Знак четырех. Записки о Шерлоке Холмсе (сборник) Дойл Артур
Он открыл дверцу, и не успел я ступить на землю, как возница хлестнул лошадей и экипаж с грохотом унесся прочь. Я в растерянности посмотрел по сторонам. Высадили меня посреди какого-то пустыря, поросшего вереском и кустами дрока. Вдалеке виднелись дома, в некоторых из них на верхних этажах горел свет. С другой стороны я увидел красные железнодорожные сигнальные огни.
Карета уже скрылась из виду. Я топтался на месте, стараясь понять, где нахожусь и что мне теперь делать, как вдруг заметил в темноте какое-то движение: кто-то шел ко мне. Когда этот человек приблизился, я понял, что это железнодорожный грузчик.
«Скажите, что это за место?» – обратился я к нему. – «Вондсворт-коммон», – сказал он. – «Я могу отсюда доехать до города?» – «Если пройдете с милю до Клапамского узла, как раз успеете на последний поезд до вокзала Виктория».
На этом мое приключение закончилось, мистер Холмс. Где я побывал, кто эти люди, мне неизвестно. Я знаю только то, что рассказал вам, но понимаю, что здесь творится что-то неладное, и мне бы хотелось помочь тому несчастному, если это возможно. На следующее утро я сообщил обо всем мистеру Майкрофту Холмсу, а потом и полиции.
Выслушав этот необычный рассказ, мы какое-то время сидели молча. Потом Шерлок посмотрел на брата.
– Что-нибудь предпринято? – спросил он.
Майкрофт взял с журнального столика свежий выпуск «Дейли ньюс».
«Разыскивается Поль Кратидес. Грек, прибыл из Афин, по-английски не говорит. Того, кто сообщит любую информацию о его местонахождении, ожидает денежное вознаграждение. Та же сумма будет выплачена любому, кто предоставит сведения о гречанке по имени Софи. Х 2473». Это объявление вышло во всех газетах. Ответа нет.
– А что греческое посольство?
– Я послал запрос. Им ничего неизвестно.
– А если телеграфировать начальнику афинской полиции?
– В Шерлоке сосредоточилась вся энергия нашей семьи, – сказал Майкрофт, повернувшись ко мне. – Что ж, берись за это дело и дай мне знать, если что-то выяснится.
– Конечно, – сказал мой друг и встал. – Я свяжусь и с тобой, и с вами, мистер Мэлос. Пока же на вашем месте я был бы очень осторожен, поскольку наверняка это объявление попало на глаза преступникам и теперь они знают, что вы их выдали.
По дороге домой Холмс зашел на телеграфную станцию и отослал несколько телеграмм.
– Знаете, Ватсон, – заметил он, – а ведь наш вечер прошел не зря. Несколько самых интересных дел попали ко мне вот так же, через Майкрофта. Эта задача, с которой мы только что столкнулись, хоть и имеет одно-единственное решение, все же довольно интересна.
– И вы надеетесь ее решить?
– Ну, нам уже известно столько, что будет просто удивительно, если мы не узнаем и всего остального. Наверное, у вас уже и своя версия имеется?
– Да, есть кое-какие соображения.
– Поделитесь.
– Мне кажется очевидным, что эту греческую девушку похитил молодой англичан по имени Гарольд Латимер.
– Похитил откуда?
– Из Афин, наверное.
Шерлок Холмс покачал головой.
– Этот парень ни слова не понимает по-гречески. Леди довольно свободно изъясняется по-английски. Вывод: она какое-то время прожила в Англии, а этот Гарольд в Греции не был ни разу.
– Что ж, тогда можно предположить, что она приехала в Англию, а Гарольд уговорил ее бежать с ним.
– Это более вероятно.
– И ее брат – мне кажется, что именно такие отношения связывают их – прибыл из Греции, чтобы вмешаться. По неосторожности он оказался во власти этого молодого человека и его дружка. Они схватили грека и попытались силой заставить его подписать какие-то бумаги, очевидно, связанные с ее наследством (вполне может быть, что он – опекун сестры). Он отказался. Чтобы вести с ним переговоры, им и понадобился переводчик. Вот так они и вышли на этого мистера Мэласа. Может быть, это уже не первый переводчик, к которому они обращаются. Девушке о том, что ее брат находится так близко, не сказали, об этом она узнала случайно.
– Превосходно, Ватсон! – воскликнул Холмс. – Мне кажется, вы не далеки от истины. У нас на руках есть все карты, теперь главное не терять времени. Если злоумышленники не сделают ничего неожиданного, мы их возьмем.
– Но как же мы узнаем, где находится тот дом?
– Ну, если наше предположение верно и девушку действительно зовут или звали Софи Кратидес, напасть на ее след будет нетрудно. Она наша главная надежда, потому что брат ее, конечно же, здесь человек чужой и никто его не знает. Очевидно, что ее отношения с этим Гарольдом установились уже довольно давно, по меньшей мере несколько недель назад, раз весть об этом успела дойти до Греции, а ее брат успел приехать сюда. Если все это время они не переезжали, мы, вероятно, скоро получим ответ на объявление Майкрофта.
Беседуя, мы дошли до нашего дома на Бейкер-стрит. Холмс первым поднялся по лестнице, но, отворив дверь в нашу комнату, застыл на месте от изумления. Я удивился не меньше, когда заглянул ему через плечо. В кресле сидел и курил его брат.
– Заходи, Шерлок! Заходите, сэр, – любезно пригласил нас Майкрофт Холмс. Видя наше удивление, он улыбнулся. – Что, Шерлок, не ожидал от меня такой прыти? Это дело меня чем-то взволновало.
– Как ты попал сюда?
– Обогнал вас на кебе.
– Дело получило развитие?
– Пришел ответ на мое объявление.
– Вот как!
– Да, через несколько минут после того, как вы ушли.
– И что в нем?
– Я прочитаю. – Майкрофт Холмс развернул лист бумаги. – Написано тупым пером на розовой бумаге, писал мужчина средних лет хрупкого телосложения. «Сэр, – говорится в письме. – В ответ на ваше объявление в сегодняшней газете хочу сообщить, что я очень хорошо знаком с молодой леди, которую вы разыскиваете. Если соизволите нанести мне визит, я могу рассказать вам подробности ее печальной участи. В настоящее время она проживает в Бэкенхеме на вилле „Мирты“. Искренне ваш, Дж. Дэйвенпорт». Письмо пришло из Лоуэр-Брикстона, – добавил Майкрофт Холмс. – Предлагаю съездить туда и узнать подробности. Что скажешь, Шерлок?
– Майкрофт, дорогой мой, жизнь брата важнее истории сестры. Думаю, нам стоит заехать в Скотленд-Ярд за инспектором Грэгсоном и сразу отправляться в Бэкенхем. Этому Полю грозит смертельная опасность, и каждая минута на счету.
– По дороге хорошо бы прихватить мистера Мэласа, – предложил я. – Нам может понадобиться переводчик.
– Прекрасно. Пошлите за кебом, отправляемся немедленно. – Шерлок Холмс открыл ящик стола, и я заметил, что он сунул в карман револьвер. – Да, – сказал он в ответ на мой удивленный взгляд. – Судя по тому, что мы слышали, я подозреваю, что мы имеем дело с чрезвычайно опасной бандой.
Когда мы приехали на Пэлл-Мэлл и поднялись к мистеру Мэласу, было уже темно. Однако дома его не оказалось: нам сообщили, что только что за ним зашел какой-то господин и мистер Мэлас ушел вместе с ним.
– Вы не знаете, куда они направились? – спросил Майкрофт Холмс.
– Не знаю, сэр, – ответила женщина, открывшая нам дверь. – Я только видела, что они вместе уехали в карете.
– Этот господин не представился?
– Нет, сэр.
– Скажите, это был высокий и смуглый красивый молодой человек?
– Что вы, сэр. Это был маленький, худенький, очень опрятный джентльмен в очках. И веселый, он все время посмеивался, когда говорил.
– Едем! – встревожился Шерлок Холмс.
– Дело принимает серьезный оборот, – заметил он, когда мы подъезжали к Скотленд-Ярду. – Теперь мистер Мэлас снова в руках этих людей. Он слабый человек, они это сразу поняли. Этот негодяй одним своим видом наводит на него страх. Уверен, что мистер Мэлас снова понадобился им как переводчик, но когда он сделает свое дело, они могут отомстить ему.
Мы надеялись, что если успеем на поезд до Бэкенхема, то окажемся на месте раньше, чем карета. Однако в Скотленд-Ярде у нас ушел целый час на то, чтобы разыскать инспектора Грэгсона и получить разрешение на проникновение в дом. Было без четверти десять, когда мы наконец добрались до Лондон-бриджа[110], и половина одиннадцатого, когда сошли с поезда в Бэкенхеме. Преодолев еще полмили в экипаже, мы оказались у большого мрачного дома, стоящего в глубине примыкающего к дороге двора. Это и была вилла «Мирты». Здесь мы высадились из кеба и все вместе пошли к зданию, настороженно всматриваясь в окна.
– Ни в одном окне свет не горит, – заметил инспектор. – Похоже, внутри никого нет.
– Птички упорхнули, и гнездышко опустело, – сказал Холмс.
– Почему вы так решили?
– Не больше часа назад здесь проехала повозка с тяжелой поклажей.
Инспектор усмехнулся.
– У ворот, там где светит лампа, я видел следы повозки, но с чего вы взяли, что на ней была поклажа?
– Вы, возможно, заметили такой же след, ведущий к дому, но следы, которые оставила эта повозка, отъезжая от дома, значительно глубже первых. Настолько глубже, что мы с уверенностью можем сказать, что на ней везли очень тяжелый груз.
– Что ж, вам, как говорится, виднее, – пожал плечами инспектор. – В этом вы разбираетесь лучше меня. Но вот с дверью нам придется повозиться. Если никто не откроет, придется ломать.
Он громко постучал в дверь и для верности еще и позвонил в звонок. Ответа не последовало. Холмс скользнул куда-то в сторону, но через пару минут вернулся.
– Я открыл одно из окон, – сказал он.
– Как хорошо, мистер Холмс, что вы действуете на стороне закона, а не против него, – сказал инспектор, когда увидел, как ловко мой друг справился с задвижкой. – Что ж, думаю, в данных обстоятельствах мы можем войти, не дожидаясь приглашения.
Друг за другом мы проникли в дом и оказались в большом помещении, очевидно, именно в том, где побывал мистер Мэлас. Инспектор зажег фонарь, который прихватил с собой, и в его свете мы увидели две двери, портьеру, лампу и японские доспехи, – все в точности как описывал переводчик. На столе стояли два бокала, пустая бутылка из-под бренди и остатки еды.
– Что это? – неожиданно сказал Холмс.
Мы замерли и прислушались. Откуда-то сверху доносился глухой протяжный звук, похожий на сдавленный стон. Холмс бросился к двери и выбежал в холл. И в ту же секунду на втором этаже отчаянно закричали. Мой друг ринулся наверх, мы с инспектором помчались за ним, Майкрофт последовал за нами с той скоростью, которую позволяло развить его грузное тело.
В коридор на втором этаже выходило три двери. Страшные крики доносились из-за средней. Они то стихали, превращаясь в монотонное бормотание, то перерастали в душераздирающий вой. Дверь была заперта, но ключ торчал в скважине. Холмс распахнул дверь и бросился в комнату, но сразу же выскочил обратно в коридор, сжимая рукой горло.
– Угарный газ! – крикнул он. – Нужно подождать, сейчас выветрится.
