Злые чары Синей луны Грин Саймон

— Со мною Бог.

— И этого достаточно?

— Иногда.

— Нам было так хорошо тогда, — повторила Фелиция. — У меня никогда не было такого любовника, как ты. Который бы так заботился о любой мелочи…

— Но тебя всегда больше волновало твое положение принцессы, а не наша любовь, — упрекнул ее Ламент. — Как бы крепко я тебя ни обнимал, ты всегда удерживала меня на расстоянии. И еще… ребенок.

— Мне пришлось сделать аборт. Если бы отец узнал о нас, о ребенке, то скандал…

— Ты даже не сообщила мне, пока не стало слишком поздно.

— Ты бы попытался отговорить меня. А я не хотела, чтобы меня отговаривали. Тебе вообще не полагалось знать.

— Но кто-то проболтался, — сказал Ламент. — Кто-то всегда пробалтывается. Аборт оказался для меня последней каплей. Я продолжал убеждать себя, что ты изменишься, что я смогу тебя переделать. Но ты всегда оставалась дочерью своего отца. Нас разделяло происхождение и вероисповедание. Ты никогда не понимала, насколько важна для меня вера. Иначе ты не смогла бы сделать того, что сделала.

Пальцы Фелиции сжали руку Ламента чуть крепче.

— А герцог знал о нас? — спросил Ламент.

— Разумеется, милый. — Фелиция выпустила изо рта безупречное колечко дыма и проводила его взглядом. — Папенька взял себе за правило знать подобные вещи. У него было больше шпионов внутри дворца, чем снаружи. Пока наш роман не стал достоянием общественности и не представлял угрозы его репутации, ему было плевать. Он никогда не считал тебя опасным. Что такое — мелкий дворянин, больше интересующийся религией, чем политикой! В папенькиных глазах — идеальный компаньон для младшей дочки.

— Но он никогда не знал о…

— Беременности? Нет. При малейшем подозрении он предал бы тебя медленной и мучительной смерти.

— Ты же знала, что мне будет смертельно больно, когда мне сообщат о твоем аборте.

— Мне пришлось быть сильной, — отозвалась Фелиция. — Ради нас обоих.

— Это был мальчик или девочка?

— Я не спрашивала. — Фелиция выбросила окурок и прикурила новую сигарету. Ее пальцы чуть заметно дрожали, когда она вставляла сигарету в изящный мундштук. — Я и не предполагала, что это оттолкнет тебя. Никогда не думала, что ты покинешь меня и дворец… И все, что у нас было.

— А если бы предполагала, — медленно произнес Ламент, — ты бы все равно это сделала?

— Да, — ответила Фелиция. — Я всегда умела делать то, что необходимо.

— И теперь ты — королева, а я — Пешеход, и мы дальше друг от друга, чем когда-либо. — Ламент тяжело вздохнул. — У нас было столько надежд и планов, у тебя и у меня. Мы и представить не могли ничего подобного.

— Между прочим, именно ты удрал в монастырь! — язвительно напомнила Фелиция. — Бросил титул, земли, деньги, только бы протирать коленки вместе с кучкой зануд. Даже не заглянул попрощаться! Мне пришлось собирать сплетни!

— Ты бы попыталась отговорить меня, — ответил ей Ламент. — А я не хотел, чтобы меня отговаривали.

Фелиция фыркнула:

— Меня ни в одно из подобных мест калачом не заманишь. Ритуалы, и дисциплина, и холодные ванны в неурочные часы. Если бы Господь хотел, чтобы мы столько молились, он бы даровал нам не только коленные чашечки, но и коленные подушечки.

— Я отправился туда в поисках душевного покоя.

— Нашел?

— Думаю, да. На некоторое время. Пока не настала Долгая ночь и не пришли демоны. Уверен, остальную часть истории ты знаешь. Все ее знают.

Фелиция остановилась, и Ламент остановился вместе с ней. Она повернулась к нему лицом, и они долго-долго смотрели друг другу в глаза.

— Ты — единственный, кого я по-настоящему любила, — негромко проговорила Фелиция. — Единственный, кто что-либо значил для меня.

— Но недостаточно, чтобы выйти за меня замуж, — возразил Ламент.

— Отец никогда не позволил бы нам пожениться. Он бы отправил тебя в ссылку или убил.

— Мы могли бы бежать вместе.

— Нет, — ответила Фелиция. — Я не могла отказаться от жизни, которую настолько ценила.

— Знаю, — проговорил Ламент. — Я понимал это даже тогда.

— У тебя седые волосы, — Фелиция выглядела удивленной. — И лицо гораздо старше моего, хотя нас разделяет всего несколько лет.

Она уронила мундштук на пол и обеими руками откинула длинный плащ Пешехода, чтобы добраться до рубашки. Ламент стоял неподвижно, пока она расстегивала пуговицы одну за другой и раздвигала полы рубашки, чтобы взглянуть на обнаженную грудь.

— И здесь тоже… седые. И сколько шрамов, сколько боли! Бедный ты мой. Когда-то у тебя было такое красивое тело.

— У каждого шрама своя история, — сказал Ламент. — Это награды Божьих войн. Я был очень занят на службе у Господа моего.

