Край навылет Пинчон Томас

24

Адрес – с дальней западной стороны нижней Адской Кухни, среди железнодорожных депо и подъездов к тоннелю, безразлично пропаханных сквозь район, чьи бессвязные фрагменты брошены выживать, как умеют, лофты, звукозаписывающие студии, салоны бильярдных столов, прокаты киносъемочного оборудования, разборные мастерские… Поумневшие доки от недвижимости, знакомые Максин, уверяют ее, что это следующий горячий район. Переустройство витает в воздухе. Настанет день, и сюда протянут подземку Номер 7, а у Центра Джейвица будет своя станция. Когда-нибудь здесь разобьют парки и вознесутся кондоминиумы и роскошные гостиницы для туристов. Пока же тут лишь продуваемый ветрами район, до которого трудно добраться: гости с других планет, что прибудут сюда через столетия после того, как Нью-Йорк давно забудут, решат, что роль его была ритуальна, даже религиозна, что он использовался для общественных зрелищ, массовых жертв, обеденных перерывов.

Сегодня здесь вниз и вверх по 11-й авеню громадное сборище полиции, она кишит по всем кварталам аж до Десятой. Максин вполне довольна в данный момент не идти пешком. Таксист, чьей проблемой оно стало, считает, что это, наверное, полицейские учения, отрабатывается сценарий захвата Центра Джейвица террористами.

– Зачем, – недоумевает Максин, – такое кому-то может понадобиться?

– Ну, допустим, это произошло во время Авто-Шоу. Тогда у них окажутся все машины и грузовики. Кое-что могут продать за деньги на бомбы, «АК» и прочую срань – у таксиста тут явно свой сценарий, – а клевые тачки вроде «феррари» и «панозов» оставят себе, грузовики конвертнут в военные машины, о и еще им придется угнать целый флот автомобилевозов, «питербилт 378-х», что-то вроде. А… все реально хорошие винтажные тачки, «испано-сюизы», «астонмартины», их они могут оставить в заложниках.

– Дайте нам десять лимонов, иначе мы расфигачим эту машину?

– Погнем антенну хотя бы, без такого, после чего можно серьезно проебать цену при перепродаже, надо понимать. – Вокруг них повсюду Бравейшие – толпятся, роятся, стоят на часах, бегают строем взад-вперед по улице. Сверху, в ярком предосеннем небе свою терпеливую укрытую разведку продолжают НЛО. То и дело приближается коп с матюгальником, зыркает глазом и орет, чтобы такси проезжало.

Наконец они достигают адреса, который выглядит как шестиэтажное съемное здание, немодное, заброшенное, намеченное когда-нибудь к сносу и замене на какую-нибудь многоэтажную кондо-разводку. По ночам, может, одно освещенное окно на этаж. Максин оно напоминает ее район города еще в восьмидесятых, когда округа кооптировалась. Жильцы, которые не могут или не хотят выезжать. Застройщики, которым не терпится все снести, ведут себя очень неприятно.

Когда она жмет на жужжалку, похоже, минут десять на нее пялится и лыбится внезапное собрание половины окрестного населения, и только потом из динамика-недомерка доносится пронзительный шум, который может быть чем угодно.

– Это я – Максин.

– Ннггахх?

Она еще раз орет свое имя и вглядывается сквозь немытое стекло. Дверь остается неотжужженной. Наконец, когда она уже отворачивается, возникает Виндуст и открывает.

– Звонок не работает, так с ним всегда.

– Спасибо, что поделились.

– Хотел поглядеть, сколько вы прождете.

Пустынные коридоры, неметеные и недоосвещенные, они тянутся дальше, чем можно судить по внешним габаритам здания. Стены отдают нездоровым блеском жутковатых желтых и зеленых с акцентами сажи, цвета медицинских отходов… Открыты всевозможному проникновению, кроме сквоттеров, которые то и дело попадаются на линии визирования и тут же пропадают, как мишени в стрелялках от первого лица. С площадок убрали ковровое покрытие. Протечки не чинят. Краска болтается. Флуоресцентные лампочки на заемных сроках пурпурновато потрескивают над головой.

По словам Виндуста, в подвале обитают дикие собаки – начинают показываться на закате, ночами скитаются по коридорам. Поначалу их заселили сюда, чтобы вынудить последних жильцов съехать, затем оставили на локации выживать на свое усмотрение, как только счета за «Алпо» превысили бюджет на перемещение.

В квартире Виндуст не тратит времени даром.

– Ложитесь на пол. – Похоже, у него какой-то эротический каприз. Она оделяет его взглядом. – Ну.

Не следует ли ей сказать: «Знаете что, идите вы нахуй, там вам будет веселей», – и убраться отсюда? Нет, наоборот, мгновенная покорность – она плавно опускается на колени. Быстро, без лишних дискуссий, не то чтоб такая же постель оказалась бы выбором получше, она слилась с месяцами неотпылесосанного мусора на ковре, лицом в пол, задницей кверху, юбка задрана, не-вполне-маникюрные ногти Виндуста методично сдирают прозрачные серо-коричневые колготки, на решение по поводу которых не так давно в «Саксе» у нее ушло добрых двадцать минут, и вот его член уже в ней с таким малым неудобством, что она, должно быть, повлажнела, сама того не сознавая. Руки его, руки убийцы, с силой держат ее за бедра ровно там, где это важно, именно там, где некий бесовской комплект нервных рецепторов, который до сих пор она лишь смутно полуосознавала, дожидался, пока его отыщут и задействуют, как кнопки на игровом контроллере… нет никакой возможности понять, он ли это движется, или она все делает сама… задерживаться на этой тонкости имеет смысл гораздо позже, конечно, если вообще имеет, хотя в некоторых кругах это считается чем-то вроде важной разницы…

На полу, нос к носу с электрической розеткой, она воображает на секунду, что видит огромную яркость силы сразу за параллельными щелками. По краю поля зрения что-то суетливо пробегает, размером с мышь, и это Лестер Трюхс, робкая, обиженная душа Лестера, ей требуется прибежище, покинутая, в немалом смысле – покинутая Максин. Он останавливается перед розеткой, лезет в нее руками, раздвигает стороны одной щели, будто в дверном проеме, сконфуженно оборачивается, вскальзывает во всеуничтожающую яркость. Пропал.

Она вскрикивает, хоть и не вполне по Лестеру.

В меланхолическом свете Максин сканирует лицо Виндуста, ища улики эмоции. Для быстрого перепихона все было норм, даже если, боже упаси, тут потребуется нечто вроде встречи взглядами. С другой стороны, он, по крайней мере, пользовался кондомом – постой, погоди, рефлексы младшекурсницы и без того неплохи, а она еще и на этом дебеты с кредитами сводит?

В окне, вместо размашистой панорамы огней, где каждый освещает свою драму Большого Яблока, этот скромный низкоэтажный вид, водяные баки держатся, как древние ракеты, на крышах, чья последняя гидроизоляция наляпана иммигрантскими руками, покойными уж не одно поколение, тот свет из окон, что виден, опосредован прибитыми покрывалами, книжными полками, где битком искалеченных пейпербэков, тылами телеприемников, жалюзи, сдвинутыми до самого низа много съемов назад и там застрявшими.

Тут же есть некоего рода кухня, чьи буфеты, в традиции адресов съемного жилья полны предметов, кои некая долгая незримая череда безымянных представителей, аварийных посредников и разъездного люда, должно быть, считала нужными для того, чтобы скоротать свои командировки, те вечера, когда не хватает силы воли или разрешения высунуть нос на улицы… странные формы пасты, банки трудноопознаваемых продуктов с картинками, нанесенными незнакомым цветоделением, супами с непроизносимыми названиями, перекусочным материалом с официальными на вид отказами на том месте, где обычно находят информацию о питательных свойствах. В холодильнике она видит лишь одинокую свеклу, рассевшуюся, иначе не скажешь, бесстыже на тарелке. Имеются намеки на сине-зеленую плесень, интересную визуально, однако…

– Время на кофе?

– Все в порядке, мне нужно вернуться.

– Школьный вечер, конечно. Мне и самому Дотти надо звякнуть.

– Дотти, которая будет…

– Моя жена.

Ха. Со внутренней двойной мерой взгляда на себя в духе, и что? И это у нас, значит, уже сколько жен, две? а тебе-то какое дело, Максин? Затем вопрос поосмысленней. Он намеренно выжидал до вот сейчас, чтобы упомянуть жену?

Виндуст нашел коробку, покрытую японскими письменами, судя по виду, закуски из водорослей, куда сейчас заныривает, со всеми зримыми признаками аппетита. Максин наблюдает, не вполне с тошнотой – пока.

– Хотите такую, они… особенные… И еще, Максин… я не расстроен.

Вот и говори о романтических выплесках. Не удручен, расстроен. С другой стороны, как насчет «подстроен»? Некий не нанесенный на карты порыв внутреннего ветра доносит до нее запах «9:30», напоминая о крыше «Дезэрета» и вновь о Лестере Трюхсе.

– Может, я сегодня немного не в фокусе, – кажется ей невредным упомянуть, – тут одно дело, технически вообще не моя область, но из головы нейдет. Может, в новостях заметили. Убийство, Лестер Трюхс?

Невозмутимый клиент, невозмутимый.

– Кто?

– На моей улице прямо, чуть дальше, в «Дезэрете». Вы там случайно не бывали? Я в смысле вашего глубокого интереса к Гейбриэлу Мрозу, который, так уж совпало, владеет частью этого здания.

– Вот как.

Она рассчитывала на исповедь из судебной драмы? Он знает, что я знаю, прикидывает она, поэтому на сегодня хватит.

Очутившись в такси, к которому он не спустился ее проводить, курсом от центра. Какого, она едва способна осведомиться у себя, я, хуя, думала? А хуже всего, или же она имеет в виду лучше, та часть, что даже сейчас потребуется очень немного, да, все фактически балансирует на серебристой скуле Ф.Д.Р., чтобы податься вперед, прервать фест ненависти в прямом эфире таксистовой рации и голосом наверняка дрожким попросить вернуть ее мешочнику с наклонностями убийцы в его темный дикарский сквот, за добавкой того же самого.

Прочесть папку, принесенную Виндустом, у нее доходят руки только позже вечером. Нужно переделать все эти вдруг чарующие маргинальные дела по дому, рассортировать губки под раковиной по размеру и цвету, прогнать чистящую кассету через видеомагнитофон, перебрать выносные меню на предмет излишней дупликации. Наконец она берет эту штуку с ее линялой панк-роковой аурой. Корочка невинна от заголовка, автора, логотипа, вообще какого-либо УЛ. Внутри Максин находит нечто вроде мини-досье, где мы сразу узнаем и, похоже, это целое дело для того, кто его скомпилировал, что Гейбриэл Мроз еврей, в то же время продолжающий играть роль в нелегальном перемещении миллионов $США на счет в Дубаи, контролируемый Фондом Чрезрелигиозной Задруги вах-Хабитов (ЧЗХ), который, согласно по крайней мере этому источнику, есть известный казначей террористов.

«Почему, – жалобно вопрошает отчет, – будучи евреем, Мроз станет предоставлять помощь и утешение в таком щедром масштабе врагам Израиля?» Вероятные теории включают в себя Жадность Обыкновенную, Агентирование Двойное и Еврейство Себя Ненавидящее.

Там дюжина страниц о попытках проследить деньги сквозь структуру хавалы, обнаруженную Эриком, от «Импорта-Экспорта Билхана Ва-ашифа»[97] в Бей-Ридже, оттуда через повторное выставление счетов за партии поставляемых в США халвы, фисташек, гераневой эссенции, нута, нескольких видов рас-эль-ханута, а из Штатов – мобильных телефонов, МП3-плееров и прочей легкой электроники, дивиди, в особенности – старых эпизодов «Берегового патруля», – данные эти, собранные какой-то комиссией разгадкоущербных, настораживающе не знакомых даже с ОПБУ[98], все сметаны на живую нитку так беспорядочно, что через полчаса глазные яблоки Максин вращаются в разные стороны, и у нее нет ни малейшего представления, призван ли документ этот являть самодовольство или же некое густо замаскированное признание неудачи. Суть же в том, что им, похоже, известно про хавалу – эй, обалдеть. Что еще? Последняя страница озаглавлена «Рекомендации к действиям» и приводит обычный список санкций против «хэшеварзов», отзыв допуска по безопасности, судебное преследование, расторжение неоплаченных контрактов и тревожная сноска: «Опция Х – см. Руководство». Руководство не, само собой, прилагается.

Чего ради Виндусту ей это показывать? Вероятность подстроенности его мотивов продолжает возрастать. Ближе к рассвету она оказывается в сновидческом повторе «Ну, Странника» (1942), где варианты Пола Хенрида в роли «Джерри» и Бетти Дейвис в роли «Шарлотты» собираются устроить себе еще один перекур. Как всегда, «Джерри» учтиво сует себе в рот две сигареты и прикуривает обе, но на сей раз, когда «Шарлотта» выжидательно протягивает руку к своей, «Джерри» оставляет обе у себя во рту, продолжая пыхать себе на здоровье, приятно осклабившись, выдыхая огромные клубы дыма, пока не остаются два промокших окурка, прилипших к его нижней губе. Обратным планом видно, как «Шарлотта» все больше тревожится. «О… ну что ж… конечно, если вы…» Вопя, Максин просыпается с полным ощущением, что с нею в постели – что-то еще.

Недавно обнаружив на рынке яппов-коллекционеров доверчивость, что кажется безграничной, банда поддельщиков кубинских сигар обустроила на Западной 30-й табачную лавку, предлагающую «контрабандные» кубинские сигары по $20 за пых, по этому времени цена привлекательная, вместе с линейкой «редких антикварных» сигар, включая якобы выборку из личных запасов Дж. П. Моргана, жеваные оригиналы реквизита из фильмов Ворчо Маркса и сигарные инкунабулы вроде первой кубинской Христофора Колумба, упомянутой де лас Касасом в «Historia de las Indias»[99]. Невероятно, однако такие подделки по-прежнему продаются по запрашиваемым ценам, и бутиковый хеджевый фонд в городе платит этим художникам липы огромные суммы, списывая средства на командировки и развлечения, а потом забирает то, что будет, когда об этом прознают СМИ, называться Непомерными Откатами. Однажды утром пару дней спустя Максин только устраивается поудобнее с этим неизменно активным ярлыком, как входит, тряся головой взад-вперед, Дейтона, глаза устремлены под углом вниз и направо. Припомнив семинар по нейролингвистике, некогда посещавшийся ею в Атлантик-Сити, Максин замечает:

– Ты снова с собой разговариваешь.

– Неча тут со мной тары-бары разводить, вызов на первой линии. Вот и поглядим, как ты его жопу переговоришь.

К телефону ее нынче, благодаря зятю Ави, подключен чудесный израильский голосовой анализатор, чей алгоритм якобы способен определить разницу между «наступательной» и «оборонительной» ложью, плюс Просто Валяю Дурака. Никак не сказать, что за номер Виндуст разыграл с Дейтоной, но что бы его сегодня ни беспокоило, в категорию игривого оно не попадает.

– Вы прочли материал, который я вам оставлял?

Как насчет «мы так прекрасно провели время на днях, никак не могу выкинуть вас из головы», тип-того? Прекратить ебаный разговор тотчас, ну чего ж ты. Мисс Конгениальность, однако:

– Большую часть я и так знала, но спасибо.

– Вы знали, что Мроз – еврей.

– Да, а также Супермен, и что с того, простите меня, у нас опять 1943-й? что у вас, публика, за одержимость такая?

– Он нанял вашего зятя.

– И? Хотите сказать, что эти евреи – они друг за друга горой? И все?

– Штука про Моссад – они союзники Америки, но лишь до определенного предела. Сотрудничают – и не сотрудничают.

– Да, Еврейский Дзен, вполне широко распространено, то он Эл Джолсон в ваксе, а через минуту поет в храме, помните такое? Позвольте также обратить ваше внимание на «Основные течения в еврейской мистике» Гершома Шолема, где должны разъясняться некоторые неотступные вопросы, что у вас наверняка возникли, плюс позвольте мне вернуться к напряженному рабочему дню, который менее напряженным от таких звонков, как этот, не становится. Если только вы не пожелаете просто, как мы это называем, мне все выложить?

– Нам известно, сколько денег Мроз переводит по другим каналам, куда они поступают, мы почти уверены, кому они идут. Но пока у нас только отдельные нити. Вы прочли эти страницы, вы видите, как там все разрозненно. Нам нужен кто-то с навыками расследования мошенничеств, чтобы сплести все это воедино и придать какую-то форму, которую мы сможем отнести наверх.

– Прошу вас, я тут не на жизнь, а на смерть, это, блядь, так криво. Вы утверждаете, что нигде в вашей огромной базе данных нет контактной информации даже на одного профессионального лжеца? Вы же сами все этим занимаетесь, это же промышленность вашего родного города. – Еще попробуй не забыть, подколола себя Максин, не беря во внимание романтическую историю, что это та переговорная сторона, которая была рядом, когда Лестера Трюхса свалили под бассейн «Дезэрета».

– О, и кстати. – Мимоходом, как мусоровоз. – Вы слыхали про Школу гражданских хакеров в Москве?

– Не, не-а.

– По сведениям некоторых моих коллег, она была создана КГБ, это по-прежнему отросток русского шпионажа, и в программном заявлении фигурирует уничтожение Америки средствами кибервойны. Ваши новые лучшие друзья Миша и Гриша недавно из нее выпустились, похоже.

Слежка, ОК, русофобских рефлексов следовало ожидать, однако тут у нас что, хуцпа.

– Вам не нравится, что я с руски общаюсь. Извините, мне казалось, что вся эта драма холодной войны в прошлом. Это как, голословные обвинения в связях с мафией, что?

– Нынче у русской мафии и правительства много общих интересов. Я вам только советую побольше рефлексировать о том, какую компанию водите.

– Хуже, чем в старших классах, клянусь, одно свидание – и они уже думают, что завладели тобой.

Раздраженный щелчок, и линия отмирает.

25

Дома в почтовом ящике ее ожидает небольшой квадратный пакет с подкладкой и штемпелем чего-то из глубокого нутра США. Какого-то штата, возможно, начинающегося с М. Поначалу она думает, что это от ребятишек или Хорста, но записки нет, только дивиди в пластиковом чехле.

Она вставляет диск в плеер, и на экран отрывисто выпрыгивает вид крыши под голландским углом, где-то на дальней стороне Уэст-Сайда, а также реки и Джёрзи за нею. Раннеутренний свет. Выжженная метка времени гласит 7:02:00 утра, неделю или около того назад, остается застывшей на миг, после чего начинает приращаться. Включается дорожка, сплошь ломаный звук, далекие сирены неотложек, сбор мусора внизу на улице, пролетает или, может, зависает вертолет. Съемка ведется либо из-за, либо изнутри какой-то структуры, где размещается водяной бак здания. На крыше – два человека с наплечной ракетной установкой, возможно – «Стингером», и третий, который почти все время орет в сотовый телефон с длинной гибкой штыревой антенной.

Здесь есть провалы времени, когда ничего особенного не происходит, и съемка прекращается, покуда что-нибудь не готово произойти, тогда камера включается снова. Диалог не очень ясен, но по-английски, выговоры не особо местные, откуда-то оттуда, между побережьями. Редж (это же наверняка Редж) вернулся к своим трансфокаторно-неприостановленным дням, отмечая все пассажирские самолеты, что возникают в небе, после чего возвращаясь к режиму ожидания на крыше.

Около 8:30, заметив движение на крыше другого здания поблизости, камера панорамирует туда и наезжает на фигуру со штурмовой винтовкой «АР15», которая теперь прилаживает сошку, укладывается в положение для стрельбы лежа, встает, убирает сошку, подходит к парапету крыши и применяет вместо опоры его, так перемещаясь на разные позиции, пока не находит такую, которая нравится. Единственные мишени его, судя по всему, – парни со «Стингером». Еще интереснее то, что он не прилагает никаких усилий к маскировке, словно парни со «Стингером» отлично знают, что он там, и ничего по этому поводу не предпринимают.

Немного погодя парень с мобильником показывает в небо, и все стягивается к действию, расчет наводит и захватывает цель, судя по всему – «Боинг-767», курсом на юг. Они ведут самолет и отрабатывают подготовку к стрельбе, но не стреляют. Самолет летит дальше и скоро исчезает за какими-то зданиями. Парень с телефоном орет:

– ОК, давайте сворачиваться, – и расчет пакует все и освобождает крышу. Стрелок на другой крыше исчез похожим манером. Слышен шум ветра и краткий приступ тишины снизу.

Максин звонит Марке Келлехер.

– Марка, вы умеете постить видеоматериалы себе в веб-лог?

– Конечно, если канал позволит. Какая-то вы нынче странная, у вас что-то итересное?

– Вам надо это видеть.

– Подваливайте.

Марка живет между Колумбом и Амстердамом, в нескольких кварталах, на поперечной улице, где Максин уж и не помнит, когда была в последний раз. Если вообще. Химчистка, индийское заведение, которое она никогда не замечала. Этот старый квартал boricua выживает, ободранный и замаранный, загнанный вовнутрь, с ним покончено, по его первоначальным текстам неуклонно пишут снова и снова – банды пятидесятых, наркоторговля двадцати лет назад, все это публично линяет до яппового безразличия, а высокоэтажное строительство, свободное от какой-либо неуверенности в себе, продолжает свое шествие на север. Когда-нибудь очень скоро все это станет окраиной центра – один за другим несчастные кладки темного кирпича, жилье по Разделу 8, старые миниатюрные многоквартирники с причудливыми англоименами и классическими колоннами, стоящими по бокам узких крылец, и с арочными оконными проемами и замысловатыми пожарными лестницами из кованого железа, что быстро ржавеют, снесутся и сгребутся бульдозерами в мусороотвал слабеющей памяти.

Здание Марки, известное под именем «Св. Арнольд», средних габаритов довоенное вторжение в квартал буропесчаных особняков, с целенаправленно убогим внешним видом, который Максин уже научилась ассоциировать с частой сменой владельца. Сегодня снаружи стоит мебельный фургон без торговой марки, маляры и штукатуры заняты чем-то в лобби. На одном лифте – знак «Не работает». Максин достается больше обычного подозрительных ОВ, и только потом ее пропускают к тому лифту, который исправен. Такая плотная охрана, конечно, могла бы случиться, и если бы достаточное число жильцов занималось сомнительной деятельностью и подкупало персонал.

На Марке новшество, тапки в форме акул со звуковыми чипами в пятках, поэтому, когда она ходит, они играют вступление к теме из «Челюстей» (1975).

– Где такие берут, цена не имеет значения, я могу списать.

– Спрошу у внука, он купил их мне на свои карманные – деньги Мроза, но я так думаю, если прошли через пацаненка, может, уже достаточно отмыты.

Они заходят в кухню, старый провансальский кафель на полу и некрашеный сосновый стол, за которым могут разместиться они обе и еще останется место для Маркиного компьютера, стопы книг и кофе-машинки.

– Вот мой кабинет. Чё у вас?

– Точно не знаю. Но если то, чем выглядит, на нем должно стоять «Радиационная опасность».

Они запускают диск, и Марка, врубившись в ситуацию с первого кадра, бормочет «святый блин», елозит на месте и хмурится, когда возникает парень с винтовкой, затем напряженно подается вперед, расплескивая немного кофе на неоправданно дорогой номер «Хранителя» за сегодняшнее утро.

– Я, блядь, глазам своим не верю. – Когда сцена заканчивается: – Так. – Она наливает кофе. – Кто это снимал?

– Редж Деспард, один мой знакомый документалист, который делал проект для «хэшеварзов»…

– О, Реджа я помню, мы встречались в метель 96-го, во Всемирном торговом центре, там была забастовка дворников, всякая дикая херня происходила, секреты, взятки. К концу мы себя уже чувствовали ветеранами. У нас была постоянная договоренность, что-то интересное – я пощу это первой у себя в веб-логе. Если канал позволит. Мы с ним потеряли связь, но чему быть, того не миновать. Для вас это похоже на то же, на что и для меня?

– Кто-то чуть не сбивает самолет, передумывает в последнюю минуту.

– А может, это пробный прогон. Кто-то планирует сбить самолет. Скажем, кто-то из частного сектора, работающий на нынешний режим США.

– Чего ради им…

Ирландскому народу обычно не свойственно безмолвно молиться, но Марка краткое время сидит и, похоже, молится.

– Ладно, перво-наперво, может, это фейк – или подстава. Сделаем вид, что я «Вашингтонская почта», ОК?

– Запросто. – Максин протягивает руку к лицу Марки и делает вид, будто листает.

– Нет. Нет, я имела в виду – как в том кино про Уотергейт. Ответственная журналистика и все такое. Первым делом, этот диск – копия, правильно? Поэтому оригинал Реджа могли корежить как угодно. Вот эта метка даты-времени в углу может быть фейковой. Снять без метки, загрузить материал, оцифровать, нажечь можно что угодно.

– И кто это стал бы подделывать, по-вашему?

Марка жмет плечами.

– Тот, кому хочется Буша за жопу взять, при условии, что границу между «Бушем» и «жопой» вы проводите? И может, кто-то из людей Буша разыгрывает карту жертвы, пытаясь взять за жопу того, кто хочет взять за жопу Буша…

– ОК, но допустим, это какая-то генеральная репетиция. Кто тогда снайпер на другой крыше?

– Страховка, чтоб они наверняка все выполнили?

– А на другом конце в телефоне у парня, который туда орет?

– Извините, вы и так знаете, о чем я думаю. Те ребята со «Стингером» говорили по-английски, моя догадка – гражданские подрядчики, потому что такова идеология ВСП, где только возможно – приватизировать, – и когда шпионские звуковые лабы почистят и транскрибируют диалог, эти киперщики окажутся по шею в дерьме за то, что не до конца зачистили крышу. Как вам Редж это передал, если можно спросить?

– Под дверь сунул.

– А откуда вы знаете, что ее прислал Редж? Может, это ЦРУ.

– Ладно, Марка, все это липа, я пришла просто впустую потратить ваше время. Что вы советуете, ничего не делать?

– Нет, для начала мы найдем, где эта крыша. – Они снова сканируют съемку. – Так, значит, это река… вот там Джёрзи.

– Не Хобокен. Моста нет, значит, южнее Форта-Ли…

– Постойте, нажмите паузу. Это марина Порт-Импириэл. Сюда Сид иногда заходит.

– Марка, очень не хочется об этом упоминать, я там наверху ни разу не была, но у меня жуткое чувство насчет этой крыши, что…

– Не говорите.

– …это, блядь…

– Макси?

– «Дезэрет».

Марка щурится в экран.

– Трудно сказать, толком ни одного отчетливого ракурса. Может оказаться любое из дюжины зданий на этом отрезке Бродуэя.

– Редж не отлипал от этого места. Поверьте, там это и снимали. Я это просто знаю.

Бережно, словно психу:

– Может, вам только хочется, чтоб это был «Дезэрет»?

– Потому что?..

– Там нашли Лестера Трюхса. Может, вы просто хотите верить, что между тем и другим есть связь.

– Может, и есть, Марка, мне от этого места всю жизнь кошмары снятся, а потом я научилась доверять.

– Если крыша та же самая, проверить это не составило бы труда.

– Я там завсегдатай грузового лифта, выпишу вам гостевой пропуск в бассейн, а потом разберемся, как выбраться на крышу.

Пробравшись сквозь путаницу нечасто посещаемых коридоров и пожарных лестниц, они выныривают на открытое пространство, высоко возле мостков между двумя секциями здания, пригодное для авантюрных подростков, потайных любовников, состоятельных правонарушителей в бегах, и преодолевают эту головокружительную переправу к ряду железных ступеней, которые приводят их наконец на крышу, на ветер над городом.

– Атас, – Марка, ныряя за вентиляцию. – Какие-то господа с металлическими аксессуарами.

Максин приседает с нею рядом.

– Ну, у меня, кажется, есть их альбом.

– Снова тот ракетный расчет? Что это на них?

– На «Стингеры» не похоже. Не проще будет подойти и спросить?

– А я ваш муж, а это заправка? Валяйте, если вас осчастливит.

Не успевают они подняться на ноги, как из лифта возникает еще одна группа.

– Постойте, – Марка наклоняет под углом солнечные очки, – я ее знаю, это Биверли, из Комитета жильцов.

– Марка! – Взмах слишком энергичный, чтоб ему не помогали рецептурные медикаменты. – Хорошо, что вы здесь.

– Бив, что происходит?

– Опять подонки из правления коопа. У всех за спиной сдали тут место какой-то конторе сотовой связи. Эти парни, – показывая на рабочую бригаду, – пытаются поставить здесь микроволновые антенны, чтобы весь квартал облучать радиацией. Если их кто-нибудь не остановит, у нас всех в итоге мозги будут светиться в темноте.

– Запиши меня, Бив.

– Марка, э-э…

– Давайте, Макси, туда или сюда, это и ваш район тоже.

– ОК, ненадолго, но вы мне обязаны еще одним трипом совести.

«Ненадолго», разумеется, оказывается всем остатком дня, на который Максин застревает на крыше. Едва она всякий раз порывается уйти, случается новый мини-кризис, установщики, контролеры, смотрители здания, и со всеми нужно спорить, затем являются «Новости очевидцев», что-то снимают, затем еще адвокаты, вплывают в кадр и выплывают из него поздно просыпающиеся пикетчики, фланёры и искатели сенсаций, у всех есть мнение.

В том филонском углу дня, когда слишком обескураживает даже смотреть на часы, Марка, будто вспомнив, что поднялась сюда искать ключи, нагибается и подымает какой-то колпачок с резьбой, обветренно серый, два – два с половиной дюйма диаметром, там и сям вмятины, какая-то полустертая надпись маркером. Максин прищуривается.

– Это что, по-арабски?

– Какой-то вид у него военный, нет?

– Считаете…

– Слушайте… вы не против, если мы покажем это Игорю? У меня интуиция.

– Игорь может быть чем-то вроде преступного серого кардинала, вам с этим норм?

– Помните Крихмана, трущобовладельца?

– Еще бы. Когда мы с вами познакомились, вы его пикетировали.

– В какой-то момент пару лет назад, из бизнес-мотивов несомненно, Игорь его невзлюбил, отправился в Паунд-Ридж, запустил в бассейн Доктора пираний.

– И они навсегда стали лучшими друзьями?