Злые чары Синей луны Грин Саймон

Его слова снова опередили стук в дверь. Створки с грохотом распахнулись, и в апартаменты Магуса гордо прошествовал один из гвардейцев герцога Арлика. Он прошел, печатая шаг, словно на параде, и остановился перед Хоком и Фишер. Поверх формы герцогской гвардии на солдате красовалась кольчуга, а правая его ладонь покоилась на рукояти меча. Высокомерно-снисходительным тоном, вполне соответствовавшим выражению лица, он прокричал сообщение для капитанов:

— Хок, Фишер, настоящим вам надлежит явиться в покои герцога Арлика, дабы он допросил вас по определенным вопросам… определенным вопросам, связанным с… с…

Гвардеец медленно и явно не по своей воле повернул голову. Магус уставился на него. Продолжая говорить, солдат все поворачивал голову медленными болезненными рывками, пока не встретился взглядом с чародеем. Бедняга так и не закончил фразу. Он заглянул магу глубоко в глаза и всхлипнул. А затем чары пропали. Гвардеец повернулся и побежал, выскочив из комнаты так стремительно, словно за ним гнались все демоны Черного леса.

Звук его удаляющихся шагов быстро затих. Магус небрежно махнул рукой, и дверь захлопнулась сама собой. Хок подчеркнуто бесстрастно посмотрел на волшебника.

— Что это за чертовщина?

Тот беспечно пожал плечами:

— Он был несносен… Разумеется, если у вас появилось желание прервать нашу милую беседу и поступить, как велит герцог…

— Нет, — твердо отозвалась Фишер. — Герцог подождет. И не думайте, что нас можно устрашить подобными трюками. Нас не так-то легко запугать.

Магус с минуту подумал и улыбнулся.

— Нет, — изрек он, наконец. — Я так не думаю. В Черном лесу было очень темно, верно? — Он посмотрел на Хока. — Разве у тебя были не светлые волосы? Или это у твоей спутницы? У меня исключительная память, но порой она настолько хороша, что ухватывает то, чего не происходило. Это одна из проблем, сопутствующих видению будущего, — ведь будущее постоянно меняется…

— Вы в состоянии видеть будущее?

— Как сквозь стекло, смутно. Недостаточно, чтобы извлекать реальную пользу, но достаточно, чтобы смущать и беспокоить меня. Некоторые вещи более неизбежны, чем другие. И люди непрерывно все усложняют.

Магус неожиданно встал, так что Лунный Блик отпрянула, и прошел к открытому окну, словно позабыв о присутствии гостей. Фея сделала несколько шагов вслед за ним, но потом остановилась.

Фишер наклонилась к Хоку:

— Это замечание насчет светлых волос… Не кажется ли тебе, что он…

— Если б он знал о тебе, то сказал бы. Он любит похвастаться собственной осведомленностью.

Фишер неуверенно нахмурилась:

— Мне кажется, или раньше у него были серые глаза, а не голубые?

— Боже, я так рад, что ты это сказала. Я тоже так думал, но… Погоди. Только взгляни туда.

Они оба уставились на Магусовы ноги, парящие в доброй паре дюймов над полом.

— А, не обращайте внимания, — успокоила их фея. — У него сейчас настолько забита голова, что порой он забывает обо всяких мелочах. Вроде гравитации.

— Что именно вы там ищете, сэр Магус? — поинтересовался Хок, так как чародей продолжал молча смотреть в окно.

— Мой плащ, — рассеянно ответил колдун. — Он где-то охотится. Я всегда беспокоюсь за него, когда он гуляет сам по себе. В наши дни в Лесу полно опасных тварей. Некогда плащ являлся одной из них, но… а, вот и он!

Маг посторонился, ласково улыбаясь. Плащ впорхнул в открытое окно, хлопая крыльями, словно гигантский нетопырь. Он дважды облетел хозяина, приветствуя его, а затем с шумом приземлился в углу. Он встал прямо, слегка подрагивая, и принялся издавать громкие и весьма неприятные звуки, ворча и рыгая. Магус закрыл окно.

— А на что конкретно ваш плащ охотится? — поинтересовался Хок.

— А, в основном на то, что не успевает удрать, — ответил чародей, присоединяясь к ним. Он снова ступал по полу.

— Включая людей? — с сомнением покосилась на плащ Фишер.

— Нет-нет, — заверил ее хозяин. — С этим покончено.

Он снова опустился в кресло и сурово взглянул на капитанов.

— Нам надо поговорить. Я должен сообщить вам несколько вещей. Кое-что из этого вам уже известно, но такова уж ваша судьба. Первое, Трещина связывает север и юг. Я создал ее. Последнее великое заклятие Дикой магии в мире людей. Другого такого больше не будет. Магия уходит из мира и поигрывает мускулами в последних отчаянных демонстрациях силы. Но человечество процветает и распространяется по миру, переделывая его под себя. И магия уступает место науке, которая ближе человеческой природе. Наука всегда срабатывает. Ее принципы логичны. В глубине души человек — существо рациональное, и мир ему требуется рациональный, где правила всегда выполняются и все имеет смысл. Дикую магию постепенно заменила Великая магия, более упорядоченная форма. Некоторые из вас сумели приручить ее себе на пользу, но даже она ныне угасает. У большинства людей недостаточно гибкое сознание, чтобы иметь дело с магией.

— А как насчет этой новой Хаос-магии, основанной на математике? — спросила Фишер. — Поговаривают, за ней будущее.

— Чушь! — рявкнул Магус. — Хаос-магия — всего лишь жалкая половинчатая попытка создать магию, которая работала бы как наука. Ни рыба, ни мясо. В ее основе лежит несколько неплохих идей, но собственно наука скоро сметет ее со своего пути. Наука — это вещь, которая каждому понятна и которой можно научить любого и всякого. Нет, помяните мое слово, на протяжении жизни ближайших десяти-двенадцати поколений магия уйдет окончательно и мир станет куда безопаснее. И скучнее. Все мифы и чудеса вселенной заменят механизмы и приспособления. Удобные, красивые, искусно сделанные, но бездушные по своей сути. Ни драконов, ни единорогов…

— Ни демонов, ни их князя? — добавил Хок.

