Убийство под аккомпанемент Марш Найо
— Я за ним послал, — сказал лорд Пастерн. — Он с моими гостями. Мой кузен, Нед Мэнкс… Доктор Оллингтон.
— Понимаю.
— Я подумал, хорошо бы Нед был рядом, — мечтательно добавил лорд Пастерн.
Доктор Оллингтон снова повернулся к Морри и пощупал ему пульс, потом вдруг глянул на него проницательно:
— А состояние-то у вас неважнецкое, мой друг.
— Я не виноват. Не смотрите на меня так. Боже, меня нельзя считать в ответе.
— Я ничего такого и не предполагал. Бренди вам помогает? Ага, вот оно.
Бренди принес Хэн.
— Вот аспирин, — сказал он. — Сколько? — Он вытряхнул две таблетки. Выхватив у него пузырек, Морри вытряхнул на стол полдюжины. Вмешался доктор Оллингтон и дал ему три. Морри запил их бренди, отер лицо носовым платком и, широко зевнув, передернулся.
Во внешнем офисе раздались голоса. Бонн и Хэн подступили к Морри. Лорд Пастерн расставил пошире ноги и размял плечи. Поза была Эдварду знакома. Обычно она предвещала неприятности. Доктор Оллингтон нацепил пенсне. Морри слабо заскулил.
В дверь постучали. Она открылась, вошел коренастый седеющий мужчина. Одет он был в темное пальто, невыносимо опрятное, жесткое и немодное, а в руке держал котелок. Глаза у него были смышленые и блестящие, и на людей, которых встречал впервые, он смотрел дольше и пристальнее, чем обычно принято. Его цепкий незаинтересованный взгляд по очереди остановился на каждом из мужчин в комнате и на теле Риверы, от которого все отступили. От группки отделился доктор Оллингтон.
— Тут проблемы? — спросил новопришедший. — Вы доктор Оллингтон, сэр? Мои ребята снаружи. Я инспектор Фокс.
Он подошел к телу. Врач последовал за ним, и они постояли бок о бок, внимательно глядя на него. Хмыкнув, Фокс повернулся к остальным.
— А эти джентльмены?
Цезарь Бонн метнулся к нему и быстро затараторил.
— Только фамилии, пожалуйста, — сказал Фокс и достал блокнот. Он записал имена и фамилии, его взгляд задержался на Морри дольше, чем на остальных названных. Полулежа на стуле, Морри рассматривал Фокса. Его смокинг со стальными пуговицами съехал на сторону. Карман оттопырился.
— Прошу прощения, сэр, — обратился к нему Фокс, — вам нехорошо? — Он буквально навис над Морри.
— Я застрелен насмерть, — заскулил Морри.
— Будет вам, если вы только позволите… — Он сделал опрятный и ловкий, незаметный жест и распрямился с револьвером в большой руке в перчатке.
Морри уставился на револьвер, потом дрожащей рукой указал на лорда Пастерна.
— Это не моя пушка, — залопотал он. — Только не подумайте, что она моя. Она его светлости. Он выстрелил в бедного старину Карлоса, и бедный старина Карлос повалился, а не должен был. Так ведь, мальчики? Так ведь, Цезарь? Боже, неужели никто не вступится за меня и не скажет инспектору? Его светлость дал мне эту пушку.
— Не беспокойтесь, — утешил Фокс. — Мы сейчас об этом поговорим. — Он опустил револьвер себе в карман. Его острый взгляд снова прошелся по группке мужчин. — Благодарю вас, джентльмены, — сказал он, открывая дверь. — Нам придется побеспокоить вас еще немного, доктор, но остальных я попрошу подождать вон там, если вы не против.
Все вышли в главный офис. Там уже ждали четверо мужчин. По кивку Фокса трое из них исчезли во внутренней комнате. При себе у них были черные саквояжи и штатив.
— Это доктор Кертис, доктор Оллингтон, — представил врачей Фокс и неспешно расстегнул пальто, а котелок положил на стол. — Не соблаговолят ли оба джентльмена взглянуть? Когда закончите, мы сделаем фотографии, Томпсон.
Один из мужчин стал устанавливать фотокамеру на штатив. Врачи повели себя как пара комиков в шоу: подтянули штанины, опустились на правое колено и оперлись правым локтем о левое колено.
— Я тут ужинал, — пояснил Оллингтон. — Он был уже мертв, когда меня позвали, что произошло примерно через три-пять минут после того, как вот это, — он тронул указательным пальцем пятно на рубашке Риверы, — случилось. Когда я пришел сюда, его уже положили тут у стены. Я произвел поверхностный осмотр и позвонил в Ярд.
— Никто не пытался извлечь орудие убийства? — спросил Кертис и добавил: — Довольно странное, если уж на то пошло.
— Похоже, один из них — лорд Пастерн, кажется — заявил, что его нельзя трогать. Что-то насчет выплеска крови вслед за извлечением… Остальные почти сразу поняли, что он мертв. Как на ваш взгляд, тут налицо глубокое проникновение в правый желудочек? Кстати, я ничего не трогал. Не могу понять, что это.
— Сейчас посмотрим, — сказал доктор Кертис. — Ваш выход, Фокс.
— Ваш выход, Томпсон, — эхом откликнулся Фокс.
Они отошли. Их тени на мгновение появились на стене, когда моргнула вспышка Томпсона. Насвистывая себе под нос, он двигал камеру, мигал вспышкой и щелкал.
— Готово, мистер Фокс, — сказал он наконец.
— Ваша очередь, Дэбс, — распорядился Фокс. — А вы, Бейли, выжмите что возможно из орудия убийства.
Специалист по снятию отпечатков пальцев, темный худощавый мужчина, присел у тела.
— Я хочу получить заявление, что, собственно, произошло. Сможете нам тут пособить, доктор Оллингтон? Что в точности имело место? Насколько я понял, орудие убийства было пущено в ход во время представления.
Опрятно свернув пальто, он пристроил его на спинку стула. Теперь сел, раздвинув колени, поправил очки, раскрыл на столе блокнот.
— Не сочтите за труд, доктор, — сказал он. — Своими словами, как у нас говорится.
Доктор Оллингтон вставил на место монокль, вид у него стал извиняющийся.
— Боюсь, от меня будет не много толку, — начал он. — Честно говоря, меня больше интересовала моя гостья, чем представление. И кстати, мне бы хотелось извиниться перед ней как можно скорее. Она, наверное, недоумевает, куда я, черт побери, подевался.
— Если хотите написать записку, сэр, мы передадим ее с одним из официантов.
— Что? Ах ладно, — раздражительно отозвался доктор Оллингтон.
Записка была вынесена Томпсоном. Через открытую дверь они мельком увидели удрученную группку в главном офисе. Голос лорда Пастерна, выхваченный на середине фразы, произносил визгливо:
— Совершенно неверный подход. Как всегда, все запутывают… — И был оборван закрывшейся дверью.
— Итак, доктор? — безмятежно сказал Фокс.
— О Боже, они устроили какое-то идиотское шоу с зонтами и сомбреро. Я разговаривал с моей дамой и не обращал особого внимания, только отметил для себя, что представление довольно скверное, а старый Пастерн выставляет себя идиотом. Вот этот тип, — он с отвращением посмотрел на труп, — вышел из дальнего конца ресторана, по пути извлекая жуткий вой из своей концертины, или как это еще называется, потом раздался громкий хлопок. Тип упал, дирижер уронил на него венок, потом его вынесли. Минуты через три послали за мной.
— Я только запишу ваши слова, если вы не против, — сказал Фокс. Подняв брови и дыша ртом, он писал неспешно. — Вот так, — умиротворенно протянул он. — На каком, по вашему мнению, доктор, расстоянии был от покойного его светлость, когда произвел выстрел?
— Довольно близко. Точно не скажу. В пяти — семи футах. Я правда не могу сказать точнее.
— Вы заметили, сэр, как вел себя покойный сразу после того, как раздался хлопок? Я хочу сказать, вам не показалось, что что-то тут не так?
Доктор Оллингтон нетерпеливо смотрел на дверь.
— Показалось! — повторил он. — Мне ничего вообще не показалось. Я поднял глаза, когда револьвер выстрелил. Думаю, мне пришло в голову, что он очень уж ловко упал. Он вообще выглядел жутковато. Весь этот бриолин и блеск зубов…
— Вы бы сказали… — начал Фокс, но доктор Оллингтон его оборвал:
— Я бы вообще ничего не сказал, инспектор. Я высказал вам мое мнение на тот момент, когда я осматривал беднягу. Строить догадки было бы непрофессионально и глупо. Я просто не смотрел, а потому не помню. Вам лучше поискать кого-то, кто наблюдал за ними и помнит.
Подняв голову, Фокс смотрел теперь за плечо доктора Оллингтона на дверь. Его рука неподвижно застыла над блокнотом. Челюсть у него отвисла. Доктор Оллингтон круто повернулся и очутился лицом к лицу с очень высоким темноволосым мужчиной в вечернем костюме.
— Я наблюдал, — произнес этот человек, — и кажется, я помню. Давайте я попытаюсь, инспектор?
IV
— Боже ты мой! — охнул Фокс, вставая. — Ну спасибо вам, доктор Оллингтон. Велю прислать вам завтра отпечатанное заявление. Не будете ли так добры прочитать его и подписать, если там все верно? И еще, вы нам понадобитесь на дознании.
— Хорошо. Спасибо, — сказал доктор Оллингтон, направляясь к двери, которую открыл новопришедший. — Спасибо, — повторил он. — Надеюсь, у вас получился лучше, чем у меня, а?
— Боюсь, это крайне маловероятно, — отозвался тот вежливо и закрыл за ним дверь. — На вашей улице праздник, Фокс, — сказал он, направляясь к телу.
— Добрый вечер, сэр, — приветствовал его дактилоскопист Бейли и с улыбкой уступил ему место у трупа.
— Будет мне позволено спросить, сэр, — не отступил Фокс, — вы-то как тут очутились?
— Разве я не могу сводить в ресторан собственную жену? Никаких больше пирогов и лимонада! Во всяком случае, для тебя, бедняга, — сказал он, наклоняясь над Риверой. — Вижу, вы еще не вынули эту штуку, Фокс.
— Ее фотографировали и снимали отпечатки. Теперь можно извлекать.
Фокс стал на колени, его рука, обернутая носовым платком, сомкнулась на предмете, выступающем из груди Риверы. Он подергал, попробовал повернуть…
— Крепко засела, — пояснил Фокс.
— Позвольте мне взглянуть?
Фокс отстранился. Второй опустился на колени рядом с ним.
— Что же это такое? — сказал он. — Не обычная стрелка для дартса. На верхушке у нее нитка. Ее от чего-то отвинтили. Черная. Взята в серебро. Черное дерево, надо полагать. Либо темная бронза. Что же это, черт побери? Попробуйте еще, Фокс.
Фокс попробовал снова и повернул с рывком. Под влажным чмоканьем рана чуть приоткрылась. Он мерно тянул. С рывком и слабым, но жутким звуком орудие убийства вышло из раны. Положив его на пол, Фокс развернул платок. Бейли прищелкнул языком.
— Вы только посмотрите, — сказал Фокс. — Господи Боже, ну и заковыристая штуковина! Это часть рукояти зонтика, которую превратили то ли в стрелку, то ли в арбалетный болт.
— Черно-белый зонт, — сказал его коллега. Фокс быстро поднял глаза, но промолчал. — Вот тут, видите? Застежка. Она не давала стрелке выйти из раны. Изысканная штучка, почти музейная. В застежке крошечные драгоценные камни. И посмотрите.
Он указал длинным пальцем. С одного конца выступала сталь, дюйма на два, широкая у основания и резко сужающаяся к концу.
— Похоже на шило или стилет. Вероятно, изначально оно было утоплено в короткую ручку. Его загнали с одного конца в рукоять зонта и каким-то образом закрепили. Скорее всего пластилином. Или замазкой. Рукоять зонта с этой стороны, как видите, была полой. Вероятно, на нее накручивалась более длинная часть, за ней ручка или еще что, а затем все прикручивалось к другому концу. — Достав блокнот, он быстро набросал рисунок, который показал Фоксу. — Вот так. Престранный получается зонт. Я бы предположил, что французский. Помню, видел такие в ложе в Лонгшампе[22], когда был мальчиком. Центральная спица, на которую все крепится, была такая тонкая, что приходилось вставлять отдельную секцию, чтобы закрепить застежку. Это как раз такая секция. Но к чему, скажите на милость, использовать кусок зонта как кинжал?
— Сделайте еще пару снимков, Томпсон. — Фокс деревянно поднялся и после долгой паузы сказал: — Где вы сидели, мистер Аллейн?
— Рядом с гостями Пастерна. В нескольких ярдах от сцены.
— Ну и повезло же, — только и сказал мистер Фокс.
— Не будьте так уверены, — возразил старший инспектор Аллейн. Сев к столу, он закурил. — Но без сомнения, положение щекотливое, Братец Лис.[23] Я не должен вмешиваться в ваше расследование, сами понимаете.
Фокс издал короткий саркастический звук.
— Разумеется, теперь главный вы, сэр.
— Но хотя бы я могу сделать заявление. Мне лучше с самого начала предостеречь, что по большей части я наблюдал за экстраординарным стариканом Пастерном. Ну и странная же он личность!
— Полагаю, — флегматично сказал Фокс, — вы сейчас скажете, сэр, что были его фэгом[24] в Итоне.
Аллейн улыбнулся этой попытке его поддеть.
— Тогда я, наверное, провел бы остаток жизни в приюте для умалишенных. Нет, я собирался сказать, что, наблюдая за ним, не обращал внимания на остальных. Например, я заметил, что он действительно целился из какого-то револьвера в этого человека и, когда стрелял, был от него не более чем в семи футах.
— Вот это уже больше похоже на дело. — Фокс снова открыл свой блокнот. — Если вы не против, мистер Аллейн? — сурово добавил он.
— Злорадствуете, да? — усмехнулся Аллейн. — Что ж, «Мальчики» выступили с чертовски глупым номером, крутили зонтики от дождя и от солнца, как стайка престарелых хористок, и я заметил, что один, очень вычурная французская штучка из черных с белым кружев, доставляет массу неприятностей, саксофонисту приходилось запускать в него руку по локоть, чтобы он не закрылся.
— Вот как? — Фокс поднял глаза на Томпсона. — Вам следует разыскать зонт.
Томпсон вышел. Подошел с инжектором Бейли и склонился над орудием убийства.
— Наверное, мне следует подробнее описать последний номер, — сказал Аллейн и исполнил обещанное. Его голос звучал неторопливо и размеренно. Вернулся с черно-белым зонтом Томпсон.
— Это точно он, сэр, — сказал он. — Одной секции палки не хватает. Посмотрите сюда. И никакой застежки, которая не давала бы закрыться.
Он положил зонт возле стрелки.
— Неплохо, — одобрил Фокс. — Теперь сделайте снимки.
Еще трижды сфотографировав орудие убийства, Томпсон завернул его в платок и убрал в саквояж Фокса.
— Упакую в защитную пленку, когда закончим, мистер Фокс, — пообещал он, и по кивку Фокса Томпсон и Бейли удалились со своим снаряжением.
— …когда был произведен выстрел, — говорил Аллейн, — он развернулся лицом к лорду Пастерну, к залу стоял вполоборота и спиной к дирижеру. Он выгнулся назад под гротескным углом, инструмент поднят. Он находился прямо под стрелкой метронома, которая не двигалась. После хлопка он развернулся еще больше и чуток выпрямился. Аккордеон, если так называется его инструмент, издал несколько нот по нисходящей и адски замычал. Колени у покойного подкосились, он упал на них, сел на пятки, а потом повалился, но развернулся и рухнул на спину, инструмент прикрывал его от зрителей. В то же время один из музыкантов сделал вид, что в него попала пуля. Я не мог ясно видеть Риверу, потому что луч прожектора перешел на старого Пастерна, который после секундного замешательства расстрелял остальные патроны. Еще трое из «Мальчиков» оркестра комично зашатались, словно он в них попал. Что-то показалось тут не так. У всех был такой вид, будто они точно не знают, что дальше. Однако лорд Пастерн отдал револьвер Морено, а тот прицелился в него и спустил курок. Последний патрон был отстрелян, поэтому раздался только щелчок. С гадливым лицом Морено переломил револьвер, убрал его в карман и сделал красноречивый жест, мол, «С меня довольно, продолжайте», а тогда лорд Пастерн с жаром набросился на барабаны и поднял адский шум. Выглядел он экстраординарно: глаза остекленели, потел, улыбался кривенько и подергивался над барабанами. В пожилом пэре Англии такое не может не напутать, впрочем, он, разумеется, сумасшедший как мартовский заяц. Мы с Трой пришли в снобистский ужас. Вот тут со сполохами мигающих лампочек включился метроном. Раньше стрелка указывала прямо на Риверу. Официант бросил венок дирижеру, который стал на колени возле Риверы и плюхнул ему на грудь венок. Он пощупал ему сердце, посмотрел на Риверу пристально и, нагнувшись над телом, начал шарить под венком. Затем он повернулся вроде как удивленно к старому Пастерну. Потом сказал что-то типам с носилками. Когда Риверу уносили, венок скрывал его лицо, а аккордеон лежал поперек груди и живота. Морено поговорил с пианистом, потом с лордом Пастерном, и те пошли за ним, когда закончили свой адский грохот. Я почуял неладное, когда увидел, как официант заговаривает с Оллингтоном, а потом уводит одного малого из гостей леди Пастерн. Я долго препирался с самим собой, проиграл спор и пришел сюда. Вот и все. Вы револьвер осмотрели?
— Забрал его у Морено. Он у меня в кармане. — Надев перчатку, Фокс достал револьвер и положил его на стол. — Марка неизвестна, — сказал он.
— Вероятно, использовался для стрельбы по мишеням, — пробормотал Аллейн. Рядом он положил стрелку. — А ведь она подходит, Фокс. Вы заметили?
— Мы не слишком продвинулись.
— Конечно, нет.
— Я не вполне понимаю, какую линию взять вон с ними. — Фокс дернул головой в сторону ресторана.
— Надо записать фамилии и адреса. Это могут сделать официанты. Им и так многое известно про завсегдатаев. Пусть объясняют, мол, это новый полицейский протокол на ночных шоу. Тут нам повезло, братец Фокс, что публика поверит в любую чушь, если ей скажут, что ее сама полиция придумала. Гостей Пастерна лучше задержать.
— Я это устрою, — сказал Фокс.
Он вышел, открыв на мгновение сборище во внешнем офисе.
— …торчать тут целую ночь, — протестовал голос лорда Пастерна, но был внезапно оборван.
Опустившись на колени возле трупа, Аллейн стал его обыскивать. Полы смокинга уже были откинуты, и нагрудный карман вывернут. В пространство между телом и смокингом выскользнули четыре письма и золотой портсигар. Портсигар был полон наполовину и украшен внутри гравировкой: «От Фелиситэ». Он проверил другие карманы. Нефритовый мундштук. Два носовых платка. Бумажник, в нем — три банкноты по одному фунту. Он выложил эти предметы рядком и перешел к аккордеону. Это был большой, со множеством декоративных накладок инструмент. Аллейн вспомнил, как аккордеон засверкал, когда Ривера передвинул его повыше на грудь, а инструмент издал последнюю какофонию перед тем, как упал музыкант. Когда Аллейн его поднял, инструмент издал металлический вой. Поспешно положив его на стол, он снова стал рассматривать тело.
— Все улажено, — сообщил вернувшийся Фокс.
— Хорошо.
Аллейн выпрямился.
— По виду так просто поразительный тип. Создавалось ощущение, что видел бесчисленное множество голливудских фильмов с оркестрантами, которые так и ели оператора глазами среди экзотических декораций. Как по-вашему, можно его накрыть? Администрация найдет где-нибудь чистую скатерть.
— Труповозка уже должна была приехать, мистер Аллейн, — ответил Фокс и осмотрел немногие предметы на полу. — Премного вам обязан, сэр, — сказал он. — Нашли что-нибудь стоящее?
— Письма написаны по-испански. Почтовые марки. Разумеется, у него нужно взять отпечатки.
— Я позвонил в Ярд, мистер Аллейн. Вам привет от окружного судьи. Тот сказал, что будет рад, если вы возглавите расследование.
— Чудовищная и вопиющая ложь, — мягко возразил Аллейн. — Окружной судья в Голдминге.
— Он вернулся, сэр, и так уж вышло, оказался на месте. Чистейшее совпадение.
— Вам дорога в ад, Фокс. Проклятие, в кои-то веки повел в ресторан жену.
— Я взял на себя смелость послать миссис Аллейн записку. Официант принес ответ.
Развернув сложенный листок, Аллейн увидел смешной рисунок, на котором молодая леди сладко спала в большой кровати. Над ней, обведенные в рамочку, Аллейн и Фокс ползали на четвереньках, через огромные лупы рассматривая гнездо, из которого высовывалась подмигивающая голова ребенка.
— Боюсь, она очень легкомысленная женщина, бедняжка, — пробормотал Аллейн и с улыбкой показал рисунок Фоксу. — Хорошо же, — решительно добавил он, — взглянем еще раз на револьвер и пойдем снимать показания.
Глава 6
Наркотик
I
Над дверью, ведущей из фойе «Метронома» в офис, висели часы с хромированными стрелками и цифрами. По мере того как шло время, внимание собравшихся в той комнате все больше притягивалось к циферблату, так что когда в час ночи минутная стрелка перескочила на цифру четыре, это заметили все. Слабый вздох и унылое беспокойство на мгновение всколыхнули каждого.
Оркестранты, пристроившиеся в углу фойе, подавленно сидели на золоченых стульях, принесенных из ресторана. Руки Сида Скелтона свисали между коленями, вяло постукивая друг о друга. Хэппи Харт развалился, вытянув ноги. Свет высветил пятна у него на штанах, где они лоснились от давления ног на нижнюю часть пианино. Четверо саксофонистов сидели, сдвинув головы, но уже некоторое время не разговаривали, и скорее инерция, чем интерес, удерживала их в позах заговорщиков. Худой контрабасист, уперев локти в колени, опустил голову на руки. В самой середине группки «Мальчиков» ерзал, зевал, проводил руками по лицу и лихорадочно кусал ногти Морри Морено. Неподалеку от музыкантов сбились в кучку четверо официантов и светооператор, которых только что закончили допрашивать — совершенно бесплодно.
В противоположном конце фойе в креслах сидели леди Пастерн и ее гости. Из всех оставшихся она одна держалась прямо. Мышцы ее лица чуть обвисли, в проступившие морщины набилась пудра, под глазами залегли сероватые тени, но ее лодыжки и руки были сосредоточенно скрещены, а прическа — в незыблемом порядке. Справа и слева от нее девушки обмякли в креслах. Фелиситэ, курившая одну сигарету за другой, урывками возвращалась к насущным делам и часто доставала из сумочки зеркало, чтобы обиженно посмотреть на свое отражение и раздраженными жестами поправить помаду.
Карлайл, как всегда, поглощенная деталями, отмечала мелкие нервные жесты своих спутников через все сгущающуюся пелену сонливости и лишь вполуха слушала, что они говорили. Нед Мэнкс слушал внимательно, словно старался запомнить все услышанное. Лорд Пастерн не мог усидеть на месте. Он развязно бросался в кресло, а мгновение спустя вскакивал как на пружине и бесцельно бродил по комнате. Он с отвращением смотрел на любого, кто бы ни решился открыть рот. Он гримасничал и прерывал. В сторонке, поодаль от двух групп, стояли Цезарь Бонн и Дэвид Хэн. Эти двое были насторожены и мертвенно-бледны. Подальше от любопытных взглядов, в главном офисе, доктор Кертис, позаботившись о выносе тела Риверы, набрасывал заметки к отчету.
В центре фойе за маленьким столиком расположился инспектор Фокс, развернув блокнот и водрузив на нос очки. Его ботинки стояли рядышком на ковре, костистые колени были сжаты. Подняв брови, он обдумывал свои заметки.
Позади Фокса стоял старший инспектор уголовной полиции Аллейн, и на него — в одних случаях урывками, в других поглощенно — было обращено внимание присутствующих. Он говорил уже около минуты. Карлайл, хотя и старалась вслушиваться в его слова, поймала себя на мысли, какой низкий у него голос и насколько его речь лишена манерности. «Приятный малый», — думала она, и по негромкому подтверждающему хмыканью, которое издал Нед Мэнкс, когда Аллейн сделал паузу, поняла, что он с ней согласен.
— …поэтому вы и сами понимаете, — говорил тем временем Аллейн, — что следует установить множество деталей и что мы должны просить вас остаться до их выяснения. Тут ничего не поделаешь.
— Будь я проклят, но не понимаю… — начал было лорд Пастерн и осекся. — Как вас зовут? — спросил он.
Аллейн назвался.
— Так я и думал, — бросил лорд Пастерн с таким видом, будто на чем-то его подловил. — Суть в том, вы полагаете, что я воткнул стрелку в этого парня или нет? Выкладывайте.
— В настоящий момент в том, что касается вас, вопрос не во втыкании, как вы выразились, сэр.
— Ну, в стрельбе. Не виляйте.
— Полезно быть точным в выражениях, — мягко сказал Аллейн.
Он повернулся к стоявшему на столе саквояжу Фокса. Оттуда он достал открытую коробку с оружием, которым был убит Ривера. Подняв коробку повыше, он наклонил ее к собравшимся.
— Будьте добры взглянуть.
Они посмотрели.
— Кто-нибудь узнает эту вещь? Леди Пастерн?
Она издала нечленораздельный звук, но, совладав с собой, безразлично сказала:
— Выглядит как часть зонта от солнца.
— Черно-белого зонта? — поинтересовался Аллейн, и один саксофонист резко вскинул голову.
— Возможно, — сказала леди Пастерн. — Я не знаю.
— Не будь идиоткой, Си, — вмешался ее муж. — Очевидно, она из той твоей французской штуковины. Мы ее позаимствовали.
— У тебя не было ни малейшего права, Джордж…
Тут вмешался Аллейн:
— Мы обнаружили, что в одном из зонтов, задействованных в номере «Человек с зонтом», не хватает нескольких дюймов рукояти. — Он глянул на второго саксофониста. — Кажется, у вас возникли с ним проблемы?
— Верно, — согласился второй саксофонист. — Я заметил, что он не открывается как следует, замок отсутствовал или вроде того.
— Вот именно, пять дюймов палки, на которых крепится застежка. Теперь посмотрите на эту пружинную застежку. Она украшена драгоценными камнями, изначально, разумеется, она не давала закрыться зонту. Сама ручка, или набалдашник, на собственной секции рукояти крепилась внутри основного ствола зонта. Сможете ее описать? — Он посмотрел на леди Пастерн, которая промолчала.
— Конечно, можешь, Си, — вмешался ее муж. — Чертовски глупая штуковина вроде птицы с изумрудными глазами. Французская.
— Вы уверены, сэр?
— Конечно, я уверен. Проклятие, я разобрал ее в бальном зале.
Подняв голову, Фокс уставился на лорда Пастерна со своего рода недоверчивым удовлетворением. Эдвард Мэнкс выругался себе под нос, женщины застыли в ужасе.
— Понимаю, — сказал Аллейн. — Когда это было?
— После обеда. Со мной был Морри. Правда, Морри?
Морри бешено дернулся, хотел отпрянуть, но все-таки кивнул.
— Где вы оставили детали, сэр?
— На рояле. С тех пор я их не видел.
— Зачем вы разобрали зонт?
— Забавы ради.
— Mon Dieu, mon Dieu[25], — застонала леди Пастерн.
— Я знал, что он раскручивается, и я его раскрутил.
— Благодарю, — сказал Аллейн. — Для сведения тех из вас, кто не рассматривал внимательно зонт, мне лучше описать его чуть подробнее. Оба конца этой трубки снабжены резьбой, одной на внешней поверхности для крепления с верхней частью, другой на внутренней поверхности, чтобы в него вошел главный ствол зонта. Она была удалена, а внешние секции скручены затем воедино. Теперь посмотрите на оружие убийства, которое было изготовлено из удаленной секции. Как вы видите, в нее вставлен стальной инструмент и укреплен пластилином. Кто-нибудь узнает этот инструмент? Я покажу его вам поближе. На нем запеклась кровь, поэтому его непросто разглядеть.
Он заметил, как пальцы Карлайл шевельнулись на подлокотниках кресла. Он увидел, как Морри потер тыльной стороной ладони рот, а лорд Пастерн надул губы.
— Довольно необычный, верно? — сказал он. — Широкий в основании и сужающийся к концу. Очень острый. Похоже на вышивальное шильце. Не знаю. Узнаете его, леди Пастерн?
— Нет.
— Кто-то еще?
Лорд Пастерн открыл рот и снова его закрыл.
— Ладно, — пробормотал, помолчав, Аллейн. Вернув на стол коробку с орудием убийства, он взял револьвер лорда Пастерна и повертел его в руках.
— Если так вы, парни, работаете, — взвился лорд Пастерн, — то я о вас невысокого мнения. Откуда вам знать, может, на орудии убийства уйма отпечатков пальцев? А вы его лапаете.
— Отпечатки уже сняли, — безо всякого выражения отозвался Аллейн, после чего, достав карманную лупу, прищурясь, заглянул в ствол. — Вы, кажется, основательно его повредили.
— А вот и нет, — тут же возразил лорд Пастерн. — Он в отличном состоянии. И всегда был.
— Когда вы в последний раз заглядывали в дуло, сэр?
— Перед тем как приехали сюда. В моем кабинете и еще раз в бальном зале. А в чем дело?
— Джордж, — вмешалась леди Пастерн, — в последний раз предлагаю тебе послать за адвокатом и отказаться отвечать на какие-либо вопросы до его прибытия.
— Да, кузен Джордж, — пробормотал Эдвард. — Честно говоря, я считаю…
— Мой адвокат, — возразил лорд Пастерн, — старая развалина и круглый дурак. Я вполне способен сам о себе позаботиться, Си. Итак, весь сыр-бор из-за моего оружия.
— Ствол, — сказал Аллейн, — несомненно, испачкан. Это из-за холостых патронов. Но под пятнами, оставленными порохом, видны любопытные отметины. Как будто неравномерные царапины. Мы их сфотографировали, но мне бы хотелось узнать, не найдется ли у вас для них объяснения.
— Эй! — крикнул лорд Пастерн. — Дайте посмотреть.
Аллейн протянул ему револьвер и лупу. Отчаянно гримасничая, лорд Пастерн повернул дуло к свету и прищурился. Он издавал гневные звуки и фыркал, надувая щеки. Шепча неразборчивые проклятия, он осмотрел через лупу рукоять, а потом вдруг совершенно неожиданно захихикал. Наконец он бросил револьвер и лупу на стол и с шумом выпустил воздух.
— Надувательство, — только и сказал он и вернулся на свое место.
— Прошу прощения?
— Когда я осматривал пистолет у себя в кабинете, — с нажимом сказал лорд Пастерн, — он был чист как стеклышко. Чист, я повторяю, как стеклышко. Я выстрелил из него одним холостым патроном в моем собственном доме, а после заглянул в дуло. Оно было чуть испачкано, но и все. Вот вам. Съели?!
Карлайл, Фелиситэ, Мэнкс и леди Пастерн беспокойно шевельнулись.
— Дядя Джордж, — сказала Карлайл, — пожалуйста…
Лорд Пастерн глянул на нее свирепо.
— Следовательно, я повторяю, надувательство. Дуло, когда я принес оружие сюда, было без отметин. Кому, как не мне, знать? Оно было без отметин, когда я привез револьвер в ресторан.
Леди Пастерн не мигая смотрела на мужа.
— Ты идиот, Джордж, — сказала она.
— Джордж.
— Кузен Джордж.
— Дядя Джордж…
Шокированные голоса накладывались друг на друга, потом стихли.
Аллейн начал сызнова:
— По всей очевидности, вы отдаете себе отчет в том, насколько это важно. Когда я скажу вам, что орудие убийства — по сути, это стрелка или болт, так? — на полдюйма короче дула револьвера и чуть меньше его в диаметре…
— Ладно, ладно, — перебил лорд Пастерн.
— Думаю, — продолжал Аллейн, — мне следует указать, что…
— Вам незачем ни на что указывать. А вам, — лорд Пастерн повернулся к родственникам, — лучше бы придержать язык. Я знаю, к чему вы клоните. Дуло было без царапин. Господи, кому, как не мне, знать? И более того, когда мы с Морри были в бальном зале, я заметил, что этот кусок трубки подходит к дулу. Я сам ему на это указал.
— Эй-эй-эй! — бросился увещевать Морри. — Мне не нравится, к чему это идет. Послушайте…
— Кто-нибудь еще осматривал револьвер? — проворно вмешался Аллейн.
Лорд Пастерн указал на Скелтона:
— Он осматривал. Его спросите.
Облизнув губы, Скелтон вышел вперед.