Око за око Грей Мари

Еще один афинянин отобрал у готового заплакать от досады раба своюдощечку и протянул Эвбулиду:

— Я — триерарх несчастной «Деметры», — густым басом сказал он. — И тожевручаю свою судьбу твоему рабу, хотя вид его, честно говоря, вызывает у менясомнения...

— Да он же сдохнет, прежде чем доберется до Афин, клянусь молнией Зевса,копьем Паллады, жезлом Гермеса!.. — принялся метаться между купцом, триерархоми пожилым мужчиной услужливый раб. — А ведь нужно обойти целых три дома! Даже —четыре! — неприязненно покосился он на Эвбулида. — Нет, вам нужен здоровый ибыстрый раб!

— Действительно... — засомневался Писикрит. — Если он даже доберется доАфин, то любой мальчишка может отобрать у него наши деньги. И тогда мыпогибли!..

— А я что говорю? — ухмыльнулся раб.

— Да разве кто подумает на Армена, что у него за пазухой — три споловиной таланта? — усмехнулся Эвбулид.

— Как три с половиной? Два! — поправил его купец.

— Три с половиной... — вздохнул Эвбулид и пояснил: — За то, что я убилодного из этих негодяев, за меня одного они назначили два таланта!

— Тогда я верю тебе, раз ты доверяешь своему рабу такую большую сумму! —сразу успокоился купец.

Подошедший Аристарх, узнав в чем дело, ощупал плечи Армена, послушал, какбьется его сердце. Затем внимательно поглядел на подавшегося вперед услужливогораба и заметил:

— Я больше доверяю Армену, и как лекарь заверяю, что он доберется до Афини вернется обратно.

— Тебе легко говорить! — возмутился пожилой мужчина.

— Почему? — удивился Аристарх. — У меня ведь тоже есть дощечка. Сейчас язаполню ее и попрошу передать моим родителям — именно Армена!

Аристарх взял стиль у метнувшего на него ненавидящий взгляд предлагавшегосвои услуги раба, сел и стал быстро покрывать дощечку мелкими буквами.

— Быстрей, быстрей! — торопил его купец, но лекарь, не обращая на неговнимания, продолжал водить стилем.

Наконец не выдержал и невозмутимый триерарх.

— Что-то больно длинный у тебя адрес! — недовольно бросил он. —Поторопись.

— Готово! — разогнулся Аристарх и, собственноручно вложив дощечку запазуху Армену, шепнул ему: — Иди в Афинах медленно и чаще отдыхай. Мои родителидадут снадобье, оно поможет тебе.

— Ну, — еще раз обнял своего раба Эвбулид. — А теперь стучи в крышкулюка, кричи часовому, что готов ехать за нашими выкупами!

— Но как я оставлю господина? — спохватился Армен. — Ты весь в крови! Тыранен...

— Не беспокойся, я позабочусь о нем, — пообещал Аристарх.

Беспрестанно оглядываясь, Армен заторопился наверх и слабым голосом сталзвать:

— Откройте! Откройте же!..

Эвбулид не выдержал, покинул свое место, чтобы помочь Армену, но крышкауже откинулась.

Часовой, узнав в чем дело, выпустил раба.

Эвбулид нашел свободное место и сел.

«Спасен! — с облегчением подумал он. — Хвала богам, что здесь оказалсяАрмен и что именно он отправился за выкупом, а не этот хитрый раб, готовыйбежать без оглядки, лишь только лодка пиратов пристанет где-нибудь к пустынномуберегу!»

Кто-то неосторожным движением задел его.

— Проклятье! — вскричал Эвбулид. — Нельзя ли полегче?

Он повернулся и замер.

Из полутьмы на него смотрело лицо сколота. И хотя голова раба былазамотана грязным тряпьем, а запекшаяся на щеках кровь делала его похожим нанумидийца, сомнений не было: это был тот самый сколот, который прошлым утромиспугал его на сомате, а вечером, вырвав из крыши мельницы петли вместе скрюками, избил надсмотрщика и убежал с остальными рабами...

ГЛАВАТРЕТЬЯ

1.Беглецы

Пока в Эгейском море набирал силу шторм, Тирренское море, омывающееберега Италии и Сицилии, равномерно катило свои блестящие, как спины дельфинов,волны.

Ветер бил в туго натянутые паруса, долон подрагивал под его порывами.

Владелец небольшого рыбацкого парусника, хмурый и неразговорчивыйвольноотпущенник, то и дело покрикивал на бородатого кормчего, приказывая емукрепче налегать на рулевое весло, чтобы корабль не рыскал.

Прошла ночь, отрозовело утро, наступил полдень, разливший по морюсеребряный блеск, от которого болели и слезились глаза. А долгожданной Сицилиивсе еще не было видно. Рабы, у которых давно закончилось прихваченное у бывшиххозяев вино, а носы и уши распухли от игры на щелчки в угадывание выброшенныхпартнером пальцев, шептались:

— Проклятый римлянин, куда он везет нас?

— Где земля? Почему мы до сих пор не видим берега?!

Один из беглецов, знакомый до рабства с корабельным делом, прямо спросилу проходившего мимо владельца парусника:

— Почему ты все время уменьшаешь ход? Хочешь, чтобы нас догнали хозяева?

— Как раз этого я хочу меньше всего! — огрызнулся владелец парусника.

— И для этого ты подобрал парус посередине? — подозрительно прищурилсяраб.

— Глупец! — оборвал его моряк, окидывая море неспокойным взглядом. — Еслинас заметит римское судно, то меня ждет самое страшное, что только может бытьна свете, — возвращение в рабство!

— Так оставайся с нами в Сицилии! — предложил седобородый грек, котороготоварищи уважительно звали Афинеем, хотя он почему-то всячески сторонился их.

— Не могу! — развел руками владелец парусника. — У меня в Риме семья. Ябы и вас ни за что не согласился везти, если б не мой бывший хозяин Авл Метелл.Отпустив меня за пятнадцать тысяч сестерциев на волю, что я копил десять лет,он и сейчас не дает мне прохода. Неделю назад забрал всю выручку от проданнойрыбы. А позавчера — даже дырявые снасти!

— Выходит, своим спасением мы обязаны римлянину? — усмехнулся Афиней. —Вот уж никогда б не подумал, что могу сказать благодарное слово в адрес этогосамого страшного на земле народа!

— Увы! — подтвердил моряк. — Мне больше ничего не оставалось делать, каксогласиться на предложение вашего философа, чтобы купить хоть дешевыеснасти...  А кстати, где он? Опоздал? Могли бы и подождать его!

— Оттуда, куда он ушел, не возвращаются... — печально ответил Афиней.

— Жаль! — искренне огорчился владелец парусника. — Умный был человек. Недождался какого-то дня до свободы! Хотя, разве раб может знать, что ждет егодаже через мгновенье?

Продолжая рассуждать на ходу о бренности рабской жизни, он направился ккормчему, и сам налег на рулевое весло, давая паруснику новый курс.

Примолкшие было рабы оживились при упоминании о свободе и снова засели заигру в пальцы.

Афиней подошел к владельцу парусника, и тот, обрадовавшись нечаянномусобеседнику, стал рассказывать ему о своей жизни, начав с того, что родился вбедной семье на самом юге Греции…

Прот, отойдя от них, прислонился спиной к борту, закрыл глаза и сталмечтать о том, как вернется в Пергам свободным и богатым человеком.

Мысль, как добраться до пятидесяти миллионов Тита, не беспокоила его. Этоказалось ему очевидным в Сицилии, где, в Новосирийском царстве, по словамримских рабов, все свободны, сыты и счастливы. Первым делом, думал Прот, онзайдет во дворец к Атталу и предупредит его об опасности. Скажет, что ЛуцийПропорций прибыл в Пергам убить его. И — конец Луцию... Потом он сразу пойдетдомой. Увидит лицо отца, открывающего перед ним дверь, мать, сидящую с глиняноймиской на коленях, в которой размалывают зерно.

«Ну что, — спросит он их. — Не признаете?»

Где им будет признать его, одетого в самый дорогой персидский халат,обутого в сапоги из мягкой кожи, скрепленные золотой застежкой! А еще лучше —он наденет римскую тогу с бахромой на рукавах, как у Луция Пропорция, и тогдародители примут его за сборщика налогов. То-то будет потеха! Он насладится ихрастерянностью и громко крикнет:

«Да это же я — ваш сын...»

«О боги!» — ужаснулся Прот, поймав себя на мысли, что не может вспомнитьсвое настоящее имя.

Протом, то есть «Первым», его назвал еще отец Луция, этот толстый, вечнозадыхавшийся римлянин. Купив на рынке его десятилетним мальчиком, проданнымотцом за долги в рабство, он заставил Прота испытать такое унижение, откоторого до сих пор горят щеки. Правда, нет худа без добра. Он выделял его извсех остальных рабов и прощал небольшие шалости, такие, как пролитые благовонияили плохо заправленную постель, а то и воровство одного-двух ассов, за чтодругих ждали бы плети или даже остров Эскулапа. После смерти старика хозяиномПрота стал Луций, оставивший ему по привычке прежнюю кличку и многиепривилегии. Но как же звала его мать?..

Пятнадцать лет прошло с того дня, как за кормой римского торговогокорабля остался Пергам с плачущими на берегу родителями, и все эти пятнадцатьлет он ежеминутно слышал: «Прот, опять ты медленно меня одеваешь! Прот,негодяй, снова ты утаил асс от покупки мяса? Прот, Прот...» Мудрено ли такзабыть свое настоящее имя?

«Так как же звала меня мать? Что-то такое нежное, как утренний ветер, илегкое, как прыжок воробья... — мучительно вспоминал Прот. — Дейок! — вдругвспомнил он и засмеялся от радости. — Конечно же, Дейок! Как я мог забытьэто...»

«Ну что, — спросит он перепуганных родителей. — Не признали? Это же я —ваш Дейок! Я привез пятьдесят миллионов сестерциев!»

Проту вдруг вспомнился Луций, и хорошее настроение улетучилось без труда.Луций, а не он был сейчас в дороге к Пергаму, и именно Луций мог скоро войти вдом его родителей, и не как мнимый, а как настоящий римский ростовщик! И он же,Луций, наскоро закончив все дела в Пергаме, мог опередить его и первымдобраться до сокровищ Тита. Тогда пропало все: мать и отец будут сами проданы врабство, и Проту никогда уже не увидеть ни их, ни миллионов Тита!

«Убить, отравить нашего доверчивого базилевса — дело нескольких часов! —думал Прот, судивший о пергамских царях по Эвмену, простому и доверчивомуправителю, который даже в указах не именовал себя царем. Он видел его лишьоднажды, когда они с отцом гуляли по городу.

Эвмен — болезненный, худощавый человек с трудом вышел из носилок и охотнобеседовал с греками, купцами и пергамскими простолюдинами.

«Это сам царь!» — сказал тогда отец Прота. «А это?» — спросил он,показывая на роскошно одетого юношу примерно его лет. « А это его сын Аттал,наш будущий правитель!» — ответил отец.

Через год Эвмена не стало, на престол взошел его брат, опекуннесовершеннолетнего Аттала, тоже общительный и человечный, как Эвмен.

А еще через год Прот стал рабом...

«О, совоокая богиня! — взмолился он, не зная, как теперь ему называтьпокровительницу своего родного Пергама Афину — ее настоящим греческим именем,от которого он отвык за годы рабства, или, как это было принято в Риме, —Минервой. — Отверни свой светлый лик от Луция Пропорция! Помоги мне первомудобраться до миллионов убитого им Тита и вернуться в Пергам, чтобы предупредитьцаря об опасности! Спаси мой народ от проклятых римлян, а мою исстрадавшуюся внищете семью — от бедности на вечные времена! Разве я не заслужил твоейблагосклонности столькими годами рабства?..»

Легкая качка и слабость сморили Прота, и он даже не заметил, как уснул.Очнулся он от крика и топота.

— Земля! — кричали рабы, обнимая друг друга и выплясывая на палубе.

— Земля!

— Свобода!!

— О, совоокая... О — Афина! — поправился Прот, с удовольствиемвыговаривая истинное имя богини. — Ты всегда славилась своей мудростью исправедливостью!..

— Плыли долго — зато добрались целыми и невредимыми! — объяснялповеселевший владелец парусника, опуская в мешочек денарии, врученные емурабами. — Пираты и римские военные суда предпочитают широкие, короткие пути вСицилию, а мы — все закоулочками, закоулочками... Вот и перехитрили их! Эх,жаль обратно порожняком плыть! — пошутил он и окинул рабов смеющимися глазами: —Желающих вернуться в Рим — нет?

2.Два Афинея.

Владелец парусника даже не подозревал, сколь пророческими окажутсясказанные им в шутку слова. Едва его судно пристало к берегу заброшенной со днявосстания рабов гавани, как вдалеке появились всадники и крытая повозка.

— А вот и твои попутчики! — усмехнулся бывший гладиатор Фрак, на всякийслучай поднимая с земли огромный сук с острыми обрубками ветвей.

— Мне одинаково опасны как римские легионеры, так и рабы Евна! —пробормотал испуганный владелец парусника, пятясь назад, к морю. Но Фракостановил его.

— Это не легионеры! — покачал он своей изуродованной головой.

— Да и на рабов не похожи... — пробормотал кто-то.

— Скорее всего, это здешние господа — беглецы от Евна! — вглядываясь вдаль, предположил Афиней. — Видите — у них богатые одежды и хорошие кони!

— Тогда я запрошу с них втрое, даже впятеро больше, чем с вас! —обрадовался владелец парусника. — И это будет справедливо: ведь вы бежали отрабства, а они спасаются от смерти!

Прот во все глаза смотрел на приближавшихся всадников и трясущуюся наухабах за ними повозку. Его разум отказывался верить в то, что господа могутубегать от своих рабов. Да так прытко! Похоже, эти же мысли одолевали иостальных беглецов.

На радостях он обнял пожилого Афинея, но тот неожиданно отстранился отнего и прошептал:

— Неужели я дожил до этого счастливого дня?..

— Э-э-эй! — донеслось до рабов отдаленное.

— Торопятся! — проворчал Фрак, перекидывая грозную палицу из одной руки вдругую. — Может, покажем господам ближайшую дорогу на римское кладбище? ПоможемЕвну?

— Их пятеро, и они хорошо вооружены! — не без тревоги заметил бывшийморяк.

— А нас девять! — свирепо взглянул на него Фрак. — И, клянусьАресом-людобойцем, нет в мире славнее оружия, чем дубина в руке познавшегосвободу раба! Разбирайте сучья! Встретим этих господ, как полагается!

Рабы быстро расхватали разбросанные по берегу палки и с самымвоинственным видом стали поджидать всадников. Встав ближе к Фраку, Прот тожесжимал в руке корявую дубину, надеясь в душе, что ее не придется скрещивать состро заточенными римскими мечами.

Не доехав до берега полстадия, всадники остановились и стали поджидатьповозку. Один из них — черноволосый, с короткой курчавой бородой подскакал крабам и, сдерживая горячего коня, крикнул:

— Кто вы такие? Что за люди?

— Рабы! — с вызовом ответил Фрак, косясь на длинный меч в позолоченныхножнах, свисавший с пояса незнакомца.

— Вижу, что не господа! — гарцуя и оглядываясь на повозку, усмехнулсявсадник.

— Заходи с боку! — раздался громкий шепот бывшего гладиатора. Протпоследовал его приказу и вдруг заметил на щеке всадника рабское клеймо в видесложившей крылья совы.

— Стойте! Это же — наш! — закричал он, бросаясь к Фраку.

— Наш?!

— Взгляни на его щеку!

Всадник ударил плетью взвившегося коня, крутнулся на месте, и теперь нетолько ошеломленный Фрак, но и все остальные рабы увидели страшное клеймо.

Владелец парусника испуганно юркнул за могучую спину Фрака.

— Откуда вы? — невозмутимо продолжил допрос всадник.— Из Катаны? Из Энны?

— Из Рима! — выкрикнул Прот.

— Из Ри-има?!

Всадник с любопытством взглянул на рабов.

— Да! — подтвердил Афиней, который с особым интересом прислушивался к егонеправильной латинской речи.

— Вот он привез нас! — сделал шаг в сторону Фрак, показывая на владельцапарусника.

— Римлянин? — удивился всадник.

— Пощади, добрый господин! — повалился на колени владелец парусника.

— Отпусти его, — вступился Афиней. — Он тоже был рабом, пока не выкупилсяна свободу!

— Встань! — приказал моряку всадник. — Надеюсь, что, помня свою рабскуюдолю, ты помог этим людям не за деньги, а от чистого сердца? Из жалости к ихмукам и несчастной судьбе?

— Да,господин! Только из жалости! От чистого сердца!..

Всадник снова оглянулся, обратив опечаленный взгляд на приближавшуюсяповозку.

Владелец парусника торопливо сунул мешочек с денариями Проту. Тот хотелразвязать его и разделить деньги между рабами, но Афиней сердито выхватилмешочек и, не слушая возражений, сам заткнул его за пояс владельцу парусника.Это не осталось незамеченным всадником.

— Когда ты собираешься возвращаться в Рим? — уже приветливо спросил онморяка.

— Сейчас же! Если, конечно, ты отпустишь меня...

— Отпущу, — кивнул всадник просиявшему моряку. — А ты не попадешь в рукипиратам?

— Нет! Я — закоулочками! — объяснил владелец парусника. — Потихоньку,поближе к скалам и мелям, там, где не ходит ни одно пиратское судно!

— Допустим. А не разобьешься ли ты о скалы? Не сядешь на эти мели?

— Мне никак нельзя делать этого! — вздохнул моряк. — Дома меня ждут дети,жена, старики родители. Они без меня пропадут...

Он замолчал, увидев, как внезапно изменилось лицо всадника при видеподъехавшей к берегу повозки. Словно борясь с самим собой и мучаясь чем-то,незнакомец крикнул своим товарищам:

— Эй! Выводите господ...

— Сейчас мы увидим, во что превратили рабы Евна наших мучителей! —радостно шепнул Афинею Прот. — Я бы лично собрал на их казнь всех рабов Рима,и...

Он во все глаза уставился на повозку и осекся на полуслове, увидевпленников.

По группе рабов тоже пронесся вздох разочарования. Вместо связанных,избитых сицилийских богачей взору опешивших рабов предстали трое даже нетронутых плетью господ. Одежда их была чистой и целой.

Первым сошел с повозки пожилой мужчина в тоге, за ним женщина, примерноего лет, и девушка. Ей помог спрыгнуть на землю юркий, невысокий каппадокиец,спешившийся с лошади.

— Серапион! — крикнул ему всадник. — Сажай господ в этот парусник!

— Как? — воскликнул изумленный Прот. — Вы отпускаете своих господ?!

— А ну, дайте их мне! — проревел Фрак, срываясь с места.— Я оторву ихбезжалостные большие пальцы, которыми они приговорили к смерти сотни моихдрузей!

— Еще шаг — и ты умрешь! — воскликнул незнакомец, загораживая дорогугладиатору и вырывая из ножен меч.

Его товарищи тоже обнажили оружие.

— Эх-х! — Фрак от досады ударил палицей по валуну так, что онаразлетелась вдребезги. — Поднять меч на своих собратьев из-за каких-то римлян!Из-за господ… Ничего не понимаю!

— Скоро все поймешь! — пообещал ему всадник, засовывая меч в ножны, икрикнул Серапиону: — Ну, что же ты медлишь? Уводи их!

Тот понимающе кивнув, заторопил господ.

Девушка, идущая последней, оглянулась на незнакомца, их взглядывстретились, и Прот заметил, как невольно подался к ней всадник.

Девушка отвернулась. Всадник с отчаянием в голосе крикнул:

— Да благословят тебя боги! Прощай!..

Серапион подозрительно посмотрел на него и что-то сказал своим товарищам.Те удивленно переглянулись.

Девушка, взойдя на палубу парусника, подняла руку, помахала ею напрощание.

— Прощай... — прошептал всадник. — Навсегда!

Он дал знак моряку приблизиться и протянул ему кожаный кошель.

— Возьми за услугу. Это все, что у меня есть.

— Но я ведь от чистого сердца!.. — забормотал владелец парусника, сопаской косясь на деньги.

— Возьми! — с печальной улыбкой подбодрил его всадник. — Здесь двадцатьпять золотых статеров. Это спасет твою семью от нищеты.

— Но это м-много! — заикаясь, вымолвил владелец парусника. — Это оченьмн-ного...

— Не думай, что я, как бывший раб, не могу отличить медного обола отсиракузского статера! Я прекрасно знаю, что на эти деньги можно построить три,даже пять твоих парусников. Но люди, которых ты должен доставить в Рим, стоятбольше... В сто, в тысячу раз! — Голос всадника сорвался, и он тихо добавил: —Есть вещи, которые нельзя измерить ни блеском серебра, ни тяжестью золота. Тыпонимаешь меня?

— Да-да! Конечно! — не веря своему счастью, вскричал моряк, хотя весь видего выражал недоумение тому, что на свете что-то может быть лучше приятнойтяжести золотых монет.

— Но если ты погубишь их, то, клянусь Афиной Палладой, ты узнаешьистинную цену этим статерам! Цену – крови! — пригрозил всадник. — Иди и помни,что я тебе сказал!

Владелец парусника, кивнув, попятился. Потом сорвался с места и побежал.Поднявшись на палубу своего судна, он закричал матросам, чтобы скорее поднималипаруса. Наконец оттолкнул кормчего, и сам стал за рулевое весло.

Всадник долго смотрел на уходящий вдаль парусник. Лишь когда егоочертания слились с рябью морских волн, вспомнил о рабах.

— Так, значит, вы ничего не понимаете?

— Да, господин! — ответил за всех Прот.

— Не называй меня так!

— Но твои дорогие одежды, золотое оружие... — пробормотал Прот. — Судя повсему, ты очень важный человек в Сицилии!

— Да, я член Совета базилевса Антиоха, — кивнул всадник. — И все равно повторяювсем  — не называйте меня господином!

— Хорошо! — охотно согласился Афиней и с жадным любопытством спросил: — Апочему Антиох? Разве мы в Сирии?

— Мы в Новосирийском царстве! — нехотя усмехнулся всадник. — Так отнынеАнтиох повелел называть Сицилию. Сам Антиох — это Евн! Я — Фемистокл. Ну, атебя как зовут?

— Афиней! — охотно ответил грек.

— Как? — вздрогнул всадник. — Знакомое имя... Точно так же называли меняи мои господа. Афиней — значит, раб из Афин! Так ты действительно из Афин?! — вего глазах появилась радость. — Как там они? После рассвета по-прежнему никогоне застать дома? А Пестрый портик? Он все еще собирает вокруг себя философов иротозеев? Что же они обсуждают сегодня?

— Я не был в Афинах двадцать семь лет... — вздохнул Афиней.

— Тогда мои новости будут для тебя куда свежее! — с горечью усмехнулсявсадник. — Ведь я всего два года, как оставил Афины. Вернее... — неожиданнопомрачнел он, — Афины сами оставили меня и сделали Афинеем. Но здесь, вСицилии, я снова стал Фемистоклом!

— А я, значит, Клеобулом? — нетвердо выговорил свое имя грек.

— Да! — улыбнулся Фемистокл. С того дня, как он оставил Афины, его обликизменился почти до неузнаваемости. Тугие щеки запали, лицо посерело, набрякломорщинами на лбу и в уголках губ. Минуя молодость, за годы рабства из юноши онпревратился в зрелого, испытанного и немало побитого судьбой мужчину.

— А я снова стану Дейоком? — уточнил у него Прот, во все глаза глядя нагоры и леса этой сказочной страны, где рабы сами стали господами.

— Конечно! — кивнул ему Фемистокл, и вдруг лицо его помрачнело. Он хотелбыло что-то добавить, но Клеобул уже обнимался с Протом, бывший гладиатор — стремя беглецами. Все они, радуясь, плача от счастья, выкрикивали своиполузабытые имена.

— Дейок! Я снова Дейок! — кричал Прот.

— А я Клеобул!

— Я — Петесух!

— Кореид!

— Нидинтум!

— Фрак!

— Вот те раз! — воскликнул Прот, обращая свое счастливое лицо к бывшемугладиатору. — Опомнись! Мы же не в Риме! Как твое настоящее имя?

— Откуда я могу знать его, если меня сделали рабом, когда я был ещеребенком? — огрызнулся Фрак. — Вот таким! — объяснил он Фемистоклу, чуть-чутьразведя в стороны свои огромные ладони. — Фрак, и все тут!

Фемистокл понимающе кивнул беглецу, хотя трудно было представить, чтоэтот рослый человек с изуродованным лицом и руками был когда-то груднымребенком. Он зримо увидел, как его, ничего не подозревавшего о своей будущейдоле, может, обезголосевшего от тщетных попыток дозваться матери, вез в обозеримский купец, подсчитывая доходы. Прикинул, сколько мук вынес за жизнь врабстве этот, не знающий даже вкуса свободы, человек, и мягко сказал ему:

— Фрак так Фрак. Главное, что ты скоро станешь свободным человеком!

— Как скоро? — воскликнул Прот, думая, что ослышался. — Разве мы еще несвободны?!

— Нет... — покачал головой Фемистокл, отводя глаза в сторону. — Выполучите свободу только...

— Только? — шагнул вперед Фрак, торопя замолчавшего грека.

— ...когда, согласно повелению Антиоха, докажете свою преданность нашемуделу! — неохотно докончил Фемистокл.— Сейчас мы направимся под Мессану, которуюосаждает наша армия. Вы пойдете с нами. Тот, кто примет участие в штурме иубьет сицилийского господина, получит от Антиоха свободу.

— А как он узнает, что я убью этого господина? — поинтересовался Прот.

— Очень просто! — объяснил подошедший Серапион. — Для этого ты отрежешьего голову или правую руку и положишь ее перед нашим обожаемым базилевсом!

— Голову? — вскричал Клеобул, и лицо его болезненно исказилось. — Руку?!

— Да, так это принято у римлян, и так это делаем теперь мы!

— А если я принесу две головы или пять рук? — улыбаясь, спросил Фрак.

Серапион не успел ответить ему, потому что Фемистокл, обращаясь ко всембеглецам, сухо сказал:

— На месте вас разобьют по декуриям1 и выдадут оружие. Ещечто-нибудь вас интересует?

— Да! — воскликнул Прот. — А Тавромений тоже в руках нашего обожаемогобазилевса?

— И Тавромений, и Акрагант, и Катана, и Энна! — кивнул Фемистокл.

Серапион подозрительно покосился на Прота:

— А почему это тебя так интересует наша столица?

— У меня там... родственники в домашних рабах! — быстро нашелся Прот. —Сестра и брат!

— Тогда тебе надо найти их! — посоветовал Фемистокл и предупредилзасиявшего Прота: — Но не надейся, что ваша встреча произойдет так скоро.Сначала ты будешь под наблюдением начальника своей декурии, и только когда онсочтет это возможным, сможешь отлучиться по своим делам из отряда!

— Сколько же на это уйдет времени? День? Два? Неделя?!

— Я думаю, несколько месяцев.

— Несколько месяцев?! — воскликнул пораженный Прот.

— Кто это? — тихо спросил Фемистокл, наклоняясь к Клеобулу.

— Пергамец. Из домашних рабов римского купца. Хозяин приказал отделатьего до полусмерти и выбросил на остров Эскулапа.

— За что?

— Говорит — за каплю пролитого вина.