Магус метнул на него острый взгляд.

— Молодец. Да. Уловил суть. Научившись контролировать мир с помощью науки, человек положит конец главной угрозе для своего существования. Вы изгнали князя демонов при помощи Дикой магии Радуги, но он может вернуться. Он — Переходное Существо, один из нерожденных, лишенных души, охотник на краю реальности, олицетворение отвлеченной идеи. Будучи Переходным Существом, он не может быть уничтожен окончательно, пока существует магия. Идеи бессмертны. Но замените магию наукой — и он больше никогда не вернется, потому что эта грань мироздания окажется закрыта для него и ему подобных. Он больше не сможет здесь существовать — ему попросту не позволят этого научные законы вселенной.

— Переходные Существа? — переспросила Фишер. — Вы хотите сказать, что существуют еще другие твари, подобные князю демонов?

— Разумеется, — ответил Магус. — У любого абстрактного понятия, идеи или мифа имеется некое магическое существо, которое его олицетворяет. Это часть нынешней реальности. Что естественным образом подводит нас к проблеме Синей Луны.

— Правда? — перебил Хок. — Притормозите, Магус, я что-то не поспеваю за ходом ваших мыслей.

— Верно, — согласилась Фишер.

— Синяя Луна, — терпеливо повторил чародей. — Вы никогда всерьез не задумывались о ее природе и назначении, правда? Что она такое и для чего нужна?

— Мы были слишком заняты, пытаясь остаться в живых! — рявкнула принцесса. — Единственный, кто действительно что-то знал о ней, — это Верховный маг. А он, как правило, был слишком себе на уме. Или чересчур безумен, чтобы объяснять хоть что-то.

— Ах да, Верховный маг. Какая жалость, что мне не представилось случая познакомиться с ним! Замечательный ум, по общему мнению.

— А вот Чанс говорил, что вы отрекомендовались избранным преемником Верховного мага, когда впервые явились ко двору, — прищурился Хок.

— А, это, — беспечно отозвался Магус. — Я солгал. Я иногда так делаю. Но уверен — если бы нам с Верховным Магом довелось встретиться, старик непременно выбрал бы меня своим преемником. Итак, Синяя Луна…

— …выпустила на волю Дикую магию, — заключил Хок. — Она распространила Черный лес по всему Лесному королевству.

— Вот видите? Вы вообще никогда об этом не думали всерьез. — Внезапно чародей показался очень усталым. Он тяжело осел в кресле, как старик, внезапно почувствовавший, насколько похолодало в комнате.

Фея Лунный Блик приблизилась к чародею и утешающе положила ему руку на плечо. Магус сплел свои пальцы и уставился на них.

— Синяя Луна обращается вокруг мира. Так? — продолжал он. — Но поскольку Синяя Луна не является собственно нашей луной, то в таком случае, вокруг какого мира вращается она? Луна отражает свет Солнца. Но какое Солнце у Синей Луны, если она отражает столь ужасный свет? Наша луна и Синяя существуют на разных планах реальности. Через определенные неравномерные промежутки времени их орбиты приходят в одну и ту же базовую точку пространства. И в тех случаях, когда орбиты совпадают и обе луны занимают одно и то же место, определенные факторы — люди или события — могут ввести Синюю Луну в наш мир. И тогда любые преграды рушатся, и Дикая магия вырывается на свободу в мире людей.

— Вы говорили, Синяя Луна возвращается, — вставила Фишер. — Неужели это возможно? Всего через двенадцать лет?

— Разумеется. Время там течет по-иному. Раз в тамошний месяц…

— Но что привело ее к нам на сей раз? — спросил Хок. — Князь демонов по-прежнему пребывает в изгнании, Черный лес вернулся в свои изначальные границы, а проклятые дураки, которые призвали князя демонов, покинули нас.

Магус одарил его печальным взглядом.

— Вернулся Опрокинутый Собор. И одного его существования достаточно, чтобы вызвать Синюю Луну. Вот почему вы и капитан Фишер должны отправиться в проклятый храм и покончить с исходящей от него угрозой. Если сможете.

— Погодите! — мгновенно вспыхнула Фишер. — Мы никому ничего не должны. Мы здесь только для того, чтобы раскрыть убийство.

— Убийство никакой роли не играет. Вы должны войти в Опрокинутый Собор. Это ваша судьба.

— Что вы знаете о нашей судьбе? — резко спросил Хок.

— Больше, чем вы думаете.

— Вы не можете заставить нас делать то, чего мы не хотим, — упрямо заявила принцесса. — Попробуйте только надавить на нас, и мы…

— Вам нужны ответы? — перебил ее Магус. — Вы найдете их только в Опрокинутом Соборе.

— Какие ответы? — уточнил Хок.

— На все вопросы.

— Включая и вопрос о том, кто убил Харальда?

Чародей вздохнул:

— Вы исполните свои обязанности. Ваша природа не позволит вам сделать иной выбор. Теперь ступайте. Я устал.

— Мы никуда не пойдем, пока вы не ответите на несколько вопросов, — заявил Хок. — Начнем с самого простого. Где вы находились в момент убийства короля Харальда?

— Здесь, — терпеливо ответил Магус, словно давая поблажку настырному ребенку. — Я всегда здесь, если мое присутствие не требуется где-либо еще.

— Вы можете это подтвердить?

— Со мной была Лунный Блик.

Хок взглянул на фею, которая обрушила на него всю силу своей улыбки. Страстные глаза под тяжелыми веками пылали.