— Иисусе, что же мы с собой сделали? — воскликнула Фелиция. — Сказке не полагается иметь такой конец. Я — вдова другого человека, и ты — женатый на своей религии. Разве наши желания не имеют больше никакого значения?

— У Бога на каждого свои планы, — ответил Ламент. — Я должен верить в это, иначе сойду с ума. Тьма — реальна, значит должен быть и реальным свет.

Фелиция отвернулась, в глазах у нее блестели слезы, которых она и не пыталась скрыть. Ламент застегнул рубашку.

— Ты думал обо мне после отъезда? — наконец спросила королева.

— Я вверил себя Господу.

— Я не об этом спрашиваю.

— Разумеется, думал, Флисс. И всегда буду думать о тебе. Но я посвятил себя делу, которое означает для меня нечто большее, чем сама жизнь. Я — Пешеход, Гнев Божий в мире людей. Человек, которого ты знала, может быть только малой частью этого.

— Итак… — произнесла Фелиция, поворачиваясь к нему. Глаза ее были сухи и губы плотно сжаты. — Что же привело тебя в Лесной замок спустя все эти годы?

— Флисс…

— Зачем ты сюда пришел?!

— Голос сказал мне, что я нужен здесь. Что я должен отправиться в Опрокинутый Собор и вернуть его Богу. Очистить его. Фелиция, мы выстроили свои жизни по собственному выбору, и для любви, которая у нас когда-то была, больше нет места. Ты — королева, я — Пешеход, и другого нам не дано.

— А ты перестал бы быть Пешеходом ради меня? — еле слышно прошептала Фелиция.

— А ты перестала бы быть королевой? — ответил Ламент. — Отказалась бы от возможности для твоего сына стать королем?

— Уходи, — устало произнесла Фелиция. — Оставь меня одну. — Она повернулась к нему спиной. — Слева от тебя есть небольшая уединенная комната. Можешь подождать там, пока я вызову проводника.

После длинной паузы он тихо произнес:

— Я не хотел причинить тебе боль, Флисс.

Потом раздался скрип двери. Джерико Ламент покинул тронный зал. Наверное, навсегда. Фелиция крепко обхватила себя руками, как будто боялась развалиться на части. Она справится с этим. Она справлялась и с худшим в свое время. Ничто больше не сломает ее. А если она и зачерствела с годами — что ж, ей пришлось стать жесткой, ибо в противном случае ее просто разорвало бы. Она облачилась в королевскую власть, как в мантию. Слабое утешение, но лучше, чем никакого.

Главные двери тронного зала медленно приотворились, и внутрь осторожно заглянули Калли и сэр Вивиан. Увидев, что королева одна, они вошли, а за ними просочилась стайка наиболее храбрых придворных. Фелиция поднялась на трон и устроилась на нем с особой тщательностью. Голова поднята, подбородок тверд, взгляд холоден и грозен, дабы пресечь даже самые вежливые и обобщенные расспросы.

Калли заняла свое обычное место у трона без единого слова, за что королева была ей благодарна. Сэр Вивиан встал перед троном. Едва ли треть от обычного числа придворных расползалась по залу у него за спиной. Необычно тихие и подавленные, они тянули шеи и беспокойно оглядывались, не затаился ли где Пешеход.

— Добро пожаловать обратно, мои верные слуги, — ледяным тоном произнесла королева. — Возможно, в будущем нам следует позабыть ваши торжественные клятвы и просто выдать каждому по паре сапог-скороходов. В данный же момент вы все будете, несомненно, счастливы услышать, что я совершенно невредима и вне опасности. Как и любой из вас, пока вы ведете себя прилично. Пешеход дал мне слово, что прибыл в замок исключительно для того, чтобы разобраться с проблемой Опрокинутого Собора. Так что если у вас хватит ума не привлекать к себе его внимания, вам ничего не грозит. Тем, у кого совесть всерьез нечиста, советую запереться в своих комнатах до его отбытия. Идея схорониться под кроватью также не лишена смысла.

Она умолкла, и придворные принялись вполголоса судачить между собой. Репутация Фелиции резко взлетела — из-за того, что она пережила встречу с ужасным Пешеходом да еще держалась с таким апломбом. Хотя каждый отдал бы изрядную сумму, чтобы узнать, о чем эти двое беседовали столь продолжительное время.

Королева-регент, поддерживаемая герцогом Старлайтом, внушала достаточно опасений. Королева, поддерживаемая Пешеходом, становилась достаточным поводом для срочной смены белья. Огромное количество планов придется пересмотреть и, вероятно, отбросить. По крайней мере, до тех пор, пока Пешеход благополучно не уберется из Лесного замка.

Королева предоставила своим придворным болтать, шептаться, судачить и строить предположения. Ее куда больше занимал сэр Вивиан, по-прежнему неподвижно стоявший перед ней.

— Примите нашу благодарность, сэр Вивиан. Вы проявили готовность рискнуть жизнью, чтобы защитить меня. Я этого не забуду. Хотя, полагаю, от героя Алой башни нельзя ожидать меньшего. Но ваши методы оказались в известной степени сюрпризом. Я и не воображала, что вы являетесь столь могущественным чародеем.

— Вряд ли этим стоит гордиться, ваше величество, — отозвался сэр Вивиан. Выражение его лица и тон были холодны и официальны, как всегда.

