С праздником! Валентинов день (сборник) Неволина Екатерина

Лариса вспомнила: а ведь как давно она не слышала ни одного ласкового слова, не ощущала милого внимания и искреннего интереса, которые для неё были в тысячи раз важнее секса. Ведь наверняка за годы брака Коля это понял. И раньше-то это всё было! И шутки-возня-беготня с вовлечением радостно визжащих детей, и сидение в обнимку на террасе или у телевизора, и волнующее мерцание свечей на ресторанном столике, накрытом на двоих. «Ах ты, чижик мой!» – подражая Вертинскому, ласково говорил Ларисе Коля и клал ей руку на затылок. Тепла и нежности в голосе, выражения лица Коли, когда он произносил это, хватало Ларисе чуть ли не на неделю – как топлива для поддержания себя в состоянии счастья.

Что же случилось сейчас? Коля постарел? Переутомился? Он болеет и скрывает это?

Лариса была не из породы женщин, которые надумывают себе несуществующие проблемы и страдают по их поводу, вгоняя себя и окружающих в тоскливый кошмар. Поэтому ответ пришёл быстро: Коля её разлюбил.

И жить с этим знанием оказалось тяжело. Ну а кому такое легко, всё понятно. Бессмысленно было Ларисе думать и гадать: почему разлюбил, за что разлюбил. Это полюбляют за что-то, а разлюбляют по какой-то другой причине. Или по нескольким сразу.

Лариса не умела скандалить. У неё был если не талант, то способность улаживать бытовые конфликты. Работники сферы обслуживания, эти главные специалисты по унижению и выведению людей из себя, быстро становились её добрыми помощниками. Злобные неадекваты на дороге, если она выглядывала из машины и что-то им говорила, усмирялись и переставали портить ситуацию. А уж скандалить с мужем, подателем жизни, гарантом и оплотом, ей и в голову не приходило.

Поэтому Лариса затаилась и ждала. Но каждую минуту общения с Колей она фиксировала явные и косвенные признаки: не изменившись сам, Коля очень изменил поведение и отношение к ней, Ларисе. С детьми он стал ещё более внимательным и креативным, несмотря на нехватку времени, регулярно проводил с ними выходные. То, что несколько раз подряд в поездки на ипподром, в парк развлечений и на выставку метеоритов не взяли маму, прошло для Полины и Игоря незамеченным. Мама и так с ними всю неделю, пусть отдыхает мама.

А мама дома рыдала. Мама не унижалась поиском причины охлаждения – не копалась в телефоне, почте и страничках мужа в социальных сетях, не следила за ним и не просила проследить знакомых. Существует ли новая «она» и как далеко Коля продвинулся в отношениях с разлучницей, Лариса тоже не интересовалась.

Но она поинтересовалась тем, что всё-таки происходит, у самого Коли. Выбрала время: не тогда, когда он был в напряжении и работал, а после большой трудовой победы Коли и его фирмы, после расслабляющего и благостного корпоратива победителей, где Лариса тоже принимала поздравления как заслуженный труженик тыла. Да и то не сразу поинтересовалась, а через день, в середине воскресенья, когда Игорька пригласил в гости его одноклассник, Полина приехала из бассейна и у себя в комнате занималась маникюром-педикюром, а Николай лежал в гостиной на диване и щёлкал пультом телевизора.

Коля знал, что Лорик неизменно спросит, что не так. Каждый день уверял себя, что готов к тому, как она начнёт выносить ему мозг. Дико боялся серьёзного разговора и надеялся, что жена протянет с этим подольше – или не сразу поймёт по недалёкости своей, или, по своей деликатности, будет оттягивать этот разговор, выжидая удобный для него, Николая-добытчика, момент.

Выбрав сегодняшний день, она не очень угадала. Отдых у Николая был сейчас священный заслуженный отдых – и вот теперь адовой крышкой захлопнется кастрюля его покоя…

– Да, есть проблема, – подтвердил Лорино предположение Николай. – Я больше не могу к тебе относиться как раньше. Ты ничего для этого не сделала. И другой женщины у меня нет. Просто такая жизнь.

Хоть Лариса много раз прокрутила у себя в голове такой ответ Николая, но, когда эти слова прозвучали, в душу Ларисы вошёл ледяной страх и попробовал эту душу на разрыв. Душа выдержала. Лариса нашла в себе силы продолжать дальше. А дальше был вопрос: «Что делать?»

И ответа на этот вопрос Николай честно не знал. Пока предложил жить так, как жили. А потом, наверное, перестроить дом (хорошо, что у Николая есть дом, это не квартира, которую пришлось бы менять), сделать в доме два выхода, чтобы каждый из них жил отдельно, а дети продолжали обслуживаться Ларисой, но находились бы в одном доме с отцом. Коля очень любил детей, чувствовал их, расстаться с ними ему не представлялось возможным.

– Я детей не брошу, – сказал Лорику Коля. – Это всё, что у меня есть.

Сказал правду. Такую правду ему было говорить легко и приятно.

Лариса усмехнулась. Пафосность его утверждения могла казаться смешной, а само утверждение спорным. К тому же Коля продолжал лежать на диване, тогда как Лариса стояла перед ним. Она вполне могла бы сесть в кресло, но серьёзность вопроса держала её на ногах, так Лариса казалась себе твёрже и собранней. Она стояла, а Коля лежал. И хотя и выглядело это разговором барина с девкой-просительницей, встать с дивана Коля сейчас не мог. Иначе сразу будет понятно, как со стороны это смотрится, и тогда Коле станет совестно. А как только станет совестно, он может начать оправдываться. Оправдываться нельзя – победитель не оправдывается, он выигрывает раунд за раундом.

– Коля, ты любишь меня? – еле-еле сдерживая слёзы, задала свой самый главный вопрос Лариса.

На такой вопрос мог быть только прямой ответ. И любое юление и выкручивание означали тоже ответ «нет». На что рассчитывал Николай, пойдя именно по этому пути, было непонятно. Рассчитывать на то, что его жена совсем дура, было странно. Не дура, конечно.

И тем не менее он ответил по-страусиному:

– Ну, понимаешь, всё так сложно. Разводиться я с тобой не стану, ты останешься замужем, всё будет в порядке… У нас впереди долгая жизнь… А у меня есть к тебе уважение. Поверь, это немало.

Лариса всхлипнула. Её сражение было полностью проиграно. Победители не рыдают.

– Уважение и спокойствие. Это всё, что я могу тебе предложить, – нажал на педальку Коля. – Ну нет у меня других эмоций. И не знаю, появятся или нет. И не строй мученицу, мы с тобой ещё легко отделались.

У Ларисы никогда не было нервных припадков, и потерями сознания она тоже не страдала. Перебирая длинными своими ногами, она двинулась в спальню, оттуда в гардеробную, вышла из гардеробной и направилась в кухню. Она была, но её как бы не было, и только чтобы осознать, что она есть, Лариса двигалась-двигалась-двигалась.

Николай ещё минут сорок полежал перед телевизором, кликнул собаку и вышел с ней на улицу.

Лариса загремела посудой. И замерла.

В доме было тихо. Чуть слышно было только музыку, которая доносилась из комнаты дочери. Совсем тихая музыка, музыкальный шёпот. Музыка, надеялась Лариса, играла и тогда, когда они разговаривали с Колей, так что дочка ничего не слышала. Это хорошо. Они продолжат жить как жили и даже всем составом куда-нибудь выбираться. У детей будет полная семья. Коля умный, он всё продумал.

Лариса заглянула в большую кастрюлю – и бездна предстоящего кошмара разверзлась перед ней. Ей сорок два года, она здорова и молода, полна сил и радостной энергии, но больше в её жизни не будет любви. Всё. Муж не сможет полюбить её заново, искать другого она не станет, да и шансов на то, что кого-то она заинтересует, почти ноль. А до случайных связей она не опустится. Значит, она отныне становится не женщиной, а только матерью. Ну а что, это тоже немало, нарожала детей – содержи и заботься до скончания века.

Да. Надо делать всё то же самое, что и раньше, только без общения с Колей. Или всё-таки надо продолжать о нём заботиться – ведь она останется жить в его доме и будет пользоваться деньгами, которые он зарабатывает?

Ответ очевиден.

Продолжать заботиться. Засунуть гордыню в попу. И ходить по жизни аккуратно, чтобы гордыня оттуда не выпала и люди не увидели, что вышедший в тираж Лорик тоже хочет любви и внимания. Хотя разве в Конституции записано, что всем гражданам гарантируется то, чтобы их обязательно любили? Нет. Гордыня за годы счастливого брака разрослась и зацвела пышным цветом. Не тот Лариса подарок, чтобы требовать к себе чего-то особенного. Лариса много хочет.

У неё не было подруги, которой можно было бы всё это рассказать. Все подруги находились замужем за друзьями Коли, и портить имидж мужа и семьи Лариса не имела права.

Если бы было куда гордо уйти и начать жизнь с чистого листа – устроиться на работу, сделать карьеру и показать, что и без Коли она ещё о-го-го какая интересная женщина, то это было бы красиво. Но для Ларисы невозможно. Своих денег у неё не было, отдельной жилплощади тоже, родители живут далеко в семье брата. Так что независимая жизнь отпадала.

Но, признавалась себе Лариса, жизнь зависимая ей нравилась. Потому что в семье все друг от друга зависят. Да, Лариса умела делать только одно: любить и заботиться. Любитьизаботиться, вот так, наверное. Это было одно единое дело. Жизнь Ларисина. Да даже если бы удалось отделиться и продемонстрировать независимость, Коля от этого её не полюбит обратно, а только порадуется: ну вот и хорошо, успокоилась, довольна, теперь не будет страдать по поводу меня и висеть на шее камнем вечного укора… Всё получалось так, как выгодно Коле, а не Ларисе. Плохо всё-таки быть не очень умной женщиной. Как и не очаровательной до такой степени, что за это очарование мужчины цепляются и не отпускают до самой твоей смерти…

Всю жизнь Лариса любила сама и была уверена, что её любят. Это давало сил и весёлого задора, с которым она бросалась на дела и заботы. В своём счастливом браке она считала себя сыром в масле, искренне и часто молилась в церкви и благодарила Бога за то, как ей повезло. Но весть о том, что её не любят, остановила её бодрый моторчик, и теперь он крутился лишь на поддержание сил и внешней бодрости – ни дети, ни окружающие не должны были видеть Лорикова горя.

Однако Лариса стала стремительно стареть. Коля не приглядывался, а потому не заметил, но заметила дочь, потащила маму в магазин и заставила купить антивозрастной косметики. Записала в салон на процедуры.

Но теперь каждый рубль Николая, потраченный Ларисой на себя, жёг её, как будто укорял: ты их не заслужила, не заработала, нечестно пользоваться деньгами, ведь ты не совсем жена, какая тебе красота теперь… Так что первая же невинная очищающая маска прожгла ей кожу чуть ли не до кости, много повидавшая косметолог едва не поседела, увидев, что стало с лицом Ларисы. Ларису лечили, извинялись, предлагали бесплатно комплекс услуг, но она даже не расстроилась. Залив лицо пантенолом с облепиховым маслом, она уехала домой. Убираться, варить и подавать можно было и без лица.

С той самой ночи Лариса бежала от супружеского долга, как от чумы. Шок не проходит и не пройдёт, если ты раньше думал, что с тобой это делают по любви, а оказывается, вообще непонятно зачем. Но Коля несколько раз настаивал, выполняя долг так же молча. За участие в этом Ларисе было стыдно, стыдно и обидно. Она пыталась думать, что ей только кажется, что на самом деле всё происходит по несгораемой Колиной страсти. Но убедить себя в этом не получилось. Она корила себя за то, что не может настоять на своём. На вопрос, зачем ему это нужно, Коля не ответил.

А Ларисе даже перелечь некуда было. В большом доме комнаты были расположены так, что выезд мамы из родительской спальни удивил и насторожил бы тщательно оберегаемых детей. Лариса попробовала как-то устроиться на оттоманке, которая без дела стояла в углу спальни, но Коля вернул её в кровать и сказал, что зря она боится, больше никаких поползновений с его стороны не будет.

И поползновения, и их отсутствие одинаково сильно обижали Ларису. Теперь всё работало против неё. Куда ни кинь, она везде проигрывала. Сон в одном помещении с любимым, ненаглядным и родным, но старательно отторгающим её человеком изматывал Ларису. Она лежала в темноте, слушала дыхание Коли и вспоминала всё то хорошее, что у них было. А было этого хорошего очень много, так много, что кому-то хватило бы на целую жизнь, ну вот, значит, и ей хватит?.. Но почему хватит? Вот она, Лариса, вот он, Коля, все живы и здоровы, жили бы и радовались! Куда может деться любовь, если она была? Как может надоесть человек? Лариса этого искренне не понимала. А ведь это было НОРМАЛЬНО. Всё надоедает, ведь вечно любить невозможно. Но она же любила Колю. Она так вросла в него, так переплела вокруг него ветки своей души, что оторвать их можно было только ударом топора. В сердце.

Так казалось Ларисе.

Часто она всё-таки прокрадывалась спать в гостевую комнату, расположенную за комнатой Полины, и ранним утром, по чуть слышному звонку будильника, убегала оттуда. И встречала детей уже в кухне.

С Колей они разговаривали нейтрально, при детях дружелюбно.

Оставаясь одна, Лариса крутила-крутила-крутила мыслями в голове, в порывах наивности надеялась, что Коля, пройдёт вот только время, её снова полюбит.

А скоро Коля уехал в новую командировку. И Лариса стала надеяться, что долгая разлука – а он ещё никогда не уезжал так надолго – заставит его скучать. Ведь вместе с Ларисой он не будет видеть и детей, а они неразрывно связаны с Ларисой. Значит, когда он будет скучать по деткам, он и по ней, и по ней тоже поскучает!!! Обязательно!!!

Коля уехал. Попросил Ларису не нервничать, заниматься собой и найти себе дело. Также просил звонить и сообщать, как дома и у детей дела.

Лариса шёпотом взбунтовалась, сказала, что звонить не будет – ей это больно, когда он интересуется делами и детьми, но только не ею. Коля хотел наставить её на путь истинный, но не успел – зазвонил его мобильный телефон, он заговорил. Да так, разговаривая, и вышел к воротам, у которых его ждало такси.

Ах, уехал…

Николай уже неделю был в командировке, а Лариса не звонила. С её стороны это было подло. Они же договаривались, что она будет звонить и отчитываться. Значит, шантаж. Лариса собирается шантажировать его детьми. Обычная женская практика.

К тому же о том, что дети живы-здоровы, он узнавал по их же социальным сетям. Уже давно, прикинувшись девочкой, изредка постившей котиков, цитаты и футболистов, он пробрался в друзья и к дочке, и к сыну, и таким образом следил за ними. И раз дети каждый день выходят в сеть, что-то пишут и комментируют, значит, живы. К тому же с дочкой они переговаривались по скайпу, и суровый сын слал скупые послания.

Так что Лорин шантаж не удался. Она-то, наверное, сидит и потирает ручки, уверенная, что мучает Колю и интригует, вынуждая заинтересоваться своей особой. Но потом он подумал: а ведь раз Лора не долбает его звонками, значит, она всё поняла правильно. Она там спокойна. И даёт быть спокойным ему здесь – спокойно работать и не волноваться.

Ох… Как только Николай это подумал, ему сразу стало легче. Он подумал о себе хорошо. Он ведь молодец, всё правильно устроил. И номинальная жена не страдает, и перед ним, значит, жизнь без угрызений совести и чувства вины. Молодец ведь Лорик! Она всегда старалась, чтобы ему было удобно. «Живи своей жизнью, не цепляйся за меня, Лора!» – подумал Николай, дав ей такую установку. А потом дошёл до храма и поставил свечку за Ларисино здоровье.

Но некоторые мысли не оставляли. У Николая были деньги, но он не мог купить жене отдельное жильё. Вопрос упирался в детей – кто ими будет заниматься? На этом планирование будущего заканчивалось. Столько времени, не раз думалось ему, существует человечество, а решить эти проблемы так, чтобы никто из сторон не пострадал, люди не научились. Вот и у них с Лорой нет выхода, кроме как оставаться рядом, перестав быть близкими. Ещё несколько лет, пока Игорёк не станет взрослым, всё останется как есть. А потом? А потом Николаю перевалит за пятьдесят, призывным маяком будет отсвечивать пенсия, а с ней и женщины, которые обеспечат ему обещанные измены жене. Правда, ничего не стоило начать изменять прямо сейчас. Но Николай поймал себя на том, что ему этого делать не хочется. И не потому, что он хранил верность. Даже минимальные переговоры с женщинами по этому вопросу казались ему невыносимыми. Он сейчас даже по рабочим вопросам с женщинами старался не общаться.

А всё потому, что его не покидало ощущение полной свободы. Абсолютной. Он урегулировал вопрос в рамках семьи, как разумный цезарь. Он не оставил незавершённых гештальтов. Лорик злится, но всё правильно поняла, а потому не достаёт его. Лорик умница, как ни крути. Надо чем-то её занять – и всё будет о’кей-какао. А он – свободен. Он может начать отношения в любой момент. С кем угодно. От него будет зависеть их интенсивность и длительность. Он может. Вот это-то и заставляло его ликовать.

Лариса всегда скучала по Николаю, когда его не было дома. Когда он даже просто уходил на работу, скучала. А уж когда уезжал…

И сейчас, когда всё ей уже было сказано, когда тоска и боль разламывали её сердце, а мозг закипал от понимания, что всё закончилось, Лариса продолжала скучать по Николаю. Она молилась Богу, молилась гаджетам – телефону, планшету и компьютеру, чтобы хоть кто-то из них подал ей весть от Николая. Она тоже видела в Фейсбуке, как его юные сотрудники вывешивают весёлые отчёты об их пребывании в командировке, комментируют действия руководителя, иногда на размещённых там фотографиях даже мелькает мужественное Колино лицо. Жив-здоров, командует командировочными и местными.

И не звонит Ларисе. И не пишет.

Занят?

Раньше он тоже был занят, но ухитрялся звонить сквозь любые дела, выкроив минутку, – Лорику, своему милому Лорику. Когда хочешь – можешь. Лариса это хорошо знала.

Не хочет.

И не захочет…

Здравая часть сознания объясняла Ларисе, что человека, который надоел, не будут беречь; волнуется он или скучает – это перестаёт интересовать. Но своей привязчивой и навязчивой душой Лариса смириться с этим не могла. «Мне больно, – мысленно говорила она Коле, заливаясь слезами, – почему тебе меня не жалко? Неужели у тебя не поднимется рука набрать мой номер, чтобы сказать мне несколько добрых слов? Я жду их, я ловлю их, я измучилась. И я не верю…»

Лариса знала, что если она позвонит сама, то услышит, как в последнее время бывало, недовольный голос занятого человека. Она будет чувствовать, как Коля тяготится разговором с нею, ждать, чтобы она поскорее заткнулась, потому что ничего нового и интересного она уже сказать ему не сможет (так выразился Коля недавно). И это было тоже больно. Она сидела, гипнотизировала телефон, видела зелёную галочку скайпа, подтверждающую, что Николай в сети. И ждала – ведь если он позвонит сам, значит, интересуется. Если мужчина – это охотник, то, вызванивая свою дичь, он волнуется о ней. А когда дичь бежит за охотником: люби меня, волнуйся за меня!.. Что ей скажет охотник? «Иди отсюда, дичь, не приставай». Вот он что скажет. Почувствует неприязнь к дичи и ещё дольше звонить ей не будет.

В попытках быть максимально объективной, анализируя своё поведение за много лет, Лариса нашла это поведение недостойным. Противная она женщина, заунывная. Она бы сама такую тоже разлюбила. Вот к какому выводу Лариса пришла.

И потому стала убеждать себя смириться. Думала о Коле только хорошо. Рыдала меньше. Съездила в салон красоты. Изучала там своё лицо и спрашивала, что с ним ещё можно сделать. Приготовилась к «пластике». Пока только мысленно. Хоть лицо испортилось сильно. Тонкая кожа, обезвоженная частыми слезами, за считаные месяцы вдоль и поперёк посеклась морщинками, провис подбородок, просел носогубный треугольник. Бе-е…

А потом Лариса поймала себя на мысли, что тоскует она не по Коле, а по своему состоянию замужества. Ей там было хорошо, ей нравилось отдавать свои силы, время и мысли нескольким любимым людям, ловить оттенки их состояния. Она вглядывалась в мужа и детей, вслушивалась: чем помочь, как поддержать, что исправить? Она чувствовала себя центром гармонии и поддержки, абсолютной безоговорочной любви и одобрения, станцией решения всех проблем. И главным в Ларисином мире был, конечно же, Коля. Прекрасный, добрый, чуткий, благородный и сильный. И ещё успешный, очень успешный, да. И она себя, любимую мужем даму, уважала. И все уважали. Но главное – она сама. А теперь как быть с собой, бедняжкой?..

За объективную мысль, что она тоскует не по Коле, а по статусу (который внешне, кстати, не изменился, в паспорте красовалась единственная прямоугольная печать с Колиной фамилией, датой свадьбы и названием ЗАГСа), Лариса поставила себе пятёрку.

Стала думать: а за что же она его любит? И не смогла сформулировать ничего. За всё любит. Всеобъемлюще.

Так, наверное, это любовь не к Коле, а ВООБЩЕ, животно-бабская, реализованная за Колин счёт потребность любить и вить гнездо. Вот!

Лариса старалась найти в своей душе ответ на вопрос, за что же она любит лично Колю. И не смогла. «Коля! Коля!» – звучал в её душе восторженный ах. Да, она любила его вообще, а вообще – значит, никак. Муж, казалось раньше Ларисе, это явление космическое, общежизненное, подарок судьбы. Но ведь Коля сказал, что он бы хотел, чтобы любили лично его как человека Николая. Низовая бабская любовь его не устраивала. Да-да, именно так он сказал тогда с дивана. Но он всё равно был тот самый обожаемый, удивительный, прекрасный Коля. С ним Ларисе было хорошо, с ним она чувствовала счастье.

Раньше.

Но не сейчас. Вот так она себя быстро ловила, вспоминая про «сейчас». Сейчас, когда Коля ею тяготился, Лариса не могла с ним общаться. До отъезда в командировку он был невыносимым. Как будто специально хотел показать Ларисе: не люби меня, успокойся, отвались, тебе будет легче. Лариса и общаться с ним не могла, и любить его перестать тоже. А он любви её не хотел. Невозможность накладывалась на невозможность.

На самом-то деле, признавалась себе Лариса, они с Колей чужие люди. И ни у него, ни, наверное, теперь и у неё – после того, что она узнала от Коли, – не осталось ресурса для утешения другого, возможности и потребности приласкать, пожалеть. Коле от неё этого просто не надо. А у Ларисы вся жизнь на этом строилась. Но и унижаться, подлизываясь к тому, кто отталкивал её ласку и внимание, она не хотела.

Так что…

Так что Лариса уверила себя: Колю она не заслуживала. И то, что он провёл с ней столько времени, – её большое счастье и награда.

Случившееся у них дома для Полины было шоком. Такие любимые, такие дружные и добрые родители не могли расстаться. Полина слышала тот роковой разговор в гостиной, она вышла из своей комнаты как раз на маминых словах «Коля, ты любишь меня?», затаилась и с удивлением, а потом ужасом стала слушать.

До этого она пребывала в уверенности, что их семья – это образец незыблемости, что именно так и должно быть. Что, когда она вырастет, у неё будет точно так же, только денег ещё больше и страна наверняка другая. А может, и эта, но тогда место построения семьи – только Москва, а не их чернозёмный город.

И вот теперь… Как же может говорить и, главное, думать такое папочка, самый лучший мужчина на свете? Если уж он может так предательски всё рушить, то что говорить о других, менее прекрасных мужчинах? Чего ждать от знакомых и незнакомых мальчиков, когда они превратятся в дяденек и с ними нужно будет строить отношения?

Про то, что она знает о расставании родителей, брату говорить Полина не стала, чтобы не ранить детскую психику. И следила за маминым состоянием одна.

Она старалась максимально занять маму делами, придумывала себе проблемы, которые мама обычно со всем пылом и страстью бросалась решать.

А тут приближался День святого Валентина, невинный праздник, улучшитель торговли.

И Полина решила послать маме валентинку – как будто бы от папы. Раз он молчит, хоть мама и ждёт от него любви, – значит, пусть это будет сказано письменно.

Полина купила большую роскошную открытку ручной работы. Почерк папы она давно научилась подделывать для нужд школы – вот оно и пригодилось! Особенно подпись ей хорошо удавалась.

Так что Полина постаралась сделать надпись недлинной – чтобы мама точно уж не заметила подделки. Поставила под ней размашистую папину подпись. «ЛОРИНЬКА!» – написала она печатными буквами, обвела несколько раз – это непременно бросится маме в глаза, вызовет ностальгическое счастье и бурю эмоций, так что почерк сверять ей и в голову не придёт.

Экспресс-почтой «DHL» она отправила письмо в фирменном жёлтом конверте в тот город, в котором сейчас находился папа. Его почерком вывела адрес, подписалась. Отправила просто в офис «DHL» – чтобы оттуда, со штемпелями того города, это письмо прислали уже к ним домой – по вписанному Полиной адресу лично маме в руки. Указала обязательную дату доставки – 14 февраля.

И всё было сделано ровно так, как заказала смышлёная Полина. В середине дня 14 февраля от ворот раздался звонок. Полина, которая специально засела дома, отказавшись провести этот праздник с друзьями, сделала вид, что не слышит. Так что открыла мама.

Почтальон подошёл к дому, после долгих уговоров, подгоняемый порывом колючего ветра, вошёл внутрь. Попросил маму предъявить паспорт и расписаться.

Мама, отпихивая собаку, которая лезла нюхать почтальона, показала паспорт, расписалась, получила, проводила.

Полина в шерстяных носках неслышно прокралась поближе и затаилась за колонной у лестницы.

Мама раскрывала картонный конверт.

Руки Ларисы дрожали. Письмо было оттуда, откуда его и ждать было невозможно. Что в этом важном конверте формата А-4? Документы на развод? Их надо срочно подписать? Коля же говорил, что они останутся в браке! Передумал? Кого-то встретил и полюбил – так быстро?

…Колина фамилия, написанная Колиной рукой. Их общая пока фамилия. Их пока общий адрес. Адреса отправителя Лариса не нашла, но, видимо, всё, поясняющее её дальнейшие действия, будет в конверте.

Но конверт так хорошо запечатан. Ага, а там внутри что-то неформатное…

Когда Лариса вытащила из целлофановой обёртки открытку-сердце, розово-белую, с объёмными оборками, бусинками и россыпью блёсток, её собственное сердце быстро-быстро билось, из глаз в два ручья текли слёзы, так что валентинку пришлось поднять повыше, чтобы не закапать.

ЛОРИНЬКА!

У меня тяжёлый период, это кризис возраста, он пройдёт.

Я тебя люблю! Знай это.

И не скучай, я скоро приеду.

Твой Коля

Вот что прочитала Лариса в валентинке. Прочитала – и побежала в кабинет мужа. Там стоял её планшет.

Коля, дорогой Коля!

Лариса промчалась мимо дочки, которая не успела спрятаться (так неожиданно мама рванула вверх по лестнице), и даже не заметила её. Ларисе было стыдно за то, что она столько времени унывала, что накручивала себя. Коля устал от неё – но теперь отдохнул! Таких точных и нежных слов, от которых у неё душа поменялась местами с сердцем и радостно запрыгала, он никогда не говорил. Но это были его слова, начиная с «Лориньки», такие простые, собранные из их весёлого домашнего быта. Они сплелись в кружева невыразимой нежности – и они пришли по назначению. Человек, который написал эти слова, в Ларисе нуждался, он её знал и чувствовал. Ну а как Коля мог не знать?

Валентинка! Ах, Коля, Коля!..

Лариса сияла, наполненная счастьем. Включила планшет, вышла в скайп.

Николай сидел в кабинете, выделенном ему управлением производства, которое он инспектировал. Сигнал скайпа оповестил, что ему звонит жена. На этом компьютере всегда сам включался видеозвонок, и Николай не знал, как его выключить. Так что перед ним возникло лицо Ларисы. Оно напоминало мордочку обиженной собачки с отвисшими брыльками.

Николай передёрнул плечами.

Глазки обиженной собачки радостно светились.

Даже сквозь разваливающий изображение на цифрующие квадратики экран Николай видел, как Лора счастлива. Видимо, что-то необыкновенно хорошее случилось дома, раз она позвонила, перестав бычиться. Или же действительно по делу – раз она там спокойна. Так решил Николай.

А Лариса говорила. Она благодарила Колю, целовала большую открытку-сердце, рассказывала, как скучает. Как была не права, навязываясь ему и бесконечно трындя. Обещала, что больше так не будет.

Николай, не вслушиваясь в бесконечный пустенький трындёж, смотрел на свою когда-то милую собачку. Брыльки трясутся, глазки готовы вот-вот заплакать. Его накрыло ненавистное чувство вины – ну не может он дать этой собачке счастья. Может разве что денег.

Собачка счастливо заливалась. А Николаю было страшно, что он, оказывается, так и не может отодвинуть Лорика из зоны своей боли, что не удастся перестать тянуть её за собой в ту жизнь, которая ему ещё осталась. Короткая жизнь-то. Лорик будет напрашиваться. Лорик упорная и навязчивая.

Нет. Разводиться, менять дом. Не щадить психику детей – пусть половину недели с матерью живут, половину с ним. Няньку наймёт. Да придумает что-нибудь.

Приедет вот только домой.

Лариса всматривалась в электронное лицо мужа. Захлестнувшая её радость плясала, казалось, солнечными зайчиками по всему кабинету. С чем сравнить радость истосковавшейся души, исстрадавшегося сердца и измучившего себя мозга?

Она говорила о том, что всё исправит, что станет другой, будет вести себя иначе, что она за это время много передумала и стала лучше Колю понимать. Снова благодарила за валентинку, подносила её к экрану и радостно целовала.

Николай смотрел, как Лора опять целует открытку. Глядит на него преданно маленькими своими глазками на крупном лице и лепечет так, что и камни бы заплакали, видя это и слушая её счастливый голос.

– Лорик, ну, Лорик! – вырвалось у Николая помимо его желания.

Ему очень хотелось успокоить Ларису, чтобы она перестала говорить так, что у него душа разрывалась.

Услышав забытое «Лорик», Лариса ещё больше воспрянула. Ласковое слово любимого человека – не высшая ли это награда?

– Ты меня любишь, Коля? – даже не спрашивая, а, скорее, утверждая, проговорила Лариса.

А что она должна была ещё думать после того, как услышала эти чудесные слова и прочитала подаренную открытку?

Открылась дверь, и в кабинет, как обычно, без стука, вошла противная рыжая стерва, злая и маленькая, главная здешняя красавица и первый начальник после Николая. Всем она нравилась, а Николаю нет. Ему ведь сейчас никто не нравился. Рыжая стерва упорно пыталась его совратить, Николай сопротивлялся, но она так грамотно расставляла сети и загоняла его, что было понятно – стерва Николая получит. Вопрос времени.

Так что, как только глупышка с экрана отчётливо проговорила: «Ты меня любишь, Коля?», Николай не менее отчётливо, громко и с искренней улыбкой произнёс:

– Я очень тебя люблю, моя дорогая милая жёнушка!

И поцеловал на своём пальце обручальное кольцо.

– Ты вернёшься, и всё будет как раньше? – спросила Лорик, не подозревая о том, что в кабинете стерва.

– Конечно, у нас всё будет как раньше – и даже ещё лучше! – краем глаза кося на стерву, уверил жену Коля. – Я приеду уже через четыре дня. Не скучай.

– И ты не скучай, Коля! – на весь кабинет неслись эмоциональные крики счастливой Лоры.

Николай не знал, что разговор примет такой оборот, да и на его продолжительность не рассчитывал. Наушники остались в ящике письменного стола. Так что слушай, стерва, слушай. И отползай, отползай.

Лариса выключилась, а стерва не отползла. Но глядела на Николая с интересом. Явно пересматривала свои планы соблазнения, усложняя их.

Но в кабинет прибежало ещё несколько человек, началось совещание, увещевание, оповещение и постановка новых задач.

Лариса вышла из дома и упала лицом в клумбу. Долго лежала. Плавился снег вокруг её разгорячённого лица, застывал коркой. Лариса дышала в него, и в нос ей попадала вода. Ну хоть не слёзы, как обычно…

Случилось чудо. Чудо любви.

Коля простил её.

У Коли кризис среднего возраста.

Коля любит.

Коля.

Полина осторожно смотрела из-за шторы. Мама лежала без движения. Ногой иногда подёргивала. Сейчас ей пора ехать за Игорем – тренировка заканчивается. Так и есть – вот она встаёт с клумбы, вся в снегу. Темнеет, выражения маминого лица не разобрать. Подняла лицо к небу – молится, наверное. Бога благодарит.

Надо уничтожить диэйчелевский конверт, чтобы замести следы. Ни за что, решила Полина, она не признается, что вернула родительское счастье, организовав поддельную валентинку. Вот хоть убейте – это не она, и всё. Главное – удалось!!!

А до отъезда домой и правда оставалось четыре дня.

Когда Николай снова остался в кабинете один, взгляд его упал на компьютер, давно мигавший сложной картинкой хранителя экрана. Николай вспомнил всё, что он сказал жене.

Как это могло случиться? Как надо было бояться эту маленькую стерву, чтобы, спасаясь от неё, нагородить такого со своей жизнью? Легче было бы сдаться ей где-нибудь несколько раз – и счастливое свободное будущее снова было бы его. А теперь…

«У нас всё будет как раньше – и даже ещё лучше!»

И что с этим делать?

Как переиграть, когда он вернётся домой? Сказать: «Я пошутил, Лариса. Это была первоапрельская шутка. На самом деле всё, ранее сказанное, в силе. Ты мне никто, и ничего у нас не будет». Но такими вещами не шутят – даже столь решительные мужчины, как он. Да и сегодня не первое апреля.

Сегодня святой Валентин! Пёс его задери… Праздник всех влюблённых. Или не всех… Лорик, праздничные мероприятия, ми-ми-ми – как он мог забыть! Она специально ждала этого чёртова Валентина, чтобы подловить на любовных признаниях. И таки подловила.

Ай да Лорик! Не так уж она проста, как казалось.

Николай помотал головой. Он боялся сетей рыжей крыски, а угодил в капкан, который сам же себе поставил.

Так Николай принёс жертву богам любви и брака. Теперь он вернётся домой, будет добрым заботливым мужем, всё снова завертится в Лориковых хлопотах. Он смирится, он протянет до того момента, когда дети уверенно встанут на ноги. Вот тогда и начнёт продажу дома, раздел имущества – и будет ему никого не жалко. Всё имеет цену – это станет его платой за временную покорность семейным богам.

Изображать любовь к Лорику не так и трудно. Он справится. Надо только научиться это делать так, чтобы не ронять своего достоинства и стабильно уважать себя.

А ведь можно перестать гордиться до пенсии тем, что он не изменяет жене! Ну что на самом деле решают сроки – если ты установил их себе сам? Сроки можно подвинуть – в любую удобную человеку сторону. Лорик возражать не будет, даже не пикнет – испугалась, настрадалась. А лучше, если всё-таки ничего не узнает – выносить мозг ей удаётся очень хорошо, как выяснилось. А мозг Николаю надо было беречь.

Николай открыл в компьютере справочник, нашёл службу доставки цветов, заказал розы, а к ним торт в форме сердечка (помимо своей воли выбрал очень похожий на глупую Лорикову открытку). А как только цветы и торт привезли, отправился разыскивать юную рыжую стерву.

Полина разрезала на мелкие кусочки конверт из тонкого картона, ссыпала кусочки в пакет с мусором, пакет вынесла в самый дальний контейнер. И только зашла в дом, как вернулись мама и брат. Мама сияла.

Отныне Полина свято верила в вечную любовь, её благородных помощников и силу валентинок.

О том, какая жизнь предстоит её родителям, она не догадывалась.