— Мы оба были здесь, капитан. Вы будете допрашивать меня следующей? Я бы так хотела, чтобы вы меня допросили! Мы могли бы уединиться. У меня есть замечательные новые наручники… Уверена, вы сможете убедить меня рассказать вам все, что угодно.

— Отвали и немедленно, — холодно велела Фишер. — Хок, если ты сделаешь еще хоть один шаг в ее сторону, я тебе ноги переломаю.

Хок бросил на красавицу извиняющийся взгляд.

— Беда в том, что она не шутит.

— У меня в мозгу взвыли бы сирены, попробуй кто-нибудь только коснуться моих защитных барьеров, — медленно продолжал Магус, не обращая ни на кого внимания. — Но я не почувствовал ничего. Когда мне сообщили об убийстве, я сразу же поспешил в апартаменты короля. Барьеры не были повреждены. Что технически невозможно. Я установил их таким образом, чтобы никто не мог войти, кроме ближайших родственников короля. А королевы в тот момент и близко не было, я вложил в эти барьеры немало труда и мог бы поклясться на стопке гримуаров, что во всем королевстве и за его пределами не существует волшебника достаточно сильного, чтобы пробить их. Разве что пройти мимо них, не потревожив сигнальные центры. Что беспокоит меня больше всего.

— У вас нет предположений, кто мог бы это проделать? — спросила Фишер.

— Верховный маг.

— Но он мертв, — напомнил Хок.

— Это не обязательно исключает его кандидатуру.

— Не потрудитесь ли объяснить? — потребовала Фишер.

— Нет, — ответил Магус. — Я очень тщательно обследовал место преступления, применив все доступные мне магические приемы, но оказался не в состоянии обнаружить никакого ключа или магического следа. Что опять-таки невозможно. Никто из присутствующих в Лесном замке не смог бы так быстро и тщательно убрать за собой.

— За исключением вас, — уронил Хок.

— Ну да, — согласился Магус. — Но если бы я на мгновение спятил и решил кого-нибудь убить, у меня хватило бы ума сделать это способом, который не указывает на мою персону столь однозначно. Кроме того, все-таки Харальд был моим королем. Я присягал на верность ему и его трону. А я своим словом не разбрасываюсь.

Хок посмотрел на Фишер:

— Как, по-твоему, мы ничего не пропустили? Значит, можем идти. Нам предстоит повидать еще множество народу. Спасибо, что нашли для нас время, сэр Магус, и вам, сударыня. Мы вернемся, если у нас возникнут дополнительные вопросы.

— Остерегайтесь правды, — тихо произнес Магус, не глядя на него. — Она не сделает вас ни счастливыми, ни свободными. Некоторые вещи скрыты не зря. Раскрытие убийства не обязательно приведет к концу дела. А справедливость никогда не дается дешево.

— Предполагается, что я что-то из этого понял? — поинтересовался Хок.

— Нет. Но вы поймете.

Магус откинулся в кресле и закрыл глаза, давая понять, что больше ему сказать нечего. Лунный Блик изящно поболтала пальчиками на прощанье. Хок и Фишер вышли, тихонько прикрыв за собой дверь. Плащ в своем углу вывалил на пол кучку костей. Некоторые из них были довольно большими, с кусками шерсти и мяса. Магус, не открывая глаз, окликнул фею.

— Следуй за Хоком и Фишер. Иди, куда идут они, смотри, куда они смотрят, слушай, что говорят, и возвращайся. Не показывайся. И не дай им поймать себя.

Kрасавица широко ухмыльнулась и в мгновение ока сделалась не больше дюйма. У нее выросли разноцветные крылья, и вскоре она уже порхала за Хоком и Фишер, с легкостью проникнув сквозь большую замочную скважину в запертой двери.

Магус тяжело вздохнул. Синяя Луна скоро будет здесь, тьма уже собирается в замке, и все планы, которые он так осторожно запустил с открытием Трещины, больше не казались ни точными, ни утешительными как прежде.

Королева Фелиция не впервые проснулась поздно и с ужасным самочувствием, которое теперь изливала на тех несчастных, которые вынуждены были прислуживать ей. Завернувшись в шелковый халат, она мерила шагами приемную, преследуемая небольшой армией слуг и придворных, которые отчаянно сражались друг с другом за ее внимание. С самого утра требовалось подписывать бумаги, принимать решения, одобрять планы и давать поручения. И как всегда, все надлежало сделать незамедлительно. Послушать царедворцев, преследующих королеву, пытающуюся укрепить свой дух кофе и сигаретами, — так судьба всего Лесного королевства зависит от того, чтобы ее величество обратила свое высочайшее внимание в первую очередь на них, а потом уж — на кого-нибудь другого. В прошлом кое-кто из наиболее решительных пытался последовать за монархиней даже в уборную, но подобные выходки она пресекла, затушив об одного из них сигарету. Теперь придворные сохраняли уважительную дистанцию, но это приводило только к тому, что каждый говорил как можно громче.

Королева Фелиция вышагивала по комнате, разглядывая разнообразные наряды, представленные слугами ей на одобрение. Она подписывала бумаги и объявляла решения явно наобум. Фелиция любила показать, кто здесь главный. Это заставляло людей стоять на цыпочках. Вскоре у них закончились важные поводы досаждать ей, и Фелиция с помощью угроз, проклятий и летящих предметов изгнала их. Королевские горничные приучились следить за тем, чтобы под рукой у нее всегда оказывалось некоторое количество полезных в этом отношении вещей. В противном случае она начинала швыряться дорогими деталями обстановки.

Фелиция выбрала один наряд, махнула, чтобы убрали остальные, и жестом велела маячившей поблизости служанке с кофейником наполнить заново чашку. Королева сделала большой глоток и вздохнула. Ничто так не бодрит сердце, как хорошая доза кофеина с утра. Мановением руки она отослала слуг, и те быстро удалились, пока госпожа не придумала для них новое занятие.