Мы заглянули внутрь и увидели, что комнату освещает лишь тусклое синее пламя, мерцающее в небольшой медной чаше, установленной посередине на треноге. Мертвенно-бледный, какой-то неестественный свет падал на пол ровным кругом. За его пределами трудно было что-либо разобрать, но все же у дальней стены мы заметили очертания двух сжавшихся в комок человеческих фигур. Из комнаты на нас пахнуло таким ужасным зловонным чадом, что мы закашлялись и чуть не задохнулись. Холмс взбежал наверх лестницы, чтобы набрать побольше воздуха, и бросился в комнату. Там он распахнул настежь окно, схватил металлическую чашу вместе с подставкой и выбросил в сад.
– Через минуту можно будет войти, – прохрипел он, выскочив из комнаты. – Где свеча? Сомневаюсь, что в таком воздухе удастся зажечь спичку. Майкрофт, держи свечу у двери, а мы пока вытащим их в коридор. Пошли!
Мы ринулись в комнату, схватили задыхающихся людей и выволокли их в освещенный коридор. Оба были уже без сознания. Губы у них посинели, глаза вылезли из орбит, лица опухли и налились кровью. Только по черной бороде и коренастой фигуре в одном из спасенных мы узнали нашего знакомого переводчика, с которым расстались лишь несколько часов назад в клубе «Диоген». Ноги и руки его были крепко связаны, один глаз заплыл от сильнейшего удара. Второй мужчина, связанный таким же способом, был высок ростом, но находился в крайней степени истощения, к тому же лицо его было залеплено несколькими кусками пластыря. Когда мы положили его на пол, мужчина перестал стонать, и я увидел, что помочь ему мы уже не сможем. Однако мистер Мэлас был еще жив и менее чем через час при помощи нашатырного спирта и бренди мне удалось привести его в чувство. Когда он наконец раскрыл глаза, я с гордостью понял, что своими руками вернул его из той темной долины, в которой сходятся все дороги.
То, что мистер Мэлас рассказал нам, придя в себя, лишь подтвердило правильность наших выводов. Его посетитель, войдя к нему в комнату, вытащил из рукава налитую свинцом дубинку, чем так напугал его, что без труда заставил идти за собой. Право же, этот смешливый бандит производил прямо какое-то гипнотическое воздействие на несчастного полиглота, потому что, как только Мэлас заговаривал о нем, у грека тут же начинали дрожать руки и белели щеки.
Мистера Мэласа поспешно привезли в Бэкенхем и заставили снова переводить, но на этот раз разговор был не таким мирным. Англичане угрожали своему пленнику мгновенной расправой, если он не выполнит их требований. Наконец, поняв, что угрозы на него не действуют, преступники отвели его обратно в место заточения, после чего взялись за Мэлоса. Сперва они обвинили его в предательстве, о котором узнали по газетному объявлению, потом оглушили дубинкой. Что было дальше, Мэлас не помнил, потому что пришел в себя, только когда мы склонились над ним.
На этом и закончилось необычное дело о греческом переводчике. И по сей день многое в нем остается покрыто мраком. Повидавшись с джентльменом, откликнувшимся на объявление, мы смогли выяснить, что несчастная девушка была родом из богатой греческой семьи, в Англию приехала погостить у друзей. Здесь она познакомилась с молодым человеком по имени Гарольд Латимер. Он сумел подчинить ее своей воле и в конце концов даже склонил к побегу. Друзья Софи, напуганные таким поворотом событий, сообщили об этом ее брату в Афины, однако на том и успокоились. Брат же, приехав в Англию, был настолько неосторожен, что попал в руки Латимера и его сообщника по имени Уилсон Кэмп. Совершенно не зная языка, Поль был беспомощен. Негодяи удерживали его у себя силой и обращались самым жестоким образом, даже морили голодом, пытаясь заставить его подписать документы на передачу им всего имущества, причем не только своего, но и сестры. Девушке не стали сообщать, что ее брат находится на вилле. Лицо ему заклеили пластырем, чтобы она не узнала его, если все же случайно увидит. Однако маскарад не помог, женское сердце сразу подсказало Софи, кто находится перед ней, когда она в первый раз случайно увидела брата в тот день, когда с ним разговаривал переводчик. Но бедная девушка сама была пленницей. В доме кроме злодеев жили лишь кучер с женой, которые были преданными слугами бандитов. Узнав, что их тайна раскрыта, и убедившись, что пленника сломить не удастся, негодяи за несколько часов собрали вещи и уехали из дома, который снимали, сперва поквитавшись (как они думали) с непокорным пленником и предателем.
Спустя несколько месяцев нам в руки попала любопытная вырезка из одной будапештской газеты. В ней рассказывалось о трагической гибели двух англичан, путешествовавших в сопровождении женщины. Похоже, эти двое господ что-то не поделили между собой, вспыхнувшая ссора закончилась поножовщиной, и в результате оба погибли. К такому выводу пришла венгерская полиция, но Холмс, кажется, до сих пор считает, что тот, кто сумеет разыскать гречанку, узнает правду о том, как она отомстила за себя и за своего несчастного брата.
Дело десятое
Морской договор
Последовавший за моей свадьбой июль ознаменовался тремя интересными делами, в которых мне посчастливилось сотрудничать с Шерлоком Холмсом и узнать кое-что новое о его знаменитом методе. В моих записях они проходят под заголовками «Второе пятно», «Морской договор» и «Усталый капитан». Первое из них, впрочем, затронуло сферы столь высокие и коснулось интересов такого количества первых лиц королевства, что вынести его на суд общественности будет невозможно очень долго. Однако еще ни одно из дел, в расследовании которых участвовал Холмс, не иллюстрировало столь ярко всю глубину его аналитических способностей и не поражало столь сильно всех, кто в те минуты находился рядом с ним. Я до сих пор почти слово в слово помню разговор, в котором Холмс описывал подробности этого дела месье Дюбюку из французской полиции и Фрицу фон Вальдбауму, знаменитому сыщику из Данцига: оба, расследуя это дело, направились по ложному следу. Однако поведать эту историю публике можно будет никак не раньше наступления нового века. Пока же я расскажу о втором из этих дел. В определенные моменты оно могло затронуть интересы всей страны и было отмечено некоторыми особенностями, которые возвели его в разряд уникальных.
