Ушедший мир Лихэйн Деннис
– Блеф, – сказал Джо.
Она снова покачала головой:
– Я их видела. Из обоих признаний следует, что ты отдал приказ стрелку спустить курок.
Джо сел на кровать, пытаясь найти выход из западни. И не находил. Потом он взглянул на нее, свесив руки с колен.
– Я не хочу, чтобы меня выгнали из дома, – сказала Ванесса, – вышвырнули из семьи, чтобы я родила в нищете ребенка, который будет расти, видя своего отца только через тюремную решетку. Это в лучшем случае, – она печально улыбнулась, – если кто-нибудь из карманных судей моего мужа не приговорит тебя к смерти.
Они минут пять сидели в молчании. Джо пытался отыскать пожарный выход, а Ванесса наблюдала за его тщетными попытками.
– Что ж, – в итоге сказал Джо, – если все так, как ты говоришь…
– Я так и думала, что ты согласишься, – кивнула Ванесса.
Джо ничего не ответил.
Ванесса взяла сумочку и шляпу. Оглянулась на него, протянув руку к ручке двери.
– Я заметила, что ты хоть и умный, но совершенно не видишь того, что лежит у тебя прямо перед носом. Тебе стоит поработать над этим. – Она открыла дверь.
Когда он поднял голову, ее уже не было.
Спустя еще несколько минут он взял с туалетного столика бокал и сел на стул у окна. Серое облако, окутавшее разум и проникшее в кровь, мешало думать. На каком-то глубинном уровне он понимал, что сейчас потрясен, но не мог понять, какая из новостей – ее беременность, ее желание убить ребенка, ее разрыв с ним или же бумаги, с помощью которых ее муж хочет лишить Джо свободы, – вызвала эту оторопь.
Чтобы в голове прояснилось, чтобы кровь снова начала снабжать мозг кислородом, Джо взялся за телефон и попросил соединить его с городской линией. Он забыл позвонить Диону и сказать, что освободил Бруно и Чаппи от задания. Не хватало еще, чтобы им влетело из-за него.
У Диона никто не отвечал, и тогда он вспомнил, что сегодня среда, а значит, они в кондитерской Чинетти. Джо решил позвонить еще в одно место, а потом съездить к Диону. К тому времени все уже вернутся, а бисквит, наверное, еще не успеет остыть.
Он положил трубку, потом снова снял и попросил соединить с другим номером. Он позвонил к себе в офис и спросил у Маргарет, не было ли сообщений.
– Два раза звонил Рико Диджакомо. Сказал, чтобы вы немедленно ему перезвонили.
– Хорошо. Еще что-нибудь?
– Еще звонил тот джентльмен из военно-морской разведки, кажется.
– Мэтью Байел.
– Да-да, он. Оставил очень странное сообщение.
Маргарет работала у Джо секретарем с 1934 года. За это время она наслушалась достаточно странных сообщений.
– Процитируй его, – попросил Джо.
Она откашлялась, и голос ее понизился на октаву.
– «То, что должно случиться, уже случилось». – Она заговорила нормальным голосом: – Вы понимаете, что он имел в виду?
– Не совсем, – сказал Джо. – Но эти типы из правительственных кругов обожают сыпать угрозами.
Повесив трубку, он закурил сигарету и постарался поточнее припомнить свой собственный разговор с Мэтью Байелом. Он довольно быстро вспомнил тот момент, когда Байел пообещал, что Джо не понравится «то, что мы предпримем».
Значит, что бы это ни было, они это уже сделали.
«Да делайте что угодно, – подумал Джо, – если только не пытаетесь меня закопать».
Кстати, об этом…
Джо позвонил в контору Рико Диджакомо, трубку сняла секретарша и сразу же их соединила.
– Джо?
– Да.
– Черт, где тебя носит?
– А что? Зачем тебе?
– Мэнк не в психушке.
– Да нет же, в психушке.
– Нет, его там нет. Он снова в Тампе. И он ищет тебя. Его видели в квартале от твоего дома. А за два часа до того он болтался по кварталу вокруг твоей конторы. Где бы ты ни был сейчас, сиди на месте. Ты, кстати, где?
Джо окинул комнату взглядом. Ванесса, по крайней мере, проявила любезность и оставила ему бутылку скотча.
– Я сам справлюсь, – сказал Джо.
– Мы его найдем. Ладно. Мы его на тот свет отправим, если потребуется.
– Что ж, было бы неплохо.
– А ты сиди тихо, пока мы с ним не разберемся.
Джо представил себе, как Мэнк рыщет по городу, высматривает его своими слезящимися глазами, голова в перхоти, изо рта разит дешевым пивом и салями. Мэнк – не Тереза или Билли Кович, он тонкостей не любит. Мэнк будет нестись на него под грохот мотора и автоматных очередей.
– Ладно, – ответил он Рико. – Буду сидеть тихо. Позвони мне, как только все закончится.
– Отлично. Скоро позвоню.
– Рико, – позвал Джо.
Голос Рико вернулся в трубку:
– Что? Что, Джо?
– Тебе ведь нужен мой номер.
– А?
– Чтобы перезвонить.
– Верно. Черт! – Рико засмеялся. – Верно. Сейчас возьму ручку. Ага. Диктуй.
Джо продиктовал ему номер телефона в мотеле.
– Ладно. Будем на связи, – сказал Рико и отключился.
Все занавески в номере были задернуты, но Джо на окне, выходившем на причал, заметил тонкую щель между той парой, которая закрывала окно, выходившее на причал. Он лег на кровать животом и задернул их до конца.
Потом он встал с кровати, на тот случай, если Мэнк вдруг явится прямо сейчас, и попытался выбрать выгодную позицию в комнате.
Он сел на туалетный столик и оглядел коричневые стены, посмотрел на картину, изображавшую рыбаков, выброшенных штормом на берег. Братья Кантилльоне повесили такую репродукцию во все номера мотеля. В этой комнате она висела слишком низко, и две недели назад Ванесса нечаянно сбила ее, пытаясь найти точку опоры, когда Джо вошел в нее сзади. Джо заметил царапину, оставленную рамкой на окрашенной стене. Он снова увидел перед собой ее волосы, концы мокрых прядей, прилипших к ее шее. Он ощутил запах алкоголя в ее дыхании – в тот день это был джин – и услышал шлепки плоти о плоть, когда их движения сделались совсем исступленными.
Он изумился яркости этих воспоминаний и тому, как больно их ворошить. Если он будет сидеть здесь целый день с бутылкой скотча и без закуски, то в итоге с ума сойдет. Необходимо подумать о чем-нибудь еще, о чем угодно. Например…
Кто подписывается на убийство по найму, а потом, в разгар работы, ложится в клинику для душевнобольных?
Может, это хитроумный план, чтобы сбить Джо со следа? Или Мэнк действительно сошел с ума? Потому что тот, кто заказал Джо, будет, мягко говоря, разочарован, когда Мэнк вдруг все бросит и отправится в дурдом. В таком случае тот, кто его нанимал, наймет другого исполнителя, чтобы убрать и Джо, и Мэнка. Нет, киллер, согласившийся на работу, не берет отпуск для приведения в порядок мозгов, чтобы вернуться в назначенный день и довести дело до конца. Это бессмыслица какая-то.
Джо хотелось прямо сейчас отправиться на улицу и переговорить с ребятами Рико, видевшими Мэнка, он был готов поставить тысячу на то, что они ошиблись и приняли за него кого-то другого. Он был уверен, что выиграет на этом пари пару тысяч.
А жизнь? Поставил бы он жизнь? Потому что ставки сейчас таковы. Все, что от него требуется, – сидеть в этой комнате – в ловушке, как он уже называл ее про себя, – и скоро все кончится. Рико со своими парнями выследит этого двойника Мэнка – ну ладно, пусть даже самого Мэнка, – и Джо снова начнет спать по ночам.
А пока что сиди в ловушке.
Он поднес к губам бокал, но замер, так и не выпив.
Так в этой-то ловушке все и дело.
Как там сказала Ванесса, уходя? Он видит все, кроме того, что лежит у него прямо перед носом.
Если бы кто-то в течение последних двух недель попытался его убить, он был бы уже покойник. Ведь до того, как он узнал о контракте, он ходил по улицам, счастливый и беспечный. Легкая мишень. Даже после того, как он узнал о потенциальной угрозе, он старался опровергнуть слухи. Он отстаивал жизнь Терезы. Он ездил на яхту Короля Люциуса, где было двадцать одурманенных наркотой головорезов. Его запросто могли убить в одну из многочисленных поездок: в Рейфорд, на Пис-Ривер, черт, да когда он просто мотался по городу.
Чего же ждали убийцы?
Пепельной среды.
Но зачем ждать?
Единственный возможный ответ: они ничего и не ждали. И не было никаких «их». А если и были, эти «они» не пытались убить Джо.
Они пытались удержать его от чего-то.
Он взялся за телефон, вышел на городскую линию, попросил соединить его с клиникой для душевнобольных в Пенсаколе. Когда звонок передали тамошней телефонистке, он представился девушке детективом Фрэнсисом Кэдиманом из полицейского департамента Тампы и сказал, что ему срочно нужно поговорить с главным врачом, речь идет об убийстве.
Девушка соединила его.
Трубку взял доктор Шапиро и спросил, в чем дело. Джо сообщил ему, что прошлой ночью в Тампе произошло убийство и ему необходимо допросить в связи с этим одного из пациентов.
– Мы уверены, – сказал он врачу, – что этот человек может убить еще раз.
– Убить моего пациента?
– Нет, доктор. Откровенно говоря, мы подозреваем в убийстве вашего пациента.
– Ничего не понимаю.
– У нас есть два свидетеля, которые видели на месте преступления Джейкоба Мэнка.
– Но это невозможно.
– Прошу прощения, доктор, но это так. Мы сейчас приедем. Спасибо, что уделили мне время.
– Не вешайте трубку, – сказал Шапиро. – Когда произошло убийство?
– Сегодня ночью. Если точно, в два пятнадцать.
– Тогда вы ищете не того человека. Вы говорили о пациенте по имени Джейкоб Мэнк?
– Да, доктор.
– Два дня назад он пытался совершить самоубийство. Перерезал себе сонную артерию осколком оконного стекла. И с тех пор находится в коме.
– Это точно?
– Я сейчас смотрю на него.
– Спасибо, доктор.
Джо повесил трубку.
Кто больше всех выигрывает от устранения Монтуса Дикса?
Уж точно не Фредди Диджакомо. Фредди получит на откуп лишь игорный бизнес.
Территорию получит Рико.
Кто предлагал ему увезти Томаса на Кубу?
Рико.
Кто только что назвал ему одно имя, способное заставить его сидеть и не высовываться?
Рико.
Кто настолько умен, чтобы оттеснить Джо в сторонку и разыграть представление, чтобы заполучить трон?
Рико Диджакомо.
И где, по мнению Рико, Джо не должен появляться в Пепельную среду?
Церковь.
Нет, не то. Джо был в церкви и вышел оттуда спокойно…
Кондитерская.
– Господи, – прошептал Джо, подходя к двери.
Глава двадцатая
Кондитерская
Когда водитель дяди Диона, Кармине, притормозил у кондитерской Чинетти, была половина первого, день наступил душный, солнце, спрятавшееся за шерстяными облаками, светило не то светло-серым, не то грязно-белым. Дядя Дион похлопал Томаса по ноге и сказал:
– Значит, сфольятелле, да?
– Я могу пойти с тобой.
Вслед за ними к тротуару подкатили Майк Обри и Джефф-Финн.
– Нет, – сказал Дион. – Я запомнил. Сфольятелле, правильно?
– Правильно.
– Может быть, они положат нам еще пастичотти[18].
– Спасибо, дядя Ди.
Кармине обошел машину и открыл дверцу для босса:
– Я вас провожу.
– Останься с мальчиком.
– Босс, хотите я схожу вместо вас?
Томас смотрел снизу вверх, как щекастое лицо дяди Ди наливается багровой краской.
– Я попросил тебя выучить французский? – спросил Дион у Кармине.
– Что?
– Я спрашиваю: я попросил тебя выучить французский?
– Нет, босс, нет, само собой.
– Я попросил покрасить вон ту скобяную лавку?
– Нет, босс, ничего подобного.
– Я попросил трахнуть жирафа?
– Что?
– Отвечай на вопрос.
– Нет, босс, не просили…
– Значит, я не просил тебя выучить французский, покрасить скобяную лавку или трахнуть жирафа. Я всего лишь попросил остаться в машине. – Дион похлопал Кармине по щеке. – Значит, останься, мать твою за ногу, в машине.
Дион вошел в кондитерскую, разглаживая костюм и поправляя галстук. Кармине снова сел за руль и повернул зеркало заднего вида, чтобы видеть Томаса.
– Любишь бочче?[19] – спросил он Томаса.
– Не знаю, – сказал Томас. – Никогда не играл.
– О, – сказал Кармине, – попробуй. А во что играют на Кубе?
– В бейсбол, – сказал Томас.
– А ты играешь?
– Да.
– Хорошо?
Томас пожал плечами:
– Не так хорошо, как кубинцы.
– Я начал играть в бочче, когда был в твоем возрасте, – сообщил Кармине, – еще в Старом Свете. Все думают, что меня научил отец, но на самом деле это была мать. Представляешь себе картину? Моя мать в коричневом платье. Она любила коричневый цвет. Коричневое платье, коричневые туфли, коричневые тарелки. Она была из Палермо, а это значит, как говаривал мой отец, что она лишена воображения. Отец-то у меня был из…
Томас перестал его слушать. Отец неоднократно ему говорил, что тот, кто слушает других людей – по-настоящему слушает, – завоевывает их уважение и, зачастую, благодарность. «Людям просто хочется, чтобы ты видел их такими, какими они пытаются казаться. А все пытаются казаться интересными». Но Томас мог лишь притворяться, что слушает, когда собеседник явно был скучным или попросту скверным рассказчиком. Иногда Томасу хотелось быть хотя бы вполовину таким же, как отец, а иногда он точно знал, что отец просто не прав. Что касается вопроса о снисхождении к глупости, тут он не знал наверняка, кто из них прав, хотя подозревал, что могут оказаться правыми оба.
Пока Кармине болтал, послышался звонок почтальона, и тот проехал мимо на желтом велосипеде. Приставил велосипед к стене сразу за кондитерской и принялся копаться в сумке, вынимая почту этого квартала.
Позади почтальона остановился высокий мужчина со впалыми щеками и пепельным крестом на лбу, он нагнулся и принялся завязывать шнурок. Томас заметил, что шнурки у мужчины прекрасно завязаны. Но он так и стоял, согнувшись, хотя смотрел вверх и наткнулся на взгляд Томаса. У него были плоские глаза, и еще Томас заметил, что воротничок сверху у него мокрый. Мужчина опустил глаза и снова принялся возиться со своими шнурками.
Еще один мужчина, гораздо ниже ростом и плотнее, приблизился по тротуару со стороны Седьмой авеню и вошел в кондитерскую решительным, быстрым шагом.
Кармине говорил:
– …Но вот моя тетка Кончетта, она-то… – А в следующий миг поток слов иссяк, он повернул голову, что-то увидев.
С тротуара на противоположной стороне улицы сошли двое мужчин в темно-вишневых плащах. Они остановились, пропуская машину, а потом зашагали в ногу и одновременно потянулись к поясам на плащах, которые почти не были затянуты.
– Посиди-ка здесь минутку, парень, – сказал Кармине, вылезая наружу.
Машина немного качнулась, когда Кармине отбросило на нее, и Томас смотрел широко раскрытыми глазами, как ткань пиджака на спине Кармине меняет цвет, – он понял, что произошло, по эху выстрелов. В Кармине снова выстрелили, он упал. Брызги крови остались на стекле.
Майк Обри и Джефф-Финн даже не успели выскочить из машины. Те двое в плащах начали с Обри – Томас услышал грохот выстрелов; а в следующее мгновенье на месте Джеффа-Финна осталось лишь разнесенное вдребезги стекло с пассажирской стороны и кровь, забрызгавшая изнутри лобовое стекло.
У двоих мужчин, стоявших посреди авеню, были автоматы. Они развернулись к Томасу – один из них изумленно прищурился: «Там что, ребенок?» – и дула «томпсонов» развернулись вместе с ними.
Томас услышал крики и громкий треск где-то за спиной. Из витрин посыпалось разбитое стекло. Выстрелы следовали один за другим, потом загремело особенно громко, и Томас решил, что это дробовик. Он не обернулся, чтобы посмотреть, но и не упал на пол, потому что не мог отвести взгляда от собственной смерти. Дула тех «томпсонов» по-прежнему были направлены на него, мужчины переглядывались, безмолвно решая какой-то неприятный для себя вопрос.
Когда в них врезалась машина, Томаса вырвало. Не сильно – он лишь икнул от ужаса, вытолкнув из себя желчь. Один стрелок взлетел высоко в воздух и исчез из виду, потом грохнулся на капот машины дяди Диона. Упал головой вниз. Голову развернуло в одну сторону, тело – в противоположную. Томас не видел, что случилось со вторым стрелком, но тот, что лежал на капоте, смотрел на него, причем правая половина лица и подбородок были развернуты через левое плечо, как будто это было самое естественное движение. Это он прищурился, увидев в машине Томаса, и Томас ощутил, как желчь подступает к центру груди, а покойник все смотрел на него, и его блеклые глаза были такими же мертвыми, как и при жизни.
Пули летели, словно злобно жужжавшие шершни. Томас снова подумал, что надо лечь, спрятаться за сиденьем, пригнуться как можно ниже, но увиденное настолько выходило за рамки его привычной жизни, что он не мог отвести глаза. Картинки мелькали отдельными фрагментами. Казалось, они никак не связаны друг с другом, но так только казалось.
Машина, сбившая двух стрелков, врезалась в бок грузовика, и какой-то человек в светлом шелковом костюме принялся стрелять в нее из автомата.
Человек на тротуаре, который делал вид, будто завязывает шнурки, стрелял из револьвера по кондитерской.
Почтальон, съежившись, лежал поверх опрокинутого велосипеда, его яркая кровь заливала газеты.
Тот, кто притворялся, что завязывает шнурки, вскрикнул. То был крик потрясения и недоверия, по-девчоночьи высокий. Он упал на колени и выпустил из руки пистолет. Закрыл глаза пальцами, и пепельный крест у него на лбу начал расползаться. Дядя Дион выскочил из кондитерской, его голубая рубашка была снизу залита кровью. В одной руке он держал коробку с тортом, а в другой – револьвер. Он нацелил его на стоявшего на коленях человека и выстрелил прямо в крест на лбу, человек упал.
Дядя Дион дернул дверцу машины. Он сейчас походил на то существо, которое с ревом выскакивает из пещеры и пожирает детей. И голос его походил на рычанье собаки.
– Ляг на пол!
Томас съежился на полу, Дион перегнулся через него и поставил коробку с тортом за водительское сиденье.
– Не двигайся! Ты меня слышал?
Томас ничего не ответил.
– Слышал? – проревел Дион.
– Да, да!
Дион заворчал, хлопнул дверью, и по боку машины застучали градины. Томас знал, что это не град, не град!
Какой грохот. Винтовки, револьверы, автоматы – все стреляли одновременно. За выстрелами слышались пронзительные крики людей.
Топот ног по тротуару – теперь все побежали, похоже, в одну сторону, подальше от машины. А грохот выстрелов почти прекратился, лишь одинокий выстрел прозвучал дальше по улице, еще один треснул перед машиной. Но казалось, цепь натянули, и дребезжанье затихло.
Теперь на улице стояла та гулкая тишина, какая бывает, когда только что закончился военный парад.
Кто-то открыл дверцу машины, Томас поднял глаза, ожидая увидеть Диона, но там стоял незнакомец. Мужчина в зеленом плаще и темно-зеленой шляпе. У него были очень тонкие брови и такие же тонкие усики. Что-то в его облике показалось Томасу знакомым, но он по-прежнему его не узнавал. Он ощутил запах дешевого одеколона и вяленой говядины. Левая рука чужака кровоточила, обвязанная носовым платком, а в правой он держал пистолет.
– Здесь опасно, – сказал он.
Томас ничего не ответил. Хотя, присмотревшись внимательнее, он понял, что иногда видел этого человека по воскресеньям после службы, тот часто стоял в школьном дворе рядом со старухой, вечно одетой в черное.
Теперь он ткнул Томаса в плечо раненой рукой:
– Я тебя заметил. С той стороны улицы. Я отвезу тебя в какое-нибудь надежное место. Здесь опасно. Пошли, пошли со мной.
Томас еще крепче ухватился за выступ в полу машины.
Человек снова ткнул его:
– Я же тебя спасаю.
– Уходи.
– Не говори так. Не смей. Не говори так. Я тебя спасаю! – Он похлопал Томаса по плечу и по голове, словно собаку, а потом потянул его за рубашку. – Вылезай.
Томас ударил его по руке.
– Ш-ш-ш, – зашипел человек. – Слушай, – сказал он. – Слушай. Просто выслушай меня. У нас с тобой мало…
– Фредди!
При звуке своего имени человек выпучил глаза.
А с тротуара его снова окликнули:
– Фредди!
Томас узнал голос отца и почувствовал такое облегчение, что впервые за последние пять лет обмочился.
– Ложись, – прошептал Фредди и выпрямился. Он развернулся в сторону тротуара. – Привет, Джо.
– Фредди, там с тобой мой сын?
– Так это твой сын?
– Томас!
– Я здесь, папа!
– Ты цел?
– Цел.
– Ты не ранен?
– Нет, я в порядке.
– Он тебя трогал?
– Он хлопал меня по плечу, но…