Фелиция поглядела на своего маленького сына, будущего короля Стефена, которому уже сравнялось два года. Он сидел в углу, увлеченный кучкой ярко раскрашенных кубиков с алфавитом. Присматривала за ним няня-наставница-телохранитель Калли, высокая, мускулистая женщина-воин, которую королева привезла с собой из Герцогства под горой. Много лет назад Калли попала в Горы в качестве наемного меча, и ее приставили телохранителем к юной принцессе Фелиции. После нескольких неизбежных стычек дамы крепко подружились. Только постоянное вмешательство Калли позволяло девушке столько развлекаться. Фелиция больше никому не доверила бы своего ребенка. Воительница обожала малыша и, не задумываясь, отдала бы за него жизнь.

Рослая, крепко сбитая, наделенная могучими, выразительными формами, Калли устрашала людей, просто входя в комнату. При дворе она вызвала шок. Время от времени Фелиция брала ее с собой в тронный зал — когда хотела как следует припугнуть того или иного политика. Круглое лицо женщины под стрижкой военного образца было обезоруживающе милым, но это никого не обманывало. В свое время нянюшка прикончила одного крайне неприятного субъекта прямо возле трона. И добросовестность, с которой она это проделала, произвела неизгладимое впечатление на всех.

Королева ласково поворковала над сыном, но малыш не обратил на нее внимания, с головой уйдя в свой маленький мир. Фелиция громко фыркнула.

— Совсем как его отец. Сначала то, чего хочет он, а все остальные подождут. Сколько у нас осталось до заседания, Калли?

Teлохранитeльница отложила металлическую пружину, которую сжимала, чтобы накачать мускулы предплечья, и полистала королевский ежедневник.

— Около трех четвертей часа, ваше величество. Пора в ванну, если мыться быстро. И не играйте с пеной — некогда. Вы уже закончили завтрак?

— Хватит воспитывать меня, Калли. Я съем еще немножко около одиннадцати, когда желудок проснется. Еще что-нибудь важное есть?

Часть работы Калли заключалась в неприметном отслеживании хитросплетений неофициальных замковых сплетен и слухов. У каждой партии в самом замке и у нескольких — за его пределами имелись свои собственные платные информаторы, но они и в подметки не годились источникам Калли. В основном потому, что ее штат почти полностью состоял из слуг. Поразительно, как часто высокопоставленные (и очень умные) люди воспринимают слуг как предметы обстановки. При них они говорят такие вещи, каких никогда не решились бы произнести даже в кругу собственной семьи. И обо всем услышанном слуги докладывали Калли. Являясь телохранителем королевы и наследника короны, Калли считала лучшим ответом на любую угрозу заблаговременную информацию о том, откуда она может исходить. Это также чрезвычайно способствовало репутации королевы при дворе, где ее считали всеведущей. Особенно в тех областях, о существовании которых ей даже подозревать не полагалось.

— Пока больше ничего интересного, — ответила Калли, откладывая ежедневник, чтобы свериться с собственной записной книжкой. — Опять досаждает Шаман. Проповедует на главном дворе социальные реформы. Призывает к революции. Обычные фразы — про огонь и проклятие; но крестьяне слушают, развесив уши. Ваш отец по-прежнему хандрит у себя в покоях, после того как Хок и Фишер опустили его в тронном зале. Последние, по самым свежим данным, отправились допрашивать Магуса.

Фелиция снова фыркнула:

— Получить от Магуса прямой ответ на вопрос труднее, чем вырвать зуб самому себе. И удовольствия примерно столько же.

— Что верно, то верно, — согласилась Калли. — Покойники — и те издают более осмысленные звуки, если наступить им на брюхо.

Фелиция посмотрела на нее.

— Ты же не…

— Каждый имеет право на хобби.

— Ты отвратительна, Калли. Я бы снова отправила тебя на курсы магия, но у нас, к сожалению, закончились преподаватели.

— В последнего я просто влюбилась.

— Знаю. Он до сих пор трясется.

Фелиция упала на жесткий стул перед трюмо и уставилась на свое отражение в зеркале. На лице ни грамма косметики, вызывающе светлые волосы туго накручены на металлические бигуди, из угла рта торчит сигарета.

— Господи, — устало пожаловалась она, — прилично выглядеть с каждым днем становится все труднее. Я бы воспользовалась магической подтяжкой, но, спорим на что угодно, эти ведьмы из Академии в два счета меня раскусят. Тот крем с юга еще не привезли?

— Только что прошел таможню, — доложила Калли. — Очередной горшок дерьма. Не знаю, зачем ты тратишь на них деньги. От нового окажется не больше проку, чем от предыдущих. Ты стареешь, Флисс. Привыкай.

— Никогда! — воскликнула Фелиция. — Я в расцвете сил! И до сих пор выгляжу молодой и красивой. При помощи небольших ухищрений. Как, по-твоему, не добавить ли еще мушку?

— Еще пара мушек — и люди решат, что у тебя оспа, — равнодушно откликнулась Калли. — А кто-нибудь попытается соединить точки, чтобы получилась картинка.

— Тебе-то хорошо, — огрызнулась Фелиция. — Ты телохранитель. Тебе полагается иметь физиономию как у бульдога обнюхивающего чертополох. А я, черт подери, королева. Мне полагается блистать. От меня этого ждут. Она глубоко затянулась. — Дьявол, от всего этого голова с утра пораньше кругом идет. Ты не видела мой портсигар?

— Где ты его в последний раз оставила?

— Знала бы, посмотрела бы сама. Поищи. И сделай мне еще кофе. Черный, три ложки сахара.

— Не забыла, что тебе на днях опять к зубному?

Фелицию передернуло.

— Хочешь окончательно испортить мне утро, да?