Еще в школьные годы я дружил с одним парнем по имени Перси Фэлпс. Он хоть и был примерно того же возраста, что и я, в школу поступил двумя годами раньше. Это был очень одаренный мальчик. Он побеждал на всех школьных конкурсах и в конце концов заработал стипендию, которая позволила ему продолжить обучение в Кембридже. Помню, о Перси всегда говорили, что у него очень большие связи. Даже когда мы были совсем еще мальчишками, я уже знал, что его дядя по материнской линии – лорд Холдхерст, выдающийся политик, представитель партии консерваторов. Однако подобное родство мало чем помогло Перси в школе. Наоборот, нам доставляло особенное удовольствие гонять его по всей игровой площадке или подстраивать ему всякие мелкие пакости. Но когда мы вступили во взрослую жизнь, все изменилось. До меня как-то дошли слухи, что таланты и связи помогли Перси занять теплое местечко в Министерстве иностранных дел, и после этого я практически забыл о его существовании, пока однажды не получил следующее письмо:
«Брайарбрэй, Уокинг.
Дорогой Ватсон, не сомневаюсь, что Вы еще помните Головастика-Фэлпса, который учился в пятом классе, когда Вы ходили в третий. Возможно, Вы также слышали, что благодаря влиянию моего дяди я получил хорошее место в Министерстве иностранных дел и вел спокойную жизнь уважаемого человека, пока не произошло несчастье, которое грозит поставить крест на моей карьере.
Бесполезно пытаться описать все подробности этого ужасного события на бумаге. Если Вы не откажете в моей просьбе, я лучше перескажу Вам все на словах. Последние девять недель я лежал в постели с нервной лихорадкой. Оправился я совсем недавно и поэтому еще очень слаб. Как Вы думаете, Ваш друг мистер Шерлок Холмс не откажется приехать и выслушать меня? Мне бы очень хотелось получить его совет относительно этого дела, хоть в полиции меня и уверяли, что помочь мне не сможет уже никто. Прошу Вас, попытайтесь уговорить его приехать, и как можно скорее. Пока надо мной висит этот дамоклов меч[111], каждая минута ожидания кажется мне часом. Скажите мистеру Холмсу, что я не обратился к нему за помощью раньше не потому, что сомневался в его способностях, а лишь из-за того, что от этого удара потерял голову. Но теперь я снова в состоянии рассуждать здраво, хоть и не отваживаюсь много думать о том, что произошло, потому что боюсь возвращения болезни. Я все еще так слаб, что, как видите, не могу удержать в руке перо, и письмо пишут под мою диктовку. Пожалуйста, попробуйте уговорить Холмса приехать.
Ваш старый школьный друг,
Перси Фэлпс».
Что-то тронуло меня в этом письме, возможно, то, как жалобно Перси просил привезти Холмса. В общем, я так растрогался, что в любом случае постарался бы как-то помочь ему, но мне-то, разумеется, было известно, как сильно Холмс любит свое дело и что, помогая клиентам, он испытывает радость не меньшую, чем те, кто получает от него помощь. Моя жена согласилась, что нельзя терять ни минуты и нужно как можно скорее обратиться к нему с этим делом, так что не прошло и часа после завтрака, как я снова оказался в нашей старой квартире на Бейкер-стрит.
Холмс сидел в халате за приставным столиком и был всецело поглощен какими-то химическими опытами. В большой реторте, закрепленной над горящей голубоватым пламенем бунзеновской горелкой, бешено кипела жидкость, ее дистиллированные капли стекали в двухлитровую емкость. Когда я вошел, мой друг лишь на секунду оторвал глаза от интересного процесса. Поняв, что происходит нечто важное, я уселся в кресло и стал ждать. Из нескольких сосудов Холмс взял пипеткой образцы жидкостей, смешал их в отдельной пробирке и поставил ее на столик. В правой руке он держал полоску лакмусовой бумаги.
– Вы пришли в самый ответственный момент, Ватсон, – сказал он. – Если эта бумажка останется синей, все хорошо.
Если покраснеет, это будет означать, что кто-то расстался с жизнью. – Он опустил бумагу в пробирку, и она тут же окрасилась в бледный грязновато-малиновый цвет. – Гм! Я так и думал! – воскликнул Холмс. – Еще пару секунд, Ватсон, и я буду к вашим услугам. Табак в персидской туфле. – Он повернулся к столику и написал несколько записок, которые вручил мальчику-лакею с указанием отнести их на телеграф. После этого с видом человека, покончившего с важным делом, Холмс опустился в кресло напротив меня, подтянул к себе колени и сцепил пальцы на длинных худых голенях.
– Самое обычное убийство, – сказал он. – Вы, надеюсь, принесли что-то поинтересней. Ватсон, вы настоящий вестник преступлений. Ну, рассказывайте, что у вас.
Я вручил ему письмо, которое он прочитал предельно внимательно.
– Нам это мало о чем говорит, не так ли? – заметил Холмс, возвращая мне письмо.
– Да, это точно.
– И все же почерк весьма любопытный.
– Но это не его почерк.
– Вот именно. Это писала женщина.
– Вы ошибаетесь! Мужчина! – воскликнул я.
– Нет, женщина, причем женщина незаурядная. Видите ли, приступая к расследованию, важно знать, что твой клиент тесно связан с кем-то, кто обладает исключительными качествами, либо положительными, либо отрицательными. Это дело меня уже заинтересовало. Если вы готовы, отправляемся в Уокинг немедленно, – узнаем, что стряслось с этим дипломатом. Заодно и посмотрим на женщину, которой он диктовал письмо.