— Все равно благодарю вас, главнокомандующий, за то, что остались, когда все остальные удрали. Я никогда не сомневалась в вашем мужестве, но приятно сознавать, что и на ваше уважение я также могу рассчитывать. — Она повернулась к Калли. — Ни слова сейчас. Поговорим позже.

Калли кивнула и бросила взгляд на сэра Вивиана, удивив его одобрительной улыбкой. Он чопорно кивнул в ответ. Хеллстром не привык к похвалам от женщин, и искренне не понимал, как на них реагировать. Сказать по правде, они нервировали его сильнее, чем противостояние с Пешеходом.

Среди придворных уже начали образовываться новые клики. Все они оживленно перешептывались, обсуждая последствия появления Пешехода и новых возможностей сэра Вивиана. Предстоял передел сфер влияния в политических кругах замка, и все понимали это. Королева наблюдала, как аристократы сами себя доводят до панического состояния, и иронически улыбалась.

Калли задумчиво хмурилась. Она помнила мужчину, который ушел, чтобы стать Пешеходом. Помнила, как этим поступком он разбил сердце Фелиции. Новое осложнение, которое сейчас абсолютно не нужно королеве. Не видя впереди ничего, кроме неприятностей, Калли помрачнела. Ничто не в состоянии так испортить жизнь, как возвращение старой любви.

Сэр Вивиан стоял неподвижно. На ледяной маске его лица нельзя было прочитать ни одной мысли. А мысли его неслись во весь опор. Его тайна раскрыта. Скоро весь замок узнает. Он так старался. Он предпринимал героические попытки стать таким, как все люди, он выходил на поле брани… И, несмотря на бесконечное самоограничение, все-таки стал единственным, чем никогда не хотел быть, — сыном чародея. Не только по имени, но и на самом деле. Никто больше не будет воспринимать его иначе.

Но сильнее всего беспокоило его, холодными пальцами стискивая сердце, то, что владеть такой могучей магией оказалось столь естественно. Естественно и приятно, безумно приятно, словно он для того и родился. Сэр Вивиан отчаянно пытался взять под контроль свои чувства и новые амбиции, медленно поднимающиеся в глубине его души, и гадал — что же делать дальше…

Хок и Фишер сидели в маленькой тихой прихожей, сблизив головы над столом, и перечитывали сделанные за день записи. Усталость гнула их к земле, но они упрямо копались в мизерном количестве полезной информации, которую им удалось собрать. Потому что знали: стоит расслабиться хоть на секунду, и они проспят не меньше недели. К сожалению, даже после всех расспросов они не выяснили ничего существенного.

Практически у каждого имелся мотив для убийства Харальда, но никто не располагал одновременно и средствами, и возможностями. Фишер по-прежнему хотелось, чтобы убийцей оказался ее отец. Но приходилось признать, что весомые улики против него отсутствуют.

Некоторое время они перебирали имеющиеся данные, ходя по кругу и не приходя ни к какому определенному заключению, пока их рассуждения внезапно не перебил приближающийся топот большого количества тяжелых сапог. Фишер метнулась к двери и выглянула, затем отступила и тихо закрыла дверь.

— Люди герцога, двадцать человек, направляются прямо к нам. Что будем делать?

— Было время, когда соотношение «десять к одному» не взволновало бы нас настолько, — вздохнул муж. — Но в нашем нынешнем состоянии… Не думаю, что нас убьют. Но вполне могут обработать по второму разу.

— Бежим? — предложила Фишер.

— Хочешь бежать? — возразил Хок.

— Я не вынесу, если тебя снова изобьют. Ты знаешь замок лучше, чем они. Мы можем спрятаться, пока они не устанут искать.

— Нет, — сказал принц. — Мы не побежим. Никогда. Даже ради моего или нашего общего блага. Потому что если мы побежим, все поймут, что мы слабы. Что эти ублюдки сломали не только наши тела, но и дух. Новость разнесется по всему замку. С нами больше никто не станет разговаривать. И потом, мы же Хок и Фишер. Мы не бегаем. Это часть того, кем и чем мы являемся.

Принцесса улыбнулась:

— Конечно. Я на мгновение позабыла. Лучше стоять и сражаться и, может быть, умереть. Поведи мы себя иначе — мы перестанем быть собой.

— Сам бы лучше не сказал, — одобрил Хок.

Он вытащил топор, а Фишер меч, и они встали посреди комнаты, глядя на дверь. Все силы уходили на то, чтобы оружие не дрожало в руках.

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату протопали двадцать герцогских гвардейцев. Они резко остановились и уставились на капитанов, озадаченные видом готового к бою оружия. Солдаты обменялись недоуменными взглядами, а затем вперед выступил их вожак — этакая гора мышц.

Он заткнул большие пальцы за пояс с мечом и изо всех сил постарался пронзить Хока властным взглядом.

— Мое имя Хогг. Я говорю от имени герцога Старлайта. Он дает вам крайний срок. Либо вы предоставите убедительную кандидатуру подозреваемого в убийстве короля Харальда к завтрашнему полудню, либо он прикажет вам покинуть Лесной замок и никогда не возвращаться. Затем Старлайт объединит Герцогство под горой и Лесное королевство силой оружия во имя своего внука Стефена. Разумеется, его светлость станет править новой страной, пока Стефен не достигнет совершеннолетия. Если вы останетесь или попытаетесь каким-либо образом вмешаться, то будете убиты. Вам приказано держаться как можно дальше от Опрокинутого Собора. Также под страхом смерти. Это все.

— Прекрасная декламация, — похвалил Хок. — За содержание пятерка, но над грозными интонациями придется еще поработать. Запаздывают.

Фишер взглянула на мужа.

— С чего бы ему беспокоиться об Опрокинутом Соборе?

— Потому что какое бы оружие, сокровища или силы там ни обнаружились, герцог заранее хочет прибрать их к рукам, — непринужденно пояснил принц. — По меньшей мере, он желает, чтобы к подобным вещам прикасались только его люди. И особенно он не хочет, чтобы в историю с Собором вмешивались мы, потому что найденные ценности мы либо отдадим королеве, и она станет меньше зависеть от своего отца, — либо вообще присвоим и сделаемся еще опаснее для него.

— Ты прав, — кивнула принцесса. — Вполне в его духе. Ну, кто сообщит этому сброду дурные вести, ты или я?

— Сначала я, потом ты. — Хок улыбнулся Хоггу, посланцу герцога. Улыбка получилась уверенная, само довольная и на редкость неприятная. — Сам герцог Арлик, смотрю, не явился. Он не настолько туп, чтобы самолично донести до нас вышеизложенное. Старик понимает, что мы с супругой будем по очереди пинать его тощую задницу, пока не натянем ее ему на уши. Отправляйся к своему хозяину и передай ему, что Хоку и Фишер наплевать, чего он там хочет. Мы пойдем, куда захотим, сделаем, что пожелаем, и превратим в отбивную любого, кто станет путаться под ногами. Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что вас тут двадцать против двоих, из которых недавно вышибли дух. Ну, мы, конечно, уже не те, что раньше, но, как вы могли заметить, все раны у нас затянулись. И пусть вас десять на одного, мы все равно сильнее, чем вы когда-либо станете. Если вы броситесь на нас все одновременно — не исключено, что в итоге вы нас уложите навеки. Но большинство из вас при этом погибнет. Ну-с, кто готов умереть ради победы его товарищей? Сколько платит герцог своим парням? А похоронные расходы туда входят?

— Довольно разговоров, — проворчала Фишер. — Мне не терпится кого-нибудь прикончить.

Улыбка Хока напоминала оскал старого волка, топор в его руках не дрогнул. Фишер тоже выставила зубы. Хогг с трудом сглотнул и отступил на шаг. А затем повернулся и едва не выбежал из комнаты. Подчиненные поспешили за ним. Супруги подождали, пока топот герцогских прихвостней не замер в глубине коридора, и опустили оружие, внезапно ставшее неподъемным. Шатаясь, они добрались до стульев и повалились на них.

— Черт, а мы хороши! — заметила Фишер.

— Конечно, — согласился Хок. — Разумеется, помогло и то, что мы не блефовали. Мы были готовы драться, и они это поняли. У этих дубин в голове не умещается, что можно принять бой при таком соотношении сил, да еще не будучи в форме.

— Нам придется что-то с собой делать, милый. Прежде чем мы наткнемся на кого-нибудь слишком тупого.

— Есть иной путь, — медленно и неохотно произнес принц. — Я все больше подумываю о том, насколько упростится наша задача, если открыть, кто я на самом деле. Объявим, что я — принц Руперт. У меня есть королевская печать. Чанс меня поддержит. В качестве особы королевских кровей я обладал бы властью, позволяющей творить добро. Люди сплотились бы вокруг меня, как это бывало раньше. Даже твой отец дважды подумал бы, прежде чем повести армию против войска, предводительствуемого принцем Рупертом. Я мог бы хоть раз извлечь пользу из этой легенды. Имею ли я право уклоняться от выполнения долга перед людьми просто потому, что не хочу принимать на себя обременительные семейные обязанности? В Хейвене я всегда страдал от недостатка полномочий. Как принц Руперт и принцесса Джулия мы могли бы заставить людей поступать правильно. Безоговорочный королевский авторитет будет нам подмогой.

— Не это ли пытался сделать Харальд? — возразила Фишер.

— Я — не мой брат. Будь мы принцем и принцессой, наша физическая слабость не играла бы роли. Мы могли бы просто приказать людям, вроде Чанса и сэра Вивиана, выполнять тяжелую работу за нас.

— Ты не понимаешь, — перебила жена. — Стоит надеть корону и ее уже не снимешь. Чтобы достичь такой полноты власти, как ты говоришь, тебе придется сместить королеву-регента и своего племянника, Стефена, и стать королем Рупертом. Правителем Лесного королевства. Наши жизни больше никогда не будут принадлежать нам одним. Разве не из-за этого мы некогда сбежали отсюда?

— Знаю. Наверное, теперь мой долг — стать королем.

— А как насчет твоего долга передо мной? — поинтересовалась супруга.

Окно у них за спиной распахнулось, и в комнату хлынул дождь. Он влетел почти параллельно полу, словно загоняемый в помещение под невообразимым давлением, и резко остановился, не долетев до середины. Хок и Фишер застыли, разинув рты, а вода собралась в плотную колонну, голубую и блестящую, прежде чем медленно принять человеческий облик.

Перед капитанами выросла фигура женщины, состоящая целиком из воды. Шести футов ростом, прозрачная, как хрусталь. На ней было длинное платье, повторяющее текучую форму тела, по которому пробегали длинные, медленные волны. По плечам, бесконечно обновляясь, струились длинные волосы. Бусинки воды, словно слезы, непрестанно катились по лицу и капали с подбородка. Она медленно повернулась к Хоку и Фишер, и ее бледно-голубые губы сложились в нежную улыбку.

— Хорошо, — очнулся первым принц. — Вы выиграли приз за самое странное существо, которое я сегодня видел. И кто же вы?

— Я Владычица Озера, стихийный покровитель Леса.

Когда она заговорила, по ее лицу снова побежала рябь. Голос напоминал журчание ручейка, но звучало в нем и человеческое тепло. Владычица Озера принялась обходить комнату, разглядывал обстановку. Огонь в жаровне пустил пар, когда она подошла слишком близко, а на полу за ней тянулся мокрый след. Под платьем не видно было и намека на ноги. Она скользила словно водяной дух.

— Я пришла защитить замок, коль скоро вы отправляетесь в Опрокинутый Собор.

— Погодите, — твердо сказал Хок. — Мы пока никуда не идем. Нам поручено раскрыть убийство.

— Вы отправитесь в Собор, — спокойно повторила Владычица. — Вы должны отправиться в Собор.

— Сударыня, — вежливо произнес принц, — кем или чем конкретно вы являетесь?

— Я возникла вокруг духа женщины, которая утопилась, — ответила Владычица Озера. — Она хотела бежать из мира, который находила невыносимым, но мир не захотел расстаться с нею. Раньше была другая Владычица Озера, но она ушла, а Лесу требовался новый хранитель. Так смертная душа стала бессмертной. Но вскоре после моего создания, пока я была еще слаба и неопытна, князь демонов применил Дикую магию и запер меня в моем Озере. Я сделалась беспомощной узницей. Видела, что происходило со страной, пока распространялась Долгая Ночь, но не имела возможности вмешаться.

Когда князя демонов изгнали, я вырвалась, вошла в полную силу и с тех пор вдохновляла людей на постепенное возрождение Леса. Эта земля так пострадала в течение Долгой ночи… Боюсь, некоторые участки Леса никогда не станут прежними, даже с моей помощью. Теперь нам снова угрожают темные времена, и я пришла предупредить вас. До сих пор я избегала контактов с людьми. Отчасти потому, что не хотела встречаться с теми, кто мог помнить меня при жизни, а отчасти потому, что сама я больше не человек. Я помню, каково это быть человеком… но теперь мне приходится шире смотреть на вещи.

— Почему вы решили открыться именно нам? — спросил Хок.

— Я знала, что могу доверять принцу Руперту и принцессе Джулии. Я — Владычица Озера, и от меня ничто не скрыто.

— Здорово, — насупилась Фишер. — Очередное осложнение. Постарайтесь не забывать, что мы нынче Хок и Фишер, если вам придется разговаривать с кем-то еще.

Владычица Озера, похоже, не слушала. Она снова оглядывала комнату. Сложно было прочесть выражение на ее водяном лице, но Хоку показалось, что оно опечалилось. Она поднесла руку ко рту, и ее пальцы на мгновение слились с губами.

— Как давно я была здесь в последний раз! — тихо проговорила она. — Еще при жизни. Комната не сильно изменилась. В этом и сила замка, и его слабость.

— А вы, правда, живете в Озере? — глуповато спросила Фишер.

Владычица улыбнулась ей:

— Я и есть Озеро. Где бы ни текла вода в Лесном королевстве, я — в ней. Я присутствую в каждом ручье и ключе, в каждом водопаде и ливне. Теперь я — часть страны. Я наблюдала за вами с того момента, как вы вошли в Лес. Все здесь ждало вашего прибытия. И вот вы здесь, и клубок судьбы, наконец, начинает разматываться. Ваша участь — войти в Опрокинутый Собор и сделать то, что должно быть сделано там.

— Мы ничего не обязаны делать, если не хотим, — запальчиво возразила Фишер. — И вообще, почему так безумно важно, чтобы мы отправились в этот Опрокинутый Собор? Похоже, не осталось человека, который не жаждал бы загнать нас туда.

— Скоро взойдет Синяя Луна, — сказала Владычица. — Полная и могущественная, чтобы царить над миром выпущенной на свободу Дикой магии. Бесконечный кошмар для тех немногих, кто уцелеет. Только вы можете предотвратить это. Именно потому вы сюда и вернулись.

— Мы вернулись по собственной воле, чтобы отыскать убийцу Харальда! — заявил Хок.

— Вы уже знаете, кто его убил, — сказала Владычица, — просто вам пока не хочется это признавать.

Хок долго смотрел на нее.

— Я ведь откуда-то знаю вас, правда?

— Мне бы хотелось так думать. — Она улыбнулась Хоку, и он улыбнулся в ответ, испытывая странную тягу к ней, хотя и не знал почему. Фишер, глядя на все это, почувствовала себя немного лишней.

— Я могу вылечить вас обоих, — сказала Владычица, внезапно переходя обратно к делу. — Я знаю, что произошло с вами и насколько вы слабы. Могу сделать вас снова сильными.

— Это взятка? — поинтересовалась Фишер. — При условии, что мы отправимся в этот проклятый Собор?

— Нет. Это подарок. Какое бы решение вы ни приняли. — Владычица протянула к ним руки. Водопады стекали с её ладоней и пальцев. — Подойдите ко мне и испейте из моих вод — и будьте снова сильны и невредимы. Сила Лесной страны течет сквозь меня. Причаститесь сил земли и станьте ее заступниками.

Хок и Фишер переглянулись. Обоим хотелось спросить, в чем тут подвох, но слова не шли на ум. Они понимали, что столкнулись с чем-то большим, нежели они сами. Словно в комнате вместе с ними находилась одна из ипостасей самой матери-земли. Они склонили головы перед Владычицей Озера и стали пить воду, стекавшую с ее ладоней.

Вода была холодная и свежая, словно из горного источника, и с каждым глотком они чувствовали, как она напитывает их тела, словно прилив, медленный, но неотвратимый, смывая мусор и осколки прежних бед. Сила наполняла руки и ноги и выпрямляла спины. Боль ушла, и сознание внезапно сделалось ясным.

Владычица Озера убрала руки, и Хок с Фишер улыбнулись ей, впервые за Бог знает сколько времени чувствуя, как их переполняют жизненные силы.

И тут дверь отворилась. Оба развернулись с оружием наготове — и обнаружили, что на пороге застыли озадаченные Чанс и сэр Вивиан. Супруги убрали оружие и лучезарно улыбнулись гостям.

— Извините за вторжение, — произнес Аллен, с интересом глядя на улыбающуюся Владычицу Озера. — Мы не помешали?

— Я — Владычица Озера, — ответствовал водный дух. — Не переживайте из-за ковра — высохнет… Я — стихийный покровитель страны и явилась защитить ее в час нужды. Как хорошо, наконец, встретиться с вами, сэр квестор, сэр Вивиан.

Вивиан глянул на Чанса.

— Не понимаю, для чего мы мучаемся, пытаясь обеспечить безопасность в этом замке. Люди нынче приходят и уходят, как им заблагорассудится.

— Как бы то ни было, Джерико Ламент, прославленный, или пресловутый это уж как посмотреть — Пешеход, находится здесь, в замке, — заговорил Чанс. — И он хочет побеседовать с вами двумя. Прямо сейчас. И даже быстрее, если возможно.

— Я слыхал о нем, — сказал Хок. — Но думал, что это просто очередное крестьянское поверье.

— К сожалению, он вполне реален, — ответил юноша. — И к тому же гораздо могущественнее, чем мне приятно сознавать. Пожалуйста, поговорите с ним, прежде чем он снова примется высматривать злодеев и карать их.

— Ну, раз уж так надо, — отозвалась Фишер. Она посмотрела на Хока. — Спорим, он тоже захочет, чтобы мы отправились в этот чертов Собор?

— Никаких споров, — отказался Хок. — Хотя, сказать по правде, в данный момент я чувствую себя достаточно сильным, чтобы голыми руками разобрать весь этот Собор по кирпичику. Или, коли на то пошло, одним пинком своротить Пешеходу задницу.

— Пожалуйста, даже не думай об этом! — на полном серьезе взмолился Чанс. — Мне страшно представить, сколько разрушений вы двое можете причинить, если сцепитесь.

Сэр Вивиан тем временем пристально всмотрелся в лицо Владычицы Озера и внезапно шагнул вперед.

— Я знаю вас. Я знаю, кто вы.

— Разумеется, знаешь, — отозвалась Владычица. — Но ты не должен говорить…

Она улыбнулась ему, и он упал перед ней на колено. Она положила руку ему на плечо, словно благословляя, и по плечу Вивиана потекла вода, но он не заметил этого. Он смотрел на Владычицу Озера снизу вверх полными слез глазами. Что-то происходило между Хеллстромом и Владычицей. Остальные ничего не понимали. Хозяйка Вод подняла сэра Вивиана, и они покинули комнату вместе.

Чанс оглянулся на капитанов.

— Что это все означает?

— Понятия не имею, — отозвался Хок. — Однако, по нынешним временам, то же самое можно сказать практически о чем угодно.

— Слава Богу, — выдохнул Аллен. — Приятно сознавать, что не один я такой. Я привык понимать, что происходит в замке. Быть в курсе всех событий — часть моей работы. Но в последнее время я мог бы с тем же успехом бродить с мешком на голове и табличкой на спине «пните меня, я болван». — Он медленно покачал головой. — Нам надо поговорить о Пешеходе. Очень вас прошу, не раздражайте его. Он невероятно могуществен, крайне предан своему делу, а чувства юмора у него не больше, чем у дохлой жабы. Если вы разозлите его, он может убить вас. Он убьет любого, кто подвернется ему под горячую руку. Он утверждает, что с ним говорит Бог. Что это Бог велит ему убивать людей. Исходя из моего опыта, общаясь с такими людьми, лучше всего просто кивать и улыбаться в надежде, что они рано или поздно куда-нибудь уберутся.

— Мы знавали одного парня в Хейвене, который тоже слышал глас Божий, — вспомнила Фишер. — Видимо, Господь велел ему декламировать плохие стихи и заголяться перед монахинями.