— Давай, — безжалостно скомандовала Калли. — Рисуй лицо и одевайся, если не собираешься утруждать себя мытьем. В тронном зале ты должна выглядеть наилучшим образом, а сейчас тобой хоть демонов пугать.

— Чудно. Меня задирает собственный телохранитель! Что еще у нас не так нынче утром?

Раздался громкий стук в дверь. Фелиция с Калли удивленно переглянулись. Большинству людей хватало ума не беспокоить королеву во время туалета. Увольняли и за меньшие провинности. Калли встала рядом с госпожой, положив ладонь на рукоять меча. Возник лакей и по кивку королевы отправился открывать. Хок и Фишер протопали в комнату, не удостоив слугу вниманием, и коротко поклонились королеве.

— Проклятье! — охнула Фелиция. — Нельзя ли с этим подождать?

— Увы, — ответил Хок. — Сегодня нам предстоит встретиться с огромным количеством людей.

Он улыбнулся королеве, придвинул стул и уселся напротив нее, тактично притворившись, что не замечает ее незавершенного туалета. Фелиция была так потрясена его нахальством, что позволила ему это проделать.

Фишер предусмотрительно держалась позади. Они с Хоком заранее решили, что говорить будет в основном он, а она отступит на задний план. Джулия никогда не проводила много времени с сестрой, даже когда обе жили под одной крышей. У них не было ничего общего, кроме отца. С тех пор, когда они последний раз видели друг друга, прошло двенадцать лет, и Фишер к тому же превратилась в брюнетку. Но она до сих пор опасалась, что ее узнают. Они с Калли обменялись взглядами, распознав друг в друге родственную душу. Обе умели при встрече отличить воина. Вежливо поулыбались друг другу, но руки далеко от мечей не убирали.

— Ладно, — нелюбезно бросила королева. — Задавайте свои вопросы и убирайтесь. — Она жестом отпустила слугу. — И не надейтесь смутить меня, капитан, врываясь сюда, когда на мне еще нет лица. И не чета вам пробовали, да в слезах убегали домой к мамочкам. Я выросла при дворе герцога Старлайта, и если выжила там, значит, переживу любого. Что вы хотите знать?

— Начнем с вашего отца, герцога, — непринужденно начал Хок. — Очень волевой человек. Думаю, многие хотели бы знать, насколько сильное влияние он на вас имеет. Вы регент Лесного королевства, защитник его будущего короля. А герцог всегда славился тем, что немедленно наносит удар там, где чует слабину.

— Многовато выводов, — совершенно спокойно заметила Фелиция. — Не волнуйтесь насчет папеньки. Я с ним справляюсь. Он далеко от дома и от привычной поддержки. Меня нынче в основном беспокоят собственные придворные, будь прокляты их черные, гнилые душонки. — Она крепко затянулась и выбросила окурок. — Видите ли, я не хотела становиться Лесной королевой. Я вообще никогда не мечтала ни о какой короне. Но отец настаивал, а я тогда находилась не в том положении, чтоб упираться. Джулия удрала с Рупертом, а договор между Герцогством под горой и Лесным королевством гласил, что одна из дочерей герцога должна выйти за Харальда, иначе начнется открытая война… Не то чтобы меня это трогало, но… Как бы то ни было, после Джулии я оказывалась самой младшей, поэтому и положила голову на плаху. Так что, можно сказать, это все Джулия виновата. Она всегда была эгоистичной стервой. Замуж я тоже не рвалась. Все, чего я хотела от жизни, — это веселиться до упаду, избегая шпионов дражайшего родителя, да время от времени скандализовать двор какой-нибудь новой модой или любовной интрижкой. Как-то раз я явилась ко двору с алмазными сережками в голых сосках. Их сиятельство чуть удар не хватил. Все мои романы затевались исключительно напоказ. Истинные увлечения я тщательно скрывала. О трех моих абортах папенька понятия не имеет. Я тогда не хотела детей. Не желала видеть, как они вырастут несчастными при дворе моего отца, как мы с сестрами.

Она замолчала и пошарила в куче разнообразного барахла, разбросанного на туалетном столике.

— Сигареты… в такую рань я без сигареты не человек. Это самое лучшее, что к нам завезли с юга. Кроме кофе, конечно.

Наконец она выкопала серебряную коробочку, извлекла оттуда черную с голубыми колечками сигарету и вставила в угол рта. Затем все застопорилось, пока ее величество искала спички. Наконец королева прикурила, откинулась на спинку стула, удовлетворенно вздохнула и выпустила дым в сторону Хока.

— Сделать из меня Лесную королеву целиком папочкина затея. Сына от подобного союза можно было бы использовать для объединения Герцогства под горой и Лесной страны. Остальное герцога не интересовало. Этот мальчик — просто очередная пешка для манипулирования. Меня, разумеется, никто не спрашивал. Знали, что я в ответ предложу им поцеловать мою костлявую задницу. Роль Лесной королевы не сильно отличалась от роли принцессы в Горах. Вся власть принадлежала исключительно Харальду. Я должна была вести светскую жизнь, заниматься благотворительностью и выглядеть красиво. Меня держали как можно дальше от всех политических маневров. Харальд не доверял женщине из Герцогства под горой и не подпускал меня к источникам власти. Так мы и жили, каждый своей жизнью, за исключением тех случаев, когда приходилось появляться вместе на официальных церемониях.

Фелиция жадно затянулась и задумчиво уставилась в пространство.

— Вам не терпится узнать, как я относилась к Харальду, верно? Ну, я даже сейчас не могу уверенно ответить на этот вопрос. Харальд был не из тех, кого легко узнать. У него для каждого человека нашлась бы новая личина. Полагаю, мы вполне подходили друг другу. Препирались утром, днем и вечером, но это просто был наш способ общения. Он был чертовски хорош в постели. Когда оказывался там. Одно время я подозревала, что у него водятся любовницы, но если и так, то прятал он свои увлечения даже лучше, чем я. Но, по-моему, его куда больше интересовала консолидация власти, нежели роль мужа и любовника.

