Испытание правдой Кеннеди Дуглас

О, черт, черт, черт! «Метеорологи» — самое жесткое, радикальное крыло студенческого протестного движения, сборище мутных «революционеров», которые признают лишь динамит в качестве средства достижения своих так называемых политических целей.

— Так ты «метеоролог»? — спросила я.

— Не совсем. Как я уже сказал, я аффилирован с ними…

— Аффилирован? Что это значит — ты у них что, на субподряде?

— Когда я возглавлял ячейку «Студенты за демократическое общество» в Колумбийском университете, мне приходилось контактировать с целым рядом радикальных группировок — от «Пантер» до «Метеорологов». И поскольку большинство «метеорологов» — выходцы из СДО[40], мы были особенно близки с ними. Настолько близки, что, когда я переехал в Чикаго, некоторые члены местной группировки вошли в контакт со мной. Я никогда не приветствовал их экстремизм и насильственные методы, хотя действительно полагаю, что для революционных изменений…

— Почему за тобой охотятся федералы?

Пауза. Он снова потянулся к бутылке.

— Совсем не обязательно пить, чтобы ответить на мой вопрос, — сказала я.

Он отдернул руку и вместо бутылки схватил мою пачку сигарет. Закурив, сделал две глубокие затяжки и сказал:

— Ты читала о взрывах в Чикаго пару недель назад?

— Это когда взорвали правительственное учреждение или что-то в этом роде?

— Региональный офис Министерства обороны, если точнее.

— Это ты взорвал?

— Черт возьми, нет. Говорю же, я противник насилия.

— Ты просто поддерживаешь людей, которые этим занимаются.

— Политические перемены требуют участия теоретиков, активистов и анархистов. И да, здание взорвали «метеорологи». Проблема в том, что… они поставили часовой механизм, который должен был привести бомбу в действие среди ночи, когда в здании никого нет. Но они не знали, что Министерство обороны решило обратиться к услугам частной охранной фирмы для ночного дежурства в здании. Вышло так, что в ту ночь дежурили двое охранников. Оба они погибли.

— Послушай, это всего лишь пара рабочих лошадок. Судя по твоим высказываниям, это малая цена, которую можно заплатить за политические перемены.

— Я так не думаю.

— Вздор, но это к делу не относится. Разве у этих охранников не было жен и детей?

Он жадно затянулся сигаретой.

— Думаю, да, — сказал он.

— Ты думаешь?

— Оба женаты, пятеро детей на двоих.

— Должно быть, ты очень гордишься своими друзьями-«метеорологами».

— Они не были моими друзьями, — раздраженно произнес он.

— Значит, товарищи?

— Это имеет значение?

— Так если ты не закладывал бомбу, — продолжила я, игнорируя его вопрос, — тогда почему ты в бегах?

— Потому что после неудачного взрыва двое исполнителей пару дней отсиживались у меня.

— Другими словами, ты приютил двух убийц.

— Я просто дал им возможность пересидеть у меня дома, вот и все.

— Но разве это не уголовное преступление — скрывать убийц?

— Они не убийцы.

— По мне, если они убили двух человек, значит, они убийцы… и только не говори мне, что, поскольку речь идет о политическом акте, это не убийство.

— Думай что хочешь, — сказал, он. — Факт остается фактом: как только страсти улеглись, эти ребята улизнули из города… куда — неизвестно… и тогда люди из организации предложили мне тоже на время исчезнуть, на случай, если федералы все-таки смекнут, что именно я укрывал исполнителей. Что, собственно, и произошло.

— Как они догадались?

— По телефону я не смог узнать подробности, но, похоже, у федералов был свой осведомитель в организации, потому что прошлой ночью в моей квартире провели обыск. И, как сказал парень, который звонил, они нашли записку с номером рейса «Истерн Эйрлайнз». А отсюда они уже смогли…

— Постой-ка, — перебила я его. — Ты же говорил, что добирался сюда автостопом.

Он затушил сигарету и тут же потянулся за следующей. Снова закурив, он сказал:

— Я тебя обманул. Я вылетел из О’Хара в Ла Гардиа[41], а там пересел на рейс до Портленда.

— Почему Портленд?

— Тебе будет неприятно это слышать.

— Давай вываливай.

— Потому что, когда просочились слухи, что к нам внедрили провокатора… и мне посоветовали исчезнуть… я в панике позвонил твоему отцу.

— Ты что сделал?

— Послушай, твой отец всегда был моим верным другом, и я часто обращался к нему за советом.

Я не верила ушам своим.

— И он подкинул тебе идею использовать мой дом в Мэне как временное убежище?

Теперь он старательно избегал моего гневного взгляда.

— Не совсем. Но он сказал, что, если мне случится оказаться в Мэне…

— Какой бред! — крикнула я. — Тебе приказали исчезнуть, ты обратился за советом к Джону Уинтропу Лэтаму, и он сказал…

Я запнулась, вдруг отчетливо вспомнив свой разговор с отцом в тот вечер — когда я упомянула о том, что мне позвонил Тоби и сообщил, что путешествует по стране, «сбежав» от своей докторской диссертации в Чикагском университете. И что же ответил отец?

Это вполне в духе Тоби — вот так свалиться как снег на голову. Может, он и самый яркий парнишка, который встретился мне за последние тридцать лет, но для забега на длинную дистанцию совершенно не пригоден. Это один из самых блестящих ораторов — живой, остроумный, невероятно начитанный, да к тому же сам отлично пишет. Ты бы видела статьи, которые он публиковал в «Рэмпатс» и «Нейшн». Великолепный слог и непревзойденное аналитическое мышление.

И потом:

Ты не могла бы приютить его на пару дней?

Выходит, отец с самого начала знал, что совершил Тоби, как знал и о том, что он в бегах. Отец подставил меня.

— …и он сказал: «Моя дочь осела в Мэне. В маленьком тихом городке, всего в паре часов от канадской границы. И как раз сейчас ее муж в отъезде…»

— Нет, он не так сказал.

— Позволь задать тебе вопрос, — перебила я его. — Если твоя фотография маячит во всех газетах…

— Парень, который звонил, сказал, что федералы еще не предали это дело широкой огласке. Пока они только обыскали мою квартиру, хотят встретиться со мной, но в розыск меня не объявили. Они знают, кто заложил бомбу, и полагают, что я просто «помогал и содействовал».

— И все-таки, почему же ты сразу не побежал за границу?

— Эта мысль приходила мне в голову, и я даже обсуждал ее со своими товарищами. Но изначально было подозрение, что, если федералы уже открыли охоту на меня, они будут контролировать границу. В любом случае, даже если бы они не проявили ко мне интереса, у любого, на кого в ФБР имеется пухлое досье, возникает проблема с пересечением границы. Как только ты оказываешься в Канаде, обратно в Штаты ты можешь вернуться, лишь получив специальное разрешение от американских властей.

— Значит, ты решил — с благословения моего отца — воспользоваться этой убогой квартиркой как убежищем, в надежде на то, что тебе не придется исполнять «Регтайм Кленового листа»[42]?

— Да, что-то вроде этого.

— И пока ты наслаждаешься гостеприимством дочери Великого профессора-радикала, почему бы заодно не трахнуть ее?

— Мне казалось, это было обоюдное решение.

— Да, но если бы ты не стал клеиться ко мне, я бы никогда не осмелилась сделать первый шаг. И теперь не оказалась бы в таком дерьме.

Я сжала кулаки и попыталась собраться с мыслями. После некоторых раздумий я сказала:

— Если тебе необходимо бежать в Канаду, можешь собирать свои вещи и отправляться в путь немедленно. Теперь, когда я знаю то, что знаю, я не подвезу тебя даже до окраины Пелхэма, не говоря уже о канадской границе.

— У тебя нет выбора.

— О, только давай без мелодрамы. Даже если федералы отследили твои передвижения до самого Мэна, они не догадаются…

— У кого я скрываюсь? Господи, какая же ты наивная. Да как только они пронюхают, что я в Мэне, им не составит ни малейшего труда вычислить все мои здешние контакты. И будь уверена, зная мои связи с твоим отцом, они попросту откроют его досье и обнаружат, что его дочь проживает в Мэне…

— Откуда, черт возьми?

— Ханна, для федералов твой отец — главный смутьян, классовый предатель восточного истеблишмента. И если Гувер ненавидит кого-то сильнее, чем восточный истеблишмент, так только радикалов из их рядов. Поверь мне, у федералов такое внушительное досье на Джона Уинтропа Лэтама, что им известно не только имя каждой из его любовниц, но также и время, место и поза, в которой он их трахал…

— Заткнись, — рявкнула я.

— И чтобы уж подстраховаться наверняка, они проверят подноготную и твою, и твоего мужа. Так что, поверь мне, эти ребята в курсе, что ты живешь в Пелхэме, а раз уж я в Мэне, то нетрудно догадаться…

— Хорошо, хорошо, — перебила я его, и в моем голосе отчетливо прозвучал страх. Пусть даже он полностью убедил меня, но я вовсе не собиралась помогать ему в побеге за границу. — Послушай. — Я старалась говорить спокойно и рассудительно. — Если федералы действительно явятся сюда, а тебя уже не будет, меня ждут неприятности из-за того, что я укрывала тебя, верно? С другой стороны, если я помогу тебе бежать, меня обвинят в криминале.

Он потянулся к бутылке, налил себе еще вина, залпом выпил и уставился на меня с презрением.

— Я знал, что ты попытаешься соскочить. Но тебе это не удастся, и вот почему. Если ты не отвезешь меня в Канаду и федералы схватят меня по дороге, я скажу, что ты укрывала меня все это время, пока я был в розыске, вверну и про то, что мы были любовниками, чтобы тебе уж точно не отвертеться. И даже если мне самому удастся пробраться в Канаду, как только я окажусь там, «метеорологи» сделают заявление для прессы, упомянув о том, что я сбежал из страны благодаря «братской помощи и отваге некоторых товарищей из Мэна». Обещаю тебе, что, как только федералы прочтут это, они снова возьмутся за досье твоего отца, и Пелхэм наводнят десятки агентов с моими фотографиями. И уж когда они раскопают, что я был здесь, да под чужим именем, и ты знала, кто я такой…

— Ты негодяй, — сказала я.

— Можешь называть меня как угодно. Это война. А на войне все средства хороши. И мне плевать, что ты думаешь обо мне и моих методах борьбы. Одно я знаю точно: как только стемнеет, ты повезешь меня в Канаду. А если откажешься… если заставишь меня пробираться в одиночку… — он протянул руку и схватил связку ключей от автомобиля, которую я опрометчиво оставила на кухонном столе, — я возьму твою машину и поеду сам через границу. Если меня по твоей наводке арестуют копы, я заговорю…

— Хорошо, черт с тобой, я отвезу тебя.

Он одарил меня мерзкой полуулыбкой.

— Вот и славно, — сказал он. — И обещаю тебе, если ты сделаешь все в точности так, как я скажу, вернешься в Пелхэм к завтрашнему утру, и никто даже не заметит, что тебя не было всю ночь.

Потом он спросил, нет ли у меня дорожной карты Мэна. Я ответила, что она в машине. Он попросил принести. Я вышла из дома и направилась к «вольво». Подойдя к машине, я прислонилась к пассажирской дверце, чувствуя, что у меня подкашиваются ноги.

Не думай, не думай. Просто делай то, что он просит. Покончи с этим. Возвращайся домой и моли Бога, чтобы помог тебе притвориться наивной дурочкой, когда нагрянут федералы.

Я открыла дверцу автомобиля и достала карту. Потом поднялась в квартиру.

Тоби сидел на корточках у манежа и корчил рожицы Джеффри.

— Он слегка расстроился, когда ты вышла за дверь. Так что я развлекаю его.

Я оттолкнула Тоби и взяла сына на руки:

— Я не хочу, чтобы ты даже смотрел на него.

Тоби хохотнул.

— Это как тебе будет угодно, — сказал он. — Но ты ведь знаешь, что он едет с нами в Канаду.

— Неужели ты думал, что я оставлю его одного?

— Нет, но я подумал, что, возможно, ты попытаешься пристроить его к этой тетке — просто чтобы не вовлекать мальца во все это.

— И вызвать еще большие подозрения?

— Полностью с тобой согласен. Я рад, что мы с тобой на одной волне. Могу я посмотреть карту?

Я передала ему.

— Почему бы тебе не подогреть соус, пока я планирую наш маршрут? И может, спагетти сваришь?

— Я не голодна.

— Тебе всю ночь быть за рулем, и остановиться нигде нельзя, чтобы перекусить, так что лучше сейчас поесть.

Я прошла на кухню и поставила сковороду на огонь. Потом налила воды в большую кастрюлю, в которой всегда варила спагетти, и тоже поставила на плиту. В ожидании, пока закипит вода, я достала Джеффри из манежа, усадила его на высокий стульчик и покормила яблочным пюре из баночки. Тоби снова потянулся за сигаретой из моей пачки и сделал мне знак, чтобы я подошла к столу.

— Отсюда почти прямая дорога, — сказал он. — Мы доедем до Льюистона, там выйдем на федеральную автостраду до Уотервиля, свернем на шоссе 201, а оттуда прямиком на север, до Джекмена и границы. При нормальной скорости дорога займет часов пять в один конец, не больше. Если мы выедем через час — это около половины восьмого, — с учетом того времени, что тебе придется провести в Канаде, чтобы выехать обратно через другой пропускной пункт, домой ты вернешься завтра, часам к семи утра. А поскольку это суббота, сможешь спать хоть целый день.

Я промолчала. Только кивнула.

— Пожалуй, займусь обедом, — сказал он, поднимаясь из-за стола. — Ты, может, пока соберешь вещи в дорогу? А потом позвонишь своему мужу.

Я юркнула в ванную, быстро разделась и приняла короткий и очень горячий душ — мне хотелось отмыться от этого Тоби Джадсона. Раза два я была близка к тому, чтобы разрыдаться, но тут же одергивала себя, запрещая поддаваться приступам жалости к себе. Надо пройти через это… и забыть как страшный сон. Я вышла из душа, вытерлась и, завернувшись в полотенце, прошла в спальню. Надела джинсы, футболку и свитер. Потом сорвала грязные простыни, достала из шкафа чистый комплект белья и застелила постель. Отыскав маленькую дорожную сумку, набила ее подгузниками, булавками, сменой детской одежды, положила баночку детской присыпки.

— Прошу к столу, — крикнул Тоби из соседней комнаты.

Я вышла из спальни с охапкой грязного постельного белья и сказала:

— Вернусь через минуту.

— Послушай, что за необходимость затевать сейчас стирку?

Я повернулась к нему спиной:

— Хочу уничтожить все следы твоего присутствия в этом доме.

Я спустилась в прачечную. Загрузила белье, засыпала порошок, включила стиральную машину. Дома я послушно приняла тарелку с пастой из рук Тоби, отвернулась от него и стала есть стоя. Тоби снова хохотнул своим мерзким смешком.

— Если тебе так больше нравится… — сказал он.

Я грохнула тарелкой по столешнице и отчеканила:

— Давайте сразу договоримся, мистер. Я буду следовать вашим указаниям. Я сделаю все, чтобы вы убрались в Канаду, — и прочь из моей жизни. Отныне я знать вас не желаю. И больше никаких разговоров — разве что уточнить маршрут. Это понятно?

— Как скажешь, — ответил он.

Я доела спагетти и поставила на плиту кофейник. В ожидании, пока сварится кофе, приготовила в дорогу пару бутылочек с молочной смесью, кинула в сумку две банки детского питания. Когда кофе был готов, перелила его в термос, потом достала из шкафчика пару пачек сигарет и тоже швырнула в сумку. Я знала, что сегодня ночью мне предстоит много курить.

— Один нюанс, но чрезвычайно важный, — сказал Тоби. — У тебя есть паспорт?

Что-что, а паспорт у меня был — я оформила его три года назад, когда на первом курсе университета собиралась в Париж. Я кивнула.

— Хорошо, и заодно найди свидетельство о рождении сына. На въезде в Канаду этого не требуется — обычно пропускают без проблем, — но на всякий случай, вдруг попадется какой-нибудь упертый офицер…

— Отлично, — сквозь зубы произнесла я. В спальне я выдвинула ящик комода, где хранила важные документы, достала паспорт и свидетельство о рождении. Потом вернулась в гостиную и сняла телефонную трубку.

— Звонишь мужу? — спросил Тоби.

Я кивнула.

— Скажи ему, что…

— Предоставь это мне, — огрызнулась я и набрала номер.

Три, четыре, пять, шесть гудков — ответа не было. Дэн, должно быть, еще не вернулся. И значит, перезвонит позже. Так что нам придется ждать его звонка, потому что, если он позвонит около десяти вечера, а я не отвечу, он забеспокоится и обратится к медсестре Басс, чтобы та проведала меня. Тут-то она и обнаружит пустую квартиру, да еще и отсутствие машины. А что будет потом…

Но предположим, мы уедем только после звонка Дэна — тогда я смогу вернуться лишь часам к десяти. И утром все заметят, что машины нет на месте (жители Пелхэма всегда замечают такие вещи). И тогда…

Семь гудков, восемь, девять…

— Никого? — спросил Тоби.

Я кивнула.

— Ладно, отбой, подождем до…

И в этот момент трубку сняли. Это был Дэн, запыхавшийся и усталый.

— Ты живой? — спросила я.

— Только что из госпиталя. Почему ты звонишь?

— Почему я звоню? Просто хотела узнать, как твой отец.

— Извини, извини, — спохватился он. — Ведь обычно я сам звоню.

— Ну, так что отец?

— Все еще держится. По-прежнему в коме, но сердце крепкое, как никогда. И я решил, что завтра уезжаю отсюда.

О, только этого мне не хватало.

— Слава богу, — произнесла я с наигранным энтузиазмом. Ты поедешь на автобусе?

— Нет, на самолете.

Час от часу не легче.

— Но это, наверное, очень дорого?

Мой старый школьный приятель, Марв Инглиш, хозяин местного турагентства, и ему удалось достать мне билет до Портленда через Сиракьюс и Бостон всего за пятьдесят баксов.

— Это… здорово. Во сколько твой рейс?

— Рано утром. Из Сиракьюса вылетаю в семь пятнадцать, но пересадка в Бостоне займет два часа…

Что ж, и на том спасибо.

— В Портленде я приземлюсь в половине одиннадцатого… и все равно это гораздо легче, чем тащиться четырнадцать часов на автобусе. Ты сможешь меня встретить?

— Э… конечно.

— А как наш гость?

— Ты знаешь, оказывается, ему тоже завтра надо уезжать.

— Значит, я все правильно рассчитал.

— Да.

— Ты в порядке?

— Что ты имеешь в виду?

— Просто у тебя напряженный голос.

— Не выспалась из-за малыша, — сказала я. — Вот и сейчас никак не угомонится.

— Ничего, это пройдет. Я жду не дождусь, когда выберусь отсюда, — сказал он.

— Здорово, что ты возвращаешься, — солгала я.

Повесив трубку, я повернулась к Тоби и сказала:

— Надо выезжать немедленно.

— Я догадался.

Я подошла к окну и выглянула на улицу. Уже стемнело. Без четверти семь. Все магазины на главной улице закрыты. Город опустел.

— Путь свободен? — спросил он.

— Да.

— Тогда вперед.

Тоби первым спустился к машине, прихватив свой рюкзак и мою дорожную сумку. Я сменила Джеффу подгузник, переодела его в новый комбинезон и вовремя вспомнила, что нужно взять с собой пустышки и пару резиновых игрушек, чтобы он не скучал в дороге. Потом, оставив свет в гостиной (на случай, если кто-то из прохожих бросит взгляд на наши окна), я взяла сына на руки и вышла из дому. Пока мы спускались по лестнице, он расплакался — явно недовольный тем, что его вынесли на осенний холод, да еще в темноту. Я села за руль и протянула руку за ключами от машины.

— Теперь без шуток, — сказал Тоби. — Если вздумаешь отвезти меня в полицию, обещаю, что…

— Заткнись, черт возьми, и дай мне ключи.

Он от души расхохотался и положил мне на ладонь связку ключей. Я включила зажигание и тронулась с места. Джефф продолжал надрываться.

— Он собирается реветь всю дорогу до самой границы? — спросил Тоби.

— Если так, считай, что нам не повезло.

Я вырулила на центральную улицу. Она казалась пустынной. Пока…

— О, черт, — выдохнула я.

— Не останавливайся.

— Это Билли, — сказала я, узнав его по прыгающей походке и поникшей голове.

Заслышав звук приближающейся машины, Билли встрепенулся.

— Махни ему рукой, — сказал Тоби.

— Не указывай, что мне делать, — проворчала я. Но, поравнявшись с Билли, все-таки кивнула ему. Он робко улыбнулся и, конечно, заметил, что нас в машине трое.

— Если он что-нибудь вякнет, просто скажи, что отвозила меня на автовокзал «Грейхаунд» в Льюистоне.

— Я уже это продумала.

— Браво. Сворачивай здесь.

— Я знаю дорогу в Льюистон.

Мы замолчали — надолго, на целых пять часов. Перед тем как тронуться в путь, я бросила на приборную панель пачку сигарет, и мы медленно опустошали ее, двигаясь на север. Узкая объездная дорога на Льюистон была пустынна. Когда мы выехали на федеральную автостраду, я старалась соблюдать скоростной режим, хотя и было желание двигаться миль на пять в час быстрее. Я постоянно поглядывала на часы. К тому времени как мы добрались до Уотервиля и поворота на шоссе 201, Джефф заснул. Включив радио, я настроилась на волну Хосе, ночного диджея, который всегда казался слегка обдолбанным и питал слабость к «Пинк Флойд», «Айрон Баттерфлай» и другим наркоманским группам. Сидевший рядом со мной Тоби был глубоко погружен в свои мысли — смолил одну сигарету за другой, уставившись в окно; похоже, он всерьез воспринял мой запрет на разговоры. Вид у него был задумчивый, усталый и слегка встревоженный. А я? Сотни разных мыслей вихрем кружили в моей голове. Я думала об отце, о муже, о том дерьме, что сидело сейчас рядом, о том, что отец предал меня, что я предала Дэна, что этот страшный человечек использовал всех нас в своих целях и что я виновата во всем, что с нами произошло. Мне так хотелось поговорить сейчас с Марджи и все рассказать ей, но я боялась, что телефон могут прослушивать, что федералы будут поджидать меня дома к моменту моего возвращения (или, хуже того, уже стоят на границе, готовые схватить нас). Я мучилась вопросами, устоит ли мой брак после таких испытаний и не захочет ли Дэн отобрать у меня сына, тем более, если меня обвинят в уголовном преступлении; думала я и о том, что никогда больше не смогу общаться с отцом после всего этого, и что еще никогда в жизни не была так напугана, и…

— Давай остановимся на минутку, — сказал Тоби, кивая на автозаправку на пересечении федеральной автострады и шоссе 201. — Нам пора заправиться, а мне надо отлить.

Мы съехали с трассы к бензоколонке. Как только я заглушила двигатель, Тоби вынул ключи из замка зажигания и сунул их в карман.

— Так надежнее, — сказал он.

Мне хотелось обрушить на него поток ругательств, но не было сил от усталости и напряжения. Поэтому я просто сказала: «Прекрасно» — и вышла из машины проверить Джеффа. Малыш крепко спал. Я посмотрела на часы. Девять часов восемнадцать минут. Три часа до границы, все идет хорошо. Пока мы укладываемся в график.

Заправщик — пожилой, со спичкой в уголке рта — подошел к нам, залил полный бак бензина, плеснул на лобовое стекло воды и протер его губкой. Тоби вернулся с тремя пачками сигарет.

— Подумал, что могут понадобиться.

— Да, это точно. Ключи. Теперь моя очередь отливать.

— Ты всерьез думаешь, что я могу уехать с твоим сыном на заднем сиденье?

Нет, я так не думала, но мне хотелось продемонстрировать степень моего недоверия к нему. Так что я протянула руку и щелкнула пальцами. Очередная ухмылка на его лице — и он вернул мне ключи.

Я прошла в вонючий туалет и, стараясь не дышать, наспех облегчилась. Потом слегка ополоснула лицо, избегая смотреть в треснутое зеркало над умывальником. Меньше всего мне сейчас хотелось разглядывать себя, если вообще видеть.

Когда я вернулась к машине, Тоби расплачивался с заправщиком. Я запрыгнула на водительское сиденье, и мужчина сказал, обращаясь к Тоби:

— Сажаешь девушку за руль? Смело.

— Мне надо поспать, — успокоил его Тоби.

Он устроился на пассажирском сиденье и хлопнул дверью.

— Тоже мне, женофоб дерьмовый, — услышала я.