Прекрасные мелочи. Вдохновляющие истории для тех, кто не знает, как жить дальше Стрэйд Шерил

Пиши как проклятая

Дорогая Лапочка!

Я пишу как подросток. Описываю свои интимные переживания, выплескиваю нефильтрованные эмоции, безответную любовь и обсуждаю свое влагалище как метафору творчества. В такие моменты я могла сочинять… Вот только теперь это уже не так.

Теперь я жалкая и растерянная молодая женщина двадцати шести лет, писательница, которая больше не может писать. Сейчас на дворе ночь, но я не сплю. Я задаю тебе вопрос, хотя на самом деле он адресован мне. Часами сижу за письменным столом, словно в оцепенении. Ищу в Сети людей, которых когда-то любила, и пытаюсь понять, почему они никогда не отвечали мне взаимностью. Бросаюсь лицом вниз на подушку и ощущаю страх. Встаю, иду к компьютеру, и мне становится еще хуже.

В свои двадцать восемь лет Дэвид Фостер Уоллес[4] назвал себя писателем-неудачником. Несколько месяцев назад, когда депрессия запустила в меня клыки, я пожаловалась своему тогдашнему бойфренду, что никогда не дотяну до уровня Уоллеса; и он заорал на меня прямо посреди Герреро-стрит в Сан-Франциско: «ПРЕКРАТИ! ОН УБИЛ СЕБЯ, ЭЛИССА! БОГА РАДИ, НАДЕЮСЬ, ЧТО ТЫ НИКОГДА НЕ БУДЕШЬ ТАКОЙ, КАК ОН».

Думаю, женщины вроде меня испытывают боль и страдают от самоопошления, от презрения к другим, более успешным людям, от неверно истолкованного сострадания, зависимостей и депрессии, и неважно, писатели они или нет. Вспомни традиционное представление о женщинах-писательницах: профессиональная стезя приводит многих к самоубийству – таков его лейтмотив. Я часто объясняю своей матери, что быть писателем / женщиной / женщиной-писателем означает немилосердно страдать и в конечном счете тонуть в неудовлетворенности: «я могла бы быть лучше». И она умоляюще спрашивает: а разве не может быть иначе?

А разве может? Мне хочется выброситься из окна по одной-единственной причине: не могу больше писать. Я не ищу смерти, я рвусь к совершенно иной жизни. Начинаю думать, что мне следовало выбрать другую профессию, как советует Лорри Мур[5]: «кинозвезды / астронавта, кинозвезды / миссионера, кинозвезды / воспитательницы детского сада». Мне хочется сбросить все, что во мне накопилось, и начать заново, с чистого листа.

Мне грех жаловаться на жизнь. У меня не было трудного детства. Да, я не единственная писательница, подверженная депрессии. «Писательница в депрессии». Первое не вполне соответствует действительности, от чего второе ощущается острее. Мне поставлен клинический диагноз – серьезное депрессивное расстройство, и я время от времени сижу на лекарствах. Я говорю об этом, чтобы не складывалось впечатление, будто я позерствую и неуместно использую слово «депрессия».

При всем при этом я органична – органично «больная на голову», которая охотно шутит, чтобы окружающие не замечали сути. Суть в том, я страдаю панической фобией, что не смогу – не сумею – преодолеть свои ограничения, комплексы, зависть и неспособность писать хорошо, интеллектуально, эмоционально и в больших объемах. И боюсь, что даже если найду в себе силы писать, то мои откровения – о моем влагалище и т. п. – будут презирать и высмеивать.

Как мне заставить себя работать, если я не могу оторвать голову от подушки? Как жить дальше, Лапочка, с осознанием собственной бездарности? Как женщине взять себя в руки и стать писательницей, которой она мечтала быть?

Искренне твояЭлисса Бассист

Дорогая Элисса Бассист!

Когда мне было двадцать восемь, в моей гостиной стоял детский мольберт – складная двусторонняя деревянная рама. На одной стороне мольберта я написала: «Первый результат самопознания – смирение». Фланнери О’Коннор[6], а на другой стороне: «Она сидела и думала об одной-единственной вещи: о том, как мать все держала и держала их за руки». Юдора Уэлти[7].

Цитата Юдоры Уэлти взята из ее романа «Дочь оптимиста», который получил Пулитцеровскую премию в жанре беллетристики в 1972 году. Эту книгу я перечитывала множество раз, и причиной тому была та самая строчка о женщине, которая «сидела и думала только об одной-единственной вещи». Я тоже так сидела. Думая только об одной-единственной вещи. Этой «одной вещью» были, в сущности, две спрессованные мысли, точно двусторонние цитаты на моем мольберте: сильная тоска по матери и единственный мыслимый способ жить без нее – написать книгу. Ту книгу, которая (убеждена в этом!) возникла во мне задолго до того, как я узнала, что люди вроде меня способны носить в себе книги. Ту книгу, которую я ощущала в своей груди; она пульсировала во мне, точно второе сердце. Она была бесформенной и незрелой, пока моя мать не умерла, – только тогда вызрел сюжет, история, не рассказав которую я не смогла бы жить.

То, что я не написала эту книгу к двадцати восьми годам, стало для меня печальным потрясением. Я ожидала от себя большего. Я была немного похожа на тебя, Элисса Бассист. Тоже без собственной книги – но не без некоторого признания в литературных кругах. Я получила несколько грантов и наград, опубликовала пару рассказов и эссе. Эти скромные успехи подпитывали мои грандиозные ожидания, чего я, как мне представлялось, достигну и к какому возрасту. Я пожирала литературу, словно хищник. Чуть ли не наизусть знала произведения писателей, которых любила. Подробно и художественно описывала свою жизнь в дневниках. Как в лихорадке, приступ за приступом, писала рассказ за рассказом, веря, что они каким-то чудесным образом сложатся в роман и мне не придется слишком сильно над ним страдать.

Но я ошибалась. «Второе сердце» внутри меня стало биться еще сильнее, тем не менее мои труды почему-то не спешили превращаться в книгу. Когда приблизился мой тридцатый день рождения, я осознала, что, если действительно хочу написать историю, которую должна была рассказать, мне придется собрать все силы. Необходимо было сесть и подумать об одной-единственной вещи дольше и упорнее, чем я считала возможным. Мне пришлось страдать. Под словом «страдать» я имею в виду – работать.

В то время я полагала, что впустую потратила последние десять лет, поскольку их плодом не стала готовая книга, и жестоко бичевала себя за это. Я думала о себе примерно так же, что думаешь о себе ты, Элисса Бассист. Что я ленивая и убогая. Что хотя во мне и живет история, у меня нет нужных качеств, чтобы дорастить ее до плодоношения, по-настоящему извлечь из своего тела и выплеснуть на бумагу – написать ее, как ты выражаешься, «интеллектуально, эмоционально и в большом объеме». Наконец я достигла той точки, после которой не написать книгу было ужаснее, чем написать отстойную вещь, и поэтому я погрузилась в серьезную работу.

Закончив книгу, я поняла, что все складывалось именно так, как и должно было сложиться. Я не могла написать свою книгу раньше: просто не созрела – ни как писатель, ни как человек. Чтобы добраться до той критической отметки, я должна была прийти к написанию своей первой книги и проделать все, что я делала за десятилетие – с двадцати до тридцати лет. Мне пришлось написать множество отдельных предложений, которые не желали превращаться ни во что цельное, и массу рассказов, из которых ни разу не сложился роман. Я должна была читать взахлеб и исписывать километры дневников. Мне требовалось время, чтобы оплакать свою мать, примириться с детством, вступать в дурацкие – и сладкие, и скандальные – сексуальные отношения и взрослеть. Короче говоря, я должна была пройти путь самопознания, о котором упоминает Фланнери О’Коннор в цитате, написанной мной на детском мольберте. И как только я вступила на этот путь, мне пришлось надолго остановиться на первом шаге самопознания – смирении.

Знаешь ли ты, что это такое, горошинка моя? Что это такое – быть смиренной? В английском языке слово humility («смирение») происходит от двух латинских слов – humilis («скромный, незначительный») и humus («почва, земля, прах, персть»). Быть скромным. Стать перстью. Стоять внизу, на земле. Вот куда я спустилась, когда дописала последнее слово своей первой книги. На землю. Прямо на холодный кафельный пол. И зарыдала. Всхлипывала, и завывала, и смеялась сквозь слезы. Прошло не меньше получаса. Я была слишком счастлива и благодарна, чтобы встать. Пару недель назад мне исполнилось тридцать пять лет. Я была на третьем месяце беременности своим первенцем. Не знаю, какой сочтут мою книгу люди, хорошей или плохой, ужасной или прекрасной – мне было все равно. Знаю лишь одно: у меня в груди больше не бьются два сердца. Я вытащила одно наружу голыми руками – выстрадала его и отдала ему все, что у меня было.

У меня все получилось, потому что я отказалась от всех грандиозных представлений, которые у меня сложились о себе и своих писательских способностях – ах, такая талантливая! такая молодая! Я перестала быть грандиозной. Я спустилась с небес и поняла одно-единственное, что имеет значение: вынуть то самое лишнее бьющееся сердце из своей груди. То есть написать свою книгу. Свою, вполне возможно посредственную, книгу. Свою книгу, которую, весьма вероятно, никогда не опубликуют. Свою книгу, которой не место рядом с теми произведениями, какие я в восхищении перечитывала и помнила почти наизусть. И только после смиренной капитуляции я смогла выполнить работу, которую мне необходимо было сделать.

Надеюсь, ты как следует об этом поразмыслишь, моя медовая булочка. Если бы у тебя в гостиной был двусторонний детский мольберт, я написала бы на одной его стороне слово «смирение», а с другой – «отказ». Вот что, как мне кажется, тебе нужно, чтобы вытащить себя из той хандры, в которой ты пребываешь. Самое интересное для меня в твоем письме – то, что под всей твоей тревожностью, печалью, страхом и ненавистью к себе в глубине спрятано высокомерие. Высокомерие полагает, что тебе следовало бы быть успешной в двадцать шесть, хотя на самом деле большинству писателей требуется гораздо больше времени, чтобы добиться успеха. Оно жалуется, что ты никогда не будешь так блистательна, как Дэвид Фостер Уоллес – гений, гигант нашего ремесла, и в то же время пеняет на то, как мало ты пишешь. Ты ненавидишь себя – и все же поглощена раздутыми представлениями о собственной значимости. Ты взлетаешь слишком высоко и падаешь слишком низко. Ни в одном из этих состояний мы не можем работать.

Мы делаем свою работу на уровне земли. И самый добрый совет, какой я могу тебе дать, – это усадить свою задницу на пол. Я знаю, что писать трудно, милая моя. Но еще труднее не писать. Единственный способ выяснить, есть ли в тебе этот зуд, взяться за работу и проверить. Единственный способ преодолеть собственные «ограничения, комплексы, зависть и неспособность» – делать дело. У тебя есть ограничения. В некоторых отношениях ты бесталанна. Это верно в отношении любого писателя вообще, и особенно верно в отношении писателей, которым двадцать шесть лет. Тебя терзают комплексы и зависть. Но сколько силы дать этим чувствам, целиком зависит от тебя.

То, что ты страдаешь серьезным депрессивным расстройством, определенно добавляет лишний слой в пирог твоих проблем. Я не фокусировалась на этом в своем ответе, потому что верю – и, кажется, ты веришь тоже – это всего лишь один из слоев. Не стоит даже говорить, что жизнь важнее, чем муки творчества. Тебе следовало бы проконсультироваться с лечащим врачом и попытаться выяснить, как твоя депрессия влияет на безысходность, которую ты испытываешь в отношении своей работы. Я не врач, поэтому не могу давать тебе советы на этот счет. Но могу сказать, что ты не одинока в своих комплексах и страхах; они типичны для писателей, даже тех, у кого нет никакой депрессии. Художники любого рода, читающие эти строки, понимают твои проблемы. В том числе и я.

Еще один слой твоей тревожности, похоже, подпитывается опасениями, что, поскольку ты женщина, твои писательские опыты, в которых фигурируют «нефильтрованная эмоция, безответная любовь» и обсуждение твоего «влагалища как метафоры творчества», будут восприниматься менее серьезно, чем творения мужчин. Да, вероятно, так и будет. Наша культура совершила значительный прогресс в отношении сексизма, расизма и гомофобии, но мы прошли еще не весь этот путь. Литературные произведения женщин, геев и писателей с цветом кожи, отличным от белого, по-прежнему часто трактуются как специфические, а не универсальные; частные, а не общечеловеческие; личные или конкретные, а не социально значимые. И ты можешь внести свою лепту, чтобы разоблачить эти предрассудки и дерьмовые поползновения и бросить им вызов.

Но лучшее из того, что ты можешь сделать, – это усадить свою задницу на пол. Пиши настолько блестяще, чтобы тебя нельзя было отнести «к категории». Никто на свете не просит тебя писать о твоем влагалище, детка. Никто не собирается тебе ничего давать. Ты должна найти все это в самой себе. Ты должна сказать нам то, что хочешь сказать.

Вот чем занимались женщины-писатели во все времена и что мы продолжаем делать сейчас. Это неправда, что быть женщиной-писательницей означает «немилосердно страдать и в конечном счете тонуть в неудовлетворенности: «я могла бы быть лучше». Неправда и то, что ты написала про «лейтмотив» традиционного представления о женщине-писательнице: «профессиональная стезя проводит многих к самоубийству». Я всячески советую тебе отказаться от этого предубеждения. Оно неверно, мелодраматично и не принесет пользы. Люди любых профессий страдают и кончают жизнь самоубийством. Вопреки многочисленным мифам о художниках и их психологической хрупкости, этот род занятий не является ключевым показателем возможного суицида. Да, мы можем с лету привести целый список женщин-писательниц, которые покончили с собой, равно как можем выдвинуть гипотезу о том, что само общество, в котором они жили, подтолкнуло их к депрессивному и безнадежному состоянию и заставило их это сделать. Но это не объединяющая тема.

А знаешь, какая тема – объединяющая?

Объединяющая тема – это то, сколь многие женщины писали прекрасные романы, рассказы, стихи, эссе, пьесы, сценарии и песни вопреки всему тому дерьму, которое им приходилось терпеть. Сколь многие из них не стенали «я могла бы быть лучше», а вместо этого упорно шли вперед и становились лучше наперекор судьбе. Объединяющая тема – это устойчивость и вера. Объединяющая тема – быть воином и крепким орешком. Это не хрупкость. Это сила. Это стержень. И «если сдали нервы, стань выше их», как отмечала Эмили Дикинсон[8]. Писать трудно всем нам до единого, включая белых мужчин-натуралов. Добывать уголь еще труднее. Как, по-твоему, шахтеры стоят целый день, разглагольствуя о том, как трудно рыть шахту и добывать уголь? Нет, не стоят и не разглагольствуют. Они просто роют и добывают.

Тебе нужно делать то же самое, дорогая-милая-высокомерная-прекрасная-сумасшедшая-талантливая-измученная-восходящая-звезда-светлячок. То, что ты так стремишься к писательству, говорит мне, что писательство – твое земное призвание. А когда люди присутствуют на земле ради призвания, они почти всегда рассказывают нечто такое, что нам необходимо услышать. Я хочу знать, что у тебя внутри. Я хочу увидеть твое второе бьющееся сердце.

Так что пиши, Элисса Бассист. Пиши не как женщина. Не как мужчина. Пиши как проклятая.

ТвояЛапочка

Новый, неожиданный свет

Дорогая Лапочка!

Мои родители недавно решили развестись. Если говорить точнее, отец бросил мою мать ради женщины помоложе. Банальная история. Вот только когда она приключилась в моей семье, я был убит, словно подобное случилось на свете впервые. Я взрослый человек. Мы всегда были близки с отцом. Я видел в нем пример для себя. Узнать, что он встречается с другой женщиной, не сказав об этом моей маме, и что он лгал всем нам, было очень больно. Я вдруг перестал доверять человеку, на которого всегда рассчитывал и которого любил.

Я пытаюсь проявлять понимание. Представляю, что отец испытывал трудности, что ему было нелегко. А еще я зол и обижен из-за того, что он так быстро утешился, из-за того, что он обманывал нас. Я хочу, чтобы наши отношения вернулись в свое русло, и в то же время ощущаю, что они никогда не станут прежними. А есть еще реальность – то, что он сейчас живет с какой-то новой женщиной и по-другому оценивает свою роль отца. Как мне восстановить настоящие отношения с ним?

Страдающий от Развода

Дорогой Страдающий от Развода!

Нет ничего хорошего в том, что отец бросает мать своего ребенка ради кого угодно, и в особенности ради молодой женщины, и тем более жить во лжи. Мне жаль, что тебе так больно.

Думаю, восстановить настоящие отношения с отцом ты сможешь, став настоящим. Быть настоящим – значит быть правдивым, искренним и честным. Тебе нужно обсудить с отцом свои чувства, вызванные его поступками и решениями. Тебе нужно поделиться с ним своей обидой и гневом, равно как и желанием восстановить отношения, нарушенные его нечестностью. Тебе также нужно беспристрастно выслушать его объяснения.

Не могу судить наверняка, но предположу, что твой отец не хотел тебя обидеть. Вероятно, он и мать твою не хотел обижать, хотя на первый взгляд кажется, что именно это он и сделал. Хорошие люди совершают всевозможные идиотские поступки, когда это касается секса и любви. Хотя обман отца расценивается тобой как личное предательство, но разрыв произошел между ним и твоей матерью. Он не мог раскрыть тебе тайну своей любовной связи, пока не был готов выложить ее твоей матери. Он не пытался лгать тебе. Просто ты сам запутался в его лжи. Ты крупным планом увидел близость, в которой в конечном счете для тебя не было места. И ты не должен интерпретировать его предательство так, словно оно направлено на тебя. То обстоятельство, что твой отец оказался не достоин доверия твоей матери, вовсе не означает, что он не достоин твоего доверия.

Знаю, это звучит так, словно я защищаю твоего отца, но, уверяю тебя, это не так. Я прекрасно понимаю твое состояние. Я бы тоже сходила с ума от ярости и обиды. Но объективность часто требует, чтобы мы отделяли свои эмоциональные реакции от рациональных доводов. Твое сознание явно в курсе того, что мужчины то и дело бросают своих жен ради женщин помоложе. Твоя эмоциональная реакция заключается в том, что ты отказываешься верить, что так поступил твой отец. Твои рациональные доводы таковы: даже сильным, высоконравственным людям бывает трудно блюсти длительную моногамию. Ты испытал эмоциональный шок, узнав правду о своем отце. Думаю, тебе было бы сейчас полезно делать больший упор на рациональность. Не отрицать свою печаль, а посмотреть со стороны на то, что кажется мне наиболее истинным: в конечном счете, твой отец не справился с задачей быть хорошим мужем для твоей матери, но это не означает, что он не справился с задачей быть хорошим отцом для тебя.

Я призываю тебя дать ему эту возможность. Не думаю, что тебе следует позволить ему уйти от ответственности, но ты не должен держать его на крючке. Найди способ вплести тяжелый проступок отца в полотно ваших родственных уз. Мужественно выясни, что означают для твоего отца его нынешние отношения, и задайся вопросом, как ты в них вписываешься.

Это будет трудно, но в этом нет ничего удивительного. История человеческой близости – одна из тех историй, которые постоянно позволяют нам увидеть тех, кого мы любим сильнее всего, в новом, неожиданном свете. Вглядись пристально. Рискни.

ТвояЛапочка

Чуваки в лесу

Дорогая Лапочка!

Мы вчетвером – я и трое моих лучших друзей по колледжу – отправились в лесную хижину на ежегодный мальчишник. Всем нам около тридцати пяти, и мы устраиваем эти совместные вылазки уже почти десять лет. Это наш способ поддерживать контакт, поскольку жизнь у нас насыщенная, а некоторые и вовсе живут в других городах. Хотя я порой месяцами не общаюсь ни с кем из них, считаю этих ребят своими лучшими друзьями. Наша компания держалась вместе, пережив несколько влюбленностей, две свадьбы, один развод; один из нас совершил каминг-аут[9], другой осознал, что он алкоголик, и превратился в трезвенника, третий скоро станет отцом. Мы переживали вместе семейные неурядицы, смерть еще одного из наших близких друзей по колледжу, профессиональные успехи и неудачи и… в общем, картина тебе ясна.

Во время наших последних посиделок пару месяцев назад я случайно подслушал, как мои друзья обсуждают меня. Накануне мы вчетвером прошлись по теме моей личной жизни. Мы с моей давней подругой расстались в прошлом году по причинам, в которые здесь вдаваться не буду, но я обсуждал это со своими друзьями, когда мы с ней решили прервать отношения. Незадолго до нашего традиционного мальчишника мы с ней снова сошлись, и я рассказал друзьям, что мы с моей бывшей предприняли еще одну попытку. Они отреагировали не слишком многословно, но я от них иного не ждал.

Вечером я вышел из хижины прогуляться, но вскоре обнаружил, что забыл шапку, и вернулся, чтобы взять ее. В тот момент, когда я открыл дверь, до меня донеслись из кухни голоса моих друзей, которые обсуждали меня. Я не намеревался подслушивать, но не смог удержаться и прислушался, поскольку речь шла обо мне и моей подруге. Не сказал бы, что они смешивали меня с грязью, но услышал кое-какие критические – и отнюдь не лестные – замечания о том, как я «оправдываю» свои отношения и о других моих личных качествах. Минут через пять открыл дверь и сильно хлопнул ею, чтобы они поняли, что я здесь, и перестали обо мне говорить.

Поначалу пытался притвориться, будто ничего не слышал, но вскоре рассказал им, что случилось. Они были крайне смущены. Каждый из них извинился, уверяя меня, что ничего такого не имел в виду, и утверждая, что их просто беспокоило то, что я снова сошелся со своей подругой, которая, как они считали, недостаточно хороша для меня. Я сделал вид, будто все в порядке, и вел себя так, словно хочу забыть об этом инциденте; но прошло уже два месяца, а я все никак не могу забыть услышанное. Я чувствую себя преданным. С одной стороны, не их дело, с кем мне встречаться, а с другой – меня приводит в ярость то, что они позволили себе вот так проехаться на мой счет.

Возможно, я воспринимаю это слишком серьезно. Признаю, что за прошедшие годы не раз и сам обсуждал других в их отсутствие. И мне не хотелось бы, чтобы человек, о котором шла речь, слышал некоторые мои утверждения, пусть даже из вторых рук. Разумом я понимаю, что такого рода обсуждения между друзьями – дело обычное. И пусть я покажусь слабаком, признавая это, но я обижен. Какая-то часть меня хочет послать их всерьез и надолго, когда речь зайдет о встрече в хижине в следующем году.

Что ты об этом думаешь? Следует ли мне простить и все забыть или найти себе новую компанию?

Четвертый Лишний

Дорогой Четвертый Лишний!

Какая катастрофа! Как это, должно быть, ужасно – услышать, как твои друзья говорят о тебе нелицеприятные вещи! Как они, должно быть, сгорали от стыда, когда узнали, что ты их подслушал! У тебя есть все причины расстраиваться и обижаться.

И все же… и все же – ты ведь знал, что будет какое-то «и все же, не правда ли? – и все же, если мыслить глобально, это событие довольно мелкое, банальное. Я абсолютно уверена, что тебе не следует отказываться от своих друзей ради гипотетических новых. Кроме того – чт будут делать эти новые друзья? Они тоже будут обсуждать тебя за твоей спиной.

Но я забегаю вперед.

Вероятно, первый шаг – признать, что случившееся действительно было досадной случайностью. Услышав не предназначенное для твоих ушей, ты нарушил тем самым общественный кодекс. Ты услышал, как твои друзья выражают свое мнение по твоему поводу, высказать которое тебе в лицо им не позволяет вежливость, и делали они это грубовато, откровенно. Однако они не позволили бы себе подобного выпада, если бы знали, что ты их слышишь. Ты стал свидетелем откровенного разговора, задевшего твои тонкие струны. Неудивительно, что ты чувствуешь себя уязвленным. То же самое почувствовал бы любой на твоем месте.

Однако то, что у твоих друзей имеется подобное мнение, не означает, что они тебя не любят, не ценят тебя как друга или не считают тебя одним из лучших известных им людей. В это, может быть, трудно поверить сейчас, когда твои чувства обострены, но это правда.

Да, мы обсуждаем своих друзей за их спиной. Мы это делаем. Спроси любого социолога, который изучает коммуникативное поведение людей. Даже ты признаешь, что поступаешь так же. Наши друзья – свидетели проявления наших качеств и изъянов, наших скверных привычек и достоинств, наших противоречий и фантазий. Им время от времени бывает нужно обсудить негативные стороны нашей жизни и личности в понятиях, далеких от восхищения, – это вполне закономерно. Как и в любом другом вопросе, существуют здоровые и конструктивные способы обсуждения, равно как есть способы нездоровые и разрушительные.

Здоровый способ основан на взаимном уважении и любви. В данном случае мы даем критические оценки и делаем нелицеприятные замечания исключительно в контексте нашей привязанности к данному человеку и заботы о нем. Иногда мы говорим за спиной друга с целью побороть собственные сомнения или неодобрение, которые вызывает в нас сделанный другом выбор. Иногда мы делаем это потому, что наши друзья обладают качествами, которые поражают нас, приводят в растерянность или чертовски раздражают, хотя мы все равно их любим. Иногда мы обсуждаем своих друзей с другими, потому что у нас случилось некое странное, или грубое, или нелепое общение с одним из них и нам просто необходимо выпустить пар. В основе этих обсуждений лежит глубокое понимание того, что мы любим своего друга и заботимся о нем – независимо от того, что нас в нем (или в ней) раздражает, приводит в замешательство или разочаровывает. Отдельные негативные суждения о друге, которые мы выражаем, перевешиваются многочисленными положительными мыслями.

Нездоровый способ говорить о друге за его спиной коренится в жестокости и злой воле. Здесь нет места великодушию, зато присутствует острое злорадство; человек получает удовольствие от того, что рвет так называемого друга на мелкие кусочки. Можно, конечно, притвориться, что это не так, на самом деле мы не желаем этому человеку добра. Мы мелочны и склонны к осуждению. Мы не станем защищать этого «друга», готовы предать его (или ее), если это будет нам на пользу в какой-то ситуации. С другой стороны, мы рады использовать такую «дружбу» к своей выгоде, если возникнет такая возможность. Подобная привязанность – одно из удобств, а не сердечная склонность.

Итак. Есть хороший и плохой способ посплетничать, но в любом случае подслушанный разговор, предметом которого являешься ты сам, – это полный отстой. Нет сомнений, что, учитывая случившееся, Четвертый Лишний, тебе и твоим друзьям придется исправлять положение. Полагаю, со временем вы сумеете это уладить.

Я не сомневаюсь, что твои друзья обсуждали тебя с любовью и заботой – со здоровой позиции. Подозреваю, что они бессознательно пытались укрепить узы, связывающие их с тобой, а вовсе не ослабить, когда обсуждали тебя в тот день в хижине. В конце концов, прямо перед этим «инцидентом» ты сообщил им, что воссоединился с женщиной, которую они явно считают (не важно, справедливо или нет) отрицательной силой в твоей жизни. Если бы они о тебе не заботились, то не потрудились бы обсуждать этот поворот событий. Поскольку ты им небезразличен, они начали говорить об этом в тот момент, когда считали, что их слова не предназначены для твоего слуха. Они коллективно обсуждали собственные чувства – вероятно, готовясь поделиться их «разбавленной» версией с тобой.

Это потому, что они тебя любят.

Ты услышал слова, которые не должен был слышать. Они произносили слова, которых не сказали бы, если бы знали о твоем присутствии. Но это не означает, что они тебя предали. Это означает только, что все вы попали в неловкую ситуацию, в которой, полагаю, любой из нас с легкостью может представить себя как в роли обсуждаемого, так и в роли обсуждающего.

Я предлагаю тебе снова поговорить со своими друзьями о том, что случилось, только на этот раз сделать это более открыто. Несомненно, твои раненые чувства не утихают отчасти потому, что ты так поспешно попытался от них отделаться. Пусть этот критический эпизод сериала «Чуваки в лесу» сблизит тебя с друзьями, а не разведет вас в разные стороны. Используй это досадное переживание как возможность выяснить, почему твои дражайшие друзья думают, что ты ищешь оправдание своим отношениям с подругой. Расскажи им, как обидно тебе было слышать то, что они говорили. Объясни им, почему ты думаешь, что они неправы. Расскажи им о своей любви к подруге и попроси попытаться принять ее. А потом узнай, почему они так высказались о тебе и ней, и постарайся их выслушать.

Верно, твой выбор романтической партнерши – это не их дело; однако они хотят для тебя хорошей жизни и по-своему оценивают происходящее с другом. Они тебя знают. Они слушали твои рассказы об отношениях с этой женщиной, и у них есть собственные суждения. Я не предлагаю тебе бросить свою подругу из-за того, что она не нравится твоим друзьям; просто выслушай их. Возможно, у них сложилось отрицательное мнение о ней, потому что, когда ты с ней расстался и рассказывал о вашем разрыве своим друзьям, ты сам выставил ее в неверном и нелестном свете. Может быть, они просто не знают, о чем говорят, и тебе нужно направить их на путь истинный. Может быть, они видят нечто такое, чего пока не видишь ты сам, ослепленный желанием, чтобы эти отношения сложились (это вполне возможно).

Мы не можем этого знать. Время покажет. Но я призываю тебя обуздать свою гордость, выслушать друзей и взглянуть на себя их глазами. Это может оказаться полезным. Возможно, откровенный разговор поможет тебе справиться с задетыми чувствами. Сложность отношений с друзьями заключается в том, что порой они заблуждаются на наш счет, а порой справедливы, и нам нередко удается понять, правы они были или нет, лишь спустя какое-то время.

У меня есть близкая подруга, которую я буду называть Бет. Она с первого взгляд безоглядно влюбилась в парня, которого я назову Томом. Год или два Том превращал жизнь Бет в подобие американских горок. Там было все – любовь, обман, уходы, ложь, страсть, обещания и целая куча всякого дерьма. Она взлетала. Она падала. Она появлялась у меня на пороге, дрожа и рыдая, или звонила мне, повторяя, какой Том замечательный. Я вдоволь насмотрелась на эти отношения, и у меня сложилось собственное мнение. Я решила поделиться своими тревогами с Бет. Поначалу старалась говорить мягко, но вскоре уже не могла удержаться и высказала ей все, что думаю о Томе, в самых нелицеприятных выражениях: этот мужчина – игрок, и если она не избавится от него раз и навсегда, то будет лишь страдать.

Потребовалось еще несколько месяцев, полных пустых надежд и предательств, чтобы она поверила в правоту моих слов. К тому времени Бет уже жалела, что не прислушалась к моим словам раньше, но главное, я ее не виню за это. Я бы на ее месте тоже не слушала. Да и кто станет прислушиваться, когда подруга поучает тебя и говорит, что тебе надо делать? Не могу сказать, что я хоть раз прислушивалась в подобных случаях, даже когда впоследствии признавала справедливость сказанных слов.

Спустя несколько месяцев после расставания с Томом Бет начала встречаться с другим парнем. Я назову его Дэйвом. Через месяц после начала их отношений она позвонила мне и сообщила, что они помолвлены.

– Собираетесь пожениться? – запинаясь, пробормотала я, пытаясь скрыть свое неодобрение и тревогу, что этот Дэйв будет еще одной катастрофой, очередным Томом.

– Да! Я знаю, что это поспешное решение, но мы любим друг друга и обязательно поженимся, – сказала Бет. Она уверена, что он великолепен. Она счастлива и знает, что поступает правильно.

Еще полчаса я задавала ей вопрос за вопросом, тоном, который, как я надеялась, звучал жизнерадостно; но, повесив трубку, никакой жизнерадостности не почувствовала. Я ощущала тревогу. Я сразу же написала еще одной близкой подруге Бет – женщине, с которой была поверхностно знакома. Я спросила ее, что она думает об этом безумии – о том, что Бет выходит замуж за парня, с которым встречается всего месяц. Мы обменивались письмами, обсуждая Бет. Мы рассказывали друг другу об ее особенностях в отношении мужчин, делились своими наблюдениями по поводу ее слабостей и сильных сторон, говорили о своих ожиданиях и опасениях. Мы знали ее и любили. Нам хотелось, чтобы она была счастлива, но без зазрения совести обсуждали ее за глаза.

Через несколько месяцев после замужества Бет я осознала, что Дэйв действительно сделал ее счастливой: он не просто хорошо обращается с ней, но и подходит ей. Я призналась Бет в своей переписке с ее подругой, потому что меня очень расстроила та поспешность, с какой они с Дэйвом приняли решение пожениться. Я видела, как по лицу Бет пробежала тень напряжения: две лучшие подруги обсуждали ее между собой. Я понимала, почему это заставило ее насторожиться и почувствовать неприязнь. Кто мы такие, чтобы решать, за кого ей выходить замуж и когда? Согласна, это справедливо.

Но я также понимала, кто такие мы. Мы были ее лучшими подругами. Мы были теми людьми, которые выслушивали из ее уст все эти ужасные и прекрасные истории про Тома и остались бы рядом с ней независимо от того, как разворачивались бы ее отношения с Дэйвом. Мы остались бы ее подругами, несмотря ни на что. Потому что любим ее. В случае необходимости мы приехали бы к ней в любое время. Мы были бы на ее стороне. Она знала это о нас, и я знала то же самое о ней. Уверена, что она всегда скажет мне правду, даже горькую, и притом знала, что она постарается не причинить мне боль. За время нашей дружбы я убедилась, что у нее тоже могут возникать определенные мнения и тревоги на мой счет, которые она предпочла бы обсудить с кем-то другим, и в выражениях, которые мне лучше было бы не слышать. И я знала, что это нормально. Это совершенно естественное проявление истинной дружбы, существующей много лет, и не имеет ничего общего с предательством. Это благословение.

Вот что ты имеешь в лице этих мужчин, Четвертый Лишний. Истинных друзей. Настоящее благословение. Прости их. Чувствуй себя счастливчиком, потому что они у тебя есть. И живи дальше.

ТвояЛапочка

Меня заводят грязные мыслишки

Дорогая Лапочка!

Я натуралка, мне скоро исполнится тридцать четыре года. Меня заводят грязные мыслишки – мысли об инцесте между отцом и дочерью или о том, как мужчины агрессивно «берут» меня, а я покорна в постели. Я всегда стараюсь избавляться от этих мыслей, потому что они не свойственны моей сути, а еще потому, что они отвратительны и постыдны, но обычно удержаться не получается, и мой разум все равно возвращается к ним. В сущности, именно они помогают достигать оргазма.

Я – сильная, независимая, «нормальная», феминистически мыслящая женщина, и, разумеется, против изнасилований, инцеста и мужского доминирования. Ужасно себя чувствую из-за того, что у меня появляются такие мысли, и все же не могу избавиться от них. У меня было три серьезных бойфренда и несколько мимолетных связей с партнерами / любовниками, а недавно я начала встречаться с мужчиной, который мне очень нравится. С некоторыми из этих мужчин у меня было нечто вроде сексуальных силовых игр, но я никогда не раскрывала в полной мере свои желания и фантазии. Думаю, одна из причин моего позора заключается в том, что мой отец допускал кое-какие сексуальные злоупотребления, когда я была маленькой («легкие ласки» время от времени на протяжении года). Он погиб в автокатастрофе, когда мне было восемь лет, так что, слава богу, это продолжалось не слишком долго; но боюсь, что мои нездоровые мысли связаны с ним и тем, что он делал со мной, поскольку в моем воображении преобладают фантазии «отец – дочь» – и это вызывает у меня рвотные позывы.

Пишу тебе, Лапочка, чтобы спросить: что бы ты делала на моем месте. Следует ли мне дать волю своим нездоровым мыслям или бороться с ними?

Я знаю, что люди совершают немало странных эротических поступков, но меня абсолютно не интересует присоединение к садомазосообществу – в любом случае, на мой вкус, это чересчур. Меня не привлекает силовой дисбаланс вне спальни; я не мазохистка. Я просто хочу, чтобы мною ласково, но непреклонно повелевали в постели (почти исключительно психологическими / словесными методами, не выходя за рамки нежной твердости, когда речь идет о физических аспектах). Мне кажется, для того чтобы у меня была более удовлетворительная сексуальная жизнь, нужно либо отделаться от этих фантазий навсегда, либо полностью принять их. Что бы ты сделала на моем месте? Как бы ты поступила? Как думаешь, смогу ли я когда-нибудь поделиться всем этим с мужчиной или он решит, что я психически больна, и сбежит от меня?

Жаждущая Подчиняться

Дорогая Жаждущая Подчиняться!

Ты когда-нибудь в детстве играла в такую игру, когда входишь в темную ванную комнату, пристально смотришь на свое темное отражение в зеркале и тринадцать раз повторяешь: «Мэри Уорт, Мэри Уорт, Мэри Уорт»? Наша местная легенда гласила, что к тому времени, как проговоришь последнее «Мэри Уорт», зеркало расколется, из него потечет кровь и, вполне возможно, явится сама Мэри Уорт.

Я вспоминала эту игру, читая твое душераздирающее письмо, Жаждущая Подчиняться. Знаю, что мое предложение банально, но хочу, чтобы ты поиграла со мной в собственную версию Мэри Уорт. Войди в ванную комнату, вглядись в свое отражение в зеркале и повторяй себе тринадцать раз (но свет давай оставим включенным):

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Меня заводят грязные мыслишки.

Ну как, треснуло зеркало, полилась кровь? Появились какие-нибудь страшные рожи? Ты с криком выбежала из ванной? Надеюсь, что ответ отрицательный. Надеюсь, ты стояла и смотрела в глаза самой себе. Каждая мучительная капля ненависти к себе, которой проникнуто твое письмо, и каждая дилемма, над которой ты бьешься, будут смягчены твоей способностью сделать это, сладкая моя горошинка. Посмотреть в глаза самой себе.

Разумеется, от того, что тебя заводят грязные мыслишки, ты не становишься психически больной! Знаешь, у скольких женщин бывают точно такие же фантазии? Пригласи в гости своих лучших подружек и поиграй с ними в игру «я расскажу тебе свою тайну, если ты расскажешь мне свою». Возьми любую книжку, в подзаголовке которой есть слова «женский» и «эротика», и небрежно пролистай ее – ты пройдешь через настоящую вакханалию со сценами насилия и грубыми начальниками, большими папочками и шаловливыми маленькими девочками. Ты можешь быть «сильной, независимой, «нормальной», феминистически мыслящей женщиной» – и все же хотеть этого безумия в постели. В сущности, как раз то обстоятельство, что ты – «сильная, независимая, «нормальная», феминистически мыслящая женщина», повышает твои шансы получать от секса желаемое.

Так что давай поговорим о том, как тебе это сделать, моя мечтающая о покорности спелая ягодка.

Для меня очевидно, в том, что касается твоего отца, ты нуждаешься в исцелении. Он совращал тебя, а потом умер. Это большая, трудная проблема. Хороший психотерапевт поможет тебе осмыслить твою утрату, совращение и любовь, которую ты, вероятно, по-прежнему питаешь к своему отцу. К тому же врач поможет выяснить, как твоя жизненная история связана с нынешними сексуальными желаниями.

Думаю, что связь здесь прослеживается, поскольку она заставляет тебя испытывать дискомфорт. Но это не означает, что ты хотела секса с отцом или что ты жаждешь, чтобы мужчины тебя насиловали или запугивали. Это означает, вероятно, что ты чего-то лишилась или получила психологическую травму, которую твои сексуальные стремления, может быть (только может быть!), пытаются восстановить и залечить. Знать это наверняка невозможно, но я рекомендую тебе как можно лучше познать собственный теневой мир. Не для того, чтобы избавиться от своих «нездоровых мыслей», а чтобы наконец принять свою сексуальность и получить немного удовольствия.

И это действительно удовольствие. Главное в сексуальной фантазии то, что в ней все – понарошку. А когда фантазия разыгрывается в реальности, это происходит между взрослыми и с обоюдного согласия. Существует огромная, как мир, разница между изнасилованием и просьбой сорвать с тебя одежду и хорошенько трахнуть. Ты – активная сила в собственной сексуальной жизни, даже если тебе хочется отказаться от всякой силы и активности, когда ты занимаешься сексом. Ты можешь востребовать свою силу в любой момент.

И, конечно, это означает, что эта сила была у тебя всегда.

У жертв изнасилования ее нет. У жертв инцеста ее нет. У жертв доминантных тиранов ее нет. Ты упускаешь из виду этот ключевой момент, когда бичуешь себя за свои желания, когда отвергаешь реальность того, что тебя заводят грязные мыслишки. Самая грязная особенность всего перечисленного выше заключается в том, что человек получает травму, поскольку вынужден делать то, чего делать не хочет.

Ты хочешь совсем иного. Ты ждешь, что кто-то сделает то, чего хочешь ты сама. Если ты поймешь это различие, то перестанешь так ужасно переживать из-за своих желаний и начнешь просить мужчин, присутствующих в твоей жизни, помочь тебе их удовлетворить. Это будет приятное, пылкое, прекрасное удовольствие.

И еще это будет самую малость страшно – так бывает всегда, когда мы набираемся храбрости, чтобы прикоснуться к грубым сторонам жизни. Если у нас хватит мужества посмотреть в зеркало и тринадцать раз повторить «Мэри Уорт», то мы увидим – с трепетом и ужасом – что опасаться надо отнюдь не ее.

Дело только в нас.

ТвояЛапочка

Дотянись

Дорогая Лапочка!

Я воспитывался в среде консервативного христианского «Глубокого Юга»[10] и впоследствии понял, что моя жизнь была полностью отрезана от мировоззрения и образа жизни, принятых в других штатах США. Население нашего городка составляло примерно шесть тысяч жителей. Во всем округе живет меньше тридцати тысяч человек. Я знаю, что люди в основном повсюду одинаковы, но на Юге они стараются хранить свои тайны за семью печатями.

Я работаю в сфере, связанной с торговлей недвижимостью, и у меня свой бизнес. Я женат более двадцати лет и имею четверых детей. Первая половина моей семейной жизни была, казалось, настоящей счастливой утопией, но в последние десять лет мы охладели друг к другу. Теперь мы просто мирно живем вместе как брат с сестрой. Никто из нас этому не рад, но мы остаемся вместе ради детей.

Несколько лет назад я попал в аварию и получил травму позвоночника. Нейрохирург сказал, что операция не поможет, и порекомендовал мне клинику для реабилитации. Теперь я безнадежно подсел на болеутоляющие средства. В юности я экспериментировал с алкоголем и наркотиками. Одной из главных причин, подтолкнувших меня к этому, было самоубийство старшего брата. У меня никогда не было проблем с зависимостью. Теперь же я потребляю месячный запас сильных анальгетиков примерно за семь-десять дней, потом начинается ломка, и мне приходится выпрашивать лекарства или брать их взаймы у других пациентов, чтобы дотянуть до следующего приема врача. Я знаю, что эти лекарства в конечном счете превратят мою печень в камень, если я прежде случайно не превышу дозу. Я понимаю, что у меня серьезная проблема.

Когда дела в экономике пошли туго, бизнес стал буксовать, и в результате мы лишились медицинской страховки. У меня больше нет наемных работников, поэтому если я не буду каждый день работать, нам нечего будет есть. Реабилитационный центр мне не по карману. Мне не приходится рассчитывать на заработок жены, и у меня нет близких родственников. Я чувствовал бы себя совершенно одиноким, если бы не дети. Я перепробовал все, что мог придумать – от молитвы до резкого отказа от лекарств, но просто не обладаю достаточной внутренней дисциплиной, чтобы довести дело до конца. Я попал в зависимость от наркотиков и психологически, и физически. К этому нужно добавить зависимость от лекарственных препаратов, которые помогают мне кое-как переносить отсутствие работы и денег, равно как и брак без любви. Плюс к этому полтора года назад скончалась моя мать, которую я очень любил, а вскоре после ее похорон один из моих лучших друзей умер от рака. Теперь у меня начали появляться проблемы, связанные с депрессией и суицидальными мыслями. Уверен, это связано с лекарствами в такой же мере, как с экономикой и со всем прочим. Вот какие варианты я вижу:

1) Продолжать жить по-прежнему, зная, что с большой вероятностью это меня убьет.

2) Найти способ лечь в клинику на реабилитацию – и лишиться дома и бизнеса (моя жена не работает).

3) Ходить на встречи АА/АН[11] в нашем городке. Это почти наверняка уничтожит то, что осталось от моего бизнеса.

Надеюсь, что ты сможешь увидеть какие-то другие варианты, потому что я просто не вижу перспектив ни в одном из перечисленных. Пожалуйста, ответь честно, откровенно и поделись со мной новым взглядом на мою проблему.

Заранее благодарен,

Правитель Рухнувшей Империи

Дорогой Правитель Рухнувшей Империи!

От всей души сочувствую твоему несчастью! Ты перечислил три варианта своих возможных действий, но на самом деле все они сводятся к одному: ты заранее уверен, что потерпишь фиаско. Я понимаю причины такого настроя. Стечение обстоятельств – физической боли, зависимости от лекарств, финансовых неудач, отсутствия медицинской страховки и несчастливой семейной жизни – создало по-настоящему трудную ситуацию. Но ты не можешь позволить себе роскошь отчаиваться. Ты в состоянии найти выход и должен справиться с трудностями. У тебя нет трех вариантов. Есть только один. Как говорил Рильке, «ты должен изменить свою жизнь».

Ты можешь сделать это, Правитель. Пусть в данный момент тебе это кажется невозможным, но твоим мыслям не хватает ясности. Наркотики, отчаяние и депрессия затуманили твой разум. Если ты сейчас способен удерживать в голове лишь одну мысль, то думай только об этом. Именно такая мысль вытащила меня из моей собственной катастрофы с наркотиками / деньгами / любовью несколько лет назад. Один человек, которому я доверяла, дал мне дельный совет, когда я не могла четко мыслить самостоятельно. Я к нему прислушалась, и это спасло мне жизнь.

Ты говоришь, что «не обладаешь достаточной внутренней дисциплиной, чтобы довести дело до конца», когда речь идет о преодолении твоей зависимости, но это не так. Ты просто не можешь сделать это в одиночку. Тебе необходимо обратиться за помощью. Вот что, как мне кажется, тебе следует сделать.

1. Поговорить с лечащим врачом в клинике и рассказать ему, что ты приобрел зависимость от болеутоляющих лекарств, а также что ты находишься в депрессии и на грани банкротства. Расскажи все без утайки. Ничего не скрывай. Ты не один такой. Тебе нечего стыдиться. Я знаю, первое инстинктивное побуждение – солгать врачу, чтобы он продолжал снабжать тебя наркотиками, но не поддавайся этому порыву. Он разрушит твою жизнь и, возможно, убьет тебя. Доверяй своему внутреннему голосу, а если не можешь, то доверься мне. Врач может помочь тебе без риска для здоровья прекратить прием препарата, который вызвал привыкание, выпишет альтернативное ненаркотическое средство, порекомендует программы лечения наркотической зависимости и / или психологического консультирования – вероятно, использует комплексный подход.

2. Возможно, твоему врачу известна какая-нибудь бесплатная программа лечения наркотической зависимости; но если такого варианта нет, убедительно прошу тебя посещать встречи общества Анонимных наркоманов (АН) или Анонимных алкоголиков (АА), если такие есть в твоем городе. Разумеется, ты боишься осуждения и порицания. Да, некоторые люди будут осуждать и порицать тебя, но большинство не станет этого делать. Пусть разум человеческий ограничен, зато широка душа. Ты оказался в сложной ситуации. Ты совершал такие поступки, которых сам от себя не ожидал. Ты не всегда проявлял свои лучшие качества. Это означает, что ты такой же, как и все остальные. Мне ни разу не доводилось оказаться в какой-либо унизительной ситуации, но я не удивляюсь тому, сколько на свете «нормальных» людей оказывались в таком же затруднительном положении. Люди несовершенны и сложны. Мы сексуально озабоченные, спасающие свои задницы, движимые собственным эго наркозависимые дьяволы, но у нас есть и иные, более возвышенные качества. Думаю, ты утешишься, когда придешь на встречу АА/АН и увидишь, сколько людей столкнулось со сходными проблемами. Глядя на некоторых из них, трудно поверить, что это действительно так. Эти люди помогут тебе исцелиться, милый. Они будут поддерживать тебя, когда ты бросишь вызов своей зависимости. И они сделают это бескорыстно. Я знаю многих людей, которые изменили свою жизнь благодаря таким встречам. Ни один из них не рассматривал себя как «кандидата в члены АА/АН» до того, как пришел туда. Они считали себя более умными или искушенными, или менее религиозными, или бльшими скептиками, или менее зависимыми, или более независимыми, чем все остальные безнадежные фрики[12], которые ходили на встречи АА или АН. Все они были неправы. Ты опасаешься, что твой бизнес рухнет, если пойдет молва, что ты посещаешь собрания общества. Думаю, люди великодушнее, чем ты воображаешь, – да, даже люди «очень консервативного христианского «Глубокого Юга». Но, Правитель, допустим ты прав. Есть ли альтернатива? Твоя зависимость и депрессия будут лишь усугубляться, если ты продолжишь идти по этой дорожке. Неужели ты предпочел бы, чтобы твой бизнес развалился, потому что ты отказался от попытки изменить свою жизнь или потому что ты живешь в среде ханжей и придурков, которые осуждают тебя за то, что ты ищешь помощи?

3. Поговори с женой и расскажи ей о своей зависимости и депрессии. Этот пункт может стоять в списке первым или последним – трудно судить по твоему письму. Станет ли жена твоим главным защитником, когда ты предпримешь первые шаги в поисках помощи, или окажет тебе бльшую поддержку, если ты расскажешь ей уже после того, как добьешься каких-то позитивных перемен самостоятельно? В обоих случаях, как мне представляется, она почувствует себя обманутой, узнав, что ты скрывал от нее свою зависимость, и в конечном счете ощутит облегчение, узнав правду. Ты говоришь, что ваш брак – брак «без любви». Возможно, ты прав в том, что ваши отношения пришли к своему естественному завершению; но я хотела бы, чтобы ты понял: ты не можешь быть арбитром в данном вопросе. Ты – психологически нестабильный, зависимый от лекарств человек, отец четверых детей, без медицинской страховки, с неясными перспективами в бизнесе и с кучей неоплаченных счетов. Вряд ли можно рассчитывать, что при таких условиях твой брак будет процветать. Сомневаюсь, чтобы ты в последние годы был превосходным партнером, и не похоже, что такой партнершей была твоя жена. Но то, что вы сумели после десяти счастливых лет, проведенных вместе, прожить еще десяток лет «мирно», несмотря на громадный стресс, который на вас давит, – это очевидное достижение. Это может указывать на то, что любовь, которая когда-то была между вами, не угасла. Вероятно, ты сможешь оживить свой брак. А может быть, и не сможешь. В любом случае, я советую тебе это выяснить.

4. Составь финансовый план, даже если этот план – анатомический атлас катастрофы. Ты пишешь, что нехватка денег является причиной, по которой ты не можешь пройти реабилитацию или даже посещать собрания АА/АН. Но ты наверняка понимаешь, что финансовые последствия будут гораздо более тяжкими, если ты продолжишь двигаться нынешним курсом. На кону стоит все, Правитель. Твои дети. Твоя карьера. Твой брак. Твой дом. Твоя жизнь. Если тебе нужно потратить некую сумму денег, чтобы исцелить себя, так и быть. Единственный способ выбраться из ямы – выкарабкаться из нее. После консультации с врачом, когда ты выяснишь, какие варианты лечения тебе доступны, и после того, как ты чистосердечно поговоришь с женой, обсуди с ней денежные вопросы, выложив все карты на стол. Не исключено, что ты входишь в категорию лиц, которым может быть оказана безвозмездная помощь. Может быть, твоя жена устроится на работу, временную или постоянную. Возможно, ты сумеешь взять денег взаймы у друга или родственника. Вполне вероятно, жизнь покажется тебе не такой мрачной, когда будут сделаны первые шаги в направлении исцеления, и ты сможешь сохранить свою работу в период выздоровления. Знаю, твое финансовое положение вызывает у тебя панику, потому что нужно содержать четверых детей; но любой выбор, который ты делаешь в настоящее время, тебе только во вред. Единственный для тебя способ финансово поддерживать свою семью – взять себя в руки и собрать заново.

Когда мне было двадцать четыре года, я несколько месяцев жила в Бруклине. Я делила квартиру с мужчиной, который был тогда моим мужем, в полупустом доме. Под нами был винный погребок; этажом выше жила супружеская пара, которая по ночам устраивала дикие ссоры. Остальная часть многоквартирного дома по непонятным причинам оставалась незаселенной. Я проводила дни за писательской работой, сидя в одиночестве, в то время как мой муж исполнял обязанности помощника у одного богатого друга. По вечерам я работала официанткой.

– Ты ничего странного не слышала? – как-то раз вечером спросил меня муж, когда я вернулась с работы.

– Чего именно? – уточнила я.

– Звуков за стенами, – ответил он. – Я лышал что-то утром, и мне было интересно, может быть, ты тоже это слышала днем, когда была дома.

– Я ничего не слышала, – покачав головой, сказала я.

Но на следующий день я услышала какие-то невнятные звуки за стенами, а потом сверху, над потолком. Сначала они раздавались совсем рядом, потом удалились, затем снова приблизились, а вскоре вовсе исчезли. Я не поняла, что это было. Звук был неприятный. Точно приглушенный плач младенца. Плач этот казался невесомым, как перышко, стремительным, как сухой лист, падающий с дерева. Может быть, его вообще не было. Может быть, он был во мне. Это было точное выражение того звука, которое издавало мое нутро всякий раз, стоило мне задуматься о своей жизни, о том, что мне необходимо изменить ее, и какой неосуществимой кажется эта задача.

– Я что-то слышала, – сказала я мужу тем вечером.

Он подошел к стене и прикоснулся к ней. Тишина. «Что-то» молчало.

– Наверное, нам мерещится, – решил он. Я согласилась.

Но звук этот, трудно определимый и непостижимый, появлялся и исчезал в течение всего декабря. Наступило Рождество, и мы встречали его вдвоем. Мой муж получил премию от своего друга, и мы купили билеты в оперу, на галерку. Показывали «Волшебную флейту» Моцарта.

– Я по-прежнему иногда слышу его, – обратилась я к мужу в метро по дороге домой. – Тот звук за стенами.

– Да, – отозвался он. – Я тоже.

Около семи часов новогоднего утра мы проснулись от завываний. Нас буквально снесло с кровати. Звук оставался тем же самым, который мы слышали все три недели, но в нем больше не было ничего призрачного. Он совершенно отчетливо доносился с потолка нашей кладовки. Муж тут же вооружился сапожным молотком и принялся колотить по штукатурке той стороной, где были зубцы гвоздодера, откалывая ее большими кусками, которые падали сверху, осыпая нашу одежду известкой. Нам было плевать, что мы вдребезги разносим стену. Мы знали только, что должны добраться до источника этого звука, который прекратился, стоило постучать молотком. Когда в кладовке образовалась большая дыра, мы затихли и стали вглядываться вверх, в таинственные черные внутренности помещения.

Поначалу казалось, что там ничего нет, что тот, кто издавал странные звуки, исчез или действительно был нашей общей галлюцинацией; но спустя миг над неровным краем пробитой в потолке дыры появились два истощенных котенка и уставились на нас. Более странных существ я в жизни не видела. Скелетоподобные, выжившие каким-то чудом, заметно трясущиеся от страха, перемазанные слоями сажи, паутины и комьями черного жира, с громадными пылающими глазами.

– Мяу, – пискнул один из них.

– Мяу, – простонал другой.

Мы с мужем протянули ладони, и котята приблизились к ним. Они были такие легонькие, будто держишь в руках парящий воздух. Точно два воробышка в наших руках.

Прошли годы. Несколько раз я пыталась написать об этом случае. Это странное происшествие случилось со мной в печальный и полный неуверенности период моей жизни, который, надеюсь, поведает моим читателям нечто важное и глубокое обо мне и моем бывшем муже. О том, как мы любили друг друга и какими потерянными были. Мы напоминали тех котят, попавших в ловушку и голодавших на протяжении нескольких недель. Но, быть может, дело вообще не в котятах, а в том, что мы слышали звуки, но ничего не предпринимали, пока они не стали настолько громкими, что у нас не оставалось выбора.

У меня не получалось написать об этом, пока я не села за ответное письмо тебе, Правитель. Меня осенило: это та история, которую тебе нужно услышать. Не о том, как страдали котята все эти недели, блуждая по внутренностям темного здания и не находя выхода, хотя, конечно, в этом тоже что-то есть, но о том, как они спаслись. Они были напуганы, однако не теряли надежды и настойчиво просили помощи. Два незнакомца подставили им ладони, и они выбрались из плена.

ТвояЛапочка