К счастью, мы успели на утренний поезд с Ватерлоо, так что менее чем через час увидели живописные еловые леса и вересковые луга Уокинга. Брайарбрэй оказался большим особняком с огромным участком в нескольких минутах ходьбы от станции. Мы вручили дворецкому карточки, и нас провели в просторную, со вкусом обставленную гостиную. Через минуту появился довольно тучный господин, который с радушной улыбкой направился к нам. Лет ему было, пожалуй, под сорок, но щеки у него были такие румяные, а глаза такие озорные, что он больше походил на упитанного непослушного мальчишку.
– Я так рад, что вы приехали, – сказал он, энергично пожимая нам руки. – Перси все утро о вас спрашивает. Эх, бедняга, он хватается за каждую соломинку. Его родители попросили меня встретить вас, чтобы лишний раз не волновать его.
– Нам пока еще ничего не известно об этом деле, – заметил Холмс. – А вы не член семьи.
Наш новый знакомый озадаченно воззрился на него, но потом посмотрел вниз и рассмеялся.
– Ну конечно же, это монограмма «Дж. Х.» у меня на медальоне, – сказал он. – А я уж думаю, как это вы догадались? Меня зовут Джозеф Харрисон. И поскольку Перси собирается жениться на моей сестре Энни, я все же стану его родственником, хоть и не кровным. Энни сейчас в его комнате, все эти два месяца буквально не отходит от него. Давайте, пожалуй, сразу пойдем к ним, Перси вас так ждет.
Помещение, в которое нас провели, находилось на том же этаже, что и гостиная. Судя по мебели, оно использовалось то как спальня, то как вторая гостиная. Комната утопала в цветах. На каждой полочке и в каждом углу стояли вазы с красивыми букетами. На диване рядом с открытым окном лежал бледный, изможденный молодой человек. В окно доносились насыщенные запахи сада, дул приятный летний ветер. Рядом с больным сидела женщина. Как только мы вошли, она поднялась.
– Мне уйти, Перси? – спросила она.
Он удержал ее за руку.
– Здравствуйте, Ватсон, – сердечно приветствовал меня Перси. – А вас с усами и не узнать! Думаю, вы бы меня тоже не сразу узнали. А это, наверное, ваш знаменитый друг – мистер Шерлок Холмс?
Я коротко представил их друг другу, и мы сели. Тучный молодой человек вышел из комнаты, но сестру его мой бывший школьный товарищ все еще держал за руку. Это была удивительно красивая женщина, чуть-чуть полноватая для своего невысокого роста, но с изумительной оливковой кожей, огромными темными глазами итальянки и гривой роскошных черных волос. Рядом с ней больной казался еще более бледным и измученным.
– Я не хочу вас задерживать, – сказал Перси, приподнимаясь на диване. – Поэтому сразу перейду к делу. Я был счастливым и преуспевающим человеком, мистер Холмс, собирался жениться, но произошло неожиданное и ужасное событие, которое полностью перечеркнуло мою жизнь.
Ватсон, наверное, рассказывал вам, что я работал в Министерстве иностранных дел и благодаря покровительству своего дяди, лорда Холдхерста, довольно быстро занял весьма ответственную должность. Когда дядя стал министром в нынешнем правительстве, он доверил мне выполнение некоторых особых поручений и, поскольку проколов с моей стороны никогда не было, совершенно уверился в моих силах и надежности.
Около десяти недель назад, а точнее двадцать третьего мая, он вызвал меня в свой личный кабинет и, похвалив за добросовестное отношение к работе, сказал, что у него есть для меня новое ответственное задание.
«Вот это, – сказал дядя, доставая из сейфа свиток серой бумаги, – оригинал того самого секретного договора между Англией и Италией, слухи о котором, к сожалению, уже просочились в печать. Крайне важно избежать дальнейшей утечки информации. Французское или российское посольство заплатило бы любые деньги за то, чтобы узнать содержание этих бумаг. Документы эти ни в коем случае не покинули бы стен моего кабинета, если бы не возникла надобность снять с них копии. В вашем кабинете есть сейф?» – «Да, сэр». – «Тогда возьмите договор и заприте его в сейф. Я распоряжусь, чтобы вы смогли задержаться на работе, когда все уйдут. Скопируете документ в спокойной обстановке, не опасаясь, что за вами будут подглядывать. Когда закончите, спрячете и оригинал, и копию в сейф. Завтра утром передадите их мне лично в руки».
Я взял у него бумаги и…
– Простите, – прервал его Холмс, – вы были одни, когда разговаривали?
– Совершенно.
– А кабинет у вашего дяди большой?
– Тридцать на тридцать футов.
– Вы стояли посередине?
– Да, примерно.
– И разговаривали негромко?
– У моего дяди вообще тихий голос, а я по большей части молчал.
– Благодарю вас, – сказал Холмс и закрыл глаза. – Прошу, продолжайте.
– Я сделал все в точности так, как велел дядя, и дождался, пока ушли остальные клерки. Остался только Чарльз Горо, мы с ним работаем в одном кабинете. Ему нужно было доделать какую-то работу, поэтому я решил не сидеть рядом с ним, а сходить поужинать. Когда я вернулся, его уже не было. Я хотел побыстрее выполнить поручение дяди, поскольку Джозеф… мистер Харрисон, которого вы только что видели, был в городе и собирался ехать в Уокинг одиннадцатичасовым поездом, и мне хотелось, если получится, тоже успеть на этот поезд.
Прочитав договор, я сразу понял, что дядя нисколько не преувеличивал, когда говорил о его важности. Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что в нем четко определялась позиция, занимаемая Великобританией в отношении стран Тройственного союза[112], и обрисовывались предполагаемые действия, которые наша страна готова предпринять в том случае, если морские силы Франции получат превосходство над итальянским военно-морским флотом в Средиземном море. Затрагиваемые в документе вопросы имели исключительно морской характер. Договор был скреплен подписями высокопоставленных чиновников. Я пробежал его глазами и принялся за работу.
Это был длинный документ на французском языке, состоящий из двадцати шести отдельных статей. Я старался как мог, но к девяти часам успел скопировать только девять статей, так что понял, что на поезд мне не успеть. Наверное, из-за плотного ужина, а может быть, из-за того, что я просто сильно устал в тот день, меня стало клонить ко сну, внимание ослабло, и я решил взбодриться чашечкой кофе. На ночь в небольшой комнатке внизу лестницы у нас остается консьерж, он имеет обыкновение заваривать на своей спиртовке кофе и угощать тех служащих, которые задерживаются на работе. Я вызвал его звонком.
К моему удивлению на вызов пришла пожилая женщина, крупная такая, с грубоватым лицом и в фартуке. Она представилась женой консьержа и сказала, что работает здесь уборщицей. Я попросил ее принести кофе.
Я переписал еще две статьи и почувствовал, что буквально начинаю засыпать, поэтому встал и прошелся по комнате, чтобы размять ноги. Кофе еще не принесли, и я решил узнать почему. Открыв дверь, я вышел в коридор. Это длинный прямой полутемный переход, который ведет от двери моего кабинета к изогнутой лестнице, внизу которой и дежурит консьерж. Другого прохода там нет. Где-то посередине лестница имеет еще одну небольшую площадку, на которую под прямым углом выходит другой коридор. По нему можно пройти ко второй небольшой лестнице, ведущей к запасному выходу, которым пользуются слуги. Иногда через него входят и служащие, те, кто идет на работу по Чарльз-стрит, так ближе, чем идти к главному входу. Вот примерный план здания.
– Спасибо, продолжайте, – сказал Шерлок Холмс.
– Очень важно, чтобы вы обратили внимание на следующее. Я спустился по лестнице в вестибюль и увидел, что консьерж спит у себя в комнате, а на спиртовке у него вовсю кипит чайник. Я потушил спиртовку и снял чайник с огня, потому что вода из него забрызгала весь пол. Я уже протянул руку, чтобы разбудить консьержа, но тут над головой у него громко прозвенел звонок, и он, вздрогнув, проснулся.
«Мистер Фэлпс?» – увидев меня, удивился консьерж. – «Я спустился узнать, готов ли мой кофе». – «Я как раз поставил чайник, да, видно, уснул, сэр. – Он в полной растерянности перевел взгляд с меня на продолжавший трезвонить звонок. – Сэр, если вы тут, кто ж это звонит?» – «Звонит?! – вскричал я. – Из какого кабинета этот звонок?» – «Из вашего».
Холодная рука сдавила мне сердце. Кто-то посторонний в ту секунду находился в моем кабинете, где на столе лежал бесценный документ. Я бросился наверх по лестнице и как сумасшедший помчался по коридору. По дороге я не встретил никого, в кабинете тоже никого не было, но бумаги, которые я оставил на столе, исчезли! Копия была на месте, но оригинал пропал.
Холмс выпрямил спину и потер руки. Я заметил, что рассказ его очень заинтересовал.
– И что же вы предприняли?! – воскликнул он.
– Я сразу понял, что вор мог попасть на лестницу только через боковую дверь, иначе я бы обязательно с ним встретился.
– Вы уверены, что он не прятался все это время в вашем кабинете или в коридоре, который, по вашим словам, плохо освещен?
– Это исключено. Туда и мышь не проскочит. Там просто негде прятаться.
– Спасибо, прошу вас, продолжайте.
– Консьерж, видя, как я побледнел, понял, что может случиться что-то страшное, поэтому побежал наверх следом за мной. Из кабинета мы вместе с ним ринулись вниз к крутой лестнице, ведущей на Чарльз-стрит. Дверь внизу была закрыта, но не заперта. Мы выскочили на улицу. Я точно помню, что в этот миг услышал бой часов где-то неподалеку. Было без четверти десять.
– Это крайне важно, – сказал Холмс, записывая что-то на своей бумажной манжете.
– Было очень темно, моросил теплый дождь. На Чарльз-стрит не было никого, но на Уайтхолл как всегда было оживленное движение. Мы бросились по тротуару, даже не думая укрыться от дождя, и на углу увидели полицейского. Я с криком кинулся к нему.
«Ограбление! Из министерства похищен документ необычайной важности! Здесь кто-нибудь проходил?» – «Сэр, я стою здесь уже четверть часа, – сказал он. – За это время здесь проходил только один человек… пожилая женщина, высокая, в платке». – «А, ну это моя жена, – крикнул консьерж. – Больше никого не было?» – «Ни души». – «Значит, вор пошел в другую сторону», – потянул меня за рукав консьерж.
Но я не успокоился. То что он хотел увести меня в другую сторону, только усилило мои подозрения.
«Куда пошла женщина?» – спросил я. – «Не знаю, сэр. Я ее заметил, но мне незачем было за ней следить. По-моему, она спешила». – «Давно вы ее видели?» – «Да всего несколько минут назад». – «А точнее?» – «Ну, минут пять, не больше».
«Сэр, вы теряете время, сейчас каждая секунда дорога, – не унимался консьерж. – Уж поверьте мне на слово, моя старуха не имеет к этому отношения. Бежим в другую сторону. Если не хотите, я сам пойду», – с этими словами он бросился в обратном направлении.
Но я его догнал и схватил за руку.
«Скажите свой адрес», – крикнул я. – «Брикстон, Айви-лейн, шестнадцатый дом, – сказал он. – Только зря вы это затеяли, давайте лучше пойдем в другую сторону, может быть, там что-нибудь увидим или услышим».
Следуя его совету, я ничего не терял, поэтому вместе с полицейским мы поспешили в обратном направлении, но на Уайтхолл было полно транспорта и прохожих, все спешили укрыться от дождя. Нам явно никто не подсказал бы, проходил ли здесь кто-нибудь.
Мы вернулись в здание и осмотрели лестницу и коридор, но ничего не нашли. Проход, ведущий к кабинету, покрыт кремовым линолеумом, если бы по нему кто-нибудь прошел, там бы обязательно остались следы. Но никаких следов мы не обнаружили.
– Скажите, а дождь шел весь вечер?
– Примерно с семи часов.
– Тогда почему женщина, заходившая в кабинет в девять часов, не оставила на линолеуме следов грязной обуви?
– Я рад, что вы об этом спросили. Я сам об этом тогда подумал. Уборщицы обычно переобуваются в тапки в комнате консьержа.
– Понятно. Значит, несмотря на то что весь вечер шел дождь, следов не было? Крайне любопытно. Что же вы сделали потом?
– Мы осмотрели и сам кабинет. Никакой тайной двери там быть не может, а окна находятся высоко, футах в тридцати над землей, к тому же оба окна были заперты изнутри. На полу лежит ковер, так что люк исключается, потолок обычный, беленый. Я голову даю на отсечение, что тот, кто украл документы, проник в кабинет через дверь.
– А камин?
– Камина там нет. Только печка. Шнурок от звонка висит рядом с моим столом, справа. Чтобы позвонить, нужно было подойти прямо к моему столу. Только почему преступнику пришло в голову позвонить? Ума не приложу.
– Дело это, вне всякого сомнения, необычное. Каковы же были ваши следующие действия? Вы, очевидно, обыскали кабинет в поисках следов преступника… Кончик сигары, оброненная перчатка, шпилька, какая-нибудь другая мелочь?
– Ничего подобного мы не нашли.
– Запах?
– Об этом мы как-то не подумали.
– Жаль, в подобном расследовании, скажем, запах табака имел бы огромное значение.
– Сам я не курю, поэтому запах табака, наверное, почувствовал бы. Улик не было никаких. Единственное, что показалось мне необычным, это то, что жена консьержа, миссис Танджи, так ее зовут, столь поспешно покинула здание. Сам консьерж никак не мог объяснить ее поведение, сказал лишь, что она всегда уходит домой примерно в это время. Я посоветовался с полицейским, и мы решили, что лучше всего будет схватить женщину, пока она еще не успела избавиться от бумаг (если, конечно, они были у нее).
К этому времени о происшествии уже стало известно в Скотленд-Ярде, и на место преступления явился мистер Форбс, сыщик. Он энергично принялся за дело. Мы взяли кеб и уже через полчаса прибыли по указанному адресу. Дверь нам открыла девушка, которая оказалась старшей дочерью миссис Танджи. Ее мать еще не вернулась, поэтому она провела нас в гостиную, где мы и стали дожидаться.
Примерно через десять минут раздался стук в дверь, и тут мы совершили непростительную ошибку, в которой я виню исключительно себя: вместо того, чтобы самим открыть дверь, мы позволили сделать это девушке. Мы услышали, как она сказала: «Мама, тебя дожидаются двое джентльменов», – после чего сразу же раздались торопливые шаги по коридору. Тогда Форбс распахнул дверь и мы выбежали то ли в кухню, то ли в заднюю комнату. Женщина была уже там. Она вызывающе взглянула на нас, но тут узнала меня, и на лице у нее появилось выражение крайнего изумления.
«Боже мой, это же мистер Фэлпс, из министерства!» – воскликнула она. – «Так-так, а от кого же вы убегали?» – спросил мой спутник. – «Я подумала, это пришли описывать имущество, – ответила миссис Танджи. – У нас проблемы с лавочником». – «Зря стараетесь, – сказал на это Форбс. – У нас есть основания полагать, что вы похитили из Министерства иностранных дел ценный документ и сюда прибежали, чтобы избавиться от него. Вам придется проехать с нами в Скотленд-Ярд, вас там обыщут».
Напрасно она отказывалась и сопротивлялась. Мы усадили ее в кеб и обратно поехали уже втроем. Но сперва мы осмотрели кухню, и особенно тщательно – печь. Нам нужно было узнать, успела ли миссис Танджи освободиться от бумаг за то короткое время, пока находилась здесь одна. Однако ни пепла, ни обрывков мы не нашли. Приехав в Скотленд-Ярд, мы сразу же препроводили миссис Танджи в комнату для досмотра женщин. Я чуть с ума не сошел от волнения, пока дожидался результата. Бумаг при ней не нашли.
И только тогда я в полной мере ощутил весь ужас ситуации. До той минуты я был занят делом и мне было не до размышлений. Я почему-то был уверен, что мне удастся разыскать договор, что называется, по горячим следам, и даже не задумывался о том, что случится, если мне этого сделать не удастся. Но больше я ничего не мог предпринять, поэтому у меня появилось время обдумать положение. Ситуация была ужасной. Ватсон подтвердит, что еще в школе я был ранимым и чувствительным. Такой уж у меня характер. Я подумал о дяде и его коллегах в правительстве, о том, что я опозорил его, опозорил себя, опозорил всех, кто хоть как-то со мной связан. Ну и что, что я стал жертвой невероятного случая? Когда на карту поставлены дипломатические интересы, невероятных случаев происходить не должно. Это был конец и мне, и моей карьере. Полный, окончательный конец. Я не помню, что было потом. Наверное, у меня случилась истерика. В памяти сохранились какие-то смутные образы, например, несколько человек в форме, которые столпились вокруг меня и пытались как-то успокоить. Кто-то из них отвез меня на Ватерлоо и усадил в поезд до Уокинга. Думаю, этот человек довез бы меня до самого дома, если бы не оказалось, что в том же поезде едет доктор Ферье, мой сосед. Он любезно согласился присмотреть за мной, и это очень хорошо, потому что на станции у меня начался припадок. Когда я наконец добрался домой, я уже ничего не соображал.
Можете представить, что тут началось, когда всех в доме разбудил звонок в дверь и они увидели меня в таком состоянии. Моя бедная Энни и мать были убиты горем. Доктор Ферье на вокзале узнал от детектива, что со мной произошло, поэтому смог объяснить, что к чему, правда, никому от этого легче не стало. Всем было понятно, что я не скоро приду в себя, поэтому Джозефа выселили из его спальни и превратили эту комнату в лазарет. Здесь, мистер Холмс, я более девяти недель пролежал в горячке и без сознания. Если бы не мисс Харрисон и доктор, я бы сейчас с вами не разговаривал. Днем за мной ухаживала Энни, а на ночь оставалась специально нанятая сиделка. Меня нельзя было оставлять одного ни на минуту, потому что во время приступов я был способен на что угодно. Постепенно разум мой начал проясняться, но полностью память вернулась ко мне всего три дня назад. Хотя, честно говоря, иногда мне кажется, что лучше бы я навсегда остался в таком состоянии. Первое, что я сделал, это телеграфировал мистеру Форбсу, который ведет это дело. Он приехал ко мне, но ничего утешительного не рассказал. Несмотря на то что делается все возможное, никаких следов или улик найти не удалось. Консьержа и его жену проверили по всем статьям, но это тоже ничего не дало. Тогда подозрение полиции пало на юного Горо, который, как вы помните, в тот день задержался на работе. Эта его задержка и французская фамилия – вот все, что, собственно, и навлекло на него подозрения, хотя я начал работать уже после того, как он ушел. К тому же хоть его предки и были гугенотами, сам он и вся его семья по своим симпатиям и образу жизни такие же англичане, как вы и я. В общем, доказать его причастность к делу не удалось и на этом следствие зашло в тупик. Мистер Холмс, вы – моя последняя надежда. Только вы можете спасти мою честь и положение.
Устав от длинного рассказа, несчастный упал на подушки, а мисс Харрисон налила ему стакан какого-то стимулирующего лекарства. Холмс сидел с закрытыми глазами, откинув голову на спинку кресла. Посторонний человек мог бы подумать, что ему просто надоело слушать и он ушел в себя, но я-то знал, что такое выражение лица моего друга обозначало наивысшую степень умственного напряжения.
– Вы рассказали все так подробно, – наконец заговорил он, – что у меня почти не осталось вопросов. Но одно чрезвычайно важное обстоятельство я все же хотел прояснить. Скажите, вы кому-либо говорили о том задании, которое вам было поручено?
– Никому.
– Вот мисс Харрисон, например?
– Нет. Я не возвращался в Уокинг после того, как получил распоряжение, и до того, как приступил к его выполнению.
– И никто из ваших близких в это время не встречался с вами, даже случайно?
– Никто.
– А кто-нибудь из них раньше бывал в вашем кабинете?
– Да, у меня все бывали.
– Впрочем, все это, разумеется, не имеет никакого отношения к делу, если вы никому не рассказывали о договоре.
– Я не рассказывал никому.
– Что вам известно о консьерже?
– Да в общем-то ничего, только то, что он отставной солдат.
– Какого полка?
– По-моему… Колдстримского гвардейского полка.
– Благодарю вас. Остальные подробности я, несомненно, могу узнать у Форбса. Официальные власти замечательно умеют собирать факты, но не всегда способны умело ими распорядиться. Какой изумительный цветок роза!
Холмс подошел к окну мимо постели больного и, взяв за стебель поникший цветок мускусной розы, стал любоваться восхитительным сочетанием малинового и зеленого цветов. Для меня это была новая грань в его характере, потому что раньше я никогда не видел, чтобы он проявлял какой-то особенный интерес к живой природе.
– Нигде так не нужна дедукция, как в религии, – сказал мой друг, прислонясь к ставням. – Логик может превратить ее в точную науку. Мне кажется, что наша вера в Провидение может целиком основываться на факте существования цветов. Все остальное – наши силы, желания, пища, которую мы поглощаем, – все это необходимо для нашего существования, но вот эта роза – предмет, не имеющий к нему отношения. Аромат и цвет розы украшают жизнь, но отнюдь не являются ее непременным условием. Только добро способно украшать, поэтому я еще раз говорю, что именно на цветы мы возлагаем большие надежды.
Пока Холмс разглагольствовал, Перси Фэлпс и мисс Харрисон с недоумением, если не сказать с сочувствием, смотрели на него. Холмс мечтательно замолчал, по-прежнему держа в пальцах розу. Выдержав пару минут паузы, девушка довольно резким тоном спросила его:
– Мистер Холмс, так у нас есть надежда, что вы раскроете эту тайну?
– Ах да, тайна! – спохватился он. – Конечно же, было бы глупо отрицать, что это дело весьма трудное и запутанное, но я обещаю вам, что займусь им и буду держать вас в курсе.
– У вас уже есть версии?
– У меня есть семь различных версий, но, конечно же, нужно их сперва проверить, прежде чем говорить о них вслух.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Да, самого себя.
– Что?!
– Я подозреваю, что слишком уж быстро прихожу к выводам.
– В таком случае поезжайте в Лондон и проверьте свои выводы там.
– Это дельный совет, мисс Харрисон, – расправил плечи Холмс. – По-моему, Ватсон, это лучшее, что мы с вами можем сейчас сделать. Мистер Фэлпс, вынужден вас предупредить: не стройте иллюзий, это дело очень запутанное.
– Пока вас не будет, у меня опять начнется горячка! – в отчаянии вскричал Перси.
– Что ж, завтра я снова приеду тем же поездом, хотя вряд ли смогу вас чем-то обрадовать.
– Благослови вас Господь за то, что вы даете мне надежду, – с дрожью в голосе сказал наш клиент. – Мне придаст силы мысль о том, что хоть что-то делается. Кстати, мне пришло письмо от лорда Холдхерста.
– Вот как! И что же он пишет?
Читать бесплатно другие книги:
