Ушедший мир Лихэйн Деннис
Человек Монтуса поставил стул у кирпичной стены рядом с чистилкой обуви и подошел к Джо, чтобы обыскать его.
Закончив, он бросил быстрый взгляд на ширинку Джо:
– Придется ощупать ваши штаны. Слышал, что про вас говорят.
Однажды в Пальметто Джо протащил «дерринджер» под носом у братьев Джон. Сунул пистолет в штаны, под мошонку, и через десять минут уже целился через стол в их босса.
– Щупай, только побыстрее, – кивнул Джо.
– Смотри только, чтобы там не выросло ничего.
Джо показалось, он заметил усмешку на лице одного из охранников, сидевших возле чистилки обуви, а когда его напарник провел по бедрам Джо, сунул руку между ног и ощупал мошонку со всех сторон, тот и вовсе отвернулся, сморщившись от смеха.
– Готово. – Охранник отступил. – Видишь, я быстро. И у тебя не вырос.
– Может, он у меня всегда такой.
– Тогда, наверное, Бог был пьян в тот день, когда тебя делал. Сочувствую.
Джо поправил пиджак, расправил галстук.
– Где он?
– Поднимайся по лестнице. Там сразу увидишь.
Джо вошел в дом. Справа была дверь в бильярдный клуб. Он чувствовал доносившийся оттуда запах сигарет и слышал грохот шаров, это в половину девятого утра – место было легендарное, славилось устраиваемыми здесь марафонами, в ходе которых проигрывали и приобретали состояния. Джо в одиночестве пошел по лестнице. Наверху красная стальная дверь была широко распахнута, за ней почти пустая комната с темным полом, вторившим по цвету стенам. Окна закрывали бархатные бордовые шторы такого темного оттенка, что казались почти черными. Между двумя окнами в глубине комнаты стоял сосновый гардероб, выкрашенный в защитный армейский цвет.
Был еще стол и два стула. Точнее, стол, стул и трон.
Монтус сидел на троне, и не заметить его было невозможно: белая шелковая пижама, белый атласный халат, на ногах домашние туфли того же цвета. Он курил стержень кукурузного початка, набитый коноплей, которую Монтус курил денно и нощно, курил и сейчас, глядя, как Джо усаживается напротив в плетеное кресло, точно такое, как то, что стерегло для него место на парковке. На столе между ними стояли две бутылки: коньяк для Монтуса и ром для Джо. Монтус пил коньяк «Хеннесси Парадиз», лучший в мире, но и на ром для Джо он не поскупился: «Барбанкур Резерв дю Домен», лучший ром в Карибском бассейне, произведенный не в компании Джо и Эстебана Суареса.
Джо это отметил.
– Придется мне выпить ром конкурента.
Монтус выпустил тонкую струйку дыма.
– Если бы всё всегда было так просто. – Он снова затянулся своей трубкой. – Почему сегодня все белые расхаживают по городу с крестами на лбу?
– Пепельная среда, – пояснил Джо.
– А такое впечатление, что вы все стали вуду. Так и жду, что начнут пропадать куры.
Джо улыбнулся, глядя Монтусу в глаза: один – цвета устрицы, а второй – темный, как пол в комнате. Выглядел его друг не лучшим образом, совсем не так, как прежний Монтус Дикс, которого Джо знал уже пятнадцать лет.
– На этот раз у тебя нет шансов, – сказал Джо.
Монтус в ответ на это лениво пожал плечами:
– Значит, будет война. Перестреляю всех вас на улицах. Взорву все ваши клубы. Я выкрашу улицы в цвет…
– И что в итоге? – перебил Джо. – Только положишь кучу своих людей.
– Ваших тоже.
– Верно, только у нас больше народу. А ты тем временем лишь обезоружишь свою организацию, ослабишь настолько, что о восстановлении не будет и речи. И сам ты все равно умрешь.
– В таком случае что мне остается? Не вижу выбора.
– Уезжай куда-нибудь, – сказал Джо.
– Куда?
– Куда угодно, только подальше отсюда. Дождись, пока страсти утихнут.
– Страсти здесь никогда не утихнут, пока жив Фредди Диджакомо.
– Тебе нельзя оставаться. Забирай жен и уезжай на какое-то время.
– Забирай жен! – Монтус засмеялся. – Ты встречал хотя бы одну женщину, с которой можно было бы нормально путешествовать? И ты хочешь, чтобы три эти чокнутые суки плыли вместе со мной? Друг, если ты решил меня доконать, это самое верное средство.
– Говорю же тебе, – сказал Джо, – сейчас самое время посмотреть мир.
– Чушь, парень! Я не брошу маму и свою землю. Во время Великой войны я был в триста шестьдесят девятом пехотном. «Гарлемские черти», слыхал о таких? Знаешь, чем мы прославились, кроме того, что были первыми черными, кому правительство доверило оружие?
Джо знал, но покачал головой, чтобы Монтус рассказал сам.
– Мы шесть месяцев провели под огнем, потеряли полторы тысячи человек, но не отдали ни одного фута земли. Ни единого. И ни одного из наших не взяли в плен. Подумай об этом. Мы стояли на той проклятой земле, пока врагам не надоело умирать. Не нам. Им. Кровь доходила до верха башмаков. Кровь лилась в башмаки. Полгода сражений, полгода без сна, когда то и дело счищаешь со штыка чье-то мясо. И ты хочешь, чтобы теперь я – что? Испугался?
Он выколотил стержень над пепельницей, снова набил коноплей из медной шкатулки.
– После войны, – продолжал он, – все говорили, что все станет по-другому. Мы вернемся домой героями, к нам будут относиться по-человечески. Я понимал, что все это мечты черномазого, поэтому сделал на обратном пути крюк. Посмотрел Париж, увидел Германию, просто чтобы понять, чего ради все умирали. А когда вернулся сюда в двадцать втором? Я повидал Италию и объехал всю дерьмовую Африку. Знаешь, что было самое смешное в Африке? Никто там не принимал меня за африканца. Им было ясно с первого взгляда, что я американец, и плевать на цвет кожи. А вернулся сюда, и мне говорят, что я в лучшем случае полуамериканец. В общем, парень, я уже посмотрел мир и получил все, что мне нужно, прямо здесь. Можешь предложить мне что-нибудь еще?
– Пытаюсь придумать. Ты почти не оставил мне шанса, Монтус.
– Помнишь те дни, когда ты заправлял делами? Тогда ты придумал бы выход.
– Я и сегодня могу придумать выход.
– Но не спасение для меня. – Монтус подался к нему, желая услышать, как Джо скажет это.
– Нет, – сказал Джо. – Не спасение для тебя.
Монтус принял это окончательное подтверждение. Да, он полгода подряд каждый день видел смерть на полях сражений во Франции, только это было двадцать лет назад. А сейчас смерть сидела к нему ближе, чем Джо. Сидела у него на плече, запускала пальцы ему в волосы.
– К моему мнению до сих пор прислушивается большой человек, – сказал Джо.
Монтус откинулся назад:
– Беда в том, что он теперь не настолько большой, как ему кажется.
Джо улыбнулся и одновременно нахмурился от столь абсурдного утверждения.
Монтус тоже улыбнулся:
– Неужели ты думаешь, что он до сих пор в силе?
– Я точно это знаю.
– Тебе не приходила в голову мысль, что все происшедшее между мной и Фредди было постановкой с самого начала? – Он откинулся на спинку своего трона. – Кто из белых задает тон в городе?
– Дион.
Монтус покачал головой.
– Рико Диджакомо.
– Он работает на Диона.
– А кто заправляет в порту?
– Дион.
Монтус снова покачал огромной головой.
– Рико.
– Но от имени Диона.
– Что ж, Дион, должно быть, рад, что все эти люди столько делают для него, ведь сам он, похоже, не в состоянии сделать для себя даже кучки дерьма.
Уж не эта ли опасность давила на Джо все утро? Всю неделю? Весь месяц? Уж не от этого ли была та свинцовая тяжесть, которой наливалось тело, стоило лишь продрать глаза от сна, ставшего таким ненадежным?
За свою жизнь на этом свете Джо понял одну главную истину, касавшуюся власти: те, кто теряет власть, обычно не замечают, как она улетучивается, пока вовсе ее не лишатся.
Джо закурил сигарету, чтобы прояснилось в мозгах.
– У тебя есть два выхода. Один из них – бегство.
– Не подходит. Какой второй?
– Решать, что будет после тебя.
– Ты предлагаешь мне назначить преемника?
Джо кивнул.
– Иначе Фредди Диджакомо заграбастает все. Все, что ты создал.
– Фредди и его брат Рико.
– Не думаю, что за этим стоит Рико.
– Неужели? Ты еще скажи, что из них двоих Фредди умнее.
Джо промолчал.
Монтус всплеснул руками:
– Черт, где ты был месяц назад?
– На Кубе.
– Какой был прекрасный город, когда ты им правил. Все шло как по маслу, как никогда раньше. Почему ты не можешь снова взять все в свои руки?
Джо указал на веснушки у себя на щеках:
– Мордой не вышел.
– А давай так, – сказал Монтус, – ты собираешь всех итальяшек и ирландцев, всех, кого сможешь, объединяем их с моими неграми и возвращаем себе этот город.
– Мечта.
– Почему нет?
– У нас с тобой домашний бизнес, а у них «Сирс и Робак»[17]. Мы продержимся неделю, максимум две, а потом они придут сюда и раздавят нас. Втопчут наши кости в землю.
Монтус налил себе коньяку, кивнул Джо на бутылку с ромом, предлагая наливать самому, если хочет выпить. Монтус дождался, пока Джо нальет, и они подняли стаканы.
– За что пьем? – спросил Монтус.
– За что хочешь.
Монтус посмотрел на жидкость у себя в бокале, окинул взглядом комнату:
– За океан.
– Почему?
Он пожал плечами:
– Мне всегда нравилось смотреть на океан.
– Что ж, по мне, так хороший тост. – Джо звякнул своим бокалом о бокал Монтуса, и они выпили.
– Когда смотришь на него, – продолжал Монтус, – появляется такое чувство, что какие бы земли ни были по другую сторону – все эти разные миры, – там явно лучше. Там тебя примут и будут обходиться как с человеком.
– Только это совсем не так, – сказал Джо.
– Не так. Но чувство все равно возникает. До той воды, – сказал он, наливая по новой, – до тех миров можно добраться, только сейчас их уже нет. Как и всего остального, насколько я понимаю.
– Мне казалось, ты поездил по свету.
– Ага. Потому и знаю правду: все те миры – это всего лишь этот мир. И все равно, когда смотришь на эту бесконечную, вечную синеву… – Он негромко засмеялся сам с собой.
– Ты чего? – спросил Джо.
– Ты решишь, что я чокнутый, – отмахнулся Монтус.
– Вот и посмотрим.
Монтус выпрямился, взгляд его внезапно прояснился.
– Ты ведь знаешь, что почти вся планета покрыта водой?
Джо кивнул.
– Люди считают, что Бог живет на небе, но мне это всегда казалось какой-то бессмыслицей, потому что небо, оно где-то там, далеко, оно не часть нас, понимаешь?
– А океан? – спросил Джо.
– Океан – кожа мира. И мне кажется, что Бог живет в каплях. Движется вместе с волнами, как пена. Когда я смотрю на океан, то вижу, что Он смотрит на меня.
– Ого, – сказал Джо. – Пожалуй, я бы выпил за Него еще раз.
Они выпили, и Монтус поставил пустой бокал на стол.
– Ты ведь знаешь, что я выбрал своим преемником Бризи.
Джо кивнул. Бризи, второй сын Монтуса, был умным, как целая комната банкиров.
– Знаю.
– Каковы его шансы?
Джо пожал плечами:
– Не особенно велики. Такие же, как у меня.
– Он не выносит крови.
Джо кивнул.
– Если Фредди заставят вести с ним дела, то научится. Ну а если Фредди решит спихнуть его с насеста и забрать все, поставив над чернокожими своего человека, то научится еще быстрее.
– А кого Фредди считает своим человеком?
Джо нахмурился:
– Брось, Монтус.
Монтус налил себе еще коньяку. Поставил бутылку, взял бутылку Джо и налил ему тоже.
– Крошку Ламара, – сказал он.
Джо кивнул. Крошка Ламар был, можно сказать, чернокожей копией Фредди Диджакомо. Они оба были типичными детьми в своих районах, оба, начиная карьеру, соглашались на работу, от которой отказывались остальные. Крошка Ламар занимался уличной торговлей героином. Дурил нелегалов-китайцев, превратил половину их женщин в подсевших на опиум шлюх, которые работали в самых паршивых домах Ист-Сайда. К тому времени, когда Монтус Дикс понял, что Крошка Ламар больше не хочет работать на него, Ламар успел сколотить слишком сильную банду, чтобы Монтус пошел с ним на открытый конфликт. Три года назад Ламар получил вольную, и с тех пор установилось весьма шаткое перемирие.
– Твою мать, – сказал Монтус. – Фредди хочет отобрать у меня людей, снести мне голову, забрать все, что я создал, чтобы вручить этому долговязому куску дерьма?
– Примерно так.
– А когда я умру, они явятся за моим сыном?
– Да.
– Ну уж нет, – сказал Монтус. – Это несправедливо.
– Согласен, – сказал Джо. – Но это жестокий мир.
– Знаю я, что это жестокий мир, так его растак. Но совсем не обязательно творить зло. – Он допил коньяк. – Неужели они убьют моего мальчика?
Джо глотнул рома.
– Да, скорее всего, убьют. Они согласятся иметь с ним дело, только если у них не останется выбора.
Монтус посмотрел на него через стол и ничего не сказал.
– Западной частью Тампы невозможно управлять без чернокожих, – продолжал Джо. – Поэтому Фредди придется с кем-то договариваться. В данный момент он рассчитывает так: убить тебя, убить твоего сына, посадить на трон Крошку Ламара. Но ответь мне на такой вопрос, Монтус: кто сядет на трон, если не останется ни Ламара, ни тебя, ни Бризи?
– Никто. Начнется хаос. Боже, сколько крови прольется.
– А товар между тем спустят в сортир, шлюхи разбегутся, народ перестанет участвовать в лотереях, потому что побоятся.
– Именно так.
– И Фредди это понимает, – кивнул Джо.
– Значит, если не будет этих троих…
– Катастрофа, – развел руками Джо.
– Но я-то в любом случае покойник.
Джо кивнул, на этот раз так, чтобы Монтус увидел.
Монтус откинулся на спинку своего трона, обратил к Джо каменное лицо, которое с каждой секундой становилось все более плоским и мертвым, пока его не тронула едва заметная улыбка.
– Вопрос не в том, буду я жить или умру. Вопрос, какой сукин сын займет мое место – мой собственный сын или Крошка Ламар.
Джо скрестил руки на колене.
– Кто-нибудь знает, где сейчас Ламар?
– Там же, где и всегда в это время.
Джо кивнул в сторону окна:
– В парикмахерской на Двенадцатой улице?
– Да.
– Посторонних там нет?
Монтус помотал головой:
– Парикмахер уходит пить кофе. Крошка Ламар каждое утро совещается там со своими парнями, и один из них сам его бреет.
– Сколько при нем людей?
– Трое, – сказал Монтус. – Все вооружены до зубов.
– Значит, Крошка Ламар сидит в кресле, один из парней его бреет. У входной двери остается всего двое.
Монтус немного поразмыслил над его словами. В итоге кивнул, все поняв.
– Твоих жен дома нет?
– С чего ты так решил?
– Если бы все было как всегда, я бы уже услышал хотя бы одну из них.
Монтус некоторое время созерцал свою трубку, прежде чем кивнуть.
– А почему их нет дома? – спросил Джо.
– Подумал, ты найдешь способ, как меня убить. Если кто-нибудь и сможет, решил я, то именно ты сегодня утром.
– Я никого не убивал с тридцать третьего года, – солгал Джо.
– Да, но тогда ты убил короля. Утром при короле было двадцать человек.
– Двадцать пять, – поправил Джо. – Теперь ты знаешь, что я пришел не для того, чтобы убить тебя. Не хочешь позвать жен обратно?
Монтус нахмурился:
– Я ни с кем дважды не прощаюсь.
– Значит, ты попрощался.
– Почти со всеми. – Наверху послышались приглушенные шаги, и Монтус поднял голову к потолку. Легкие шаги, детские. – Еще несколько человек осталось, а потом…
– На этой неделе у Крошки Ламара дела в Джексонвилле. В полдень у него поезд. Ту-ту. – Джо покачал головой. – А к тому времени, когда он вернется, кто знает, откуда будет дуть ветер?
Монтус снова поднял голову к потолку, на щеках у него ходили желваки. Шаги затихли.
– Ты выполнил свое задание.
– Я всегда выполняю.
– Значит, сейчас.
– Или никогда. – Джо откинулся на спинку. – В таком случае ты просидишь здесь до тех пор, пока кто-нибудь не придет и не прикончит тебя. Никакой возможности повлиять на ход дела, никакого выбора.
Монтус шумно втянул воздух через ноздри, и глаза у него сделались размером с серебряные доллары. Он несколько раз хлопнул себя по бедрам, размял шею, так что Джо услышал хруст позвонков.
Затем он поднялся и подошел к темно-зеленому гардеробу.
Скинул купальный халат, повесил на вешалку, разгладил складку на боку. Сбросил туфли, снял пижамные брюки и сложил. Сделал то же самое с пижамной рубашкой. Он минуту постоял в одном белье, глядя в недра шкафа, решая для себя что-то.
– Пойду в коричневом, – объявил он. – В коричневого человека в коричневом костюме труднее попасть.
Он снял с вешалки светло-коричневую рубашку, накрахмаленную так, что она стояла бы на полу, если бы он уронил ее на пол. Надев рубашку, он посмотрел на Джо через плечо:
– Сколько твоему сыну?
– Девять.
– Ему нужна мать.
– Скажешь тоже.
– Это факт, дружище. Всем мальчишкам нужна мать. Иначе они вырастают волками, обращаются потом со своими женщинами как с навозом, ни черта не смыслят в тонкостях.
– Ах в тонкостях.
Монтус Дикс пропустил под воротничком темно-синий галстук и принялся вывязывать узел.
– Ты любишь своего пацана?
– Больше всего на свете.
– Тогда перестань уже думать о себе и найди ему мать.
Джо смотрел, как он вынул из гардероба коричневые брюки, надел.
– Однажды он покинет тебя. – Монтус пропустил ремень в шлевки на брюках. – Они всегда так делают. Может просидеть с тобой в одной комнате остаток жизни, но рядом его уже не будет.
– Я поступил так же со своим отцом. – Джо глотнул рома. – А ты?