Защитница. Тринадцатое дело Гольман Иосиф
– А что это за порода? – спросил Бойко.
– Кане корсо, – гордо объяснил Ефим Аркадьевич. И уязвленно спросил пса:
– А меня ты не заметил?
Деликатный зверь, прекрасно воспринимающий человеческие чувства, подошел к профессору и нежно потерся о его руку огромной лобастой башкой.
Мол, конечно, вижу. И, конечно, люблю.
Но, как говорится, во вторую очередь. Потому что в первую неподкупным собачьим сердцем владела Наталья.
Разумеется, именно профессор выклянчил у жены покупку собаки. Но именно она вырастила это чудо, да еще сделала обладателем всех, какие только возможны в собачьем мире, почетных званий – в витрине у входа, заполненной до отказа, красовалась лишь часть чемпионских кубков. Остальные просто не влезли.
С профессором у пса были сложные отношения. Любовь – несомненно, обоюдная, – присутствовала. Однако Ефим Аркадьевич никогда не опускался до низкого быта: кормежки, уборки, выгула. Правда, обожал животное погладить и похвастаться им перед друзьями. Поэтому Крону пришлось делать выбор главного хозяина из списка, в котором присутствовал лишь один человек.
После всех забот Натальи, денежных и не денежных вложений, Крон действительно впечатлял. Мощное черное тело, длинные крепкие лапы, раздавшаяся от природы и упражнений грудь, огромная голова со свисающими вниз тяжелыми щеками. Когда Крон встречал на участке постороннего, т демонстрировались и зубы. К счастью, на людях главный калибр пока не применялся, обычно хватало демонстрации. Но в принципе Крон был отдрессирован по полной программе: общий курс, затем – специальный, для собаки-телохранителя.
Нужно ли говорить, что дрессировкой тоже занималась Наталья, а не профессор? Который, кстати, в студенческие годы имел диплом инструктора-кинолога и дрессурой даже подрабатывал. И именно на это упирал, подбивая Наталью купить щеночка. После покупки капризный профессор оставил за собой только право играть с Кроном и гладить его. Ну, а если честно, то Наталья ничего другого и не предполагала.
– Сколько ж стоит щенок от Крона? – поинтересовался Бойко. Он был вполне материальным человеком.
– По-разному, – уклончиво ответил Береславский. По правде, это была обоюдоострая тема. С одной стороны, Ефим Аркадьевич гордился псом, принимавшим невест со всех концов огромной России и даже из дальнего зарубежья. С другой – Береславского уязвляло, что акт любви его семидесяти килограммового зверюшки стоил ровно в два раза больше профессорской зарплаты. Понятно, что Береславский зарабатывал и кроме зарплаты. Но все равно уязвляло – таким уж этот человек уродился.
Короче, любимый пес обогнал своего ревнивого хозяина абсолютно во всем, включая главное. Крон стал официальным «Лучшим кобелем породы». Профессор много шутил по этому поводу, хотя, как известно, в каждой шутке есть доля шутки. Один из ехидных его друганов даже предложил в утешение учредить ринг ветеранов и звание «лучший кобель-ветеран». «На себя посмотри», – заржал в ответ Ефим Аркадьевич. Потом помрачнел: даже его хитроумного мозга не хватало на то, чтобы повернуть время вспять.
Впрочем, его и текущее время пока что вполне устраивало. Чего плакать по прошедшему, если и в настоящем есть место прекрасному? Ну а до будущего еще дожить надо…
– А почему лампочки не все светят? – задал следующий вопрос прапорщик Бойко.
– Перегорели, наверное, – подумав, ответил профессор.
Прапорщик, оценив глубину научного анализа, попросил у хозяйки запасных лампочек и стремянку – просто так до люстры было не дотянуться, даже с двух, одну на одну поставленных, табуреток.
Люстра, вобрав в палитру дополнительные огни и краски, засверкала пуще прежнего. Наталья горячо благодарила Петра Ивановича, а тот уже требовал инструмент – одна ручка на двери была оторвана полностью, вторая еще висела, но лишь на одном шурупе.
– Бессмысленно, – прокомментировал профессор. – Крон все равно их оторвет. Через месяц не будет. – Это заявление имело под собой основу. Крон был еще тот хитрован. В частности, он умел открывать все виды замков с ручками: вверх ли их нужно было поворачивать или вниз. Если вниз – то просто наваливался всей тушкой. Вот крепления и не выдерживали.
– Месяц – тоже срок, – ухмыльнулся прапорщик. Ефим пошел показывать ему инструмент.
Под него была выделена отдельная комнатушка, правда, без окон.
Петр Иванович ахнул, обозрев хранящиеся сокровища. Это был арсенал серьезного мастера, причем, не сдерживаемого нехваткой средств. В основном, германские марки. Все – промышленные или полупромышленные модели. Если дрель – то уж точно не на месяц работы, а на пять лет, причем, ежедневной. Если гаечный ключ – то надежный, идеально ложащийся под руку и не искрящий.
Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять: износ у подавляющего количества образцов – нулевой.
– Зачем же такое богатство, если оно простаивает? – недипломатично спросил прапорщик.
– Люблю, – вздохнул Береславский. – Когда постоянно пользовался, работал всякой хренью. А теперь все есть, да браться неохота.
– За такие инструменты – и неохота? – не поверил Петр Иванович, опробуя в руке то один, то другой экспонат из коллекции профессора.
– Свой «запорожец» я в свое время на дороге полностью мог перебрать, – попытался объяснить Ефим Аркадьевич. – И мечтал о собственном гараже. Чтоб можно было поковыряться всласть.
– Это точно, – впервые согласился с оратором Бойко.
– А теперь, когда у «Ягуара» спускает колесо – вызываю «аварийку», – горестно закончил профессор.
– Ужас, – честно прокомментировал прапорщик. – Как можно отдавать деньги за то, что в легкую можешь сделать сам?
– Я за это время заработаю другие деньги, – смущенно объяснил Ефим Аркадьевич. – Гораздо большие.
– Тогда другое дело, – согласился Петр Иванович. Но видно было, что – из вежливости.
– А, может, кое-кто просто лентяй? – спросила подошедшая Наталья.
– Кто – лентяй? – не понял профессор.
– Это я так, чисто теоретически, – сказала она, чмокнув севшего в кресло любимого в лысину.
– Музыкой навеяло, – пояснила подошедшая старшая дочка-вокалистка.
Да, в этой семейке не стеснялись подкусывать главу фамилии.
Зато любили.
Наталья показала Петру Ивановичу направления возможных работ. Тот пришел в восторг: руки зудели от желания испробовать чудесные инструменты.
А Ефим Аркадьевич пошел встречать начавших собираться друзей.
Все приехали в течение часа от назначенного времени. Неплохой результат для нынешней ситуации – с пробками и перегрузками.
Большинство гостей уже бывали в этом гостеприимном доме и быстро нашли себе занятие. Кто-то играл с собаками – их вообще-то тут было целых три. Кто-то бросился помогать Наталье. Марина Томская тут же спелась со старшей дочкой профессора, что и ожидалось. Остальные просто одели валенки и наслаждались белым снегом да раритетным в наше время воздухом: участок Береславских примыкал к лесу, и сам был частью соснового бора. Летом гости, не выходя за забор, вполне могли бы набрать себе на жарево грибов, в том числе – благородных. Весной – насобирать ландышей: здесь их можно было понемногу срывать, потому что осенью вызревшие красные ягодки гарантировали восстановление популяции красивого цветка в следующем году.
Ольга Шеметова уединилась с Неонилой, на чьих руках так и остался сидеть уже большой малыш. Мишка явно побаивался и собак, и незнакомых людей. Сидеть на коленях у Нилы (как он ее называл), а еще лучше, держаться рукой за ее шею – было гораздо спокойнее. Адвокатесса внимательно записывала все сказанное Нилой, а потом сама начала ей что-то объяснять.
Еще через полчаса сели за стол.
Основной, круглый – человек на десять – стоял в большом светлом эркере, во всех окошках которого был виден зеленый лес и искрящийся на заходящем солнце снег. К нему приставили три складных столика, так что уместились все легко. Тем более два человека – вокалистка и пианист – не садились, концерт ожидался параллельно припозднившемуся обеду. Третий человек, кстати, тоже не выдержал: какой же музыкант не любит случайные джемсессии? Маринка быстро расчехлила запасливо привезенную с собой виолончель.
За столом, тем временем, произошла заминка. Про юбиляра же говорить было не положено! Однако в итоге Ефим Аркадьевич, как это часто с ним случалось, оказался полностью прав. Процедура решительно соскользнула с заезженного алгоритма и пошла по целине, то есть быстро, красиво и вообще без пафосной скуки.
Звучал джаз, не прекращались разговоры.
Темы – любые. От наболевших политических до высоких художественных.
Потом, само собой, свернули на рабочие.
Ефим потребовал рассказать про осложнения при ведении дел в Городке. Это не был праздный интерес, с учетом его безразмерных связей.
Выяснилось, что даже не все конторские представляли себе размах охоты на защитников семьи Клюевых.
Первым практическое предложение внес самый старый адвокат конторы Аркадий Семенович Гескин. Он предложил бесплатное ведение дела музыканта Богданова – небедный старик уже мог себе это позволить. Ну и поискать знакомых среди судей областного суда – очевидно было, что процесс с присяжными пойдет не в районном суде Городка.
Тут же подключилась Маринка Томская, ошарашенная услышанной историей про сломанную руку виолончелиста.
– Я могу дать с ансамблем благотворительный концерт. На операции, – пояснила она.
– А я могу его организовать, – вставил Ефим Аркадьевич. – И попродавать там картин, кстати, – добавил он. – Пловину выручки тоже отдадим.
– Мы тоже готовы поучаствовать, – сказала Лола, старшая дочка Береславского. Пианист мотнул головой в знак согласия.
Эта идея была согласована и занесена в электронный планшет профессора.
Тошка-пионер предложил свою помощь в оперативной работе в Городке. Дел у него пока было немного, работал на подхвате у старших и отдельно обучался у Гескина. Но многие из присутствующих помнили, что этот молодой человек, во-первых, уже немало может по юридической части (да и по рукопашной), а во-вторых – всегда готов эти свои знания и умения применить на пользу себе, друзьям и доверителям.
И лишь весельчак Волик Томский, муж Маринки и друг всех присутствующих (кроме, разве что, домработницы и Неонилы с Петром Ивановичем) был настроен как-то мрачновато.
– Сдается мне, что в Городке вашем – беспредельщики, – сказал он.
– Так оно и есть, – подтвердили в один голос Шеметова и Багров.
– Башку бы не потерять, – сказал Волик.
– Легко можно, – подтвердил Ефим Аркадьевич, с некоторым недоумением глядя на сына старого друга, кстати, тоже здесь присутствующего. Однако Волик сам же и разрядил обстановку:
– Так речь не о том, чтоб сдаться. А о том, чтоб победить, и желательно без последствий.
– Логично, – согласились присутствующие.
По намеченной диспозиции Волик брал на себя областную прокуратуру. В деле было столько очевидных нарушений, что выйдя на честного и хорошо расположенного к тебе сотрудника, можно бы было многое поправить.
– Похоже, здесь с нами будут работать по самым грязным схемам, – после паузы сказал Береславский. Никто не удивился, услышав «с нами». Этот колоритный, алчный и нахальный человек в принципе не бросал друзей.
– Похоже, – согласились адвокаты и им сочувствующие.
– Надо подключать СМИ, – вынес вердикт профессор. Все понимали, что в эпоху почти полной победы Вертикали, мнение СМИ, как и мнение народа, мало кого интересовало. По крайней мере, в промежутках между выборами. Но внутривидовой конкуренции никто не отменял. И на хлебное место Слепнева вполне могли претендовать некие Мухины, Шмелевы и Пчеловы. А значит, следует привлечь внимание к скандалу и беспределу максимально возможного количества сопричастных. Глядишь, и найдутся интересанты. А враг моего врага в данной ситуации, несомненно, наш друг.
Наталье все услышанное никоим образом не понравилось. Впрочем, поскольку она понимала, что мужа остановить нельзя, то пыталась лишь быстро сообразить, как уменьшить степень нависшей над компанией опасности.
Последним неожиданно выступил Петр Иванович. Нила молчала, однако видно было, что – поддерживала.
– Я не юрист, – сказал он. – И вообще невеликая птица. Но все, что могу, – к Вашим услугам.
– Спасибо, – в разнобой, хоть и с единым чувством, откликнулись собравшиеся. В бою никто лишним не бывает. Лишь бы был крепок духом.
Сгустившаяся было атмосферка потихоньку разряжалась.
Наверное, музыка способствовала, почти все время звучавшая.
Или природа вокруг.
А, может, совсем другое.
Общее глубинное осознание того, что именно они – Маринка, Гескин, Наталья, Антон, Шеметова, Бойко, Береславский, Багров, Неонила – именно они истинные представители народа нашей страны. А вовсе не те, кто, имея власть, попирает естественные моральные и духовные нормы.
В конечном итоге, они – временные.
А мы – навсегда.
Глава 10
Москва. Бойко, Неонила и Мишка как новая ячейка общества.
Отношения Петра Ивановича и Неонилы представляли собой яркий пример брака по расчету. Что, несмотря на взрослый возраст Беляевой, поначалу здорово отравляло ей существование.
Казалось бы, какая разница, если тебя все устраивает?
Но, видно, так уж устроена голова интеллигента. Или интеллигентки, здесь как раз гендерных разниц нет.
Пусть взрослая, пусть сорок лет, однако жизненным путеводителем девушек этой части человечества остаются «Алые паруса» незабвенного Александра Грина. Хорошо это или плохо, какая разница? Как уж есть.
Петр Иванович Бойко, со своим фрикативным «Г» и прапорщицким «Не положено» на роль романтического героя явно не годился. Он и так уже совершил подвиг, убрав в дальний ящик комода тренировочный костюм и придерживая мизинец во время чаепития.
Однако когда Неонила – впервые в своей жизни, между прочим – испытала сильнейшее душевное переживание, именно этот человек подставил ей плечо, сделав возможным осуществление Мечты.
Без него Мишка остался бы и вне ее жизни.
С Мишкой все изменилось.
Страх генетической предопределенности, конечно, никуда не исчез. Наверное, даже обострился. Особенно он свирепствовал, когда все вроде бы становилось хорошо.
Мишка практически перестал сквернословить. Ел, как человек, а не как волчонок. Очень быстро развивался, наверстывая упущенное с младенчества, благо, мама-библиотекарь обладала несметными интеллектуальными богатствами в бумажных и картонных обложках. Чтобы процесс развития шел быстрее, весь день мальчик проводил в специальном детском саду, где кроме воспитателей, работали высокопрофессиональные детские психологи и логопед.
Пожалуй, теперь, к середине весны, Мишка почти ничем не выделялся среди сверстников. По крайней мере, на первый взгляд.
На более глубокий – все-таки выделялся.
Однако именно в хорошие периоды, когда он был милым, приятным мальчиком, Нила больше всего боялась того, что, может быть, скрывали Мишкины гены.
Петр Иванович успокаивал.
Ну, не будет академиком. Ну, не станет миллионером. Они с Нилой тоже не миллионеры и не академики, а живут счастливо.
Нила с логикой соглашалась, однако сердечная тревога не проходила. В каждом капризе мальчика, в каждом всплеске его агрессии – а они случались – приемной матери виделось страшное будущее.
Успокоилась она неожиданно, и опять с помощью прапорщика.
– Нила, – как-то невзначай сказал он как раз в такой момент, когда она была в очередном напряге. – Нила, это неправильно.
– Что неправильно? – спросила та, хотя, в общем-то, понимала о чем речь.
– Сама знаешь, – так и сказал в ответ. А потом провел психотерапию. Наверное, на уровне прапорщика. Зато действенную. – Ты довольная, что Мишка с тобой? – спросил он.
– Очень, – не задумываясь, ответила та.
– Ты хотела бы, чтоб Мишка внезапно исчез? Не умер, не забран в детдом. А просто исчез из твоей жизни так, чтоб ты даже о нем не вспомнила?
– Нет, конечно! – испугалась подобной перспективы, даже умозрительной, Неонила.
– Значит, ты счастлива! – убежденно сказал Бойко. – Имеешь, что хотела и боишься потерять. Значит, в данный момент ты счастлива, – повторил он.
Нила задумалась – получалось, что Петр Иванович прав. Мечта, пусть и до Мишкиного появления не вполне осознанная, свершилась. Рядом с ней самый дорогой для нее маленький человек.
Конечно, что будет завтра, неизвестно. Зато про сегодня – понятно.
Сегодня – счастье.
Такие вот нехитрые доводы здорово подняли ее настроение.
И еще – стало заметно меньше давить на психику осознание брака по расчету.
То есть, сам факт трезвого расчета отрицать было невозможно.
Ниле нужен был муж для юридического усыновления мальчика.
Ниле нужна была помощь в домашних делах.
И, наконец, в материальном плане две зарплаты плюс ожидаемая сумма за сдачу в аренду комнаты Бойко сильно перевешивали единственную небольшую зарплату библиотекарши.
Нет, не наконец.
Еще нужно добавить спокойную голову рядом и пару крепких умелых рук. Когда Мишка заболел воспалением легких, уверенность Петра Ивановича стала просто необходимой, иначе бы сердце Нилы разорвалось от страха.
А как выручала новую семью машина? Не мерседес, но в дороге не ломалась ни разу. В умелых руках «Волга» действительно живет долго.
Когда Неонила начинала перебирать достоинства скороприобретенного мужа, она в конце концов быстро уставала – столько их было. Недостаток же, по большому счету, имелся всего лишь один – не принц.
И вовсе не в смысле замков или королевской казны.
А в смысле стародавнего, но твердо вошедшего в ее голову принципа: не давай поцелуй без любви.
Поначалу она и не давала.
Даже после того, как паспорта скрепились синей печатью ЗАГСа, а Бойко со своими пожитками переселился в ее квартирку.
Он, может, и обижался, однако никак обиду не проявлял, и сам себе стелил в гостиной, стараясь не смущать законную жену полуобнаженным видом.
Постепенно и очень неспешно они сближались.
Сперва им стало интересно разговаривать вместе (многие супруги, начав с активной страсти, так и не доходят до подобной степени близости).
Еще быстрее Петр Иванович стал необходим, если так можно выразиться, в обиходе. Он мог все, что вообще может потребоваться в быту. И, наконец, он был палочкой-выручалочкой с Мишкой, когда Нила не могла его прикрыть собой.
Тут, кстати, выяснились любопытные детали.
Оказывается, они с Бойко работали на одном и том же предприятии. Просто входили в разные проходные.
Петр Иванович знал об этом давно. И поездка в пансионат у него была вовсе не случайной, а вполне даже осознанной. Оплаченной только после того, как дружок из профкома сообщил о выделении путевки Неониле Леонидовне.
Нила уже стала опасаться, что и дощечку на мосту в день приезда выбил этот предусмотрительный человек. К счастью, вроде бы дощечка, точнее – ее отсутствие, – было не его умелых рук делом.
Короче, страсти не было. По крайней мере, со стороны Нилы.
А благодарность и тепло были. Она вдруг физически почувствовала то, про что часто слышала с молодости от мамы: и про спину, на которую можно опереться. И про локоть, за который можно уцепиться. И про плечо, которое подставляют в трудный момент.
Все это у нее теперь было.
А первая брачная ночь случилась как бы не через три месяца после ни с кем – даже друг с другом – не отмеченной свадьбы.
Это когда Мишку привезли из больницы.
Уже нормально дышащего, уже без температуры. Страшно вспомнить, как он, красный и задыхающийся, лежал у нее на руках в приемном покое Русаковской больницы. Мишку даже еда не привлекала, и это пугало Нилу больше всего. Зато вовсе перестало пугать, что вдруг сын вспомнит вслух что-нибудь нехорошее. Это была такая мелочь по сравнению с его жизнью…
Так вот, Мишка приехал домой, счастливый, что ничего не болит, что не ходят строгие тети со шприцами, что Нила и папа рядом. Он, кстати, Петра Ивановича назвал папой сразу, а Неонилу категорически отказывался называть мамой. Она не настаивала, разумеется, но все равно было чуть обидно.
Лежал он дома, в гостиной, на тахте, довольный и счастливый.
Накормили мягкой вареной курицей – опять чуть не выхватывал куски из рук.
Немного поболтали с мальчишкой втроем.
Мишка быстро устал и почти сразу заснул, дыша ровно и спокойно.
А Нилу вдруг переполнило ощущение счастья.
И – благодарности к своему другу-мужу.
Она подошла к стоявшему рядом Петру, обняла его, зарывшись лицом в его мягкий свитер. От него пахло теплом и спокойствием – курить Петр Иванович одномоментно бросил с появлением в доме ребенка.
Бойко в ответ обнял свою женщину.
И, почувствовав – если не желание, то согласие – мягко взял на руки и отнес в спальню.
Конечно, никакого часового киношного секса у них не было.
Ни стонов, ни сдерживаемых криков.
Было просто хорошо.
И – до, и – во время, и – после.
Особенно Ниле понравилось состояние после.
Спокойствие, которого ей так не хватало, вошло в каждую клеточку ее тела.
И не то равнодушное спокойствие, когда просто надоело волноваться и уже на все наплевать.
А ощущение того, что все в твоей жизни правильно, и ты заработал право на эту вот передышку.
Работы вот только у Петра стало несравнимо больше.
Деньги были нужны, как воздух, и он занялся ремонтами. Ему было без разницы, что ремонтировать: автомобили, бытовую технику, дома и квартиры – лишь бы материалы и инструмент соответствовали. Дачу Береславских он, наверное, и бесплатно бы ремонтировал – так ему понравились неиспользуемые железяки профессора.
Да, деньги теперь были нужны гораздо большие, чем прежде.
Мишка ведь, получалось, взялся как бы ниоткуда.
Соответственно, бесплатный районный детсад ему был противопоказан. А с учетом анамнеза, и подавно.
То же касалось медицинского обслуживания.
А еще он был гол, как сокол, и на «приданое» тоже ушла приличная сумма.
Раньше Нила вообще не задумывалась на тему, сколько стоит ребенок. Зато теперь понимала его самоценность со всех сторон.
Шеметова, к счастью, запросила совсем небольшую сумму за свои услуги. Нила так и не поняла, что это: такая маленькая такса или завуалированная поддержка? Склонялась ко второму.
Ольга очень старалась, но в подобных делах быстрых результатов не бывает.
Нынешнее статус-кво – приемная мама при пьющей живой родной – поддерживалось пока самым простым способом, пятью тысячами рублей в месяц.
По совету Ольги Викторовны, все деньги передавались физиологической мамаше под расписку. Мария писать их не хотела. Здесь уже помог совет многоопытного Береславского. Недобрый, прямо скажем, совет.
Через Беллу Эдуардовну Марии передавалась пятьсот рублей. Безо всяких расписок. А на следующее утро приезжали уже Неонила с мужем и вручали остальные четыре пятьсот. По утрам, когда трубы горели, дама меньше артачилась.
Вряд ли такой подход соответствовал идеалам, воспитанным в Неониле мировой литературой. Но она уже и не была книжной девочкой. Она была женой и матерью. А ради ребенка можно пойти и на гораздо большие безобразия.
Кстати, владельцы ротвейлера Аргентума, Рожковы, в какой-то момент отказались платить. Они поняли, что серьезного судебного давления не будет, и вышли из игры.
Петр не стал осуждать Виталия и Валентину.
Просто перевел их из разряда приятелей в разряд чужих людей. А есть ли смысл обижаться на чужих людей?
Так что теперь деньги были нужны и на это.
Места прокусов заросли некрасивыми келоидными рубцами. Следующим летом предстояло две, а может и больше, косметических операции.
Но это летом.
А прямо сейчас предстояла очередная поездка на профессорскую дачу. Теоретически Ефим Аркадьевич собирался строить крытый отапливаемый вольер для своих чемпионских собак. Версия была слабовата: все равно любимые псы, да к тому же с итальянским прошлым, жили в домах, переходя по собственному разумению в тот, где в данный момент было потише.
По секрету Петр объяснил Ниле, что на самом деле это будет теплый денник для лошади. Или, на крайний случай, пони. И помещение для хранения сена.
Но это – огромный секрет Ефима Аркадьевича, потому что Наталья ничего не должна знать, до момента обретения чудесного животного.
Нила поклялась, что никогда не выдаст страшной тайны профессора.
Мишка был у Береславских не раз, и очень радовался поездкам. Все побаивались, как он поладит с собаками, но и здесь сложилось без проблем. Кане корсо по определению и дом сторожили, и нянчили детей: на протяжении тысячи лет сицилийские «заводчики» оставляли в крови породы свирепость и нежность одновременно.
Кроме того, Мишка уже давно не был настолько голоден, чтоб укусами отгонять конкурентов от котлеты.
Снега у Береславских навалило еще больше, чем в прошлый приезд, хотя казалось бы, куда уж больше.
В этой семье ничего не изменилось.
Так же тек людской поток из дома в дом, так же звучало пианино – только на этот раз вместе с саксофоном – и молодые джазмены исполняли свои музыкальные оригинальности.
– Где хозяин? – спросил Петр Иванович у дочки-певицы.
– Мир спасает, – показала она рукой на плотно закрытую дверь кабинета. И, заметив, что бывший прапорщик направился к ней, засмеялась. – Хотя, скорей всего, спит. Хотя, может, и спасает – вон в Бурунди засуха кончилась.
Слегка смущенный Петр Иванович был вынужден обсудить будущую мини-стройку с Натальей, после чего пошел на участок, проводить практические измерения. Жена Береславского вернулась в гостиную, готовить при помощи Неонилы обед.
– А что, стройки тоже на вас? – улыбнулась Нила.
– Ну, в общем, да, – согласилась супруга профессора.
– А смогут собачки жить в вольере? – Нила не нарушила данный мужу обет молчания, но, как женщина, не могла пройти совсем уж мимо тайны.
– Нет, конечно, – достав из ящика картошку для чистки, ответила та.
– А зачем же деньги тратить? – не утерпела гостья.
– Фима еще заработает, – отмахнулась хозяйка. – У него голова большая.
– А такие размеры вольера… – нет, все-таки все женщины одинаковы.
– Да о лошади он мечтает! – рассмеялась Наталья. – Отсюда и размеры.
– И вы согласились? – с восхищением посмотрела на нее библиотекарша.
– Ни – за – что! – отчетливо артикулируя, произнесла хозяйка.
Потом они минут тридцать активно занимались готовкой, почти не разговаривая: молодые музыканты играли в пяти метрах от них, здорово и громко.
Когда репетиция закончилась, вновь стало можно говорить и слышать друг друга.
– Необычный у вас муж, – косвенно похвалила профессора Нила.
Читать бесплатно другие книги:
