Злые чары Синей луны Грин Саймон

— Сэр! Как мило с вашей стороны пригласить меня. Это честь для нас. Чем могу служить?

Голос Шамана напоминал хриплое карканье, и Чансу пришлось напрячь слух, дабы разобрать, что он говорит.

— Чанс. Королевский квестор. Сын сэра Чэмпиона. Да только король теперь мертв. Так перед кем же ты отчитываешься теперь, сын сэра Чэмпиона?

— Юридически — перед королевой как регентом. И перед королем Стефеном, когда тот достигнет совершеннолетия. Фактически я полагаюсь на мою честь и здравый смысл. Мое дело справедливость. В этом отношении ничего не изменилось.

Шаман засопел.

— Слыхал о вновь прибывших. Хок и Фишер. Приехали расследовать убийство Харальда. Дельные ребята?

Чанс нахмурился:

— Позвольте, я не совсем…

— Способны найти убийцу? Кого они станут поддерживать в политическом плане? Перед кем они отвечают?

— Они нейтральны, как и я, — осторожно произнес Чанс. — У них богатый опыт в распутывании лжи и обнаружении убийц. Честные и порядочные люди. Я безмерно восхищаюсь ими. Возможно, они единственные настоящие герои, которых мне доводилось видеть. Даже при том, что их методы порой… достойны сожаления. Вы хотите, чтобы я устроил вам встречу с ними?

Шаман поскреб ребра и отвел глаза.

— Я найду их, когда они мне понадобятся. Не верю в героев. Никогда не верил. — Он посмотрел на крестьян, занимающихся своими делами и старательно изображающих безразличие. — Видишь их. Всех. Они стали бы героями, если бы я позволил. Они продолжают приходить ко мне за помощью, советом или утешением. Единственный способ удержать их на расстоянии вытянутой руки — орать на них или швыряться чем попало. Иногда бить. Но они все равно возвращаются. Я хотел только научить их стоять на собственных ногах и думать о себе. Не зависеть ни от кого. Ни на кого не полагаться, даже на меня. Но чтобы разрушить вековое послушание и тысячелетнее низкопоклонство, требуется время. Я часто гадаю, доживу ли я до того момента, когда они перестанут во мне нуждаться. Он вздохнул и снова посмотрел на Чанса. Отшельником я был счастлив. Живешь себе один, никому ничего не должен. Просто человек в мире с лесом и с самим собой. Во время Войны демонов я был солдатом. Мне больше не хотелось драться. Никогда. Я нуждался в мире и тишине лесов. Подальше от цивилизации. И постепенно я обрел душевный покой… Но потом меня обнаружили крестьяне. Стали приходить. Сначала за мелким колдовством для лечения. Потом за советом, потому что все знают, что отшельники люди мудрые. Я не сумел заставить их понять, что меня нужно просто оставить в покое. А потом я увидел, как эти славные люди страдают, и голодают, и умирают из-за новых налогов Харальда. Слишком высокие цены. И я был вынужден прийти сюда и выступать от их имени. Больше некому.

Чанс напряженно слушал. Шаман никогда столько ему не говорил. К тому же он впервые добровольно сообщал какую бы то ни было информацию о себе и своем прошлом. Итак, Шаман сражался в долгой ночи. Вероятно, видел гибель друзей и семьи. Это многое объясняло. Юноша не сомневался: Шаман пытается что-то ему сообщить. Он собирается с духом, чтобы поведать нечто важное.

Аллен постарался придать лицу самое располагающее выражение. Он ведь являлся квестором и не без гордости полагал, что кто угодно может говорить с ним о чем угодно. Любой может обратиться к нему за справедливостью или помощью.

И тут вдруг сбоку возникло какое-то волнение. Оба, и Чанс, и Шаман, резко обернулись, и момент был упущен.

Из Шамановой палатки вылезла Тварь, и Чаппи бросился вперед, чтоб прижать ее к стене. Оба зверя рычали и скалились друг на друга. Тварь, которая превосходила пса размерами, явно боялась его.

Это существо вышло из глубины лесов, чтобы сопровождать Шамана. Крупная, с низким лбом, короткой шеей и широкими волосатыми плечами. Чрезмерно длинные руки свисали ниже колен. Горбатое тело напоминало человеческое и заросло густой, темной, сальной шерстью, прикрытой рубахой — такой грязной, что определить ее первоначальный цвет не представлялось возможным.

Даже в сгорбленном состоянии создание достигало человеческого роста. Оно бугрилось огромными мускулами. Тварь была медлительна, но коварна и быстро выходила из себя, а порой в злобных кроваво-красных глазах проглядывал почти человеческий разум.

Как и Шаман, она ела и гадила, где придется. И люди терпели ее, потому что она была при Шамане. Чанс не знал точно, кем приходится Тварь Шаману: телохранителем, или домашним животным, или даже товарищем. Но демона он отличить умел. В любом другом месте подобное существо мгновенно убили бы или, по крайней мере, загнали обратно в Черный лес. Но в этом, как и во многом другом, Шаман установил собственные правила. Видимо, его загадочная магия помогала Твари выживать при прямом солнечном свете. Юноша с удовольствием прикончил бы Тварь, но пока старик держал ее в узде, не стоило наживать себе нового врага в его лице.

Все, кроме Шамана, ненавидели Тварь. И Тварь ненавидела всех, кроме Шамана.

Чанс ухватил Чаппи за ухо и потянул, но пес не сдвинулся с места. Вся шерсть на нем стояла дыбом. Он безостановочно рычал, словно поблизости гремел бесконечный сердитый раскат грома. Шаман энергично пинал пса по ребрам, но Чаппи ловко уворачивался, выдирая ухо из пальцев Чанса. Тварь слабо царапала воздух когтями и жалобно подвывала. Шаман поднял руку, и в воздухе затрещала магия. Чанс мгновенно встал между псом и Шаманом с топором наголо.

— Остановись немедленно, или, клянусь, я зарублю тебя на месте.

Толпа сердито заворчала. Крестьяне бросились защищать своего вождя. Шаман резко кивнул и повернулся к Твари. Он заговорил негромко, спокойным и ободряющим тоном. Тварь подползла к нему, скорчилась у его ног и потерлась головой о колени хозяина, а он потрепал ее по плечу.

— Дай я убью ее, — упрашивал Чаппи. — Ей же это просто необходимо.

— Может быть, — негромко ответил Чанс. — Но не сейчас. Не здесь. Если нас не убьет Шаман, это сделает толпа. Я не готов перебить толпу невинного народу только потому, что ты не в состоянии держать себя в лапах.

Юноша снова повернулся к Шаману. Некоторое время двое мужчин задумчиво разглядывали друг друга, прикидывая, смогли бы они в случае необходимости убить один другого. Может, они и не враги, но абсолютно различные убеждения разделяют их навеки.

— Вам пора, — прокаркал Шаман.

— Меня ничто не задерживает, — согласился Чанс. Он повел пса впереди себя через недовольную толпу. Чаппи что-то ворчал под нос, но Аллен не слушал. Он оглянулся на Шамана, но ни проповедника, ни Твари уже не было. Они могли просто уйти в палатку, но квестор почему-то так не думал. Никто в точности не знал, какими силами обладает Шаман, но все были отлично осведомлены о том, что за годы, проведенные в одиночестве в глубине лесов, он выработал в себе всевозможные сверхъестественные умения. Шаман приходил и уходил, и никто не знал, как или почему. Чанс заставил пса слегка прибавить шаг.

Шаман обнаружил Хока и Фишер, когда те шли по пустынному коридору и, вынырнув из бокового прохода, заступил им дорогу. У его ног рычала Тварь. Хок и Фишер выхватили оружие прежде, чем успели об этом подумать. Давно миновали времена, когда их могли застать врасплох. Они с интересом разглядывали Шамана, но их главное внимание было приковано к Твари. Они видели ее раньше, давным-давно. Некогда у короля Иоанна имелся старый друг и советчик — астролог. Они выросли вместе и были ближе, чем братья. Астролог был мудрым и могущественным человеком, но хотел большего. И он предал короля и Лесную страну в лапы князя демонов. В награду князь демонов превратил красивого, умного человека в коварного, уродливого демона, который больше не помнил, кем он когда-то являлся. Тварь исчезла, когда Руперт призвал Радугу, и все решили, что она тоже отправилась в изгнание. А теперь — вот она, двенадцать лет спустя, пугающая тень из прошлого.

— Я — Шаман, — представилось пугало, стоящее рядом с Тварью таким хриплым голосом, что им пришлось напрячься, дабы разобрать слова. — У этого несчастного нет имени. Он просто Тварь и мой спутник. Да, он демон, но находится под моим покровительством. Он не представляет для вас опасности. Уберите оружие.

Внезапно Тварь подалась вперед. Ее кроваво-красные глаза шарили по лицу Хока, затем переметнулись к лицу Фишер. Существо нахмурилось, мысли медленно текли по его уродливой морде, и в глазах проснулось что-то похожее на воспоминание. Тварь жалобно вскрикнула и, трясясь и вздрагивая, спряталась за спиной Шамана.

Шаман потрясенно оглянулся, затем уставился на Хока и Фишер.

— Он не любит посторонних. Хотя обычно они не оказывают на него такого воздействия. Он безвреден. Как правило. Я нашел его много лет назад в лесу, полумертвого от голода. Жалкий тип, один-одинешенек. Я присматривал за ним. Кто-то же должен присматривать за ними, жалкими, когда они одни-одинешеньки.

Хок и Фишер медленно убрали оружие. Хок рассматривал сине-белую маску на лице Шамана и старательно не морщил нос от дурного запаха.

— Твой товарищ выглядит опасным, — сказал он, наконец. — Тебе следует обращаться с ним очень осторожно. Нельзя предугадать, когда он бросится на тебя.

— Меня защищает моя магия, — коротко ответил Шаман. — Нам с вами надо поговорить. Квестор отзывается о вас очень хорошо, но он простая душа и стремится видеть в каждом только доброе. Я лучше знаю. Мне виднее. Вы уверены, что сумеете найти убийцу Харальда?

— Именно этим мы и занимаемся, — ответила Фишер. — Потребуется некоторое время, но…

— Время уходит, — прервал ее Шаман. — Грядут перемены, и их не остановить. Это место — выгребная яма, полная интриг и заговоров. Не верьте никому. Все лгут. Они старой закваски и должны уступить дорогу новому. Они это знают и негодуют. Они сделают все, чтобы удержать власть.

— Насколько нам известно, вы выступаете за права крестьян, — уточнил Хок. — И за демократию. Как это получилось?

Шаман фыркнул:

— Кто-то же должен выступать за права крестьян. Кто-то, кому есть дело до них самих, а не только до той политической силы, которую они собой представляют.

— Замысловатое умозаключение для простого отшельника, — заметила Фишер.

— У меня было много времени, чтобы пораскинуть мозгами, одному-то в лесу, — парировал Шаман.

— Что ты думаешь о покойном короле? — спросил Хок.

— Дурак, — отрезал Шаман и принялся обеими руками теребить колтуны в длинной седой бороде. — Он не видел, что его время миновало. С юга надвигались перемены, а он не смог приспособиться. Кто-то принес его в жертву на алтаре необходимости. Вы обнаружите тьму подозреваемых.

— Он был таким плохим королем? — поинтересовалась Фишер.

— Не верьте королям, — заявил Шаман. — Слишком много власти для одного человека. Иоанн, Харальд, даже Руперт, который уехал… Никому нельзя доверить абсолютную власть над ближним. Неважно, насколько чисты его намерения. Если король — это страна, а страна — это король, то любой болван способен увидеть, к чему это приведет. Иоанн был слабак, Харальд — неудачник, а Руперт удрал. Никто из них не был достоин короны. Сотрите все. Начните заново. Ловите момент. Пусть из смерти Харальда получится что-то хорошее.

— Кто, по-твоему, убил его? — спросил Хок. — Не мог ли это оказаться один из твоих последователей, уставший ждать перемен?

— Нет, — ответил Шаман. — Я бы знал. Ни их, ни меня и близко не подпускали к королевским покоям. Его хорошо стерегли. И не зря. Ищите убийцу среди его родичей. Харальд должен был знать убийцу, чтобы впустить его. Проверьте ландграфа, сэра Роберта. Прожженный политикан, всегда готовый приспособить свою совесть к текущему положению дел. Короля охраняли гвардейцы сэра Вивиана — почему они ничего не видели и не слышали? У кого хватило денег и влияния купить их молчание?

— Как насчет Магуса? — спросила Фишер. — Он человек огромного могущества.

— Если он вообще человек, — возразил Шаман. — Я не уверен, что он принадлежит к человеческому роду. Я чую в нем что-то еще. Не все демоны — чудовища.

— Где ты находился, когда убили Харальда? — резко спросил Хок.

— Я был один. У себя в палатке. Медитировал. Я скучаю по уединению лесов.

— Свидетели есть? — уточнила Фишер.

— Только Тварь, — широко ухмыльнулся Шаман, обнажив ужасные зубы. — Можете спросить его, но ему нечего сказать.

— Стало быть, алиби у тебя нет, — констатировал Хок.

— Подозревайте меня, если вам так хочется, — ответил Шаман. — Мне все равно. Я сказал все, за чем приходил. Я бы пожелал вам удачи, но мне безразлично, кто убил Харальда. Значение имеет только то, кто и что придет ему на смену. Эта баба из Герцогства под горой не годится на роль королевы. Развратная сука, которой на все наплевать. Спит с кем попало. Думает, никто не знает. Я знаю! Я знаю все, что важно. Чем скорее ее сместят с поста регента, тем лучше. Отошлите ее обратно в Герцогство, где ей и место.

— А принц Стефен? — спросила Фишер.

— Дайте ему новую жизнь, — предложил Шаман. — Отпустите его. Дайте ему надежду и честный шанс. Не навлекайте на него проклятие. Не заставляйте быть королем.

