Око за око Грей Мари
— А разве ты не желаешь обновить завивку на своих кудрях?
— Или привести в порядок ногти?
— Как-нибудь в другой раз! — возразил историк и с несвойственной еговозрасту быстротой направился к двери: — Мой труд торопит меня...
— Тогда ваша очередь! — разочарованно обратились метеки к триерарху иЭвбулиду.
Снова защелкали ножницы, запахло благовониями.
Ощущая приятный озноб в голове от беглых прикосновений металла, чувствуя,как отмокают пальцы в теплой воде, настоянной на травах, Эвбулид никак не могвзять в толк, что происходит в мире. Странные странности! Римлянин дает ему,греку, в долг, в чем отказали Эвбулиду его соотечественники. А греки, причемтакие, как Полибий и Панеций, защищают кровожадный Рим, оправдывая все егоубийства и войны, в том числе и порабощение Греции... От этих тревожных мыслейего отвлек финикиянин. Он поднес к лицу Эвбулида зеркало и спросил:
— Может, завить волосы? Это сейчас очень модно, особенно если идешь названый ужин!
— Да, пожалуй, — согласился Эвбулид. А его сосед триерарх неожиданнозахохотал:
— Тогда завивайте меня в три раза крепче, потому что я зван сегодня сразуна три ужина. И, клянусь трезубцем Посейдона, — мрачнея, пообещал он, — напьюсьна них так, что позабуду и Рим, и всех его прихвостней!
2.Двадцатилетняя Гедита
Когда Эвбулид вернулся домой, в мужской половине все уже было готово кприходу знатного гостя.
Клине, всегда покрытые грубым шерстяным сукном, на этот раз были застланыяркими, дорогими покрывалами, приданым Гедиты, вынутым из сундуков; Арменсдвинул их так, чтобы Эвбулиду было удобно вести беседу с Квинтом.
Еще три клине, одолженные у соседей, стояли у стены на тот случай, еслиКвинт приведет с собой товарищей или заявятся незваные гости — параситы1.
Тазы для умывания, венки из роз, расшитые цветами подушки и пестрыековрики — все лежало на своих местах.
За несколько часов, которые провел Эвбулид в цирюльне, повар, судя поароматам, идущим из кухни, честно зарабатывал две драхмы.
— Гедита! — громко позвал Эвбулид, довольно потирая ладони.
— Иду-у! — послышалось из гинекея.
Что-то в голосе жены приятно удивило Эвбулида. Таким он слышал его развечто тринадцать лет назад из приоткрытых окон ее девичьей комнаты.
— Гедита! — нетерпеливо повторил он.
— Я здесь...
Эвбулид оглянулся и замер.
На пороге гинекея1 — словно и не было этих тринадцати лет— стояла Гедита! Куда делись хмурые морщинки, старящие ее лицо? Гдепоселившиеся в ее глазах усталость и недовольство? Всегда покрытые пепломдомашнего очага волосы на этот раз были тщательно уложены волнистыми локонами.Щеки и губы аккуратно раскрашены в нежный румянец. Брови подчеркнуты сажей,веки оттенены углем. Но главное — глаза. Они были прежними — молодыми исчастливыми. А еще духи — Эвбулид сразу узнал их запах и вспомнил: свадебныймесяц гамелион, полнолуние, прячущая под покрывалом лицо Гедита и священныйгимн, которым встречали их родители и соседи:
«О, Гимен, о, Гименей!..»
Гедита смутилась от долгого взгляда мужа, опустила глаза и ласково,совсем как в дни их минувшей молодости, сказала:
— Эвбулид, наконец-то и наш дом заметили боги... Неужели это были наширабы?
— Наши, Гедита! Конечно же, наши!
— С такими рабами мы действительно расплатимся с Квинтом! А я такбоялась...
— Видишь — и совсем напрасно!
Эвбулид подошел к жене и тоже, как в молодости, взял ее за руки. Шепнулна ухо:
— А знаешь, как мы отблагодарим нашего главного покровителя — Гермеса?Сына, который родится у нас после сегодняшней ночи, мы назовем его именем!
— Эвбулид! Здесь же дети...
Гедита со счастливым укором показала глазами на приоткрытую дверьгинекея, откуда выглядывали Фила и Клейса.
— Ну и что? — воскликнул Эвбудил и подхватил на руки младшую дочь: —Фила, Клейса, скажите маме, вы хотите, чтобы у вас был братик по имени Гермес?
Фила стыдливо закрыла лицо платком и скрылась за дверью. Клейса, забавновыговаривая слова, спросила:
— А он тоже будет из глины, как тот Гермес, что живет у нас за дверью?
— О боги!..
Эвбулид быстро опустил Клейсу на пол и ударил себя кулаком по лбу.
— Забыл! Совсем забыл...
— Что случилось? — встревожилась Гедита. — Эвбулид, на тебе же лица нет!
— Я...
— Ну, говори же, говори!
— Я обманул бога!
— Ты?! Ты, всерьез не обманувший в жизни ни одного человека — обманулбога?! Эвбулид, ты наговариваешь на себя!
— Если бы это было так! — Эвбулид тяжело опустился на клине.
— Сегодня утром я пообещал Гермесу, что поставлю ему в случае удачикаменную статую и новый алтарь, принесу в жертву лучшего поросенка, какоготолько можно будет найти на агоре! И вот он подарил нам удачу, да что удачу —счастье! А я с этими проклятыми атлетами и цирюльниками забыл о своем обещании!
— Что же теперь делать, Эвбулид? — встревожилась не на шутку Гедита.
Эвбулид вскочил с клине, отталкивая бросившегося к нему на помощь Армена,сам начал завязывать ремешки на сандалиях.
— Скорее на агору! — бормотал он, путаясь с непривычки в ремешках и, вконце концов, позволяя Армену обуть себя. — В лавки каменотесов, в мастерскиескульпторов...
Громкие удары железного молотка в дверь оборвали его на полуслове.
— О, Афина! — прижала к лицу ладони Гедита. — Что же теперь будет? Может,Квинт подождет, пока ты сбегаешь? — с надеждой спросила она.
— Квинт? — грустно покачал головой Эвбулид. — Никогда!
Стук в дверь повторился.
— Армен, — слабо надеясь, что это пожаловал Демофонт за старым долгом иликто-нибудь из дружков Диокла, окликнул Эвбулид. — Что стоишь? Иди, посмотри,кто там?
Кряхтя и отряхивая с хитона мучную пыль, принесенную с мельницы, старый рабмедленно прошел через комнату. Неторопливо открыл дверь, за которой тут жепослышалась ругань, сопровождаемая звонкой затрещиной, и возвратился снесвойственной ему быстротой.
— К тебе гость, господин, — потирая затылок, сказал он. — Веленодоложить: Квинт Пропорций, благородный квирит1 всадническогосословия...
3.Благородный квирит
— Эгей, Эвбулид, Марс тебя порази! — прогремело за порогом. — Ты что —нарочно забрался в это проклятое богами место Афин?!
Гедита проворно подхватила на руки заплакавшую Клейсу и скрылась вгинекее. Обычай запрещал ей находиться в мужской половине в присутствии чужихлюдей, и она не могла даже поблагодарить римлянина за все, что он сделал дляних.
Дверь грохнула, закрываясь, словно в нее попал свинцовый снаряд, пущенныйиз пращи умелой рукой.
Квинт Пропорций стоял на пороге, с недовольством разглядывая заляпанныезловонной грязью сапоги из мягкой темной кожи, скрепленные на подъеме красивойпряжкой в форме полумесяца.
— Или я дал тебе недостаточно денег, чтобы ты мог пригласить меня в болеедостойное место? — отрывисто бросил он, хмуро осматривая закопченные стены инизкий потолок.
— Не беспокойся, Квинт! — радушным тоном поспешил смягчить раздражениегостя Эвбулид. Он подтолкнул к римлянину Армена и пообещал: — Сейчас мой рабразует тебя и почистит твои дорогие сапоги! Они станут еще лучше, чем когда тывпервые увидел их в лавке сапожника!
— Я вообще не видел их в лавке у сапожника, потому что это подарок брата!— желчно возразил Квинт, скользнул по Армену презрительным взглядом и процедилсквозь зубы: — Разве этот раб годен еще на что-нибудь? Такого я давно бы ужеотправил на остров Эскулапа!
Римлянин перехватил благодарный взгляд Армена, принявшего его слова зачистую монету, и нахмурился:
— К тому же он глупец и неуч. Пусть лучше приведет с улицы моего раба иотвяжет твою собаку. Я не желаю, чтобы расплодившиеся в ваших Афинах параситы ибродяги помешали мне приятно провести вечер!
— Но у меня нет собаки! — развел руками Эвбулид. — Мне пока нечегоохранять от воров.
— Тогда возьми веревку и привяжи к двери этого старого раба! — проворчалКвинт. — Да вели ему лаять погромче на прохожих. Хоть какая-то польза будет отдармоеда!
Эвбулид незаметно для гостя сделал Армену знак убираться из комнаты.Армен выскользнул в дверь, и почти тут же в дом вбежал смуглый египтянин. Упавна колени перед Квинтом, он ловко снял с него сапоги, пододвинул таз с водой истолик с благовониями, тщательно вымыл ноги своего господина, обильно надушилих. Затем схватил под мышку грязные сапоги и стремглав бросился с ними в угол —приводить в порядок. И все это — без единого слова.
— Твой раб на зависть! — воскликнул Эвбулид, привыкший видеть в чужихдомах и на улицах Афин ленивых, вечно огрызающихся рабов. — Но почему он вседелает молча? Ты, наверное, недавно купил его, и он еще не понимает ниэллинской, ни вашей речи?
— Он все понимает, мерзавец! — усмехнулся Квинт. — Просто неразговаривает.
— Так он — немой?
— Он более чем немой! — подчеркнул Квинт и, видя, как вытягивается лицоЭвбулида, объяснил: — Я запрещаю своим рабам разговаривать. Зачем? Лишняяроскошь. Рабы — это орудие труда, такие же, как телега или мотыга. Скажи, разветы видел, чтобы телега разговаривала или мотыга смеялась?
— А если ему захочется поговорить? — с жалостью покосился на чистящегосапоги египтянина Эвбулид. — Мало ли — земляка встретит или случайно что-нибудьскажет?
Квинт равнодушно пожал плечами.
— Тогда, клянусь Марсом, это будут последние слова в его мерзкой жизни. Яприкажу вырвать ему язык. А если после этого он, как ты выразился, «случайно»еще и замычит, — шумно зевнул он, — я велю раздробить ему колени, какпоследнему беглецу или вору, и выброшу за забор — подыхать!
— И после этого ты не боишься иметь у себя в доме насмерть озлобленныхрабов? — зябко поежился Эвбулид.
— Сколько рабов — столько врагов, как говорят у нас в Риме! — усмехнулсяКвинт. — Зря что ли я держу у себя нескольких преданных мне надсмотрщиков? Этинегодяи из страха, чтобы я не отослал их на рудники или не продал ланисте вгладиаторы, доложат мне то, о чем еще только начинают замышлять рабы! Онипередадут мне мысли даже мертвого! Но я и сам вижу своих рабов насквозь. Каксчитаешь — о чем сейчас думает этот негодяй?
Квинт кивнул на египтянина, который, вздрогнув, еще быстрее стал водитьтряпкой по сапогам. Эвбулид взглянул на раба и предположил:
— О чем еще может думать всегда голодный раб?.. Наверное, слышит вкусныезапахи и хочет есть. Ты позволишь Армену накормить его на кухне?
— А это ты сам спроси у него! — предложил Квинт.
— Но ведь ты... вырвешь у него за это язык!
— Конечно!
Римлянин, с усмешкой взглянув на растерявшегося Эвбулида, сам обратился крабу:
— Как ты посмел не ответить моему другу? Египтянин вздохнул и стал водитьтоскливыми глазами по комнате.
— Квинт, не надо! — не выдержал Эвбулид, жалея, что поддержал этотразговор.
Но римлянин не унимался.
— Значит, ты и мне не хочешь отвечать? — с угрозой спросил он раба. —Знаешь, как я поступаю в таких случаях? А ну выбирай, что тебе дороже — языкили голова, с которой ты сейчас же распростишься за неподчинение господину?!
— Квинт! — закричал Эвбулид, с ужасом глядя на сжавшегося раба. Понимая,что еще мгновение, и египтянин не выдержит этой пытки, он хлопнул в ладоши: —Эй, повар!
— Да, господин? — тут же послышалось из кухни.
— У тебя все готово?
— Конечно!
— Вноси!
Эвбулид, словно ненарочно, встал между Квинтом и рабом и стал показыватьгостю, на какое клине ему забираться.
Собственноручно пододвинул для удобства под ноги римлянина маленькуюскамейку. Остывая, Квинт погрозил рабу кулаком, забрался на покрывало и лег,опираясь на левую руку.
4.Званый ужин
Повар, приветливо улыбаясь, внес небольшой столик, уставленный блюдами изрыбы и мяса. Между ними стояли мисочки с острыми приправами и соусами. С этихвозбуждающих аппетит блюд греки всегда начинали свои пиры.
— А где же яйца? — нахмурился Квинт, придирчиво осмотрев столик.
— Я думал, что здесь, в Афинах... — начал было Эвбулид, но Квинт оборвалего:
— Я не собираюсь менять своих привычек ни в Риме, ни в его провинциях!Раз заведено моими предками начинать трапезу яйцами и заканчивать ее яблоками,пусть твой повар так и сделает!
Эвбулид жестом поторопил повара выполнять приказание гостя, и пока тотвозился на кухне, выскочивший из угла раб надел на головы пирующим венки изроз. Помогая ему ровнее уложить венок, Эвбулид почувствовал, как дрожат рукиегиптянина.
— Вот это другое дело! — обрадовался Квинт, замечая в руках вбежавшегоповара миску с яйцами. — Молодец!
Повар зарделся от похвалы.
Квинт заметил это и сдвинул брови:
— Но я уверен, Эвбулид, что твой повар — большой мошенник и плут!
— Это не мой повар — я нанял его сегодня на агоре!
— Какая разница! — продолжал злословить в адрес переминавшегося с ноги наногу повара Квинт. — Все они рады отщипнуть кусок от чужого добра! Мы в Римедержим их в кулаке, и чуть что — наказываем розгами. А у вас, говорят, одинповар так обогатился остатками со стола своего господина, что купил себе десятьбольших домов!
— Ты, наверное, слышал это в цирюльне? — улыбнулся Эвбулид.
— Это еще почему?
— А потому, что тот повар, кстати, звали его Мосхион, и служил онДеметрию Фалерскому, построил себе не десять, а три дома. Хотя, справедливостиради, надо сказать, что он, действительно, был большим мошенником, и в Афинахдаже высокопоставленным семьям приходилось страдать от его наглости.
— И этот из того же теста! — подвигаясь к столику, проворчал Квинт. — Всерабы и вольноотпущенники — воры и мошенники!
Он поводил над блюдами рукой, не зная, с какого начинать. Наконецостановил свой выбор на дымящейся колбаске. Обмакнув ее в щедро сдобреннуючесноком подливку, поднес к дрогнувшим от нетерпения губам.
— О-у-гмм! — промычал он, вонзая в нее крепкие зубы.— М-мм!
Эвбулид с недоумением покосился на зажмурившегося от наслаждения гостя.Квинт расправлялся с колбаской так, словно сидел у походного костра, а не втребующем уважения афинском доме. Видя, как тают в мисках колбаски и мясо,Эвбулид заторопил повара, чтобы тот вносил новый столик.
При виде перемены блюд глаза римлянина заблестели. В огромной чаше,обложенный яблоками и зеленью, истекал розовым соком поджаренный до румянойкорочки заяц. В маленьких кастрюльках млечно белели сочные кальмары, алеливареные крабы, чернели особым способом приготовленные куски черноморскогоската. Вид толстобокого угря, круто засыпанного крупинками соли, вызвал уКвинта восторг.
— Да таким угрем не побрезговал бы сам владыка морского царства — Нептун!— воскликнул он, вырывая обеими руками целый бок у свернутой в кольцо рыбины. —Но, Эвбулид! — в его голосе зазвучал упрек. — Ты хочешь, чтобы я умер от жажды?Где вино? Почему я до сих пор не вижу вина? Эвбулид заколебался1, но всеже дал повару знак принести ойнохойю и кратер2.
Огорченный тем, что выпитое раньше времени вино приглушит вкусовыеощущения пирующих, повар принялся разбавлять вино водою. Квинт, наблюдавший заего действиями, не выдержал:
Ты что, — вскричал он, — «питье для лягушек» решил подать старому воину?!
Повар поклонился, скрепя сердце плеснул в кратер еще немного вина, но,увидев, что лицо римлянина наливается кровью, отставил кратер в сторону и налилв кубок гостя неразбавленное вино прямо из ойнохойи.
— Вот так-то оно лучше! — заметил Квинт и, осушив кружку, глазамиприказал повару снова наполнить ее. Насмешливо покосился на Эвбулида: — А ты,старый воин, будешь цедить эту болотную жижу?
Эвбулид, не переносивший насмешек, тоже приказал вконец расстроенномуповару налить себе неразбавленного вина. Перед тем, как выпить его,вопросительно посмотрел на Квинта:
—Как будем молиться?
—А как всегда! – махнул тот рукой. – Возблагодарим богов за то, что они дали намвсе это! Когда умрем, ничего ведь уже не дадут! – хохотнул он.
—Как это? – не понял Эвбулид. – А наше посмертное существование в подземномцарстве Аида?
—Это все басни ваших философов да поэтов. Мы, римляне, в них не верим! — отрезалКвинт. — И хоть сирийцы, египтяне, иудеи, да и вы, эллины, сегодня пытаетесьубедить нас в обратном, мы до конца будем верны вере наших предков! Умрем, ивсе! Лично я не пожалел бы собственного брата, если б он даже только помыслилиначе! Убил бы вот этой самой рукой!
—Но…
—Боги дают нам блага только в этой жизни. Поэтому надо брать от этой жизни все!И никаких «но»! — стукнул кулаком по краю столика Квинт. — И вообще мы живем сними по принципу — ты мне, я тебе! А если они не выполняют наших просьб, то мыможем и высечь их!
—Как это высечь?
—Очень просто. Взять фигурку провинившегося перед тобой бога, затем прутик, и…Ну а если случается общая беда, мы делаем так всем народом! Что ты такуставился на меня? Что-то имеешь против?
Эвбулидне стал спорить с гостем. Он вдруг понял ответ на утренний вопрос Гедиты,почему римляне, все до единого, так жестоки. С такой верой действительно можнотворить в этой жизни любое зло, не опасаясь последствий! Теперь он знал, чтонадо было ответить жене. Но что бы это изменило?
«Авот Диоклу надо объяснить! — неожиданно подумал он. — А то сегодня он, кажется,неправильно понял меня. Так и жизнь проживет, заботясь лишь о временном исовершенно не думая о вечном. Добиваясь в этой жизни для себя благ всемиправдами и неправдами. Как римляне. Сразу же после этого званого ужина поговорюс ним!»
Решивтак, он поднял свой кубок и примирительно произнес:
— Ну? Кто бы ты ни был, Зевс, но, если это имя тебе нравится, я ипризываю тебя им. Даруй мне истинное благо, прошу ли я о нем или нет, и отвратиот меня зло даже в том случае, если я его домогаюсь.
— Неплохая молитва! — одобрил Квинт. — Только я всегда прошу Юпитерапосылать мне то, что он сам считает для меня благом. Боги лучше нас знают, чтоименно нам нужно!
— Так считал и наш великий Сократ!
— Возможно. Мы, римляне, немало взяли от вас, эллинов. Но, — Квинт поднялпалец, украшенный золотым кольцом, — это большая честь для вас!
— А помнишь Карфаген? — поспешил перевести тему разговора Эвбулид. Толькотеперь он стал замечать, как изменился Пропорций за те десять лет, что они невиделись. — Как мы грелись с тобой у одного костра, как страдали от жадноститорговцев? Как пили кислое вино из виноградных выжимок и восторгались им, хотяоно было пригодно только для рабов!
— Костер? — удивленно переспросил Квинт. — Вино из выжимок?! Насколько япомню, в нашем римском лагере всегда было прекрасное кампанское!
— А костер, Квинт? Ну, вспомни: ты еще укрылся моим плащом!
— Нет! — покачал головой Пропорций. — Торговцев помню, проститутокпомню... Но костер...
— А приезд Сципиона Эмилиана?
— Спрашиваешь!.. Его появления мне не забыть никогда, ведь он едва неприказал своим ликторам отрубить мне голову за, как он выразился, полнуювакханалию в моей центурии!
— Да, он крутой человек!
— Еще бы! Но если б не он, мы до сих пор торчали бы под Карфагеном.
— И погонял же он нас тогда на учениях! Я едва волочил после них ноги! —пожаловался Эвбулид.
— Без тех учений пунов нам было не одолеть! — строго заметил Квинт. — Ибез порядка, что навел Сципион, тоже.
— А помнишь, как ночью, без единого шороха, мы полезли на высокую стенукрепости?
— Как не помнить! Нас вел тогда за собой сам Тиберий Гракх. Но знаешь,меня давно интересует один вопрос: я вызвался на эту рискованную вылазку потому,что нужно было как-то заглаживать вину перед консулом. И потом, в случаеуспеха, меня ждал дубовый венок за храбрость и слава. А вот что ты, эллин,забыл на той стене?
— Не знаю!.. — пожал плечами Эвбулид. — Ваш Тиберий, вызываядобровольцев, так горячо говорил по-эллински перед нашим отрядом, что ноги самивынесли меня к нему!
— Это могло плохо кончиться для тебя! — заметил Квинт.— Особенно послетого, как часовые заметили нас и подняли шум...
— ... и мы пошли небольшой горсткой на открытый штурм! — подхватилЭвбулид.
— Честно скажу тебе, такого я больше не видел ни в одном бою! Туловищабез голов, головы без туловищ... ошпаренные горящей смолой рожи со свареннымиглазами! А сверху — копья, пики, стрелы, раскаленный мелкий песок, которыйпродирает до самых костей!.. Не хотел бы я, — передернул плечами римлянин, —чтобы такое приснилось мне, не то что увиделось бы еще!
Он сам, не дожидаясь повара, наполнил до краев свой кубок и выпил егоединым залпом. Заново переживая ту страшную ночь, Эвбулид последовал егопримеру.
— Мало кому из счастливчиков удалось увидеть вершину стены! — вздохнулон.
Квинт стукнул дном кубка по столику:
— Но мы-то с тобой увидели! И отвоевали у проклятых пунов башню! А все —Тиберий!
— Да, он первый, подавая пример, перешел по перекинутой доске надпропастью... Как было отставать от этого совсем еще юноши?
— Выпьем за него, дружище!
— За Тиберия Гракха! — охотно поднял кружку захмелевший Эвбулид.
— За Сципиона Эмилиана!
— ЗаСципиона!
— За...
— ... тебя, Квинт! — воскликнул, перебивая гостя, Эвбулид.
— Спасибо, дружище.
— Судя по твоим дорогим одеждам — ты скоро выбьешься в сенаторы? Знал лия, спасая на карфагенской стене простого центуриона, что дарю Риму его будущегосенатора?
— Увы! — вздохнул Квинт. — Я только лишь всадник, хотя, поверь, этонемалая и уважаемая должность по нынешним временам. После войны с Коринфом янакопил четыреста тысяч сестерциев, необходимых для того, чтобы попасть в этовторое сословие Рима, и теперь вот, — приподнял он край тоги, показывая узкуюпурпурную полоску на тунике. — Эта полоса, да еще право носить на пальцезолотое кольцо. А в сенат мне не пробиться. Эта должность предназначена спеленок только самым знатным — таким, как Сципион или Гракх. Отец стараетсяпровести на высшую должность сына, дядя — племянника, дед — внука, брат —брата. Что им какой-то Квинт Пропорций?
— Не какой-то, а самый благородный и храбрый квирит! — ревниво поправилЭвбулид. — И если ты мне возразишь, то я... убью тебя!
— Эх, дружище! Даже трижды благородному и храброму всаднику доступ всенат закрыт уже потому, что мы, всадники, занимаемся ростовщичеством и ведемкрупную торговлю. А это ка-те-го-ри-чес-ки запрещено отцам-сенаторам! Так чтолишь какое-то чудо, величайшая заслуга перед отечеством может помочь мнепробиться в сенат и заслужить право оставить потомкам свое почетное восковоеизображение...
— И это чудо произойдет! — воскликнул Эвбулид. — Я прошу об этом гору иземлю!
— Да будут твои слова услышаны всеми небесными и подземными богами!
— Я пью за твою новую тунику с широкой пурпурной полосой!
— А я за процветание твоей мельницы! Кстати, надеюсь, она уже работает?
— Еще как, Квинт! Армен говорит, что мука выходит из-под жерновов легчепуха! А все ты, Квинт. Все благодаря тебе!
— Какие могут быть счеты между старыми друзьями! — упрекнул Эвбулидагость. — Я же говорил, что эта мельница принесет тебе немалый доход. И девятьоболов на мину1 с того, что ты получил от меня,покажутся тебе сущей безделицей!
— Как девять?! — не понял Эвбулид. — Ты шутишь, Квинт?..
— Дружище!
Римлянин поднес ко рту остатки угря, шумно захрустел солью.
— Мы теперь с тобой деловые люди, — не переставая жевать, пояснил он. — Ктому же старые друзья. У тебя сегодня радость — заработала мельница. А у меня —несчастье. Брат сообщил, что пираты захватили две триеры, которые везли изАлександрии наш товар. Если бы не это, конечно, я назначил бы тебе шесть оболовна мину, как делают у вас в Афинах, и, поверь, даже еще меньше. Но теперь немогу.
«Вот она, месть Гермеса!» — быстро трезвея, подумал Эвбулид. Он проглотилкомок в горле и с трудом сказал:
— Хорошо, Квинт. Твое несчастье — это мое несчастье. Как говорим мы,эллины, только больная душа может быть глухой к чужой беде. Кому, как не нам,старым друзьям, выручать друг друга? Девять оболов, так девять... Хотя теперьмне, конечно, куда труднее будет выбраться из нищеты!
— Ну, это уже твои заботы, — нахмурился Квинт. — Мне по горло хватает исвоих. Да, надеюсь, тот облезлый раб, которого я у тебя видел, не из тех, коготы купил сегодня?
— Что ты, Квинт! — оживился Эвбулид, вспоминая, что не сказал самогоглавного. — Мне удивительно повезло! На сомату привезли пятерых сильных, какГеракл, рабов! О них уже даже ходят легенды по городу!
— Надеюсь, это были сирийцы?
— Нет! Клянусь, ни за что не угадаешь!
— Фракийцы?
— Нет!
— М-мм... Геты?!
— Нет, Квинт, нет! Это были сколоты!
— Сколоты?..
—Да! Огромные светловолосые скифы с голубыми глазами! Я оказался первымна «камне продажи» и купил их всего за десять мин.
— Как! Всех?!
— Да! — торжествуя, ответил Эвбулид. — Ну, что скажешь?
Он взглянул на гостя, ожидая удивления, одобрения своей покупки. Но Квинтнеожиданно для него покачал головой и скривил губы:
— Скажу, что ты дурак, Эвбулид! И я уже начинаю жалеть, что дал тебе вдолг немалые деньги.
— Но почему? — воскликнул ошеломленный Эвбулид.
— Он еще спрашивает! Ты что — никогда не имел больше одного раба?
— Нет...
— Тогда все понятно!
— Что все?!
— Ты нарушил сегодня главное правило хозяина нескольких рабов, — объяснилКвинт: — Нельзя иметь в своем доме даже двух рабов одного племени!
— Почему?!