От легенды до легенды (сборник) Шторм Вячеслав
На юношей Минотавр первым делом надевал блестящие широкие браслеты, что соединялись за спиной короткой тонкой цепью. Тонкой, но крепкой — Тесей тут же не удержался и проверил, стараясь сделать это незаметно. Минотавр углядел и это. Тесей понял это, уже отплевываясь от песка, которым была посыпана дорожка перед домом. Рука у Минотавра была тяжелая. Вернее, лапа. Хорошо еще, что когти втянул.
Дом изнутри казался огромным. Они шли через лабиринт комнат, и Тесей чувствовал, что выбраться отсюда будет почти что невозможно. Но ведь и попытка сбежать была бы безумием — этого бы Минотавр людям уже не простил. Так что оставалось только удивляться диковинному строению и шагать туда, куда указывало чудище.
Наконец Минотавр приказал остановиться перед массивной деревянной дверью. За ней была большая светлая комната, в которую Минотавр отправил всех, кроме Тесея. Когда дверь закрылась и Тесей остался с Минотавром один на один, страх внезапно испарился.
— И что теперь? Хочешь взять мою жизнь первой?
Тихое рычание.
— Я знал, на что иду, когда плыл сюда во второй раз. Так не тяни же. Забирай свое…
Тесей не договорил — Минотавр стиснул его плечи так, что кости захрустели, и притянул к себе. На какой-то миг он увидел перед собой его глаза — холодные и злые, но вполне человеческие, и даже не успел удивиться, когда чудище припало своим ртом к его губам. Почувствовал лишь, как жизнь уходит, как Минотавр высасывает ее с каждым мгновением. И мир померк.
Ариадна не раз и не два корила себя, что повелась на колкость Паленны и вызвалась поехать к Минотавру. Да мало того что сама поехала, еще и Хиону за собой утянула — она прежде во всех затеях Ариадны участвовала, вот и теперь… Не обязательно же было отправляться к чудищу именно им двоим! Наверняка бы старейшины выбрали кого-нибудь другого! Четыре дюжины лет назад в жертву принесли Филака, брата деда Ариадны. Два раза подряд из одного рода жертв не выбирали…
Но горевать было уже поздно. Выбор сделан, и Минотавр принял дар их народа. Значит, там все будет хорошо. Вызреет на полях щедрый урожай, море больше не будет буянить и одарит людей рыбой, солнце будет светить и согревать. Маленький Алет вырастет и станет таким же сильным, как его отец. А потом наверняка назовет свою старшую дочь Ариадной, в честь сестры, увезенной на дальний остров.
Она представляла себе до мельчайших деталей, что и как будет на родном берегу, но вот собственная участь оставалась для нее загадкой. Странным и непонятным было на этом острове все, с начала и до конца. Как могло чудище показаться Тесею мертвым, а всего через несколько дней стоять на ногах как ни в чем и не бывало? Волшебство, не иначе. И почему гортанную речь Минотавра понимает только она? Чудище же говорит на их родном языке, пусть и невнятно. Кто и как построил здесь этот дом, что потрясает своими размерами? Тоже чудище? И почему оно не убило их всех сразу? Отложило трапезу на потом, решив начать с Тесея? И откуда оно такое возникло? Тело ведь у него человеческое, только шире в плечах, да и выше он немного. А вот голова — словно кто у быка срезал да на здоровое мужское тело насадил, заодно и ладони на звериные лапы заменив — то ли от льва, то ли еще от зверя какого.
За дверью было тихо. Ариадна расслышала, что Тесей сказал что-то Минотавру, но после из коридора не донеслось ни звука. Ни шагов, ни голосов. Словно чудище исчезло вместе с Тесеем, провалилось бесшумно под землю. Ведь не могли же они оба так надолго просто замереть на месте! Или могли? Но почему…
Дверь резко распахнулась, Минотавр швырнул в комнату бесчувственное тело Тесея и тут же вышел.
Тесей был жив. Не было ни ран, ни следов побоев, но что-то изменилось. Ариадна поняла, в чем дело, только когда Тесей открыл глаза. Он стал старше. За несколько минут, проведенных наедине с Минотавром, постарел на дюжину лет, а то и больше.
Выходит, Минотавр и вправду съедает свои жертвы заживо, только не тела, а жизни. Забирает жизненную силу. И раз не убил Тесея сразу, то стремится растянуть удовольствие и…
— Это очень больно?
Вопрос Ифита расколол тишину, как неловкое движение разбивает глиняный кувшин с вином. Остановить бы это движение до его начала, но ведь, пока оно не закончено, и не заметишь вовсе. Тесею ведь сейчас только расcпросов и не хватало. Ему бы отдохнуть немного, прийти в себя. И забыть хоть ненадолго обо всем. Хотя как тут забудешь!
Тесей с трудом сел, медленно покачал головой и ответил почти безразличным тоном:
— Нет. Не больно. Жутко только. Когда чувствуешь, как он жизнь вытягивает. Словно воду из чаши пьет.
Больше никто ни о чем не спрашивал.
Минотавр пришел, когда уже стало смеркаться. За все это время никто из них не произнес ни слова. Проверять, крепко ли держится витиеватая решетка на окне и тяжел ли засов на двери, они не пытались. Нет смысла бежать, если сами сюда приехали. Приехали, зная свою судьбу наперед. А теперь оставалось лишь ждать.
Минотавр бросил на середину комнаты охапку одежды и глухо прорычал:
— Можете забирать. Я все проверил. Оружие вы там не прятали.
Ариадна была абсолютно уверена, что сейчас-то слова чудища звучали четко и ясно, но другие снова не поняли. Пришлось повторить самой.
Она вытащила из горы одежды свою тунику и поспешила надеть ее — так Ариадна чувствовала себя увереннее. Минотавр наблюдал, а когда она закончила застегивать сандалии, кивнул:
— Ты пойдешь со мной. Сейчас.
Оставалось только пояснить остальным, что именно приказал Минотавр. И следовать за ним.
Они вышли во внутренний дворик. Дикий виноград, кутающий стены дома, деревянные скамьи и выложенный гладкими камнями очаг. Почти как дома.
— Испеки лепешки и приготовь что-нибудь на ужин. Попробуешь напасть — пеняй на себя.
Ариадна молча принялась за работу, то и дело кидая опасливые взгляды на Минотавра. А потом поймала на себе такой же напряженный взгляд и замерла. Пришедшая в голову мысль поражала своей нелепицей, но если она верна, то…
— Послушай, — улыбнулась ему Ариадна, — я не собираюсь тебе навредить. Никто из нас не собирается. Тесей совершил ошибку, он не соображал тогда, что творит.
— Не думаю. Он не был похож на потерявшего разум. Он просто решил, что убить меня — правильно.
— Он не понимал, что делает. Он забыл… забыл на время, какой ты могущественный. Что ты можешь наслать на нас дожди и ветер, белые камни с неба и шторм в море.
— Какие белые камни? — переспросил Минотавр удивленно, словно и вправду не понял, о чем она говорит.
— Камни размером с голубиное яйцо. Холодные, почти прозрачные. Как слюда, только превращаются в воду, когда ты останавливаешь их.
Минотавр хмыкнул:
— Град. Только он становится водой сам по себе, я тут ни при чем.
— Ну как же, ни при чем, — улыбнулась Ариадна. — После возвращения Тесея началась жуткая непогода, которая прекратилась лишь тогда, когда старейшины решили, что все четверо юношей вернутся обратно на твой остров, но на этот раз вместе с нами. Непогода прекратилась, и камни тут же растаяли.
Минотавр задумчиво смотрел на Ариадну. Долго смотрел, не отрываясь. Она уже и испугаться успела, только никак не могла сообразить, что же было в ее словах не по душе чудищу. Что перечить стала? Но ведь она говорила о его могуществе, как его боятся все люди. Разве не это ему желанно?
— Ты ошибаешься, женщина. На самом деле все иначе.
Он прошелся туда-сюда по дворику и остановился рядом с Ариадной.
— Я не насылаю непогоду. Никогда не насылал. Но я могу ее остановить. Так было решено много дюжин лет назад. Так и будет. Пока я жив.
Ариадна растерялась. Чудище говорило странные вещи, непохожие на правду. Но зачем ему лгать?
— Тот, кого ты называешь Тесеем, напал на меня, но не убил, хотя и ослабил. Мои раны заживают быстрее, чем у людей. Но и на это требуется время. Я не мог сладить со стихиями, я боролся за свою жизнь, и ни на что другое сил у меня не было. Буря вырвалась на волю, и прошел не один день, пока я наконец смог ее одолеть. Но с решением старейшин это совпало случайно.
Ариадна смотрела на Минотавра во все глаза, а он продолжал:
— Это началось очень давно. Равновесие мира пошатнулось, и стихии перестали помогать всему живому. И было решено, что я останусь здесь, чтобы сдерживать их так долго, сколько выйдет. Но даже я смертен, поэтому было решено, что за защиту от непогоды люди будут делиться со мной жизненной силой. Решено не мною. Теми, кого я бы мог назвать старейшинами моего народа. Передать вам свои умения я не могу, поэтому другого выхода нет.
— Значит, — Ариадна глубоко вздохнула и поежилась, — ты нас всех скоро убьешь, но не потому, что так хочешь, а потому, что иначе нельзя?
Чудище покачало головой:
— Взять жизненную силу — не значит убить. Если брать разумно. Я бы мог забрать всю силу до капли у двоих — этого бы мне хватило на четыре дюжины лет. Но это означало бы для них смерть, а это несправедливо. Поэтому я беру понемногу. От четырех. И все они могут прожить еще долго. Они еще могут насладиться жизнью.
— Почему тогда ты не отпускаешь их обратно?! Они могли бы вернуться к своим родным и жить по-прежнему! — воскликнула Ариадна. Неужели удастся убедить чудище отпустить их всех обратно… Вот радости бы было дома!
— По-прежнему уже не будет, — он невесело рассмеялся. — Я не могу покинуть остров. Не могут его покинуть и те, кто поделился со мной своей жизнью. Они погибнут, если попытаются. Погибнут не от моей руки. Просто так уж устроено в этом мире. Я над этим не властен. Но я властен отпустить тебя и других женщин. Лишние загубленные жизни мне ни к чему. Мужчины останутся на острове. Но я еще не решил, какое наказание ждет того, кого ты называешь Тесеем. И я не обещаю, что сохраню ему жизнь. Это слишком опасно.
— Поверь, никто из нас не попытается причинить тебе вред…
— Кроме того, кого ты называешь Тесеем. Он уже попытался. И может убедить других. Так уже было однажды. Они не поверили мне и сговорились напасть. Одновременно. Вчетвером. Мне пришлось их убить. Всех. И мне не хотелось бы повторения истории.
— Этого и не будет. Понимаешь…
— Довольно! — оборвал ее Минотавр. — Твои лепешки уже готовы. Я возьму свою долю еды, остальное ты отнесешь своим людям. И расскажешь то, что знаешь теперь от меня.
Ариадна так и не смогла уснуть. Думала над словами Минотавра, думала о Тесее — он ведь лучше прочих понимает, что жить ему осталось очень недолго. Тесей попросил вчера, чтобы Ариадна увезла Паленну домой, когда корабль придет снова. Раз уж Минотавр обещал отпустить девушек, то лучше Паленне уехать. Он говорил еще о чем-то с Гиантом и Ниреем, очень тихо — не разобрать ни слова. Но ведь и без слов ясно, о чем могла идти речь.
Не спалось этой ночью и остальным. Стоило давно не смазанной двери едва скрипнуть, как все уже замерли в напряжении. В рассветных сумерках Минотавр казался еще более жутким, чем накануне. Он остановился в дверях, замер на мгновение и медленно кивнул Ифиту:
— Ты.
Ифит встал и нетвердым шагом вышел из комнаты. Минотавр закрыл за ним дверь, и в комнате снова стало так тихо, что можно было услышать шелест травы за окнами. Чувство времени растворялось, исчезало в этой тишине. Прошло несколько долгих мгновений или тягучих часов, и дверь снова распахнулась. Минотавр осторожно положил Ифита на пол и повернулся к Ариадне:
— Пошли. Время приготовить еду.
На этот раз идти следом за Минотавром было уже не так страшно. Ариадна решила разговорить его, попытаться узнать как можно больше. И придумать, чем все это может помочь Тесею. Ведь если Минотавр до сих пор его не убил, то шанс есть. Пусть маленький, но шанс.
— Почему только я могу понимать твою речь? — начала она с вопроса, который казался ей самым неопасным. — Я уверена, ты говоришь со мной на моем языке, но другие этого не чувствуют.
— Ты восприимчивее остальных. Верно, это твой язык. Просто… — Минотавр то ли фыркнул, то ли усмехнулся, — просто я говорил вслух не слишком четко. Последнее время.
— Это какое-то твое волшебство? — спросила она с любопытством. Как бы ни было Ариадне не по себе, тайны манили ее гораздо сильнее, чем пугали.
— Никакого волшебства. Я давно не говорил с людьми. Много дюжин лет. Отвык.
Похоже, Минотавр почувствовал разочарование Ариадны, предвкушавшей что-то волшебное. Он снова то ли фыркнул, то ли усмехнулся:
— Моя сила в другом. В том, чтобы сдержать стихии, договориться с ними. Это гораздо важнее.
— Ты прав, это гораздо важнее. — Ариадна улыбнулась и не удержалась от следующего вопроса: — А почему ты не говорил с людьми много дюжин лет? Ты же обещал, что берешь у людей не всю жизненную силу, что люди после этого живут еще долго!
— Я забираю не всю жизнь… Восемь дюжин лет назад случилось то, о чем я тебе уже рассказывал. Вскоре после того, как я забрал долю силы у привезенных на остров, они напали на меня, и мне пришлось их убить. Это было неприятно. А в последний раз…
Минотавр надолго задумался, и Ариадна затаила дыхание — ведь сейчас речь пойдет о брате ее деда, родиче, о котором она много слышала, но которого не видела ни разу.
— В последний раз было иначе. Все четверо поняли меня с полуслова. И приняли правду как должное. Так легко я находил общий язык прежде только с теми, с кем вместе вырос. Это было прекрасно. Но недолго. Иногда стихии пытаются вырваться из-под контроля особенно яро, тогда у меня еле выходит сдержать их, и тогда мне не до защиты острова — сил хватает только на то, чтобы отвести непогоду от людских поселений. Противостояние продолжалось не один день, мои люди решили помочь мне и покинули единственное безопасное место, — Минотавр тяжело вздохнул. — Я не видел, как рухнуло то крыло дома. Я понял, что случилось, только когда все утихло и я начал искать их. Трое были уже мертвы. Четвертый еще дышал, но исцелить его я не смог.
Ариадна ворошила угли в очаге, только бы чем-то занять руки. Слова Минотавра меняли многое — от смысла давних традиций до ожиданий от будущего. Хотелось, чтобы он продолжал свой рассказ, но одновременно с этим хотелось уйти куда-нибудь одной, чтобы в тишине осмыслить и понять до конца все услышанное.
— Я не смог их защитить, — продолжил Минотавр, — но самое тяжелое было понимать, что они винили себя в том, что никак не могли поддержать меня. Тот, четвертый, перед смертью все извинялся, что уходит к праотцам, вместо того чтобы помогать мне. И я так и не сумел убедить, что тут нет его вины… Его звали Филак. Он был самым старшим из четверых. И самым упрямым.
— Филак был младшим братом моего деда.
— Мне жаль, что я не смог спасти его, — произнес он после долгой паузы.
Ариадна осторожно подошла к Минотавру и погладила его по руке. Он тихо фыркнул, но ничего не сказал. И не отодвинулся.
— Я… я думаю, они не зря доверяли тебе. Я постараюсь все объяснить остальным. И надеюсь, что мы сумеем быть такими же. Мы все.
Минотавр пожал плечами:
— Такими же — нет. Вы другие. Особенно Тесей. И я чувствую, к чему ты ведешь. Простить его я не могу. Я все решил — казню его завтра. И пусть не надеется на быструю и легкую смерть. Говорить тут не о чем.
День прошел как в тумане. Ариадна пересказала остальным слова Минотавра, умолчав только об одном — что чудище пообещало Тесею мучительную смерть.
Поздним вечером Минотавр пришел забрать часть жизненной силы у Гианта и Нирея. Он выводил их из комнаты по одному и вскоре приносил обратно так же бережно, как принес утром Ифита. Словно стараясь подчеркнуть, что ко всем он относится по-доброму. Ко всем, кроме Тесея.
Паленна попыталась было разжалобить Минотавра слезами, вымолить у него прощение для Тесея, но Минотавр рыкнул на нее так, что едва не вздрогнули стены. Больше перечить ему никто не решился.
Минотавр отвел их на задний двор, к помойной яме. Она была прикрыта большим деревянным щитом, но даже он не сдерживал мерзких запахов нечистот и разлагающихся остатков пищи. Ариадну замутило от вони, липкой волной накатил страх.
В паре локтей от края ямы возвышалась каменная стена, отгораживающая двор от смрадного места. Стена была старой, но несколькими светлыми пятнами в ней выделялись скобы из светлого металла — их укрепили явно совсем недавно.
— Я знаю, что убийство в вашем народе карается смертью, — произнес Минотавр негромко, но гораздо четче, чем говорил прежде. На этот раз его поняли все. — Но я не знаю, какое наказание по вашим законам ждет убийцу того, кто заботится о вашем спасении. Такое преступление постыдней всего, не так ли, Тесей?
Тесей медленно кивнул:
— Это верно. Но я был уверен, что ты не защищаешь людей от непогоды, а насылаешь ее. Да и не похож ты на мертвого.
Резкий удар вышиб из Тесея воздух и заставил рухнуть на колени. Прошло несколько долгих мгновений, пока Тесей снова смог вздохнуть. Ариадна поняла, что и сама судорожно вдыхает смрадный воздух, словно этот удар пришелся по ней. Она повернулась к Паленне — та беззвучно плакала.
— Никаких «но» тут быть не может, — отрезал Минотавр. — Ты даже не удосужился ничего проверить. Тебя хватило лишь на подлость.
Минотавр подвел его к стене и привязал к скобам так, что Тесей едва мог пошевелиться. Потом он убрал с ямы деревянный щит. Вонь стала невыносимой, над помойной ямой закружили мухи. Ариадна невольно отступила назад и столкнулась с Паленной. Та словно окаменела, только смотрела во все глаза на Тесея. Ариадна приобняла ее за плечи и заставила сделать пару шагов назад, подальше от ямы.
Минотавр тоже отступил в сторону:
— Солнце скоро начнет припекать, Тесей, и смрад усилится. Ты встретишь смерть как заслужил — среди отбросов. Любуйся на свою могилу. Когда ты сдохнешь, твое тело сгниет в этой яме.
Тесей молчал. Молчали и остальные.
Минотавр отвел их обратно в прежнюю комнату и ушел. Вернулся он уже вечером — за Ариадной.
Лепешки на этот раз подгорели, а мясо вышло пересоленым — у Ариадны все валилось из рук, все мысли были только о том, каково сейчас Тесею и как теперь успокоить Паленну, которая все плакала и плакала, не переставая. Ариадна никак не могла придумать, как бы начать разговор с Минотавром, чтобы не разозлить его пуще прежнего, но уговорить хотя бы не мучить Тесея так долго.
Минотавр заговорил первым:
— В доме много свободных комнат, вы можете занять их. Единственное условие — не пытаться войти в мою часть дома. Передай это остальным. И еще… Ариадна, я обещал, что не буду удерживать тут ни тебя, ни других женщин. Вы можете уплыть на следующем же корабле. Но мне хотелось бы, чтобы именно ты осталась. Это просьба. Мне будет жаль, если ты уедешь.
— Послушай… — Ариадна глубоко вздохнула и наконец решилась на просьбу: — Пожалуйста, прости Тесея. Я сейчас не могу думать о будущем, только о том, что сейчас с ним творится и как долго ты еще будешь его мучать.
Он усмехнулся:
— У тебя такой же характер, как у Филака. Такой же упрямый. Но с ним мы друг друга понимали очень хорошо. Надеюсь, так будет и с тобой.
— Пощади Тесея, пожалуйста! Он совершил ошибку, но он никогда больше не повторит ее, поверь!
— Я уже все решил.
— Ты решил, но решение ведь еще не поздно изменить! Я умоляю тебя, не мучай его, прости ему тот проступок. Все ведь обошлось, ты жив, все хорошо…
Минотавр хмыкнул и покачал головой:
— Я-то выжил, но это не отменяет его преступления. Но, раз уж ты так просишь прекратить его мучения, так и быть. Я прерву его наказание. Вместе с жизнью.
Ариадна только тихо вздохнула. Злые слова Минотавра почему-то успокоили ее, вселили надежду, что все еще обойдется, наладится. Как-нибудь.
Полуденное солнце палило нещадно, смрад от помойной ямы был такой, что темнело в глазах. Ариадне сначала показалось, что Тесей уже мертв — над его телом вовсю роились мухи. Но когда Минотавр окатил его водой, Тесей поднял голову, медленно и с трудом, но поднял.
— Ну что ты теперь скажешь, Тесей? Признаешь ли ты свою вину? Заслужил ли ты своим преступлением такую казнь?
Тесей собрался было что-то сказать, но передумал. Он обвел всех взглядом и повернулся к Паленне, которую с двух сторон держали Гиант и Нирей — как и обещали прежде Тесею, чтобы не сделала Паленна никакой глупости, чтобы не попыталась остановить Минотавра и погубить тем самым себя.
— Признаю. Заслужил.
От смешка Минотавра Паленна дернулась вперед, но Гиант с Ниреем держали крепко. Минотавр обнажил короткий кривой клинок, и Ариадне на какое-то мгновение стало до визга жутко. Минотавр парой стремительных движений перерезал удерживающие Тесея ремни и швырнул его на траву в паре метров от ямы.
— Если мне придется пожалеть об этом решении, пеняйте на себя. — Он задвинул яму деревянным щитом и ушел обратно в дом.
Ариадна без сил опустилась на траву, отстраненно наблюдая, как кинулась к Тесею Паленна, как он попытался подняться с земли, но так и не смог встать на ноги, как Гиант с Ниреем подхватили его и понесли в прохладу каменного дома, как стали утешать расплакавшуюся в голос Паленну невесты Гианта с Ниреем.
— Ты его все-таки убедила! — Хиона крепко обняла Ариадну за плечи. — Я уже даже надеяться перестала, а вон как вышло… И как только тебе удалось! Прям чудо какое-то!
Ифит неуверенно топтался рядом:
— Пойдемте, что ли, в дом. Солнце жарит, да и от помойной ямы такой смрад, что тошно.
Он помог Ариадне встать, и они пошли за остальными.
Когда на остров спустилась вечерняя прохлада, Ариадна вышла во внутренний дворик и занялась приготовлением ужина. Она то и дело ловила себя на мысли, что ждет не дождется прихода Минотавра. После того как он пощадил Тесея, страх прошел, а вот любопытство разгорелось с новой силой.
Минотавр пришел, когда ужин был уже готов, словно не хотел больше ни о чем говорить.
— Спасибо, что не убил Тесея.
— Я решил, что это было бы плохое начало. Для всех нас.
— Спасибо.
Минотавр покачал головой и произнес, словно обвиняя:
— Но ты тогда очень испугалась. За него. Ты ведь ни секунды не сомневалась, что я хочу его прирезать.
— Нет, просто… Я все это время была уверена, что ты его не тронешь. Я знала, что нож ты достал, лишь чтобы перерезать ремни. Не понимаю откуда, но я это знала. А на какой-то миг, когда ты стоял рядом с Тесеем, мне показалось, что ты его убьешь. Не оставишь умирать от жажды под палящим солнцем и не прирежешь ножом, нет. Столкнешь вниз в помойную яму, чтобы Тесей захлебнулся в зловонной жиже.
Минотавр замер.
— Извини, — произнесла Ариадна почти шепотом, — я не знаю, что это вдруг на меня нашло. Я не хотела тебя обидеть. Но в тот миг мне и правда померещилось все это, и я испугалась. Извини.
— Ты права. И я тоже не понимаю, как ты могла почувствовать все это. Но поверь, я рад, что совладал со вспышкой гнева. Она была несправедлива. Тесей уже и так получил свое. Так что… Ты останешься?
— Да.
Минотавр довольно фыркнул. Ариадна попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и невеселой.
— Паленна не бросит Тесея. Невесты Гианта и Нирея тоже решили остаться. Хиона… похоже, Ифит ей здорово запал в душу. А возвращаться совсем одной, когда все остаются, странно как-то. Я боюсь, что дома мне просто не поверят. Так что придется остаться.
— Мне жаль, что ты остаешься против своей воли. Но это ведь не моя вина. И не буду лукавить — я очень рад тому, что ты не уедешь. И, может быть, мне удастся сделать так, чтобы ты и не захотела обратно. Тебе же интересно все то, что ты называешь чудесами? Я могу многое рассказать о стихиях, могу многое показать. Тебе понравится. Обещаю.
Тесей провалился в беспокойный и мутный сон сразу же, как его принесли в дом. Проснулся он лишь на следующее утро — оттого, что пришел Минотавр. Тесей с трудом сел на лежанке.
Паленна. Если Минотавр передумал и пришел сейчас по его душу, лучше бы ей быть отсюда подальше, чтобы с ней ничего не случилось. Предлог отослать ее куда-нибудь никак не придумывался, поэтому Тесей просто попросил ее выйти ненадолго, чтобы он мог поговорить с Минотавром наедине. Так спокойнее.
Когда Паленна закрыла за собой дверь, Минотавр протянул ему небольшую чашу с водой:
— Выпей. Это поможет тебе прийти в себя.
Вода была сладковатой на вкус. Запаха ее Тесей не почувствовал — ему до сих пор мерещился удушающий смрад от помойной ямы.
— Зелье подействует не сразу, только через пару часов. А пока попытайся снова уснуть.
Тесей кивнул и тут же пожалел об этом — голова от этого движения буквально взорвалась от боли.
— Тесей, я хочу, чтобы мы забыли то, что причинили друг другу, и начали сначала. Раз уж тебе придется провести на острове много времени.
— Почему ты не убил меня?
— Я поверил словам Ариадны, что ты напал на меня потому, что хотел защитить других. Я хотел ей поверить. Но окончательно меня убедило то, что ты до последнего хотел защитить от меня свою женщину. Мне это по душе.
Минотавр протянул ему лапу совсем человеческим жестом, Тесей на мгновение заколебался, но ответил на рукопожатие.
Чудище отплатило ему той же монетой — не убило, но подвело к самой черте. Как и он Минотавра — оставив раненого на берегу под полуденным солнцем.
— В таком случае что-то общее у нас есть.
— Верно, Тесей. Но сейчас тебе лучше не бороться со сном — он лечит. Я зайду ближе к вечеру. — Минотавр заколебался и добавил уже в дверях: — И зови меня Таринт.
Прошло два с лишним месяца, со дня на день должен был приплыть на остров корабль с дарами, и Ариадна ждала его с нетерпением — очень хотелось порадовать отца с матерью, что все они живы, что остров Минотавра стал им вторым домом и что все складывалось гораздо лучше, чем они могли надеяться. Таринт сдержал обещание — он многое рассказал и показал ей. Не все тайны оказались такими волшебными, как она ожидала, но истории Минотавра завораживали ее и будили еще большее любопытство. Истории эти смешивались в снах Ариадны с ее прежними фантазиями, и ей порой было даже жаль просыпаться.
Но однажды Ариадне приснилось, что идет она по узкой улочке, мощенной бело-синей мозаикой, как внутренний дворик в доме Минотавра. Каменные дома поражали своей высотой, но во сне это не казалось Ариадне странным. Еще запомнила она из этого сна темно-красные розы в кадке около одного из домов, резные ставни и сандалии, что были на ней, — из светлой, почти белой кожи, украшенные бусинами из розоватых кораллов. Все в этом сне дышало радостью и покоем, но вдруг бело-синяя мозаика разлетелась осколками, земля стала на дыбы, погребая кадку с цветами, дома и все вокруг. Ариадна закричала и стала проваливаться вниз, но почувствовала, как ее кто-то схватил за руку и выдернул из земляной воронки. Она проснулась и почувствовала, что в ее комнате кто-то есть.
— Не бойся. Тебе просто приснился дурной сон. Я услышал и решил разбудить.
Таринт. Значит, все в порядке. Но сон был такой странный, такой реальный, что не давал Ариадне прийти в себя, и она решила пересказать его Минотавру сразу же — в темноте такой рассказ прозвучит не так глупо, как при свете дня.
Минотавр слушал внимательно.
— Это было давно… — произнес он наконец едва слышно. — Бело-синей мозаикой была украшена наша улица. Ортея любила красные розы и посадила их в кадку перед нашим домом всего за пару месяцев до… — Минотавр запнулся, глубоко вздохнул и продолжил все так же тихо: — Я до мелочей помню то утро, помню, как блестели на солнце браслеты на руках Ортеи, как отлетела с ее сандалий большая бусина красного коралла, как мы ее искали по всему дому и как Ортея сокрушалась, что теперь на сандалиях остались лишь бледно-розовые бусины. Я пообещал, что зайду к торговцу безделушками и куплю еще, разноцветных, разных. А когда я был на другом конце селения, земля задрожала — стихии восстали против людей. Наша улица ушла под землю, все погибли. Мы с Ортеей даже дюжину месяцев после свадьбы не прожили вместе.
Минотавр сел на кровать рядом с Ариадной и заговорил чуть громче:
— Я сказал тебе, мол, это наши старейшины решили, что я должен остаться тут для противостояния стихиям. На самом деле было не совсем так. Они решили, что кто-то должен остаться для этого. И я вызвался. Сам. Мне казалось важным сделать хоть что-то вопреки стихиям. Потом я не раз жалел о том решении, но было поздно.
Ариадна успокаивающе погладила его по руке и едва не вздрогнула — ладонь Таринта была человеческой. Ариадна дотронулась кончиками пальцев до его головы — она тоже была обычной, человеческой.
— Ты… Они тебя заколдовали, но злое волшебство уходит по ночам? — прошептала она ошарашенно.
Минотавр усмехнулся:
— Снова ты чудеса ищешь там, где их нет. Нет в этом волшебства, есть только предметы, что помогают мне совладать со стихиями и защитить себя, если до того дойдет. Хотя в чем-то ты и права — я и сам порой думаю, что эти перчатки и шлем не без волшебства созданы. Я до сих пор так и не понял, почему никто из тех, кого мне присылали в жертву, с этими вещами управиться не смог.
Голова у Ариадны шла кругом, а когда луна выглянула из-за облаков и осветила лицо Таринта, мысли Ариадны и вовсе запутались. Таринт выглядел лишь немногим старше Тесея и был красив непривычной, чужой красотой. Его глаза вдруг оказались очень близко, и от этого было легко и сладко. Ариадна поняла, что он целует ее, уже когда Таринт отстранился и произнес:
— Не бойся. Мужчина может забрать часть жизненной силы только у мужчины, а у женщины — лишь другая женщина. Я не причиню тебе вреда и ничего не заберу. Могу только оставить в тебе новую жизнь.
Отвечать словами Ариадна не стала.
Огонь в очаге горел ровно и радостно, по-домашнему, и старому Алету виделись в нем знойные дни, что были спустя четыре дюжины лет после отъезда Ариадны на остров.
Зима в тот год унесла с собой и Тесея, и Ифита, и Гианта с Ниреем. Они ушли к праотцам один за другим, словно сговорились прежде. Было в их жизни и плохое, и хорошее, были и несбывшиеся надежды, и нечаянные радости. Сыновья их и дочери вернулись на берег, кроме двоих, не пожелавших покинуть остров: Илианы, дочери Хионы с Ифитом, и Талы, дочери Паленны с Тесеем. Виною тому были сыновья Ариадны. Во всем пошли они в своего отца, Таринта — и статью, и характером, и умом, и способностью со стихиями справиться. И передал им Таринт в то лето свое обязательство хранить людей от лютой непогоды, отказался у других людей жизненную силу брать. Еще дюжину лет прожил он на острове, уйдя к праотцам тихим осенним вечером вместе с заходящим солнцем. Ариадна последовала за ним несколько месяцев спустя. И, даст Небо, запомнят дети рассказанную Алетом историю, не спутают ее со злыми легендами, не смешают вымысел с правдой. Правдой о Минотавре.
Кайл Иторр
Огни Медного острова
В следующем же году я пошел в поход на город Салативару. Человек из города Салативары вместе с сыновьями своими восстал. И навстречу мне он вышел. Он оставил свою страну и свой город и занял область реки Хуланна. Воины города Неса в тыл ему зашли, и они его укрепления подожгли. И по всей окружности укреплений четырнадцать сотен пеших воинов и колесничих города Куссара расположились, и там было сорок боевых упряжек. И враг тогда отступил и ушел прочь…
[ «Надпись Анитты»]
— …Самая знатная битва — это когда мы Алашию воевали. Владыка двух стран отдал повеление, наместник Яхмос собрал войско и корабли. Поплыли и захватили.
— Парень, у тебя в Ахияве Лакони родичей нет? — спросил щербатый здоровяк, воинский пояс сверкнул серебряной бляхой звеньевого.
— А где это?
— На западе, за Лиловым морем. Так что, нету? А то говоришь как они, два слова и вся история. Красочнее ври давай, байка должна быть смачной.
— Так то байка, а я правду говорю… Смачной? Ладно, попробую.
Гладь Зеленого моря вспарывают грозные тараны львиных кораблей, легкие пятидесятивесельники стараются не вырываться вперед. Более шести десятков парусов, при виде такой силы любой морской пират спешит укрыться где-нибудь в скалах и молить Мару-заступницу и всемогущего Баала — пусть эта сила идет за кем-то другим, не за мной!
Морская дева и небесный владыка порой отвечают на молитвы, но милосердием не отличаются.
Могучее воинство вышло в море именно для того, чтобы пираты Алашии более не беспокоили берега Черной земли и подвластного ей Ханаана. Чтобы покарать дерзких и усмирить несогласных, чтобы взять дань добром с тех, кто хочет мира, и дань кровью — с непокорствующих. Военачальник Тутмос, сын ханаанского наместника Яхмоса, носитель знака рыбоглазого Дагона, избран привести Алашию к покорности; а кто не согласен, сам виноват.
Широким полумесяцем открывается залив, способный принять и укрыть от непогоды хоть десять сотен кораблей. Некрупная галька и песок, мелей почитай что вовсе нету, выше уреза воды — высохшая под летним солнцем трава, оплетенные кустарником медно-рыжие скалы, змеящаяся по склону дорога и белые стены на вершине.
Энгоми, Медный город, главный оплот Алашии. Главный и мятежный, в открытую заявивший о том, что ни владыке двух стран, ни его наместнику Яхмосу подчинения не будет. Непокорный должен быть наказан, его участь станет уроком для остальных, разбить войско Энгоми — и вскоре весь остров падет к ногам победителя Тутмоса.
А вот и они, непокорные, шлемоблещущей гусеницей спускаются по дороге к побережью. Храбрые алашийцы не хотят отбиваться в городе, рассчитывая на крепость стен, — они намерены встретить захватчика Тутмоса прямо на берегу и сбросить его в море. Они пираты, но пираты — воины, не торгаши.
Пока корабли Тутмоса собираются под знак Дагона, готовясь к высадке, воины Медного города выстраиваются на берегу. Храбрость их не показная: знающие премудрости счета уже передали, что алашийцев более девяноста сотен, тогда как под началом Тутмоса — чуть больше шестидесяти. Да, они не вчерашние землегрызы-ополченцы, на Медный город идут могучие щитоносцы и грозные лучники Та-Кемт и опытные дружинные отряды князей Ханаана. Но и алашийские пираты — враг не из легких: правящая островом военная знать-деньены закована в панцири с головы до пят и хорошо знает, с какой стороны у копья острие. Подчиненные Энгоми племена также не стоит сбрасывать со счетов: луви, рудокопы и кузнецы мало искушены в ратной науке, зато крепки телом и упорны духом, а оружие на длинных древках позволяет их плотному строю надежно отражать вражью атаку; малорослые же козопасы-кафторы хотя и не бьются строем и не имеют ни мечей, ни добрых копий, но зато умеют метко посылать в цель стрелу и пращный камень, а также скакать по любым склонам не хуже своих коз…
— Ну вот, другое дело! А то «поплыли и захватили». Так-то хоть ясно, кто с кем и за что.
— За что — оно всегда ясно, — фыркнул кто-то в полутьме, куда языки костра не доставали. — За богатства. За ценный камень, строевой лес, звонкую медь, тучные нивы, крепкие города и пристани, за пошлины с проезжих торговцев и подати с местных земледельцев и мастеровых.
— И за то, чтобы наши еще раз вломили ихним, — добавил звеньевой. — Давай, парень, ври дальше.
— Да тут и врать-то нечего…
Убирают паруса крутобокие суда, выставляют весла и, вспенив тихую воду залива, выстраиваются в две линии. Львиные корабли впереди, пятидесятивесельники сзади. Бьют боевые барабаны, воины на веслах гребут — слаженно, мощно, ускоряясь с каждым разом; корабли набирают ход и с размаху вылетают на берег едва не на полкорпуса; пятидесятивесельники между своими большими львиномордыми братьями и чуть позади, встав ровно нос к корме, многие сталкиваются, но крепкие кедровые борта, рассчитанные на морские сражения, выдерживают. С боевым кличем выпрыгивают на берег щитоносные сотни Кемт, глубоким строем по десятеро в ряд; в промежутки между ними втискиваются ханаанские дружинники с пятидесятивесельников; на высоких носах львиных кораблей остаются меткие лучники. Град стрел падает на шагающее навстречу войско Энгоми — деньены впереди, луви позади, кафторы-застрельщики там и сям. Удар! Копья в щиты, щиты в щиты, пятимся, нас теснят, за спиной бронзовый клин тарана, над головой стрелы. А впереди, на холме, высоко, за спинами врага — белые стены Медного города… и дым над ними! Кто такого не знает? Только тот, кому не доводилось видеть пожар в захваченном и разграбленном городе…
Мы давим, они упираются, они давят, мы стоим, выдержим, удача с нами, пропускаю удар — благослови Котар мастера Авидея, не зря за свой товар две цены просит, удержал панцирь вражье копье! — отжимаю чужой щит и копьем вверх, выше нашейника, всадил и сразу вытащил, чтобы в черепе не застряло… Давим, свистят стрелы, звенят брони, дырка в щите — ничего, еще годится, еще повоюем; еще, вот так, сосед Илго падает, враг рвется в брешь — толкнуть, спотыкается об тело Илго — мертв? еще жив? — и получает булавой по шлему, шлем цел, а в голове на миг-два помутилось, пока в себя не пришел, вот так его, и так, и еще вот так — упал, подтоком копья его, в спину, в шею, куда-нибудь, самолучший деньенский панцирь не спасет, в кровавую грязь перемелем…
Оттеснили мы их на нашем крыле. Лучники толпой с кораблей слезли, секиры наперевес — встретили пяток колесниц, которые справа нам в тыл зайти пытались, так встретили, что только две обратно ушли. Потом уже узнали, что как раз царь ихний, Нерион, там был и уйти не смог, телохранители утащили, да от раны помер.
Сдался Энгоми. И мы им крови пустили, и они нам — но мы выстояли, а они… царь убит, треть знатных деньенов пала, а город-оплот, куда можно было бы отступить и еще долго отбиваться, — дымится, спаленный… Утром пираты запросили мира.
— Добрая байка. Верю, — изрек, помолчав, щербатый. — В настоящем бою бывал, такое не соврешь. Считай, принят, у меня как раз копейщика недостает. Дидикас, пометь там на своих табличках.
— Уже. Крыло Звезды, третья сотня, седьмое звено, копейщик… как бишь там тебя, парень?
— Акиром из Ямхада.
— Ничего, и не с такими именами люди живут, — ухмыльнулся щербатый звеньевой. — А про Ямхад свой лучше не вспоминай, проще будет.
— Звеньевой Урцукертанарис, не всегда ушедшие искать лучшей доли на чужбине поминают родину черным словом, — раздалось из темноты.
Щербатый вскочил, как ужаленный.
— Прощения просим, тарденне.
— У меня-то за что? Парня не обижай, ему под тобой ходить.
— Да я не обиделся, — встал Акиром.
Тарденне во всем краю остался один. Военных вождей и просто опытных в ратном деле людей хватает, и даже удачливые предводители не редкость, а вот таких, кому сам царь вручал жезл «отца войска», — уже почти нету. Но именно таков высокородный Цирнаттавис; вся его высокородность обратилась в пепел вместе с павшей Хатти, зато полученные на службе великому царству ратная наука и умение руководить людьми в сражении сохранились сполна. И теперь тарденне Цирнаттавис со своим отрядом «вольных кинжалов» сам стоил небольшого царства — и сам выбирал, за что служить и на кого вести крыло Солнца, крыло Звезды и крыло Полумесяца.
И то сказать, у князей Ханаана в дружине редко больше пяти сотен воинов бывает, а под тарденне сейчас ходит едва ли не тридцать, иному царю впору…
Высокородный Цирнаттавис шагнул к костру и привычно опустился на корточки. Золотого пояса при нем нет, дорогую броню тарденне также оставил в шатре, а пурпурный плащ в ночном полумраке не слишком отличается от бурого или черного. Так, гуляет по лагерю, слушает, о чем люди болтают, когда и сам слово скажет. Держит себя просто, родом и званием не кичится. Незачем ему.
— А байка и правда добрая, — проговорил тарденне. — И парень почти ничего не выдумал. Я подтверждаю. Сам видел.
Дружный вздох.
— Тарденне, разве тебя тогда нанимал наместник Ханаана, чтобы ты дал его сыну пару ценных советов?