Он резко повернулся и удалился, Тварь потащилась за ним. Хок и Фишер смотрели им вслед, пока те не пропали из виду.

— В замке, набитом психопатами и уголовниками, это самая странная встреча, — заявила Фишер. — Чувствовал, какая от него вонь? Удивительно, как гобелены не побурели и не начали загибаться по краям.

— Отшельники не славятся любовью к мылу и воде, — пояснил Хок. — Или общественными добродетелями. Меня больше заботит эта Тварь. Ты ведь тоже его узнала?

— Разумеется. Превращенный астролог. Думаешь, стоит предупредить Шамана?

Как мы сможем это сделать, не открывая ему, кто мы такие? И, по-моему, они вполне счастливы вместе. Кроме того, как с ним поступить? Отослать его обратно в Черный лес? Хладнокровно убить его?

— Он предатель, — холодно ответила Фишер. — Он заслуживает смерти.

— На мой взгляд, убить его было бы проявлением доброты, — не согласился Хок. — В нем наверняка осталось достаточно от прежнего «я», чтобы помнить, чем он был и чем никогда не станет. Меня больше беспокоит то, что он, кажется, знает.

— Кому он расскажет? — возразила Фишер.

— Не могу отделаться от неприятной мысли. Какие еще приветы из прошлого нас подстерегают? Какие еще старые призраки могут наблюдать за нами из теней?

Хок и Фишер переглянулись, припоминая прежние дни, когда их звали Рупертом и Джулией, и все казалось гораздо проще.

Внезапно в стороне послышался шум. И тут кто-то, спрятавшийся в тени, включил вспышку. Ослепительный сполох яркого света, такой острый и болезненный для глаз, что и Хок, и Фишер невольно вскрикнули. Вспышка длилась всего мгновение, но глаза, привыкшие к полумраку замковых коридоров, утратили зрение. Хок и Фишер топтались на месте, безрезультатно протирая полные слез глаза. И пока они оставались беспомощными, из бокового прохода на них набросили утяжеленную сеть. Капитаны принялись бороться с толстыми веревками, но только еще больше запутались. И как только стало ясно, что они совершенно парализованы, набежало с десяток мужчин в черных капюшонах, которые яростно набросились на супругов с тяжелыми деревянными дубинками. Хок и Фишер слышали приближающиеся шаги, но по-прежнему оставались ослепленными. Они попытались вытащить оружие, но сеть не позволяла. На плечо Хоку с силой опустилась дубинка. Он услышал, как треснула под ударом ключица, и упал на одно колено. Зрение постепенно прояснялось, но прийти в себя ему не дали. Дубинки обрушивались на пленников снова и снова, молотили их по спине, по плечам и по руке, которую Хоку удалось поднять, чтобы защитить голову. Капитан различал хриплое дыхание нападавших. Побои заставили его опуститься на оба колена. Он слышал, как рядом кричит Фишер. Попытался вытащить топор, но утяжеленные жгуты не пускали.

Руку, которой он защищал голову, сломали. Очередной удар пришелся по ребрам, и весь бок вспыхнул болью. Хок вскрикнул, изо рта его хлынула кровь. Хотел отползти, но отступать оказалось некуда. А дубинки атаковали со всех сторон, и мука сделалась почти невыносимой.

Хок по-прежнему совсем рядом слышал вопли Фишер. Тогда он подтянул ее к себе и закрыл своим телом, лишив врага второй жертвы. Капитан стиснул зубы, отказываясь кричать и тем самым подарить удовлетворение неизвестному врагу. Все его тело теперь пылало от боли, а удары все сыпались и сыпались. Кровь заполнила рот и стекала по разбитым губам. Много лет прошло с тех пор, как Хок принимал побои вот так, чувствуя себя совершенно беспомощным. Он теснее прижал к себе Фишер, заслоняя ее от палачей. Краем сознания он понимал: враг не собирается их убивать. Мечи справились бы с подобной задачей гораздо быстрее. Нет, это было явным предупреждением, показательной поркой. Если он выдержит, то останется жить. И тогда кто-то заплатит за это покушение собственной кровью.

Дубинка скользнула по измочаленной руке и ударила в висок. Хок почувствовал, как подалась под ударом черепная коробка, и на некоторое время все померкло.

Очнулся от голосов. Избиение прекратилось. Послышался топот бегущих ног, удаляющихся и приближающихся. Постепенно Хок позволил себе поверить, что тяжкое испытание позади. Он позвал Фишер по имени, но ответа не расслышал. Чувствовалось, как по лицу течет кровь. Разлепив глаз, он сквозь слезы и кровь разглядел сэра Вивиана и его гвардейцев. Они тянули и дергали сеть, пытаясь распутать ее, и Хок против воли закричал, когда резкие движения тряхнули его измученное тело. После этого гвардейцы стали двигаться более осторожно. Им пришлось разрезать веревки мечами. Хок слышал, как Фишер окликает его, и попытался ответить, что с ним все в порядке, но во рту скопилось чересчур много крови.

Наконец капитанов освободили от пут и усадили на пол спиной к холодной каменной стене. Фишер взяла Хока за уцелевшую руку и ободряюще стиснула ее. Сэр Вивиан опустился на корточки перед ними. По выражению его лица можно было судить, насколько паршиво они выглядят. Принц набрал воздуху, чтобы заговорить, и левое легкое взвыло — в него воткнулись сломанные ребра. Изо рта у Хока вместе со стоном потекла кровь.

— Не пытайтесь пока говорить, — неожиданно ласково произнес сэр Вивиан. — И, ради бога, не двигайтесь. Мы послали за целителем.

— Люди… в черных капюшонах. — Каждое слово Хоку приходилось силком проталкивать между разбитых и опухших губ. — Изабель?

— Я здесь, — откликнулась Фишер. — Ты защитил меня. Спас. Мой герой.

— В следующий раз… ты прикроешь… меня.

— Договорились.

Оба беззвучно рассмеялись, морщась от боли, причиняемой малейшим движением. Сэр Вивиан удивленно покачал головой:

— Вы, стало быть, крепкие орешки. Я удивлен. А теперь заткнитесь, черт бы вас побрал, и не двигайтесь до прибытия целителя. В мою смену умирать не положено. Капитан Хок, ваш партнер ранена, но, кажется, не слишком тяжело. Вы, со своей стороны, выглядите отвратительно. Сломанная рука, треснувшие ребра, бог знает, какие еще внутренние повреждения. И вам не захочется знать, на что похоже ваше лицо. Так что сберегите шутки. Поразительно, что вы до сих пор живы.

— Это был урок, — ответил Хок. — Дабы показать, что мы не неприкосновенны. И, может быть, чтобы отвлечь нас. Мы подбирались слишком близко… к кому-то. Или чему-то.

— Верно, — согласилась Фишер, — смутно различая собеседников из-под распухших век. — Мы расслабились, Хок. Слишком привыкли полагаться на нашу репутацию.

