Край навылет Пинчон Томас
Максин с треском разламывает свое.
– «Даже бык в душе своей может таить насилие». Что?
– Хорст, очевидно.
– Не. Может быть кто угодно.
– Хорст никогда не… оскорблял тебя действием, или что-то?..
– Хорст? голубок. Ну, может, только раз, когда он начал меня душить…
– Он что?
– О? он тебе никогда об этом не рассказывал.
– Хорст действительно…
– Скажем так, Хайди, – он обхватил мою шею руками и начал сдавливать? Как ты это назовешь?
– Что произошло?
– О, показывали матч, он отвлекся, Бретт Фарв или кто-то что-то сделал, не знаю, в общем, он расслабил хватку, сходил к холодильнику, взял пива. Банку «Легкого Бада», по-моему. Мы и дальше спорили, разумеется.
– Ух ты, прямо на волосок.
– Да нет вообще-то. Я всю жизнь зависела от доброты первого встречного душителя. – Быстрый парадидл палочками для еды на голове у Хайди.
Детектив Кармине Ноццоли, с доступом к федеральной базе данных преступности, оказывается неожиданно покладистым источником, позволяя Максин, к примеру, быстро пробежаться по оптоволоконному торговцу, этому мол-челу Талит. На первый взгляд Чэзз Лярдей – средний подонок откуда-то из США, приехал в ГНЙ делать состояние, вынырнув из безмолвной бурлящей чашки Петри Войны в Заливе, где кто знает, сколько приоров местного уровня, полная директория злодеяний, довольно скоро перерастающих в жалобы по Титулу 18, включая телемаркетинговые вымогательства посредством факс-машин, сговором с целью создания неверного представления о модернизированных картриджах с тонером, плюс история перевозок игральных автоматов через границы штатов туда, где они не обязательно легальны, и рассекания взад-вперед по проселкам самой сердцевины захолустья, впаривая бутлеги инфракрасных стробоскопов, способных менять красные огни светофоров на зеленые для всяких пропойц и разнообразных малолетних правонарушителей, кому не нравится просто так тормозить, все это по указанию якобы «Дикси-Мафии», привольной конфедерации бывших зэ-ка и прочих бяк в полном автоматическом режиме, из коих лишь очень немногие знают друг друга или даже друг другу нравятся.
Кармине лишь качает головой.
– Мафиозные расклады я еще могу понять, крепкое уважение к семье – но эти старые добрые мальчонки, какой скандал.
– А этот Чэзз сидел?
– Лишь по паре обвинений помельче, срока в окружной тюрьме, жена шерифа приносит ему кастрюльки, тип-того, но по всем крупным – гулял. Похоже, за ним какие-то ресурсы. И тогда, и сейчас.
Миссис Плибблер, адская учительница театрального искусства в старших классах, еще раз должна Максин вызвать тебя, дух-хранитель полиции по борьбе с мошенничеством, как аккредитованной, так и нет.
– О, здрасьте, я звоню из «хэшеварзов»? Это мистер Лярдей?
– У вас, ребята, нет эт’во номера.
– У гу, меня зовут Хитер, из Юридического? Пытаюсь разобраться с одной-двумя деталями кое-каких договоренностей, существующих у вас с ревизором нашей компании, миссис Мроз?
– Миззис Мроз. – Пауза. Прозанимавшись какое-то время борьбой с мошенничествами, научаешься читать телефонные молчания. Они бывают разной длительности и глубины, комнатной атмосферы и передних кромок импульсной атаки. Это конкретное сообщает Максин: Чэззу известно, что ему не стоило выпаливать то, что он сейчас выпалил.
– Извините меня, эта информация неверна? Вы имеете в виду, что договоренности существуют с мистером Мрозом?
– Дорогуша, ты либо не в теме, либо из эть’х ебаных блогеров с их страницей сплетен, как бы оно ни было, имей в виду, на эт’м аппарате следящее устройство, мы знаем, кто ты и где ты, и наши люди тут же придут за тобой. А теперь приятного тебе дня, слышь меня? – Он вешает трубку, и когда она перенабирает номер, ответа нет.
Удачи ему с этими базарами из легавых сериалов, но важнее, что у нас с Талит, насколько невинным участником она может во всем этом быть? Если она вляпалась, насколько глубоко? И это невинность чистая или невинность глупая?
С учетом вероятного здешнего уровня коррупции, Гейбриэл Мроз может знать все про ма’нькое nidito[81] этих пташек-неразлучников в Восточном Харлеме, может, даже аренду отстегивает. Что еще? К тому же использовал Талит как мула для тайного перемещения денег в «Темнолинейные решения»? Но отчего ж так тайно-то, вот ей-бо? Слишком много вопросов, никаких теорий. Максин мельком видит себя в зеркале. Челюсть у нее в данный момент не отпала, но запросто может. Как мог бы это диагностировать Хенни Янгмен, СЧВ-шунтирование.
Вырва меж тем вернулась из Лас-Вегаса и с «Дефкона», без ожидаемого бассейнового загара, и прямо удивляет Максин своей, как это называется, сдержанностью? озабоченностью? странностью? Будто в Вегасе что-то произошло, но там не осталось, какой-то зловещий перелив, вроде как инопланетная ДНК зайцем незаметно доехала на планету Земля, творить здесь свои проказы не спеша, как пожелает.
Фиона еще в лагере, работает над «Квака»-экранизацией «Звуков музыки» (1965). Они с ее командой будут играть фашистов.
– Должно быть, ты по ней скучаешь.
– Конечно скучаю, – немножко чересчур быстро.
Максин складывает брови в асимметрию «я-что-то-не-так-сказала?».
– Уж лучше, что ее сейчас здесь нет, птушто вот прямщас тут начинается дурдом, все хотят себе ПодБытие, за парнями в Вегасе начали серьезно ухлестывать, один за другим, АНБ, Моссад, посредники террористов, «Майкрософт», «Эппл», стартапы, которых через год уже не будет, старые деньги, новые деньги, в кого ни ткни.
Поскольку Максин об этом думала, тыкает вот во что:
– «Хэшеварзы» тоже, думается.
– Ессессно. Мы там такие с Дастином, пара невинных туристов, гуляем по «Цезарю», как вдруг у буфетного стола шныряет Гейбриэл Мроз с атташе-кейсом, набитым лоббировочным материалом.
– Мроз был на «Дефконе»?
– На Брифинге Черных Шляп, что-то вроде конференции по безопасности, которую они проводят каждый год за неделю до «Дефкона», казиношный отель набит такими парнями, что и лампочку хакнуть готовы, там корпоративные копы, гении криптографии, нюхачи и дымокуры, дизайнеры, обратные проектировщики, пиджи с телесетей, все, кому есть что продать.
Они сейчас в Трайбеке, случайная встреча на перекрестке.
– Пошли, возьмем кофе со льдом.
Вырва начинает было глядеть на часы, подавляет жест.
– Само собой.
Наодят место и ныряют в благословенное К/В[82]. Что-то астрологическое имеет место, Юпитер, планета денег, в Рыбах, знаке всего скользкого.
– Понима-ашь… – вздыхает Вырва, будто это крутейший облом на свете. – Есть шанс каких-то денег.
Ойй.
– А раньше не было?
– Вот честно, не по барабану ли, кому достанется владеть этим осточертевшим исходным кодом? Не то чтоб у него сознание было, у ПодБытия, оно просто есть, юзеры там могут быть кем угодно, никакой нравственной анкеты, нитчё? тут все сплошь только про деньги. У кого сколько в итоге окажется?
– Вот только в моем бизнесе, – Максин мягко, – я вижу целую кучу невинных людей, которые заключают эти сделки с силами сатаны, за деньги сильно вне масштаба по сравнению с тем, к чему привыкли, и там есть такая точка, когда все на них накатывается, и они под этим тонут, а иногда потом и не выплывают.
Но Вырва уже далеко, снаружи летняя улица, над Джёрзи громоздятся кучевые облака, ломит час пик, до всего оттуда, где она, версты немереные, болбочет каким-то ПодБытием неделимого, неразделенного и несовместного нутра, след ее кликов исчезает за ней, как отпечатки ног в воздухе, как неуслышанный добрый совет, поэтому Максин предполагает, придется оставить, чем бы оно ни было, что бы ни было наконец в соглашении об основных условиях.
20
С милостивой помощью, как всегда, детектива Ноццоли, Максин раздобыла фотографию с водительских прав Эрика Джеффри Дальполя, и та, вместе с кратким списком от Реджа тех мест, где Эрика можно скорее всего найти, отправляет ее через душный августовский вечер в Куинз, в стрип-клуб под названием «Joie[83] de Выдр». Располагается он на отрезке подсобной дороги рядом с ЛАСА, его неоновая вывеска изображает похотливо очеловеченную выдру в беретике, которая поочередно подмигивает извивающейся стриптизерше разными глазами.
– Здрасьте, мне велели найти Стю Гоца?
– Сзади.
Она рассчитывала на гримерку из какого-то киномюзикла? А находит нечто вроде мимоходом усовершенствованного дамского туалета, с перегородками между кабинками, тип-того – некоторые, ты глянь-ка, со сверкучими звездами, лентой приклеенными к дверям, – намусорено алкогольными пинтами, косяками курибельными и проворными, использованным «клинексом», в этом съемочная площадка Винсенте Минелли не узнается.
Стю Гоц сидит у себя в кабинете, с сигаретой в одной руке и картонным стаканчиком чего-то двусмысленного в другой. Вскоре сигарета окажется в стаканчике. Он пробегает по ней длительным О-В[84].
– Хотите прослушивание, вечера МЯБВ[85] по вторникам, тогда и приходите.
– По вторникам у меня Тапперуэрная вечеринка.
Затягиваясь глубокомысленным оскалом.
– Опять же, если вам не терпится попробовать прямо сейчас…
– Скорее расследование, зачем я тут? Мне нужно найти одного из ваших постоянных клиентов.
– Постойте, вы что, коп?
– Не вполне, скорее бухгалтер?
– Ну, не давайте нашей семейной атмосфере себя одурачить и не подумайте, что я их всех знаю по именам. Я то есть знаю, но для меня это, типа, одно имя? Лузер?
– Ух ты. Ну и мнение у вас о клиентской базе.
– Уволенные гики, которым удобней, надеюсь, я вас не оскорблю, дрочить перед ширмой, нежели что-то в реале? Простите, если во мне к ним не больше сочувствия. Прошу вас, валяйте, смотрите сами, найдите себе прикид, вы что? номер 2, наверно? Не волнуйтесь, что-то верняк подойдет.
Так, Максин 2-м размером была в последний раз, еще когда 2 на самом деле значила 2, а не нынешнее определение, кое в коммерческих целях может достигать значения, ранее известного как 16. И дальше. К своей чести, она не выпаливает благодарность за любезность, а, пожав плечами, принимается рыться в содержимом битого гардероба у стены, куда напханы чьи-то представления о гламурном белье, наряды, вызывающие субкультурный интерес, – монахини, школьницы, принцессы-воительницы – и шпильки, всякая пара еще, нельзя не сказать, соблазнительнее предыдущей, не вполне дизайнерская обувь, может, скорее в диапазоне «Платименьше», от таких туфель ортопеды начинают грезить о «феррари» и частных уроках гольфа от Тигра Вудза.
Она останавливается на платформах неоновой аквы, плюс леопардовые трико-танги в тон и чулки по бедро. То, что надо, вот только…
– Э, мистер Гоц?
– Химчищено и продезинфицировано, дорогая моя, под личную гарантию. – Отчего-то не успокоившись, не сняв колготок, она влатывается в соблазнительный прикид и после нескольких целенаправленных вдохов-выдохов выскальзывает сквозь занавес faux[86]-сваровских кристаллов в ударно кондиционированный, высокодецибельный сумрак «Жуа-де-Выдр». Вдоль стойки бара распределились две или три девушки, массируют себе киски, полуобдолбанно пялятся вдаль. Шест, похоже, не занят, и Максин направляется к нему, поскольку, как это ни странно, ей известна пара движений, благодаря спортзалу, в котором она время от времени разминается, «Тело и дышло», гораздо ниже 14-й улицы, в местности на самом краю, где танцы у пилона уже вошли в разминочный обиход, хотя тут, в Верхнем Уэст-Сайде по-прежнему расцениваются многими – ну, Хайди – как смертельно постыдные.
– Жалкая, упрямая Макси, почему бы не вложиться в вибратор, мне говорили, на рынке уже есть такие, что даже на тебя подействуют.
– Зажатая, оценочная Хайди, почему бы самой как-нибудь вечером не сходить и не попробовать с этим шестом, может, заново откроешь в себе оттяжную девчонку.
План Максин – сымпровизировать номер для вечера мамашек, а по ходу отсканировать лица, вдруг какое совпадет с водительского фото Эрика. По словам Реджа, ввиду разнообразных проблем заговора-против-Эрика – это у гиков тема, – компьютерный вундеркинд сбрил усы, присутствующие на официальной иконе, но пока оставил тот же цвет волос.
Она подчеркнуто вынимает из сумочки дозатор «Ручных протирок» и медленно, с домохозяйкиной тщательностью дезинфицирует шест, оглаживая его вверх и вниз, а меж тем окидывая застенчивым взглядом бар. Кожа у них в разливах этого флуоресцентного индигового освещения передает одинаковый мертвенный оттенок, словно перманентно заляпана слишком сильной катодной радиацией.
Заботливо Стю Гоц, или еще кто, поставил кассету для мамашкиного вечера, на которой намешано много классического диско, плюс треки от «У2», «Пушек-с-Розами», «Путешествия». И, дабы подольститься к этой публике, – слишком много Моби, на вкус Максин, разве что кроме «Вот когда я тянусь к револьверу».
У Максин никогда не было того, что можно назвать Громадными Сиськами, хотя здешние знатоки, похоже, не против, лишь бы Сиськи Голые. Единственная часть тела, куда они не станут пялиться, – ее глаза. Этот Мужской Взгляд, о котором она слышит со старших классов, не скоро пересечется со своим женским аналогом.
По ходу танцевального номера, где-то между ванильной и вишневой рябью, включая захваты ног в коробочку, спиральный спуск, сношение пилона вверх тормашками, тип-того, Максин замечает этого субъекта на отдаленном изгибе барной стойки, пьет, можно сказать, непреклонно то, что впоследствии окажется «Ягермайстером» и «151» через соломинку цвета «Дей-Гло» из кружки дежурного магазина, которую принес с собой, и не являет при этом никаких признаков алкогольного отравления, что может означать либо неестественный иммунитет, либо недостижимое отчаяние. Она волнообразно придвигается поближе, чтобы лучше рассмотреть, и поди ж ты, это он и есть, Эрик Джеффри Дальполь, юбер-гик, похожий, за исключением голой верхней губы и новоприобретенной душевной кляксы под нижней, на собственную удостоверительную фотографию. На нем погрузочные штаны с камуфляжной набивкой, чье цветовое решение предназначено для зоны боевых действий где-то очень далеко, если вообще не на другой планете, и футболка, объявляющая гельветикой «<P>РЕАЛЬНЫЕ ГИКИ ПОЛЬЗУЮТСЯ КОМАНДНОЙ СТРОКОЙ</P>», а аксессуаризован он Бэт-поясом, позвякивающим, как браслет с амулетами, пультами для телевизора, стерео и воздушного кондиционера, плюс лазерной указкой, пейджером, бутылочной открывашкой, устройством для зачистки проводов, вольтметром, фокусировочной лупой, все до того крошечное, что законно задумаешься, насколько оно функционально.
Примерно тут начинается «Баночный жар» «Джэмирокуэя», чьей басовой партии Максин так и не нашла способа противиться, и, впав в некий пост-дисковый обморок, она временно забывает, зачем она тут, презревает шест и сдается чистому танцу, а к тому времени, когда музыка плавно перетекает в «Космическую девушку», она уже сидит на корточках на барной стойке перед Эриком, которого, судя по всему, больше завораживают ее поблескивающие аква-туфли, нежели что-то иное, и не сходит с места, покуда пленка не заканчивается и все не делают себе перерыв, после чего соскальзывает по стойке на барный табурет с ним рядом.
– У меня однерки кончились, – начинает он.
– Миленький, это у тебя хандра НАСДАК[87], мы все приняли ванну, отстой это, но, может, ты мне окажешь услугу, я тут новенькая, а ты, похоже, полупостоянщик, так не подскажешь мне, где в этом заведении Шампанский Салон?
– Двадцатки у меня тоже кончились.
– Никаких обязательств.
– Дальше вы скажете: «Но постой-ка!» – Он недоуменно смотрит какое-то время в свой смертоносный напиток, как будто ждет, что решение его личной проблемы всплывет к нему отпечатанным на одной грани додекаэдра, затем, медленно качнувшись, осторожно поднимается. – Я в туалет, пошли, это по пути.
Он ведет ее вглубь и вниз лестничного пролета. Освещение все дальше и дальше дрейфует к красному концу спектра. Снизу сочатся романтические струнные аранжировки, которые, как считала Максин, отправили на пенсию еще в семидесятых, сегодня вечером они заманчивы не больше, чем тогда.
– Я буду внутри, если захочешь поговорить. Безгонорарно. Честно.
Шампанский Салон уютен в масштабе, скорее – Подсобка Безумного Пса. Видеоэкраны, некоторые показывают только шум, на других мелькают порнопленки на винтажном «Кодахроме» с низким разрешением, там и сям установлены по стенам на кронштейнах. За столиками в одиночестве сидят девушки, у них перекуры. Другие оседлали клиентов в испакощенных велюровых тенях «кабинок уединения» в глубине. Здесь миниатюрный бар с парой полок бутылок, чьи этикетки Максин с ходу не распознаёт.
– Ты новенькая, – замечает бармен с личиком модной куклы, бойким голосом, что как-то противоречит напученному комплекту усовершенствованных губ, из коих он раздается. – Добро пожаловать в небеса гиков. Один мохито за счет заведения, а дальше сама.
– Полное разоблачение, – грит Максин, – я гражданская, думала сегодня вечер МЯБВ, наверно, перепутала.
– Клиента привела?
– Да племянник соседки, попросила за ним приглядеть. Приличный парнишка, по сути, может, только слишком подолгу в интернете.
В который момент Эрик просовывает голову сквозь бисерный полог.
– Ох нет, только не этот, не-а, этого на пинках вынесли, эй, уродоид, мне опять сюда вызвать Порфирио, чтоб показал тебе, где тут тротуар?
– Все ништяк, – Максин с улыбкой, пожимая плечами и выскальзывая за дверь. – Все хорошо.
– Мудачье, – бормочет Эрик, – что я могу сделать, если мне ноги нравятся?
– Ты где живешь? Я тебя провожу.
– На Манхэттене, в центре.
– Пойдем, за тачку раскошелюсь. Давай только сбегаю переоденусь.
– Я снаружи подожду.
– Что это у вас с Ножничком, – желает знать Стю Гоц, когда она снова годна к эксплуатации на дорогах общего пользования. – Приятную же вы компанию водите.
– О, это по делу.
– Кстати, о деле – по состоянию на сейчас мы с радостью предложим вам контракт на месяц, при одном условии, что вы прослушаете наш Семинар по Вводному Профилированию, где вас познакомят с различными видами техно-подонков и психосоциальных отщепенцев, которые, как ни печально это признавать, имеют склонность быть представленными среди нашей клиентуры в чрезмерном изобилии.
Она берет его визитку, которая может однажды пригодиться, хотя ни он, ни она пока ясно не видят, как именно.
Эрик живет в студии на пятом этаже, без лифта, в Лоисайде, бездверная ванная втиснута в один угол, в другом – микроволновка, кофеварка и миниатюрная раковина. Повсюду беспорядочно расставлены картонные коробки из-под вина с личными пожитками, а большая часть ограниченного полового пространства замусорена нестираным бельем, контейнерами из-под выносной китайской еды и картонками от пиццы, пустыми бутылками от «Смирнофф-Лед», старыми номерами «Тяжелого металла», «Максима» и «Ежеквартальника анальных нимфеток», каталогами женской обуви, дисками с пакетами для разработки ПО, игровыми контроллерами и картриджами для «Волкенштейна», «ДУМА» и прочих. С избранных участков потолка слущивается краска, а окна обработаны преимущественно уличной копотью. Эрик отыскивает сигаретный окурок чуть длиннее других в кроссовке, что у него за пепельницу, и зажигает его, затем его мотает в сторону электрической кофераздачи, где он начисляет себе немного холодной жижи дневной выдержки в кружку с каким-то прямоугольным силуэтом на ней и словами «СТИЛИ ОФИГЕННЫ», выбегающими за рамку.
– Ой. Хотите?
Они взрывают косяк, Эрику на полу хорошо.
– Теперь, – голосом, как она надеется, достаточной твердости, – про эту ситуацию с ногами.
– Вот, давайте вам только туфли снимем, не беспокойтесь. С полом вам взаимодействовать не надо, можете на меня их поставить.
– И я так думаю.
Давненько уже, от слова никогда, стопы ее не удостаивались такого внимания. Ее на миг захлестывает паника, непонимание, это со мной что-то не так, если я это позволяю? Эрик, со сверхчувственной ухмылкой, смотрит на нее снизу и кивает.
– Ну да, точно.
Ноги ее, похоже, отдыхают у него в подоле, и она не может не заметить, что у него этот, ну, в общем, стояк. Вынут из штанов и меж ее стоп вообще-то, и как бы движется туда-сюда… Не то чтоб такое с нею бывало часто, отчего, быть может, она и начинает теперь робко исследовать, какой там есть ножной эквивалент у слова ласкать, «носкать», наверное, возбужденный орган, пальцы у нее всегда были до того хваткими, что она могла подбирать ногой чулки, ключи и разбросанную мелочь, а подошвы сейчас, из-за каннабиса, что ли? вдруг необъяснимо сенсибилизированы, особенно пятки изнутри, что, как ей говорили рефлексологи, напрямую соединено с ее маткой… она проскальзывает полированными пальцами одной ноги ему под яйца, а подушечками пальцев на другой принимается оглаживать ему пенис, меняет ноги через некоторое время, просто посмотреть, что получится, все чисто из экспериментального любопытства, конечно…
– Эрик, что это, ты что, взял… и кончил, мне на ногу?
– Эм, да? ну, не вполне, птушто на мне кондом?
– Тебя что беспокоит, грибки?
– Не обижайтесь, мне просто кондомы нравятся, я иногда его надеваю, просто чтобы на мне был, понимаете?
– ОК… – Максин быстро взглядывает на его елду, и линзы ее выворачиваются наизнанку и улетают через всю комнату. – Эрик, ты меня извини, но это какая-то отвратительная кожная инфекция?
– Это? а, это дизайнерский кондом, из «Троянской» Коллекции Абстрактных Экспрессионистов, по-моему, вот… – Он стягивает и машет им ей.
– Не стоит, не стоит.
– Вам было норм?
Ах какой душечка. Ну? Норм или нет? Она изгибает шею и улыбается, есть надежда, не слишком ситкомично.
– Вы это нечасто делаете.
– Не так уж и часто, как всегда грит Папаша Боебакс… – Теперь у него на лице это внимательное выражение пацана-на-свиданке. Так, Максин не будь всю жизнь шмуком: – Послушай, Эрик. Тотальная честность, ОК? – Она рассказывает ему об их договоренности с Реджем.
– Что? Так вы пришли в этот стриптиз намеренно, искать меня? Эгей, Редж, спасибо, кореш. Он чего – он меня проверяет?
– Не парься, просто считай меня версией тебя из приличного мира, понимаешь, что я хочу сказать. Это тебе быть изгоем, приключения в ПодСетье, кому из нас, по-тоему, прикольнее?
– Еще бы. – Он мечет в нее быстрый взглядик – она за ним наблюдала, иначе б не заметила. – Раз думаете, это по приколу, так, может, мне вас туда как-нибудь сводить надо. Показать, что там и как.
– ОК. Забились.
– Правда?
– Может оказаться романтично.
– По большей части не, все довольно в лоб, директории, куда надо заходить и делать там поиск ручками, потому что ни один ползун этого не умеет, туда никакие линки не ведут. Время от времени бывает жутко, дрянь, которую кто-нибудь, вроде «хэшеварзов» не хочет никому показывать. Или сайты, где ссылки погнили, после банкротства, на которые всем уже насрать…
Предполагается, что ПодСетье – преимущественно устарелые сайты и битые ссылки, нескончаемая мусорная свалка. Как в «Мумии» (1999), искатели приключений когда-нибудь сюда явятся, раскопают реликвии далеких и экзотических династий.
– Но так только с виду, – по словам Эрика… – за всем этим – целая невидимая путаница ограничений, встроенных, в какие-то места пускают, в какие-то нет. Это неявный кодекс поведения, который надо выучить и следовать ему. Свалка, со своей структурой.
– Эрик… скажем, там есть такое, что мне захочется хакнуть…
– Эххх. А я-то уже подумал, вы меня полюбили за мой психосексуальный профиль. Мог бы и догадаться. История всей моей жизни.
– Ш-ш, нет, ничего подобного – сайт, про который я думаю, его там может и не быть, он из тех сайтов холодной войны, может, какая-то маргинальная фантазия, путешествия во времени, НЛО, контроль сознания…
– Пока звучит обалденно.
– Может быть шифрован по-тяжелой. Если бы мне хотелось туда проникнуть, мне бы понадобился какой-нибудь альфа-гик крипто-гений.
– Ну да, это, получается, я, но…
– Эй, я тебя найму, я легитимна, Редж подтвердит.
– Еще б не подтвердил, он же нас и свел. Должен взимать с меня маклерскую комиссию. – Держа теперь одну ее туфлю, можно сказать, с надеждою.
– Ты не собирался…
– Собирался, но если вам нужно возвращаться, я понимаю, вот, давайте я вам их просто опять надену…
– Я в смысле, они все равно немного слишком повседневные, ты не считаешь? А ты, судя по всему, скорее тяготеешь к «Маноло Бланик».
– Вообще-то есть такой чувак, Кристиан Лубутен? Пятидюймовые шпильки делает? Обалдеть.
– По-моему, я видела какие-то подделки.
– Эй, подделки, не вопрос.
– Может, в следующий раз…
– Честно?
– Нет?
Когда она добирается домой, звонит телефон. Долой его с рычага. Сколько-то предыдущих сообщений на машине, все от Хайди.
Которая прежде всего желает знать, где Максин была.
– Шмузила. Что-то важное, Хайди?
– О. Просто интересно… кто новый мужик?
– Но…
– Тебя видели на днях в китайско-доминиканской рыгаловке. Довольно пылко, сообщают, лишь друг на друга и смотрели.
– Типа, – видимо, не следовало ей выпаливать, – он из ФБР или чего-то. Хайди, это было по работе… Я это списываю на Командировки-и-Развлечения.
– Ты все на КиР списываешь, Максин, мятные леденцы, зонтики из газетных киосков, а ни я, ни Кармине вот чего понять не можем – зачем ты просишь нас так сильно тебе помогать лазить в базу данных НЦКИ[88], особенно если ты при этом встречаешься с Элиотом Нессом и кем не.
– Что мне, кстати, напоминает…
– Что, опять? Кармине, не то чтоб он жадничал, вовсе нет, хотел бы знать, не желаешь ли ты, случайно, отплатить ему за какие-то из тех услуг, что он тебе оказывал.
– Посредством?..
– Ну, к примеру, в связи с трупом в «Дезэрете» и этим мафиозо, с которым ты одновременно дейтишься?
– С кем – с Роки Тэкнезом? Он уже что у нас, подозреваемый? И ты о чем это, дейчусь?
– Ну, мы, конечно, допустили, что вы с мистером Тэкнезом… – У Хайди уже по всему голосу расползлась эта фирменная ухмылка.
Максин на минутку впадает в одно из упражнений Шона по визуализации, когда ее «беретта», буквально у нее под рукой, трансформируется в красочную калифорнийскую бабочку, преданную, как Мотра, делу мира.
– Мистер Тэкнез помогал мне с одной жалобой на растрату, без взаимного доверия тут никуда, и я сомневаюсь, что оно подразумевает стук на него властям, как ты считаешь, Хайди.
– Кармине только хочет знать, – Хайди неумолимо, – вот что, не упоминал ли когда-нибудь мистер Тэкнез своего бывшего клиента, покойного Лестера Трюхса.
– Базары ВК? Мы в это не очень лезем, извини.
– Портит послесвечение, я вполне разделяю, хотя где ты находишь время для какого-то бюрократа из О.К. на стороне…
– Может, он поинтереснее будет, чем…
– «Поинтереснее». А. – Это раздражающее стаккато «а» Хайди. – А Гитлер хорошо танцевал, у него было чудесное чувство юмора, я, блядь, просто ушам своим не верю, мы смотрим те же фильмы по «Времяжизни», там всегда находятся те, кто оказывается крысой-социопатом, штупит секретаршу, транжирит детские деньги на школьный обед, медленно отравляет невинную невесту, набрызгав ей в завтрак инсектицидом.
– Это типа… – невинно, – ты про крупяных злодеев?
– Лишь птушта я тебе когда-то впарила идею рекламы про копов? И ты ей поверила?
– Он не коп. Мы не новобрачные. Не забыла? Хайди, расслабься уже, ей-бо.
21
После целого дня блужданий по обширному бассейну шопинга в интерфейсе ЮХи-Китай-города-Трайбеки, Максин и Хайди под вечер оказываются в Восточной Деревне, где ищут бар, в котором должна петь Дрисколл с нет-коровой бандой, называемой «Уравнение Чипсов Прингл», когда налетают внезапные порывы запаха, на таком расстоянии еще не насыщенные, но уже странно чистые по своему контуру, пока наша парочка идет по душным сумеркам им навстречу. Вот по кварталу, в панике вопя, театрально зажимая носы и по временам хватаясь за головы, уже бегут граждане.
– Мне кажется, я видела это кино, – грит Хайди. – Что это за запах?
Оказывается – Шноблинг Вероникл сегодня прихватил свой «назер», который фактически, похоже, применялся недавно, его усеянный светодиодами выпускной конус люто моргает. Его сопровождает небольшое подразделение корпоративной безопасности в дизайнерских робах, у каждого – наплечный шеврон в форме флакона «Шанели № 5», а поперек пробки написано «СИЛЫ БЛАГОУХАНИЯ», и на этикетке логотип с отзеркаленными C по бокам окружен парочкой «глоков».
– Облава, – объясняет Шноблинг. – Грузовик латвийского фальсификата, мы должны были осуществить закупку, но запахло керосином. – Он кивает на унылую троицу мини-мобстеров из Задвинья, полубессознательно рухнувшую в парадном. – Нормально все с ними будет, просто альдегидный шок, поймали их в главный лепесток, максимизировало довоенный нитромускус и беспримесный жасмин, верно?
– Кто угодно поступил бы так же. – А по вопросу химии, что, прошу прощения, тут вдруг происходит у Хайди со Шноблингом?
– Скажите-ка… это на вас не «Пуазон»? – Нос Шноблинга, в тусклом свете набирая медленно пульсирующее зарево.
– Как вы догадались? – с ресницами, тип-того. Достаточно раздражает, еще больше – с учетом вопроса о «Пуазоне», который давно уже назревал между Максин и Хайди, особенно – обычай Хайди надевать его для поездок в лифтах. По всему городу, иногда и много лет спустя, лифты не оправились от пребываний в них Хайди, сколь коротки бы те ни были, а некоторым даже пришлось посещать для детоксикации особые Оздоровительные Лифтовые Клиники.
– Нужно прекратить себя уже винить за это, вы были жертвой…
– Мне надо было просто закрыть перед нею двери и дефолтироваться к крыше…
Меж тем, вот подтягивается околоток плюс взрывотехнический отряд, пара неотложек и команда спецназа.
– Поди ж ты, да это никак парнишка.
– Московиц, что вас сюда привело?
– Шмузил с ребзей до «Кремовых Хрустиков», случайно перехватил это со сканера… А эт что, неужто он самый, с огонечками, этот пресловутый Ньяаазер, а?
– О… что, вот это? Не, не, просто игрушка для детишек, послушайте, – нажав на отвлекающую кнопку, активирующую звуковой чип, который начинает играть «Бэби-белугу».
– Красота, и за ккого же иддиёта вы меня тогда принимаете, юный Шноблинг?
– Савантной разновидности, вероятно, а меж тем глядите, Сойк, вон целый фургон «Шанели № 5», который может заблудиться по пути в реквизиторскую, если за ним кто-нибудь не присмотрит.
– Да что вы, это ж любимый аромат моей дражайшей супруги, о как.
– Ну, в таком случае.
– Шноблинг, – Максин бы очень хотелось задержаться и поболтать, но: – случайно, не знаете в этих местах бар, называется «Водкаскрипт», мы его ищем.
– Проходил мимо, вам пару кварталов в ту сторону.
– Будем рады, если и вы с нами, – Хайди, борясь с чрезмерным рвением.
– Не знаю, сколько мы там пробудем…
– Ай, да ладно. – Грит Хайди. На ней сегодня вечером джинсы и двойка какой-то опрометчивой мандариновой пастели, вопреки, или же благодаря, чему Шноблинг зачарован.
– Ребята, мы с бумагами закончим на 57-й, лады? – грит Шноблинг.
Вот так скоренько. Думает Максин.
В «Водкаскрипте» они застают полный зал трестафар, киберготов, безработной кодировщицкой публики, окраинных жителей в вечном поиске менее пресной жизни, все они набились в крохотный экс-бар шаговой доступности без К/В и с перебором усилителей, слушают «Уравнение Чипсов Прингл». Вся банда – в нёрдовых очковых оправах и, как все остальные в зале, потеет. Лидер-гитарист играет на «Эпифон-Лес-Пол-Кастоме», а клавишник – на «Корге Ди-Дабью-8000», кроме того, там имеется язычковая личность с разнообразными язычковыми и перкуссионист с широким ассортиментом тропических инструментов. Особым гостем сегодня вечером на периодическом вокале слышна Дрисколл Сипухт. Максин раньше и вообразить себе не могла, что вселенная Дрисколл, состоящая из трехбуквенных акронимов, может включать в себя «МЧП», а тут гляньте-ка на последнее издание. Волосы подобраны и заколоты, обнажают, к удивлению Максин, эдакое приятно гексагональное личико младшей модели, глаза и губы недокрашены, подбородок решителен, как будто она собирается относиться к своей жизни всерьез. Лицо, как Максин не может не думать, вступившее в свои права…
Вот был Переулок – весь день вечеринка, а в городе мы – новички, гики на карусели, глаза покраснели, вставать на ноги нам не с руки…