Злые чары Синей луны Грин Саймон
Мэвис подавилась собственными речами. Леонард имел такой вид, будто сейчас грохнется в обморок, а Фрэнсис впервые улыбнулся.
— Ах ты, хитрый ублюдок, — произнес он тоном ценителя. — Если б я только знал, я бы к тебе присоединился.
— Фрэнсис! — воскликнула мать.
— Мне следовало сделать это много лет назад, — продолжал Эплтон, — но я всегда был слишком занят бизнесом. Так и не женился. Никогда не развлекался. Но когда узнал, что умираю, мне внезапно все стало ясно. Стоит ли тратить жизнь на добывание денег только ради того, чтобы их унаследовали какие-нибудь неблагодарные родственники? И я потратил все свои накопления на собственные поминки авансом. Повеселился из последних сил. К самому концу это же напоминало гонку: что убьет меня первым — хворь или разгул. — Призрак счастливо вздохнул. — От умирания я получил больше удовольствия, чем от всей моей долгой жизни.
— Так денег нет? — переспросила Мэвис надтреснутым шепотом. — Совсем?
— Ну, может, случайная монетка и завалилась за спинку дивана, но не более того. И даже не думайте продавать дом. Чем видеть, как вы наживете хоть пенни на разорении моего гнезда, я лучше буду являться сюда до тех пор, пока вы все не перемрете. Воспринимайте меня как постоянного съемщика с практически бессрочным договором.
— Вам, ребята, не экзорцист нужен, — подала голос Фишер. — Вам требуется консультация адвоката по семейным делам. И, возможно, по доброй оплеухе на рыло.
— Верно, — согласился Хок. — Это могло бы тянуться годами, да только терпения у меня маловато. Поэтому мы сделаем вот что. Вы, Леонард и Мэвис, согласитесь продать этот дом тому, кто сможет оценить его по достоинству и станет беречь. А вы, Эплтон, согласитесь на это. Иначе мы с Фишер спалим здесь все к чертовой бабушке.
— Вы этого не сделаете! — воскликнули в один голос Леонард, Мэвис и Эплтон.
— Сделаем-сделаем, — заверила их Фишер.
И все ей поверили.
— А теперь мы пойдем, — объявил Хок. — Детали утрясете сами. Только постарайтесь не слишком шуметь, а то мы вернемся.
— Ага, — поддержала Фишер. — И в следующий раз приведем с собой социального работника.
— Не стоит излишне злобствовать, — пожурил ее супруг.
Некоторое время спустя Хок и Фишер снова шагали по территории Северной окраины. Над городом едва занималось раннее утро, но народу на улицах толпилось не меньше, чем днем. Обычно Северная окраина пробуждалась только после того, как все честные труженики уже возвращались домой и ложились спать, предоставляя улицы тем, кто делал на них реальные деньги. В этой части города можно купить все, что угодно, если вас не слишком волнует происхождение товара или моральный облик людей, с которыми придется иметь дело. При виде неторопливо прогуливающихся капитанов продавцы заталкивали клиентов в тенистые переулки, да и прочие деляги внезапно вспоминали о каких-то страшно важных и неотложных делах. Сами Хок и Фишер ради собственного спокойствия старались работать по принципу «чего не вижу, того и не происходит». В противном случае они бы никогда не управились со всеми делами.
Солнце только начинало подниматься над горизонтом, расплескивая сочные кровавые полосы по неохотно светлеющему небу. Первые птицы откашливались в прокопченном воздухе, канализационные крысы скопом набрасывались на кошек, и какая-то свежая зараза влажно булькала в открытых люках. В Хейвене занимался новый день.
В последнее время Хок и Фишер повидали слишком много рассветов. Вот уже три недели они отрабатывали двойную смену, замещая двоих капитанов Стражи, которых сами же и арестовали. Карл и Джеси Габриэль, еще одна супружеская команда с жесткой хваткой, устроила на своем участке собственный семейный рэкет. Для Хейвена в этом не было ничего необычного, но эти двое взвинтили расценки до такой высоты, что даже видавшие виды обитатели Северной окраины подали на них официальную жалобу.
Расследовать дело послали Хока и Фишер. Тем не понадобилось много времени, чтобы установить истину и предложить Габриэлям поумерить пыл. Однако последние наотрез отказались уйти тихо. Возникли некоторые недоразумения. Тем не менее, Хок и Фишер их прижали. В данный момент Карл и Джеси лежали прикованные больничным койкам в ожидании суда, а те же самые люди, которые изначально на них жаловались, теперь грозились привлечь избавителей за причинение ущерба их имуществу. Ну а в качестве награды за поимку нечистых на руку коллег героям пришлось взять на себя их дежурства по Северной окраине, пока горе-полицейским не пришлют замену.
Да, в Хейвене ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
— Габриэли, — задумчиво молвил Хок. — Они часть того, о чем я говорю. О том, что делает с нами здешняя жизнь. Когда-то они были чисты. Славные ловцы воров. А вдруг они и им подобные — наше будущее? Неужели мы тоже станем такими?
— Мы ни в чем не похожи на Габриэлей, — уверенно возразила Фишер. — Ты слишком переживаешь.
— Должен же хоть кто-то здесь переживать! Знаешь, мне все больше и больше кажется, что за эти годы мы по-настоящему ничего не добились. Назови хоть одну вещь, которую мы изменили к лучшему! Да, мы поймали немало плохих парней и еще больше убили. Но Хейвен по-прежнему Хейвен, а Северная окраина все та же выгребная яма нищеты и отчаяния. Старое зло никуда не делось, и те же нищие ублюдки, как и прежде, в страданиях влачат свою жизнь, день за днем. Нет, мы ничего не изменили.
Фишер поправила кастет в перчатке и честно попыталась понять, куда клонит муж.
— По крайней мере, нам удается держать ситуацию под контролем. Невозможно за несколько лет вытравить веками въедавшееся зло и уничтожить коррупцию. Во всяком случае, мы произвели здесь некоторое впечатление. Пресекли некоторое количество злодеяний и остановили немало подонков. Даже весь город пару раз спасли. Мы сделали все, что могли.
— Но кем мы стали? Порой я смотрю в зеркало и не узнаю человека, который глядит на меня оттуда. Это вовсе не тот, кем я хотел стать.
Фишер остановилась, и Хок замер рядом с ней. Она посмотрела ему прямо в лицо, долго не отводя глубоких синих глаз.
— Так чего же ты хочешь? — спросила жена. — Просто повернуться и уйти, оставив добрых людей без защиты? Здесь ведь есть хорошие люди. Если мы не защитим их от сволочей, вроде Габриэлей, или бандитов, вроде Сен-Кристофа, то кто же сделает это за нас? Ты не имеешь права в бездействии ждать, пока все решится само. Мы — те, кем нам приходится быть. Иначе мы так ничего и не добьемся.
— Раньше я знал, кто я такой. Я был честным, достойным человеком. Я вел людей за собой и вдохновлял их своим примером… Но это было так давно!
— Нет, — возразила Фишер. — Это было вчера.
Некоторое время они смотрели друг на друга, вспоминая былое. Наконец Фишер вздохнула и отвела взгляд.
— Мы были моложе. Идеалисты. Может… мы просто выросли.
В этот момент у кого-то достало глупости попытаться стянуть у Фишер кошелек. Должно быть, парень совсем недавно попал в город. Он не успел даже сомкнуть пальцы на добыче, когда Фишер, не оглядываясь, ударила его. Карманник так крепко приложился о землю, что у него глаза разъехались в разные стороны. Однако он все же ухитрился собрать ноги в кучу и бросился изо всех сил прочь. Фишер это настолько удивило, что она даже не стала преследовать грабителя.
— Дьявольщина. Я, наверное, старею. Раньше после моего удара на ноги не поднимались. — Она покачала головой и повернулась к Хоку: — Мы делаем все, что можем, но нельзя очистить Северную окраину одной лишь грубой силой. Даже я это понимаю. Чародей Гонт испробовал подобный подход в Крюке Дьявола. Пустил в ход магию и свою грозную репутацию, но продержался недолго. Стоило Гонту покинуть город, как все вернулось на прежние места. Облик Северной окраины в основном определяют ее хозяева, которые сами здесь не живут. домовладельцы и наркобароны. Все они недосягаемы. Закон — ничто перед политическими связями. Можно объявить им войну, но в таком случае мы окажемся предоставлены самим себе. Никто из стражей не присоединится к нам. Черт, да им наверняка прикажут арестовать нас! Только ты и я и нулевые шансы на успех.
Хок криво улыбнулся:
— Раньше это нас не останавливало. Когда мы знали, что правы.
— Может, и так, — уступила Фишер. — Но для того, чтобы выступить против власть имущих бандитов, наподобие Сен-Кристофа и армии его телохранителей, мне потребуется чертовски мощный стимул. По-моему, я больше не верю в чудеса. Это Хейвен. И он не желает меняться.
Хок пожал плечами и отвел глаза.
— Наверное, я просто начинаю чувствовать возраст. Когда я понял, что мне уже тридцать пять, я испытал настоящее потрясение. Представляешь, полжизни позади! Я не чувствую себя старым, но и молодым тоже себя не ощущаю. Иногда мне кажется, будто я уже бреду под гору и у меня почти не остается времени сделать все, что собирался…
— И еще у тебя лысина намечается.
— Знаю! Поверь, знаю! Я начинаю подумывать, не стоит ли обзавестись шляпой.
— Ты не выносишь шляп.
— Знаю!
Бок о бок в задумчивом молчании они продолжили путь. Толпа текла мимо. Люди видели хмурые лица капитанов и расступались шире, чем обычно. Многие почли за лучшее решить, что настала ранняя ночь, и попрятались по домам, пока у капитанов не исправится настроение.
— Мне теперь все труднее сохранять бдительность, — призналась, наконец, Фишер. — Когда день за днем у тебя перед глазами мельтешат жалкие пороки Северной окраины… это изматывает. Даже самый острый клинок затупится, если достаточно часто лупить им по твердой поверхности.
— Было время, когда наши дела что-то значили, — отозвался Хок. — И, стало быть, мы тоже имели вес. У нас была цель. Идеалы. Мы меняли мир к лучшему.
— Это было давно, — отозвалась Фишер. — В другой стране. Мы были тогда другими людьми.
— Нет, — возразил Хок. — Это было вчера.
И тут они оба замерли, поскольку в ушах зазвучал вызов колдуна-диспетчера из Штаба Стражи. Сначала раздалась приятная мелодия, исполняемая на флейте. Она предназначалась для привлечения внимания. Раньше вместо нее использовался звук гонга, но у Хока от него так ныли зубы, что он отправился к колдуну-диспетчеру и шепнул ему пару ласковых, но в высшей степени убедительных слов. С тех пор гонг заменили на флейту. На некоторое время Хок даже сделался весьма популярен среди стражей.
— Всем постам, важное сообщение, — произнес бесстрастный голос в задней части головы. Раньше он звучал непосредственно за глазами, но слишком многих это моментально выбивало из колеи. — Всем стражам, срочное сообщение.
— Черт, — ругнулась Фишер при звуках незатейливой и слащавой гитарной мелодии, заполнившей черепную коробку. — Почему у них всегда такая пакостная музыка?
— Наверное, им кто-нибудь поставляет ее со скидкой, — ответил Хок. — Мол, дешевле только даром и все такое. Пока она не начала тебе нравиться, беспокоиться не о чем.
— Всем стражам явиться в главные доки на Северной окраине, — резко перебил гитару голос колдуна-диспетчера. — Бастующие портовые рабочие собираются в большие группы. Возможны беспорядки. Всем стражам явиться в доки и приготовиться к решительным действиям. Всем стражам, без исключений.
— Ненавижу беспорядки, — заворчал Хок. — Никогда не знаешь, что выкинет толпа, когда закусит удила. Оказавшись в толпе, люди делают такие вещи, которые каждому по отдельности и в страшном сне не привидятся. Они могут даже забыть, что нас нужно бояться.
— Таких дураков нет, — отрезала Фишер.
Они сменили направление и неторопливо зашагали к Крюку Дьявола и докам, находящимся поблизости от нее.
— Странно, что нас не вызвали раньше, — заметил Хок. — Мы ведь ближе всех к месту происшествия.
— Но доки — не наш участок. По всей видимости, тамошние стражи думали, что справятся сами, а потом, когда кучки недовольных начали сбиваться в разъяренную стаю, срочно передумали.
— В порту всегда можно достать хорошую еду, — размечтался Хок. — Вдруг удастся попутно прихватить чего-нибудь вкусненького на ужин? Только больше никакого крабового мяса. От той последней партии у меня была жуткая сыпь.
— Помню-помню, — отозвалась Фишер. — Температура поднялась на два градуса, и ты решил, что умираешь.
— И никаких омаров. Они всегда хотят, чтобы я выбрал живого, а потом чувствуешь себя слишком виноватым, чтобы получать удовольствие от приготовленного блюда. Кроме того, меня тошнит от всех этих длинных суставчатых ног и усов. Слишком похоже на некоторых демонов, с которыми мы сражались в Долгой ночи.
— Всегда остаются морские черви, — с еле заметным злорадством предложила Фишер. — Ну, знаешь, эти длинные белые штуки. В них столько мяса.
— Я не ем китовых испражнений, — твердо заявил Хок.
— Ты никогда не хочешь попробовать что-нибудь новенькое. Хотя, признаться, человек, первым съевший морского червя, был либо очень храбрым, либо дьявольски голодным.