— За все годы брака, — осторожно начал Хок, — у вас родился только один ребенок. Вы упоминали об абортах…

— Один ребенок у меня потому, что Харальд так и не нашел времени сделать больше, — ядовито бросила Фелиция. — А со всеми прочими мужчинами я была крайне осмотрительна и пользовалась защитными чарами. Королеве невозможно переборщить с осторожностью. Да, Стефен, вне всяких сомнений, — сын Харальда. Муж — разумеется, тайно, — настоял на проведении всевозможных магических проверок, чтобы в этом убедиться. Я не слишком хотела наследника, но понимала, что от меня этого ждут. Это было частью моей работы. А теперь, когда малыш уже здесь, я полюбила его. Заявляю вполне ответственно: я убью любого, кто попробует отнять его у меня.

Некоторое время они наблюдали за мальчиком, который по-прежнему задумчиво перекладывал разноцветные кубики. Хок пристально рассматривал племянника, пытаясь разглядеть в нем что-то от брата, различить характерные для Лесной династии черты, но он видел просто ребенка. Он повернулся к Фелиции.

— Кто, по-вашему, убил Харальда?

Королева расхохоталась и тут же подавилась сигаретным дымом.

— Глаза разбегаются, милый, У него было столько врагов! И большинство из них он завел умышленно. Либо ты поддерживаешь короля во всем, что он затевает, либо ты — враг. Харальд умел быть достаточно обаятельным и убедительным, когда ему это требовалось, и ухитрялся заключать политические сделки с лучшими. Но он никогда не забывал и не прощал. И никому бы не отдал ни грана своей власти. Все должно было проходить через его руки, даже если из-за этого он тонул в бумагах. Следует отдать ему должное, с канцелярией он управлялся мастерски. Но если вам нужны подозреваемые… Магуса я поставила бы первым в списке. Ему не доверяет никто. Затем Шаман. Старый спятивший ублюдок, от чего и бесится. Призывает к ликвидации монархии и превращению крестьян в основу политической власти, я бы давным-давно вышвырнула его пинком под вонючий зад, но Харальд и слышать о том не желал. По-моему, они каким-то странным образом уважали друг друга. Хотя никогда не встречались лично, насколько я знаю. И, наконец, ландграф, сэр Роберт. В этом замке нет такой политической сделки или интриги, о которой он не знает и в которой не участвует. Одна радость у человека — воду мутить. И, разумеется, остаюсь еще я. — Она ухмыльнулась, обнажив зубы, успевшие пожелтеть от никотина. — Вы обо мне всякое услышите, и по большей части это правда. Но я всегда была заинтересована в присутствии Харальда, дабы обеспечить будущее Стефена. Для моего мальчика я сделаю все, что угодно. Мы закончили? Без штукатурки на лице я чувствую себя голой.

— Почему, вы думаете, убили вашего мужа? — спросил Хок, твердо придерживаясь порядка вопросов, выработанных ими с Фишер за завтраком.

— Кому-то не нравилось, как он правит страной. По-моему, это очевидно.

— Он был хорошим королем?

Фелиция нахмурилась:

— Он считал, что быть королем — значит делать все самому. Это обязанность монарха. Его долг. У него всегда было сильно развито чувство долга. Он никому не передавал полномочий, потому что никому, кроме самого себя, не доверял. Включая, разумеется, меня. Он слушал доклады в тронном зале и не постеснялся бы украсть у выступающего хорошую идею. Но все и вся обязаны были соответствовать его представлению о должном порядке вещей. Таков уж он был. — Фелиция подумала немного, стряхивая пепел с сигареты прямо на пол. — Однажды, в постели, он заговорил о своем отце, короле Иоанне. Харальд сказал, что его отец оказался слабым королем и все, что случилось во время Войны демонов, прямое следствие этой слабости. Это единственный раз, когда он заговорил об отце. По-моему, большая часть того, что делал Харальд и кем он являлся, проистекала из его яростного нежелания походить на своего отца.

— Вы говорили, что между вами время от времени случались ссоры, — осторожно произнес Хок. — Харальд когда-нибудь… делал вам больно? Бил вас?

Фелиция хрипло рассмеялась:

— Он бы не посмел. Я бы из него дух вышибла, попробуй он поднять на меня руку, и он это знал. Мы всегда уважали друг друга. И, кроме того, сколько бы мы ни ссорились, в постели всегда мирились. Порой я специально затевала склоку, чтобы потом немного порезвиться. У Харальда наличествовали интимные проблемы. По-моему, ему не нравилось чувствовать себя эмоционально обнаженным, беззащитным.

Фишер поймала себя на том, что машинально кивает, и тут же остановилась.

— Как насчет ваших любовников? — резко спросила она, на тот случай, если Фелиция или ее телохранительница заметили промах.

— Я всегда была очень осторожна, — ответила королева. — Здесь по-другому нельзя. Такого царства сплетен я нигде не встречала. Герцогские придворные по сравнению со здешними — просто кучка дилетантов. Харальд всегда подозревал меня в изменах, но покуда улики и доказательства, способные поставить его в неловкое положение, отсутствовали, смотрел на все мои похождения сквозь пальцы. Мне иногда почти хотелось заставить его ревновать. Так было бы веселее. Разумеется, сейчас за каждым моим движением пристально следят, так что я уже сто лет как не развлекалась. Они используют малейшее подозрение в скандале, чтобы сместить меня с поста регента и захватить в свои руки контроль над моим сыном. Я всегда могу выйти замуж вторично. Многие были бы только счастливы жениться на регенте. Вы не поверите, какой очаровательной и желанной я сделалась с тех пор, как овдовела! Суки двуличные. Под венец я больше не пойду. Одного раза более чем достаточно. Нет, я проторчу здесь ровно столько, сколько потребуется, чтобы Стефен прочно занял трон, а там меня ждут большой загородный дом и толпы хорошеньких мальчиков. Вы положительно шокированы, капитан Хок. Думаете, я вру? У вас осталось время задать мне еще один вопрос, а потом я спущу на вас Калли. Так что поднапрягитесь.

— Хорошо. Где вы находились в момент убийства Харальда?

— В тронном зале, — торжествующе ответила королева. — Сидела на троне, принимая торговую делегацию с юга. В это время большинство придворных находились там же. За меня могут поручиться сотни людей. Все. Проваливайте. Калли проводи их до двери и захлопни ее за ними.

Это была прекрасная концовка, но, к сожалению, Калли с Фишер увлеклись игрой в гляделки и не расслышали приказа. Хоку пришлось хлопнуть Фишер по руке, чтобы привлечь ее внимание. Капитаны коротко поклонились и вышли. Калли заперла за ними дверь и задвинула засов. Фелиция уронила голову на руки, так она устала. Калли принялась растирать ей плечи.

— Это выступление — одно из лучших, ваше величество.

— По-твоему, они мне поверили?

— Зависит от того, что скажут остальные. И не стоит забывать, кто такие Хок и Фишер. Говорят, они всегда докапываются до истины.

— Господи, да всем только того и надо, чтобы правда вышла наружу! Нам нужно спрятать гораздо большее, чем убийство моего мужа. Мы опаздываем на заседание! Быстро снимай бигуди, пока я рисую себе лицо. И, судя по запаху, дорогому Стефочке опять пора в ванну. О боже, предстоит еще тот денек, я уже чую.

Хок и Фишер шагали по коридору, следуя за пляшущим огоньком Сенешаля. Каждый размышлял о своем. Вскоре Хок посмотрел на Фишер и улыбнулся:

— А я всегда думал, что в семье ты самая волевая. У тебя все сестры такие?

— Мы все сильные духом, но по-разному, — начала оправдываться Фишер. — А куда деваться? Слабый при отцовском дворе долго бы не протянул. Герцог всегда искал, из кого бы сделать козла отпущения, и порой мне казалось, что ему только нравилось, если под руку подворачивался кто-то из близких.

— У меня есть племянник, — медленно проговорил Хок. — Род Лесных королей продолжается. Он выглядит вполне здоровым, хоть и тихоня. Почему у нас нет детей, Изабель?

— Не знаю. Мы могли бы найти время, если бы действительно хотели завести ребенка. Наша жизнь всегда была насыщенна, чтобы не сказать опасна. А может, это просто потому, что у нас обоих было такое тяжелое детство. Наши родственники придали новое звучание выражению «неполноценная семья». Сейчас нам не об этом надо думать, Хок. Сосредоточься на текущих проблемах. Давай по порядку, а то нам и впрямь, чего доброго, принесут наши собственные головы на блюде.

— Конечно, — отозвался Хок. — Все по порядку. Но всегда остается что-то еще, правда?

Некоторое время они молча следовали за проводником.

Тиффани ушла по делам Академии, а Чанс отправился за Чаппи в замковые кухни. Псу не полагалось там находиться. Его и так уже несколько раз выгоняли по гигиеническим соображениям. Но когда собака такая большая, ей нет нужды придерживаться строгих ограничений. Чанс погрузился в кухонный жар и чад, где вокруг котлов, горшков и медленно поворачивающихся на вертелах туш сновали повара. Ну, разумеется, под ближайшим столом развалился Чаппи. С самым счастливым видом он глодал цельную берцовую кость, разгрызая ее мощными челюстями в надежде добраться до мозга. Его довольное урчание устрашило бы любого, при ком не оказалось бы полного доспеха и сжатой обеими руками секиры. Не удивительно, что кухонный персонал оставил пса в покое.

Чанс вздохнул, подошел к столу, крепко ухватил Чаппи за мягкое ухо и безжалостно потянул. Пес уронил кость и выкарабкался наружу.

— Ай! Ай! Хулиган! Ладно, выхожу, только ухо отпусти, пока оно не вытянулось, как у зайца. Когда-нибудь я подам на тебя в суд за жестокое обращение.

— Не отпущу, — благоразумно ответил Чанс. — Потому что, если я это сделаю, ты нырнешь обратно, и мне придется все утро гоняться за тобой по кухне.

Пес ухмыльнулся:

— Как хорошо ты меня изучил! Ослабь хватку, черт побери! Ты его с корнями оторвешь! Куда мы идем?

— В главный двор, — ответил Чанс, неумолимо увлекая пса к выходу. — Шаман послал весточку, что хочет встретиться со мной по какому-то срочному делу.

— А нам обязательно туда идти? Он единственная тварь в округе, которая воняет хуже, чем я, а ведь он даже на рыбьих потрохах не валяется. Чего старому дурню понадобилось на этот раз?

— Понятия не имею. Потому-то мы и направляемся на встречу с ним. Поскольку обычно он вообще не давал себе труда заметить мое существование, разве что обзывал в своих речах королевским холуем, — мне слегка любопытно, с чего это он, наконец, решил со мной побеседовать. Теперь я отпущу твое ухо. Если попытаешься удрать обратно на кухню, я сделаю с тобой нечто неожиданное, жестокое и крайне обидное. Согласен?

— Согласен, — проворчал пес. — В ближайшее время у нас с тобой состоится подробная беседа относительно того, кто из нас тут главный.

Чанс отпустил ухо. Чаппи продолжал трусить рядом. Они направлялись на главный двор, придерживаясь одного из немногочисленных относительно прямых путей в замке. По мере приближения к внешним слоям строения маршруты становились менее запутанными. Люди улыбались и кивали квестору, а кто похрабрей — те даже останавливались, чтобы погладить Чаппи. Он энергично вилял хвостом, но подачки не выпрашивал, ибо чуял нависшую над ухом руку Аллена.