— Кто напал на вас, неизвестно, — сказал сэр Вивиан, поняв, что потерпевшие отнюдь не намерены затыкаться и сидеть тихо. — Удрали, будто кролики, едва завидев нас. Мы все заметили черные капюшоны. А поскольку у них хватило ума прихватить оружие с собой, единственными уликами остаются несколько следов в лужах крови на полу. Эти ребята профессионалы. За короткое время вы обзавелись тут немалым количеством врагов, но мне кажется, что это скорее всего люди Арлика. Показательные избиения — обычная практика там, откуда они родом. А вы унизили герцога перед всем двором в тронном зале.

— А вы не можете тронуть его… потому что он герцог, — закончил Хок.

Сэр Вивиан помрачнел.

— Если мне удастся собрать достаточно улик, я найду виновных и заставлю их поплатиться за это. Дипломатическая неприкосновенность не безгранична. Никто не может учинить подобное в мою вахту и уйти безнаказанным.

— Вы рассердились, сэр Вивиан, — заметила Фишер. — А мне казалось, мы вам не нравимся.

— Не нравитесь. Но покуда вы здесь, вы находитесь под моей защитой, как и все остальные. Я серьезно отношусь к своим обязанностям. Трусливая засада, вроде этой, просто верх гнусности. Я этого так не оставлю. А вот, наконец, и целитель. Где вас черти носили, Лемарк?

— Я прибыл, как только смог, — отозвался спокойный неторопливый голос.

Хок болезненно медленно повернул голову и увидел седовласого старца с саквояжем в руках, излучающего свойственную всем первоклассным целителям атмосферу компетентности. Хок всегда подозревал, что всех целителей первым делом учат симулировать эту атмосферу. Лемарк посмотрел на Хока и Фишер и опустился на колени перед Хоком, внимательно разглядывая его, но не прикасаясь.

— Да-а, выглядишь ты неважно. Я видывал потоптанных лошадьми людей, которые были в лучшем состоянии, чем ты сейчас. — Он пощупал пульс и заглянул в глаз. — Где болит, сынок?

— А где не болит? — отозвался Хок. — Дайте мне все, что у вас есть, сэр целитель: я должен быть на ногах и в сознании. У меня много работы.

— Многие мои пациенты так говорят, — непреклонно ответил Лемарк. — Но в долгосрочной перспективе быстрое исцеление оборачивается печальными последствиями. Я целитель, а не волшебник. Моя магия не починит вас по-настоящему, только поможет вашим телам самовосстановиться путем ускорения естественных процессов заживления. Глядя на тебя, я вижу с десяток переломов и вероятное сотрясение мозга. Капающая с твоего подбородка кровь говорит мне все, что нужно знать о внутренних повреждениях. По моему профессиональному мнению, для естественного выздоровления тебе необходима хотя бы пара недель постельного режима.

— У нас нет пары недель, — хрипло проговорила Фишер. — Делайте, что нужно. Мы потерпим.

— Любое заклятие, достаточно сильное, чтоб поставить вас на ноги сразу, высосет ваши жизненные силы и опустит их до опасного уровня, — сурово произнес Лемарк. — Это может приблизить вас к смерти гораздо быстрее, чем ваши нынешние раны. И, кстати, это дьявольски больно. Я настоятельно рекомендую…

— Давайте, — отрезал Хок.

Лемарк посмотрел на Вивиана:

— Неужели их нельзя заставить проявить благоразумие?

— Скорее всего, нет, — ответил сэр Вивиан. — За работу, доктор.

Лемарк недовольно покачал головой и, порывшись в своей сумке, извлек тонкую изящную палочку из материала, похожего на слоновую кость, обвитую двумя зелеными змеями. Лемарк кивнул сэру Вивиану, а тот махнул дюжине гвардейцев, чтобы те подошли и держали раненых. Затем целитель склонился над пациентами, бормоча вполголоса. У Хока хватило времени разглядеть двух змеек, обвившихся вокруг палочки и восхититься реалистичностью резьбы, когда Лемарк замолчал и выбросил палочку вперед. Змеиные головки метнулись к лицам больных и вонзили зубы в щеки Хоку и Фишер.

Оба закричали, когда безжалостные потоки жестких энергий хлынули в их тела через змеиные клыки. Их трясло и подбрасывало, пока змейки делали свою необходимую, но болезненную работу, а гвардейцы изо всех сил сжимали раненых.

Сломанные кости вставали на место с мучительной точностью, расщепленные края смыкались, а порванные мышцы формировались вокруг них заново. Отбитые и поврежденные органы отрастали снова, а левое легкое у Хока наполнялось воздухом. Кровь неслась по венам, сердца быстро и больно колотились в грудных клетках.

Процесс исцеления оказался куда более болезненным, нежели только что перенесенные побои. Минуло несколько невыносимых мгновений. А потом все кончилось. Змеи разжали зубы, зеленые головки убрались обратно на палочку, гвардейцы отпустили руки и отошли.

Хок и Фишер дрожали, их ладони непроизвольно сжимались и подпрыгивали на коленях. Лица были мокрыми от холодного нота, а зрение сделалось острым почти до боли.

Хок тяжело сглотнул и попытался замедлить дыхание. Чувствовал он себя так, будто только что пробежал несколько марафонов спиной вперед, да все в гору. Бесконечная усталость пригвоздила их к месту, но глубоко внутри они вновь ощущали себя целыми и невредимыми, словно промытыми ледяными вешними водами.

Супруги переглянулись и неуверенно улыбнулись друг другу. Лица их снова приняли обычный вид: никаких тебе лиловых ртов и распухших глаз, а струйки нота почти смыли кровь.

Капитаны с усилием поднялись на ноги, опираясь друг на друга. Сэр Вивиан понимал, что предлагать помощь не стоит. Он грозно сопел и бросал на Лемарка сердитые взгляды.

— Они по-прежнему выглядят препаршиво. Их же ветром сдует.

— Ну да, — подтвердил Лемарк, закрывая черный саквояж. — Они за несколько секунд выбрали жизненные ресурсы нескольких месяцев. Сила к ним вернется, но медленно. — Он укоризненно посмотрел на Хока и Фишер. — Я бы посоветовал вам не переусердствовать, но мы все понимаем, что это пустая трата времени. Скажу вам следующее: если вы в ближайшее время перенапряжетесь, то умрете от истощения. Вы больше не можете полагаться на свои внутренние резервы.

— Поняли, — кивнул Хок. — Спасибо вам за помощь, сэр целитель. Счет пришлите регенту. Юридически мы гости королевы, чем и собираемся воспользоваться.

— Так я и знал, что попусту сотрясаю воздух, — проговорил Лемарк. Он повернулся и зашагал прочь по коридору с видом человека, умывающего руки.

— Как вы себя чувствуете? — спросил сэр Вивиан.

— Стоит хорошенько чихнуть, и я рухну, — признался Хок, осторожно пробуя ребра. — Но работать могу.

— Со мной то же самое, — доложила Фишер. — Кто бы ни подослал этих громил, ему придется попытаться еще раз. А расплата подождет. В конце концов, отложенная месть всегда самая сладкая.

— Нам надо побеседовать наедине, сэр Вивиан, — сказал Хок. — Мы можем пойти в какое-нибудь безопасное место?

— Разумеется, — ответил сэр Вивиан. — Вы уверены, что я не могу убедить вас поступить разумно и сперва немного отдохнуть?

— Если мы сядем, то уже не встанем, — объяснила Фишер. — Пока мы двигаемся, все хорошо.

— Как хотите, — сдался сэр Вивиан. — У меня есть уютное местечко неподалеку отсюда. Мои гвардейцы обеспечат нам уединение.

Хок и Фишер последовали за сэром Вивианом по боковому коридору. Шли они медленно, но ровно и больше не опирались друг на друга. Хок обнаружил, что ему приходится очень осторожно ставить ноги, потому что голова, по ощущениям, находилась где-то очень далеко от всего остального. Он также чувствовал, что готов проспать неделю, но это подождет.

Он потрогал языком шатающийся зуб и поморщился. Не хотелось терять еще один.

Фишер права — в Хейвене полномочия капитанов Стражи и собственная репутация служили им защитой. В Лесном замке они являются просто парочкой иностранцев и законной добычей для любого, кто полагал, будто справится с ними.

Хок нахмурился. Хватит разговаривать повелительным тоном и стращать людей. Отныне для того, чтобы перехитрить и обойти противника, придется пользоваться исключительно мозгами. Странно, но эта мысль не внушила ему отвращения. Ему все меньше нравилось то, какого человека сделал из него Хейвен. Это и послужило одной из главных причин его готовности уехать.

Сэр Вивиан препроводил капитанов в небольшую комнатку, скудно обставленную самой простой мебелью, с одиноким портретом короля Харальда на стене. Хозяин затеплил единственную лампу и жестом велел своим людям стать на страже в коридоре. Дверь он тщательно закрыл и запер. Зевнул, извинился, пожал плечами и уселся в самое удобное кресло. Хок и Фишер прислонились к стене.

— Магус не может не быть замешан в смерти Харальда, — заявил сэр Вивиан, переходя прямо к сути разговора. — Либо он снял щиты, чтобы пропустить убийцу, либо они с самого начала не были так уж прочны. Это единственное объяснение случившемуся. Только он, с его способностями, мог пройти незамеченным мимо меня и моих гвардейцев. Все подходы к королевским покоям были у меня закрыты надежней, чем коленки монашки.

— Магус — единственный в замке колдун, достаточно могущественный, чтобы проделать подобное? — поинтересовался Хок.

Сэр Вивиан нахмурился.

— Теоретически, да. Никто не знает, на что способен Шаман, если его прижать. В свое время он проделывал некоторые вещи, которые внушали немалое опасение. Харальда он беспокоил. Король не встречался с ним и не разговаривал. Я имел строжайший приказ: ни при каких обстоятельствах и близко не подпускать Шамана к королю. Я пытался приставить к Шаману телохранителей — якобы для его собственной безопасности, — чтобы присматривать за ним, но он так быстро оторвался от них, что не имело смысла продолжать.

— И больше никого? — помолчав, спросила Фишер. — Сразу по приезде мы миновали целый зал, набитый колдунами.

— Все они гроша ломаного не стоят, — мрачно отозвался сэр Вивиан, — а то не торчали бы там. Страна отчаянно нуждается в высококвалифицированных волшебниках, и трон хорошо платит за их услуги. Годись они на что-нибудь, они уже удостоились бы нашего внимания и давно отправились отрабатывать жалование. Кроме того, Магус всегда отслеживает потенциальных конкурентов. Вы знаете, кем был мой отец? Конечно. Все это знают… Единственное новое имя, которое приходит на ум, — это Тиффани. Академия очень гордится ею. Они почти силком отправили ее ко двору. Вчера сия девица весьма неплохо выступила против тьмы. Подозрительно, что никогда прежде она подобную мощь не демонстрировала.

— Вы не особенно высокого мнения о магах, не так ли? — заметила Фишер. — Я чувствую это по вашему тону.

— Им нельзя доверять. Магия всегда будет самым главным в жизни. Вы не знали моих родителей. Знаменитого своей ненадежностью Верховного мага и недоброй памяти Ночную Ведьму. Пьяница и чудовище. Когда Синяя Луна вошла в полную силу и Долгая ночь угрожала всему живому, мир спасли вовсе не колдуны. Это сделали принц Руперт и принцесса Джулия. И все остальные, честные и верные люди, сражавшиеся с демонами холодной сталью и твердостью сердец. Магия не является жизненно необходимой. Просто нам так кажется, потому что с ней гораздо удобней жить. Но некоторые вещи не должны быть простыми — они существуют для того, чтобы мы, преодолевал их, становились сильными. Упование на магию ослабляет людей. Всем было бы гораздо лучше без нее.

— Верховный маг и Ночная Ведьма — это крайности, — осторожно возразил Хок. — Я так понимаю, вы не были близки с родителями?

— Я встречался только с отцом, да и то он держался на расстоянии. Он не желал иметь ничего общего со своими детьми и не занимался нашим воспитанием. Во всяком случае, я узнал его достаточно хорошо, чтобы не хотеть походить на него ни в чем. — Голос сэра Вивиана звучал ровно, но взгляд стал ледяным. — Магия разрушила его жизнь. Он сумел стать легендой, но так и не научился быть человеком. Что касается моей матери, то она убивала юных девушек и купалась в их крови, дабы сохранить собственную юность и красоту. Никто не знает, как они с отцом спутались, и почему она решила родить нас с братом. Когда я был помладше, то порой мечтал отправиться в Черный лес и найти ее. Хотя никогда не понимал зачем — чтобы обнять ее или убить. А потом пришла Синяя Луна, и стало слишком поздно. Вероятно, она погибла во время войны демонов. Честно говоря, меня мало волнует, каким образом Ночная Ведьма ушла из мира. Она не имеет отношения к тому, кем я стал в конечном итоге.

— А ваш брат, сэр Гавейн? — Фишер никогда не слышала, чтобы сэр Вивиан был так откровенен, и ей стало любопытно посмотреть, куда это приведет. Она знала его только как предателя короля Иоанна, но он явно представлял собой куда более сложную фигуру.

— Гавейн? Детьми мы были неразлучны, но, став старше, отдалились друг от друга. Он — истинный герой Алой башни. Он решил остаться и сражаться. Просто потому, что это было правильно. Он не думал о том, чтобы уцелеть. А я остался там только потому, что не мог бросить его одного. Гавейна все любили. Очаровательный придворный и в то же время воин. Я же был лишь его спутником, братом, тенью, следовавшей туда, куда вел Гавейн. И делал это с радостью. Он заставил меня совершенствоваться, подражая ему. Я сделался героем, лишь бы не разочаровать обожаемого брата. А потом он женился на Эмме. Красивой и пустоголовой Эмме. Она околдовала Гавейна, но не меня. Я знал, что она представляет собой на самом деле, — пиявка, живущая за счет его славы, мужества и энергии. Прямо как я. Мы доводили Гавейна до умопомрачения, ссорясь из-за него. В конце концов, приключился скандал — все из-за Эммы, разумеется, — и они уехали в Редхарт. Слышал, Эмма вскоре умерла там. Я этому рад. Может, теперь брат вернется домой. Хотя, по слухам, он сделался правой рукой новых редхартских владык Виктора и Катрионы.

— Как вы относились к Харальду? — спросил Хок, изо всех сил стараясь, чтобы вопрос прозвучал непринужденно как бы между прочим.

— К королю? — поджал губы сэр Вивиан. — Его было непросто узнать. Я не питал к нему особенной любви. Однажды он предал меня, но правильно сделал. Я участвовал в том дурацком заговоре против короля Иоанна. Можете ознакомиться с подробностями, если интересно. Король Иоанн мог бы меня казнить. Я искренне ждал именно этого. Но он что-то разглядел во мне и дал мне второй шанс — отправил меня во внутреннюю ссылку, учить крестьян защищать себя и свои семьи от демонов. Если я к концу войны останусь в живых, то могу вернуться и получить прощение. Таково было его условие. Я не сомневался в том, что погибну в Долгую ночь, но радовался возможности доказать мою благодарность королю. Когда Война демонов кончилась, я, к моему безграничному изумлению, оказался цел и невредим. Я возвратился в Лесной замок и обнаружил, что мой король мертв. Но Харальд ласково принял меня, простил, посвятил в рыцари и сделал главнокомандующим гвардией замка. Он доверял мне настолько, что отдал в мои руки собственную безопасность. Я бы умер за него. А вместо этого проворонил убийц.

— Этого мы не узнаем, пока не выясним, кто именно убил Харальда и как он это сделал, — поправила Фишер. — Если убийца — Магус или некто столь же могущественный, то, что вы могли поделать? Расскажите нам о вашей жизни в изгнании, сэр Вивиан. Все говорят, что оно изменило вас.

Обращенное к ней и Хоку лицо сэра Вивиана было холодно, а синие глаза горели, как лед под солнцем.

В маленькой комнате повисло неловкое молчание. Фишер уже подумывала о том, не зашла ли она слишком далеко. И тут сэр Вивиан впервые за весь их разговор улыбнулся.

— Изгнание все изменило. Король Иоанн знал, что делал, когда посылал меня воевать бок о бок с крестьянами. Он знал, что я их презираю. Поначалу я рассматривал это как часть моего наказания. Но, сражаясь рядом с ними против бесконечных волн демонов, я разглядел, наконец, их истинное лицо. Их мужество, порожденное непрестанной борьбой. Год за годом им приходится отбивать урожай у земли — а земля не прощает ошибок, и погода всегда коварна. Я увидел силу этих простых людей и их целеустремленность. Поколение за поколением служили они земле — вот что закалило их. Они завоевали мое сердце. Я восхищался ими, потому что они оказались лучше и честнее, чем я. С тех пор я старался отстаивать их интересы. Это не трудный выбор: простые люди, все они гораздо храбрее и достойнее любого из придворных аристократов.

— А как смотрел на это король Харальд? — спросил Хок.

— Я никогда не говорил с ним об этом, — медленно ответил сэр Вивиан. — Я верю в демократические реформы, производимые постепенно, изнутри существующей системы. Но король не допустил бы даже таких мягких мер. Он знал о моих пристрастиях, но никогда не поднимал этого вопроса. Мои политические взгляды не влияли ни на мою службу, ни на мою верность его величеству.

— Какова ваша позиция теперь? — поинтересовалась Фишер.

— Мои взгляды не изменились. Какую бы форму демократии мы в скором времени ни приняли, перемены следует осуществлять постепенно, дабы избежать гражданской войны. Я по-прежнему служу трону, Фелиции и Стефену. Все вокруг желают каких-то перемен, но у нас слишком много фракций и замкнутых сообществ, намеренных защищать собственные интересы. Лично я никогда не хотел власти для себя, но ради сохранения мира мне приходится иметь дело с теми, кто к этому рвется. Я нынче занимаюсь переговорами и обеспечиваю соблюдение законности в замке. Бог знает, куда катится страна, капитаны, а я того не ведаю. Я придерживаюсь своего долга перед Фелицией и Стефеном это единственное, что осталось ясного для меня.

— Один последний вопрос, — сказал Хок. — Где вы находились в момент убийства короля?

— Я был один, у себя, работал с накопившимися за день бумагами. Свидетелей нет, но гвардейцы снаружи у дверей видели бы, если бы я выходил.

— Ваши гвардейцы, — уточнила Фишер.

— Разумеется.

— Спасибо за помощь, главнокомандующий, — поблагодарил Хок, отступая от стены. Принц заставил себя непринужденно улыбнуться сэру Вивиану. — Вы помогли нам больше всех.

— Обычно меня нелегко вызвать на откровенность, — холодно произнес сэр Вивиан, поднимаясь на ноги. — Но я сделаю все возможное, чтобы найти убийцу моего короля. Короля, который поверил в меня. А еще, может быть, потому, что вы напоминаете мне тех, кого я когда-то знал.

Он по очереди поклонился Фишер и Хоку и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Тиффани присоединилась к Чансу и Чаппи. Девушка не могла поделиться с Алленом тем ужасом, который так перепугал ее, но все же посоветовалась с сестрами-ведуньями. Она рассказала им об утреннем видении, о будущем королевства, охваченном тьмой и Синей луной. Увы, они не смогли ободрить ее. Чем больше они обсуждали увиденное, тем более напуганными и встревоженными становились. Потребовалось немало пролитых слез, истерик и взаимных объятий, прежде чем они снова сумели взять себя в руки. Сестры поощряли выплеск эмоций, но не прилюдно, чтобы не смущать народ. В конечном итоге они были только ведуньями, к тому же очень молодыми и сознающими пределы своей силы.

Тиффани передала свое видение в Академию, чтобы более опытные наставницы могли изучить его, вытерла слезы и еще немного пообнимала сестер, а потом отправилась на поиски иного источника утешения — квестора Аллена Чанса. Она обнаружила его в терпеливом ожидании перед закрытыми дверями тронного зала. Дневное заседание, наконец, двинулось полным ходом, королева восседала на троне в исключительно поганом настроении, и обсуждение повестки дня уже переросло в склоки, обзывательства и отдельные потасовки.

Чанс не торопился явить свой лик пред светлые очи придворных — не в последнюю очередь по причине отсутствия сколько-нибудь важных новостей. Он радостно улыбнулся Тиффани, чья красота и обаяние были словно глоток свежего воздуха в темном и мрачном склепе. Чаппи бешено завилял хвостом, когда Тиффани наклонилась, чтобы погладить его.

— Как ты думаешь, где сейчас Хок и Фишер? — спросила она, наконец, выпрямляясь и обжигая Чанса прямым взглядом зеленых глаз.

— Последнее, что я слышал, — с ними отправился потолковать Шаман, — ответил юноша. — Два неподвижных объекта на пути к неизбежному столкновению. Поскольку ни за кем из них не отмечено способности уступить или проявить маломальскую дипломатичность, нам остается только надеяться, что обойдется без крови.

Тиффани нахмурилась. Это выглядело неуместно на ее хорошеньком, гладеньком личике.

— Хок и Фишер мне не нравятся. Жестокие, грубые люди. Я не удивлюсь, если они попытаются выколачивать из людей признания силой.

Чанс заколебался, разрываясь между желанием защитить друзей и невозможностью объяснить, почему он это делает.

— Уверен, они заинтересованы только в том, чтобы добраться до истины, — произнес он, наконец, довольно нескладно.

Тиффани фыркнула.

— А сколько народу они унизят и запугают на своем пути? В Хоке и Фишер присутствует нечто тревожное. В них определенно скрыто больше, чем кажется на первый взгляд. Я пока не в состоянии увидеть, что именно. Не могу отделаться от ощущения, что пропустила нечто, имеющее к ним прямое отношение. Нечто очень важное.

Чанс решил, что тему менять слишком поздно.

— У них свои способы выяснять правду, у нас — свои. Главное — найти убийцу короля и заставить его поплатиться за содеянное.

Тиффани улыбнулась:

— Это настолько по-твоему, Аллен! Неизменный голос разума.

— Такая уж у меня работа. Хотя прямота Хока и Фишер порой восхищает. В наши дни все труднее получить честный ответ. При таком количестве интриг, заговоров и противоборствующих политических фракций почти каждому при дворе найдется, что скрывать. А дворянство вообще отказывается сотрудничать со следствием. Они уже поклялись, что ничего не знают об убийстве. Дальнейшие вопросы означают, что их честное слово ставится под сомнение. Не хватало только, чтобы какой-нибудь чрезмерно самолюбивый кретин счел свою добродетель запятнанной и вызвал дознавателя на дуэль. Один Господь знает, чем это закончится. Особенно если ему хватит глупости бросить перчатку Хоку или Фишер. А изрядное число аристократов взяли себе за правило, глядя мне прямо в глаза, подчеркнуто строго интересоваться, в той ли мере я предан трону, как был ему предан мои отец. Сэр Чэмпион всегда оставался безусловно верен королю, а вот во мне, мол, они слегка сомневаются.

— Ты — не твой отец, — сказала Тиффани, интуитивно понимая, что именно ему нужно сейчас услышать.

— Это так, — твердо произнес Чанс. — Королева и даже трон могут пасть, но люди будут жить дальше. А моя работа — защищать их от любой угрозы. Я восхищаюсь королевой. Я бы хотел поддержать трон. Но времена меняются, и стране придется меняться вместе с ними. Как насчет тебя, Тифф? Можешь ли ты сказать, на чьей стороне твои симпатии?

— Разумеется, нет, — ответила Тиффани. — Я ведунья. Нам полагается сохранять ореол таинственности. Но я всегда верна своим друзьям.

Аллен и Тиффани обменялись улыбками, и на мгновение слова им стали не нужны.

— Прямо все разжевали и в рот положили, — проворчал свернувшийся клубком у их ног позабытый Чаппи. — Лично я верен тому, кто меня кормит. Вы скоро собираетесь в койку? От ваших фермонов дышать нечем. Между прочим, откладывать так надолго вредно. В чем дело? Что вы так на меня смотрите? Чанс, почему ты издаешь такие смешные звуки?

Сэр Роберт Хок, мастер клинка, бывший герой и последний ландграф, сидел за письменным столом в своих скромных, но уютных апартаментах и перечитывал письмо во второй раз. Ему следовало присутствовать в тронном зале, но он был совершенно уверен, что в течение первого часа все будут препираться из-за мест, так что мог позволить себе опоздать. Если о чем-нибудь важном доложат раньше полудня, это можно считать чудом. Со смертью Харальда отправлять председательские обязанности стало некому, поэтому все пытались говорить одновременно. И никто не желал уступить из боязни показаться слабым.

Роберт вздохнул и вернулся к письму.

Его разведенная жена, Дженнифер, по обыкновению в резкой форме интересовалась, где ежемесячный банковский перевод. Очевидно, двое его детей опять выросли из штанов и пора платить за школу. Забавно: когда требовались деньги, ребята мгновенно становились его детьми во всех прочих случаях они оставались детьми Дженнифер. Роберт попытался улыбнуться по этому поводу, но не нашел в себе надлежащих сил. Ему не следовало жениться на Дженнифер. Простого гвардейца, недавно посвященного в рыцари, очаровало прелестное личико. Дочку мелких дворян ослепила перспектива выйти за героя Войны демонов, а не за какое-нибудь узкоплечее чучело, выбранное папочкой. В постели у них все шло прекрасно, но вне ее они с трудом находили темы для разговоров. У них не было ничего общего, а ее попытки сделать из него «настоящего дворянина» довели обоих до отчаяния. Вскоре она оставила его и забрала с собой обоих мальчиков. Роберт не возражал. Все равно ему никогда не удавалось поговорить с ними. Он не скучал по ним. Политика казалась гораздо интересней.

Ему очень хотелось вложить ее письмо в папку и забыть об этом. Всегда можно сказать, что вообще не получал никакого письма. Она писала только тогда, когда требовались деньги.

Сколько бы он ни посылал, всегда не хватало. Дженнифер то ли не умела, то ли не желала понять, что можно быть рыцарем, землевладельцем, заседать в Совете и при том не быть сказочно богатым. Земля, которой он владел, была бедной и перенаселенной, почва давно истощилась. У Роберта просто не хватало духу прибегать к жестким мерам, необходимым в том случае, если он намерен собрать решительно все полагающиеся ему налоги. Он знал, что времена тяжелые для всех. Он уже дважды закладывал поместье. Банкирам, жившим достаточно далеко, чтобы не представлять себе, насколько велик риск.

Разумеется, можно разбогатеть, принимая хотя бы половину тех взяток, которые ему ежедневно предлагали за ту или иную политическую услугу. Но Роберт Хок сохранил остатки гордости и чести, хоть и изрядно потускневшие. Он позволял себе взять случайные комиссионные, плату за совет или введение в курс дела, но только при условии, что это не выйдет ему боком.

Роберт тяжело вздохнул и выронил письмо на стол. Он напишет ей позже, пошлет что-нибудь. Для мальчика. Роберт выдвинул ящик стола, отпер потайное отделение и вынул бутылочку с серо-голубыми пилюлями. Он вытряхнул парочку на ладонь и проглотил, запив глотком вина. Так, маленькая поддержка для усталого человека. Помогает собраться. Не терять остроты восприятия. Он сделал глубокий вдох, ощущая действие наркотика, резко приводящего в состояние бодрости и бдительности, словно ушат ледяной воды в лицо. Сердце болезненно заколотилось в груди, кончики пальцев покалывало.

Сейчас Роберт чувствовал себя способным справиться с кем угодно. Припомнилось время, когда для подобного самочувствия ему не требовались таблетки. Но тогда он был моложе, в расцвете сил. Теперь он… не стар, нет, не стар. Просто больше не молод. Поэтому он время от времени принимает витамины, чтобы получить небольшое преимущество. Всем надо на что-то опираться.

Раздался вежливый стук в дверь, и сэр Роберт крикнул посетителям, чтобы вошли. Дверь распахнулась, И на пороге возникли три жалких создания, с которыми он вынужден иметь дело на данном этапе. Политика и в лучшие-то времена заставляет водиться с самыми неподходящими людьми, а когда играешь на стороне слабых, приходится принимать любую поддержку.

Сэр Роберт улыбнулся и, не вставая, поклонился. Гости пробормотали вежливые приветствия. Сэр Роберт жестом указал на приготовленные для них кресла и не без скрытого ехидства наблюдал, как они рассаживаются, изо всех сил пытаясь скрыть неловкость. Никто из них не числился среди его друзей, но они с сэром Робертом могли быть полезны друг другу, поэтому старательно сохраняли лицо.

Сэр Моррисон и леди Эстер вот и все, что осталось от Золотой и Серебряной монополий. Некогда они обладали громадной властью, но те времена миновали, и это понимали решительно все, кроме Золота и Серебра. Являясь ландграфом, сэр Роберт представлял их при дворе, что обязывало его время от времени получать руководящие указания от предполагаемого «начальства».

Сэр Моррисон был длинным и тощим человеком, всегда облаченным в официальный черный костюм, с бритой головой и карандашно-тонкими усиками. Спокойный, утонченный, способный иногда сухо пошутить. Он рассматривал демократические реформы как способ вернуть себе власть, и был безоговорочно готов переступить через любого, кто встанет на его пути.

Леди Эстер — низенькая, крохотная женщина — одевалась дорого, но небрежно, и слишком сильно красилась. Длинные черные волосы, собранные на макушке в замысловатую прическу, удерживались изящными серебряными гребнями и шпильками. Леди Эстер была холодна, расчетлива и всегда высказывалась по существу. Безжалостная, лишенная совести, она могла бы стать опасной, не будь она столь рассеянна. Недавно леди завела себе третьего мужа. По слухам, предыдущие двое скончались от изнурения.

И, наконец, имелся Франц Пенделтон, ставленник определенных кругов делового сообщества, полагавший, что наделенный избирательным правом и процветающий рабочий класс обеспечит большие прибыли. Поскольку деловая активность переживала подъем благодаря притоку товаров с юга, большая часть потраченных на эти товары денег уходила обратно на юг — вместо того чтобы оседать в карманах местных коммерсантов.

Поэтому, в интересах определенной части этих людей, требовалось провести закон о контроле за южным портом. От наслаждавшейся предметами южной роскоши аристократии помощи ждать не приходилось. Инциденты, могущие повлиять на бесперебойность поставок, также никому не были нужны. Поэтому деловые круги полагали, что демократическое крыло придворных партий может оказаться более открытым для влияния. И наконец, дельцы искали основу для стабилизации обстановки в стране. Чрезмерная политизация общества вредит бизнесу. Демократия казалась им наилучшим выходом. Королева не могла похвастать практической сметкой, да ее подобные вещи и не заботили, а дворянство не желало видеть опасности неограниченного притока товаров с юга. И уж совсем никому не хотелось, чтобы делами заправлял из-за кулис герцог Арлик. Вот уж кто может обобрать Лес до нитки ради укрепления Герцогства под горой.

Так что Пенделтон крепко сбитый, осанистый, громогласный тип, уверенный, что каждый имеет свою цену, вовсю поддерживал демократические реформы. Он уже видел себя неким распорядителем, который, оставаясь за сценой, заставляет вертеться колеса истории. Пенделтон полагал, что сможет добиться этого, швыряя деньги на решение проблем, пока те не рассосутся. Учитывая нынешнее состояние Лесного королевства, он был в основном прав.

Нынешний и весьма неприятный план действий, выработанный заговорщиками, призывал сэра Роберта провернуть одну маленькую и крайне секретную интригу, в ходе которой следовало убедить Шамана уничтожить и королеву, и герцога при помощи его таинственной магии. Затем сэру Роберту надлежало, используя свое мастерство фехтовальщика, прикончить Шамана. Тот хоть и являлся сильным сторонником демократии, но, по мнению заговорщиков, был чересчур неуравновешен и непредсказуем, чтобы оставлять его разгуливать на свободе. Когда это случится, союз предпринимателей выдвинет сэра Роберта на пост регента: в конце концов, он — знаменитый герой Войны демонов. К тому же все увидят, как он прикончил отвратительного убийцу королевы и герцога. Проще пареной репы. А уж тогда сэр Роберт, разумеется, позаботится о продвижении законов, ослабляющих аристократию и укрепляющих позиции истинных тружеников Леса.

Таков был план, в прошлый раз представленный этой троицей сэру Роберту. Однако, с точки зрения последнего, в данном прожекте имелась одна маленькая загвоздка, а именно: его полная бредовость. План не только не сработает, но в результате неминуемо приведет всю компанию за решетку и на плаху. К сожалению, сэр Роберт не мог просто взять и сообщить им об этом. Он уже взял у них очень много денег.

— Как продвигается наше дельце? — осведомилась леди Эстер. — Как скоро мы сможем нанести удар?

— Нельзя торопить заговор, миледи, — плавно произнес сэр Роберт. — Все элементы должны быть тщательно подогнаны и изучены на предмет недостатков.

— Вам уже достаточно заплатили, — заявил Пенделтон. — Пора бы показать нам что-нибудь взамен. Уж не струсили ли вы?

— Возникли определенные сложности, которые, мне кажется, следует обсудить, — сказал сэр Роберт.

— Тогда, ради всего святого, изложите же нам, наконец, эти вопросы, — вступил сэр Моррисон. — Дабы мы рассеяли ваши сомнения.

— Ну, — осторожно начал государственный муж, — во-первых, у нас сложности с Шаманом. А именно он — безумец. Несет всякую околесицу. Хотя мне, скорее всего, удастся убедить его прикончить и королеву, и герцога, сыграв на его симпатиях к простому народу и широко известной ненависти к монархии. Наверное, у него даже хватит могущества поразить обе цели на расстоянии. Однако мной овладело сильное подозрение, что Шаман не ограничится только этими двумя. Он ненавидит всех, кто не принадлежит к крестьянству. Стоит нам заставить его развязать крестовый поход, один Бог знает, когда он остановится. Вероятнее всего, Магус сумеет нейтрализовать его почти сразу, но к тому времени мы можем оказаться уже по пояс в дохлых аристократах.

— Контроль за Шаманом мы возлагаем на вас, — обещала леди Эстер. — Если он не станет делать, что велено, просто убейте его. Вы же мастер клинка. Вы прошли через Черный лес с принцем Рупертом. Вы — участник последней великой битвы за Лесной замок.