Они вступили на территорию Крюка Дьявола. Это было темное, нездоровое сердце Северной окраины. Общая озлобленность и порожденная ею преступность, умноженные на нищету и отчаянную нужду, с неизбежностью породили бессовестную жестокость и чистое, беспримесное зло. Ветхие строения на этой квадратной миле трущоб теснились по обеим сторонам забитых нечистотами темных узких улочек, и каждая грязная комнатенка вмещала столько людей, сколько мог выдержать пол. Уличных фонарей не было — их заменяли коптящие факелы. Нищие ежились под истертыми плащами, безмолвно протягивая руки за грошовым подаянием. Люди в низко надвинутых капюшонах торопливо шмыгали взад-вперед, не глядя по сторонам. Правда, Хока и Фишер они все равно как-то ухитрялись обходить стороной.
Двое стражей с беззаботным видом топали по жутким улицам и спокойно обсуждали ситуацию, сложившуюся в главном порту Хейвена. Судя по всему, гильдия докеров сходила с ума. Впрочем, такое происходило уже не в первый раз.
Нынешние волнения были вызваны тем, что владельцы порта, Маркус и Дэвид де Витты, откуда-то добыли штрейкбрехеров-зомби в расчете сорвать всеобщую забастовку портовых рабочих. Причиной стачки послужила гибель трех человек. И еще четверо остались калеками, когда обрушилось одно из портовых строений. Все преотлично знали, что доки находятся в ужасном состоянии, но ремонт влетел бы собственникам в кругленькую сумму, а братья де Витт не собирались влезать в расходы, пока не припрет окончательно. Они также не проявили ни малейшего намерения выплатить компенсации семьям погибших и искалеченных рабочих. От имени этих семей гильдия угрожала хозяевам забастовкой. Де Витты отказались слушать. Докеры забастовали. Де Витты привели зомби. Множество зомби.
Кроме того, братья расставили повсюду свою личную охрану и лишили рабочих возможности выносить товары из порта. Тем самым де Витты покусились на освященный годами традиционный (хотя и не вполне законный) приработок докеров. Половина наркотиков поступала в Хейвен через доки, и рабочие никогда не забывали получить свою долю прибыли. Это служило одним из немногих стимулов работать в порту. В Хейвене ничего не происходило просто так.
Хок и Фишер обо всем этом прекрасно знали. Конечно, Крюк Дьявола с портом не входила в их участок, но непосредственно соседствовала с ним. Так что они взяли за правило отслеживать ситуацию и там. Никогда не знаешь, когда соседи зайдут в гости. Если волнения портовых рабочих готовы выплеснуться на Северную окраину, капитаны считали нужным знать об этом заранее.
В свое время в городской совет вносили законопроект, обязывающий владельцев порта обеспечить безопасные условия работы, но его автор, советник Вильям Блекстоун, погиб, и проект умер вместе с ним. С тех пор не находилось никого достаточно храброго или честолюбивого, чтобы бросить вызов братьям де Витт, очень богатым и обладающим сильными связями. Хок и Фишер тогда служили телохранителями советника, но им не удалось спасти его.
Капитаны все дальше углублялись в территорию Крюка Дьявола. Несмотря на ранний час, на сумеречных улицах толпился народ. Деловая активность наихудших трущоб Хейвена не затихала никогда. Здесь, как и везде, покупали и продавали что угодно, включая удовольствия, не имевшие пристойного названия, но определенно имевшие цену. Слегка окультуренный внешний вид придавали местности повсеместно натыканные кондитерские лавки. Целые семьи набивались в одну комнатенку и работали ежедневно по двенадцать-четырнадцать часов, за несколько пенсов создавая товар, продававшийся потом за несколько дукатов в более приличных частях города. Трудились все, от бабок и дедов до малолетних детей. Некоторые люди рождались, проживали короткую жизнь и умирали в этих мрачных комнатках. Они никогда не бывали за пределами этого мира — единственного, им известного. Представители компаний заботились об их немногочисленных потребностях, продавая продукты и товары первой необходимости по фиксированным ценам, и пресекали все, что могло прервать работу семьи.
Здесь имелись гостиницы, где можно было снять комнату на полчаса, и простые ночлежки с брошенными прямо на пол матрасами, которые кишели клопами. А еще были темные, тесные лачужки, где за пенни предоставлялось право поспать стоя в толпе с веревками под мышками, чтобы не упасть. Народ набивался, словно сельди в бочку, и никто не жаловался — тепло стиснутых тел в любом случае лучше уличного холода. И всюду, словно старая мебель или сломанные и выброшенные на свалку игрушки, валялись по обочинам многочисленные нищие. Они протягивали прохожим чашки, если владели такой роскошью, как чашка, или просто тянули к ним руки. Они выставляли напоказ всевозможные увечья, дабы получить хоть какое-нибудь преимущество перед конкурентами. Некоторые дефекты являлись врожденными, другие были приобретенными в результате войны или болезни. Иные попрошайки умышленно уродовали себя или своих детей с помощью дешевой подвальной хирургии. Как и повсюду в Крюке Дьявола, сфера попрошайничества отличалась жестокой конкуренцией.
Каждому нищему вменялось в обязанность иметь лицензию. Город в любом случае получал свою долю.
Животные здесь не водились. Если какое случайно и забредало, уступая, себе на беду, в размерах местным обитателям, его немедленно съедали. Иногда едоки даже утруждали себя предварительным приготовлением пищи, прежде чем сомкнуть челюсти на добыче. При наступлении совсем тяжелых времен, в самые суровые зимы, когда жестокий холод прогонял с улиц денежных покупателей, здешние обитатели, по слухам, ели и друг друга. Все мало-мальски здравомыслящие люди зимой обходили Крюк Дьявола стороной, а порой на ведущих внутрь района улицах возникали баррикады, призванные удерживать его обитателей в пределах собственной территории. Поговаривали, будто чумные крысы приходят умирать в Крюк Дьявола, потому что там они чувствуют себя дома.
Вонь кругом стояла кошмарная, но Хок и Фишер даже не морщились. Привыкли. Еще они привыкли после каждой смены проветривать и выколачивать одежду, дабы избавиться от запаха, а также всевозможной живности, подцепленной по дороге. Капитаны держались середины улицы и не забывали смотреть себе под ноги. Сегодня Хок поглядывал по сторонам пристальней обычного.
— В этом городе полно отвратительных пейзажей, но этот наверняка самый мерзкий. Каждый раз, приходя сюда, я думаю, что хуже стать не может. И каждый раз обнаруживаю, что ошибался — стало еще паршивей. Наверное, когда местные жители умирают и попадают в ад, они чувствуют себя как на курорте. Неужели мы сражаемся ради того, чтобы защитить это, Фишер? Ради этого рискуем жизнью?
— Мы защищаем закон.
— А как насчет справедливости?
Внезапно трущобы остались позади. Словно вампир, которому погрозили связкой чеснока, узкие улочки уступили место докам, а ужасную вонь от гигантского скопления людей разогнали острые, чистые запахи открытого моря. Над головой сновали утренние чайки. Портовые строения широкой дугой обнимали залив, где скопились корабли из дюжины стран и прибрежных городов-государств. Флаги всех цветов гордо хлопали на ветру, а на фоне медленно светлеющего неба раскачивался лес высоких мачт. Хока посетил краткий приступ тоски по дому, хотя уже много лет прошло с тех пор, как он ступал по землям Лесного королевства. Он решительно отогнал от себя это чувство и принялся рассматривать ситуацию глазами солдата.
На одном конце порта скопилась изрядная толпа протестующих докеров, сдерживаемая только жидкой шеренгой роскошно одетых частных охранников да горсткой городских стражей, обычно патрулировавших район.
Количество бастующих исчислялось сотнями. Их поддерживали жены и семьи. Настроения в толпе преобладали далеко не мирные. Страсти накалились до предела из-за массового найма зомби, и забастовщики рвались в бой. Кое-где трясли плакатами, предназначенными для тех немногих, кто умел прочесть начертанные на них незамысловатые призывы. Но в основном докеры с семьями выражали свои эмоции, громко выкрикивая незамысловатые лозунги и грубые ругательства в адрес де Виттов. В голосах звучали ярость, обида и растущее отчаяние. Сбережения рабочих таяли, в животах было пусто, и бастующие твердо решили: если уж им придется отступить и вернуться к работе, то сначала кое-кто им заплатит. Не последнюю роль играл и потаенный страх перед тем, что зомби могут заменить их окончательно. В громоподобном реве массовых речевок тонули все прочие портовые шумы. И еще, как неохотно подметил Хок, каждый человек в толпе оказался чем-нибудь да вооружен, начиная от стальных багров, кошек и молотов, рабочих инструментов докера — до дубинок, обрывков цепей и битых бутылок. Судя по настроению бастующих, они вполне созрели для того, чтобы пустить оружие в ход.
Хок насчитал человек двадцать частной охраны. Все держали мечи наголо, но поручиться за то, что у них хватит духу применить клинки, если демонстранты превратятся в агрессивную толпу и бросятся вперед, капитан бы не взялся. Охранники больше привыкли бить отдельных рабочих или всем скопом набрасываться на случайно застигнутые компании «несунов». Хок сразу решил: если приключится свалка, уж он постарается помочь охранникам оказаться между ним и докерами. В этом случае они не смогут повернуться и удрать.
Вдоль всей гавани усердно трудились зомби. Медленно и безмолвно двигались они вверх-вниз по сходням, разгружая корабли и перенося товары на транспорт. Ожившие мертвецы с очевидной легкостью таскали огромные тяжести и никогда не останавливались передохнуть. Их были сотни. Хок признался себе, что картина его впечатлила. Ему еще не доводилось видеть столько двигающихся трупов в одном месте.
Изготовление зомби из обычного покойника дело несложное, но неприятное и весьма недешевое. Лишь немногие чародеи специализировались на некромантии. Учитывая, какие сделки им приходится заключать ради обретения мощи и познаний в данной области, цену они запрашивали соответствующую.
Разумеется, одновременный контроль за таким количеством мертвых тел требовал огромной силы. Сказать по правде, если бы Хок не видел этого собственными глазами, он бы заявил, что такое невозможно. Видимо, де Витты привезли нового некроманта, настоящего монстра в своей области. Капитан нахмурился. Если в городе появился некто столь могущественный, ему следовало бы знать об этом заранее.
Идея использовать зомби на подобных работах отнюдь не блистала новизной. В прошлом различные предприятия в Хейвене не раз собирались заменить вечно недовольных живых рабочих на более покладистых мертвых, но дороговизна и сложность контроля над трупами всегда делала эту затею весьма непрактичной. Кроме того, никому не нравится иметь под боком зомби. Уж больно они противные.
Де Витты также предпринимали попытки использовать небольшие подразделения зомби, чтобы заставить докеров вернуться к работе, но бастующие всегда очень быстро разбирались с ними, используя партизанскую тактику, куда входили воровство, соль и вообще всяческая суета и беготня.
Нынче же произошло нечто вроде «революции»: впервые всю живую рабочую силу разом заменили на мертвецов, и численный перевес оказался отнюдь не на стороне докеров и их семей. Они понимали, что сражаются за свою жизнь, а после неминуемого поражения впереди у них только работные дома да уличный холод. Отчаянные времена порождают отчаянных людей, а Хок знал, как яростно бьются те, кому терять нечего.
Пока что супруги держались в тени. Напряжение сгустилось, и одно только появление капитанов могло стронуть с места и без того готовую сорваться лавину. Хока и Фишер вызывали только в тех случаях, когда всякая дипломатия оказывалась исчерпанной. И все знали об этом. Бастующие пока что осыпали насмешками немногочисленных частных охранников. Толпа еще не перешла ту грань, когда от выкриков переходят к действиям, но угроза внезапной вспышки насилия висела в воздухе тяжелым облаком, словно приближающийся шторм — темный, уродливый и непредсказуемый.
— Честно говоря, соотношение сил мне не нравится, — вполголоса поделилась с мужем Фишер. — Даже если сбегутся все городские стражи до последнего стажера, нас все равно окажется меньше.
— Бастующие пока не нарушили никаких законов, — заметил Хок. — Это во многом простое выпускание пара. Демонстрация дает им ощущение, будто они что-то могут. Докеры наверняка понимают, что стража на подходе, и если они сорвутся, многие окажутся ранены, а иные и убиты. Они — не профессиональные бойцы, вроде нас с тобой. Возможно, одного присутствия Стражи будет достаточно, чтобы они приспустили паруса и успокоились.
Фишер хмыкнула:
— Ты веришь в это не больше, чем я. Они рвутся в бой. У них нет другого выхода.
Хок досадливо фыркнул:
— Если бы нас действительно интересовала справедливость, мы бы сражались рядом с ними.
— Не дави на психику. Если они сорвутся, им будет все равно, кого убивать. И уж точно они не станут думать дважды, прежде чем попытаться уничтожить тебя или меня.
— Знаю. Давай-ка свяжемся с де Виттами и выясним, чего они от нас хотят. Может, нам удастся убедить их вести себя разумно.
Фишер вздернула бровь:
— Спорим?
Один за другим городские стражи собирались в огромном мощеном дворе штаб-квартиры братьев де Витт. Внушительное трехэтажное здание из темного камня нависало над портом, словно феодальный замок. Внутри сотни клерков, таможенников и прочих канцелярских крыс сидели тише воды ниже травы, пытаясь убедить себя в том, будто происходящее снаружи их ни в коей мере не касается. У них даже не хватало пороху выглянуть в окно и поглазеть на собирающуюся армию стражей.
Судя по всему, сюда уже прибыло больше половины всей городской Стражи, от капитанов до констеблей. Фонари в изящных плафонах разгоняли остатки утренней мглы, но вокруг по-прежнему лежали тени. С моря задувал холодный ветер. Всем было бы гораздо уютнее внутри здания, но, разумеется, такие суперважные персоны, как Маркус и Дэвид де Витты никогда не допустили бы простых стражей в святая святых корпорации. Может, они и нуждались в их услугах, но всяко не собирались якшаться с ними.
Хок вздохнул и поплотнее запахнулся в плащ. Сверху спустили приказ, обязавший всех без исключения стражей оказывать содействие де Виттам и следовать их указаниям. Связи у де Виттов имелись. Сейчас по всему Хейвену преступники получили великолепную возможность разгуляться во всю ширь, пока братья используют городскую Стражу в качестве личных вышибал.
Хок что-то проворчал вполголоса, и Фишер нервно покосилась в его сторону. Она уже точно знала — муж собрался высказать какое-то невежливое и крайне неприятное для де Виттов соображение, когда те, наконец, снизойдут до того, чтобы появиться. А у них с Хоком и без того хватает неприятностей с властями. Она всерьез прикинула: не сбить ли супруга с ног и не усесться ли сверху, пока не поздно? Но после пришла к выводу, что он потом станет дуться, и отказалась от своей затеи. Изабель принялась высматривать ближайший выход — на тот случай, если придется спешно ретироваться.
Сверху донесся многозначительный шум, двери выходящего во двор балкона распахнулись, и на него величественно ступили Маркус и Дэвид де Витты, дабы свысока обозреть собравшуюся стражу. Обоим было чуть за пятьдесят. Оба — упитанные, непринужденно элегантные и надменные, какими бывают люди, у которых от рождения очень-очень много денег. Тщательно уложенные и напомаженные волосы придавали их лицам сходство с бледными, холодными и бесстрастными масками. В их неколебимом самообладании таилась подспудная угроза, словно ничто и никто на свете не смели потревожить их привилегированный мир.
Дэвид был на год старше, но братья мало отличались друг от друга. Одевались они хорошо, но мрачновато, единственным украшением служили толстые золотые кольца на мясистых пальцах. Дэвид держал сигару, а Маркус — бокал с шампанским. Братья де Витт смотрели на собранных по их команде стражей и даже не трудились проявлять презрение. Вид они имели скорее скучающий, словно их вынудили соблюдать какой-то мелкий, но необходимый протокол.
— Вы здесь, чтобы защитить порт от любых посягательств, — без всякого выражения произнес Дэвид. — В первую очередь это относится к бастующим. С настоящего момента вы уполномочены применять любые средства, необходимые для обеспечения безопасности судов, грузов и портовых строений. Ваша первоочередная задача — разогнать толпу и отправить бунтовщиков собирать пожитки.
— У вас не должно возникнуть особых трудностей, — добавил Маркус голосом, до странности похожим на голос брата. — Просто будьте тверды, и они отступят.
— А если нет? — спросил кто-то из Стражей.
— Тогда выполните свой долг, — ответил Дэвид. — Они смутьяны. Быдло. Мы хотим удалить их от нашей собственности. Можете ранить их. Если необходимо — убивайте. Но уберите этот сброд из нашего порта.
— Если мы поубиваем их всех, — произнес Хок в высшей степени сдержанным тоном, — у вас не останется рабочей силы.
— У нас есть зомби, — ответил Маркус. — Теперь, когда мы располагаем средствами для контроля за таким их количеством, нашей рабочей силой станут они. Отныне живые — излишество. На мертвых можно положиться. Им не требуется платить, их не надо обеспечивать всем необходимым, и они не шепчутся у тебя за спиной.
— Верно, — согласился Дэвид. — Следовало сделать это много лет назад.
— А как же люди, работавшие на вас все эти годы? — поинтересовался Хок все с тем же опасным спокойствием. — Какое право вы имеете отбирать у них средства к существованию, ломать их жизни, выбрасывать их семьи на улицу? Разве в Хейвене и без того не достаточно нищих?
— Жизнь и ее богатства принадлежат сильным, — изрек Маркус де Витт, нимало не тронутый упреком. — Тем, у кого есть сила взять то, что хотят, и удержать это.
— А вы тут самые сильные? — поинтересовался Хок.
— Разумеется, — ответил Дэвид.
Хок нехорошо улыбнулся:
— Не хотите спуститься и помериться силой на кулаках?
Несколько стражей засмеялись, но быстро сделали вид, что их охватил внезапный приступ кашля, когда стало очевидно — у де Виттов нет чувства юмора. Ближайшие к Хоку и Фишер начали осторожно отступать в сторону, не желая иметь отношения к таким опасным людям. де Витты подвинулись вперед, чтобы получше разглядеть Хока.
— Вы наемные помощники, — произнес Дэвид. — И сделаете то, что вам прикажут. Ясно?
Рука Хока упала на рукоять топора. Он улыбался, а единственный его глаз засверкал безумным светом. Фишер вцепилась ему в плечо.
— Хок, нет! Не здесь. Не при свидетелях.
Мускулы Хока опасно вздулись под ее пальцами, затем медленно расслабились. Фишер медленно перевела дух. Де Витты гневно взирали на ее мужа, но он молчал. Затем хозяева повернулись к нему спинами и покинули балкон. Бойцы их частной охраны медленно перемещались между стражами, распределяя их по позициям и отдавая при необходимости более детальные приказы.
Хок с удивлением отметил в толпе знакомое лицо. Мистика. Очаровательная женщина и незаурядная колдунья. Когда им в последний раз доводилось работать вместе, она произвела на Хока огромное впечатление. Высокая, стройная, непрестанно порхающая леди тридцати с небольшим лет. Традиционно для людей своей профессии Мистика одевалась в черное, но ее наряд был скроен по самой последней моде и оставлял открытым изрядное количество обнаженной плоти.
Длинное лошадиное лицо и дружелюбная многозубая улыбка делали ее лет на десять моложе. Из-за этой улыбки также создавалось впечатление, что она бы, пожалуй, откусила от вас кусочек, но нельзя же иметь все сразу. Густая копна угольно-черных вьющихся волос ниспадала почти до пояса, и ей постоянно приходилось убирать с глаз пряди.
Мистика обладала хрипловатым акцентом дамы, принадлежащей к высшему обществу, неприятным прямым взглядом и десятками браслетов на руках и ногах, громко бренчавших при каждом ее движении.
— Дорогие мои! — возгласила она, с решительной жизнерадостностью надвигаясь на капитанов. — До чего же невероятно здорово снова видеть вас обоих!
— Привет, Мистика. — Фишер была рада любому поводу отвлечь Хока. — Какого дьявола ты здесь делаешь? Ведь эти чертовы зомби — не твоя же работа, правда?
— Разумеется, нет, — колдунья скорчила гримаску. — Гадость какая. Это вообще не моя область. Просто городской Совет нанял меня в качестве официального телохранителя де Виттам на время неприятностей. На случай, если докеры скинутся на покупку какой-нибудь магической примочки. Будь это кто угодно, кроме де Виттов, я бы послала Совет далеко и надолго, но им фиг откажешь. И вот я здесь, дорогие мои! Колдунья моего калибра опустилась до работы простого охранника. Стыдоба! На мой вкус, не слишком похоже на настоящую работу, но против рожна не попрешь. Да и платят весьма неплохо. Папа с мамой в последнее время немного сдали, за ними нужен глаз да глаз, а это значит, что я грабила семейные закрома немного чаще, чем это полезно для уверенности в завтрашнем дне, и вот…
— Стало быть, делаем, что прикажут де Витты, и почтительно кланяемся, если понимаем свою выгоду.
— Ну да, милый. Такова жизнь. По крайней мере, в Хейвене. Такта у Дэвида с Маркусом ни на грош. Нет, честно, они помыкали мной, будто какой-то служанкой! Я бы плюнула им в вино, но, принимая во внимание их алкогольные предпочтения, они просто ничего не заметят.
— Может, ты объяснишь нам, откуда у де Виттов такой вес в городском Совете? — произнесла Фишер. — У них не было такого влияния, не будь здесь какого-то тайного подвоха.
— Ах, да. Похоже, на рейде скопилось до черта скоропортящихся товаров. Тонны! И почти все очень скоро придут в негодность, если их спешно не разгрузить. Де Витты в настоящее время тратят кучу денег на консервирующие заклинания, но если им придется и дальше продолжать в том же духе, затраты съедят всю прибыль. Поэтому наши дорогие Дэвид и Маркус оказались между молотом и наковальней. Если они снимут заклятья, то останутся ни с чем, кроме тонн гниющей еды. А если они не доставят эту еду потребителю — и в приличном состоянии, — то потеряют не только кучу денег, но и целую кипу очень важных контрактов. Так что они действительно не могут позволить себе ни малейшей задержки.
— Докеры, разумеется, в курсе, — уточнил Хок.
— Ну конечно, дорогой. И поскольку Совет не хочет иметь полный город голодных людей с перспективой общественных беспорядков и даже бунтов, сейчас де Витты получают все, чего хотят. Прогнитесь и улыбнитесь, милые мои. Вы и не заметите, как все уже кончится.
— Как же де Витты контролируют такое количество зомби одновременно? — спросила Фишер, полагая, что неплохо бы сменить тему.
— Они завладели каким-то замечательным магическим артефактом. — Мистика задумчиво перебирала свои длинные волосы. — И заплатили злую тучу денег. Видимо, это вещество позволяет без особого труда контролировать любое количество зомби. Не знаю, что это такое. Они не дают мне посмотреть. А еще они старательно помалкивают насчет того, у кого они это получили. Трудно их винить. Из сделок с некромантами никогда ничего хорошего не выходило.
— Они и впрямь могут заменить всю рабочую силу мертвяками? — спросил Хoк.
— Не вижу причин, почему бы и нет, — вставила Фишер. — Зомби, конечно, изнашиваются тем быстрее, чем дольше и сильнее их эксплуатируют, но в Хейвене с трупами на замену проблем еще никогда не возникало. Совет наверняка одобрит эту затею. Все кладбища переполнены уже много лет, а крематории работают круглосуточно.
— Но как же портовые рабочие и их семьи? Неужели никому нет до них дела?
— Это Хейвен, милый, — без всякой обиды произнесла Мистика.
— А у де Виттов коммерческое предприятие, а не богадельня, — добавил чей-то холодный голос.
Все трое собеседников повернулись навстречу командиру охранников. Он резко остановился и смерил всех по очереди недобрым взглядом. Здоровенный, широкоплечий и мускулистый, он выглядел бы весьма грозно и внушительно, если бы не униформа — бананово-желтый мундир с отделкой кроваво-красным кантом, увенчанный роскошным плащом лилового цвета. Бедняга здорово напоминал ходячий синяк.
— Привет, майор Фой, — проворковала Мистика. — Чудесный костюмчик.
— Поверь, — подхватила Фишер, — ты в нем просто неотразим.
— По-моему, у меня сейчас сетчатка сгорит, — проворчал Хок.
— Чшш! — цыкнула на него Фишер. — Что тебе от нас надо, Фой?
— Майор Фой! Здесь командую я и не советую вам забывать об этом!
Он обвел гневным взглядом капитанов, которые все еще не нашли в себе сил поднять на него глаза, боясь рассмеяться. Майор громко засопел.
— Де Витты понимают, что эта работа не из тех, что привыкли выполнять городские стражи. Поэтому, дабы… подсластить пилюлю, де Витты всемилостивейше уполномочили меня заверить всех вас, что в конце дня будет выплачена существенная премия. Очень существенная.
— Взятка, — хмыкнула Фишер. — Почему я не удивляюсь?
— Мы ее не примем, — заявил Хок.
— Погоди, — молниеносно отреагировала Фишер. — Мы еще не слышали точной цифры.
— Нам не нужны их кровавые деньги, — уперся Хок.
— Слушай, нам все равно придется выполнять эту работу, и, готова спорить, никто больше не откажется.
— Лучше не спорь, — произнес новый голос поблизости.
Констебль Мердок с младшим братом патрулировали доки. Хок и Фишер немного знали их по совместной работе над несколькими делами. Старший брат стоял лицом к лицу с майором Фоем, сердито глядя тому прямо в глаза. Младший, как всегда, маячил рядом.
— Ни я, ни мой брат не станем участвовать в этом, — заявил Мердок. — Мы местные. Выросли в Крюке Дьявола. Наш старик работал в порту, пока не помер, надорвавшись. Некоторые из забастовщиков — наши друзья, или соседи, или родственники. Мы не поднимем оружия против них. — Он смерил майора гневным взглядом. — И не мы одни такие. У твоих хозяев не хватит денег, чтобы заставить нас сражаться против своих.
— Может, до драки и не дойдет, — предположил Хок. — Если одного нашего присутствия окажется достаточно…
— Они будут драться, — вздохнул Мердок. — И ты это знаешь. Им больше ничего не осталось.
— Мы закон, — медленно произнес Хок. — Нам не полагается выбирать, какие законы поддерживать, а какие — нет.
— Смешно слышать это от тебя, капитан, — фыркнул констебль. — Всем известна твоя репутация. Ты гнешь и ломаешь закон каждый день.
— Во имя справедливости.
— А здесь где справедливость? — бросил Мердок и повернулся к младшему брату. — Пойдем отсюда. Мы уходим.
— А если вас уволят? — спросила Фишер.
Констебль спокойно пожал плечами:
— Тогда присоединимся к бастующим. И когда здесь в следующий раз вспыхнут беспорядки — а они вспыхнут, могу вас уверить, — вы сможете увидеть и наши лица. И что вы будете делать тогда, капитаны?
Он не стал дожидаться ответа. Братья направились к выходу из двора. Никто не попытался остановить их, но никто и не последовал за ними. Майор Фой начал изрекать нечто язвительное, но под тяжелым взглядом Хока слова замерли у него на языке. Он внезапно вспомнил о каких-то неотложных делах, которые ждали в другом месте, и отправился их искать, стараясь не торопиться слишком откровенно. Фишер хмыкнула и, убрав руку с меча, взглянула на мужа:
— А Мердок кое в чем прав. Где справедливость в том, что мы делаем здесь?
— Не знаю, — отозвался Хок неожиданно очень усталым голосом. — Я хотел бы уйти отсюда вслед за ними, но… закон в данном случае совершенно ясен. Массовому насилию не место в деловых спорах. Если мы останемся, может, нам удастся не позволить насилию выйти из-под контроля. Порой приходится выбирать меньшее из двух зол. Но никто не говорил, что оно должно нам нравиться.
Гул разговоров между стражами стих, когда де Витты вновь появились на своем балконе. Как намекнул Фой, они начали с обещания выплатить солидную премию после окончания работы. Большинство стражей радостно закивало. Раздались даже одобрительные возгласы.
— Забастовщики отказались подчиниться нашим законным требованиям покинуть порт, — произнес Маркус де Витт. — Вы заставите их уйти любыми средствами.
— Соблюдайте осторожность на территории гавани, — добавил Дэвид. — Некоторые строения не совсем безопасны.
По толпе пробежал злорадный шепоток. Де Витты, похоже, совершенно не уловили иронии, заключенной в последних словах.
— Исполняйте свой долг, стражи, — произнес Маркус. — Город нуждается в вас.
Раздалось еще несколько возгласов, но большинство стражей просто повернулись и покинули мощеный двор, направляясь к докам.
Первый свет наступающего дня медленно расползался по территории порта. Стражи шагали вниз, к гавани — навстречу бастующим. Красные полосы почти исчезли с небосклона. Легкий туман, поглотив жемчужно-серым облаком корабли, стоящие в гавани, обернулся вокруг двух противоборствующих сторон, отрезав их от остального мира. Как будто ничто в мире больше не имело значения, кроме одного: что станут делать докеры и стражи. Они оказались в обособленном маленьком мирке, где некуда спрятаться от жестокого столкновения, с каждой секундой становившегося все реальнее и неизбежнее.
Земля содрогалась от грохота множества подкованных сапог — стражи надвигались на докеров. Рабочие смолкли, но не сделали ни одного движения, выдававшего бы их намерение отступить или сдаться. Они стояли плечом к плечу, с безмолвной решимостью на лицах. Стражи резко остановились в нескольких шагах от них, И долгое-долгое мгновение обе стороны просто стояли и глядели друг на друга. И те, и другие сжимали в руках оружие.
Хок в гуще коллег-стражей нервно поправил топор. Даже сейчас несколько спокойных слов могли бы остановить кровопролитие. Маленькие уступки с той и с другой стороны, пара жестов доброй воли — и надвигающегося кошмара можно было бы избежать. Но компромисс никого не интересовал.
Хок отвернулся. Взгляд его в отчаянии метнулся поверх корабельных мачт, поднимавшихся над туманом, словно обнаженные деревья. Внезапно жажда странствий болезненно пронзила его. Он ощутил почти физическую потребность подняться на борт одного из этих кораблей и уплыть отсюда к чертовой матери. Не только от данного конкретного неприятного задания, но вообще из Хейвена. От всех его разлагающих душу пороков. Начать новую жизнь где-то еще, стать другим, более чистым… Или просто путешествовать, плыть, плыть без остановки…
Хок сердито тряхнул головой. Никогда прежде он не бегал от трудных решений и не собирался начинать сейчас.
Капитан взглянул на забастовщиков, и они ответили ему мрачными и холодными взглядами, какие бывают у тех, кто обречен при любом исходе дела. Напряжение в доках стало таким реальным и острым, что, казалось, об его режущую кромку можно было пораниться. Насилие затаилось совсем рядом, заполняя пространство запахом пота и адреналина и оставляя во рту привкус крови. Отчаявшимся рабочим осталось только одно: истечь кровью и умереть. Время пришло.
Хок снова отвернулся, будто своим отказом принимать участие в грядущей бойне мог остановить растущее нетерпение. Так неразумный ребенок полагает, что если он чего-то не видит, то оно и не происходит.
Капитан уставился на зомби, по-прежнему медленно, но целеустремленно двигавшихся туда-сюда, поднимая и перетаскивая грузы и даже управляя простейшими кранами с молчаливой неколебимой точностью. Раз запущенные, они будут работать день и ночь, не прерываясь ни на еду, ни на отдых, ни на сон. Они не испытывают боли или усталости, и ничто, кроме капитального повреждения, не может остановить их или хотя бы замедлить движение. Больше не имело значения, кем они являлись при жизни. Теперь они стали просто машинами, бесчувственными сочленениями и мышцами, движимыми чужой волей.
Однако у них имелись свои недостатки. Зомби выполняют задание безостановочно, но если условия меняются, мертвые не способны к ним адаптироваться. Они не справляются даже с простейшими формами неожиданного. Да и физические проблемы у них существуют. В конце концов, они мертвы, и, хотя чары замедляют процесс разложения, но не останавливают его полностью. В результате все портовые зомби пребывали на различных стадиях распада. У одних отсутствовали глаза, и они не могли видеть, что делало их пригодными только для выполнения простейших задач. Порой неожиданная тяжесть или напряжение полностью отрывало сгнившую руку. Зомби бездумно продолжал работу, неспособный осознать, что для выполнения возложенных на него функций ему не хватает конечности. Некоторые трупы настолько сгнили, что их пришлось скрепить веревками и кожаными ремнями, чтобы они не развалились окончательно.
У некоторых виднелись недавние шрамы от вскрытия или раны, вызвавшие их смерть. А нескольких явно собрали из первых попавшихся фрагментов. Зомбирующее заклятье способно извлечь из мертвого тела массу пользы.
Хок пристально всматривался, но не узнал ни одного из мертвых лиц. Хотя он понятия не имел, что стал бы делать, попадись ему кто-то знакомый.
Позже никто не мог вспомнить, как все началось. Может, кто-то произнес или сделал что-нибудь. Или кому-то что-то показалось. Внезапно обе противостоящие стороны бросились друг на друга и сшиблись на середине порта, и каждый вопил и дрался в единой огромной бурлящей массе, отчаянно нанося удары, словно желая непременно покарать врага, сделавшего эту бойню необходимой.
Стальные крючья и багры скрестились с мечами и топорами, кровь плескала на землю под ноги. И ни капли милосердия ни с чьей стороны. Каждый понимал: если отступить, тебя уже никто и никогда не воспримет всерьез. И они сражались с дикой яростью, выплевывая свою ненависть в лица противников. Несколько мгновений спустя на окровавленную землю начали валиться первые убитые.
Хок и Фишер умело бились мечом и топором. Пришлось. Докеры прикончили бы их, промедли они хоть мгновение. Хок парировал отчаянные удары и выпады с ужасающей точностью, и мужчины и женщины с воем падали вокруг него. Не оставалось времени разбираться, убил ли он их. Толпа стражей и докеров раскачивалась и колебалась, точно море в бурю, постепенно распадаясь на отдельные группки сражающихся. Для тактики и планирования не осталось ни времени, ни места. Только жестокий натиск да вопли победивших и раненых. Бастующие превосходили стражей числом, но стражи обладали лучшей выучкой и хорошим оружием. Кровь веером разлеталась в воздухе, забрызгивая все вокруг. Раненые на земле пытались отползти прочь между топочущих ног. Кругом по-прежнему наседали, пытаясь в общей каше достать ненавистного врага.
И очень скоро, медленно, но неизбежно, забастовщики начали отступать. Ярость и отчаяние их сердец не могли соперничать с мастерством хорошо обученных и вооруженных бойцов. Мечи и топоры стражей вздымались и падали с методичной жестокостью. Медленно, шаг за шагом, стражи продвигались вперед. Им удалось построиться в боевой порядок. Они били и теснили рабочих, и Хок с Фишер метались в самой гуще бойни. Некоторые забастовщики оказались ранены или отрезаны от своих товарищей, и стражи воспользовались шансом излить свою ярость на этих несчастных. Хок видел, как констебль рубанул человека, вооруженного только расщепленными остатками деревянной дубинки, а затем другие присоединились к первому и до смерти забили докера ногами.
Бастующие дрогнули, повернулись и побежали, а стражи помчались за ними. Жажда крови ревела в ушах. Громко смеясь, они рубили отставших. Битва окончилась, но жестокость подпитывала теперь саму себя. Хок увидел, как один из стражей загнал в угол женщину и прижал к стене. Она была беременна, и в битву ее погнали нужда и отчаяние. Выпирающий живот резко контрастировал с ее бледным и худым от недоедания лицом. В руках она держала деревянные вязальные спицы. Женщина быстро поняла, что бежать некуда, и бросила свое примитивное оружие, показав стражу пустые руки. Он громко сопел и ухмылялся. Глаза у него сверкали, как у безумного. Стражник убрал меч, снял с пояса утяжеленную дубинку и ударил женщину по животу. Она закричала, отброшенная ударом к стене, а мужчина нанес новый удар. Его тихий смех потонул в воплях жертвы, когда он снова занес руку с дубинкой.
Хок бросился на стража, рывком развернул его к себе и со всей силы врезал по морде. Нос и рот негодяя взорвались фонтаном крови. Он упал бы, но капитан сгреб его за грудки и поднял. Хок отбросил топор и хладнокровно, методично принялся избивать стража. Сначала тот боролся, потом хрипел, но капитан не обращал на это внимания. В конце концов, Фишер силой оттащила мужа. Его грудь ходила ходуном, и казалось, несколько секунд Хок не узнавал ее. Превратившийся в кровавое месиво, но еще живой страж неподвижно лежал на земле. Беременная женщина исчезла. Фишер быстро огляделась, не заметил ли кто-нибудь инцидента, но остальные стражи все еще преследовали забастовщиков. Вот и славно. Изабель не надеялась встретить понимание со стороны коллег. Тем временем Хок уставился на свои руки, словно не понимая, откуда на них кровь.
— Все кончилось, — окликнула его Фишер. — Стражи сами разберутся с остальными. Пошли отсюда.
— Это Хейвен. — Хок слишком устал, чтобы язвить. — Везде одно и то же.
Вот тут-то и начался настоящий ад.
Зомби внезапно обезумели. Они оставили свои дела и принялись набрасываться на все живое, что только оказывалось в пределах их видимости. Они хлынули с кораблей на порт, сжимая в мертвых руках стальные крючья и багры, и кинулись на стражей и забастовщиков. Те, кому не хватило оружия, рвали встречных зубами и костистыми руками.
Мертвецы во много раз превосходили числом и стражу и докеров вместе взятых, К тому же живые растратили силы в схватке. И зомби прокладывали сквозь их ряды кровавую тропу. Уцелевшие стражи и рабочие быстро позабыли о своих разногласиях и сплотились. Люди, только что старавшиеся поубивать друг друга, теперь встали плечом к плечу и спина к спине перед лицом куда более страшного врага.
Зомби обрушились на живых с безмолвной яростью, разрывая теплую плоть холодными руками или со сверхъестественной силой разя их импровизированным оружием. Раздираемые на куски, мужчины и женщины с воем падали на окровавленную землю. Стражи и забастовщики сражались изо всех сил, но те удары, которые могли бы наверняка уложить обыкновенного человека, на зомби почти не действовали. Потеря головы ослепляла их, но тела продолжали двигаться, а костистые руки тянулись к теплу плоти. Единственный способ остановить зомби расчленить его, а посреди вопящей, охваченной паникой толпы данная задача представлялась довольно сложной и рискованной. Повсюду раздавались крики тех, кого уволокли мертвецы. Холодные руки оставляли жуткие шрамы.
Но ни Стража, ни забастовщики не делали попытки повернуться и сбежать. Они не отступили и сражались с мрачной решимостью. И те, и другие прекрасно понимали, что только они и стоят между взбесившимися монстрами и их собственными домами по ту сторону порта. Если зомби вырвутся из Крюка Дьявола и растекутся по улицам, весь город превратится в одну гигантскую бойню.
Хок и Фишер бились бок о бок. Топор Хока имел защиту от некоторых проявлений магии, и капитан быстро обнаружил, что удар его топора, по крайней мере, ненадолго приостанавливает оживляющее мертвецов заклятье. Он сбивал зомби наземь, и Фишер расчленяла тварей мечом прежде, чем те успевали подняться снова. Конца тяжелой мясницкой работе не предвиделось. Капитаны рубились и рубились. В измотанных руках и спинах нарастала боль, и раз за разом становилось все тяжелее поднимать оружие. Мертвецкие рожи злобно пялились на них со всех сторон, зубы на гниющих лицах щелкали, будто капканы. Недавно убитые снова поднимались по всей территории порта, и живой барьер между взбесившимися мертвецами и Крюк Дьявола становился все тоньше.