— Опять навещал рыжую девчонку, а? — спросил пес. — Я чую на тебе ее запах. К тому же ты всегда становишься так красноречив, поболтавшись рядом с ней. Не теряю надежды, что ее изысканность и утонченность, в конце концов, скажутся и на тебе. Вы с ней уже повалялись?

— Чаппи!

— А что такого? Вы оба этого хотите, я же чую. За тобой тянется настоящий мускусный шлейф.

— Все не так просто.

— Господи, как хорошо, что я не человек! — с чувством произнес Чаппи. — Когда я голоден, я ем. Когда мне надо облегчиться, я так и делаю. А когда испытываю вожделение…

— Я знаю, как ты поступаешь в этих случаях, — перебил Чанс. — И мне бы очень хотелось, чтоб ты этого не делал, Я не желаю продолжать дискуссию на данную тему. Тиффани присоединится к нам позже — как участник экспедиции по исследованию Опрокинутого Собора. Тебе также не следует обсуждать подобные вещи при ней. Понятно?

Пес хихикал весь остаток пути до главного двора.

Там, как всегда, толпился народ — огромная бурлящая толпа заполонила пространство от стены до стены. В основном здесь толкались крестьяне, съехавшиеся со всей страны, чтобы припасть с молитвой к ногам Шамана и послушать его поучения о вероломстве монархов. И, что еще более важно, постичь его радикальную концепцию крестьянских прав. Приезжие разбивали палатки и ставили навесы по всему двору, каждый с собственным очагом и собственным столбом ядовитого черного дыма.

Поскольку рубить деревья им запрещалось, они жгли навоз. Уборные соорудили повсеместно, так что недостатка в топливе не ощущалось. Харальд, когда был жив, не пытался отправить крестьян восвояси, поскольку понимал: по доброй воле они не пойдут, а устраивать в собственном замке кровавую баню — каковая неизбежно явилась бы результатом любой попытки выгнать их силой, ему не хотелось. Поэтому крестьяне находились здесь, с семьями и скотом. Коробейники и торговцы также наличествовали, равно как точильщики, клоуны и фокусники. Им приходилось выдерживать жесткую конкуренцию, ибо финансовые возможности покупателей-крестьян были весьма ограничены.

Шаман обитал в собственной простой палатке, которая была не лучше, чем у других. Она стояла в дальнем углу двора. Вокруг палатки Шамана оставалось свободное пространство — отчасти из почтения к учителю, но в основном потому, что Шаман не любил, когда люди подходили к нему слишком близко, и не гнушался кидаться в них чем под руку попадет, если они слишком его донимали.

Шаман нетерпеливо приплясывал у входа в палатку, пока Чанс и Чаппи медленно пробирались сквозь плотную толпу. Густой жар и вонь от такого количества животных и людей, собранных в столь ограниченном пространстве, были почти невыносимы. Аллен пытался дышать ртом, но это не помогало. Крестьяне бросали на квестора сердитые, подозрительные взгляды. Они охотно устроили бы королевскому лакею «темную», но одного взгляда на огромный топор и здоровенного пса хватало, чтобы призадуматься, и каждый благоразумно решал: «Пусть начнет какой-нибудь другой нечастный дурак, а там…»

Шаман долгие годы прожил отшельником в Лесу, и это оставило неизгладимые следы. Костлявая фигура, облаченная в нечистое тряпье, лицо покрыто синей краской, поверх которой красовался нарисованный белой глиной стилизованный череп. Обширная всклокоченная седая грива и борода безнадежно спутались и свалялись. Рот неизменно кривился в безрадостной ухмылке, а глаза были яркими, как у человека, одержимого тревожными и неожиданными истинами. Ногти у него были длинные, заостренные и крайне грязные. Двигался он стремительно и порывисто, как зверь. Животных, деливших двор с крестьянами, странным образом тянуло к Шаману, и нередко казалось, что в их обществе он чувствует себя лучше, нежели среди собратьев по людской расе.

Он был колдун. Все это знали.

Шаман коротко кивнул Чансу и Чаппи, когда те, наконец, остановились перед ним. Ближние крестьяне подползли к палатке, чтобы подслушать перлы мудрости, каковые могли слететь с бледных губ учителя. Он сгреб горсть звериных экскрементов и швырял ими в паломников, пока те не отступили на почтительное расстояние. Аллен тут же решил, что руку Шаману подавать не станет. Вонь, исходящая от старика, заставила его поморщиться. Вблизи она становилась просто ужасной. Даже вездесущие мухи держались подальше от святого угодника.

Отогнав крестьян, запыхавшийся Шаман повернулся к гостям, и Чанс заставился себя выдавить вежливую улыбку. Он мог не любить Шамана и не одобрять его действий, но как квестор обязан был выслушать все стороны в споре и любого жалобщика. Чаппи сильно прижался к бедру своего друга и поджал хвост. Шамана пес невзлюбил с самого начала. Звериные повадки старика раздражали его, хотя он и чувствовал магнетическое притяжение, действовавшее на других животных. Чаппи ощущал исходящую от проповедника магию… И нечто еще, очень похожее на безумие — или сознание, вытесненное за пределы обычных человеческих возможностей.

— Прекрати ворчать, — тихонько велел собаке Чанс, не переставал вежливо улыбаться хозяину палатки.

— Не верь ему, — предупредил пес. — Он что-то скрывает.

— А кто в наши дни ведет себя иначе? Просто помолчи и позволь мне вести беседу. И что бы ни случилось, не кусай его. Бог знает, что от него можно подцепить.

— Кусать его? Да я его и на спор бы не тяпнул! К тому же у него блохи. Я вижу, как они скачут.