Холодная песня прилива Хейнс Элизабет
Из кухни донеслись какие-то звуки, — похоже, там мыли посуду. Включилось радио, звук приглушен, слышна только слабая музыка.
Я поднялась, отыскала запасную одежку, провела рукой по волосам, приглаживая торчащие пряди.
При виде меня Джим вернул чайник на плиту.
— Доброе утро, — сказал он.
— И тебе доброе. — Я подалась к нему, поцеловала в скулу-.
От него пахло теплом и вчерашним лосьоном после бритья. Я взяла кухонное полотенце, висевшее на дверце духовки, вытерла сполоснутые Джимом чашки и составила их в шкаф. Я чувствовала себя такой домашней, такой хозяйственной, через окна в потолке струилось солнце, опускались столбы тепла и света. До чего же хорошо на борту! Даже деревянная палуба прогрелась, приятно ступать босыми ногами.
Джим налил мне кофе, поставил кружку на стол.
— Душ бы принять, — сказал он.
— Сходи в кабинку возле главного здания.
— Возле офиса?
— Да, там есть душевая. Вполне чистая, хорошая. Уж во всяком случае лучше, чем поливаться здесь из шланга.
— Все равно придется ехать домой. Нужно переодеться, во второй половине дня мне снова на работу.
— А! Ладно.
Он смотрел прямо на меня, разгадать выражение его темных глаз я не могла.
— Что ты? — спросила я, думая, уж не обидела ли его чем.
— Не хочу уезжать.
Я улыбнулась, поцеловала его. Его подбородок стал колючим от двухдневной щетины.
— Я тоже не хочу отпускать тебя.
— А если… — проговорил он, касаясь губами моей шеи и запустив руки мне под топ, — а если я сейчас быстренько сбегаю в душ, а по дороге на работу заскочу домой и тогда уж переоденусь?
Я издала звук, который вполне можно было принять за согласие, во всяком случае, Джим этим удовлетворился. Когда он отпустил меня, я принесла ему чистое полотенце и гель для душа. Он взял их и двинулся по ступенькам в рубку.
— Пойти с тобой? — предложила я.
— Разве что и мыться будешь со мной, — откликнулся он.
На том я его и отпустила.
Сама я вернулась в спальню, застелила постель, расправив сбившееся одеяло и перемятую простыню. Открыла световой люк, чтобы впустить свежий воздух, и как раз начала чистить зубы, как услышала жужжание. Так, с щеткой во рту, я перешла в салон. Здесь жужжание раздавалось громче.
На диване в столовой нише жужжал и моргал экраном мобильный телефон, включенный на вибрирующий режим. Я взяла его и чуть было не ответила, но телефон оказался не моим. Телефон был Джима.
Я уставилась на дисплей: там высветился номер, звонивший был обозначен просто буквой «Д». На столе грудой валялись всякие бумаги, конверты, расписки. Из кружки с отбитой ручкой, стоявшей на полке, я достала карандаш и записала номер на обороте выписки с кредитной карты. Едва успела — и телефон перестал жужжать.
«Один пропущенный вызов».
Я вернула телефон на диван, пожевала в задумчивости зубную щетку. Вернулась в свою необустроенную ванную и прополоскала рот. Поймала собственный взгляд в зеркале над раковиной. Сердце колотилось.
В спальне я отыскала промокшие накануне джинсы, вытащила из них мобильник, оставленный Диланом. Открыла контакты, ГАРЛАНД. Сравнила номер с тем, который только что записала на обороте выписки с кредитной карты.
Я взбежала по трапу в рубку и посмотрела в сторону офисного здания. Никого. Марина пуста, суда купаются в солнечном свете. Дверь в душевую из рубки не была видна, однако на улице Джима я не увидела.
Вернувшись в каюту, я взяла телефон Джима. Он не был запаролен.
«Один пропущенный вызов».
Я продралась сквозь незнакомое меню. История вызовов? Вот они — пропущенные звонки. И среди них последний номер, тот, который я узнала.
Нажав иконку, похожую на телефонную трубку, я услышала гудки: вызов прошел. А затем:
— Да?
Я замерла на месте, прижав к уху телефон. Достаточно ли одного «да», чтобы удостовериться.
— Дилан?
— Кто это?
Это был он, короткого вопроса хватило, чтобы рассеять все сомнения.
— Это я.
На том конце — молчание. Не хватало еще, чтобы он повторил «Кто?», но этого Дилан не сделал. Он узнал мой голос, как я узнала его.
— Где Джим? — спросил он.
— Погоди! Откуда ты знаешь Джима? И почему твой телефон все время выключен? Где ты, черт побери? И что мне делать с этим… с этим свертком, который ты оставил на хранение?
Поверх гула на линии я услышала тяжкий вздох.
— Ты же обещала, что будешь мне доверять, — напомнил он.
— Какое, на хрен, доверять, если ты никогда не берешь трубку? Сюда заявились какие-то люди. Связали меня.
Он немного помолчал, прежде чем ответить. Возможно, уже знал об этом. Он же тусовался с Никсом и прочими, был в курсе всего, что затевал Фиц. И все же решил притвориться дурачком:
— Как это связали? Ты в порядке?
— Сейчас да. Но я боюсь, Дилан! Что мне делать? Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Джим здесь? — повторил он.
— Нет, не здесь!
— Скажи, чтобы позвонил мне, когда вернется, — приказал он.
— Дилан, что происходит?
Но он уже отключился.
Послышался какой-то звук — совсем тихий — у меня за спиной. Джим стоял у подножия трапа, волосы мокрые, в одной руке полотенце, в другой — ботинки. Смотрел на меня как-то странно — с упреком?
— Что за хрень тут происходит? — спросила я.
— Это мой телефон?
Он сделал шаг вперед, взял из моих рук телефон, потыкал в кнопки. Я ждала: сейчас он что-то скажет, может быть, заорет на меня, однако он поднес телефон к уху и заговорил.
— Да, это я, — сказал он человеку на другом конце. — Знаю. Где ты?.. Да, ты бы мог, знаешь ли…
Тут он глянул наконец в мою сторону. Я слышала в трубке голос Дилана, слов разобрать не могла.
— Она в порядке. Нет, конечно же нет. Как мы и договаривались? Когда?.. Хорошо, я что-нибудь придумаю. Ладно, приятель. Пока.
Произнося эти реплики, он не отрывал от меня глаз, и мой праведный гнев — меня каким-то образом подставили, использовали как дурочку! — растворился в смутном ощущении вины. По какому праву я рылась в его телефоне? И это чувство лишь усугублялось оттого, что Джим стоял в моей каюте в незастегнутых джинсах, с мокрыми волосами.
— Дженевьева… — заговорил он.
— Нет, — сказала я. — Все не так. Почему?
Он покачал головой.
— Ты меня использовал! — сказала я.
— Нет.
— Использовал меня, чтобы подобраться к Дилану.
— Каким образом? Не глупи. Кому он только что звонил — тебе или мне?
Эти слова ударили меня больнее, чем пощечина.
— Засранец! Подонок конченый! — Слезы жгли глаза, руки сами собой сжались в кулаки.
— Дженевьева, я не то хотел сказать…
— Почему никто не говорит мне правду? Что происходит?
Я не могла больше смотреть на него. Ушла в каюту и попыталась закрыть за собой дверь, но Джим удержал ее, схватил меня за руку, вынудил повернуться к нему лицом.
— Не уходи! — сказал он.
Лицо его так близко к моему лицу. Я чувствовала его дыхание на щеке.
Я стала вырываться, но он только крепче прижал меня, сдавил руку.
— Отпусти!
Он ослабил хватку. И я осталась стоять дура дурой, таращась на его бесстрастное лицо, по моим разгоряченным щекам катились слезы ярости и горя.
— Ты не говорил мне, что знаком с Диланом, — еле выговорила я, рыдания мешали говорить.
— И ты не говорила, что знакома с ним. — Такой спокойный, такой возмутительно спокойный, так бы и врезала ему!
— Ты знал про нас с Диланом. С самого начала знал!
— Я не знал, как ты относишься к нему.
— Он рассказывал тебе про меня?
Джим кивнул.
— Что он сказал?
— Просил присмотреть за тобой.
— Что? — переспросила я. От злости я с трудом разбирала смысл его слов. — Когда?
— Он позвонил мне, когда узнал, что в реке нашли тело Кэдди. Попросил присмотреть за тобой, потому что знал, то есть предполагал, что у тебя могут быть неприятности. После этого звонка он выключил телефон, и я не мог с ним связаться.
— Почему?
Джим присмотрелся ко мне, словно пытаясь понять, какой частью информации стоит поделиться:
— Он и раньше так делал. Когда начинаются проблемы, он отключает телефон. До исступления способен довести.
— Значит, ты приехал сюда и заодно решил меня трахнуть? Думаешь, это он имел в виду, когда просил присмотреть за мной? Сделать так, чтобы я перестала думать о нем?
— Не о том речь.
— Зачем ты сюда явился? Чего ты хочешь от меня?
Он молча смотрел на меня, провел рукой по волосам, отвернулся, прошелся по каюте. Вроде бы нашел подходящий ответ:
— Я искал Дилана. Он выключил телефон после того, как объяснил мне про Кэдди и тебя, и я подумал, что, может быть, он выйдет на связь с тобой.
— Не понимаю. Он же только что сам тебе позвонил.
— С того дня он звонил только дважды. Оба раза из каких-то публичных заведений, там было шумно, проследить, где он, не получалось. Все остальное время его телефон молчал-.
— То есть он не хочет общаться с тобой, я правильно поняла?
— И с тобой не хочет, — парировал он.
Я закусила губу, злобно полыхнула глазами.
— Дженевьева… — Он коснулся моей обнаженной руки, пальцы проникли в рукав футболки и добрались до плеча.
— Не прикасайся ко мне! — взвизгнула я, отшатнувшись.
— Послушай, — продолжал он, — Дилан очень упертый, сама знаешь. Он все делает по-своему. Как бы я ни старался помочь ему, как бы ни уговаривал играть по правилам, он всегда поступал только так. И тем не менее я ему доверяю, и ты должна ему доверять.
Он снова шагнул ко мне. Я хотела отодвинуться, но не смогла. Что-то изменилось в выражении его глаз. Я рада была бы поверить каждому слову, но как?
— Ты должен был сразу мне рассказать, — сказала я, тщетно пытаясь говорить спокойно. Я хотела, чтобы голос мой звучал холодно, сердито, чтобы Джим понял, как я зла. А вышло нытье, слезы и всхлипы.
— Я не думал, что так получится.
— Как — так?
— Ты знаешь, о чем я. Не прикидывайся.
Я вздернула бровь:
— Все-таки надо было сказать мне, что ты знаком с Диланом.
— Я не обязан докладывать тебе обо всем. И уж никак не о том, что связано с расследованием.
— Да пошел ты! Ты ведешь дело Дилана? И решил, что самый правильный вариант — трахнуть меня?
— Сам знаю, что неправильно!
— Так что же? Хотел дождаться, пока Дилан не проявится, а потом свалить и меня бросить?
— Я так далеко не загадывал.
Я стащила со стула джинсы и кое-как натянула их. Они все еще были сыроваты. Наплевать!
— Куда ты? — спросил он.
— Просто… просто оставь меня в покое!
Около трапа он снова меня нагнал, обхватил за талию, подтащил к себе, крепко прижал, и чем яростнее я вырывалась, тем сильнее удерживал.
— Дженевьева, — он понизил голос до шепота, дуновения, обдававшего мой затылок, — не надо.
Я чувствовала, как смягчаюсь, таю в его руках. Он крепко держал меня. Я повернулась, обхватила его за шею, уткнулась лицом в грудь, вдыхая его тепло.
Он выдернул мою футболку из-за пояса джинсов, его руки скользнули на мои ягодицы. Сама не сознавая, что делаю, я тоже запустила пальцы в его джинсы, теснее привлекая Джима к себе. Рот его был в сантиметре от моего, наше дыхание смешивалось. Стоило мне чуть-чуть податься вперед, и наши губы слились бы. Но я не хотела сдаваться. Он наклонился ко мне, а я отклонилась чуть-чуть. Он приостановился, дыхание его участилось. Я чувствовала, как упирается в меня твердая выпуклость. Мои пальцы сжимали его ягодицы, глубоко впиваясь ногтями. Он переместил одну руку с моей спины на шею, придержал меня, чтобы я не сумела вывернуться. Толкнул меня с силой на пол у трапа. Я нащупала за головой ступеньку, чтобы уцепиться, а он уже стащил с меня джинсы, приспустил свои. Он вошел в меня, я резко вдохнула. Голову я опустила на ступеньку, и в первое мгновение восторг пригвоздил меня к месту, но позиция была неудачная: я все время соскальзывала. Я оттолкнула Джима, а поскольку он не сразу повиновался, толкнула сильнее, спихнула с себя, развернулась, окончательно сбросила джинсы и опустилась на четвереньки двумя ступеньками выше, отставив задницу как раз на удобной высоте. Джим, не останавливаясь, вошел в меня, теперь нежнее, однако нежности хватило ненадолго, и вот уже он двигается быстро, жестко, мощно, всем телом долбит меня о трап. Много времени это не заняло. Он кончил внутри меня, застонал сквозь стиснутые зубы, уткнувшись губами мне в шею.
На мгновение мы оба застыли. Тишина и неподвижность, только его дыхание шевелит мои волосы и кровь стучит в ушах.
Потом он выскользнул из меня. Я неуклюже повернулась на ступеньках, колено, упиравшееся в край ступеньки, болело, а Джим напирал сзади. Он поддернул штаны и протянул мне руку:
— Идем.
Я взяла его за руку, и он отвел меня обратно в постель, снова разделся и лег рядом, прижал меня к себе. Мы долго целовались, не произнося ни слова. А потом его рука проникла меж моих бедер и заставила позабыть все: и гнев, и тысячи вопросов, гудевших у меня в голове, и голос Дилана в мобильном телефоне Джима.
В люке над нашими головами на фоне густой синевы неба плыли облака — белые, потом серые, они сгустились в зловеще-черные тучи, вот-вот хлынет дождь.
Джим прижимал мою руку к груди. Мне показалось, что он уснул. Надо встать, одеться, думала я.
— Ты все еще сердишься, — сказал Джим. Он водил большим пальцем по тыльной стороне моей руки. — Я вижу. Ты очень напряжена.
— Мне кажется, все меня используют, — призналась я.
— Лучше сказать иначе: мы помогаем друг другу.
Я подвинулась, села в постели, обхватив руками колени: хотела посмотреть ему в глаза.
— Почему Дилан позвонил тебе, чтобы рассказать о Кэдди? Я не понимаю. Разве ты и так не знал?
Он сделал глубокий вздох, провел рукой по лбу:
— Я не… в общем… я не участвую в этом расследовании.
— Так кто же ты? Ты не из полиции?
— Я служу в полиции. Но я веду другие дела и работаю в столице, не в Кенте.
Чепуха какая-то.
— Каким же это образом тебе позволили явиться сюда и влезть в чужое расследование? Разве полицейские действуют не по приказу?
Он улыбнулся:
— Я как бы и не влезал. И если уж придираться, то я сейчас и не на службе.
— Дилан имеет какое-то отношение к смерти Кэдди? Поэтому он не отвечал на звонки?
Джим промолчал.
— Он не мог этого сделать, — сказала я. — Он бы не причинил зла Кэдди.
Что-то промелькнуло в глазах Джима — он не успел это спрятать.
— Думаешь, это он ее убил? — спросила я.
— Не думаю, чтобы он ее убил, — ответил Карлинг. — Но не понимаю, отчего он так долго не выходил на связь. Ты можешь это объяснить?
Я отодвинулась от Джима — не была готова отвечать на вопросы.
— Понятия не имею.
— Ты знакома с Диланом по «Баркли», — продолжал он. — Ты можешь судить о том, какой он.
— Дилан не такой, как другие там. Он добрый. Во всяком случае, он был добр ко мне.
Джим усмехнулся:
— Подобного отзыва о нем я еще не слыхал.
— Возможно, ты не так хорошо его знаешь, как тебе кажется.
Видимо, Джим почувствовал напряжение в моем голосе, потому что он наконец сел. Он не стал прикрываться одеялом, сидел на моей постели, не стесняясь собственной наготы.
— Я не хочу спорить с тобой, Дженевьева, — сказал он.
— Тогда оставим эту тему.
— Я всего лишь забочусь о твоей безопасности.
— Ни хрена ты не заботишься. Ты ищешь Дилана. А мне чужие заботы ни к чему, сама справлюсь, благодарю покорно.
Он рассмеялся, а я обиделась.
— Лучше ответь на вопрос. Откуда ты знаешь Дилана? В смысле — он же вряд ли запросто общается с полицейскими.
Джим вдруг резко поднялся и принялся натягивать на себя одежду. Я следила за ним, пытаясь угадать, чем я его задела. Он не спешил отвечать на мой вопрос, и это навело меня на мысль, что он солгал и вовсе не был Дилану другом. Вдруг он все-таки ищет его лишь затем, чтобы арестовать? Может, потому-то Дилан и не отвечает на мои звонки? Джим использует меня как приманку?
— Мы вместе учились, — сказал он наконец. — С тех пор наши пути разошлись, но приятелями мы остались.
— Где? — спросила я, пытаясь его подловить. — Где вы учились?
— Перестань, Дженевьева, — ответил он. — Научись доверять.
— С какой стати доверять тебе? Ты утаиваешь от меня что-то важное.
Он взглянул мне прямо в глаза.
— Ты сама утаиваешь важную информацию, — напомнил он. — И все-таки я тебе доверяю.
Я смотрела на него, вне себя от злости.
— Пойду-ка я лучше, — решил он, натягивая носки.
Я промолчала.
— Знаешь, в чем твоя проблема? — заговорил он, коротко глянув на меня через плечо и вновь сосредоточившись на носках.
Знаю я или нет, он бы все равно мне объяснил, так что и на это я не видела смысла отвечать.
— Ты понятия не имеешь, во что ты впуталась. Ты болтаешься на краю этого… болота и не догадываешься, насколько оно опасно, черт побери! Думаешь, что сумеешь сама о себе позаботиться, а сама ничегошеньки не знаешь. Ничего, ни хрена не знаешь!
Я злобно уставилась на него. Он был прав: я ни хрена не знала. Но ведь это потому, что никто ни хрена не желал объяснить. Минуту спустя Джим — уже в камбузе — натянул ботинки и хлопнул дверью, проходя через рубку.
Глава 34
Проще всего было бы улечься в постель, зарыться в одеяло и плакать — плакать до самого вечера, если б мне это помогло. Но я предпочла сходить в душ, одеться, растопить дровяную печь и поддерживать в ней огонь. Пришлось сосредоточиться, ухитриться трясущимися руками запалить огонь, проследить, сидя перед открытой дверцей, чтобы огонек не погас, поддерживать его, пока он не окрепнет настолько, чтобы можно было уложить вокруг него дрова. Тогда я закрыла дверцу и осталась сидеть, глядя на игру пламени, на то, как дрова постепенно разгораются.
Час спустя, когда на палубе послышался какой-то шум и в дверь рубки постучали, я сидела в той же позе.
Это был Малькольм с видавшей виды коробкой с инструментами под мышкой. Я с большим сомнением покосилась на нее.
— Решил проверить твой генератор, — пояснил он.
— У меня есть инструменты! — возмутилась я.
— Ага. Так что… э-э-э… что с твоим новым дружком? Видел его недавно, не слишком он радостный.
— Все с ним в порядке. Поехал на работу.
Выразительным взглядом Малькольм дал понять, что ни словечку моему не поверил. Затем он поднял крышку люка в рубке, откуда открывался доступ к двигателю, и заглянул в машинный отсек.
— Все аккумуляторы надо зарядить, — распорядился он. — Значит, как я подсоединю их, ты переключишься на генератор… здесь… вот так…
Я смотрела, стараясь запомнить, на какие рычаги и кнопки он указывает.
— Генератор жрет топливо, оно будет расходоваться куда быстрее прежнего. Но незачем гонять его круглые сутки, на ерунду расходовать. У тебя же есть газовые баллоны для плиты?
Я кивнула:
— Есть. И дровяная печь.
— Вот именно. Не стоит полагаться на электричество, — улыбнулся он.
Малькольм возился с генератором, подсоединял провода и трубы, чем-то грохотал. Я перелезла через него и спустилась в каюту.
— Придется на время выключить свет, — крикнул мне сверху Малькольм.
— Хорошо, — крикнула я в ответ.
В салоне разливалось приятное тепло дровяной печи. Я уселась перед ней, обняв колени, уговаривая себя не думать о Дилане и Джиме, но ни о чем другом думать не могла. В последнее время я и так изо дня в день думала о Дилане, но как-то иначе. Я хотела, чтобы он поскорее вернулся ко мне. Чтобы он был здесь, со мной. Так хотела, что ощущала боль и сосущую пустоту внутри.
А Джим — как быть с Джимом?
При одной мысли о нем меня пробрала дрожь. Что-то неотразимое было в нем, какая-то сила, лишавшая меня разума. Я хотела его, и не важно, что он делал, что говорил. И в то же время он доводил меня до исступления.
Завтра я позвоню ему, когда высплюсь и наведу порядок в мыслях.
— Дженевьева! — заорал с палубы Малькольм.