— Пока он не попытался проделать все это на улице Богов, — подхватил Хок. — И Маленькие Сестры Непорочной Бритвы превратили его в набор деталей для головоломки прямо на улице.

— Мы знаем о Пешеходе, — успокоила квестора Фишер. — Он — легенда, даже в южных королевствах. Но мы — тоже легенды. И в состоянии о себе позаботиться.

— Проблема в том, что в отличие от большинства легендарных персонажей, Пешеход гораздо опаснее, чем считает большинство людей, — не унимался Чанс. — В свое время он перебил уйму народу. По причинам, не всегда понятным. Я присутствовал при окончании одного из его дел — Ламент уже час как ушел, а из города все еще выносили трупы.

— И он желает побеседовать с нами, — медленно подытожил Хок. — Спрашиваю из чистого любопытства: а никто не знает, кого он пришел убить?

— Нет, — ответил Чанс. — Но он уже забил голыми руками до смерти одного мага. И сделал это так, походя.

— Может, он пришел за нами? — предположила Фишер. — Мы тоже в свое время перебили массу народа. И как мы считали, из самых лучших побуждений. Но полагаю, все так говорят.

— Пойдем лучше познакомимся с ним, — сказал Хок. — Постарайся не волноваться за нас, Аллен. Если Ламент доставит нам какие-нибудь неприятности, мы с Изабель отправим Пешехода лично объяснять Господу, где он напортачил.

Чанс медленно покачал головой:

— Хотелось бы мне думать, что вы шутите.

Сэр Моррисон, леди Эстер и Франц Пенделтон, упомянутые несостоявшиеся предатели, нетерпеливо ждали у дверей личных апартаментов герцога Арлика, пока его сиятельство решал, хочет ли он их видеть. С полдюжины вооруженных гвардейцев без малейшей симпатии пристально наблюдали за ними. Моррисон и Эстер сидели спокойно, тогда как Пенделтон нервно вышагивал взад-вперед.

— Слишком долго, — заявил, наконец, толстяк. — Должно быть, что-то пошло не так. Он знает, зачем мы здесь. Он уже должен был принять решение. Что его так задерживает?

— Он просто заставляет нас ждать, чтобы продемонстрировать, какая он важная персона, — объяснил сэр Моррисон. — Нам повезет, если герцог вообще нас сегодня примет. А теперь сядьте и перестаньте мельтешить. Смотрите, какие симпатичные портреты.

— К дьяволу портреты!

— Заткнитесь и сядьте, — твердо произнесла леди Эстер. — Если у герцога сложится впечатление, что мы слабы и не уверены в себе, он нас растопчет. Жизненно необходимо убедить его в том, что мы представляем могущественные корпорации, с которыми он не может не считаться. Если вы нас скомпрометируете, Пенделтон, я убью вас собственными руками. А теперь сядьте.

Стиснув руки, Пенделтон опустился на краешек стула.

— Зря мы пришли сюда лично. Мы всегда действовали через посредников.

— И именно поэтому ничего не добились, — спокойно подхватил сэр Моррисон. — Наши идеи размываются. Наша настойчивость проходит незамеченной. Сэр Роберт был нашей последней надеждой — и оказался опасно мягок. Ему не хватило пороху на решительные действия, необходимые для захвата власти. Так что в дальнейшем мы обойдемся без него и его дорогостоящих советов. Если получится убедить герцога, считай, полдела сделано.

— Это очень большое «если», — пробурчал Пенделтон.

Тут двери распахнулись, и стражи молча сделали заговорщикам знак войти. Те поднялись и вступили в личные покои герцога, каждый по-своему стараясь выглядеть спокойным и собранным. Герцог восседал в кресле в центре комнаты, поддерживаемый в вертикальном положении ремнями, скобами и подпорками. Он даже не потрудился поднять глаза, пока посетители не очутились прямо перед ним, и тогда взгляд его оказался холодным и откровенно презрительным.

Моррисон и Пенделтон низко поклонились, Эстер присела в реверансе. Герцог еле кивнул посетителям.

— Вы хотели поговорить со мной, — равнодушно произнес он. — Так говорите. И придерживайтесь сути дела, иначе мои гвардейцы выбьют ее из вас.

Пенделтон поморщился. Гвардейцы уже потребовали, чтобы они сдали все имеющееся у них оружие, прежде чем им просто позволили ждать у дверей. Моррисон вежливо улыбнулся и обратился к герцогу тоном полнейшего благоразумия:

— Мы явились, чтобы сделать вам простое предложение, ваша светлость. Мои коллеги и я представляем ландграфов Золота, Серебра и Меди, а также прочие, весьма разнообразные деловые круги страны. Мы не так могущественны, как некогда, но с вашей помощью можем подняться снова. Мы располагаем разветвленной сетью осведомителей, которую предоставим в полное ваше распоряжение. Речь идет о той информации — люди, места и расположение войск, — которая окажется бесценной для вас, если вы сочтете необходимым вторгнуться в Лесное королевство для его же собственного блага. Мы не питаем доверия к нынешнему режиму, который никогда не признавал нашей истинной ценности. Короче говоря, мы предлагаем вам разведданные в обмен на вашу поддержку после прихода к власти. Наши интересы носят чисто экономический характер. Мы хотим только, чтобы все стало как раньше, когда ландграфы представляли собой силу, с которой считались и которую ценили. Не так уж много в обмен на беспроблемное продвижение ваших войск.

— Мы можем даже предоставить вам вооруженных людей, чтобы они сражались рядом с вашими, — добавила леди Эстер. — Наемники, но хорошие бойцы. Кроме того, нам подчиняются наемные убийцы, действующие внутри замка. Мы можем прикончить для вас кого угодно.

— Хороший план, — одобрил герцог. — Я восхищаюсь вашим честолюбием. И безжалостностью. Но вы мне не нужны. Стража, убейте их.

Трое заговорщиков уставились на него, разинув рты, а затем быстро огляделись, так как гвардейцы начали плавно отрезать их от герцога и от путей к отступлению.

Сэр Моррисон с трудом обрел дар речи:

— Вы не можете этого сделать! Мы могущественные и влиятельные люди!

— Вы предатели, — отозвался герцог. — И никто не станет скучать по вам.

— По крайней мере, верните нам оружие, — потребовал сэр Моррисон. — Позвольте нам сражаться!

Герцог с придыханием рассмеялся:

— Разве я похож на дурака?

Сэр Моррисон прорычал проклятие и бросился вперед, пытаясь прорваться к герцогу. Гвардейцы зарубили его раньше, чем он добрался до них. Пенделтон сломался и побежал, и гвардейцы с легкостью прикончили его.

Леди Эстер смотрела, как погибают ее союзники, затем вынула из высокой прически неприятного вида стальную булавку. Она держала длинную спицу словно кинжал, и ближайшие к ней гвардейцы заколебались. Леди Эстер бросила на герцога последний, вызывающий взгляд, а затем пронзила спицей себе сердце, украв у него радость убийства. Герцог наблюдал, как ее тело безжизненно осело на пол.

— Мертвые есть мертвые, — наконец произнес он, ничуть не тронутый случившимся. — А у меня никогда не было времени на предателей. Стража, уберите трупы и выбросьте там, где их никто не найдет. И смойте грязь. Эти люди никогда сюда не приходили.

Чанс отвел Хока и Фишер на встречу с Джерико Ламентом в прилегающий к тронному залу королевский кабинет. Там их никто не побеспокоит. По пути квестор прилагал все усилия, чтобы объяснить капитанам, как им следует держаться с Ламентом. Как избранный воин Господень, Ламент не знает сомнений и неуверенности. Это делает его крайне опасным и сильно сужает его поле зрения. С ним невозможно спорить, ему нельзя что-то доказывать, а если ты попытаешься встать у него на пути, он тебя попросту убьет.

— Похоже, наш человек, — прокомментировал Хок, и Фишер серьезно кивнула. Чанс подумал о том, не отлучиться ли ему ненадолго, чтобы изменить завещание.

Когда Аллен, наконец, провел их в маленькую комнатку, супруги моментально ощутили абсолютное присутствие Ламента. Он просто стоял там, но при этом выглядел огромным и грозным, словно один из самых неприятных Божьих ангелов, спустившийся в трущобы смертных пределов. Хок с минуту прикидывал, не так ли чувствуют себя люди при виде их с Фишер. Или принца Руперта и принцессы Джулии.

У него мелькнула было мысль опуститься на колени и попросить благословения — или хотя бы отпущения грехов, — но он не стал этого делать: отчасти потому, что не отчитывался ни перед кем, кроме собственной совести, но в основном потому, что собирался работать с этим человеком. Важно было, чтобы тот воспринимал Хока и Фишер как потенциально равных себе.

Поэтому Хок вежливо поклонился Ламенту и обжигал супругу взглядом, пока она не сделала то же самое.

Джерико учтиво поклонился в ответ и жестом предложил своим гостям сесть. Все опустились в кресла и сделали вид, что им удобно.

Хок все смотрел на Ламента и гадал, каково это — всегда быть уверенным, что делаешь правое дело. Не знать ни сомнений, ни колебаний. Ни до, ни после. Он-то всегда сомневался, даже когда был принцем Рупертом. Хок все гадал, делает ли такая уверенность Пешехода чем-то большим, чем просто человек, или напротив — умаляет его.

— Синяя Луна еще не покончила с Лесным королевством, — жестко начал Ламент. — Голос внутри меня — голос Бога, и он говорит мне то, что следует узнать и вам. Я прочел кое-какие книги в церковных библиотеках. Старые книги, забытые или запрещенные. Полученные сведения неутешительны. Когда Магус открыл Трещину, соединив север и юг, он нарушил баланс Дикой магии в мире. Примененное им долгосрочное заклинание потребляет ужасное количество Дикой магии. Все оно уходит на поддержание Трещины. Рост магического присутствия привел к возвращению Опрокинутого Собора и сделал возможным повторное появление Синей Луны.

Вы когда-нибудь задумывались о природе Синей Луны? Вокруг какого солнца она должна обращаться, чтобы отражать такой кошмарный свет? Какому миру нужно ее сияние? Ученые веками бились над этими вопросами, и нигде я не нашел удовлетворительного ответа. Я располагаю только именем. Вероятно, это название мира Синей Луны — Грeза.

Пешеход на мгновение умолк, чтобы убедиться в том, что собеседники понимают его слова, а затем продолжал тем же мрачным тоном: