 1948 г. Том Ласатер перевез семью из Техаса в Восточный Колорадо. Невзирая на возмущение соседей, он отказался убивать хищников и не позволял охотиться на своей земле. И в его угодьях прекрасно сосуществовали животные, которых истребляли местные фермеры: гремучие змеи, койоты, барсуки, бурундуки, суслики и луговые собачки. Он считал, что домашним животным будет только лучше, если люди не станут разрушать экосистему, чтобы контролировать окружающую среду.
В 2000 г. Тому Ласатеру было 90 лет. Память ухудшилась, но он по-прежнему был похож на сильного патриарха. Когда Дэйл ведет свой старый бежевый грузовик Custom Deluxe по пыльной проселочной дороге, отец сидит на заднем сиденье в ковбойской шляпе, в галстуке боло, темных очках, молча вглядываясь в стадо бифмастер, которое пасется в прерии. Он изучает их очень внимательно и постоянно расспрашивает у Дэйла о конкретных животных. Коровы разгуливают по огромному пастбищу, которое кажется нетронутым. Ранчо Ласатера – уголок живой природы. Естественные травы великолепны, на берегах реки растут высокие тополя, а антилопы пасутся практически вместе с коровами. Дэйл паркует свой грузовик, и я прохожу небольшое расстояние к подножию скалы. Теперь машина выглядит мелкой песчинкой на фоне скал. Горы Пайкс-Пик и Шайенн поднимаются с востока, а вокруг до горизонта простирается прерия с низкой травой, которую колышет ветер.
За границами владений Ласатеров – уже не такие процветающие земли. Мелкие фермы в этих краях исчезали. Убывание населения, которое началось еще в 1950-х, замедлилось, но уже поздно. Многие маленькие города стали практически «призраками». Через небольшой торговый район Матесона проходит пыльная дорога под названием Бродвей, на ней стоят заброшенные магазины. Побеленное здание с огромными рекламными щитами пустое. В большой начальной школе, куда ходил Дэйл Ласатер, построенной на рубеже веков в архитектурном стиле американского оптимизма, местный фермер хранит зерно.
До того как Дэйл Ласатер принял семейное ранчо, он год отучился в Аргентине как стипендиат программы Фулбрайта[124], затем работал в компании по откорму скота в Канзасе, Флориде и Нью-Мексико. В результате он решил, что промышленную систему скотоводства поддерживать нельзя. Однажды повышение цен на зерновые может больно ударить по скотоводам и кормовым площадкам. А главное, по мнению Ласатера, выкармливание американского скота зерном – непростительная роскошь, учитывая, что в мире миллионы голодающих. Он уважает решение людей стать вегетарианцами, но не признает дух морального превосходства, который сопровождает этот выбор. Ласатер вырос в прериях, и его отношение к матушке-природе несколько отличается от диснеевской версии. Животные, которых люди не едят и которые получают возможность расти и доживать до старости и слабости, все равно будут съедены: их употребят в пищу койоты и грифы, и это не самое приятное зрелище.
Недавно Дэйл Ласатер основал компанию по продаже экологически чистого мяса коров, свободно пасущихся и выкормленных естественной травой. Ни одно животное в его компании Lasater Grasslands ни минуты не провело в загоне. Мясо отличается крепостью, ароматом и гораздо меньшей жирностью, чем мясо скота, выкормленного зерном. Ласатер говорит, что большинство американцев давно забыли вкус настоящего мяса. Аргентинское мясо считается деликатесом, его подают в дорогих ресторанах, а почти весь скот в Аргентине выращен на натуральной траве. По последним исследованиям, у таких коров гораздо меньше риска распространять бактерию E. coli 0157:H7{691}. Этот факт не в последнюю очередь повлиял на решение Ласатера идти своим путем. Как и еще несколько скотоводов в Колорадо, Ласатер старается выращивать скот, чтобы не вредить потребителям и природе. У него был близкий друг Хэнк, который разделял его убеждения. Ласатер понимает, что его небольшая компания не сможет перевернуть американскую мясную индустрию, но кому-то же надо начинать.
А в Колорадо-Спрингс на авеню Южной Невады в 100 км от этого ранчо Рич Конвей ведет семейный бизнес и тоже плывет против течения. Его ресторан Red Top занимает скромное кирпичное здание на улице, где полно старых мотелей вроде тех, на которых красуется анимированная неоновая реклама с индейскими вождями и золотой подковой. Ричу Конвею досталось: он попал в аварию на своем мотоцикле, в тяжелую автомобильную аварию, а потом поскользнулся на льду и сломал позвоночник. В свои 50 Конвей медленно ходит с палочкой, зато у него красивое обветренное лицо, дзен-буддистское спокойствие и твердый независимый характер. Он постоянно вступает в неравный бой. И побеждает. Когда я спросил, почему его семья обеспечивает медицинскую страховку всем сотрудникам своего ресторана, он вежливо улыбнулся. Ответ, с его точки зрения, был очевидным: «Мне нужны здоровые работники».
Родители Рича Конвея поступили работать в ресторан Red Top вскоре после его открытия в 1944 г., а купили его в 1961 г. Он вырос, уже работая здесь, как и его 9 братьев и сестер. Ресторан с вращающейся верхушкой над желтой эмблемой стал у горожан любимым местом благодаря большим овальным гамбургерам, домашнему картофелю и дружелюбной атмосфере. Ресторан процветал даже в 1970-е, несмотря на вторжение сетей фастфуда, которые повсеместно открывались в Южной Дакоте. Но в 1980-х после смерти отца Рича Конвеи были близки к закрытию бизнеса. Тогда местные поставщики ресторана помогли им удержаться на плаву, пока они не нашли средства. История напоминает сюжет фильма «Эта прекрасная жизнь»[125]. К 2000 г. ресторан Red Top имел четыре филиала в Колорадо-Спрингс. В 1999 г. Рич Конвей стал президентом семейного бизнеса; через год этот пост занял его младший брат Джим. Их брат Дэн стал финансовым директором, а сестра Мэри Кейс работает директором по маркетингу. Еще один брат Майк занимает пост руководителя производства, а другая сестра, Пэтти Джо, стала помощником менеджера. Многие из семьи Конвеев, которая насчитывает 37 человек всех поколений, работают в разных ресторанах Red Top. Семья прекрасно справляется, поскольку лично заинтересована в деле, и бизнес дает плоды. По мнению ресторанных критиков Джейн и Майкла Стернов, в ресторане Red Top делают лучшие гамбургеры в США.
У Конвеев из Южной Дакоты гамбургеры по-прежнему делают руками, используя свежий, а не замороженный мясной фарш. Мясо они получают от GNC Packing – небольшой независимой компании в Колорадо-Спрингс. Булочки поставляет пекарня в Пуэбло. В кухне ежедневно чистят 90 кг картофеля, а затем нарезают с помощью старого устройства с ручным приводом. Бургеры и картофель делают повара, которые получают 10 долл. в час. Они носят бейсбольные кепки, на которых написано «Red Top Конвеев: вот это еда». Сотрудники не работают по велению компьютерной программы, здесь можно брать еду с собой, но не из автомобиля, и она ненамного дороже, чем в полупустом заведении Wendy’s через дорогу. У Конвеев мне довелось встретить посетителя, который регулярно обедает здесь на протяжении 50 лет.
В начале века семейство Конвей раздумывало, как расширить бизнес, не поступаясь принципами, которые позволили им добиться успеха. Открытие новых ресторанов может расширить финансовые возможности многочисленных членов семьи. Но это также повышает риск. Может быть, тогда, в начале нового века, было подходящее время для открытия новых ресторанов Red Top. Большая часть Колорадо выглядела банальной и однообразной, а Колорадо-Спрингс становился все более независимым и восприимчивым. Индивидуальность центра города помогает преодолеть однообразие окраинных застроек.
В 1999 г. в избирательной гонке на должность мэра Колорадо-Спрингс победила Мэри Лу Мейкпис[126] – мать-одиночка с прекрасной фамилией, убедительно обошедшая кандидата от правого крыла, которого поддерживала консервативная религиозная организация Focus on the Family. Мэр Мейкпис смогла убедить избирателей Колорадо-Спрингс (возможно, самого республиканского города в стране) проголосовать за повышение налогов. Дополнительная выручка пошла на то, чтобы защитить землю от разработки. Она возглавила проект по новым вложениям в общественные парки, а также запустила программу по восстановлению 2000 га земли неподалеку от деловой части города. В прошлом этот район бурно разрастался, а потом был практически заброшен на многие годы. Это новый урбанистический проект, который включает движение против бездумных застроек, сочетание жилых зданий с деловыми и торговыми пространствами, что предполагает больше пешеходного и меньше автомобильного движения. По словам архитектора Морея Бина, они не стремились полностью избавиться от машин, но хотели поместить их в правильное место – лучше на подземные парковки.
Кто-то скажет, что такие рестораны, как Red Top, стали пережитком прошлого, их кустарные методы давно устарели. Однако работа одной из самых прибыльных американских сетей фастфуда очень напоминает методы семьи Конвей{692}. В 1948 г., когда братья Макдональды представили свою систему быстрого обслуживания, Гарри и Эстер Снайдеры открыли первый ресторан In-N-Out Burger на дороге между Лос-Анджелесом и Палм-Спрингс. Это было первое в стране заведение категории «драйв-ин». К 2000 г. в Калифорнии и Неваде насчитывалось около 150 ресторанов In-N-Out Burger с годовым доходом более 150 млн долл.{693} Гарри Снайдерс скончался в 1976 г. в возрасте 80 лет, а его жена Эстер заняла пост президента семейной компании[127]. Снайдеры отклонили несчетное количество предложений купить их сеть, отказались продавать франшизы и успешно избежали всего, что сделала индустрия фастфуда.
In-N-Out пошла своим путем: на дне стаканов для воды тут написаны цитаты из Библии. А главное, эта сеть платит самые высокие зарплаты в индустрии фастфуда. Начальное жалование совместителей в In-N-Out составляет 8 долл. в час{694}. Сотрудники, работающие полный день, получают пакет, в который входят медицинская, стоматологическая, офтальмологическая страховка и страховка жизни. Обычная заработная плата менеджера ресторана In-N-Out доходит до 80 тыс. долл. и более в год. В среднем менеджеры работают здесь больше 13 лет. При этом высокая заплата в In-N-Out не влечет за собой повышение цен на блюда или понижение их качества. Самое дорогое блюдо в меню в 2001 г. стоило 2,45 долл. Тут нет микроволновых печей, специальных нагревателей или морозильных установок на кухнях. Фарш всегда свежий, натуральный картофель чистят каждый день, а молочные коктейли делают из мороженого, а не из сиропа.
В марте 2000 г. ежегодный опрос по теме ресторанных сетей поставил In-N-Out на первое место по качеству еды, ценам, обслуживанию, атмосфере и чистоте{695}. Ресторанам In-N-Out каждый год дают высшую оценку по качеству еды. По данным опроса от 2000 г., худшими потребители признали гамбургеры McDonald’s{696}.
Научные социалисты
В стране фастфуда с рыночной стратегией, трудовой политикой, сельскохозяйственными технологиями, беспощадной унификацией и дешевизной не было ничего неотвратимого. Однако триумф McDonald’s и ее подражателей был предрешен. В последние годы «проповеди» на тему «свободного рынка» звучат иначе, а национальная экономика имеет мало общего с конкуренцией или свободой выбора. Авиакомпании и издательства, железные дороги и телекоммуникации, все американские корпорации изо всех сил стараются избегать застоя на рынке, уничтожая или поглощая конкурентов. Рост мощнейшей машины американской экономики в 1990-е – компьютеры, программное обеспечение, аэрокосмическая промышленность, спутниковые технологии – годами активно поддерживался Пентагоном. Безусловно, военный бюджет США долго определял промышленную политику, квазисоциалистическая система планирования подчас приносит незапланированные плоды. Интернет, который во многом правит современной экономикой, в самом начале своего существования в 1970-х был военным средством коммуникации под названием ARPANET. Как бы то ни было, законы, которые утверждались Конгрессом, сыграли гораздо более важную роль в формировании послевоенной экономики, чем силы свободного рынка.
Рынок – инструмент, и очень полезный. Но возводить его в культ бессмысленно. Гораздо важнее, как он используется. Многие из самых великих американских достижений свершились без участия свободного рынка: запрет на детский труд, утверждение минимальной заработной платы, создание заповедников и национальных парков, строительство плотин, мостов, дорог, церквей, школ и университетов. Если бы все решало неотъемлемое право продавать и покупать, то испорченную еду нельзя было бы изъять с прилавков супермаркетов, ядовитые отходы можно было бы сбрасывать рядом с начальными школами, а каждая американская семья могла бы ввозить из-за границы и нанимать служанку (или двух), расплачиваясь с ней не деньгами, а едой.
Технологии, как и рынок, – средство достижения, но не удовлетворения интересов. Например, ракеты Titan II, сделанные на заводе Lockheed Martin к северо-западу от Колорадо-Спрингс, предназначались для того, чтобы нести ядерные боеголовки. Потом они стали запускать на орбиту метеорологические спутники. Ракеты одинаково эффективны для обеих целей. В использовании такой технологии нет ничего неотвратимого. Ее ценность невозможно определить, не учитывая ее цели и вероятные результаты. Запуск ракеты может быть прекрасным или ужасным, в зависимости от задачи, которую она выполняет. Ни одно общество в истории человечества не относилось к науке с такой верой и так беспечно, как СССР, где «научный коммунизм» считался истиной в первой инстанции. И ни одно общество так не пострадало от бездумного отношения к окружающей среде.
Доминантой истории XX в. стала борьба против тоталитарных систем государственной власти. XXI в., несомненно, отмечен борьбой с чрезмерной властью корпораций. Теперь перед мировым сообществом стоит сложная задача: найти правильный баланс между эффективностью и моралью рынка. В последние десятилетия США слишком быстро продвигались в одном направлении, ослабляя законы, которые обеспечивали безопасность рабочих, потребителей и природы. Экономическая система, провозглашающая свободу, слишком часто становится средством отрицания свободы, когда узкие интересы рынка берут верх над демократическими ценностями.
Индустрия фастфуда стала кульминацией этих социальных и экономических тенденций. Низкие цены на гамбургеры не отражают их реальной стоимости, а должны бы. Прибыли сетей фастфуда стали возможными за счет потерь, которые ложатся на плечи общества. Только ежегодные расходы, связанные с ожирением, вдвое превышают общие прибыли индустрии фастфуда. Движение «зеленых» призывает компании сокращать выброс вредных веществ, а похожие кампании должны были бы склонять сети фастфуда брать на себя ответственность за свой бизнес и снижать вредное воздействие.
Что делать
В 1995 г. Американская академия педиатрии заявила, что «реклама, направленная на детей, по существу вводит их в заблуждение и эксплуатирует сознание детей до 8 лет»{697}. Академия не рекомендовала запрещать такую рекламу, потому что это нарушало бы свободу слова рекламодателей. Но риски для детей уже перевесили потребности рынков массового спроса. Стоит запретить всю рекламу, которая продвигает продукты для детей с высоким содержанием сахара и жиров. Почти полвека назад в качестве оздоровительной меры Конгресс запретил рекламу сигарет по радио и телевидению, а она была направлена на взрослых. С тех пор курильщиков стало меньше. Запрет рекламы нездоровой пищи, адресованной детям, будет способствовать ослаблению пищевых привычек, которые не только очень устойчивы, но и опасны для жизни. Более того, такой запрет будет стимулировать сети фастфуда изменить детские блюда в своем меню. Например, если существенно снизить содержание жира в порции «Хэппи мил», это сразу же отразится на рационе американских детей. Рестораны McDonald’s в США посещает более 90 % детей{698}.
Конгресс не может требовать от сетей фастфуда профессиональной подготовки работников. Но он может отменить налоговые льготы за текучку кадров и минимальную квалификацию работников. Схемы обучения, которые финансируются государством, требуют, чтобы компании нанимали людей на срок не менее года и действительно обучали их. Строгие требования к соблюдению законов о минимальной заработной плате, выплате сверхурочных и использованию детского труда могли бы улучшить жизнь работников фастфуда. То же относится и к правилам Управления охраны труда о правонарушениях на рабочем месте. Принятие новых законов должно не стимулировать профсоюзы устраивать пикеты перед зданием McDonald’s, а скорее вынудить индустрию фастфуда лучше относиться к работникам и слышать их жалобы. Подростков, которые решаются работать после уроков, нужно поощрять, а не травмировать. И если людей действительно волнует их будущее, они должны вкладывать средства в образование, а не пускать рекламодателей в школы.
Пища в школьных кафетериях должна быть безопаснее, чем еда в заведениях фастфуда, а не хуже. Министерство сельского хозяйства должно устанавливать как можно более высокие стандарты безопасности пищевых продуктов, требуя их соблюдения от каждой компании, которая поставляет фарш для школьных завтраков. Иначе нужно останавливать поставки. В 2000 г. Министерство приняло решение о тестировании фарша, поступающего в школы, на предмет заражения E. coli 0157:H7. Это похвально. Однако на это ушло 7 лет после случая со вспышкой инфекции в сети Jack in the Box. Решение принято после бесчисленных случаев заболеваний, которых можно было избежать. Мясоперерабатывающая промышленность годами продает некачественное мясо, а федеральное ведомство должно нести ответственность за безопасность пищевых продуктов. Государственная система безопасности пищевых продуктов плохо организована, недофинансирована и не имеет возможности выявлять большинство вспышек пищевых отравлений.
Федеральные власти и руководство мясоперерабатывающих компаний часто заявляют, что в США самые безопасные продукты{699}. Но доказательств этому нет. Другие страны принимают более жесткие законы безопасности пищевых продуктов и вводят системы гораздо более строгого контроля. В Швеции уже более полувека работает программа по выявлению сальмонеллы у домашнего скота. Там ее обнаруживают лишь у 0,1 % скота{700}, что во много раз меньше, чем в США{701}. В Нидерландах еще в 1989 г. начали тестировать мясной фарш на наличие бактерии E. coli 0157:H7, а голландская программа безопасности находится в ведении Министерства здравоохранения, а не сельского хозяйства{702}. Строгие правила распространяются на все аспекты переработки мяса, они запрещают любые включения животных отходов в пище, не допускают использования гормонов, в частности для роста, регламентируют условия снижения стресса при перевозке животных (а следовательно, и число бактерий, которые распространяются с испражнениями) и отдают приказ о конфискации испорченного мяса. На голландских бойнях скорость поточной линии определяется условиями безопасности пищевых продуктов.
В 2001 г. в США ответственность за безопасность пищевых продуктов несли десятки федеральных агентств, а также 28 комитетов Конгресса{703}. Соперничество бюрократических ведомств вызывало путаницу полномочий, которая порой доходила до абсурда. Министерство сельского хозяйства может проводить микробиологические анализы мяса на бойнях, но не уполномочено проверять живой скот, чтобы не допустить зараженных животных на мясокомбинаты. Производителей замороженной пиццы проверяет FDA, но если пицца содержит пеперони[128], то она попадает в зону ответственности USDA{704}. Яйца контролирует FDA, а куриц – USDA{705}. Отсутствие взаимодействия между двумя этими ведомствами сводит на нет все усилия по снижению уровня содержания сальмонеллы в яйцах. В шведских и голландских яйцах практически нет сальмонеллы. А в США после употребления яиц, содержащих сальмонеллу, ежегодно заболевает более полумиллиона человек{706} и более 300 человек умирает.
Конгресс должен создать единое агентство безопасности пищевых продуктов, которое будет иметь официальные полномочия по защите здоровья населения. В обязанности Министерства сельского хозяйства входят две несовместимые функции: развивать сельское хозяйство и контролировать его. Другое ведомство, отвечающее за безопасность пищевых продуктов – FDA, – большую часть бюджета тратит на контроль лекарств. Инспекторы этого агентства наведываются к американским производителям пищевых продуктов не чаще раза в 10 лет{707}. Новое ведомство должно иметь полномочия контролировать любой этап производства – начиная от ранчо и заканчивая продажей готового продукта в рестораны и супермаркеты. К 2001 г. в стране насчитывалось около 200 тыс. ресторанов фастфуда{708}, которые не контролировало ни одно федеральное ведомство. Война с пищевыми болезнетворными микроорганизмами заслуживает внимания и ресурсов не меньших, чем те, что тратятся на войну с наркотиками. С каждым годом пострадавших от пищевых отравлений американцев становится больше, чем людей, употребляющих запрещенные препараты. А тяжелые последствия таких заболеваний недооценивают и не прогнозируют. Люди, употребляющие кокаин, знают, на какой риск идут; большинство людей, покупающих гамбургеры, не знают о возможных пагубных последствиях. Питание в США не должно быть формой опасного поведения.
Шаги по улучшению санитарных условий, которые предпринимаются на мясоперерабатывающих предприятиях, могут также привести к снижению травматизма. Скорость потока на голландских бойнях составляет в среднем 100 голов в час, а на американских – в 3 раза больше. Работники IBP, с которыми я встречался в Лексингтоне и Небраске, рассказали мне, что они всегда радовались дням, когда на заводе делали мясо на экспорт в Европейский союз, что означало высокие стандарты. Они говорят, что на заводе замедляли скорость конвейера{709}, и работа сразу же становилась безопаснее.
Условия труда и стандарты безопасности пищевых продуктов на мясокомбинатах страны не должны повышаться только в те дни, когда продукты идут на экспорт. Американские рабочие и потребители заслуживают такого же отношения, как и заокеанские. Ужесточение законов о безопасности пищи должно уменьшить число производственных травм на мясокомбинатах. Но подлинной безопасности можно достичь только тогда, когда государственные и федеральные власти рассмотрят проблему под другим углом. Обычно если изучать любую производственную травму в отрыве от условий труда, можно квалифицировать ее как «несчастный случай». Рабочие ощущают свою ответственность за полученное увечье, и многие из них действительно совершают ошибки. Но когда не менее трети рабочих мясоперерабатывающих предприятий ежегодно получают травмы, когда причины этих инцидентов хорошо известны, а средства предупреждения доступны, но не используются, не стоит удивляться рваным ранам, потерям конечностей, общим травмам и смертельным исходам в мясоперерабатывающей индустрии. Эти травмы – не результат ошибки рабочих. Это система, и имя ей – жадность.
Управление по охране труда налагает штрафы на мясоперерабатывающие компании, но почти ничего не делает, чтобы изменить систему безопасности в индустрии. К 2001 г. штраф за летальный исход по умышленной халатности работодателя составлял 70 тыс. долл.{710} Такая сумма не трогает сердца руководителей агробизнеса, чьи компании ежегодно получают десятки миллиардов долларов. За жизнь и утраченное здоровье тысяч работников мясокомбинатов компании должны нести гораздо более серьезные наказания. Травмы, безусловно, невозможно предвидеть или предотвратить. Новые санкции должны включать повышение сумм штрафов, принудительное закрытие предприятия и уголовное обвинение в халатности. Судебное преследование нескольких руководителей заводов за смерть или травмы работников могли бы стать серьезным предупреждением для индустрии. Это было бы прямым посланием, которое поддержит большинство: нельзя безответственно калечить и убивать невинных людей – это преступление.
Условия труда на американских мясоперерабатывающих заводах показывают, что может случиться, когда работодатели получают полную бесконтрольную власть над работниками. Когда профсоюзы получают слишком много власти, они становятся неэффективными и вязнут в коррупции. Но их отсутствие позволяет корпорациям вести преступную деятельность и безнаказанно нарушать трудовое законодательство. Если позволить мясной промышленности продолжать нанимать малоимущих, малограмотных, а часто и нелегальных иммигрантов, многие другие отрасли вскоре последуют ее примеру. Рост количества иммигрантской рабочей силы – серьезная угроза для страны. Работающие нелегальные иммигранты не могут голосовать и практически не имеют возможности защищать свои права. Без профсоюзов компании будут выискивать и эксплуатировать наиболее уязвимых людей. Ситуация с мясоперерабатывающей индустрией показывает, как прогресс, которого добились американские рабочие за целый век, может испариться в одно мгновение. Сельские гетто в Лексингтоне и Грили не должны стать будущим Америки.
Любая реформа системы частного сельского хозяйства должна ориентироваться на потребности скотоводов и фермеров. И это должна быть не просто дань воспоминаниям о прошлом сельской Америки. Это уникальный источник новшеств и долгосрочного контроля над освоением земли. В период холодной войны американская децентрализованная система, состоявшая из миллионов обособленных хозяйств, считалась самой эффективной в мире, доказывая преимущество капитализма. Провал сельского хозяйства в СССР объяснялся слишком централизованной системой и бюрократизмом. Сегодня горстка агропромышленных компаний, которые доминируют в американской пищевой индустрии, отстаивают новую централизованную систему производства, в которой домашний скот и пахотные земли рассматриваются как товар. Фермеры – только работодатели, а решения принимают руководители корпораций, далекие от полей и пастбищ. Конкуренция между крупными корпорациями привела к снижению цен для потребителей, но фиксированные цены и сговор разоряют скотоводов и фермеров. Антитрестовые законы должны ужесточиться. Более века назад, когда в Конгрессе обсуждался антитрестовский акт Шермана, Генри Теллер, сенатор-республиканец от штата Колорадо, отвергал довод о том, что снижение цен для потребителей оправдывает беспощадную власть монополий. «Я не верю, что главное в жизни – сделать все дешевле»{711}, – утверждал он.
Крупные агропромышленные компании США, создав централизованное сельское хозяйство, пытаются, как советские комиссары, задушить критику. Законы «о клевете на еду», которые поддерживает агробизнес, приняты в 13 штатах. Они запрещают критиковать сельскохозяйственные продукты без «справедливого» научного обоснования. Сама концепция законов антиконституционна, но они остаются в силе. Например, под этот закон среди других попала и Опра Уинфри[129], которой предъявили иск за пренебрежительные высказывания о еде. В Техасе на человека подала в суд компания, производящая дерн для газонов, за то, что он критиковал качество их продукта. В Джорджии и Алабаме законы «о клевете на еду» привели в соответствие британскому закону о клевете, возложив ответственность за доказательство невиновности на ответчика. В Колорадо нарушение закона «о клевете на еду» считается уже не административным, а уголовным преступлением{712}. Критика мясного фарша, сделанного на мясокомбинате Грили, может привести вас на скамью подсудимых.
Как действовать
Конгресс должен запретить рекламу, направленную на детей, прекратить субсидировать бесперспективные работы, ужесточить законы о безопасности пищевых продуктов, защитить американских рабочих от серьезных травм, бороться с опасной консолидацией экономической власти. Но конгрессмены не спешат. Политическое влияние индустрии фастфуда и ее поставщиков выросло до таких масштабов, что дискуссии о решении Конгресса – пустая болтовня. Индустрия фастфуда ежегодно тратит миллионы долларов на лоббирование и миллиарды на массовый сбыт. Богатство и мощь основных сетей делают их непобедимыми. Но эти компании должны удовлетворять нужды потребителей. Поскольку рынок фастфуда в США перенасыщен, сетям приходится конкурировать, переманивая клиентов. По мнению Уильяма Фоли II, руководителя компании, владеющей сетью Carl’s Jr., императив сегодняшнего фастфуда – «Расти или умри»{713}. Малейшее колебание на рынке акций фастфуда может вызывать серьезное падение всего рынка. Даже McDonald’s стала уязвима к изменениям пристрастий потребителей. Она открывает меньше ресторанов в США, стараясь расширяться за счет заведений, продающих пиццу, куриные блюда и мексиканскую кухню, которые не носят имя McDonald’s.
Давление на индустрию фастфуда может гораздо быстрее спровоцировать изменения в нужном направлении, чем законы Конгресса. Студенческому объединению против потогонного производства и другим группам активистов удалось привлечь внимание к детскому труду, низким зарплатам и опасным условиям труда на азиатских фабриках, которые делают кроссовки для Nike. Поначалу компания отвергала свою причастность к этим заводам, утверждая, что они принадлежат независимым поставщикам. Но позже Nike заставила азиатских поставщиков улучшить условия труда и повысить заработную плату. Такую же тактику можно было бы использовать в отношении предприятий на родине, если обратить внимание на бойни и мясокомбинаты Высоких равнин.
Будучи крупнейшим покупателем мяса, McDonald’s должна нести ответственность за поведение поставщиков. Когда ей предъявили обвинение в том, что мясной фарш содержит смертоносные патогены, 5 компаний, которые производят гамбургеры, вложили средства в новое оборудование и бактериальные анализы. Если бы от McDonald’s потребовали повысить жалование рабочим и улучшить условия труда, их поставщики подчинились бы.
Будучи самым крупным покупателем картофеля, McDonald’s могла бы действовать от имени фермеров Айдахо. А занимая второе место по закупкам курятины, она могла бы потребовать изменения условий, при которых промышленники наживаются за счет фермеров. Небольшое повышение цен на мясо, птицу и картофель если и приведет к повышению цен на блюда McDonald’s, то буквально на несколько центов. Сети фастфуда требуют от поставщиков строго соблюдать нормы содержания сахара, жиров, размеров, вкуса и текстуры своих продуктов. Они могли бы настаивать и на соблюдении строгих стандартов во взаимоотношениях с рабочими, скотоводами и фермерами.
McDonald’s уже продемонстрировала свою готовность быстро реагировать на гражданские протесты. В конце 1960-х группа афроамериканцев нападала на корпорацию за то, что она открывает рестораны в районах компактного проживания меньшинств, не позволяя бизнесменам из меньшинств приобретать франшизы. Тогда компания стала активно продавать франшизы афроамериканцам, сняв напряжение и получив возможность проникнуть на рынки города. Пару десятилетий назад защитники окружающей среды критиковали сети фастфуда за количество отходов полистирола{714}. В то время гамбургеры в McDonald’s паковали в маленькие пластиковые коробочки, которые быстро использовали и выбрасывали. Тогда компания была самым крупным потребителем полистирола в стране. В ответ на критику в августе 1990 г. корпорация McDonald’s заключила необычный союз с Фондом защиты окружающей среды, а позже сообщила, что гамбургеры больше не будут упаковывать в пластиковые коробочки. СМИ окрестили решение «озеленением» и назвали его большой победой экологического движения. Но переход от пластиковой упаковки к бумажной не был свидетельством серьезного изменения корпоративной философии, скорее реакцией на общественное мнение. В США McDonald’s больше не использует пластиковые упаковки, но продолжает использовать их за рубежом, где экологический ущерб никого не волнует{715}.
Даже предчувствие гнева потребителей побуждает McDonald’s требовать изменений от поставщиков. Весной 2000 г. компания информировала Lamb Weston и J. R. Simplot Company, что больше не будет покупать у них замороженный картофель фри, сделанный из генно-модифицированного картофеля{716}. В результате две крупных компании по переработке картофеля отдали распоряжение прекратить выращивание генно-модифицированных продуктов, и продажи New Leaf[130] компании Monsanto, единственного в стране биотехнологического сорта картофеля, резко упали. Годом позже McDonald’s отказалась от генно-модифицированного картофеля в Западной Европе, где генно-модифицированные продукты наделали немало шума. В США потребители реагировали на них относительно спокойно. Однако McDonald’s решила действовать. Одни лишь опасения, что такое же может случиться в США, вызвали серьезные изменения в американском сельском хозяйстве.
Идея покушения на гигантов фастфуда кажется безумием. Но однажды небольшой группе горожан, заводских рабочих и фанатов тяжелого рока городка Плауэн это удалось. Они противостояли системе, оснащенной оружием, танками, колючей проволокой, СМИ, тайной полицией и легионами доносчиков, – системе, которая контролировала все аспекты государственной власти. Без лидера или политического манифеста жители маленького захолустного городка Восточной Германии решили постоять за свободу своих отцов. А буквально через несколько месяцев пала стена, которая казалась неприступной.
В США никого не заставляют покупать фастфуд. И первый шаг к изменениям может быть очень простым: перестать покупать его. Президенты компаний индустрии – не злодеи, а бизнесмены. И если вы потребуете, они начнут делать гамбургеры из курятины и мяса животных, которые гуляют на свободном выпасе. Они будут продавать что угодно, если это принесет прибыль. Подлинная мощь американских потребителей еще не проявилась. Руководители Burger King, KFC и McDonald’s должны трепетать, их намного меньше. Их всего трое, а граждан – 300 млн. Бойкот и отказ от покупок могут прозвучать громче любых слов. Иногда вроде бы непреодолимые препятствия оказываются уязвимыми.
Откройте стеклянную дверь, почувствуйте поток холодного воздуха, зайдите внутрь и оглянитесь вокруг. Посмотрите на детей, работающих на кухне; посетителей, сидящих за столом; рекламу игрушек; цветные фотографии над прилавком. Подумайте о том, откуда появилась эта еда, как она производилась, что именно значит каждая покупка фастфуда, представьте себе этот «волновой эффект». Подумайте об этом. Или повернитесь и уйдите. Еще не поздно. Даже в стране фастфуда вы можете выбрать свой путь.
Послесловие
С момента первой публикации книги прошло более 10 лет. Хотелось бы мне сообщить, что она устарела, что многие из описанных в ней проблем решены, а золотые арки стали символом павшей империи, как египетские пирамиды. Увы, это не так. По-прежнему каждый день в разных уголках планеты около 65 млн человек посещают рестораны McDonald’s, ничуть не реже, чем раньше. Ежегодные прибыли американской индустрии с учетом инфляции с 2001 г. поднялись на 20 %. Поток рекламы фастфуда, направленной на американских детей, тоже увеличился. Теперь среднестатистический дошкольник видит около трех реклам фастфуда в день. А подросток – более пяти. Продажи фастфуда сопровождаются не только шквалом рекламы, игрушек, конкурсов и других маркетинговых ухищрений, но и богатым ассортиментом пищевых расстройств. Около 2/3 взрослых в США страдают ожирением или сверхожирением. В последние 30 лет уровень ожирения среди дошкольников вырос вдвое. Ежегодные расходы на национальную эпидемию ожирения составляют 168 млрд долл. И по какому-то странному совпадению ровно столько же потратили американцы на фастфуд в 2011 г. (по данным исследователей Университета Эмори).
За два срока правления администрации президента Джорджа Буша-младшего все усилия по реформированию системы безопасности фастфуда были блокированы Белым домом и республиканцами в Конгрессе. Летом 2002 г. мясной фарш с мясокомбината ConAgra в Грили привел к вспышке инфекции E. coli 0157:H7, от которой погиб 1 человек и пострадало не менее 46. ConAgra оперативно отозвала почти 9 тыс. т потенциально зараженного мяса, чуть меньше ежемесячного объема производства Грили. Исследования, проведенные ведомством главного инспектора USDA, обнаружили, что завод почти 2 года отгружал мясо, зараженное E. coli 0157:H7. Эти отзывы завода в Грили не идут в сравнение с объемами отзыва мяса Westland/Hallmark Meat Company. В 2008 г. компания согласилась отозвать 65 тыс. т потенциально зараженного мясного фарша после показа скрытой видеозаписи того, как вилочный погрузчик волочет коров на бойню. Более четверти отозванного мяса было закуплено для приготовления тако, чили и гамбургеров для федеральных программ школьных завтраков. Но Министерство сельского хозяйства по-прежнему не имеет полномочий тестировать опасные патогены, устанавливать ограничения на них и требовать отзыва зараженного мяса.
Поддержка администрации Буша также способствовала снижению государственного контроля над безопасностью рабочих. В 2002 г. Управление охраны труда изменило форму отчета мясоперерабатывающих компаний о производственных травмах. В новой версии нет графы для расстройств костно-мышечной системы, вызванных постоянными травмами. Из статистики исключена целая категория серьезных травм. Тут же, как по волшебству, уровень травматизма на мясокомбинатах упал почти на 50 %. «Травматизм на заводах с 1996 г. снизился вдвое», – гордо сообщается в пресс-релизе Американского института мясной отрасли. Но там не упоминается, что это падение связано с изменением учета травм. По данным отчета организации Human Rights Watch[131] о положении американских работников мясоперерабатывающей индустрии, представители отрасли умышленно используют данные от 1996 г., что вводит в заблуждение общественность. «50 %-ное падение уровня травматизма в мясной индустрии за год практически нереально, – отмечается в отчете, – и возвращение на несколько лет назад показывает впечатляющее, но фиктивное улучшение ситуации с безопасностью в отрасли».
Через несколько лет представители индустрии заявили, что «количество зафиксированных травм снизилось на 70 % благодаря заботе мясоперерабатывающих предприятий о безопасности рабочих». Это заявление было сделано в буклете, посвященном сотой годовщине публикации «Джунглей»[132]. Буклет носил длинное название: «Если бы Эптон Синклер был жив… Он был бы поражен мясной индустрией США». Возможно, это было самое меткое их высказывание. Несомненно, Синклер удивился бы. Он был бы поражен тем, как мало серьезных изменений произошло за столетие, и тем, как рабочие из бедной иммигрантской среды по-прежнему получают травмы, и тем, как бесстыдно лжет руководство компаний, сохраняя невозмутимый вид.